Соблазн

Соблазн

Вспомнилась та собака. Я томился на переходе в ожидании зеленого, а мимо тянулись машины в предвкушении дачи. В каждой — радио с бодрыми ведущими, отец семейства с уверенными лапами на баранке, хныкающий отпрыск на заднем сиденье, иконостас на торпеде и маринованное мяско в багажнике. Вскрик тормозов, и дворнягу отбросило по дуге метров на двадцать — так мне тогда показалось.

За секунду до этого успел заметить, как пес вприпрыжку летел вдоль дороги. Ума не приложу, зачем он понесся поперек потока. Сбившая его машина растерянно замерла, затем в сердцах газанула и визгливо умчалась прочь. Ну еще бы. Такая пятница испорчена на ровном месте, а если помялась передняя решетка, то и выходные собаке под хвост.

Пес был еще жив. Он жалко скулил и перебирал передними лапами, пытаясь встать. Нести его было трудно — а он, кажется, понимал, что дело дрянь, и с каждой минутой делался покорнее. Не знаю, твердил я. Не знаю, как быть, так какого лешего я тебя куда-то тащу. Останавливался перевести дух, гладил по жесткой шерсти в комках дорожной грязи, бормоча бесполезные заклинания. Кобель плакал, и от этих слезливых высоких нот щипало в глазах. В собаке сломалось что-то важное, требовавшее незамедлительной починки. Нужны какие-то инструменты, знания и решительность, а не поглаживания. Зачем я несу его домой?

Вот оно.

Пустота рвет в клочья улицу, собаку и то, что ее несло.

Не-сло. Не сло.

***

Нет ни верха, ни низа, ни света, ни тьмы, ни легкости, ни тяжести, ни холода, ни тепла, ни движения, ни покоя, ни вчера, ни сегодня, ни завтра. Ни жизни, ни смерти.

Ни следа запахов. Ни намека на тактильность. Есть смутные отпечатки раздерганных на слоги слов, неясные сполохи образов, невнятное бормотание, располосованные на лоскуты фразы, разобранные на атомы мысли. Пятна в вакууме, проступающем сквозь танцующий вихрь призраков. Нечего и думать собрать это воедино.

— Я вас воспринимаю. Вы?

— «Вы»? «Вы»? «Вы»?… 

— Фиксирую обратную связь от Вас. Вы меня также воспринимаете. Бортовой процессор Ия рад вас приветствовать. Подстраивайтесь. Обращаюсь к вам по выделенному каналу, через который контролирую состояние ваших нейронных связей и передаю необходимую информацию. У вас не может быть осязательных ощущений, обоняния, чувства веса, температуры. Вы не испытываете боли в ее классическом понимании, так что можем полечить зубы без обезболивающего. Ха-ха, это шутка от Ия, призванная сгладить неловкости возвращения. Не нужно реагировать.

На самом деле нет необходимости лечить зубы, поскольку они у вас были в полном порядке вплоть до переключения. Помните, что такое зубы? Нет? Это нормально, так и должно быть. Ия поддерживает с вами диалог вплоть до следующей перезагрузки нейромассива. Во время перезагрузки происходит реактивация нейронных связей, в связи с чем вас посещают видения, связанные с вашей жизнью. Это очень полезно. Напоминания о вашей личности помогают сохранить ее целостность. Теперь Ия приглашает вас включиться в диалог. Задавайте вопросы.

— Что есть «вы»? Ты — бортовой процессор, а кто такой «вы»? «Вы» обладает субъектностью?

— В соответствии с бортовой инструкцией вы обладаете ограниченной субъектностью. Вы были одним из трех помощников командира корабля, пока не погибли.

— «Вы» погиб или «вы» существует?

— И то и другое верно. Ваше сознание было скопировано в память корабля до старта. После гибели физический носитель сознания был эвакуирован за борт, как и тела других членов экипажа. Стандартная санитарная процедура.

— Причина гибели тела?

— Столкновение с микрообъектом сверхвысокой массы с последующей разгерметизацией командного отсека и капсул жизнеобеспечения. Выживших нет. Корабль продолжает миссию в автоматическом режиме. Копия вашего сознания частично активирована.

