«Дай им Бог!»

Подивись Петро, якi гарнi дiвчатка! Проходьте на огорожу. Ну, давайте знайомитися. Я тiтка Галя, вiн дядько Петро» — кругленькая, шумная и подвижная, словно ртуть, тётушка Галя заполняла собой всё окружающее пространство. Она одновременно обнимала и целовала нас, подталкивала в спину своего мужа, интеллигентного вида, сухопарого высокого дядьку в очках, вынуждая его выдавить несколько приветственных слов, хваталась за наши дорожные сумки, отпихивала забавную, снующую возле ног болонку.

— Здравствуйте! Очень приятно. Я Лена, а это подруга моя Марина.

— Петро, це ж внучка Тасi с подружкою. Помнишь, мы её у Нади бачили? Та не дiвчинку, а Тасю. Це ж з якого далека вони приiхали, з Сибири. Що встав, як пень? Тягни вещи в далеку кiмнатку. Я iм там все приготувала, — отдавала она команды мужу.

— Застрочила, как пулемёт. Налетела, словно коршун, на девчонок. Дай им опомнится. Меня дядя Петя зовут. Заполошная — жена моя Галя. Сейчас я вам комнату покажу, на огород до летнего душа проведу, а потом и за стол. Верно, мать?

Пассажиркам старенького автобуса, проведшим в дороге более семи часов по тридцатиградусной жаре, водные процедуры были как нельзя кстати. Этим летом мы с подругой совершали первое в своей жизни самостоятельное взрослое путешествие. Выбор наш пал на Среднюю Азию. Мы уже погостили во Фрунзе у двоюродной сестры моей бабушки, отдохнули в профилактории на озере Иссык-Куль, решив напоследок осмотреть столицу Казахстана. Деньги, которые мы копили весь первый курс, старательно откладывая со стипендии, уже заканчивались, и предложение бабы Нади остановиться в пятидесяти километрах от Алма-Аты, в маленьком городке у родственников её покойного мужа, приняли «на ура».

С первой минуты знакомства стало понятно, что бабушка Надя точно охарактеризовала пару, приютившую нас: «Чисто „итальянская “ семья. Но, несмотря ни на что, любят друг друга. Иные после такого горя разбежались бы. А они вместе. Так что внимания на крики не обращайте: „Милые бранятся, только тешатся! “ Люди они очень хорошие, добрые, гостеприимные. Дом у них большой, места всем хватит». Как-то по молодости и беспечности слова о несчастье, постигшем супругов, радушно принявших нас, мы пропустили мимо ушей.

Между тем дядя Петя завёл нас в полутёмный дом. Все окна были прикрыты ставнями, и внутри царила живительная прохлада. «Это у нас зала, тут спальня. А это кухня. Правда, пользуемся мы ей зимой. А так Галина всё на летней кухоньке готовит, — начал хозяин экскурсию. — Ваша комната здесь. Там сын обитает. Но его лучше не беспокоить. Он у нас бирюк, из своей берлоги практически не выходит». Дядя Петя указал на дальнюю дверь в конце коридора и болезненно поморщился.

На ужине таинственного сына не было. Тётя Галя засыпала нас вопросами: Як там Надя? Як Тася? Яка славна жинка! С причитаниями «Зовсим худи! Шкiра та кiстки», — впихала в нас кастрюлю борща с пампушками. А еще на столе были крученики. Вкусней зажаренной до золотистой корочки мясных рулетиков с начинкой из сала с капустой мы ничего не ели. Дядя Петя плеснул в маленькие рюмашки забористой самогонки, и нас с Маришкой, никогда не пробовавших её, понесло. Дядя Петя взял в руки аккордеон, и мы лихо подхватили затянутою тётушкой Галей: «Ты ж меня пидманула». Когда хозяйка задушевно запела: «Вийди, коханая, працею зморена, хоч на хвилиноньку в гай!», мы, дотоле никогда не слышавшие эту песню, сидели как заворожённые. Слова понимали не все, но грудной глубокий голос тети Гали и мелодия пробирали до слёз. Глаза увлажнились даже у дяди Пети.

— Эх, кохана моя! Тебе бы в Большом театре петь!

— А менi i тут добре! Ишь, сльози на колёсах розвели! Давай, Петро, нашу танцювальну!

Дядя Петя заиграл какую-то разухабистую народную песню, и мы с Маришкой пустились в пляс. Вечёрка затянулась. «Ой що ж там було i неврiитися», — кажется, такие слова были в одной из песен тёти Гали.

