Сгущенка

     — Птица! А не попить ли нам чайковского после вахты? — обратился командир отделения боцманов старшина второй статьи Саня Малютин к своему лучшему другу — командиру отделения радиометристов старшине второй статьи Сереге Стрижу. Друзья сидели в кубрике у боцманов. Было тепло, уютно, но через полчаса им за-ступать на вахту: Сане — на руль на ГКП (главный командный пункт, он же – ходовая рубка), Сереге — на станцию «Дон» в БИПе (боевой информационный пост).

     Чувствительно покачивало, корабль нарезал галсы в своем районе боевой подготовки, разбивая форштевнем серую февральскую воду Авачинского залива. Друзья любили выходы в море: жизнь течет спокойно, размеренно. Чем дальше от береговых работ и начальства, тем лучше.

     — Да я всегда только «за», заварка в наличии. Но пустой пить?

     — А вот погляди сюда! — улыбаясь, Саня достал из-под подушки продолговатую банку без этикетки, безошибочно опознаваемую как сгущенка. — Раскрутил вестовых в кают-компании!

     — Хорошо иметь правильных земляков, — одобрил Серега.

     — Давай сюда, отнесу в КРМ, хлеб возьмем потом свежий у хлебопека.

     Эх, дорогой мой читатель, пробовал ли ты когда-нибудь свежевыпеченный корабельный хлеб? Нет на свете ничего вкуснее его, это подтвердят все те, кто его пробовал. Из-за этого, в том числе, и любили матросы выходы в море: хлеб свой, не привозной, и манная каша на завтрак. А когда хлебопек, веселый узбек в белой голландке, открывал свою печь и доставал очередной противень, дивный аромат вплывал в центральный ко-ридор ракетного крейсера, напоминая всем морякам о доме. Хотя корабль на тот момент и был их домом.

     Уникальность положения старшины 2 статьи Стрижа была в том, что он заведовал КРМ — корабельной радиомастерской. Это довольно большое помещение, заставленное стеллажами с осциллографами, разными измерителями, запасными блоками, коробками с радиодеталями и прочими нужными на современном корабле электронными штуками. Располагалось это помещение далеко в корме и глубоко внизу — на уровне ватерлинии. Два узких люка и вертикальных трапа отбивали охоту возможным проверяльщикам лиш-ний раз спускаться туда и делали КРМ удобным местом для товарищеских посиделок.

     Именно так, в узком кругу близких друзей, можно было отдохнуть душой и скрасить не самый веселый быт морской службы. Некоторые ухари, каждый в своей нычке, ухитрялись даже жарить картошку, но возможность была далеко не у всех, а вероятность залета — крайне высокая из-за предательского картофельно-лукового духа.

     Залета — потому что дело это было запретное. Во-первых, Корабельный Устав прямо запрещает приготовление и употребление пищи в неотведенных для этого местах. Во-вторых, всякий электроприбор, тем более нештатный, есть источник опасности пожара и удара током, а корабль в этом смысле — объект крайне капризный. В-третьих, по мнению командования, особенно политического, это является актом неуставных взаимоотношений, так как допущены к этим благам только подгодки́ и годки́. Ну и в-четвертых, употреблялись при этом не только легальные продукты из посылок и чипка (военный магазин-кафетерий), но и добытые нелегально.

     Источников нелегальных ингредиентов (к коим относились сахар, чай, сгущенка, а то и консервина или колбаса) на корабле было четыре: камбуз, офицерская или мичман-ская кают-компания и непосредственно продкладовая. Отношение к этому имели снабженцы (баталеры продовольственные), коки, дежурные и рабочие по камбузу, а также вестовые кают-компаний.

     На первый взгляд и на взгляд командования, это были акты воровства у товарищей, которые выявлялись и расследовались, а виновные карались по всем статьям совершенных преступлений. Главным было выявление источников этих пищевых цепочек на основании улик и признательных показаний. Руководил всем Старпом — второй после Бога и ответственный за все подвиги и весь бардак на корабле. Такая уж у него долж-ность: служба, ничего личного.

     А вот на другой взгляд — никакого воровства у товарищей здесь не было. Во-первых, все мы были дети советского образа жизни, с пеленок усвоившие лозунг «все вокруг колхозное, все вокруг мое» (знающие люди добавят с десяток других кричалок на эту тему). Во-вторых, не такой уж это большой объем, и уходил он во все те же военно-морские желудки, а не на сторону. А в третьих, самое главное, — это как раз пример справедливого распределения ценных ресурсов среди товарищей. Если ты хороший товарищ, то добудешь вкусняшку или тебя пригласят в узкий круг, если плохой — соси лапу.

И тогда вода нам — как земля,

И тогда нам экипаж — семья!

И тогда любой из нас не против

Хоть всю жизнь Служить в военном флоте!

