Выжить. Глава 1. «Поплыли!»

Выжить.

Роман.

Глава 1. «Поплыли!»

И сказал Господь Ною:

Выйди из Ковчега. (…)

И вышел Ной. (…)

И устроил жертвенник.

Бытие, 8: 15, 18, 20.

 

Проснулся Питер от странного ощущения.

Словно что-то произошло. Или вот-вот произойдёт.

Нет, не то, чтоб это что-то произошло где-то снаружи Замка… Нет: скорее, это связано как-то с Замком. Или с ним самим?

Вероятно, сон, как обычно, что-то предвещает. И вряд ли – хорошее.

А снилось ему… Чёрт. Ведь не вспомнить теперь, когда сел на постели, спустив босые ступни на холодный дощатый пол, вздыхая и криво усмехаясь, что это было…

А-а, да! Вот: словно он плавает в океане. Один. Голый. А вокруг — всё сплошь акулы. Большие белые. И они кружат вокруг него, постепенно сужая круги. И нагло пялясь на него огромными круглыми чёрными глазами, и щерясь в оскале огромными пастями: словно зная, что жертва беспомощна, и ничего сделать не может! И сейчас они набросятся, всей стаей, выдирая острыми, словно бритва, зубами из беззащитного слабого тела огромные кровавые куски, и торжествуя.

Дурацкий сон. Давно уже все акулы существуют только в атласах. Огромных фолиантах, оставшихся от Предтеч. Где имеются выцветшие фотки всех животных, живших когда-то на планете под названием Земля. С кратким описанием: где водились, чем питались, опасны ли…

Все эти животные, и птицы, так же, как и большая часть рыб – давно вымерли. Вымерзли. (Ну, это вначале.) А позже — задохнулись в масде. Или – прямо в воде. Поскольку эта субстанция воду отравляет. И не пропускает к ней кислород. Как и не даёт солнцу проникать к водорослям, жившим в верхних слоях океана. Чтоб те этот самый кислород вырабатывали.

А сволочной масд поднялся теперь гораздо, гораздо выше. В последние десять лет он забрался вверх по стене Замка на добрых пятнадцать дюймов.

И теперь те, первые, засечки, которые Питер делал каждый год, ровно двадцать второго июня, почти скрылись из глаз. Правда, Питер делал эти засечки только последние восемнадцать лет. До этого их делал старый Ларссен. Потом Ларссен умер. И его погребли, отправив в вечное странствие по океану. Уровень которого, как Питер убеждался много раз, тоже поднимается. Вместе с масдом.

Хотя, точнее будет сказать, что это поверхность воды, поднимаясь, просто возносит на себе подушку из отравы, не смешиваясь с ней, и потихоньку растворяя. Однако при жизни Питера толщина масда если и стала меньше, то буквально на дюйм-другой: в пределах погрешности измерений.

Масд почти не прозрачен, так что поверхности океана, которая лежит на глубине десяти ярдов, там, под верхней кромкой сиреневого бесплотного покрывала, не видно. А в том, что она именно там, Питер уверен: тогда же, когда и делает засечки, он проверяет это расстояние: от вершины Защитной Стены до воды. Лотом. Опуская трёхфунтовую гирю вниз на тонком тросике, и неизменно определяя положение уровня воды – по хлопку, который издаёт нижняя, сделанная в виде полусферы, сторона гири, ударяя по поверхности океана. Где теперь, не без помощи всё того же масда, царит вечная мёртвая зыбь. Питер усмехнулся ещё раз: вот уж действительно: определение точно!

И сейчас от верхней кромки стены до воды – всего девятнадцать ярдов и два фута. Плюс один дюйм. Питер не хочет об этом думать: особенно сейчас, с утра. И так начавшегося отвратительным кошмаром. Потому, что сделать практически ничего не может: судя по элементарным расчётам, до полного затопления стены Замка масдом остаётся всего сто шестьдесят восемь лет. А после этого, если не удастся ничего придумать или сделать – им всем – а точнее, их далёким потомкам! — крышка!

За триста сорок лет, прошедших со времени Катастрофы, вода только поднималась, поднимая на себе и слой убийственного сизого тумана, не растворяемого, неуничтожаемого, и словно вечного. Неизменного. (Вот уж сволочи те, древние, учёные! Если что-то создавали – так чёрта с два его уничтожишь!..)

Ну, или это опускается постепенно скала, на которой построен Замок – так предполагали ещё те старожилы, что первыми вселились в Замок.

Предтечи.

Вздохнув, Питер оторвал ноющий, и так и не отдохнувший за краткие ночные часы, зад, от постели. Протянул руку, хлопнул по надтреснуто затарахтевшему звонку будильника. Покачав головой, он взял старинный механизм: нужно завести его, завода сейчас хватает только на сутки…

Всё ещё сидя, он помассировал поясницу. Повздыхал ещё. Сегодня, и всю следующую неделю — его очередь заправлять постель и готовить завтрак. Поскольку Делия ночует в Детской. Её очередь дежурить.