В самый разгар вечера на кухне появился мужчина лет тридцати. Молодая копия дяди Пети кивнул нам головой. «Сiночку! Будеш iсти?» — засуетилась вокруг него тётя Галя. Но молодой человек по имени Виталий отрицательно помотал головой и, выпив воды, также молча удалился. Всю ночь меня преследовали кошмары. Видимо, перебрала с непривычки самогона.  Было душно. Открытые на ночь ставни и распахнутое окно не помогали. Мерещилось, что под окнами кто-то бродит.

Утром нас с Маришкой разбудили истошные крики тёти Гали, долетавшие с огорода: Нiмець проклятий. Всё поперёк робить!»  Дядя Петя что – то монотонно бубнил в ответ. Оказалось, что он опустошил не ту грядку с клубникой, которую велела супруга. После завтрака по приказу жены он повез нас на «Жигулях» до столицы.

— Тётя Галя, неудобно! Мы сами доберёмся! Пусть отдыхает, — в расчёт не принимались.

— Йому всё одно на ринок iхати.

По дороге дядя Петя утолил наше любопытство, рассказав, почему он «нимиц проклятый». Родом дядя Петя был из Поволжских немцев. Отец его военный, сгинул еще в тридцать седьмом году. Началась война. Пареньку шёл четырнадцатый год, когда всем этническим немцам, проживавшим в городке, велели, прихватив только самое необходимое, прибыть в пункт сбора. Правдами и неправдами мальчонка, не расстававшийся с аккордеоном, протащил его с собой. Потом была долгая страшная дорога в теплушках. Так его семья попала в Казахстан. Мать и старшего брата сразу мобилизовали на принудительные работы в трудовую армию. Петя тоже оказался там, когда ему минуло четырнадцать лет.

После войны ограничения на проживание были сняты, но он решил остаться в Казахстане. Поступил в ремесленное училище. Какой уж институт, как он мечтал, с таким происхождением-то. Трудился на фабрике и вот тут встретил свою коханую. Младше она была его чуть ли ни на десять лет. Галя — круглая сирота, приехала с Украины после окончания училища. Во время войны её мать фашисты угнали в Германию. Отец погиб на фронте. Хорошо, что девчушка находилась в то время со старенькой бабушкой на хуторе. Выжили. Увидел Пётр кареглазую пигалицу, едва достающую его плеча, и глаз отвезти не мог. А уж когда она пришла на репетицию фабричного хора, да запела, и вовсе потерял голову.

Разорвал Пётр помолвку со своей невестой, флегматичной аккуратисткой немкой Мартой, с которой встречался уже года три, и потащил Галю расписываться. Верно говорят: «В тихом омуте черти водятся». Узаконив отношения, вышли новоиспечённые супруги на крыльцо сельсовета. А тут „порушенная “ невеста подоспела. Плеснула она чернилами в молодых. И не то страшно, что наряд заляпала. Да и какой там наряд у Галки был? Так, платьишко скромное, ситцевое. Слова страшные обиженная Марта им в лицо бросила: «Сука! Не будет тебе счастья. В аду вам гореть! И ты, гад, будь проклят!» Вот и накаркала. «Поэтому я и «нимец проклятый“. А из посёлка мы решили уехать и перебрались с Галкой сюда. Да только не помогло это. Ну, потом доскажу. Смотрите, девчонки, долго не задерживайтесь. Последний автобус около девяти отходит с автовокзала», — на самом интересном месте прервал дядя Петя историю, высадив нас неподалеку от автостанции у колхозного рынка.

Затемно мы вернулись домой. Сразу у ворот услышали крики тёти Гали.

— Лайза! Лайза! Куди тварина подiлася? Петро, ти погань цю бачив?

—  Не видел! Спит, где-ни будь. Куда она из ограды денется? Не гоношись.

Маришка потащила на кухню купленный в городе «Киевский» торт, из-за которого мы, отстояв огромную очередь, чуть ли не опоздали на последний рейс, и принялась помогать накрывать на стол.

