Чёртов котёл.

Добавлено в закладки: 0

Чёртов котёл.

(Глава из романа «Закат чёрной Луны».)

 

Большую часть посёлка даже с бугра видно не было — всё скрывал мощный частокол из заострённых поверху брёвен, добрых четырёх-пяти саженей высотой. Даже с расстояния в версту он внушал уважение. Серо-жёлтые соломенные крыши домов едва-едва выступали из-за тына.

— Смотри-ка, тут, похоже, есть кого опасаться. — Ратибор сдвинул нашейную кольчугу и сердито пошкреб место укуса — под вечер проклятые комары лезли прямо сквозь кольца.

— Похоже, да. — голос Вадака как всегда звучал равнодушно.

Силы неизвестных врагов деревни, и монументальность оборонительных укреплений если и вызвали в его сердце хоть какие-то эмоции, скрывал он это очень умело.

— Как думаешь, пустят… Переночевать? — Ратибор стал переваливаться и ёрзать в седле, чтобы размять подзатекшую спину.

— Думаю, пустят. — после ещё одной длинной паузы соизволил выдавить Вадак, — Им сейчас любая помощь пригодится. От кого угодно — даже чужака…

Ратибор слегка опешил, хоть и быстро взял себя в руки, и постарался скрыть удивление:

— Вадак! О чём ты? Разве они не от врага-чужака и построили частокол? И разве мы — не возможные враги?

— Хороший ты воин, Ратибор… Но пока — только воин. — Вадак с нескрываемой иронией глянул на спутника, небрежно направляя коня в объезд канавы, пересекавшей дорогу: на более мелкое место протекавшего по её дну ручейка.

На вопросительный взгляд спутника, сдержавшегося только в последний момент, и решившего всё же выждать, и не спрашивать, кудесник пояснил, проехав, правда, не меньше ста шагов:

— Вот мы с тобой видим вдаль, вроде, почти одинаково — ну, аки соколы… Стояли на бугре рядом, смотрели на одно и то же. А что получается? Я — вижу, а ты — нет. А ведь это ты — будущий полководец. Тебе предстоит взрослеть, да ума-разума набираться… Если хочешь всё-таки возглавить своё аника-воинство… Ну-ка, вспомни: чем этот частокол отличался… м-м… необычным?

— Ну… — раздумчиво начал Ратибор, воскрешая в отличной (На что бы там не намекал вредный старик!) зрительной памяти образ деревни-крепости, — Там… Колья немного наклонены наружу, — видя ободряющий кивок кудесника, он продолжил, — Внешняя сторона брёвен явно стёсана — я думаю, чтобы труднее было цепляться за всякие там сучки-неровности тем, кто лезть будет…

А — да! Там почти поверху проходит ещё широкая полоса… жёлтая какая-то… Не меньше косой сажени. И словно чем-то намазана. Наверное, чтобы те, кто долезет до неё — соскальзывали!

— Неплохо, неплохо. — понять, говорит ли старик серьёзно, или опять иронизирует, казалось делом невозможным, и Ратибор заткнулся, сердито кусая губы. Вадак, видя, что спутник замолчал надолго, решил помочь тому с выводами:

— Сейчас мы в ста саженях. Сможешь сказать, что это за полоса?

Из-за поворота возникли массивные ворота с квадратными как бы башнями по сторонам — узкая дорога вывела путников, наконец, на поляну, по всему периметру окружавшую странный посёлок. От тайги частокол, вблизи казавшийся ещё неприступней, отделяло не меньше двадцати саженей тщательно расчищенного от деревьев и кустов пространства. Давешняя полоса в свете последних отблесков зари виднелась плохо. Но напрягши память, Ратибор вспомнил:

— Матерь Божия! Да это ж — хекло!

— Верно. Хекло. И это сразу говорит нам о том, что: во-первых, твари, которые не должны влезть на частокол, неразумны. То есть, не имеют ни лестниц, ни осадных помостов, ни верёвок с крючьями… Зато имеют несколько — не менее двух! — лап с острыми когтями.

Ну а во-вторых. — Вадак приветливо помахал настороженно смотревшим на них часовым обеими пустыми руками, после чего поднял их вверх и вперёд ладонями в знак добрых намерений, — Во-вторых, твари эти, к счастью, не крупнее кролика — иначе могли бы перепрыгнуть такую тонкую полосу. Советую тебе тоже сделать, как я.

Ратибор послушался, и показал пустые руки.

— Мир вам! Будьте здравы и благополучны! — Вадак громко обратился на всеязе к стражникам. Крепкий мужчина, в шлеме и кольчуге совсем как у Ратибора, бывший, похоже, за старшего, ответил:

— И вам — мира, незнакомцы. Почто приехали?

— Нам нужно добраться до Ганича. А к вам приехали просто переночевать. Пустите? Незадаром, конечно… Назовите цену.

— Цену… Ха! Да, я назову нашу цену — если она вас устроит. Вы можете переночевать внутри Ограды, в любом пустом доме! Но — при одном условии… — Ратибор скривился, как от зубной боли — нутром почуял неприятности. И — точно! — Если сегодня в ночь случится набег бокрыс, вы будете сражаться плечом к плечу с нашими мужчинами!.. И — не отступите до команды Бориса!

— Кто это — Борис?

— Борис — наш князь и воевода.

— Он позволит нам ночевать здесь на этих условиях?

— Конечно! Это он их и придумал!

Вадак коротко глянул на Ратибора. Тот еле заметно кивнул.

— Мы согласны!

— Даёте Слово?

— Клянусь Именем! Клянусь Именем! — два голоса звучали уже почти в полной темноте. Солнце село, и на тайгу мгновенно опустилась ночь. Редкие точки звёзд не давали света, даже чтобы найти ворота — но когда одна из створок со страшным скрежетом распахнулась, внутри ждали с факелами  два мальчика — повыше, и совсем ребёнок. Сверху крикнули:

— Отдайте коней Зосиме. Он позаботится… И идите за Евпатием. Он проведёт вас к Борису.

Посёлок поражал теснотой застройки. Многие дома словно подталкивали друг друга стенами — чтобы не то поиграть, кто кого перетолкает, не то удержать от падения… Некоторые имели второй этаж, некоторые — словно вросли в землю. Внизу угадывались огромные и капитальные подвалы. Кровли из соломы кое-где сгнили и провалились — давно не чинены…

По прикидкам Ратибора, не больше половины из встретившихся им по дороге домов были обитаемы: в узких и затянутых пузырями коровьих кишок бойницах (Назвать такие окнами — и язык не поворачивался!) многих не светилось ничего — даже отсвета от масляных коптилок. Не то, что в тех, что смотрелись куда веселей, освещаемые снаружи факелом провожатого, а изнутри — мерцающими сполохами.

— Скажи, Евпатий, — мягко начал Вадак. — А князь Борис давно… на княжении?

— Ну… года два. — оглянувшись, ответствовал отрок. Вблизи оказалось, что ему не более семи-восьми лет. Однако страшный шрам пересекал его лицо — от уха до подбородка шёл через щеку прямой, и явно когда-то глубокий, а сейчас заживший, разрез.

— А кто был до него?

— Ну… князь Рогволод, его старший брат.

— А до него? Ты его помнишь?

— Не-е-ет… Князя Пересвета я не помню — мал был.

— Понятно. Мир их праху! — Вадак перекрестился, Ратибор и Евпатий последовали его примеру. — А кто это тебя — так? Бокрысы?

— Да, будь они неладны! Мне ещё повезло… — Евпатий потрогал щеку, и сплюнул. — Пришли! Подождите, странники, я доложу князю.

— Да уж ему доложили.

— Да, Старшой уже посылал Михаила… Но теперь — вы же согласились. И пришли!..

— Верно. Ну, давай! Мы подождём! — тон Вадака казался вполне доброжелательным.

Ратибор и кудесник остались перед дверью, присев на широкую и длинную скамью, явно и поставленную здесь для таких вот ожидающих, да дружинников. Мальчик прошёл внутрь дома.

— Для чего ты спрашивал об именах князей? — не удержался Ратибор.

— Хм. — Вадак даже не взглянул в его сторону, но так повёл плечом, что Ратибору снова стало стыдно. — Выяснил кое-что. Но — не в лоб, а как бы косвенным путём: через догадки. И додумки.

Вот, например, теперь я знаю, поглядев на посёлок, что он — вымирает. Пустых домов больше, чем жилых. И раз уж такой малец, как наш Евпатий вынужден биться с бокрысами, значит — защитников не хватает. Причём — катастрофически. (Ну, это-то я понял ещё из того, что князь Борис рад любой подмоге — здесь не люди главные враги…) А то, что за несколько лет сменилось несколько князей, причём брат сменил брата, а не — сын отца, говорит о… — о чём же это говорило, Ратибор так и не услышал — вернулся Евпатий.

— Князь Борис просит гостей пожаловать.

Князь Борис выглядел ещё моложе Ратибора — ему было не более двадцати. И левая рука у него плетью висела вдоль туловища — словно перерубленная ветвь. Лицо же выражало только одно: сосредоточенную решимость стоять до конца! Сам князь и двое парней-телохранителей настороженно — а четверо дружинников в кольчугах ещё и устало, словно через силу, поднялись навстречу вошедшим.

— Здрав будь, князь Борис и все люди твои! — Вадак поклонился, Ратибор тоже, — Спасибо, что пустили путников переночевать!

Мигающий свет трёх масляных лампадок не скрывал того, что волосы князя, несмотря на молодость, совсем седы. Лоб прочертили глубокие шрамы-царапины — словно кто-то провёл когтистой лапой. Лица парней тоже покрывали шрамы — у первого напрочь отсутствовало левое ухо, у второго багровая полоса пересекала лоб и висок.

— Мир и здравие и вам, путники! — князь жестом пригласил приблизиться, и крепко пожал руки, — присаживайтесь! Прошу разделить с нами трапезу. К сожалению — скромную. Чем богаты, тем и рады.

