Настя была уже взрослой четырнадцатилетней девушкой, как ей казалось. Мама считала, что маленькая ещё девочка и слышать и знать многое не должна. В семье Насти произошло нехорошее обстоятельство. Родители не выдержали проблем и решили развестись. Когда страсти стали накаляться и ссоры не прекращались даже ночью, то Настю решили пока отправить к бабушке в деревню. Настя про это и слышать не хотела. А ехать в лесную глухомань не собиралась совсем. Она одно лето жила там и впечатление осталось до сих пор нехорошее.
Дом был очень старый, врос в землю, местами покосился. Черные бревна рассыпались трухой. В доме пахло тухлятиной вперемешку с хозяйственным мылом. Печь была когда-то покрыта маленькими черепками старинного кафеля, но сейчас почти весь отвалился. Кафель отодрал прадед Насти из барского дома, что стоит на окраине села. Единственное, что удивило Настю, это два пластиковых окна, остальные три и веранда были такие же старые, как сам дом. Ему наверно было лет сто, не меньше. Телефон не ловил. Это расстроило Настю совсем. Но виду не подала. Сумку и чемодан папа занес в дом. Настя стояла в нерешительности и с первой минуты обдумывала план побега. Хоть это и была деревня в лесу, тишины здесь не ощущалось. Звуков была масса. В основном от домашнего скота, но и птицы тоже не унимались. От этого постороннего шума Настя решила скрыться в доме.
Папа сидел с бабушкой за столом и тихо разговаривал. Настя удивилась, еще недавно отец громко кричал на мать. А сейчас сидит шепчет. Настя села на железную кровать. Та отозвалась скрипом. Настя покачалась, но бабушка строго посмотрела на Настю.
– Тише, твоя прабабушка спит, – сказала бабушка.
Увидев удивлённые глаза Насти, кивнула на печь. На печи лежал толстый матрас. Сшитый, видимо, бабушкой. Из лоскутков. Насте даже показалось, что один лоскуток похож на старую футболку Насти. На матрасе кто-то лежал. Тяжело дышал и изредка охал. Голос был осипший и больше походил на мужской. Настя привстала, но все равно ничего не увидела. В доме было тускло. Хотя на улице было ещё светло. Обстановка была тяжёлая, гнетущая. Настя потом поняла почему.
Утром Настя поняла, что хорошо выспалась. Телефон был пустой пластиковой коробкой. И радости никакой не доставлял. Без телефона Настя рано заснула и выспалась. Запах блинчиков разбудил. Желудок подавал сигналы. Настя села за стол, бабушка быстро поставила перед Настей гору румяных блинов. Сметана и варенье в блюдце уже были на столе. Чай был какой-то особенный, не как в городе из пакетиков. Очень ароматный и вкусный даже без сахара. Настя умяла штук пять, наверное, дома она так плотно не завтракала. Но тут не могла остановиться. И когда встала из-за стола, то увидела свой живот, который раньше так не выпирал.
Бабушка сегодня была добрее, чем вчера. Гладила по голове и говорила ласковые слова. Настя поняла, что это ей нравится больше, чем ругань родителей. Она с удовольствием приняла ласку, сидела на табуретке с дырой в середине и наблюдала, как муравьи дружно шли по краю половика.
Днем Настя вышла на улицу и увидела нескольких женщин, которые судачили, но замолчали, увидев Настю. Настя постояла минут пять и зашла за калитку. Скукота была смертная. У бабушки было несколько книг, все Настя уже читала. Прабабушка спустилась с печки только на третий день. Очень сухая, почти без волос, на руках были видны толстые синие вены. Но голова была светлая, как у молодой.
– Ты чаво, Настюха, к нам жить-поживать приехала? – спросила прабабушка Аня.
– Да так, по деревне соскучилась, – соврала без зазрения совести Настя.
– Ой ли, врать ты горазда, внученька, не ври больше, а то типун на языке вырастит. На всю жизнь картавой станешь, – засмеялась прабабушка Анна.
От этих слов у Насти пересохло в горле. Настя сама не любила врать, но тут зачем её черт дернул.
– Помру я скоро, так ты смотри не плачь, пожила я много, в войну партизанила. Устала я уже, а Бог не прибирает чавой-то. Все мои подружки ещё в том веке ушли, а я все живу. Может что-то не доделала, да не знаю чаво. Мужа уже как сорок годков похоронила. Ох, как-то несправедливо. Священник сказал, срок не пришел. Священника того уж схоронили. А я все живу, – с грустью в голосе сказала баба Аня.
В дом вошла бабушка и с порога все поняла по тоскливым глазам Насти.
– Что на девчонку тоску нагонять, у неё вон у самой проблемы.
Баба Аня замолчала и полезла на печку. На следующий день бабушка растопила баню. Мыться пошли все вместе. Баня была большая, добротная. Веники были душистые. Настя старалась не смотреть на бабу Аню, но взгляд сам собой падал на иссохшееся тело. Кости, обтянутые кожей, ни жиринки, видно было все косточки. Жалость испытывала Настя. Слеза самопроизвольно вытекала из глаз Насти. Ей казалось, что проблемы у родителей это такая ерунда. Они просто с жиру бесятся. Пожили бы здесь недельку и успокоились.
Продолжение следует.
1 часть
Автор публикации