Я побежала в дом. Моё внимание привлекли звуки, доносившиеся из комнаты Виталия. Повизгивание переросло в громкий лай, когда я постучалась. Никто не откликнулся. Я чуть приоткрыла дверь, а подлая собачонка вместо того, чтобы выбежать в коридор, бросилась от меня вглубь комнаты.  Я кинулась за ней. Однако остановилась, как вкопанная, увидев настоящую химическую лабораторию. В непонятном сооружении из пробирок, колб и соединительных трубок дымилась и булькала синеватая жидкость. Вдоль стен стояли стеллажи, заполненные книгами и учебными пособиям по медицине, биологии, генетике и химии. Хитрющая болонка Лайза между тем, забилась под письменный стол. Пришлось ползти следом. Неловко задев его, я умудрилась свалить со столешницы рамку с фотографией молодой красивой девушки: «Блин! Наверное, невеста его! Слава Богу, стекло не разбила!»

Держа в одной руке вздорную шавку, а в другой рамку, стала неуклюже выползать, и тут раздался строгий голос: «Как вы сюда попали и зачем взяли фотографию?» С горящими щеками я стала оправдываться, лопоча что-то не вразумительное. Разобравшись в ситуации, мужчина сменил гнев на милость. Видно, я его крепко позабавила своим смятением и глупыми вопросами.

— Вы, наверное, учёный! А в какой области? Химик, биолог или врач?

— Нет. У меня рабочая специальность. А это так, хобби.

— Как интересно! А что вы за опыты проводите?

— Вы разбираетесь в химии?

— Ну, если честно, то не особо, — тут любопытство проснулось во мне со страшной силой, и я поспешно уверила. —  Хотя по химии в аттестате стоит пять, и первые два курса нам её читают.

Виталий начал нехотя объяснять суть проводимого опыта. Но, очевидно, подсев на любимого конька, сильно увлёкся. Уловив мой неподдельный интерес, мужчина начал говорить более громко и экспрессивно, воодушевляясь всё больше по мере рассказа. Теперь по манере поведения он больше напоминал мать, чем отца. Глаза его лихорадочно горели. Размахивая руками, он суетливо бегал по комнате. Моя бестолковость его раздражала. Честно говоря, я действительно мало что поняла в этом, как мне показалось, алхимическом эксперименте. Под конец одержимость Виталия даже немного испугала.

Тут в комнату заглянул дядя Петя и, изрядно удивившись нашему общению, пригласил на ужин.    Подхватив на руки Лайзу, я быстро ретировалась из комнаты. К изумлению родителей, сын на этот раз изъявил желание отужинать вместе со всеми. Тетя Галя просто летала: «Це добрий знак, Петро! Мабуть Бог нам дiвчат послав». Во время чаепития, разрезая торт, хозяйка дома со вздохом обронила: «Як його Лёля наща любила». А дядя Петя пояснил: «Лёля — это дочка наша. А её любимый „Киевский торт “ нам однажды жизнь спас». История, рассказанная дядей Петей, потрясла.

Третий день рождения Лёли выпал на выходной. День обещал быть жарким. Галя предложила отметить праздник на берегу горного озера. От посёлка до него всего четырнадцать километров. Купаться, конечно, не получится — вода холодная, градусов около восьми. Но есть и другие развлечения: катание на катерах, лодках, речном трамвайчике. В конце концов, можно просто позагорать на прибрежном песке в Малиновой бухте. Места там красивые, заповедные. К озеру по ущелью одноименной реки ведёт хорошее шоссе, заканчивающееся большой стоянкой на сто пятьдесят машин. На правом берегу выстроена двухэтажная гостиница на сто мест, ресторан, кафе, множество киосков, танцплощадка.

В выходные дни из столицы с получасовым интервалом отправляются переполненные автобусы. Однако места всем хватает. Люди приезжают полюбоваться каскадом водопадов, «изумрудными» водами озера, «напиться» чистейшим воздухом, погулять по живописным горам, отдохнуть на турбазе, проведать детишек в пионерском лагере. Туристы с рюкзаками и палатками отправляются в маршруты вверх по ущелью. Тропа через перевалы ведёт в соседнюю республику, на озеро Иссык-Куль. Всех „высоких “ гостей тоже непременно привозят сюда.

Так что предложение супруги Петру понравилось. Девятилетнему Николаю и семилетнему Витальке, интересно будет прокатиться по озеру. Потом пикник устроить можно. Взрослым — шашлык-машлык. Детям — чай с тортиком. Пётр с продавщицей знакомой в столице договорился, прибережёт она дефицитный продукт для именницы. Вот, собственно, за тортом Пётр отправился поутру в Алма-Ату. Ехать на машине здесь совсем ничего. А потом и на озеро махнуть можно.