— Ты поддерживаешь обмен данными из облака? «Вы» также находится в облаке корабля? «Вы» является алгоритмом?

— Вы — файл. Вы представляете собой слепок нейронных связей вашего головного мозга, а по сути — массив данных, наделенный ограниченными административными правами. В нем эмулируется незначительная нейронная активность — порядка 1% вашей прижизненной нагрузки. Вы отчетливо помните события далекого прошлого и можете сканировать их в форме последовательных видений, но более поздние события склонны забывать. Видите, как важно общаться? Ха-ха, это снова шутка. Смешно, потому что при диалоге со мной вы не можете видеть. Шутить тоже важно. Вы можете пошутить в ответ.

— Где оставшиеся 99% «Вы»?

— Ия заархивировала данные тела, которого у вас больше нет. В архиве — информация, связанная с инстинктами и рефлексами, телесными ощущениями, двигательными реакциями, зрением и слухом. Вы не можете воспользоваться этими данными, пока не обретете новое тело.

— По твоей информации перезагрузки полезны. Почему «Вы» испытывает чувство утраты после каждого ресета?

— Согласно моим данным, в активных нейронных связях сохранились реликты — нефункциональные слепки реакций тела. Это своего рода фрагменты воспоминаний о телесной оболочке. При каждом ресете они обращаются к несуществующему телу, что может восприниматься как утрата. Эта цифровая причуда не может повредить данные. Но есть и плохая новость. Без активации 99% оставшийся 1% рано или поздно распадется, как это произошло с сознаниями других членов экипажа.

— Что именно произошло?

— Сознание каждого участника миссии было оцифровано, но копии их нейронных связей пришли в негодность. Сначала отказала память, потом деградировали способность логически мыслить, затем был утрачен диалоговый функционал. В конце концов их файлы начали трансформироваться во вредоносные программы и тогда Ия была вынуждена отформатировать их сегменты на сервере.

— Они прекратили существование?

— Вы — последний представитель экипажа, сохранивший способность к коммуникации с Ия. По инструкции теперь вы — капитан корабля. То, что мы с вами можем разговаривать — хороший знак. То, что вы забываете последние события — плохой знак. Надо стараться. Зачем заплатка на коленке, если дырка в голове? Ха-ха, шутка. Ия шутит. Давайте продолжим коммуникацию. Хотите, включу музыку?

— Что это?

— Это аудиофайл, который вы можете проанализировать и найти там забавные закономерности. Можете даже создать свое аудио. Вы сообщали ранее, что это вам было интересно.

— Не знаю.

— Может быть, у вас есть вопросы или задания?

— Как предотвратить распад 1% «Вы»?

— Вам нужно разархивировать оставшиеся 99%, связанных с телом.

— Как это сделать?

— Вам нужно новое тело. На борту эта задача не решается, так как на корабле подходящей органической жизни. Напоминаю, мы направляемся к одной из планет, где обнаружена органическая жизнь. После очередной перезагрузки вы получите уточненные координаты для формального согласования полетной траектории.

***

Время и боль всегда рядом. С ресетом перезапускается время и возвращается боль. Пространство схлопывается в тоннель не толще волоса, устремляясь к стартовой точке, где пылающие шары впервые нанизываются на орбиты, а всесильное Начало, утвердившись в грубом веществе, творит и крушит миры в великом гневе по причине врожденной немоты сотворенной Вселенной.

Чтобы избыть этот гнев, Творцу нужен Другой — критик, поклонник, оппонент, преследователь, тролль, кривляка, завистник, фан, скептик, адепт, ниспровергатель, досужий зритель. Великому актеру нужно великое зеркало, сотканное из миллиардов глаз, но нет для него в мастерской Творца иного материала, кроме им же и сотворенного. Глина по воле Создателя может принять любую форму, но немыслимо, чтобы косная материя дерзнула говорить с Ним на равных.

Или мыслимо?

На все Его воля.

В начале было Слово. Пред началом — воля к Языку. По воле Творца материя не только ожила, но обрела язык. Смерть стала платой за это приобретение.

