Я получила эсэмэс на старый номер, который переписала на сына, что меня вызывают в суд как свидетеля. Сначала подумала, что это ошибка. Еще немного подумав, решила, что это по поводу Ирины Александровны. Решила сходить к ней, уточнить.
Ирина Александровна как обычно очень долго открывала, пришлось звонить в два звонка и только когда я начала стучать в их железную дверь, в квартире послышался ее голос.
– А Иночка, это ты?
Я сразу показала ей номер телефона и сказала, что получила повестку. Владимира Ивановича дома не было.
Я уже прочитала в Интернете, кто фигурант по делу, по которому меня вызывают, назвала ей фамилии.
– Ничего не слышу. Говори громче. Дай одену очки… Ой, ничего не вижу, совсем слепая стала… – на ее глазах была поволока глаукомы. Она стала читать эсэмэс. – Да, это они. Цыгане, – и Ирина Александровна стала читать мое эсэмэс.
Мы сели с Ириной Александровной за их стол. За столько лет в их квартире ничего не поменялось, только порядок навели.
– А мне адвокат не говорил, что у нас четвертого заседание.
– А адвокат платный?
– Вообще, бесплатный… Но я адвокату уже сто тысяч заплатила в начале. И он теперь нам помогает.
Понятно, деньги у них всегда водились.
Я поговорила с ее адвокатом по телефону и договорилась еще созвониться с ним третьего июня перед судом.
Я Ирине Александровне так прямо и сказала:
– Вы долго жили в этой квартире. Чтобы так и оставалось, надо что-то делать. Или кого-то прописывать. Или уход оформлять. Можно не на меня. Чтобы дальше спокойно жить… А Шепели так и говорят всем, сколько вам лет. Типа сколько можно жить!
Я уже на себя уход оформлять не предлагала, мне уже надо было на работу выходить – уже уход был мне не выгоден.
«Уход тоже надо оформлять, пока предлагают!» – по ее виду подумала Ирина Александровна.
- Эти… Шепель! – Ирина Александровна поморщилась. Они и могли ее сдать соцслужбам, как пожилую и бездетную.
- Я тоже стараюсь от них держаться подальше.
Ирина Александровна смотрела на меня очень многозначительно.
Я тоже смотрела на нее многозначительно и передавала, что мне говорили тетя и дядя:
– Тетю Лилю интересовало, где будет жить Владимир Иванович.
– Так у него же своя квартира в Авиагородке. Он сейчас там. А тебе что-нибудь принести.
– Нет, спасибо, – у соседей как всегда был накрыт стол, и я взяла дольку свежего огурца.
Я почему-то думала, что Владимиру Ивановичу жить негде. У него была комната в общежитии, пока они не поженились с Ириной Александровной.
– А мне уже восемьдесят пять, а Владимиру уже за девяносто.
По моим данным Ирине Александровне еще не было восьмидесяти, а Владимиру Ивановичу еще далеко до девяноста. Ирина Александровна часто говорила то одно, то другое.
– У вас в этой квартире третья направляющая, а я еще помню, когда ее Татьяна Сергеевна крутила. Помню, как мастера какой-то прибор из Вашего туалета выносили. Будет плохо, если квартира окажется не в тех руках…
***
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины…
А.С.Пушкин «Евгений Онегин»
В день перед судом позвонил адвокат Ирины Александровны и сказал, что суд отменили. Перенесли на шестое или еще дальше. Перед этим пришла повестка. Я решила сообщить об этом Ирине Александровне, пришла к ней с повесткой. Теперь она открывала мне сразу и уже охотно. Главное, стучать, как говорила она. Может, звонок и не работал.
– Да они постоянно переносят, – Ирина Александровна уже не переспрашивала все по несколько раз. И на ее глазах уже не было поволоки глаукомы. Она как будто прозрела и снова все заслышала.
У них в квартире висели какие-то препараты, и у меня возникали странные мысли, например, задушить Ирину Александровну. Я от них отмахивалась. Часто ходить к ним тоже не стоит.
Ирина Александровна читала мою повестку: «… таким лицам выплачиваются издержки, связанные с явкой к месту производства процессуальных действий». – Вот! – со знанием дела сказала Ирина Александровна. «В случае неявки без уважительных причин суд вправе подвергнуть их мерам, предусмотренным…» – И это… – Ирина Александровна рассматривала мою повестку.