— Благодарим, за честь и уважение, князь. — Вадак отвечал за них обеих, Ратибор просто ещё раз поклонился, — Ничего, что трапеза скромна. Предложенное от всей души куда слаще, чем даже роскошное блюдо, поданное свысока…

Борис подумал, сверкнул умным глазом. Покивал:

— Ты умён, путник. Да, я предложил вам кров и пищу — от души. И, конечно, как ты давно понял — от безысходности. Мы здесь, на пограничьи, еле держимся. Любая помощь нам сейчас нужнее, чем вода в пустыне за Вилюем. Присаживайтесь же. — он показал здоровой рукой на лавки.

Они сели за стол, оказавшись напротив друг друга — девять озабоченных и угрюмых мужчин в боевом облачении.

Из соседней комнаты вышла пожилая — скорее, даже, старая — женщина с большим дымящимся блюдом. Поставив его в центр стола, она поклонилась.

— Благодарю, Клавдия, — Борис чуть кивнул, — На сегодня вы с Лизой свободны. Можете идти спать.

— Храни господь вашу милость. — старушка перекрестилась, и снова поклонилась. Вышла.

— Прошу, странники. Надеюсь, вы присоединитесь к нашей молитве?

Они снова встали. Князь Борис начал:

— Благослови Господь эту трапезу, что ты нам… — Ратибор тихо повторял со всеми слова, впитанные с молоком матери, отметив, что Вадак не держит, как все, руки на груди. А, сложив их лодочкой, чуть вытягивает вперёд. Однако слова он повторяет со всеми:

— … да пребудет с нами бесконечная милость твоя! Аминь!..

Все снова уселись, разобрали грубые деревянные ложки, лежавшие уже на столе, и приступили к трапезе. Каша оказалась из полбы — Ратибору после дичи, жаренной на костре, она казалась безвкусной и жёсткой — словно недоваренной, и без соли — но ел он с жадностью изголодавшегося волка. Впрочем, как и все.

Пока блюдо не опустело, никто не проронил ни слова.

И только когда все облизали ложки и положили в знак окончания трапезы на стол, Вадак сказал:

— Благослови Господь дом сей и хозяев его не оставь милостию своей… Благодарим, князь.

— Спасибо на добром слове, путник. Жаль, нет хлеба — рожь ещё не собирали. А запасы закончились. Но — у нас ещё хоть что-то осталось, а вот соседи уже варят крапиву и белену…

— Прости, князь за неуместное любопытство. Кто это — бокрысы? И почему ваши соседи остались без припасов?

— Хм-м-м… — князь забарабанил пальцами руки по столу, — Назови мне твоё имя, путник. То, что ты спросил, я могу доверить только другу и союзнику.

Вадак почтительно склонил голову:

— Ты прав, князь. Секреты лучше держать при себе — или раскрывать только тем, на кого можешь рассчитывать в битве… Моё имя — Вадак, сын Соммара. И я уже поклялся помочь тебе, буде возникнет нужда — да ты уж знаешь.

Борис кивнул, взглянув на Ратибора. Тот преувеличенно спокойно произнёс:

— Я — Ратибор, сын Клёна, внук Давида. Я тоже поклялся помочь вам. И тоже помогу, буде надо.

— Благодарю, Вадак, сын Соммара, благодарю, Ратибор, сын Клёна. Ну а меня вы уже знаете. Так вот, чтобы ответить на твои вопросы так, как должно, Вадак, я должен буду рассказывать до полуночи. А всем нам сегодня лучше успеть отдохнуть… Мало ли — луна подоспела.

Но, раз вы согласились, должны, разумеется, знать, с чем нам всем предстоит биться.

Князь взглянул на столешницу прямо перед собой, и чело его затуманилось — словно там, прямо перед его взором, проходила кровавая и отнюдь не победная сеча…

— Бокрысы — это хищные, невеликие собой твари. Видом очень похожи на обычных крыс. Только больших. Но когти у них — твёрже стали, а зубы — словно у волка! И уж больно велики эти зубы, пасти, и когти для таких мелких созданий. А размером они сами, наверное, с доброго зайца. И весят примерно так же…

Однако вот есть их нельзя — мясо жёсткое, чёрное, воняет мертвечиной и… мочой. В трудные годы, когда зерно не успевало вызреть, или мы — собрать его, мы пытались… Но так и не смогли приспособиться есть их. Они, аки вороны, или сороки — несъедобны. Может, ядовиты — тех, кто пробовал всё же проглотить, почти тут же выворачивало наизнанку — не к столу буде сказано.

Так что приходится убивать их, и сплавлять вниз, по Лане — это наша река. Потому что закопать всех убитых — невозможно. — Князь вздохнул, словно вспомнив горы трупов бокрыс, уничтоженных за долгие годы набегов, и уже бодрее поднял взор:

— Зато мы нашли средство, что надёжно убивает их. Все наши стрелы и лезвия мечей обмазаны соком папоротника… Мы называем его Иванов куст. Так вот — одной капли его довольно, чтобы даже большая бокрыса сдохла. Так что вопрос к вам, Вадак и Ратибор — стрелять умеете?

Ратибор подбоченясь глянул на Вадака, тот усмехнулся:

— Изрядно, князь! Ратибор так вообще — сойку бьёт влёт с сорока шагов…

— Отменно! Если… э-э… Ладно. Дадим вам добрые луки и полные колчаны. А уж если дойдёт дело до ближнего боя — рубите, как никогда! Убить бокрысу так, чтоб уж не очухалась, можно только двумя способами: или соком, или — отрубив её поганую голову!..

 

В тесной каморке, что выбрал Вадак, на полатях лежали два отличных тюфяка, набитых старой, но ещё не сгнившей соломой. В свете крохотной масляной коптилки, что оставил им Евпатий, Ратибор придирчиво осмотрел давно нетопленную печь в полкомнаты, затянутые паутиной прокопчённые углы, и низкий, просевший в середине потолок с почерневшими балками:

— Вадак! Почему мы — здесь? Ведь те три первые комнаты были уютней и больше!

Вадак тяжко вздохнул, как делал всегда, когда был недоволен спутником, или его сообразительностью. Затем спросил:

— Может, заметил, нет ли в крепости ещё выходов?

— Заметил, конечно! Кроме ворот, через кои вошли — ни единого!

— Ну и какое же из жилищ мы выбрали?..

— А-а!.. Вон оно что… Я понял — ближайшее к выходу. А заодно — с тюфяками.

— Точно. Здесь мы и подремлем, пока… — он неодобрительно глянул на Ратибора, собиравшегося было стащить кольчугу с тела, — Пока, говорю, нас не разбудят!

Ратибор вернул кольчужную рубаху на место. Помянул всех святых. Спросил:

— Почему ты так уверен, что нас разбудят?

— Парень… Если ты до сих пор не понял — в моих словах тебе пользы не будет. Ложись и спи! Нужно, чтобы глаза отдохнули, и привыкли к сумраку…

Ночь будет лихая!

 

Набат разбудил их ближе к рассвету.

То, что скоро рассветёт, Ратибор понял, выскочив наружу — в воздухе уже стоял тот неповторимый предрассветный запах, который нельзя описать, а можно только почувствовать.

По всему посёлку шло быстрое целеустремлённое движение: мужчины бежали к воротам, женщины — на стены по лестницам, занимая места на широких помостах. Что взрослые женщины, что девочки одеты были как мужчины — в широкие прочные штаны и толстые сапоги, но вот кольчуги заменяли рубахи из кожи. Наверху уже стояли малыши с факелами, и лежали брёвна, валуны и связки стрел.

— Скорее, чужеземцы! Может, успеем до того, как они выберутся!.. — давешний Старшой страж ворот подбежал к их дому.

Ратибор и Вадак уже были готовы, и прихватили оставленные им мощные луки с костяными накладками, и по огромной запасной вязанке стрел — в дополнение к туго набитым колчанам.

Бежали быстро. Впереди — Борис с самыми крепкими ребятами-дружинниками. Вадак с Ратибором оказались в середине, за ними бежали совсем мальчишки — лет девяти-десяти. Но — тоже с луками и колчанами. Факелы, которые несли многие, давали странные отсветы на широкую и ровную, явно давно и капитально расчищенную, дорогу, и тайгу, превращая всё в какое-то мистическое действо: словно вернулись гролды, и свершают ритуальный бег перед очередным жертвоприношением…

Бежать оказалось недалеко: меньше, чем через пять минут они оказались на месте.

Ратибор раскрыл рот. И — снова закрыл.

Грандиозность открывшейся взору картины потрясала воображение.

Они стояли на кромке гигантского карьера. Здесь, как и у тына, широкую полосу земли вокруг чудовищной ямы расчистили от деревьев и кустов. По четырём сторонам почти полуверстового кратера горели огромные костры — их зажгли на высоких помостах, сложенных явно специально для таких целей. Горели огромные смолистые стволы, горели ветви, политые — Ратибор чуял знакомые запахи! — смолой и маслом. Высота пламени кое-где достигала пяти-шести метров.

В свете костров неплохо были видны стены и дно огромной, круто уходившей в недра земли, воронки. По краям её шли словно уступы — титанической спиральной лестницей они огибали весь периметр. А высота «ступеней», как прикинул Ратибор, достигала двадцати, и поболе, саженей.

И вот по этим «ступеням», кипя внизу, словно бурное штормовое море, двигалось, текло, пытаясь выплеснуться вверх, что-то чёрное. Злобное. Чужое. Готовое крушить, кусать, рвать всё, что встретиться живого…

Убивать.

Уж это-то он чуял — как, наверное, и Вадак, молчаливо взиравший, как хищные и блестящие в багряных отблесках костров белизной зубов и зловеще посверкивающей чернотой глаз твари, лезут на спины друг другу, чтобы образовать живые пирамиды, и выбраться из тесноты чаши наружу — к тайге, и всему, что лежало за ней.

Не к месту Ратибор подумал, какой страшный и великий подвиг молчаливо творят тут Борис и его люди — охраняя остальной Край от чёрной напасти!..