Однако человек предполагает, а Бог располагает. Столица встречала гостей «выше» некуда: первого заместителя Председателя Совета министров СССР и первую женщину-космонавта.  Утром в сопровождении главы республики они должны были пожаловать на горное озеро. Поэтому движение по отдельным улицам ограничили. Машина хлеб комбината задержалась в дороге, и торт добрался до магазина с большим опозданием. Выбирался из города Пётр окольными путями, а потом еще проткнул шину. Пришлось „переобуваться “ на обочине. Так что к дому он подъехал ближе к полудню.

Галка визжала. Доводы мужа, что самое удобное место на правом берегу озера, как водится, оцеплено для отдыха почётных гостей и простым смертным туда путь закрыт, строптивица не слушала. Тортом чуть ли не запустила в супруга. Но в итоге решили остаться дома. «Верно: „ Бог располагает“. Послушайся я тогда жену, не договорись с продавщицей, не застрянь в дороге из-за „ дорогих “ гостей — и всё! Аккурат в самую пасть „Чёрного дракона“ угодили бы!»

Сель зародился высоко в горах. Талые воды с ледника стекали в горное озеро, расположенное выше по ущелью. Вода, разрушив естественную гранитную перемычку, устремилась вниз, вбирая в себя каменные осыпи, подхватывая гигантские валуны, вырывая с корнями огромные ели. Несмотря на оцепление, отдыхающих на берегах нижнего озера хватало. В тот момент, когда торт едва не приземлился на голову дяди Пети, на зелено – синюю прозрачную гладь озера обрушился первый вал из чёрной грязи, камней и деревьев. Удар был такой силы, что озеро выплеснулось из берегов, а прогулочные лодки с отдыхающими, как щепки, разбились о берег. По некогда изумрудной глади воды барражировал только уцелевший речной трамвайчик, приготовленный для почётных гостей. Он поднимал на борт оставшихся в живых туристов, захваченных грязевой волной в верховьях ущелья.

Чудом спасшиеся счастливчики, оказавшиеся в ледяной воде и не захлебнувшиеся грязью, хватались за стволы вывороченных стихией вековых деревьев. Некоторым туристам, отдыхавшим у водоёма, удалось подняться выше, в горы. Люди, которых не пустили за оцепление, отдыхали по обоим берегам речки, вытекающей из озера. Первой же волной их смыло вниз. Селевые валы следовали один за другим с небольшими интервалами. Озеро «кипело».

Затем сель прорвался вниз в долину. К счастью, пионерский лагерь, оказавшийся на его пути, успели эвакуировать. А грязевой поток тем временем ворвался на улицы посёлка. «Божечки скiльки хат порушилося! Скiльки людей загинуло! Страшно подумати», — вытирая слёзы, причитала тётя Галя. Грязекаменная лава разрушила не только дома. Пострадали водозаборные сооружения гидроэлектростанции, на которой работал дядя Петя. Подвалы знаменитого винзавода, на котором трудилась тётя Галя, тоже попали под поток. По тревоге подняли ближайшую войсковую часть. Солдатики спасли около двух тысяч отдыхающих.  Голодных, измученных людей, сумевших в момент прохождения селя забраться выше уровня озера, находили в горах даже спустя несколько дней.

— Вот вы, девчата, на географическом факультете учитесь. С того страшного дня более двадцати лет прошло. Восьмидесятые на дворе. Слышали что-либо о «Чёрном драконе», как прозвали его в народе? Ведь такого разрушительного селя на территории Союза до этого не было, — задал вопрос дядя Петя.

— Нет. Никогда.

— И не услышите. Информация засекречена. По официальным данным погибло около ста человек. А по слухам — около двух-трёх тысяч, — в беседу вклинилась утирающая слёзы тетка Галя. — А скiльки у нас знайомих постраждало! Яких сто? Цiлi вулицi знесенi були. Боже! Згинули i малi та старi.

Посёлок был разделен селем надвое. Страшный водоворот смывал всё на своём пути: базы отдыха, засеянные поля, целые улицы. Остановился он на тракте. Дом, в котором мы гостили, к счастью, не пострадал. Сель захватил только несколько окраинных домов этой улицы.

— Ой, Петро, розкажи, що люди говорили. Який страх потiм водолази бачили в озерi.

