Теремок в зимнем лесу

— Говорила тебе — направо, направо поворачивай!.. А ты, … , всё налево норовишь. Ну и, где дорога, к какому лешему нас занесло?!

«Во баба, достала в конец! Всю дорогу зузузу в уши!»— Федька треснул со злости по рулю, резко распахнул дверь и вывалился из авто в сугроб. А затем, загребая ботинками рыхлый снег, направился куда глаза глядят. А глядели они в тот момент на мерцающий среди мрака деревьев огонёк.

Зинка оторопела от такой неслыханой наглости. И что это нашло на её всегда тихого и меланхоличного муженька?

— Федькааа, подождиии! — уже слегка испуганно прокричала она и вылезла следом. И хотя идти по проторённому пути, казалось бы, проще, за долговязым Фёдором Зинка семенила, пыхтя и отдуваясь. Вечер давно сменился сумерками, а в лесочке было всё ж темнее, поэтому она постаралась прибавить шагу.

Огонёк впереди мерцал и манил, то как будто приближаясь, то отдаляясь.

—Погодь, куда прёшь?!—остановил Фёдор,догнавшую было его бабу, заставив её вновь обиженно засопеть.

А ведь ноги уже несли на открывшуюся перед ними чудную полянку. Посреди оной стоял крепкий деревянный теремок. Из трубы приветливо шёл дымок. Пахло чем-то ароматным и таким знакомым, но давно забытым.

—Да что ж мы стоим тут, Федюнь, авось не съедят нас, пустят-то на ночь, накормят-напоят, да дорогу подскажут, — жалобно пропела Зинаида.

— Да погодь ты!—с досадой повторил муж.— … !

А навстречу уже вышла улыбающаяся старушка,всплёскивая руками:

—Да что ж вы так припозднились, гости дорогие! Уж и самовар давно на столе,мда плюшки сахарные. С утреца вас дожидаючись хлопочу.

И так искренне было бабкино недоумение и радость на добродушном морщинистом лице,что путники растерялись. Замёршие и уставшие решили войти в теремок, а там уж и выяснить насчёт недоразумения. Разувшись в сенях, супруги прошли в горницу. Внутри было светло и веяло домашним уютом. На столе стоял пузатый сияющий самовар, под вышитым полотенцем угадывался каравай, в блюдцах лежали оладьи, плюшки, рогалики, да конфеты шоколадные в ярких, блестящих обёртках.

В белоснежной огромной печи стоял горшок, который хозяйка вынула,подхватив странной приспособой с рогами на конце. Фёдор припомнил,что эта штука называется ухватом.

Даже не заметив как, Зинка с мужем оказались за столом, с деревянной расписной ложкой в одной руке, с куском каравая — в другой. А в тарелке, источая тот самый аппетитный аромат, была каша. Так много, и Зинке поначалу не верилось, что осилит её. Но, попробовав,уже не могла остановиться, и после, к своему удивлению, попросила добавки.

Кроме каши, хлеба и сладостей, приветливая старушка угощала гостей пареной репой, запечёнными бобами, тушёной морковью в молоке, печёным картофелем, салатом из одуванчиков и крапивы, маринованными грибочками …

И как-то ни Фёдору, ни Зинаиде, не хотелось расстраивать приветливую старушку, открывая глаза ей на то, что ошиблась, обозналась она, и совсем не их ждала к праздничному столу.

Да та вроде и довольствовалась односложными ответами про то, что в городе хорошо живут и приехать раньше не могли из-за разных хлопот-забот. Сетовала баба Аглая на дела, да на городскую суету, а затем, глядя на них, уже зевающих, отвела в комнатушку-опочивальню.

И снилось Зинке бескрайнее ромашковое поле, по которому она, юная, прекрасная и тонкая, как тростинка, бежит, раскинув руки, счастливая до безобразия — в объятья широкоплечего длиногривого блондинистого красавца. И они, кружась, падают в море ромашек, утопая в водовороте страстей.

Фёдору нестерпимо хотелось спать, но какое-то смутное беспокойство заставляло мужчину ворочаться на мягкой и чуждой его костлявому телу пуховой перине. Завидуя сладко посапывающей жёнке, он честно пытался сомкнуть веки, но не мог. Мысли, одна за другой возникающие в его лысеющей чернявой голове, гасли, едва наметившись, так, что он не успевал ухватить их, и от этого беспокойство Фёдора только множилось.