Бокрысы всё прибывали! Они потоком лились из чёрного провала на самом дне гигантской воронки, и упорно строили в пяти-шести местах живые полуконусы, плоской частью прислонённые к наиболее покатым местам откосов, стараясь по телам соплеменников преодолеть высокие и, похоже, человеческой рукой подправленные, неприступные скалы, что оказались под тонким — не более десятисаженным — слоем земли с корнями и глиной, что находился над скальными уступами.

Тут к людям Бориса прибыло подкрепление — ещё с двух сторон кратера набежали такие же сосредоточенные и грозно выглядевшие люди с оружием и факелами. Злобные выкрики и чёткие действия указывали на фанатичное желание сражаться, и защитить селения с родными-близкими…

Бокрысы двигались молча — но было в их целеустремлённости и быстроте что-то неотвратимое, мерзкое, нечеловеческое: жажда уничтожать, разрывать на части, впиваться когтями и клыками в чужую плоть!.. Это ощущалось наверняка и всеми людьми.

Только теперь Ратибор обратил внимание на шесть высоких вышек с горящими наверху кострами, и выставленными на окружающих эти башни чуть пониже помостах, постами. Яму явно всё время стерегли, и чуть что — будили всех окрестных жителей. Несколько помостов из могучих стволов, обшитых сверху тёсом нависали и прямо над ямой, выдаваясь над пустотой вперёд саженей на пять-шесть — очевидно, чтобы удобней стрелять.

Однако больше в подробностях ему рассмотреть ничего не удалось: бокрысы добрались до предпоследнего уступа в сотне шагов от них, и Борис громовым голосом отдал команду.

Ратибор побежал вместе со всеми. Не добегая шагов тридцать до пирамиды, приостановился, забравшись ещё с тремя лучниками на выступающий помост — позиция отличная, видно неплохо. Прибежавшие сунули факелы под ещё несколько ближайших помостов с ветками и валежником, несколько факелов полетело прямо на ближайший уступ, где тоже были навалены груды веток и валежника: вскоре пламя занялось, и масло и смола, треща и застилая ночное небо чёрной копотью, отлично осветило стену карьера, и стремительно поднимающуюся по ней массу живых тел.

Бокрысы строили живую пирамиду споро и согласованно — словно их вёл инстинкт. Или — руководил кто…

Решив, что лучше не будет, Ратибор, до предела выгнув тугой лук, метнул стрелу в самую середину основания живой лестницы. Он мог бы поспорить, что пронзит не одно чёрное тело!..

Там, куда злой осой вошла стрела, сразу что-то подалось, и почти достигшие верхней кромки твари на самом пике живой насыпи резко съехали вниз шага на два, и покатились с верхушки живыми осколками.

Однако пока Ратибор накладывал новую стрелу и целился, верхушка с карабкавшимися телами снова отвоевала потерянные было сажени высоты. Он выстрелил снова. И снова.

Теперь стрелял не только он — стреляли все воины, равномерно вставшие по периметру штурмуемой кромки. Но снизу всё прибывали и прибывали чёрные тела — Ратибор краем глаза заметил другие пирамиды: первую — в ещё сотне шагов, вторую — в трёх сотнях. Туда побежала часть людей Бориса, и ещё кто-то из прибывших соседей. Пирамиды начали проседать, но всё равно упорно продолжали расти…

Затем Ратибор заметил Вадака. С помощью ещё троих воинов тот подкатил к краю уступа огромный, почти круглый валун. Когда его перевалили через край, он со скрежетом и омерзительным шелестом пронзил ближайший конус бокрыс, с глухим чмоканьем достигнув дна уступа, и совершенно развалив саму пирамиду. Люди заорали, радуясь и только что не прыгая… Пирамида стала вновь расти. Ратибор продолжил стрельбу — в колчане ещё оставалось стрел двадцать.

Затем он увидел, что на верхушку почти готовой пирамиды Борис и его люди скинули горящие брёвна, облитые смолой и маслом. Эта пирамида тоже проосела до основания, но тоже — снова стала быстро расти, чуть сдвинувшись в сторону от бушующего пламени…

Затем одна из пирамид достигла-таки места, с которого можно было лезть по корням и земле. Пришлось побежать туда — и стрелять, стрелять! Пирамида зашаталась, и снова осела.

Подоспела подмога — скатили ещё один валун. Однако к этому времени бокрысы, успевшие залезть на откос с землёй, пользуясь когтями, добрались по корням до кромки кратера. Несколько дружинников Бориса рубили их мечами, Ратибор, вздохнув поглубже, и сощурив глаз, снял пару особо больших меткими выстрелами. Оскалясь в предсмертной агонии, твари полетели вниз — на своих всё прибывавших собратьев.

К этому времени число врагов, штурмующих нижние ступени вдруг упало: они перестали вытекать из чёрной бездонной дыры на самом дне. Борис что-то закричал — как понял Ратибор, как раз и сообщал о том, что подмога у врага закончилась.

Поэтому Ратибор, даже не останавливаясь утереть обильный застилающий глаза пот, продолжил выпускать стрелы туда, где враги теснились особенно плотно — в основания громоздящихся конусов, и с удовольствием понял, что те больше не растут.

Вскоре враги применили другую тактику: теперь они не строили шесть-семь конусов по всему огромному периметру карьера, а пытались перегруппировать силы и прорваться только в трёх-четырёх местах — где число их было побольше, и можно было рассчитывать достичь верха уступов. Похоже, кто-то всё же руководил ими!..

Теперь скатывать на головы врага брёвна стало легче.

Ратибору пришлось ещё два раза перебегать на другую позицию — в ста шагах, и в полуверсте от первой, откуда бокрысы отхлынули, и снова — стрелять, стрелять…

Наконец стало видно куда лучше — занялась заря. Да и конусов осталось всего три… Они уверенно таяли под выстрелами сбежавшихся людей, и брёвнами. Затем конусов стало два… Один.

Затем пирамиды остались лишь на нижних уступах, и стрелять туда стало неудобно. Да и бессмысленно — полчища чёрных тел по мере восхода солнца вдруг кинулись вниз — к спасительной темноте. И скрылись в дыре, откуда только недавно изливались, словно лавина.

Однако теперь от них, убегавших, остались лишь жалкие струйки — несколько сотен!..

Ратибор прекратил стрелять — впрочем, как и все. От рассыпанной горкой под ногами связки стрел оставалось еле-еле штук тридцать…

Победный клич огласил окрестности. С восходом солнца стало видно: поле боя — за ними!

Подошёл Борис.

— Благодарю за доблесть и отвагу! — князь своей здоровой рукой крепко прижал Вадака, а затем и Ратибора к груди, — Сегодня ночью вы показали, что отличные бойцы! Эх, нам бы ещё сотни две таких… Не хотите остаться, и помочь в следующий набег? Мы бы… — он тяжко вздохнул. — Впрочем, простите. Ведь вы — путники. А нам и заплатить-то, кроме гостеприимства, нечем…

— Большей платы с тех, кто с нами поделился последним хлебом-солью, и вообразить нельзя. — раздумчиво сказал Вадак, — Но князь… Если ты расскажешь, откуда взялась здесь этакая напасть, мы, быть может, останемся. И даже — постараемся помочь избавиться от лиха.

— О! — Борис действительно был поражён странным, но смелым решением, — Благодарю, Вадак и Ратибор! Вы — настоящие бойцы и мы вам благодарны… Но вот насчёт — избавиться…

Впрочем, чего нам терять — расскажу, коль вам интересно. Авось и правда — что придумаете. Как говорится, одна голова хорошо, а две… Или даже три — лучше!

Правда, предлагаю вначале всем позавтракать!

 

На завтрак Клавдия сварила всё ту же полбу. Но теперь к ней была и отварная репа, и квашенная капуста. Однако Ратибор, поглощавший пищу так, что за ушами трещало, всё равно чувствовал нехватку хлеба: без него, родного и привычного, насыщения как-то не ощущалось.

Пятнадцать дружинников, принимавшие сегодня участие в завтраке, свободно помещались за длинным столом. Теперь, в свете вставшего солнца, длинная комната из нетёсаных брёвен и закопчённый до черноты потолок уже не вызывали чувства беспросветной тоски и безысходности.

Да, с сожалением подумал Ратибор — раньше-то, видать, княжеского войска было поболе… И состояло оно не из сопливых мальчишек, и стариков-полуинвалидов.

Взрослых и крепких воинов Ратибор насчитал только четверых, тех, что и сидели с ними в первый вечер. Видать, остальные ночные бойцы — обычные крестьяне-пахари. Вынужденные отстаивать свой кров и жизни близких.

Закончили трапезу вместе. Князь встал:

— Благодарим Господа за хлеб-соль наши… Уборку начнём через час.

Дружинники разошлись. Клавдия собрала опустевшие блюда, и протёрла столы тряпкой.

— Прошу сюда, — князь указал на места справа и слева от себя, — Вот и пришло время беседы…

Ратибор с Вадаком приблизились, и снова сели на почерневшие от времени засаленные лавки.

— Первые бокрысы начали появляться в наших краях лет десять назад, — князь сложил руки перед собой на столе, правой подвинув левую. Выглядело это страшно. Ратибора пробрала дрожь.

— К счастью, появляться они могут, похоже, только из пещеры в Чёртовом Котле. Наш Род, да и Родимичи, и Кривичи, обосновались в этих лесах лет… э-э… восемьдесят назад. Это значит, при моём пра-прадеде Жнивко. Ну а Котёл-то этот и раньше существовал — он стоит так с незапамятных времён. Его, кажется, и время не трогает… — князь помолчал, отведя взгляд от лица Вадака, и снова вперив его в столешницу.

— Первые бокрысы не могли выбираться из воронки — скальные уступы очень отвесные… Ну, вы видели! — оба странника покивали, — И мы тогда не слишком обеспокоились. Нечисти здесь хватает — что гарпий, что волкольвов… Да и водянки. А тут, вроде, мелкая напасть. Да ещё — в яме.

