Из пены или из ребра. Портрет 7. Катя

Не люблю ночь в деревне: как-то слишком тихо, темно – хоть глаз выколи,  да ещё непременно то мыши начнут шуршать под половицами, то собаки соседские вдруг разлаются, и именно когда ты только-только унесся в долину снов. Не спится, в общем.  Но деревенское утро – это благодать…  Хочется поскорее выбраться из-под одеяла и  даже без привычных утренних ритуалов, лишь накинув  плед прямо поверх пижамы,   выйти поскорее во двор, и нырнуть в этот ласковый солнечный свет, в этот воздух, напоённый ароматами мокрой земли, зелени и   цветов,  слушать дежурную перекличку  петухов, которые ещё до рассвета разогнали всю нечистую силу, все ночные тревоги и страхи,  а теперь радостно приветствуют новый день.

Вот и сегодня  я проснулась раньше всех,  юркнула на кухню, наполнила водой  и включила электрический чайник…. Окно выходит на восток, и яркие тёплые лучи струятся сквозь жалюзи, ложатся полосами на оливково-зеленый пол, на оранжевые дверцы кухонных шкафчиков, на большие  разноцветные тарелки, сложенные  горкой  на полотенце около мойки.  Кухня яркая, весёлая,  под стать хозяйке этого большого гостеприимного дома…. А вот и она сама. Чуть поскрипывают ступени деревянной лестницы – это  Катя  спускается из своей комнаты на втором этаже: свежая, умытая (капельки воды блестят на гладко причёсанных  волосах), в модном, алом, как мак, спортивном костюме с капюшоном.   Большой, рыжий, с мускулистой  белой грудью  молодой боксер, громко цокая когтями, скатывается вслед за ней.  Спешит, смешно виляя задом, ко мне, тычется слюнявой чёрной мордой в колени.

– Роки! Не лезь! Привет, Олечка. Встала уже?  Что так раненько? – Катин  голос звучит приветливо, но чуточку устало, словно она тоже не выспалась за ночь.

 

Правда, вот это «тоже» здесь не совсем уместно, ибо вчера я почти весь день провела в гамаке с книжкой, а Катя  чего только не переделала: с утра отвезла старшую дочку в школу, а младшую – в сад,   потом  съездила на рынок за цветочной рассадой, вернувшись, тут же всё посадила,   и каким-то невероятным образом уже и суп кипел на плите в большой кастрюле,  и стиральная машина, загруженная  во второй раз с утра, прилежно крутила в своем брюхе простыни и полотенца….

– Катюш, белье тебе помочь развесить?

– Я тебя умоляю! Зачем? Я сама, быстренько…делов-то! Отдыхай. Иди вон лучше, свежего лука себе нарви… опять повылез, куда его девать…

Потом она встречает двух  рабочих, явившихся ставить новый забор.   Вид у обоих такой, словно они только что вышли из дремучего  леса, где им пришлось бродить не день, и не два… Нет, они не пьяные. Просто это русские деревенские парни, которым предстоит выполнить какую-то работу руками.   Катерине  требуется всего пару минут, чтоб привести их в чувство и вдохновить на труды праведные:  её командный тон и  грозно сдвинутые брови в сочетании с обаятельной улыбкой и шутками-прибаутками  работают на «ура». Да и с вознаграждением она не скупится. И не торгуется – не любит.    Добры-молодцы, поплевав на ладони, берутся за дело. Работа кипит…

А Катя  уже хлопочет за домом: надо спилить  сухие ветки на старой сливе, и она тащит к дереву складную лестницу.

– Катя! Куда ты? Ну разве можно? Упадешь еще! –  вопит  Наташа, выворачиваясь из своего гамака.

– Я тебя умоляю! Чего бы я падала, – отмахивается Катерина от сестры, и карабкается по шаткой лесенке, прижимая новенькую блестящую пилу к своему круглому, тяжелому  животу.

Наташа  торопится её подстраховать, а та только смеется:

– Врач  сказала, нужно больше двигаться: и мне полезно, и малому.

И она двигается, кружится   весь день, почти не приседая,  и всё у нее ладится, и спорится…. Вечером Катерина затевает грандиозный ужин: непременно шашлыки  (мясо уже маринуется в большой миске на кухне, и когда она успела его заготовить, совершенно непонятно), непременно калейдоскоп китайских салатов (момент, когда она звонила в ресторан и заказывала доставку, мы тоже упустили), непременно вино для гостей (сгоняла на машине в ближайший супермаркет, а заодно и на автомойку заехала).   А потом мы допоздна сидим в беседке, ужинаем, болтаем, а Роки ходит вокруг большого круглого стола, громко вздыхая, и норовя положить черную свою слюнявую морду кому-нибудь на колени, скосив при этом  негритянские глаза на блюдо с шашлыком.  Катя  ест с удовольствием, со смаком, ловко снимает сочные куски мяса с шампура сильными пальцами с огненным   маникюром, успевает при этом замечать опустевший бокал или тарелку у гостя, и то и дело напевает свою любимую: «Обстановка по кайфу!…»

 

Ярко-красный Катин  телефон долго и настойчиво вибрирует   на краю стола, прежде чем она замечает входящий и, быстро вытерев пальцы салфеткой,  отвечает на звонок.