На привычные, исполняемые на «автомате» действия, вроде одевания, заправления постели, натирания салата, и открывания очередной банки консервов ушло десять минут. Ещё пять – на так называемый завтрак. Разнообразие в который вносил только этот самый салат из натёртых на крупной тёрке: картофеля, моркови, и мелко нарезанного, уже ножом, зелёного лука. Половину салата он честно отделил. Оставил на столе, накрыв тонкой салфеточкой: для жены.

Выяснилась, кстати, неприятная вещь: в кладовке осталось всего пять банок с мясом: говядиной, и три – с овощами: фасолью, горошком, и тушёным болгарским перцем. Придётся сегодня-завтра сходить в трюм, на склад. А вечером – в теплицу. За очередной порцией свежих овощей.

Питер фыркнул: Предтечи утверждали, что люди раньше все овощи ели – варёными. Правда, Питер не очень в это верил: из сваренных овощей и корнеплодов пропадают все витамины. И может начаться цинга. Самый страшный, по уверениям дока Джовэйн, бич замкнутых сообществ, отрезанных от источников свежей пищи. От этого дела раньше жутко страдали моряки. А ещё бы: плавания на парусниках могли длиться по полгода и больше! Но потом кто-то «открыл» лимоны. И картофель.

В том же, что они отрезаны, и давно, и надёжно, всё небольшое, и влачащее довольно жалкое существование, сообщество Общины, имело возможность убедиться лично. Ещё тогда, когда работал ветрогенератор, вырабатывавший электричество, и было радио, Предтечи поняли, что никто и нигде больше на поверхности не живёт. Поэтому и на связь не выходит.

Но уже лет сто двадцать как ветрогенератор сдох. Как и радио, сдохшее ещё раньше, лет двести назад. И починке они не подлежат. Поскольку нет ни подшипников, ни микросхем.

По дороге из комнаты к люку, ведущему наружу, Питер в коридоре встретил дока Джовэйн, идущую в свой кабинет с дежурной сумкой в руке:

— Здравствуйте, док!

— Доброе утро, Питер.

— Как ваши дела?

— Спасибо, неплохо. Вчера, к счастью, все оставались здоровы. А ты – на вышку?

— Да. Сменить Джексона.

— Ну, благополучного дежурства.

— Спасибо. И вам.

— Спасибо. – невесело улыбаясь, она ушла. Питер, в очередной раз вздохнув, и полюбовавшись приятно колыхавшимися под тонким халатиком ягодицами, и тонкой талией, развернулся. И тоже пошёл. К люку.

Жаль, что доктор у них – бесплодна. А то та ещё вышла бы жена!

На вышку-башню, располагавшуюся в центре Замка, нужно было подниматься по внутренней спиральной лестнице. Двести сорок восемь ступеней. Двадцать семь минут неторопливым шагом. Как раз к девяти доберётся…

А вот и диспетчерская.

— Привет, х-х… Саймон. – он запыхался сильнее обычного потому, что не отдохнул после вчерашнего аврала.

— Привет, Питер.

— Ну, кто тут к тебе приплывал?

— Русалки. Сразу две. Одна симпатичная. Вторая спрашивала Питера. Сказала, что беременна от него.

— Очень смешно. Особенно, если учесть, что ближе меня к масду никто не спускается. А прошло с последнего измерения почти десять месяцев.

— Ага. Вот и я о том же.

— Ладно, юморист недоделанный. Отдыхай. Я заступил.

Боковым зрением проследив, как Саймон скрылся в люке, спускаясь по винтовой лестнице, и громыхая подошвами по стальным ступеням, Питер придвинул к себе Журнал Наблюдений, лежавший на вахтенном столе.

Так. Вот запись, оставленная Олегом. «Час ноль-ноль. Вахту принял. Происшествий нет». А вот и Саймоновский угловатый почерк: «Пять ноль-ноль. Вахту принял. Происшествий нет».

Взяв стоявший в его подставке бинокль, Питер глянул на окуляры и объективы. Чисто. Теперь – горизонт. Ну и ничего нарушавшего бы безбрежное море чёртова масда – нет. Значит, пишем: «Девять ноль-ноль. Вахту принял. Происшествий нет». Теперь расписаться. Всё.

Можно поспорить, больше записей до сдачи дежурства не будет…

С одной стороны Питер, как и все в Замке, понимал, что это дежурство – чистая формальность. И больше никто и никогда не появится оттуда, из-под мертвенных пучин проклятого газа-убийцы, и не внесёт разнообразия в жизнь их маленького замкнутого мирка. Мирка последних людей, выживших буквально чудом в построенном среди огромной пустыни чудовищном квадратном бетонном сооружении, гордо именуемым Замком.

С другой – он знал. Что если снаружи возникнет какая-либо проблема, опасность, угрожающая жизни всех членов Общины, об этом лучше узнать как можно быстрее!

Пять автоматов Калашникова, пятьдесят запасных магазинов, и три старинных, но надёжных гранатомёта РПГ-7, хранятся тут же, под столом. Аккуратно и тщательно завёрнутые в промасленную бумагу, и уложенные в ящики из старинного не гниющего дерева, с опилками. И куда более серьёзный и грозный арсенал хранится в недрах трюма, фактически – в основании центральной башни. Готовый к бою. И мгновенно (Ну, почти – минут за десять!) перенесённый бы наверх взводом быстрого реагирования, или – к парапетам стен Замка, как только вахтенный наблюдатель зазвонит в набатный колокол, и с помощью его условных сигналов оповестит, что их крохотному островку жизни в этом море смерти что-то угрожает!