Так что когда лет восемь назад они хлынули лавиной, и стали громоздиться вот как сегодня — друг на друга, мы вначале растерялись… Хорошо, хоть большая часть оставалась в Котле — не успевали вылезть до восхода солнца. Солнца они боятся — оно их слепит. Так что если не спрячутся в лесу в какой-нибудь норе — бери их хоть голыми руками: почти ничего не видят.

Зато ночью — спасу нет! Лезут во все щели! Кусают и грызут всё, что движется! Вот поэтому у нас ни кур, ни коров, ни даже коз нет — поели. Так что пришлось нам завезти собачек, да повыкурить тех гадов, что повылазали-таки, да попрятались, из всех берлог-щелей. Как раз к очередному набегу и управились. А тут — нате! Начинай всё с начала!..

Дед мой, Хорпаха, созвал на Совет соседей, и предложил сделать так, как вы сегодня видели — то есть, к каждому нападению готовиться, и не выпускать бокрыс из Котла.

Соседи ещё три луны кобенились — дескать, много возни, да кто тогда пахать-сеять будет… Вот когда пахать-сеять бокрысы стали мешать, тогда за ум и взялись только!..

А бокрысы — они как волкольвы. Нападают из укрытия. Правда, только ночью. И — большой толпой. Чтобы численный перевес, значит… Так что приходилось пахать-сеять только засветло, а на ночь не оставаться в поле, как мы всегда делали раньше, а укрываться за стенами. А поля у нас — далеко. И расчищать тайгу трудно.

А когда бокрыс стало много, они и у тына городищ стали громоздить пирамиды! Кривичи пострадали от такого штурма больше всех — у них съели не только всю скотину и живность, а и человек сорок…

Вот тогда- то мы и начали строить сторожевые башни и помосты. Запасать к очередному набегу дрова. Стрелы готовить — штук по двести на воина. А главное — снова перебили всех, кто выбрался из ямы. Жаль только собачек… Их не уберегли — сдержать, если уж учуяли, невозможно: уж больно они бокрыс-то… — князь глянул на свою руку, и замолчал надолго. Видно, не мог равнодушно вспоминать лихое время. И горечь от потери близких.

Вадак вздохнул. Затем поднял взгляд с руки Бориса на его лицо:

— Скажи, князь… Почему бокрысы не двинулись дальше — в тёплые земли?

— Хм… Вот уж не знаю — никогда об этом не думал. Они, вроде бы, не могут жить долго. Мы даже находили их сдохшими, вроде как от старости. Десятками. Но — не дальше двух-трёх вёрст от Котла. Словно бы они не могут отойти от него далеко. А если отойдут дальше какого-то расстояния — умирают. Сами.

Вадак как будто удовольствовался этим объяснением. И задал другой вопрос:

— Бокрысы плодятся там, в пещере Котла?

— И этого тоже — не знаю. Но то, что их с каждым разом всё больше — точно! Скольких бы мы не убили, их словно не уменьшается там, в этом чёртовом пекле!.. — князь закусил губу.

— А… Вы сами туда не пробовали спуститься? Посмотреть — что и как?

От таких слов князь даже вздрогнул — хотя усомниться в его храбрости было невозможно!

— Не-е-ет! Вниз-то мы спускаемся: ну, когда трупы тварей убираем… А если не убрать — так умереть можно: вонища страшная! Как в преисподней! Да и бокрысы тогда… Лезут прямо по трупам — им так легче пирамиды свои проклятые громоздить!

Но вот в пещеру… Нет — точно никто не совался! Ни мы, ни соседи. Просто… — князь покачал головой, и глянул снова Вадаку в глаза, — Страшно. Да и не для человека такая смерть — сгинуть от когтей и зубов поганых в пещере адовой!.. Утащат внутрь — даже похоронить по обрядам нечего будет. — ненадолго воцарилось молчание.

Нарушил его Вадак:

— И что князь, говоришь, каждую полную луну?..

— Да, Вадак, сын Соммара, каждое полнолуние — снова лезут! Только-только успеваем приготовить дров и новых стрел — а твари тут как тут!..

— А… От яда папоротника они быстро умирают?

— Да, почти мгновенно. Впрочем, если попасть обычной, несмазанной стрелой в сердце — тоже. Мгновенно. А так — ран они почти не боятся. Могут бегать с отрубленными лапами, рваными ранами…Вот поэтому-то мы и стараемся — отрубить сразу голову. Или уж — разрубить пополам!..

— Благодарим, князь. Мы узнали всё, что хотели. — Вадак выразительно глянул на Ратибора, и тот, хотя и не понял того, что в ответах удовлетворило интерес кудесника, согласно кивнул.

 

Работа по уборке трупов могла кого угодно привести в ярость. Да что там ярость — омерзение! Дохлые бокрысы противно скользили в руках податливым скользким тестом — словно в их телах и костей-то не было!.. А уж методично и аккуратно вынимать из них стрелы, так, чтобы не повредить столь ценные орудия… Б-р-р-р!..

Вот когда Ратибор и Вадак смогли вдоволь «налюбоваться» на чёртовых тварей. Оно и верно: на взгляд Ратибора бокрыса оказалась… Просто большой крысой! Вот только зубы — с добрый ноготь его пальца. Да когти — словно не от крысы, а от рыси!

Воняли трупы тоже омерзительно! И это — на первый день!

Однако сдерживая тошноту, Ратибор продолжал таскать их по уступам, и укладывать в огромные бадьи, которые на верёвках спускали сверху. Далее — следующая команда передавала полную бадью выше и выше: до самого верха, где её ставили на двухколёсную тачку и везли к Лане.

На реку Дреговичей — так назывался Род Бориса — Ратибор посмотрел на следующий день — когда пришёл его черёд возить телегу. Поскольку лошадей тоже съели, пахали, боронили, и возили поклажу тут только люди. Так что пришлось влезать на поросшую соснами и елями гряду, толкая и тягая тяжеленную телегу, и сдерживать её, спускаясь, в мокрых штанах: затаскивать тележку по ось в воду можно было только в них. Не снимать же каждый раз!..

Зато уж дорога была широка — саженей десять! Вот на ней следы присутствия людей и частой езды были отлично видны — не то что на той, по которой они прибыли в посёлок…

Только на третий день удалось убрать трупы со всех ярусов, кроме того, на который непосредственно выходило жерло пещеры. Но там бокрыс почти и не было: только раненные — сдохшие, так и не добежав до Логова.

Но спускаться туда отказывались даже самые лихие бойцы.

Вечером, после очередной совместной трапезы, Вадак и Ратибор остались, а не пошли отдыхать от непосильной работы, как все члены дружины и остальные мужчины посёлка.

Борис, уже всё понявший, сделал приглашающий жест. Они опять остались втроём.

— Скажи, князь. — в голосе Вадака не проскальзывало ни крошки удивления, или любопытства, — Вы знали, что среди нападавших в этот раз не было самок — а только самцы?

Голова князя вскинулась — он явно не ждал такого вопроса. Но отозвался сразу:

— Гос-с-поди! — тут он истово перекрестился. — Прости, что поминул всуе!.. Нет, конечно! А… почему ты решил, что там — одни самцы?!

— Потому что я не брезглив. И люблю находить верные ответы… А если конкретно — я проверил всех бокрыс, что прошли через мои руки, пока собирал, грузил и отвозил их.

Воцарившуюся тишину нарушало только шкворчание одной из масляных лампадок. Затем князь выдохнул и спросил:

— Так получается, что они — тоже — воины? Ну, то есть — идут захватывать и убивать?..

— Нет, князь. Получается другая картина. Но она… Может тебе и твоим людям не понравиться. — Вадак глядел князю прямо в глаза тяжёлым взглядом. Но Борис этот взгляд выдержал, и взора не опустил.

Тогда Вадак раздумчиво, со значением, сказал:

— Кто-то там, внизу, специально сотворил этих бокрыс — для вашего уничтожения.

И поэтому — Не знаю уж, как! — увеличивает всё время их число. Чтобы наконец выбрались наружу, и штурмовали ваши посёлки. И убили всех людей. Люди — главная цель этого… Кого-то!

— Но ведь мы живём здесь восемьдесят лет!.. И до этого… Ну, то есть… — князь умолк.

— Вот именно. Откуда вы знаете, что жило здесь, в Котле, все долгие века, пока не пришли дреговичи… И остальные. Быть может, оно изучало вас, и думало долгие годы… Как же извести. И вот — придумало!

— Знаешь, Вадак… Твои слова — словно стрелы. Разят прямо в сердце!.. Нет, не то, чтобы мы совсем не думали, откуда берутся бокрысы, и что им надо… Но ты… Сказал жёстко.

— Да, князь. И жёстко, и жестоко. Но — главный Враг, похоже, там. В пещере. И если не разобраться с ним, бокрысы так и будут множиться, и лезть. Пока однажды… Да ты и сам видишь — ваша оборона не может быть вечной. Силы и ресурсы людей тают. — снова воцарилось молчание.

— Ты прав, странник. Нас стало куда меньше, чем когда мы даже пришли в эти места… — лицо Бориса пошло бурыми пятнами, — И с… Пищей у нас куда хуже. Да и видно это лучше тебе — человеку со стороны.

Но мы не можем просто уйти! Здесь — наши поля, деревни… Здесь — наш Дом!

— Верно, здесь ваш дом. — тон Вадака резко контрастировал своим спокойствием с гневно-взволнованной речью князя. — Так почему же никто до сих пор не попытался проникнуть в логово главного Врага — в пещеру? Чтобы узнать этого Врага, встретиться с ним лицом к лицу?!

Попытаться… Уничтожить?! Раздавить Зло в его Зародыше?!

— Мы… Когда ты так говоришь, я понимаю. Но всё же — даже я не смогу пойти туда! А уж мои-то… Все мы боимся Чёртова Котла… Ну ладно — бокрысы! Их можно убить!

Но вековечное незнакомое Зло… Нет, кудесник, нам это не по зубам!

— Ну а если я найду, кому это по зубам, ты и твои люди… Поможете — хотя бы снаружи?

— Конечно! До последнего уступа мы спускаться… Не боимся. Но… Где же ты найдёшь смельчаков — или правильней назвать их самоубийцами, согласных на?..