У них как всегда в центре комнаты стоял большой стол, всегда накрытый. В этот раз на одной тарелочке порезанная тонкими кружочками свекла, а на другой тарелочке огурцы, три пожаренные мойвы с отдельно сложенной жареной икрой, дешевые конфеты и белый зефир в вазочке. Хаос в их квартире на удивление рассосался, и прядок был наведен. На этот раз был дома Владимир Иванович, он сначала был в другой комнате и присоединился к разговору.
– Смотри, Инга пришла.
Старик сел за наш стол. Я обратила внимание, какой он лысый. А я все еще хотела разобраться в ситуации. В суд все же иду. Показала повестку. Владимир Иванович ее внимательно прочитал: – Да, это про нас. – И стал со мной разговаривать.
– Иночка, будешь кушать? – заботливо спросила Ирина Александровна.
– Да, нет, я не голодная.
– А что так… Давай я тебе все-таки положу.
– Ну давайте.
Ирина Александровна ушла на кухню, а Владимир Иванович стал рассказывать мне, что у них произошло…
– Значит, пришел к нам адвокат… Это все цыгане, – он говорил, немного шепелявя. – Значит, здесь (в повестке) не значится Ражихин. Это он купил квартиру Ирины Александровны в 2020 году. А через десять дней он ее якобы продает Бигдай. Потом приходил адвокат Фоминой. Что она тоже не владеет квартирой. А квартира принадлежит Бигдай и Кисловой. И мой племянник, двоюродный, в Брянске смотрел в компьютере по базе и сказал, что эта квартира принадлежит Бигдай. А Ражихин сейчас в бегах.
Я уже ничего не понимала в его словах, но подумала, что на самом деле он рассказывал не об этом случае, а о предыдущем. Когда к ним пришел адвокат потерпевшей, у которой Ирина Александровна якобы перекупила квартиру. А в этот раз к ним постучали, стали рассказывать, что купили их квартиру, и они вызвали полицию…
Я обратила внимание, что у них балкон закрыт, в квартире душно. И балкон выходил на 199 дом.
– А вы балкон специально не открываете, чтобы от 199 дома не несло?
– Нет, мы открываем, – махнул рукой Владимир Иванович и открыл дверь балкона.
– А у вас есть еще какая-нибудь недвижимость, кроме квартиры Ирины Александровны?
– Да, у меня еще квартира в районе Авиагородка.
– Я просто думала, что кроме этой квартиры у Вас ничего нет.
Мама всегда говорила, что у Владимира Ивановича ни кола ни двора. Раньше была комната в общежитии при вузе, но когда они с Ириной Александровной поженились и она его прописала в своей квартире, комнату отдали другому преподавателю.
Владимир Иванович долго и внимательно на меня смотрел, а Ирина Александровна принесла маленькую тарелку с небольшим кусочком жареной красной рыбы и пюре, потом черный чай в невысокой чашке с нереальным запахом.
Я всегда думала, как и многие в нашем доме, что Владимир Иванович был «молодой старик». Он был сыном какой-то шишки из Минобороны, который сейчас спал. Он жил где-то в деревне до семи лет, занимался рисованием, за него платили родители, а потом его вырастили таблетками сразу до шестидесяти и женили на Ирине Александровне. Он стал получать пенсию и жить с ней в ее двухкомнатной квартире. У него несколько воспоминаний детства, а потом ему загрузили воспоминания одного из сотрудников вуза. Планировалось, что он будет жить с Ириной Александровной до девяноста минимум, а то и больше, и получится, что он как бы прожил жизнь человека за сорок, что вполне нормально для детей Минобороны. Он ни дня не работал и сразу получал соцпаек. Владимир Иванович мало болел, был, как и все «молодые старики», здоровым и живучим. Выглядел старым, но чувствовал себя прекрасно и жить собирался долго!
– Вообще, это кошмар просто, что старики не могут спокойно дожить в своей квартире! Спокойно и без нервов и судов! Ирина Александровна всю жизнь в вузе проработала! Науке отдала! А завтра меня так будут из квартиры выгонять! Я тоже занимаюсь наукой!
– Да, мы здесь все время жили. Помню, как Нина принесла Иночку маленькую на руках. И я ее качала. А Ира лежала на кровати. А я Иночку качала.
Ирина Александровна смотрела, как ест Владимир Иванович и, наверное, иногда чувствовала себя его матерью.
– А у вас есть наследники? А то они бьются за квартиру, а потом появится законный наследник!