Питер не мог не усмехнуться снова: «взвод» давным-давно превратился в отделение, а затем – и в шесть человек. То есть – тех, кто ещё в состоянии дежурить, и держать оружие в руках. А это – он сам, Саймон, Олег, Константин, Азам, и Боб. Ну, при случае, конечно, поддержку могут оказать и женщины, ещё способные держать оружие в руках: Лая, Миранда, Делия, Паола.

Ну, и док Джовэйн.

Из детей… Хм. Пожалуй, Ленни смог бы помочь – если что. (Тьфу-тьфу!) Мальчику девять, но он уже достигает плеча Питера. И автомат в руках уверенно удерживает.

На всякий случай Питер ещё раз взял бинокль из подставки. На этот раз осматривал все триста шестьдесят градусов горизонта гораздо внимательней и медленней. Нет: всё то же самое. Ничего. И никого. Проклятый масд скрадывает волны, точнее – зыбь, наверняка всё ещё имеющуюся там, на поверхности океана. И не даёт солнечным лучам нагревать и испарять воду. И сейчас, когда уже три с лишним века нет испарения, и воздух сух, словно пустой бак из-под бензина, закончившегося пятьдесят лет назад, на небе нет и облаков. Да и ветра – почти стихли. Никаких смертоносных и разрушительных циклонов, торнадо, или штормов. Побочный эффект, так сказать. Только вот кто его оценит: все люди и зверушки – мертвы.

Нет, никого тут, в мертвой пустыне, нет. Он отложил бинокль.

С другой стороны, кого бы он ждал?!

Проклятый масд тяжелее воздуха. И был разработан как раз — чтобы проникать везде, куда только можно проникнуть: в бункеры, в пещеры, в герметичные КП, танки, и подводные лодки… Как только они всплывут.

А они – всплыли. Потому что даже с автономными ядерными источниками энергии кислорода на годы – не запасёшь…

Ну, вот дежурство и началось.

Питер уселся в кресло на колёсиках, имевшееся перед столом.

Можно, в-принципе, спать. Или читать. Или вышивать крестиком. (Шутка. Из них никто не умел этого делать – даже женщины. Справедливо считавшие это и другие подобные занятия Предтеч – пустой тратой времени. Никак не могущие помочь в выживании. Когда все силы и время лучше тратить на что-то, что принесло бы реальную помощь Общине.)

Но лучше всё же продолжать «бдить». Мало ли. Ведь их Замок и правда – последний и единственный оплот человечества, оставшийся со времён Катастрофы – обитаемым! И лучше бы беречь его потщательней.

Всё-таки на них – ответственность за будущее людей.

Питер покачал головой: в последнее время у него, да и у всех практичных и пожилых членов их социума, возникали в этом вполне обоснованные сомнения: как они смогут возродить чёртово человечество, если обречены до конца дней своих оставаться на этом «Ноевом Ковчеге»?! Покинуть который они не могут! А припасов и воды остаётся – всё меньше. А тут ещё этот подъём воды… Сто шестьдесят лет.

Да, сейчас их – ограниченное количество. Рождаемость и население Замка они поддерживают стабильным. И маленьким. Поскольку очень ограничено их жизненное пространство. И чертовски ограничены запасы пищи, оставшиеся там, в казавшимися прежде необъятными и неисчерпаемыми – трюмах.

Сейчас опустевших более чем на половину.

Вся надежда, стало быть – на теплицу.

А в теплице кончается плодородный грунт. А нового набрать негде! Поскольку вся поверхность земли безнадёжно и окончательно испорчена. Отравлена всё тем же масдом.

Хорошо хоть, строители Замка предусмотрели, что людям придётся жить в замкнутой, как они это называли, экосистеме. И у них здесь есть баки из нержавейки и некорродирующего пластика, камеры-отстойники, и баки для ферментации. Где генномодифицированные ещё до Предтеч калифорнийские черви исправно перерабатывают в гумус пищевые отходы, и продукты человеческой жизнедеятельности.

Да и не только – человеческой. В хлеву имеются двадцать два барана. Поглощающие большую часть зелени, выращиваемой в теплице. Но без баранов – никуда! Потому что животные белки необходимы детям! Потому что древние учёные доказали, что не формируется должным образом детский организм на одной только растительной пище!

Ну а взрослые люди, организм которых уже сформировался – как раз прекрасно могут прожить и на овощах и фруктах. И консервах.

Питер невольно покачал головой: по его, да и не только его, расчётам, пусть условным, и приблизительным, запасы консервов и воды в баках закончатся позже, чем проклятый масд доберётся до кромки стен…

Спастись от мучительной смерти можно будет только в башне-вышке.

Но!

Там не поместятся ни бараны, ни сколько-нибудь значительный запас пищи. Так что фактически это будет – конец.