Вадак, что случалось с ним нечасто, криво усмехнулся:

— Здесь!

— Здесь?!..

— Да, здесь. Это я… И Ратибор!

Ратибор, до этого с некоторой отрешённостью слушавший разговор, невольно замер, забыв даже выдохнуть. Хорошо, что не трапезничал — точно поперхнулся бы!..

Вот это новости! Оказывается, он решился лезть в Чёртов Котёл! А сам и не знал этого!.. Когда бы это?..

Он повернулся было к кудеснику, однако тот быстро зыркнул на него, и Ратибор сразу закрыл рот, не дав слову сорваться с губ. Раз Вадак сказал — значит, так надо. Значит, что-то понял. И про Котёл, и про него.

Да разве ж Ратибор и сам не думал об этом сотню раз? Что — врага надо!.. Встречать лицом. И разить — прямо в Логове!.. А не строить вокруг трудоёмкую, сложную, но вскоре явно ставшую бы бесполезной, систему оборонительных укреплений! Не говоря уже о ежемесячной отвратительной уборке трупов…

Ему самому казалось разумней перекрыть поток плотиной, чем бороться каждый раз с наводнением. То есть ясно же: истоки лавины неумолимых крыс-убийц — там, внизу. Там им, истокам этим, и надо ставить заслон!

Так что взглянув ещё раз на Вадака, которого Борис тщетно пытался отговорить от опасной и дерзкой затеи, он поймал взгляд кудесника, и кивнул.

Вадак, как ни в чём не бывало, продолжавший что-то отвечать князю, тоже чуть кивнул.

 

Лестницы стали спускать сразу с восходом солнца.

Но на последний ярус Ратибору и кудеснику пришлось слезть по верёвке с узлами — лестницу Борис спустить туда поопасался — Ратибор не мог его в этом винить. Он и сам чувствовал близко затаившееся Зло…

Зато Вадак, казалось, ничего не чувствовал. Хотя Ратибор знал — его инстинкты и способность к предвидению в десятки раз сильней, чем у простого человека.

Ступив на дно, Вадак почти сразу двинулся к пещере, высоко неся факел в правой руке.

Ратибор закинул лук на плечо, поднял свой факел, и двинулся следом. Чутью кудесника можно довериться: раз тот не вынул оружия, непосредственно им никто пока не угрожает.

Последний уступ, вернее, дно карьера, на которое открывался зев пещеры, оказался невелик — не больше пятидесяти шагов в диаметре и десяти — в высоту. Скалы громоздились почти отвесно — без посторонней помощи никому не выбраться… Интересно — мелькнула на краю сознания мысль — кто, и для чего понаделал тут таких уступов?!

Само жерло пещеры позволяло свободно войти в полный рост, но куда больше оно тянулось в ширину: на добрый десяток саженей.

У входа никто их не встречал. Как ни странно, Ратибор этому не удивился.

Вадак постоял, вглядываясь во тьму зева, и давая глазам привыкнуть к сумраку. Затем обернулся к Ратибору:

— Я не думаю, что до следующего новолуния нам что-то здесь угрожает. Но — на всякий случай! Если со мной что-нибудь случится — беги, словно за тобой черти гонятся, и лезь наверх!

— А… как же ты?

— Обо мне не думай! Старый кудесник уж как-нибудь, с горем пополам, сумеет за себя постоять!

— Знаешь что, Вадак… Никуда я без тебя не побегу! У меня есть меч и факел! Так что…

— Хватит. Молодец. Я доволен твоим ответом. Он достоин храброго воина и боевого товарища. — увидев, что Ратибор открыл рот поблагодарить за похвалу, Вадак оборвал его, — А сейчас — замолкни, и тихо иди сзади! Не мешай мне работать!

Ратибор почуял, как краска залила его лицо ото лба и до шеи, но промолчал. Хотя уже не сердился на кудесника — знал, что тот всегда говорит то, что думает. Тем и ценней его похвала.

Так что ему было и приятно… И неуютно: с одной стороны его, вроде, признали достойным воином… Но с другой — он, получается, сейчас не столько помогает, сколько — путается под ногами… Вскоре, впрочем, он понял — и улыбнулся. Вадак, как всегда, прав и в этом! В магических штучках он кудеснику — не подмога!

Стараясь не шуметь, и повыше держать факел, он двинулся вглубь пещеры, держась позади напарника шагах в пяти. Свою задачу — прикрывать тыл! — он понял чётко.

Оружия он никакого не достал — раз не достал его кудесник, смысла в нём, значит, нет!

Как нет его и в дурацком стремлении лезть вперёд там, где ещё не созрел…

Сразу от входа каменный неровный пол чуть поднимался, но затем шёл ровно. Они прошли не меньше ста шагов вглубь чёрно-коричневых скальных стен, прежде чем пещера повернула.

Впрочем, поворотом это всё же не было — скорее, просто небольшой изгиб. Но ещё через сто шагов светлое пятно входа скрылось за поворотом. Пещера теперь шла вниз, вначале с небольшим наклоном, но дальше он увеличивался. Своды пещеры стали выше, а стены разошлись шире.

Странно, подумал Ратибор, почему нет боковых ходов? И — почему почти ничем, кроме плесени и сырости не пахнет? Может, бокрысы здесь… Не живут?!

Пещера чуть повернула ещё раз — теперь в другую сторону.

Ещё шагов через сто они, наконец, пришли. Во-всяком случае, так сказал Вадак:

— Мы на месте.

Ратибор огляделся. Хм…

Почти круглый грот. Шагов шестьдесят в поперечнике. Над ним — конусом уходит вверх потолок с натёками и странными жёлто-зелёными сосульками… Кое-где снизу, как бы им навстречу, растут из пола такие же — но перевёрнутые. Вадак зажёг и второй факел — видно стало лучше.

Пока Ратибор с интересом оглядывался, и ходил вдоль стен, (Правда, ни к чему не прикасаясь!) сам кудесник словно прирос к месту, молча глядя прямо перед собой. Подойдя к нему, Ратибор понял, на что тот смотрит.

В центре пещеры, на очень ровном — словно его выровняли специально! — полу, отчётливо выделялось огромное кольцо из жёлто-серого тусклого металла, лежащее вровень с полом.

Наружный его размах доходил, наверное, до десяти шагов, а толщина самого полотна — до метра. Ратибор двинулся было вперёд, но Вадак резко схватил его за руку:

— Стой, где стоишь! — голос кудесника даже охрип от напряжения.

Юноша привык полагаться на чувства и знания спутника: уж если тот встал, словно врытый, ему-то лезть вперёд и вовсе!..

Спустя минуту Вадак дал в руки Ратибору и свои два факела:

— Держи выше! И — молчи, что бы не увидел!.. — после чего прошёл медленно вперёд, и остановился в двух шагах от кромки кольца.

Ратибор замер, опасаясь даже вздохнуть полной грудью: Вадак… Боялся?!

Или, вернее, он не боялся — он не мог понять! А это для кудесника — куда хуже! Когда неясно, что за разновидность Зла перед тобой — и как с ней бороться!.. Ратибор оглянулся на выход.

Там всё было спокойно. Взглянул на Вадака — тот как раз полез в свою суму, и что-то вынул, зажав в ладони. Затем — резко выбросил руку вперёд, что-то гортанное на чужом языке выкрикнув.

Вперёд полетел какой-то порошок: Ратибор увидел, как его клубы взмывают над странным кольцом, и медленно опадают, касаясь пола и металла…

Ничего не произошло.

Вадак выдохнул: словно его отпустило страшное предчувствие.

Затем, уже хмыкнув, кудесник прошёл вперёд, и опустился перед полосой на колени. Вытянув руку, осторожно, пальцем, а затем — и всей ладонью коснулся металла. И снова — ничего!

— Ну, повезло нам, парень! — Вадак обернулся, и кивком пригласил Ратибора приблизиться, — Эта штука… Выключена!

— Что ты сказал? Я не понял: как это — выключена? — Ратибор тоже нагнулся потрогать. Надо же — холодный. Не шершавый, но и не гладкий. И — явно металл. Может, золото?..

— Выключена — значит, пока, — Вадак подчеркнул это слово, — не работает. А заработает в очередное полнолуние. Это — не магическое устройство. Это — машина.

— Что?!!!

— Да, я уверен в том, что говорю. Это — именно машина! Древняя, и очень сильная машина. Не знаю, кто, и когда её построил, и каким чудом она сохранилась… Но — нам невероятно повезло! Машина — не крестраж и не Охранное Заклятье. Её можно выключить. Или — испортить. И тогда — всё! Набеги прекратятся!

— Вадак… Прости за тупость, но… Я ничего не понял! — Ратибору было обидно до слёз. Всё лежало перед глазами — но он опять, похоже, ничего не увидел. И — главное! — не понял!

— А-а-а… Извини, парень. Не казни себя — ты вовсе не глуп. Это я — старый придурок, — Ратибор впервые услышал, как Вадак назвал себя так. — Просто… Теперь таких вещей здесь, на нашей планете, почти не осталось. Наверное эта — последняя. Впрочем — нет! Должна быть ещё одна — парная. Там, где выращивают бокрыс. Входная.

Ладно, я объясню. — кудесник поднялся на ноги, забрав у Ратибора один из факелов, — Вот это — наследие Древних. До того, как произошёл Великий Раскол, и люди почти уничтожили друг друга в Последней Войне, существовали такие… устройства. Машины.

Их строили люди — ну, как строят мосты, дома, телеги… Чтобы облегчить себе жизнь. Машины могли и перевозить тяжести, и строить дома. И пахать-сеять. И даже собирать, молоть и печь хлеб. Сами.

Мы победили в Войне, и машины были уничтожены… Мы против них, собственно, и воевали — и победа досталась, ох, нелегко… Впрочем, ты наверное, об этом слышал, — Ратибор кивнул: да, он слышал древние предания.

— Здесь нет магии в её обычном виде. Здесь — механизм, пересылающий тела и предметы мгновенно. Из одного места — в другое! Хоть за тысячу, хоть за сто тысяч вёрст! Да хоть с другой планеты!