– Да, у меня есть племянник в Москве.
– А как его зовут, я запишу.
– Алексей Носов, – подумав, сказала Ирина Александровна. – С семьей. Двое взрослый детей. Жена в Москве.
У нее уже племянник появился. Ирина Александровна постоянно говорила что-то новое. Мама упоминала, что у нее есть племянник в Питере, или кого-то уже поставили полицейские. Лучше пусть им достанется квартира, чем этим уголовникам.
Дальше я говорила о своей диссертации, которую все никак не могу защитить и о приближающемся кандидатском экзамене.
Ирина Александровна повернула разговор на Шепелей с пятьдесят третьей квартиры.
– Вот Шепели. И про тебя узнавали, одна с ребенком, – типа и я могла быть на моем месте. – Шесть детей. Как они в этой квартире живут?
– Да, я думаю, что они могли сдать куда-то данные бездетных стариков. Неблагополучные они. Могли слить однозначно. А у Кости (сына) уже появилась невеста, которая его очень смущает и не дает учиться. Ну и ладно. Я почему-то всегда думала, что буду молодой бабушкой. Ему десять лет, а уже невеста.
– А у нас в стояке поменяли канализационную трубу. Даша меняла трубы на четвертом этаже за свой счет, а потекло у меня.
-. Я просила все поменять – и холодную, и горячую – чтобы потом кирпичи не бить, но поменяли только канализацию.
– А где была утечка? – спросил Владимир Иванович.
– На третьем этаже. Они ее заделали и поменяли трубы. Залили силиконом. Посмотрим, что дальше будет.
– А Даша что меняла?
– Канализацию и трубу с холодной водой. Все, кроме горячей.
Ирина Александровна у себя на диванчике опять заерзала и что-то зашептала себе под нос про балку. Я ее тут же поняла. Сорок лет прожили бок о бок – я понимала ее без слов.
– У нас в доме две направляющие балки. У меня вторая. Моя точно направляющая Евразии. Я свою еще помню, как крутила. И Татьяна Сергеевна крутила вашу, но сверху, а надо было крутить снизу. – Ирина Александровна при упоминании матери хихикнула. – Но потом крутящие механизмы вынесли в подъезд и забетонировали. Помните, когда Елена приезжала.
Они, конечно, не помнили. Приезжала та Елена, и над Краснодаром сгустились тучи – направляющие из квартиры Ирины Александровны вынесли в общий коридор и залили бетоном, а в моей квартире положили кирпич, для сохранности и стабильной картины. До этого крутили балку много разных, все кому ни лень.
Над городом сгущались тучи, все позаливали направляющие балки бетоном, и стали гарантировать остальному миру стабильность – у нас теперь ничего крутить было нельзя. Узнают где направляющие – дом разобьют!
– Будет очень плохо, если эта квартира окажется не в тех руках… – продолжала я.
Мы обменялись с Ириной Александровной взглядами. Я обратила внимание, что на ней был халат весь в дырках. Вся ее грудь была в огромных «кожаных» родинках, черных и коричневых, как наростах. И это был плохой знак, если что, то будут уже считать родинки.
– Я сейчас собираю насекомых у себя в туалете с ванной и отношу в центр гигиены и эпидемиологии, бабочницы, пауки.
– Знаешь, какие бабочницы редкие! А какого цвета? – спросил Владимир Иванович.
– Вот он бабочницами интересуется, – Ирина Александровна показывала на супруга.
– Черные, иссиня-черные! Надо собирать справки, если болеете легочными заболевания… А пауки вызывают гинекологические проблемы и могут залезать в нос и откладывать там яйца, плохо для младенцев и лежачих больных. А под бабочниц могут опухоли возникать. А я теперь кашляю. Мы с Дашей Галейко кашляем прямо в унисон. Собираем справки, будем судиться с ГУКом. Пусть лазают по подвалам и канализациям и смотрят, что там вообще происходит?
– Даша Галейко… – Ирина Александровна обменялась с Владимиром Ивановичем понимающими взглядами. – Это наша девочка… – имея в виду, что тетя Катя Башкетова не их…
– А ты была у врача?
– Да, я думала, она мне просто справку даст, что у меня бронхит, а она мне анализов повыписывала, врачей обходить.
– А знаешь, как им надо, чтобы ты кровь сдала?