Сколько людей сейчас в их Общине? Тридцать семь. А сколько будет через сто шестьдесят лет? Этого никто не знает. Потому что они, конечно, стараются ограничивать рождаемость. И избегать «несчастных случаев». Но всё равно: расчёт показывает, что для посменного дежурства на башне нужно минимум шестеро, для дежурства в теплицах – столько же, в детской – четверо, в хлеву – тоже четверо. Ну и так далее – по всем цехам и службам. То есть, взрослых – не менее тридцати. Плюс шесть-восемь детей.

Снизу донёсся крик:

— Питер! Питер!

Он встал. Подошёл к окну. Открыл крашенную-перекрашенную масляной краской стальную створку. Высунулся. Точно: Олег.

— Привет, Олег. Что там такое?

— Здравствуй, Питер. У нас новая течь! В отсеке с овощными консервами. Сейчас к тебе поднимется Ленни. Сдашь дежурство ему. А сам – давай к нам. Нужно перетащить банки из секции Джи-восемнадцать, а течь постараться заделать!

— Хорошо. Я понял. Где Ленни?

— Уже внутри башни! Лезет!

— Хорошо. – Питер закрыл окно, прекрасно понимая, что ничего хорошего в этом нет. Течи в полу Замка возникают всё чаще. И это – несмотря на то, что по уверениям строителей пол состоит из монолитного, отлитого единым целым, пласта железобетона, толщиной в два ярда!

А стены Замка – тоже из железобетона. Только чуть потоньше: всего в пять футов. Однако течёт только пол. Стены почему-то почти не протекают. Во-всяком случае, на его памяти такое случалось всего-то – два раза.

Питер снова обвёл горизонт пристальным взором. Затем – посмотрел и через бинокль. Чисто. Ну, у Ленни глаза, конечно, молодые, и более зоркие. Хотя никаких шансов на то, что хоть что-то постороннее заметит и он — ноль!

Из люка донеслось прерывистое частое дыхание с постаныванием: Ленни.

Питер подошёл к люку: точно, вот подросток у самого отверстия.

— Привет, Ленни. Я всё осмотрел только что. Располагайся.

— Зд…равствуй…те, дядя Питер! – Ленни запыхался.

Едва подросток вылез наружу, Питер не мешкая двинулся вниз: впереди двести сорок восемь ступеней! А течь лучше бы заделать побыстрее. Потому что отравленную масдом воду использовать, да и просто – хранить в Замке – опасно! Испарений от чёртовой субстанции, конечно, нет, но всё равно – мало ли…

 

В секции Джи-восемнадцать, угловой, у которой две стенки выходили наружу Замка, царила деловая атмосфера. Если так можно назвать беготню с громоздкими ящиками в руках!

Навстречу Питеру попался Азам. Потный, красный, с ящиком ананасов в руках:

— Питер! Привет! Боб сказал, что ближайшая свободная секция — Си-четырнадцать! Мы всё перетаскиваем туда!

Питеру больше объяснений не понадобилось: в Замке все понимали друг друга, и улавливали специфику действий, нужных для спасения Общины – с полуслова. А иногда – и вовсе без слов.

Возле двери в секцию Джи восемнадцать уже стояли на выбор три пары кевларовых сапог – их «достояние»! Потому что в обычную обувь ядовитая вода впиталась бы тут же. И тогда её уже ничем не «нейтрализуешь». Предтечи писали о таких прецедентах: погибло тогда трое мужчин, рискнувших «попробовать походить». Масд «работает» и через лёгкие, и через поры кожи…

Питер переобул те сапоги, что были ближе всего по размеру. Жизнь, как говорится, и опыт предшественников, приучила их ходить по просочившейся воде в безопасной, пластиковой, и непробиваемой, обуви!

А воды за порогом секции Джи-восемнадцать уже набралось добрых полдюйма! И сейчас её поверхность маслянисто отсвечивала неверными бликами от кругов, поднятых сапогами Азама.

Стараясь не хлюпать, и щурясь, чтоб привыкнуть к темноте, еле рассеиваемой двумя фонарями со свечами, повешенными в обеих концах огромного квадратного помещения, Питер подошёл к ближайшему стеллажу, на котором имелось пять полок, уходивших: вверх на добрые три ярда, и в глубину помещения — на десять. Вот: нижняя полка, до которой воде ещё пять дюймов, (Спасибо проектировщикам и строителям: предусмотрели именно такую аварийную ситуацию!) практически свободна от ящиков с консервными банками.

А-а, вон где ребята остановились: примерно в середине второго бокового прохода!

Питер, аккуратно ступая, подошёл к ящику, ещё стоявшему в опасной близости к воде. Взял его. Развернулся. Выйти успел прежде, чем на его место прошёл подошедший Олег. Друг другу они не сказали ни слова: уже поздоровались, а сейчас не нужно отвлекаться от главного дела!

Вначале – эвакуация, а уж затем – всякие прочие слова!

С грустью Питер вспоминал те времена, когда последняя тележка ещё была «жива» — как было удобно: нагрузишь сразу пять-шесть тяжеленных ящика – и вперёд! Но тележка сдохла – от старости буквально развалился латанный-перелатанный металлический каркас, и починке техника не подлежит: запчастей или электросварки у них больше нет…

По прикидкам Питера на перенос всех ящиков с нижней полки из затопляемой секции наверх, на уровень Си, и наваливание ящиков на пустые полки, имевшиеся там, ушло восемь часов. Без отдыха, без еды. Только – краткие остановки, чтоб выпить воды из бачка, принесённого Лаей.