— Вадак!!! Что ты такое говоришь! Ведь на свете есть только одна планета — наша!.. — у Ратибора перехватило дыхание от такого вопиющего кощунства.

— Да-а? А, ну да, ну да. — закивал Вадак, — Если тебе так проще, и ты привык, считай и дальше наш Орлан — Центром Вселенной!.. Хм-м… Однако — вот оно! Древнее… Могущество Науки, (Тьфу-тьфу!) воплощённое в металле. Устройство переноса. Врата.

— Врата? — Ратибора не поразило кощунственное ругательство — он сейчас пытался понять.

— Да, насколько я помню, так их и называют — Врата. Потому что они ведут… И, похоже, здесь они служили для перевоза добытой в карьере руды к… Неважно.

А важно — вот что. Как нам теперь их… Испортить! — Вадак глянул себе под ноги.

Ратибор хмыкнул, и сунул теперь уже свой факел в руки кудесника:

— Подержи-ка теперь ты, а я попробую… — он давно знал, что золото — мягкий металл, и легко мнётся, и рубится даже железом! Взяв меч в обе руки, он поднял их вверх, и со всего размаха с выдохом молотобойца вертикально вонзил лезвие — в полосу под ногами!

Вернее — попытался вонзить!

Меч жалобно зазвенел, вырвавшись из рук, и отлетев к стене. Ратибор чуть не упал, и не вывернул кисти! Полосе же не сделалось… Ничего!

В этом он убедился, опустившись на колени, и потрогав место удара пальцами — даже крошечной зарубки не ощущалось на равнодушной матовой полосе!

Вадак хмыкнул:

— Повезло, что меч не сломал… Ладно, не расстраивайся, парень. Если бы машины древних было легко уничтожить, может… и Войны-то не было. Вставай — пошли. Нам здесь больше нечего делать!

— То есть — как?! Мы… вот так и уйдём?!

— Ну да. Или ты хочешь попробовать ещё раз?

Ратибор со стыдом оглянулся на неколебимую полосу. Нет, повторять он не желал. Да и меч, когда он подобрал его… Нуждался в заточке. Будь она неладна, эта Машина…

 

Снаружи Вадак с удовольствием подставил лицо солнцу и ветру, отбросив в сторону факел, сразу зашипевший: тот упал в лужу, оставшуюся от вчерашнего дождя. Вадак с интересом посмотрел на факел.

Брови кудесника приподнялись.

Ратибор, всё ещё расстроенный неудачей, оглядывался на зев пещеры.

На приветственные облегчённые крики, встретившие их, они ободряюще помахали.

Верёвки с ними быстро втянули наверх. На лице Бориса, как и всех, участвовавших в рискованном действе, читалось огромное любопытство:

— Ну, что… Там?!

— Там — Древняя могучая Магия. — с чувством собственного достоинства у Вадака всегда был полный порядок, и уж если он врал — то врал солидно. — Но её можно победить!

Все радостно заорали — Вадак произвёл на Дреговичей только самое хорошее впечатление. Вот уж это он умел.

Однако он поспешил несколько охладить их пыл:

— Но — поработать для этого придётся много! Да ещё так, как вы до сих пор не работали! Так что слушайте внимательно: мне понадобится…

 

Ближе к полуночи Ратибор чувствовал себя идиотом. В начале ему казалось, что тесное общение с кудесником многому его научит… Теперь же он понимал, что вопросов только становится больше — что, как, почему… Хотя, с другой стороны, раньше он себе таких вопросов и не задал бы — просто не знал бы, что о таком можно спрашивать: всё, казалось, разумелось само-собой… Ветер — дует. Солнышко каждое утро — встаёт. Реки текут, а леса — растут. Сами. Испокон времён.

Ан — не-е-ет! Оказывается — не испокон. И не сами…

Кудесник уже третий час сидел, странно сложив ноги, и глядя невидящим оком в костёр, куда Ратибор иногда подбрасывал веток, чтобы тот не погас.

Однако юноша отлично помнил приказ, и молчал, словно рыба, лишь оглядывая окрестности поляны: с мечом и луком он чувствовал, что справится с любым врагом. Из плоти.

Наконец Вадак встал. Повернулся спиной к огню. Медленно двинулся прямо в чащу, высоко подняв руки, и что-то напевное басовито не то напевая, не то выкрикивая… Ратибор, обнажив меч, двинулся следом, держась как и прежде — в пяти шагах позади.

Когда костёр остался шагах в ста позади, кудесник остановился, и перестал петь. Зато что-то громко выкрикнул, и взмахнул по-особому руками. Ратибор ощутил и на себе: словно тугая волна ударила в лицо! На мгновение вокруг воцарилась полная тишина — замолкли даже сверчки, комары и цикады.

Затем лес наполнился странными звуками — шорохами, скрипами, будто бы вздохами…

Ратибор оглядывался, сжимая меч во вспотевшей почему-то ладони. Нет, такого раньше он точно не видал: из-под всех кустов, корней деревьев, да прямо из-под дёрна и опавшей хвои к ним что-то начало двигаться!.. Словно сам лес — вековечная тайга! — откликнулся на странный зов!

Вскоре стало видно — кто это.

Впереди ползли кроты — Ратибор нечасто видел этих маленьких тружеников, но узнал сразу. За ними, узкими струйками, отсвечивающими бликами от пёстрой шёрстки в свете костра и лун, двигались мыши, землеройки, бурундуки… Чуть дальше держались звери покрупней: лисы, барсуки, волки. Как ни странно, рядом двигались и зайцы, и нисколько исконных врагов не опасались. Слева возник и встал в тени разлапистой ели могучий силуэт — медведь. Появилась и рысь.

Кудесник не шевелился.

Наконец движение замерло. Теперь люди стояли как бы в центре огромного круга, а группки разных зверьков располагались вокруг концентрическими кольцами.

Вадак молча поклонился разношёрстному воинству. Подождал несколько секунд.

Затем заговорил.

Такого языка Ратибор никогда прежде не слышал — в нём слышалось и завывание — не то ветра, не то — волка, и щёлканье белок, писк мышей, пофыркивание и басовитый рык…

Минут пять Вадак «держал речь». Затем внезапно (как показалось Ратибору) оборвал её и снова поклонился. С минуту животные, казалось, переговаривались друг с другом… Затем что-то рыкнул медведь. Вадак отозвался. И — всё.

Все стали разбегаться, и уползать — в кусты и норы…

Ещё через пару минут на прогалине никого не осталось, кроме застывшего с мечом в похолодевшей руке Ратибора, и молчаливо глядевшего себе под ноги кудесника.

Затем Вадак развернулся к спутнику и сказал:

— Всё! Мы можем смело идти спать!

— Вадак! — Ратибор маялся от непонимания и любопытства, — Что это было?!

— Это был…Хм-м… Скажем так: совет Старейшин.

— И… что решили?

— Назовём это так: результат благоприятен для нас! И — всё. Больше ни о чём не спрашивай, и никому ничего…

— Да-да, я помню обещание… Не буду. Вадак?

— Ну что ещё?

— А… Откуда ты знаешь язык зверей?!

Вадак снова посмотрел на него.

Ратибор вздохнул.

От своего догоревшего костра до тына городища они дошли за полчаса.

 

— То есть, ты хочешь, чтобы в ту сторону мои люди просто не ходили? — Борис если и был удивлён, особо этого не показывал. Вадаку теперь все доверяли — как это произошло, Ратибор не понимал, но и сам осознавал — что доверяет молчаливому, ворчливому, а иногда и просто — вредному старику больше, чем родному брату. Да и все здесь готовы слушаться, и делать всё, что кудесник прикажет…

— Да. И — по крайней мере — не меньше пяти дней!

— Хорошо. Пусть будет так. Никита! — так звали старшого по охране ворот, главного помощника князя, — Скажи всем нашим! Особенно женщинам! Уж больно они любят туда шастать за грибами да ягодами. Ничего, скажи — пять-то дней пусть потерпят! — Борис побарабанил пальцами по столешнице, кивнул кудеснику, — Всё в порядке. Мои к дисциплине приучены. Нельзя — значит нельзя.

Клавдия, как раз зашедшая долить масла в лампадки, только фыркнула. На кудесника она почему-то поглядывала с хитринкой. Ратибор даже подумал было, что они когда-то были знакомы. Потом отогнал эту мысль — Вадак сказал ему ещё тогда, в начале пути, что в этих краях пока не бывал… Да оно и верно: неужто он проглядел бы такую историю с бокрысами!..

— Теперь вот ещё что, — тон Вадака как всегда был спокойным. Но такого человека, что бы он ни изрекал, не перебьёшь, и с его словами не поспоришь! Уж это-то Ратибор понял давно, — Пусть все мужчины… И кто может из женщин — восстанавливают заготовки для костров и камни. Да и вообще — всё, что вы обычно заготавливаете. Причём — как можно быстрее. Предупредите и соседей — за пять дней всё должно быть закончено.

Видя недоумённые взгляды, кудесник счёл нужным пояснить:

— Времени у нас очень мало! Я не уверен, что мы сможем всё, что нужно — закончить за один лунный месяц! А должны! Поэтому после восстановления запасов топлива работать придётся как проклятым! И — быстро и много!

— Понятно, кудесник… Но скажи хоть — что делать-то придётся?!

— Скажу, конечно. Копать!

 

Копать действительно пришлось как проклятым!

На шестой день, придя с ещё сорока мужчинами и тридцатью женщинами к поросшей тайгой и кустарником гряде, что отгораживала Лану от Чёртова Котла, Ратибор поразился, хоть и был готов к чему-то такому — он же видел и слышал…

А вот остальные — не видели. Поэтому теперь с удивлением и восторженно рассматривали небольшой лаз, прокопанный кем-то (Уж он-то ни за что не скажет — кем!..) по прямой — до самого берега реки! Здесь же небольшими кучами лежали груды земли, камни, коренья и валуны, вывороченные из недр холма. Длина тоннеля достигала саженей ста, ширина и высота — не превышали сажени. Свет в дальнем конце чётко показывал — лаз прямой, словно стрела!