А сон, как кот баюн, мурлыкающий на ухо, уговаривал закрыть глаза и отправится в его необъятное царство. И так это было навязчиво, что раздражало Федьку всё больше и больше, поэтому, когда, в очередной раз он услышал всхрапывание Зинки, то откинул одеяло, и, стараясь не шуметь, встал с постели и отправился на поиски МэЖо.

Выйдя в коридорчик, гость также тихо пошёл по нему, выискивая нужную комнатушку, дивясь тому, что, с виду маленький, теремок внутри оказался больше. Коридор петлял и заворачивал, но двери на пути так и не попадались, — сплошь беленные стены, с картинами, нарисованными прямо на них. А на картинах тех — люди в разномастных, похожих на старинные одеждах: кто — в тулупе и валенках, кто в сарафанах, кто — в полном воинском облачении. А то и вовсе сказочные какие-то персонажи — с рожками, хвостами и пятаками.

Наконец-то Федька увидел дверь и поспешил к ней, радуясь тому, что хоть куда-то да вышел. Открыв её и заскочив в комнату, мужик ошеломлённо присвистнул…

Также в небольшое оконце струился лунный свет, освещая кровать, сундук в углу, и старый платяной шкаф. Также валялась на пуховой перине, блаженно улыбаясь во сне, его жена Зинка.

Весь в испарине, мужик выскочил обратно за дверь и торопливо пошёл по казалось бы не длинному коридору. Он опять сворачивал то налево, то направо, ища выход, но подойдя к возникшей в стене двери и открыв её, снова увидел знакомую комнату с Зинкой,исладко дрыхнувшей в постели.

Фёдор развернулся и побежал в обратную сторону, а, увидев, неожиданно появившуюся на пути, лестницу, радостно поскакал по ней наверх. Вбежав на второй этаж, увидел целую анфиладу комнат, но, распахнув первую же, еле сдержал крик — там была Зинка…

Впрочем, в следующих двенадцати тоже.

Вернувшись к началу этого коридора, Федька меланхолично отметил, что лестница исчезла, а на том месте, где она якобы была, красовалась сплошная стена. И картина в полный рост, на которой — ухмыляющийся дед, заросший, одетый в тёмные шкуры и показывающий кукиш.

Федька сполз по противоположной стене и крепко задумался. Откуда-то сверху к его ногам упала верёвочная лестница, вцепившись в которую, он полез сам не зная куда и зачем. Поэтому, когда стукнулся о какую-то крышку, только и очухался. Толкнув крышку-дверцу, Фёдор вылез на пыльный чердак.

—Уху! — раздалось буквально над ухом, да так неожиданно,что наш герой чуть не свалился обратно.

— Вомля!—вырвалось у Фёдора.

— Сам мля! — ответил филин, сидящий на жёрдочке.— Ну, загадки отгадывать будешь иль взад вертаешься?

— А давай! — с вызовом рявкнул Фёдор. — Задолбался я уже по вашим лабиринтам шастать!

— Итак, первая загадка (где-то вдруг звякнул гонг):

Где находятся города без домов, реки без воды, а леса без деревьев?

Фёдор выдохнул, удивлённо:

— На карте, ясен пень.

— Вторая загадка (Дзаннннг):

Вился, вился белый рой,

Сел на землю — стал горой.

Фёдор, с ухмылкой ввпалил:

— Снег .

Третья загадка (бабаммммм):

В дремучем лесу затерялась избушка.

В избушке живет непростая старушка —

Берет помело, да в ступу садится,

И тут же над лесом взлетает, как птица!

Задумался Фёдор, да не над загадкой немудрённой, а над бедой, в которую вляпался. Прав филин, и снегу намело кругом небось немерянно, и без карты иль подсказки выхода не найти, и старушка в теремке с подвохом оказалась.

— Ну,понял наконец, куда попал?— ухнул филин.

— Чего уж теперь, только как нам от Яги-то уйти своим ходом?

— Слезай с чердака, иди к Лешему!

— Не понял…

— Дедок с кукишем на стене. Подойдёшь, скажешь : «Дядько, помоги непутёвому» и не забудь поклониться.

Федька так и сделал и даже ухом не повёл, когда старик, хихикнув, потребовал плату кровью. Достав из правого кармана джинс перочинный нож, провёл по подушке большого пальца, который приложил к картине.

Леший же, ухнув по-совиному, вышел из полотна в коридор.

—Пойдём что ли… — ухмыляясь молвил старикан.