Сапоги, к счастью, ничего ему не натёрли. Хорошо, что одел носки.

Но вот нижняя полка и опустела. Теперь нужно найти место, откуда вода поступает. Но перед этим её, разумеется, надо откачать: набрался почти дюйм. Питер спустился вниз от секции Си: перед порогом секции Джи-восемнадцать уже стоял аварийный бак с Нейтрализатором, притащенный, очевидно, Бобом и Олегом. Остальные взрослые мужчины тоже были тут: Константин, Азам, Саймон.

Олег сказал:

— Ну, как обычно. Каждому – по проходу. Не больше литра!

Набрав литр белой гранулированной субстанции, из алюминиевого бака, в котором она хранилась, в одну из мерных ёмкостей, лежавших тут же, внутри бака, Питер вошёл в дверь секции. Остальные тоже набрали по порции Нейтрализатора, и двинулись за ним. Олег задержался на пару секунд: завинтил герметичную крышку бака. Проходы распределили традиционно: «по алфавиту»: Азам, Боб, Константин…

Набирая уже в руку маслянистый наощупь гранулированный реагент, Питер невольно думал, что не предусмотри строители Замка этого вещества – им всем давно бы крышка: протечки, особенно в последнее время, мучили их всё чаще. Последняя случилась как раз в позапрошлую ночь. И это ещё счастье, что Лайя тогда заметила блеск воды на полу секции Джи-тридцать четыре.

Но тогда они просто переставляли нижние ящики уже наполовину опустошённой секции – на верхние полки. Хотя, тоже, конечно – не сахар. Спина болела до утра. А сейчас – так и вообще «встала колом».

Аккуратно, стараясь действовать равномерно, Питер начал рассыпать гранулы по полу прохода, по которому сейчас пятился спиной вперёд – к выходу. К тому моменту, когда они все встретились у входного проёма, реакция началась. Пришлось поторопиться, и выйти наружу.

Внутри зашипело, запотрескивало… Белый порошок окрасился в красный – реакция началась бурная и с огромным выделением тепла. Пришлось отойти подальше: из проёма так и полыхало! Предтечи, впрочем, определили, что температура преобразования не превышает семидесяти градусов: для консервов и полок не опасно. Но – жарко, жарко…

Олег, засёкший по хронометру, сказал:

— Ещё восемнадцать минут.

Питер присел на бак с Нейтрализатором, остальные – прямо на полу. Тщательно избегая центра прохода, где ещё оставались мокрые следы от их подошв. Никто не разговаривал – все слишком измотаны.

Да и о чём говорить: всё понятно без слов. Как и выверены и отработаны действия.

Поэтому когда реакция закончилась, все просто разобрали мешки из-под муки, которые успела принести док Джовэйн, и принялись сгребать получившийся сыпучий и безопасный полугель-полупорошок в ёмкости.

Питер невольно хмурился: да, вода теперь безопасна, но объём получившегося геля в тридцать раз больше, чем объём впитанной и нейтрализованной реагентом жидкости. Правда, эта штука, соответственно, в тридцать раз легче воды.

Хотя таскать её из последнего, седьмого, уровня Замка — наверх, чтоб «смело» дойти до края парапета и высыпать наружу, за защитную стену, прямо в масд, удовольствие не из лёгких…

Когда вытащили последний мешок, снаружи давно наступила ночь. Но главное ещё только предстоит!

Они развесили по углам квадратной комнаты ещё два фонаря – с новыми, яркими, свечами.

Боб, вооружившись веником, принялся сметать остатки субстанции с пола, собирая в мешок уже с помощью совка. Остальные шли следом, внимательно смотря себе под ноги.

Ничего, ничего…

Первым дыру засёк Константин:

— Есть! Вот она!

Со стены на пол, сверкая переливами не то алмаза, не то – стекла, струилась свежая полоса воды, льющейся из небольшой дырочки, расположенной в футе от поверхности пола.

— Отлично. В стене – это всё же лучше, чем в полу. Особенно – под каким-нибудь стеллажом.

С этим заявлением Олега никто спорить не стал. Он сам, вновь отвинтив крышку бака, насыпал полукругом невысокий бортик из Нейтрализатора вокруг новой маленькой лужицы. Нейтрализатор принялся за работу: стал разбухать, краснеть, и выделять тепло. Но сейчас это не страшно: мал объём. Зато воды на пол остальной секции больше не поступало. Но нужно быть готовым ко всему: часто бывало, что «вскрытая» дырка куда опасней вот такой, исходной. Поскольку и течёт сильнее!

Банку с Нейтрализатором (полную) поставили на ближайшую полку. Наготове. Ручная бурильная установка с победитовым длиннющим сверлом длиной в два фута уже ожидала своего часа, лёжа на полу коридора. Осталось только перетащить её к стене с дырой, поставить на козлы, и приступить к бурению.