Вадак влез на один из насыпанных холмиков и поднял руки. Все сразу замолчали и подошли, обступив кругом.

— Добрые люди! — голос Вадака, оказавшийся сейчас, когда понадобилось, и неожиданно звонким, и выразительным, легко достигал, наверное, и до посёлка, оставшегося в двух верстах позади, — Вы видите, что нам уже очень помогли! Послушайте же, зачем всё это.

Древнее Зло в Чёртовом Котле нужно у-то-пить!

Справиться с ним иначе — невозможно! Поэтому работать придётся быстро: так, чтобы за три-четыре дня мы расширили и углубили этот водовод, и пустили воду прямо в Котёл! Тогда за оставшуюся неделю тот наполнится хотя бы до половины! А если больше — то ещё лучше! И лихо никогда больше не придёт оттуда!

Тишина стояла такая, что упади листок с дерева — и то, наверное, было бы слышно.

Похоже, все осознали, сколь мощные силы противостоят им. Но с другой стороны — сколь могучие — помогают! Кто-то же помог, прокопал огромный тоннель в вековечной гряде?!.. И теперь уничтожение логова Врага — действительно в их руках!

Вадак… Казалось несколько удивился тому, что все молчат. Однако нашёлся быстро:

— Вы хотите избавиться от бокрыс навсегда?

Ну, тут уж все заорали, да так, что, наверняка слышно было у соседей:

— Да! Ура! Скорее!.. Вперёд — вначале те, кто с кирками!.. — однако мгновенно смолкли, когда руку поднял Борис.

Князь, посверкивая довольно глазами, скомандовал:

— Делимся пополам! И работать начинаем с обеих сторон. Те, у кого кирки — идут впереди! Кто с лопатами и тачками — не мешайте махать! Сменяться на лопатах и кирках — через каждый час. Женщины — на тачках! Варрава и Никон — бегом к Родимичам и Кривичам! Скажите — мы начали!..

Через два часа заступили отряды соседей. Ещё через два — всё снова поменялись.

Борис и князья соседей организовали приготовление еды и ночёвку прямо на месте — чтобы не уходить от тоннеля, и не останавливать работу ни на миг.

Ратибор, намахавшийся тяжеленной киркой, понял — это ещё похлеще, чем мечом!..

Заодно понял, почему женщины одеты точно как мужчины: в сарафанах не больно-то наработаешь, и насражаешься!

Устраиваясь спать тут же, на принесённых соломенных тюфяках, с другими сменившимися, он порадовался: с обеих сторон лаз расширен, и углублён в тело гряды уже до десяти шагов…

Отлично. Если так пойдёт и дальше — за пять дней они успеют!

 

Вадак и Борис ещё раз осмотрели жерло прямого, а теперь и широкого, трёхсаженного, тоннеля. Вадак похлопал по земляным сводам, клином сходившимся вверху — такие будут держать и без крепи… Они вернулись ко входу. Дружинники подали им руки, помогли забраться наверх.

Драгомил и Бышовец, князья соседей, открыто выражали восторг: один смеясь, крутил ус, другой поглаживал затылок, хитро щурясь. Борис высказал общее мнение:

— Никогда бы не подумал, что такое возможно. Да ещё как быстро… Ну что, можно вскрывать?

— Нет ещё, нужно дождаться полудня. — отозвался Вадак, поглядывавший на солнце. Солнце сегодня пряталось в облаках, просвечивая туманно-белым пятном, — Впрочем, вот он и наступил…

Воздев обе руки кверху, Вадак, державший в правой посох, а в левой — камень, громовым голосом выкрикнул неизвестные никому слова. От них сводило низ живота, и мурашки бежали по телу… Но тишины не нарушил никто. Люди ждали молча, плотной стеной обступив тонкую дамбу. Большинство смотрело на небо и на эту самую дамбу. Ратибор же не отрывал взора от кудесника.

Наконец Вадак бросил камень в Лану, что-то ещё прокричав. Ратибор почему-то понял — он просил разрешения у Реки воспользоваться частью её вод…

И ответ пришёл.

На месте падения камня образовался водоворот… Большой — шагов в десять. Затем воды словно вспучились горкой… И снова осели. Теперь ничто не нарушало ровного течения.

— Можно! — радостно (Чего Ратибор никогда от него не слыхивал!) крикнул кудесник. — Начинайте!

Два десятка кирок и лопат вгрызлись в тонкую перемычку с двух сторон — и из свежей канавы, и из русла реки, где люди стояли по пояс в чистой воде. Вскоре глиняная стена, ставшая совсем тонкой, угрожающе прогнулась…

— Вылезайте! — крикнул Вадак.

Люди только успели убраться со дна траншеи, как вода, словно напрягшись, смыла последнюю преграду, и хлынула вперёд!

Уклон оказался как раз таким, как надо: скоро люди и потоки воды расчистили от обломков и выступов место врезки, и вода теперь шла слоем, поглубже, чем по пояс. Поток быстро посветлел — всю муть унесло вниз по течению.

— Валите! — крикнул Борис. Двое с топорами быстро ударили по засечкам, и огромная сосна с шумом рухнула в поток, перегородив его пониже места врезки. Хорошо, что её верхушка и комель были надёжно привязаны толстыми канатами к другим стволам — иначе бурный поток сразу утащил бы её вниз. А так — уровень воды в траншее сразу поднялся почти на четверть сажени…

— Варлаам! — окрикнул князь мальчишку, — Сбегай проверь: течёт куда надо?

— Слушаю, князь! — отрок славился быстрыми ногами, и почти мгновенно скрылся за кромкой гряды. Основная часть людей, впрочем, не торопилась покидать голову нового канала. В-основном потому, что никуда не шёл Вадак.

Вода резво бежала в пятисаженное новое русло, затем уходила вглубь горы, в подземный тоннель, уже сильно сузив поток. Зато там её глубина была больше.

Вадак крикнул, что можно сесть. Все так и сделали. Но — ненадолго. Прибежал Варлаам:

— Течёт, князь! Отлично течёт! Прямо по уступам: дошла до самого низа!

— Отлично! Молодец! — отозвался Борис, вопросительно глянув на кудесника.

— Отлично. — куда спокойней отозвался тот, — Ну вот и всё. Теперь — только ждать!.. Все могут отдыхать, и заниматься своими делами. А я… присмотрю за водой.

 

Трое князей дали команды. Люди, вроде как бы нехотя, поминутно оглядываясь, двинулись назад — к селениям и обычным повседневным хлопотам. Но Ратибор был уверен: такого чуда, как дыра в горе, возникшая как бы сама по себе, и могучий водоворот от крохотного камушка, они уж точно — никогда не забудут… И детям, и внукам передадут.

Сам он никуда не пошёл, так и стоя позади Вадака.

Тот, лишь окончательно убедившись, что все скрылись за кромкой гряды, подошёл к своей суме, и что-то там нашарил. Глянул, нахмурившись, на «напарника»:

— Надеюсь, напоминать не надо?..

— Не надо. Молчу, не мешаю, никому ничего не… — под движением бровей он умолк.

Вадак прошёл к устью. Встал над ним. Что-то распевно сказал на уже людском, старосытинском — Ратибор научился отличать эти языки! — наречии, и сыпанул на берег ещё какого-то порошка. Перешёл по двум переброшенным через поток брёвнам на другой берег. Снова попел и сыпанул.

Спустился к реке, и погладил воду. Впрочем, может, и не погладил… А сполоснул ладони. Снова перешёл к Ратибору. Тот молчал, даже не двинулся с места — и так отлично всё видел.

— Молодец. Терпишь. Для воина плохо… Но для будущего Вождя — хорошо.

Ладно, объясню. Это я укрепил берега Ланы — чтобы помочь ей не размыть русло. Иначе — перегородить потом не сможем. Вон: видишь камни? — Ратибор оглядел крупные валуны, лежащие по сторонам русла наготове, — Ими и перегородим… После всего. Так, на всякий случай. А иначе — затопит и всю долину! Наши друзья тогда будут жить на болоте.

А это им понравится вряд ли… Так что пусть русло — пока не расширяется. Понял?

Ратибор кивнул.

— Ну а теперь уже можем и мы сходить взглянуть — как там…

 

«Там» наполнялось довольно быстро.

Вода серым пока — видать, от земли — водопадом быстро спускалась по уступам вниз, к зеву пещеры. И уровень её уже был настолько велик, что она шумным потоком затекала внутрь.

Ратибор с кудесником неторопливо прошли вдоль русла нового потока, следуя всему его пути по тайге. Вода, резво обегая замшелые стволы и кусты ежевики, текла быстро — расчёт Вадака оказался верным.

Теперь тот с нескрываемым удовлетворением поглядел, как оказался затоплен первый уступ — правда, на это ушёл почти час. Кудесник молчал, Ратибор тоже помалкивал. Иногда на затопление Котла прибегали посмотреть разведчики из всех трёх посёлков — обычно молодые, совсем дети…

Вадаку и Ратибору они приветливо махали — те тоже вежливо кивали и махали.

— Ты, наверное, ломаешь голову, зачем мне нужны были звери… — наверняка Вадак даже не поворачивая головы, чувствовал, как напрягся от любопытства, подойдя ближе, юноша.

— Тоже объясню. Ты терпеливо ждал. И заслуживаешь правды… Так вот: ни один человек не может проложить канал так, чтобы уклон в нём был нужной величины, а дно — ровным, и без ям и бугров.     А вот обычные мыши, да и барсуки — могут. У них это — в крови. Ощущение земли, воды, направления и уклона. — Вадак наконец повернулся лицом к Ратибору.

Того поразило одухотворённое выражение в глазах старца — словно тот говорил о всех этих мышах-бурундуках как о братьях — в том смысле, что и правда — братьях…

Правда, наученный, вслух высказать вопрос он не решился.