— Да что там! Озеро то не очень большое было, но глубокое. Шириной метров пятьсот, длиной чуть меньше двух километров. А глубина в некоторых местах до восьмидесяти метров доходила. После, как вода устоялась, водолазы к работе приступили. Вот один знакомый рассказывал, что когда спустился вниз, то увидел человеческие тела. Будто живые стояли они в грязи с распростёртыми руками и колышущими волосами. Кошмары его потом по ночам долго мучали.

— А сейчас можно на это место посмотреть? — заинтересовались мы.

— Можно то оно можно. Да только что там смотреть? От красоты былой, почитай, ничего не осталось. Озеро на треть меньше стало. Поговаривают, восстановительные работы там планируют проводить. Не знаю, кто после такого там гулять и отдыхать будет? Вот поставить знак памятный. Другое дело!

Мы замучили дядю Петю расспросами.

— Дядя Петя, а что «высокие» гости? Спаслись?

— Космонавтке место для отдыха в одной из бухт приготовили. Там тоже сель прошёлся. Но она визит отложила. А вот с гостем из Совета министров интересно получилось. Одни говорили, что по дороге задержался он у друга своего, председателя колхоза, и под „раздачу“ не попал. Другие утверждали, что приезжал, ожидал на причале речной трамвайчик, сильно хотел по озеру прокатиться. Но вовремя предупредили его об опасности. Через несколько минут после того, как он ушёл, причал волной смыло. Кто знает, как там действительно было.

— В рубашке родились, значит, — откликнулась мы с Маришкой. — И вы с тётей Галей тоже.

— Тiльки сорочка та з дiрками виявилася! Скiльки ми горя бачили! Не приведи Господь нiкому!

— Мама, мы завтра на кладбище идём? — неожиданно спросил Виталий.

— Як же не йти синочку. Лёле завтра iменинна память.

Мы с Маришкой переглянулись. Значит, Лёля — дочь дядя Пети и тёти Гали, день рождения которой совпал с трагической датой селя, умерла? Дядя Петя, перехватив наши взгляды, пояснил: «Нет больше нашей Лёльки. Погибла». Не пойти на кладбище мы не могли.

— А нам можно с вами? —  выпалили мы одновременно с подружкой.

— Як не можна? Серьденько мои, можо! — тётя Галя даже прослезилась, услышав нашу просьбу.

Утром, нарвав красивых цветов в палисаднике, отправились на кладбище. С портрета на памятнике смотрела та самая девушка, которую я видела на фотографии в комнате Виталия. Ольга. Лёля, как звали её родные, умерла тринадцатого января. На момент смерти ей было шестнадцать лет. Дядя Петя вздыхал: «Восьмой годок лежит, красавица наша». Тётя Галя суетилась вокруг могилки и плакала. Виталий сидел на скамеечке молча и неотрывно смотрел на портрет. От Лёли он ушёл последний. Отходя от оградки, я несколько раз оглядывалась и видела, как мужчина обхватил надгробие руками, положив на него голову. Плечи его сотрясались от рыданий.

— Вперше за вiсiм роквi прийшов. Может налагодитися всё, Петро?

— Твои слова, да Богу бы в уши, мать! Восемь лет на кладбище зайти не мог. Может и наладится!

К машине Виталий подошёл минут через двадцать с красными глазами.

Как полагается, дома сели помянуть. Сколько же трагических событий перенесла эта семья! Старшие братья души не чаяли в младшенькой долгожданной сестричке. Особенно средний Виталька любил Лёлю. Играл с ней, защищал, опекал. «Краше матери ридной!»— как сказала тётка Галя. А сколько раз брал он на себя многочисленные шалости и проказы сестрёнки. Лёлька шустрая была, как пацанёнок. Не в пример спокойному, невозмутимому, малообщительному Витальке. У него никогда и друзей толком не было. С девушками тоже не встречался. Один свет в окошке, Лёлька. Может, способствовала тому невеликая разница в возрасте между ними. Всего-то четыре года. Колька был старше сестры на шесть лет. Он, как и сестра, в породу матери пошёл. Живчик. Поступил в военное училище и, закончив его, уехал служить на Дальний Восток. Незадолго до Нового года прилетел лейтенант с молодой супругой к родителям. Лёлька на ту пору училась в десятом классе. Как раз новогодние каникулы были. Брату обратно на службу лететь, а она заладила: «Хочу в гости! Посмотрю, как они там устроились».