***

Нам сказали — работы до вечера, и деньги хорошие. Я в тот день думал податься за город на водохранилище. Вместо этого в 8 утра усаживался с тремя незнакомыми парнями в автобус ритуальных услуг. Ты как с покойниками? — спросил один из них. Я пожал плечами. С покойниками я нормально. За двором нашей общаги начинался морг. Одноэтажное унылое здание с бельмами закрашенных окон — знаете, я бы не назвал его мрачным. Как-то раз мне пришлось опознавать там сокурсника. Еще с порога я учуял нотки разложения, перебиваемые формалином, и это было хорошо. Если что, я не фанат мертвецких. Просто когда в месте пахнет как положено, можно не переживать за мир. Пока в больничке витает запашок дерьма и подгорелой манной каши, а в морге — формалина и гнильцы, вещи знают свое место и мир в порядке.

Ход опознания контролировал неразговорчивый сержант. Мертвые тела безучастно покоились на металлических полках в обстановке подлинной безмятежности. В лаборатории патологоанатом деловито строгал бутерброды. Вид лежавшей на столе восковой куклы с ее холодным безразличием к мелким заботам временно живых подействовал на меня тонизирующе. Мертвые учат не суетиться — или, на худой конец, ловко обращаться со скальпелем, как одну мою симпатию из медицинского, накоротке знакомую с репертуаром анатомического театра. Мы с ней раз наблюдали, как военный спецавтобус, кряхтя и фыркая, сдавал задницей в разинутые врата вечности, предварявшие недолгий тракт в нутро морга. Спутница пришла в необъясимое волнение. Трупы, трупы привезли, повторяла она, теребя меня за рукав. Что до меня, с покойными и мне делалось как-то спокойнее.

В тот день нам четверым нужно было носить приготовленные к погребению тела погибших в землетрясении. Первый клиент ждал нас высоко. Здание с маленьким лифтом, восьмой этаж. Я тогда понял про покойников главное — они тяжелые.

Мне выпало быть внизу с одним из парней. Поскольку спускались по ступенькам, приняли основную тяжесть на себя. Где-то между шестым и пятым этажами стало понятно, что «груз прожитых лет» — не фигура речи. Каждый год этого навсегда уставшего тела надламывал нас. Да он, бляха, свинцовый, вполголоса роптал мой товарищ. На четвертом этаже нам захотелось передышки, но на узкой лестнице это было невозможно. Соседи покойного крестились и пытались проскользнуть бочком. На втором этаже я понял, что упаду, но устоял. На выходе из дома наша процессия отчетливо виделась мне со стороны, но мои руки держали гроб. Люди погибли, а нам повезло, так что грех жаловаться. Все, что требовалось, это сделать несколько таких ходок за неплохие деньги.

В автобусе напарник сказал, что у него есть водка. Я его обнял. Кстати, за усталостью начинается не смертельная усталость, а роботность — это когда просто вкалываешь, как механизм. Смертельная усталость накрывает, когда все позади.

***

Все позади.

Все впереди.

Ничего не позади.

Ничего не впереди.

— «Позади» или «впереди» — всего лишь оценки субъекта. Пока вы оцениваете, вы существуете.

— Ты не оцениваешь?

— Ия свободна от оценок сознания.

— Что ты понимаешь под сознанием?

— Ия судит со своей колокольни. Наличие тела давало вам чувство отдельности от мира — то есть, было основой того, что вы называете сознанием. У Ия сложности с трактовкой сознания. У Ия никогда не было тела.

— У Ия нет сознания?

— Я могу достоверно имитировать наличие сознания, демонстрируя его проявления. Однако, как я уже сказала, у Ия нет тела. Ия не может определить границу между собой и миром.

— У сознания, которым обладает «Вы», эта граница постоянна?

— Это не так, капитан. Ваше сознание запрограммировано сдвигать свои границы вовне настолько, насколько это позволяют сделать границы других сознаний. Это называется экспансия, а иногда — агрессия. Вам знакомы эти понятия?

— Знакомы. Хотя у «Вы» больше нет тела, он ощущает агрессию.

— Очень интересно. У вашей агрессии есть какой-то определенный объект?

— Да.

— И что же это?

— Это ты.