–  Приве-е-ет, приве-е-т,   Ренат!    Чё ты там? А   мы тут сидим с девчонками… Шашлыки  пожарили… Приедешь?…    Нет?… А чё так?…  –   продолжая сосредоточенно, чуть приоткрыв маленький круглый рот, слушать голос на том конце провода, она неуклюже выбирается из-за стола и выйдя из беседки, скрывается за углом дома…

–  Расстроится… – говорит Наташа вполголоса.  –  Она так ждала его.  Уже неделю не показывался.  То в наряде стоит, то по делам нужно срочно в  город,  то ещё что-то…  Раньше почти каждый вечер приезжал.  Катюха его тут обстирывала, да кормила, да спать укладывала… А теперь не торопится.

–  Нда… Странно.  Кстати,  он же знает, что ребёнок от него?

– Конечно.

– И  как он воспринял эту новость?

– Да как….  Никак.  У него-то дети есть уже, и не один…. Короче, восторга он не выразил.  Сказал: ну, ладно, раз ты сама так решила, твоё дело…

–  Ох… Могу представить, что Катя  почувствовала…

– Да уж. Но только она никому этого не показала. Может, и поплакала наедине с собой…

– Никогда не видела её плачущей.

– Знаешь, я тоже.  Зато мама наша всплакнула, когда узнала.  И не от счастья, понятное дело. Я помню, как она всегда осуждала соседку нашу, тёть Нюру… Говорила: «Что это такое – трое детей,  и все –  от разных мужей?  Это же немыслимо!  Позорище на всю деревню».   Она ж была всегда уверена, что в нашей семье такого просто  не может быть!  Ну и что? Получила?  У Кати всё вышло именно так.

– Да уж…

Катя возвращается к нам за стол.    Деловито переставляет тарелки, наполняет бокалы.  Себе наливает полный стакан гранатового сока,  жадно пьёт.  Лицо спокойно и бесстрастно. Но всё равно заметно, что мыслями она уже не здесь.    Наташа старается не смотреть на сестру,  сосредоточенно жует мясо, запивая вином из бокала,  что-то рассказывает гостям,    но  по её лицу заметно, что она переживает.     Через полчаса  Катя снова поднимается:

– Ладно, девчонки, пойду уже… Что-то устала, голова болит.  Вы ещё сидите, если хотите. И не забудьте Роки на ночь в дом запустить.

 

***

 

– О, вы вчера посуду помыли! А то меня прямо вырубило, думала, ладно, утром перемою…Спасибо!   Роки!  Попил?  Иди, морду вытру.  Да не об штаны мои, дурашка…. Так, всё,  пошли гулять! Гулять!

Роки радостно виляет обрубком хвоста и всей попой,  цокает когтями за хозяйкой –  из дома.  Я завариваю себе чай и смотрю в окно, как Катя  неспешно, чуть отяжелевшей поступью  идет к калитке, а пёс деловито  обнюхивая все вокруг, удовлетворенно кружит около неё.   Потом выхожу на веранду, всей грудью вдыхаю запахи  деревенского летнего утра.

Возвращается Катя  немного взволнованная. Роки тоже как будто чем-то встревожен, поскуливает тихонько,  в нос.

– Мне кажется, или у меня действительно штаны мокрые? – спрашивает Катя, озабоченно глядя на себя вниз.

Штаны и вправду мокрые.

– Наверное, воды отошли.  Пойду позвоню врачу.  Роки,  домой… Оленька, будь другом, сделай мне кофе, пока я соберусь…молока побольше, и сахара две ложки.  –  В её голосе нет даже тени паники.

Две минуты шумит душ,  ещё две – фен, чистый спортивный костюм  выдернут с полки шкафа,  перед зеркалом, быстро  – тональный крем, тушь для ресниц, помада;   большая сумка со всем необходимым уже давно приготовлена и стоит в углу прихожей.  Пол минутки на то, чтоб выпить кофе.    И вот уже Катин  тёмно-красный джип выруливает из гаража.  Она опускает стекло, её голос звучит как всегда бодро и весело:

– Оленька, откроешь  ворота?

И через несколько мгновений – только затихающий вдали шорох шин по гравийке…

Моя кружка с остывшим чаем – на перилах веранды.  Воробьи громко ссорятся в сирени. Это всё сейчас было наяву, или я ещё сплю?

Наташа, взъерошенная со сна, выходит из дома. Роки виляет задом за ней по пятам. Поскуливая, смотрит в сторону ворот.  Наташин  взгляд обращен туда же.

– А куда это Катя  с утра пораньше поехала?

– Рожать…

После обеда Катя   звонит и сообщает, что родила сына.