– Дойду до ручки, пойду-сдам. А Саша Галейко уже в больнице лежит. И Дашин муж от онкологии умер. Я кашлять не прекращу, пока они в подвал не залезут и не уберут, что там лежит!
– Я как-то лазил в подвале – там чисто, но очень много пауков. А так чисто.
– Это у меня под окнами канализация, и окошко оттуда в подвал. Оттуда все и летит. А пауки хорошо на металлокаркасе живут. А у нас дом на металлокаркасе.
Владимир Иванович поморщился и покачал головой.
– Ой, не на металлокаркасе, а на штыре. У нас штырь в три этажа вниз во втором подъезде и лифт там… Это если без перекрытий, – начала было объяснять я, но быстро осеклась, оно им не надо.
Глаза Ирины Александровны сразу засветились: – Лифт, – негромко повторила она, и как-то кивнула. – Это Мирный, – пробубнила опять себе под нос Ирина Александровна. Это я и так знала.
– А нас соседка с третьего этажа все время заливает. Потом посмотришь, – сказала она.
Ирина Александровна запыхтела и заскрежетала, намекая, что мне уже пора. Я взяла еще зефир, думала взять напоследок зеленую конфетку, на вид леденец или мармелад, но не стала.
Они сидели напротив друг друга, обменивались понимающими взглядами, улыбались и перемигивались, и никого не пускали в свой избранный мир.
У Ирины Александровны и Владимира Ивановича все было такое уникальное – они ели из маленьких даже надтреснутых тарелок давно позабытые всеми рецепты. У нее всегда лежал нож, и вилки были широкими и округлыми, с короткими зубчиками. На серванте, который я видела только у них с уникальными ручками, стояли старые черно-белые фотографии еще Татьяны Сергеевны, дымковские игрушки, квадратные табуретки с белым пластиковым покрытием давно позабытых времен, они носили старые выкройки и читали забытые книги. У них как будто попадаешь в прошлый век. Они и вели себя как те давно умершие интеллигенты, говорили намеками, знали намного больше, чем говорили, и интересовались всем – были высококультурными и высокообразованными людьми, долго сохраняли ясность ума, хранили важные книги и кому угодно могли дать фору.
– Я крупный прозаик! Не от слова «заика», а от слова «проза».
– Вот! – сказала Ирина Александровна. – Это хорошо. Ты как раз можешь написать об этом деле.
– Я о нем как раз и пишу. Я уже писала о вас рассказ.
– Вот-вот.
Я встала из-за стола.
– Можешь посмотреть, как соседка сверху нас заливает.
– А у вас смежный туалет? У нас разделенный, – сказала я, заходя в туалет, посмотрела на потолок. С листа гипсокартона свисали белые хлопья. Значит, место постоянного залития.
– Да вы потыркайте ее, что ее жалеть! Пусть ремонт оплачивает!
Все знали, что до этой соседки в квартире шестьдесят жила женщина лет пятидесяти, ее сын связался с криминальным миром, сидел в тюрьме, а потом повесился. Потом она куда-то пропала. А вместо нее под ее документами стали жить эта девушка. Сейчас ей было по документам уже девяносто три. Ей занималась тетя Катя Башкетова. Она на удивление не старела и не менялась. По легенде с мужем развелась, и сейчас воспитывала двух сыновей от разных мужчин. Жила в этой квартире уже лет двадцать и была все время в одной поре. Мы до сих пор даже не знаем, как ее зовут. За это время я уже и поправилась и похудела, уже поменяла два размера и трижды поменяла гардероб, а она все также выглядела максимум на двадцать шесть. Говорили, что на ее внуков уже могли бы дать нормальные документы на квартиру. Лично я думала, что ту старушку, хозяйку шестидесятой квартиры, убили или она с отцом, или кто-то близко к ним. А мы ходили и улыбались ей. И здоровались. И все помнили ту тетку. И знали, что квартира могла достаться ее внуку… Такие думают, что эту квартиру, с резко умершим старым хозяином они быстро и легко продадут. Нет, они будут жить здесь лет шестьдесят, и все вокруг их будут ненавидеть. Я почему-то боялась, что такая участь могла ждать и Ирину Александровну. Все мы под Богом ходим.
Ирина Александровна и Владимир Иванович проводили меня до двери, и по виду глаз Ирины Александровны я поняла, что теперь они ждут меня уже после суда, до которого, я надеюсь, я все-таки дойду. Сюда ходить часто тоже не стоит…
Истории нашего двора
Автор публикации