Бурили посменно: не больше, чем по пять минут. Да и то: к тому моменту, когда полуметровое сверло почти по головку бура ушло в стену, с Питера текло ручьями. Да и с остальных тоже. Да и Нейтрализатор пришлось досыпать в горку: воды потекло, разумеется, больше. Хоть, к счастью, хотя бы не было фонтанчика – как в позапрошлый раз.

Так, порядок.

— Достаточно, уносите бур.

Питер и Боб так и сделали, пыхтя, но мысленно радуясь: осталось самое простое.

Теперь Олег взял в руки трубку с Нейтрализатором в её наконечнике. Аккуратно пристроил на конце кусок картона – толстого, чтоб сразу – не промок насквозь…

Быстро, рывком, вставил в пробуренное отверстие – до упора! Тут же Константин, как самый здоровый, рывком, сильно, нажал на мехи, расположенные в торце трубки. Трубка чуть сдвинулась назад. Олег выдвинул её ещё на пару дюймов:

— Давай!

Константин «дунул» ещё.

Ну всё.

Теперь Нейтрализатор выбил картонную пробку, остался в скважине, и разбухнет там, внутри. И не даст жидкости просачиваться в помещение секции Джи-восемнадцать.

Олег извлёк из скважины всю трубку. Азам буркнул:

— Будем ждать, как положено, восемнадцать?

— Да. Иначе все труды насмарку. – Олег позволил себе наконец утереть пот, заливавший ему глаза, — Но вы все свободны. Кроме Питера. Питер. У тебя хорошо получается с цементом.

Питер кивнул. Его, с одной стороны, порадовало то, что их Лидер признаёт его умения, с другой – не слишком утешило это признание: он теперь освободится на полчаса позже остальных четверых. Как, впрочем, и Олег.

Ёмкость с высокопрочным цементом ожидала тоже в коридоре. Питер достал из неё мерный стакан, набрал порошка цемента до стандартной отметки. Взял в руки ёмкость с водой – обыкновенной, принесённой тоже доком Джовэйн. Отпил. Дал выпить и задыхавшемуся Олегу, сейчас прислонившемуся к стене напротив задыхающегося Питера.

После чего отлил воды и в пробирку. Вылил в ёмкость с цементом. Принялся мешать приспособлением, похожим на самую обычную стамеску.

— Сколько?

— Ещё три минуты.

Питер продолжил мешать, растирая по стенам, и стараясь, чтоб уж ни мельчайших комочков не осталось нерастворёнными.

— Время!

Теперь Питер залил получившуюся сметанообразную серую жидкость в тубус шприца с длиннющим и толстым, только-только под диаметр скважины, стальным носиком-иглой, Вставил поршень со штоком. Перевернул. Надавил на шток: вот цемент и появился у края иглы! Он быстрым шагом прошёл к дыре. Всунул иглу в отверстие. Так, упёрлось. Это, стало быть – задний, застывший, торец расширившегося и закупорившего протечку Нейтрализатора. Ну, приступим…

Он что было сил нажал на шток поршня. Шприц стал отодвигаться от стены – по мере того, как его игла выдавливала внутрь дыры содержимое.

— Помоги!

Олег тут же схватился за тубус шприца, удерживая от выскакивания.

— Всё! Медленно отпускай!

Олег молча кивнул. Игла теперь медленно, по мере выдавливания цемента, выдвигалась из отверстия. Питер чувствовал, понимал каким-то шестым чувством, что в дыре ещё есть пространство для ещё какой-то порции цемента. И сейчас изо всех сил, матерясь, и применив и колено, выдавливал его туда – в дыру, из которой после этой операции вода не пойдёт никогда. Поскольку цемент у них – особенный. Он и прочней бетона, и тоже, как и Нейтрализатор, разбухает, и гарантированно абсолютно надёжно сопрягается, сцепляется со стенами отверстия! Древние инженеры называли это адгезией.

Правда есть проблема.

Вынимая из отверстия наконечник иглы, Питер продолжал давить: дыра должна быть полностью заполнена. Но вот наконечник и вышел. Питер тут же выдавил остатки цементной смеси прямо на стену. Размазал возле отверстия – той же стамеской. Выдернул шток поршня из тубуса. Остатки цемента со штока и из тубуса шприца вытряс прямо на пол, постучав об него.

Принялся вытирать поршень приготовленной тряпкой.

После чего они с Олегом вышли в коридор. Олег аккуратно, тоненькой струйкой, поливал, Питер – промывал. С помощью той же, а затем и – чистой, тряпки. И внутренность шприца, и поршень, и особенно тщательно – толстенную «иглу»: для этой цели имелся стальной, жутко колючий, ёршик.

Но вот основное «орудие» и очищено. И приведено снова в полную боеготовность: вытерто насухо. Олег спрятал всё хозяйство – в стальной бокс. А бокс – в бак с цементом. Завинтил и его герметичную крышку.

Питер вздохнул:

— Когда всё это кончится.

Олег, криво усмехнувшись, хмыкнул:

— Боюсь, никогда. Наш чёртов Замок не становится от времени — прочней.

— Точно.

— Ладно, пошли. Пора ужинать. Да спать. Неизвестно, когда случится очередной аврал.

— Точно. Ну, будем надеяться на лучшее.