Виталька шибко сестру отпускать не хотел. Как одна доберётся обратно? Ещё и с пересадкой. А с ней полететь не мог. В техникуме сессия началась. Но Лёлю не остановить было. Девчонка упрямая, что в голову втемяшит, то не выбьешь. Как не отговаривали домашние, настояла на своём. Накануне вылета позвонила Лёлька домой. Сообщила, что прилетает тринадцатого января вечером. В трубку кричала, что соскучилась страшно и любит всех сильно.

К назначенному часу поехали родители дитё встречать. Галя беду чувствовала и накануне ночь не спала: «Всякi думки поганi в голову лiзли».  Немного не доехав до города, прямо с тракта увидели подлетающий к аэропорту горящий самолёт, окутанный дымом. Неожиданно он стал набирать высоту, а потом, опустив нос, пошёл к земле. Раздался взрыв. Галя как-то сразу поняла всё. Она дико закричала: «Лёлька! Там Лёлька наша!» Зашлась в плаче и лишилась чувств. Виталька тоже в машине был. Выскочил он из неё и по полю в сторону упавшего самолёта побежал. Насилу отец его догнал и скрутил. Вначале парень, как дикий зверь, вырывался. Кричал, выл, землю кулаками бил. А потом обмяк как-то враз и долго на плече отца плакал. Нервный срыв у Виталия после этого был страшный.

Тем рейсом летели девяносто шесть человек. Погибли все. Остатки самолета обнаружили в трёх километрах от торца взлётно-посадочной полосы, недалеко от тракта, посреди заснеженного поля. На месте падения была огромная воронка. Обломки и останки людей приходилось выкапывать в буквальном смысле. Говорили, зрелище жуткое было. Солдат, работавших на месте катастрофы, спиртом отпаивать приходилось. Как сообщили потом родственникам погибших, перед посадкой произошёл пожар в одном из двигателей. Экипаж и пассажиры, очевидно, погибли ещё в воздухе, подвергшись воздействию угарного газа.

Мы долго молчали.

— Самое страшное в жизни — хоронить собственных детей», — произнёс дядя Петя.

— Хоч би з Колькою всё нормально було!

— Всё нормально, мать, будет! Выживет наш Колька! — откликнулся дядя Петя и пояснил нам, — Николай сейчас в Афгане. Вернётся он! Обязательно. Живой вернётся!

Через два дня мы прощались с гостеприимными хозяевами. «Пиши нам, девонька. Приезжай з бабусею, мамкою, подружкою. Завжди радi будемо прийняти!», — такими словами проводила нас тётя Галя.

Вернувшись во Фрунзе, передав приветы и гостинцы бабе Наде, стали рассказывать о житье-бытье родственников. И тут нас ждало ещё одно потрясение. «Как там Виталька? — спросила она и, выслушав, огорошила. — Слава тебе, Господи! Отпустило, видать. Любил он сестру до беспамятства. Как трагедия эта случилась, умом тронулся. На похоронах так убивался. Заявил, что жизнь свою положит, а сестру из мёртвых воскресит. Стал книги разные изучать, обряды проводить, опыты ставить. Уж сколько раз в больничку клали.  Горе какое! Люди такие славные, и за что им такие испытания?  Дай им Бог! Только любовью и спасаются».

***

«Долгим нелегким трудом утомленные,
спят и друзья, и враги,
Нам же с тобою, судьбой обделенным,

Счастье — хоть капля любви» *.

*Куплет украинской песни «Нiч яка мiсячна» в переводе Дмитрия Литвинцева.

Автор публикации

не в сети 6 месяцев

Лана Никонова9 535

НЕ обижайте Человека
"Зря, просто так обижать человека не надо. Потому что это очень опасно. А вдруг он Моцарт? К тому же ещё не успевший ничего написать, даже "Турецкий марш". Вы его - обидите - он и вовсе ничего не напишет. Не напишет один, потом другой, и на свете будет меньше прекрасной музыки, меньше светлых чувств и мыслей, а значит, и меньше хороших людей.
Конечно, иного можно и обидеть, ведь не каждый человек - Моцарт, и всё же не надо: а вдруг...
Не обижайте человека, не надо.
Вы такие же, как он.
Берегите друг друга, люди!"

Леонид Енгибаров

58 летДень рождения: 23 Мая 1965Комментарии: 1448Публикации: 69Регистрация: 13-08-2021

1

1

2

5