Чуть сощурившись, Вадак кивнул:

— Верно. В вековечном противостоянии с Силами Зла звери — те, которых мы привезли с собой — наши друзья и союзники. А вот волкольвы или чернушники — никогда ими не станут. Они — аборигены. То есть — исконные обитатели этого Мира. Мы же пока — гости. Да, так и знай — сорока, и даже пятидесяти поколений недостаточно, чтобы эта земля стала — нашей. Вошла в плоть и кровь. Стала родной…

Но — так будет. Пусть не мы — но дети и внуки… Врастут сюда. Плотью и кровью. Как эти сосны — корнями. Ты понял?

Ратибор никогда прежде не слыхал такой длинной речи от кудесника. Да ещё — о таком важном… Поэтому так и не раскрыв рта, просто кивнул.

— Молодец. — кивнул Вадак. — Вижу: понял! Так, глядишь, и толк из тебя выйдет…

 

К исходу седьмого дня затопления Котёл оказался полон лишь на две трети. Да оно и понятно: чем шире затапливаемый уступ, тем больше воды для него нужно. Так что к вечеру полнолуния вода стояла ещё на добрых сорок саженей ниже кромки огромной чаши.

Борис подошёл к кудеснику, уже второй час сидевшему на одном из помостов с дровами, вновь уже политыми смолой, и спросил:

— Вадак! Может быть, оставить хоть по одному человеку от посёлка — мало ли?..

— Хорошо. — внезапно уступил кудесник, — Но тогда скажите им, что как только я дам сигнал, пусть бегут от Котла — да так, словно за ними черти гонятся!

— Понял. Так всё и сделаем… — князь отошёл, и разослал людей сообщить соседям.

Через полчаса на берегу нового озера остались только Ратибор с Вадаком, да трое особенно крепких дружинников — таких приказал оставить кудесник. Воины сидели или стояли у костров, разложенных в десяти-пятнадцати шагах от края карьера. Вадак же с Ратибором — на помосте, у самой кромки. Ратибор, вначале легкомысленно болтавший ногами, вскоре проникся серьёзностью момента: мало ли… Проверил лук и колчан. Меч. Прихлопнул очередного комара.

— Знаешь что… Ложись-ка ты, да спи. Я разбужу, когда… Начнётся. — Вадак явно не шутил, как подумал было юноша, — А вот сторожевые — пусть их смотрят.

Поняв, что кудесник прав, и смысла глядеть на чёрную воду, отражавшую лишь одинокий круг луны, нет, Ратибор прилёг — тут же, под помостом.

То ли сказалась усталость, то ли — привычка к походным условиям, но заснул он почти мгновенно: он ведь знал, что его сон надёжно охраняют. Друг и соратники.

 

— Вставай! Да вставай же!.. Здоров же ты спать! — Ратибора трясли за оба плеча. Он рывком сел:

— Началось?!

— Да, сейчас начнётся! Нашего-то… Помощника — я уже отослал! — глаза Вадака были широко открыты, и словно горели, отражая огненные сполохи: он уже поджёг дрова на помосте, на котором они до этого сидели. Ещё два костра на противоположном берегу освещали чёрную воду, создавая странные оранжево-золотые, дрожащие от ряби воды, дорожки.

Ратибор встал. Подошёл к берегу.

По ощущениям время было самое подходящее — до рассвета часа два. Они и в прошлый раз встречали врагов в такое же. Однако никаких тревожных признаков Ратибор не увидел, сколько не напрягал зрения. Однако опыт научил его кое-чему: если кудесник говорит: «Началось!», значит — началось!.. Он снова проверил лук, колчан и меч.

Минут пять ничего не происходило.

Затем земля под ногами слегка вздрогнула.

А в центре озера…

Да — в центре озера возникла рябь куда сильней, чем случалась от ветра! Затем…

Затем внезапно — совсем внезапно! — вода по всему озеру как бы просела. И начала быстро убывать — по направлению к центру побежали настоящие волны!

А вот в центре образовалась и гигантская воронка! Водоворот! О-о! Как он завыл — протяжно и звонко: словно стая волков! В бешенной злобной круговерти, казалось, сейчас исчезнут и всосанные чудовищной силой берега, со всем вековечным лесом! Да и вообще — всё, что окружает ревущее чудовище на многие мили вокруг!..

Глубина воронки потрясала: казалось, загнутые и бешено вращающиеся стенки спускаются прямиком в Ад!..

И если бы Ратибор не знал, что до дна Котла всего-то триста саженей, он бы так и подумал! Гул теперь стоял оглушительный — несущаяся по кругу неудержимой лавиной вода в Котле, казалось, взбесилась, и действительно хочет что-то сварить!..

Вдруг дно воронки выровнялось, и уровень воды остановился — теперь она не утекала вниз, в неизведанные пучины Врат, а как бы замерла на полпути…

Поверхность озера снова выположилась и почти успокоилась — но теперь его уровень стоял на добрых сто саженей ниже! В наступившей тишине громовой голос Вадака прозвучал, словно тревожный набат:

— Бегите! Назад, назад! Быстро!

Сам он поспешил показать пример, ринувшись в чашу — но не в сторону посёлка, что показалось Ратибору странным, а на ближайший холм! Однако отставать от него Ратибор не собирался! Меньше, чем за полминуты они взбежали по пологим склонам, и припустили вниз.

Вернее, попытались припустить…

Могучая рука словно приподняла Ратибора, и швырнула прямо лицом в кусты — он еле успел защитить рукой глаза!

Кудеснику повезло меньше — он пролетел добрых десять шагов, прежде чем проехал животом по склону с корнями и камнями… Даже если они и кричали — услышать их не смог бы никто.

Там, за их спинами, стоял такой гул, рёв и грохот, какого ни до, ни после Ратибору услыхать не привелось!

Да и слава Господу!..

Чтобы не оглохнуть, ему пришлось открыть рот! А чтобы не сдуло жутким ураганом — вцепиться в чёртовы кусты, и наплевав на ободранные руки, держаться за толстые ветви у самого основания, и терпеть!

Кудесник, как стало видно Ратибору в странном багрово-фиолетовом зареве, ещё пытался что-то рассмотреть там, сзади, одной рукой вцепившись в ствол молодой сосны, другой же прикрывая глаза…

Затем на Ратибора свалилось всё Небо, и он потерял сознание.

 

— Поднимайся. Всё кончено. — Ратибор открыл глаза.

Странно — но небо всё ещё было там — наверху… И — всё ещё чёрное.

Повернув затёкшую шею, он увидал Вадака — тот сидел рядом, пряча фляжку в чехол на поясе. А, верно — вот он и ощутил вкус пряно-горького бодрящего зелья на губах и во рту…

А ещё… Ратибор понял, что на нём места сухого нет: вся одежда пропиталась водой — хоть выжимай.

Вокруг вся земля и трава были мокрёшеньки. И везде валялись камни — вроде бы обломки скалы.

Юноша попробовал было встать… Какое там! Все кости болели так, словно его долго били оглоблями — как на празднике воскрешения Ярилы-солнца…

Впрочем, через несколько минут он смог всё же прийти в себя и подняться на ноги.

— Вадак! Извини, что спрашиваю — а можно уже… Пойти посмотреть?!

— Можно. Идём.

Впрочем, идти далеко не пришлось: всё отлично видно было и с верхушки холма, на которую они поднялись.

Весь лес, что отстоял от кромки Котла меньше, чем на двести-триста шагов, оказался повален. Огромные сосны и вековечные ели лежали рядами, словно уложенные по линейке — верхушками от Котла. Чтобы пройти к краю самой ямы, пришлось карабкаться и перелезать, оскользаясь на замшелых стволах — вода была везде…

От озера почти ничего не осталось. Похоже, вся вода была выброшена из котлована ужасным взрывом.

Однако поток — он видел отсветы на дальнем краю — продолжал методично сочиться из проложенного ими канала, и в яме уже снова набралось: до третьего уступа.

Сама яма изменилась почти до неузнаваемости: теперь она была не круглой, а сильно вытянутой в длину — поболе, чем на версту… Ратибор без подсказки понял, что выломана и выброшена наружу часть скалы, что находилась прямо над Вратами. Причём выломана так, что и следа не осталось!..

Теперь озеро, похоже, достигнет в длину версты полторы…

— Пошли, попробуем найти наших горе-сторожей!.. — буркнул Вадак.

 

Странно — но оба сторожа от соседей остались живы. И даже почти не пострадали!

Один, правда, всё время тряс головой — похоже, оглох на одно ухо. Но после того, как кудесник намазал ему ухо какой-то мазью и завязал чистой тряпицей, ему явно полегчало.

Второй отделался ссадинами и ушибами: его, как и Ратибора, забросило в кусты.

Звать никого из посёлков не пришлось — все пришли, и даже прибежали сами, с первыми лучами солнца: приходить раньше без его сигнала Вадак запретил.

— Как там избы? — Вадак так приветствовал подошедшего Бориса.

Борис широко улыбался:

— Порядок! Разворотило только пару… Ну, и несколько крыш снесло. Но ты приказал сидеть в подвалах — все и сидели! И — все живы. Зато уж обломков!.. Ничего, до зимы уберём…

Люди молча стояли, пытаясь понять — что же за силы противостояли им, и что противопоставил им разум кудесника. Так, что Чёртово Логово вырвано с корнем. Да как вырвано!..

— Похоже, рыба здесь будет ловиться знатная. — усмехнулся Борис, — Вон, глубина какая! Как раз для сомов!

— Да, года через три-четыре, когда вырастут. — спокойно как всегда ответствовал кудесник. — Не забудь же, княже, перемычку загородить вовремя, да канал, что наметили вчера — прокопать. Иначе затопит все ваши поля!

— Понял. Уж за это можешь быть спокоен, почтенный Вадак! И поля, и новое озеро будут в полном порядке! Сделаем, как ты говорил, проточным…

Мы теперь с этих мест — ни ногой!

— Ну вот и славно. А мы теперь — отобедаем с вами… Да и в путь! Дела ждут… Верно, Ратибор?

Ратибор, всё ещё глядевший, как и сотни людей, стоявших на краю Котла, вниз, только кивнул.