­­­­Давно это было, очень давно. Не помню, кто фотографировал, но явно не мастер. Фото сделано моим фотоаппаратом – в то время популярной марки «Зоркий». На руках – мой внучок в возрасте приблизительно месяцев девять. Об истории этого снимка я и хочу здесь рассказать.

Утром, когда мы с женой уже выпили кофе и собирались каждый на свою службу, раздался телефонный звонок. Поднял трубку и сразу узнал голос нашей снохи Ольги: «Жене плохо, очень высокая температура, вызываю скорую», – выпалила она истеричным тоном и связь прекратилась. Мы с женой бросились к машине. Эти сорок километров по Каширке и по МКАД неслись с такой скоростью, что когда вошли в квартиру Ольги, врача ещё не было.

Женечка лежал с закрытыми глазами на кровати родителей. Сразу было видно, что он горит от жара. Ольга сидит рядом с ним и прикладывает к его лбу и груди влажные полотенца. Посмотрев на нас, сказала только: «Температура за сорок один». У кровати в ногах стоит мать Ольги и, прижав к своей груди скрещённые руки, словно плакальщица, твердит: «Уходит внучок мой. Уходит Женечка». Мы с женой в столбняке. Ольга поднялась и пошла в ванную, где смочила холодной водой простынку. Раздев Женечку до гола, Оля накрыла его простынкой и опять села возле сына. И тут раздался звонок в дверь.

Врач, женщина среднего возраста, обнажив ребёнка, стала прощупывать его, прослушала стетоскопом, посмотрела горло и безапелляционно заявила: «Везу в больницу, собирайте, мать со мной». Потом добавила: «А ты, мать, молодец, считай, что спасла ребёнка!». Мы с женой тоже поехали своим ходом вслед за скорой, но угнаться за ней было просто нереально. Узнав, что Ольга на весь день остаётся с Женей, а с ребёнком, по словам больничного врача, ничего страшного не предвидится, мы с женой направились на свои рабочие места. Каждый вечер Ольга звонила нам и рассказывала о состоянии Жени. Дело шло на поправку.

Где-то через неделю-полторы Ольга звонит нам, но уже утром. Сообщила, что заболела гриппом и не может поехать в больницу. Нашего сына, т.е отца Жени, как мы уже привыкли, дома нет. Его используют на службе как молодого специалиста и потому он почти безвылазно торчит в командировках – проверяет качество строительства дорог в отдалённых районах Красноярского края и Дальнего Востока. Мы с женой направились в больницу.

В нашем отделении больницы, кроме нас, были ещё посетители, что-то бурно обсуждающие. На мой вопрос ответили, что детей ещё не кормили завтраком. Врачебная комиссия забраковала привезённую пищу. А на часах уже одиннадцать! Я попросил вызвать лечащего врача. У неё получил подтверждение в хорошем состоянии Жени и потребовал сейчас же выписать ребёнка из больницы и передать нам на руки. Врач пригласила для разговора заведующую отделением. Та категорически заявила, что не может отдать ребёнка никому, кроме матери и отца. Никакие мои доводы не действовали. Пришлось мне прибегнуть к угрозам, что сейчас пойду к руководству больницы и устрою там порядочный скандал по поводу голодания детей в отделении. Вижу, что зав. отделением заколебалась и попросила подтверждения, что мы действительно являемся дедушкой и бабушкой Жени.

– У меня нет подтверждения этому, кроме фамилии. При себе у меня только водительские права и служебное удостоверение, – сказал я, подавая врачу свою красную корочку. Посмотрела, увидела фото с полковничьими погонами и приказала медсестре принести ребёнка. Через несколько минут сестра возвращается, держа на руках Женю. Он сразу увидел меня и потянулся ручонками. Этот, по существу ещё немтырь, громко произнёс: «Деда!». Сестра поднесла его ко мне вплотную. Внук крепко обхватил мою шею и оторвать его от меня было уже невозможно. Мне показалось, что даже на глазах врача и медсестры навернулись слёзы. Врач повернулась к нам и сказала: «Убедительно. Ладно. Пишите заявление и забирайте».

Женечка прожил у нас несколько дней, до выздоровления Ольги. Тогда и была сделана эта фотография. Я же теперь смотрю на неё и всё ещё надеюсь, что мой тридцати шестилетний внук наконец-то обрадует меня правнуком.