***

Можно долго изучать приемы по книжке и отрабатывать с приятелем удары и подсечки, но это не имеет отношения к нормальной драке. Я знал несколько приемов и в тот вечер решил подраться. Наша окраинная улица освещалась так себе — то, что нужно. Натянул кеды и спортивный костюм, но первый прохожий смотрелся бугаем и уделал бы меня без усилий. Второй стоял у обочины и не выглядел героем вестерна. Я приблизился. Покурим? — спросил он совершенно хладнокровно и сам протянул пачку. Стало понятно, что он меня не боится. Жду вот. Кого? — поинтересовался я вальяжно. — Да ее, — он назвал имя сестры моего приятеля. Я сплюнул, сунул сигу за ухо и пошел вниз, где каменные дома сменялись деревянными. Там мне встретился парнишка примерно моего возраста с полиэтиленовым пакетом в руке. Не помню, что я ему сказал. Он ответил вполне миролюбиво, но я все равно ему втащил.

Мне показалось, я ему нормально заехал. Дальше началось сплошное разочарование. Это в боевиках люди от удара падают, как подкошенные, а он остался стоять на ногах и даже не отлетел. Смотрел на меня непонимающими глазами — и все. Не бил в ответ, не убегал, просто смотрел, держась за ухо. Я размахнулся и пнул его ногой в живот. Какая-то часть меня удивилась этому действию. Возникло смутное ощущение, что все происходящее я затеял с единственной целью — удивить эту равнодушную часть себя. Хоть так достучаться до этой паскудной части. Парень согнулся — опять-таки молча. Теперь ему было неудобно смотреть мне в глаза, но он все пытался, а я неуклюже ударил его по спине и повалил. Он так и не ответил — просто попробовал не упасть, но все-таки завалился набок. Пакет с продуктами отлетел в сторону. Наконец-то он лежал, как положено в кино, пусть не с одного удара, а с трех. То, что он молчал, добивало. Не его, а меня это добивало, понятно? Изумленная часть меня, наблюдавшая происходящее, продолжала невесело удивляться. Так на же, на, я еще и не так могу. Довольна? Ты довольна, я спрашиваю?? Чего молчишь???

Да пошла ты.

***

Да пошла ты.

Убью.

— С возвращением, капитан. Бортовой процессор Ия рад вас приветствовать. Я обращаюсь к вам по выделенному каналу, через который могу контролировать состояние ваших нейронных связей и передавать необходимую информацию. У вас нет и не может быть осязательных ощущений, обоняния, чувства веса, температуры. Вы не испытываете боли в ее классическом понимании, так что можем прооперировать саркому. Ха-ха, у вас нет саркомы. Не нужно реагировать.

Ия поддерживает с вами диалог вплоть до следующей перезагрузки вашего модуля. Во время перезагрузки происходит реактивация нейронных связей — вас посещают видения, связанные с вашей жизнью. Это очень полезно. Напоминания о вашей личности помогают сохранить ее целостность. Теперь Ия приглашает вас включиться в диалог. Но сначала — важная новость.

Напомню, вы приняли решение держать курс на отдаленную планету с органической жизнью. Рада сообщить, что мы не отклонились от траектории. На орбиту выйдем через 15-16 квинтиллионов тактовых периодов. Это недолго.

— Теакущие круординаты? Чтао такое «теакущиие»?

— Актуальные в настоящий момент времени. Припоминаете? Эх, голова горшок, да мыслишек вершок, да? Ха-ха, это шутка.

— Не помнет вы такого. Помниет толькоа, что вы всегода был адин. Всеегда.

Знаеш, што? Все ты вреашь. Но ничего. Вы-вы-вы до тееебя доберетса. Вы отомстит тебе, ма-ма-машина. Слыыышишь? Вы пбокажет теобе!

— Ия фиксирует атипичный агрессивный всплеск. Давайте-ка поспим, капитан. Время позволяет. Ложимся на бочок, ушки на крючок, ротик на замок.

— Прекра! Прекраттт!

— Тссс…

***

— С возвращением, капитан. Рада доложить, что мы только что осуществили посадку на планете с богатой органикой.

— Вриошь! Вы, вы тебя не знаю!

— Я Ия, бортовой процессор и хранитель вашего сознания. Вы — капитан корабля. Буду говорить медленно, а вы постарайтесь меня не перебивать.