 

Дома Питера ждал безвкусный стандартный ужин, накрытый той же салфеткой. Жена уже спала, отвернувшись от стола. Питер подумал, что это и к лучшему. О чём бы они говорили? Он рассказал бы о том, как устранили очередную протечку, а она… О том, какие сейчас непослушные и ленивые дети?

Отлично Питер помнил, как и они сами в бытность в яслях, а затем и интернате – шалили, играли, и бесили воспитательниц… Но позже, когда в пять лет пошли в школу, и их нагрузили ещё и обязанностями по помощи взрослым в содержании Замка и его оборудования в надлежащем порядке, игривость прошла. Сама собой.

И вся жизнь превратилась в угрюмое и беспросветное выживание…

Но заостряться на этом нельзя. Иначе можно просто спятить – вон, как хромая Эльза. И её просто «удалили», чтоб своими дикими выкриками, проклятьями, и пессимизмом не вносила разлад и тоску в души остальных.

Питер был уверен, что и все они, собственно, прекрасно осознают, что жить им осталось недолго. И все усилия – всё равно приводят только к кратковременной отсрочке. Агонии. Достающейся крайне утомительной, трудоёмкой, тяжёлой и нервной, ценой.

Но одно дело – знать, а другое – слушать об этом днями напролёт, по пятнадцать часов кряду! Да ещё и от обладательницы противного, дребезжащего и визгливого, но громкого, голоса!

«Всех вас постигнет Божья кара!» «Грешники! Господу смешны ваши жалкие попытки спастись!» «Бросьте все свои мирские хлопоты, покайтесь, и молитесь Всевышнему!»

Поэтому когда спустя три недели «активной» фазы помешательства док Джовэйн сообщила, что вылечить, или «заткнуть» старушку, которую «посетило просветление» она не в силах, а тратить на неё и без того крошечный запас успокаивающих седативных смысла не видит, они и приняли решение.

Крики Эльзы после того, как её, связанную, сбросили со стены прямо в масд, затихли практически мгновенно. А ещё бы: плавать никто из них не умеет, да и не умел… Да и в масде задохнуться можно за три-четыре вдоха.

Питер аккуратно, чтоб не греметь, перенёс посуду в мойку. Включил воду, всё помыл. Расставил на решётке над раковиной: к утру высохнет.

Делать ничего не хотелось, да и сил нет. Однако ложиться спать, чтоб снова встать к восьми, и, позавтракав, вновь отправляться на башню, пока не хотелось. Он отлично знал, что организм сейчас – словно струна. Напряжён. И всё ещё в состоянии стресса. После тяжкой работы. Хотя сам он, его сознание, и желало поскорее упасть на постель, он помнил, и понимал, что вот так, сходу, не заснёт.

Может, почитать?

Он подошёл к полке. Вот: эта книга всегда помогает ему успокоиться. Ведь в ней описаны те славные наивно-светлые деньки, когда на планете ещё не существовало машин, атомной энергии, масда…

Он открыл затрёпанную книгу «Приключения Геккельбери Финна» сразу на последней части – там, где они с Томом Сойером освобождали беглого негра Джима. Эта часть всегда радовала его описанием беззаботного состояния игры. Во взрослых. Заговорщиков.

Не прошло, впрочем, и десяти минут, как книга чуть не упала на пол, и он задержал её на коленях чисто инстинктивно.

Всё. Мозг переключился. Пора спать.

 

Утром снова проснулся с первыми лучами солнца. Ничего не снилось. Так. Будильник можно просто заткнуть – он не успел сработать. И на нём – семь тридцать три. Значит – всё как обычно. И жена уже ушла.

Вновь «автомат»: одеться, завтрак, постель, посуда…

На башне всё было спокойно. Саймон Джексон казался более хмурым, чем обычно:

— Привет, Питер.

— Привет, Саймон. Ты почему хмуришься? Не выспался?

— Выспался. Просто… Понимаешь… Хм. Преследует меня странное чувство.

— Ну, колись уже – что за чувство?

— Кажется мне, что наш Замок словно бы… Качается!

— Может, это – от усталости? Или хронического недосыпа? И качает не Замок, а – тебя?

— Ну, может и так, конечно… Но там, внизу — ну, в нашей с Жанной комнате! — ничего такого мне не казалось. А как забрался сюда – чувствую! Этакое… Мерно-плавное раскачивание. Очень неторопливое. Правда – лишь иногда. А ты – не чуешь?

— Ну… Пока – нет. – Питер и правда попытался прочнее встать на ноги, и прочувствовать надёжность их каменно-бетонной твердыни. Их оплота в мире смерти и опустошения, — Вроде, всё как всегда.

— Ну, ладно тогда. Я полез. Отсыпаться. Может, удастся перехватить пару часов до очередного аврала!

— Ага. Спокойных снов.

— Спасибо. И тебе – спокойного дежурства!

— Спасибо.

Голова Саймона скрылась в люке. Питер привычным движением взял из подставки бинокль. Нет, никого. И ничего.

Впрочем, а чего он ждал?

Теперь записать в Журнале: «Вахту принял. Происшествий нет.»

Однако Питер не успел усесться в кресло, как понял, о чём только что говорил ему Саймон.

Замок действительно качнулся!!!