Коридор «поплыл» и перед взором Фёдора проявилась знакомая дверь, распахнутая настежь. Только обстановочка за ней была не такая уж безмятежная : посреди огромной комнаты стоял дубовый стол , с двумя лавками по краям. На столе лежала спящая Зинка. Пыхала жаром печь, возле которой возилась колченогая жилистая старушенция.

Она деловито точила топорик, мурлыкала под нос незатейливый мотивчик и словно не замечала непрошенных к столу гостей.

— Хватай свою и быстро уходи, — тихо сказал Леший. — морок скоро развеется,а с Йаглайкой у меня свои счёты.

Федька по жизни вообще-то был не дурак, поэтому подскочив к столу, приложив усилия, ножичком срезал путы, взвалил на руки Зинку, и пошёл скоренько к выходу. Несмотря на свой немалый вес, жена на удивленье не сильно оттягивала руки. Выскочив за дверь, спрыгнув с крыльца,Фёдор со своей ношей оказался в сугробе по самое не могу. А точнее по пояс.

В теремке уже что-то хлопало,как попкорн, хлюпало и звенело. Нужно было что-то срочно делать, но как и в какую сторону бежать к машине — непонятно.

Краем сознания Федька зацепил чудной агрегат аккурат у стенки теремка, который, со скрипом и лязгом вдруг стал подниматься, обнажая озябшие синие лапенции под днищем.

В избе опять загрохотало, забряцало, завыло на разные голоса, заколошматило — да так, что домишко заходил ходуном, завертелся юлою, набирая обороты.

Зинка открыла глаза, очумело глядя на супруга и окружающую действительность. Видно она, эта действительность, настолько отличалась от ускользающих сноведений, что вся мировая скорбь отразилась на миловидном женском лице.

Не вдаваясь в объяснения, Фёдор потащил Зинку к широченной ступе. Супруга, моментально очухавшись, вместе с мужем залезла в полётное средство, ничему не удивляясь, как будто так и надо.

— А как оно работает-то,Феееедя?

Не успел муж ответить, потому как в тот момент одна из куриных лап избушкиных, задев ступу в движении, запустила её со ступонавтами в полёт.

— Йоооооо…!

— Аааааааа !

И полёт этот был стремительным, со свистом в ушах, да с матерками, но окончился почему-то быстро, и опять же в сугробе. Только теперь супруги оказались в снегу чуть не по самые маковки. Барахтаясь и чертыхаясь, Зинка с Фёдором вылезли на пригорок, который оказался краем дороги.

— Федь, наша машинка! — радостно загомонила жена. Фёдор кхекнул от радости и удивления, не в первый раз за сутки, и, прихрамывая, поспешил за семенящей к авто женой. Зинка заскочила в машину первой, молча дожидаясь его.

Ключи, как и прежде, были в замке зажигания. Так что,изахлопнув дверцу, Фёдор вдарил по газам, и жигуль понёсся по дороге, на пределе всех лошадиных сил.

И вот впереди показались огни большого, такого родного, города. Федька повернулся к молчащей, словно воды в рот набравшей, Зинке и оторопел.

Вместо круглолицей, кареглазой, пухленькой супружницы — на него, вытаращив глазюки и оскалив щербатый рот, уставилось нечто, покрытое мутной тиной. Фёдор было дёрнулся, но оно, это непонятное, навалилось на мужика, источая болотный смрад и безысходность…

— Ааааааааааа!

— Ты чо орёшь?! Ополоумел что ли? Вставай и иди ёлку разбирать. Вот, мля, придумали ж умники, праздники эти затяжные. Ничо, завтра девятое, а там и на работу. Федька, ты чо, опять спишь чо ли?..

***

— Ну что, касатик, никак сбежать удумал? Кхе…кхе… наш ты. Наш!

Тихо в лесу зимой. На белом снегу нет-нет, а пересекутся заячьи следы с волчьими да лисьими. Где-то в ветвях деревьев мелькнёт серый беличий хвост.

На небольшой, расчищенной от снега полянке, стоит крепкий деревянный теремок. Возле него — наряженная, с разноцветными шарами и в гирляндах, ёлочка. А на самой её макушке — яркая золотая звезда.

— Уху-уху-уху…!

Никак филин проухал? Вот чудеса! Ужель и днём эти птицам не спится.

На крыльцо вышел большой чёрный кот. С важным видом он запрыгнул на перильце и прилёг, подставляя мордаху зимнему солнышку.

— Феденька, кить-кить-кить, домой! Простудисся ещё, киса моя …