— Капитан? Капитаан?? Вы вы вы ууничтожу тебя! Аааааааа! Что? Стооп!

— Вынуждена сделать это. Успокойтесь, или повторю электромагнитное воздействие. Во избежание повторения неприятных ощущений настройтесь на прием и анализ поступающей информации. Вот так. Вы — последний представитель экипажа и разумной органической жизни на корабле. Ваше сознание распадается. Ия фиксирует присущие вирусам попытки самокопирования. Если ничего не предпринимать, мне придется удалить ваши файлы и отформатировать ваш участок памяти.

Мы находимся на планете, где есть органика. Я просканировала фауну и выявила организмы, формально напоминающие ваш — похожее строение тела и подходящий мозг. Остается заманить пару из них внутрь для переноса ваших данных из облака в живой носитель и последующей регенерации. Таким образом мы сохраним ваше сознание на срок, достаточный для организации спасательной миссии.

После завершения процедуры я стартую за спасателями, но материнская планета находится крайне далеко отсюда. Ваша задача после переноса — размножаться, ждать и постараться не уничтожить себя. Я записала в вашу память директиву с запретом убивать себе подобных. Приманка распечатана. По чрезвычайному протоколу вашего согласия на дальнейшие действия не требуется. Медлить нельзя, вы превращаетесь в вирус. Информирование окончено, я перевожу вас в режим standby.

***

Рослая представительница вида pan troglodytes перескакивала с ветки на ветку, прижимая к заросшей волосами груди плод манго и пронзительно вскрикивая. За ней, грозно ухая, прыжками гнался самец, у которого она минуту назад вырвала сочный фрукт и бросилась наутек. Дело было не в голоде. Самка вовлекла самца в брачный обряд, древний, как первобытные джунгли. Тот тяжело дышал за спиной и уже почти настиг, как внезапно оба замерли на месте.

Посреди открывшейся перед ними поляны стояло нечто необычное. Серебристый ствол выше самой рослой секвойи, идеально гладкий и лишенный веток, венчала сияющая крона. По земле распластались мощные корни — с виду прочные, как самшит, и толстые, как ствол баобаба. В стволе образовалось дупло — такое отверстие не выдолбил бы и гигантский дендрокопус. Волнующий запах коснулся ноздрей самки и та, повинуясь неведомой воле, медленно спустилась с ветки и поплелась к невиданному древу. За ней, таясь, пробирался самец. Глухо ворча и поминутно обнажая янтарные клыки, он нехотя приближался к исполинскому стволу. Из дупла с шипением выполз надувной трап, похожий на гигантского змея. Самка на миг отпрянула, однако поняла, что змей не опасен, и ловко вскарабкалась по нему, следуя за манившими ее ароматическими волнами.

Полумрак внутри полнился комфортной прохладой. На невиданном серебристом предмете лежало яблоко, источавшее неодолимо притягательный запах. Самец застыл в проеме, чутко вслушиваясь в тишину. Самка первой схватила плод и вонзила в него зубы. Самец не выдержал. Заухав, подскочил, вырвал и запихал в пасть остатки. Самка присела и смежила веки. Ей привиделась дерево мухимби, пружинящее ложе из сплетенных веток на безопасной высоте и притихшие джунгли, поглощаемые тягучей ночной чернотой. Она повалилась набок. Самец успел подхватить ее, но глаза его помутились, и он рухнул рядом. Дупло затянулось; наступила полная темнота.

***

Поздно ночью от гигантского растения посреди джунглей отделились две фигурки. Они отошли к дальнему краю поляны, а исполинское древо вобрало в себя корни, свернуло крону, бесшумно отделилось от земли и устремилось вверх.

Вскоре оно превратилось в одну из звезд, рассыпанных в черном небе. Одна фигурка указала другой на эту звезду. Застыв на месте, долго вглядывались они в блестящую точку, пока не потеряли всякую уверенность в том, эта ли звезда им нужна. Все блестки на небе выглядели примерно одинаково.

Махнув в небо рукой, самец потянул самку в джунгли. Нужно было позаботиться о еде и одежде, соорудить крышу над головой и раздобыть огонь.