И не только качнулся, а словно ещё и чуть повернулся: вон: светотень от солнца, пробивающаяся сквозь окна, а точнее – тень от поперечины — чуть сместилась!!! Он готов был поспорить, что только что вот та узкая и длинная тёмная полоса, лежащая сейчас на фоне света на противоположной стене круглой комнаты, была на полдюйма левее!

Да нет – ему, наверное, просто показалось. Под действием внушения от того, что рассказал Саймон. Да даже если и не показалось – лучше подождать ещё. Чтоб лично убедиться. Но сейчас он лучше… на всякий случай!

Он подошёл к стене, на которой имелась теневая полоса. И недолго думая сделал отметку карандашом: вот. Здесь была правая кромка тени между яркими пятнами от стеклянных окон.

Через три минуты он убедился, что сделал это не напрасно!

Замок снова качнулся, и солнечная полоса плавным рывком сместилась на добрый дюйм!

А вот это уже не списать на хроническую усталость, самовнушение, и прочие субъективные ощущения… Значит – нужно действовать.

Похоже, Замку угрожает новая опасность! Только вот какая…

Он сделал карандашом новую отметку. Открыл окно. Высунулся. Ветра почти нет. И солнце… Не там. Действительно – он привык, что оно в такое время – куда левее. Вон – там!

Питер заорал, наклонившись вниз, к крышам теплиц:

— Эй, кто-нибудь в теплице! Здесь вахтенный с башни! Подойдите!

Через минуту дверь в длинное огромное помещение с десятками пологих скатов стеклянных крыш, отворилась. Оттуда появилась Розмари:

— Я здесь, Питер. Что случилось?

— Пока – ничего. Но может. А пока будь добра, сходи, или пошли кого-нибудь за Олегом. Мне нужно кое-что ему показать.

Пока Розмари ходила за их Лидером, Питер, закрыв окно и сев на кресло, продолжил наблюдения. И Замок действительно качнулся ещё. И солнечные полосы на стене сдвинулись ещё на полдюйма! И – ещё на дюйм!

Да что же это за!..

 

Олег к моменту выползания из люка вспотел и запыхался, словно уставший носорог:

— Ну?! Что тут у тебя?

— Не у меня. А у нас с Саймоном. – Питер рассказал о том, что ему поведал Джексон, а затем и о своих ощущениях. И показал засечки на стене, и странно ведущие себя полосы светотени.

Олег сжал губы в ниточку, как всегда делал, когда чего-то не понимал, или в чём-то сомневался. Но тут как раз очень кстати подоспело очередное «раскачивание», и полосы тени и света сдвинулись сразу на полтора дюйма!

Глаза Олега расширились:

— Чтоб мне лопнуть! И правда – сдвинулось! И – качалось! А я-то подумал, что вы с Саймоном просто переутомились… Но – нет. Тут явно нужно другое объяснение. Не «психическое», а чисто… физическое!

Питер, имевший возможность подумать за те пятнадцать минут, пока их Лидер добирался до верха башни, а заодно и сделать ещё три засечки, сказал:

— Знаешь, Олег. Как ни глупо это звучит, я подумал, что мы – не в Замке, как мы изначально думали про это сооружение.

— Да-а?! А в чём же тогда?

— Мы – в Ковчеге.

Который какие-то умные люди из прошлого построили – а точнее — отлили из несокрушимого бетона — как раз в расчёте на такой случай. Что произойдёт глобальная катастрофа, все ледники мира растают, уровень океана поднимется… И спасутся только те, кто, вот как мы сейчас, будут на огромном пловучем сооружении!

Оно – всплывает!

И заметно это – пока только здесь, на башне. Потому что она как бы… Создаёт рычаг! А там, внизу, передвижения ещё слишком малы!

Олег молчал. Хмурился. Но губы кусать и сжимать в нить перестал. Смотрел на Питерские отметки, и на солнце. Наконец опустил голову к полу:

— Как ни странно и глупо это звучит, но я склонен… Согласиться с тобой. Думаю, тут роль сыграло то, что вчера мы зачистили от воды и геля очередной отсек, и потеряли массы. Порядка двухсот килограмм. И это… Нарушило равновесие. Хрупкое равновесие. Получается, если мы сейчас выбросим ненужный хлам – так и вообще можем поплыть. По океану.

— А, может, пока не будем ничего выбрасывать? – Питер, уже подумавший о такой возможности, предпочёл бы не искать дополнительных «приключений» на одно место, — Не очень-то, честно говоря, хочется – плавать! Ведь неизвестно ещё – куда нас отнесёт? Ветра-то – почти нет, но есть – течения! Может, затянет куда-нибудь в холодные края? А нам бы оно – и не надо! Поскольку там, на севере – и солнца меньше.

Ни фига в теплицах не вырастет!

— Звучит разумно. Согласен: не будем форсировать события. Но!

Общее собрание собрать так и так придётся. Наши должны знать, какая перспективка, — Олег криво усмехнулся, — нас ждёт!

А заодно и то, что вместо стабильной каменной твердыни у нас теперь под ногами – настоящий Ковчег!

Пусть и не из дерева, а из бетона, но – хотя бы затопление нашим стенам теперь не грозит!