     Надо сказать, что такое положение на флоте было не всегда. При царях на броненосцах стояли титаны с кипятком, всем желающим не возбранялось этот кипяток брать, сахар выдавался казенный, а заварка и прочее к чаю — личное. Без хорошего чаю русско-му человеку служба не мила, и это тогда хорошо понимали.

     Эх, знали бы клешники 17-года, что лишатся они при советской власти этой привилегии, а также чарки хлебного вина в день, и мясное довольствие в два раза уменьшится, то стали бы палить из бакового орудия «Авроры» и ломать красивую решетку Зимнего?.. Шучу.

     У Сереги в КРМ все было организовано на высшем уровне. Наличие тары для заваривания чая проваливало все явки. Обычно это решалось просто: снимался плафон, ставился на подставку, в нем кипятилась вода и заваривался «Чай грузинский байховый, второй сорт», а потом плафон протирался насухо и вешался на штатное место. Главное — следить за отсутствием засохших чаинок и чайного налета внутри.

     Теперь кипятильник. Обычный при корабельном напряжении 127 вольт работал слабо. Кипятильник из лезвий — штука опасная, ненадежная и вообще, удел нищебродов и пехоты. Правильный военно-морской кипятильник делался из малоомного мощного резистора, поэтому эти зеленые цилиндрики размером с палец всегда были дефицитом. Но не у Сереги в КРМ! После использования прибор бросался в ящик с радиодеталями и проводами — маскировка идеальная, деревья надежнее прятать в лесу.

     Ну вот, теперь читатель основательно подготовлен к самому повествованию.

     Серега засунул банку подмышку под робу. Мешковатая роба, не заправленная в брюки, висела свободно и скрывала под собой все возможные тайны. Саня критически оглядел фигуру, и, не обнаружив замечаний, хлопнул товарища по плечу, отправляя в дорогу. Привычное движение вверх по наклонному трапу, далее — носовой коридор левого борта, переходящий в главный коридор…. Оба-на! Навстречу, как назло, — Старпом собственной персоной!

     Воинское приветствие на корабле отдается путем контакта кормы и лопаток млад-шего с переборкой и поедания старшего глазами, руки при этом — по швам, это вам не пехота — козырять. Серега так и сделал. А в чем проблема? Морда лопатой, небритость отсутствует, форма одежды в порядке, берет на голове, а не на затылке.

     Вечно занятый капитан третьего ранга, не обращая внимания на военмора, прошел было мимо, но вдруг исполнил поворот оверштаг и приблизился к Сереге, продолжающему исполнять воинское приветствие. Взгляд Старпома потеплел, что не предвещало ничего хорошего.

     — Руки вверх! — чутье и чувство юмора у старого морского волка были отменными.

     Эшафот находился в каюте № 10. Вот она, за поворотом коридора. Нет ничего страшнее услышать по трансляции: «Такому-то прибыть в каюту № 10!». Старпом удобно расположился в своем кресле за столом, посреди которого возвышалась запретная банка.

     — Докладывай. Где взял, кто дал, куда нес, кому?

     Доклад был придуман молниеносно по дороге до каюты. Главное — бодро, уверенно и твердо глядя в глаза.

     — Тащкаптретьранга, нашел в четвертом тамбуре за вьюшкой спрятанную!

     — И куда нес?

     — Сдать ПКСу (помощнику по снабжению).

     — Ну ты и наглец, Стриж…

     «Заступающей смене приготовиться на вахту!» — спасительно пролаяла трансляция.

     — Тащкаптретьранга, мне на вахту…

     — После вахты ко мне с главным боцманом. У тебя есть время подумать и все правильно вспомнить. Свободен.

     Спустя четыре часа виновник торжества и главный боцман — нереально авторитетный старший мичман — стояли перед старпомовским столом. Банки на столе не было, «Сдал в кают-компанию или сам сожрет?» — мелькнуло в голове у старшины.

     — Вспомнил?

     — Так точно! В четвертом там…

     — Боцман, этого разгильдяя — в цепной ящик для прочистки цепи и памяти. Выпускать на вахту и на прием пищи. Свободны.

     Главному боцману не привыкать, к нему на исправление «враги народа» поступали потоком, но цепной ящик на ходу и зимой — это жестко.

     — Что натворил-то? Серега хотел ляпнуть что-то «о расхождениях в трактовке св. Августина» из ре-пертуара Игоря Старыгина, но передумал и неопределенно махнул рукой.

     — Давай, доложи своему комдиву, что приказом старпома ты в моем распоряжении, надень что-то погрязнее да потеплее и пошли.

     Цепной ящик на корабле представлял собой небольшую комнату, обитую толстыми досками, куда сверху сыпалась якорь-цепь при подъеме якоря. Там она хранилась, хаотично заполнив почти все пространство и источая ароматы того, что притащила на себе из морских глубин. Подразумевалось, что находящийся там матрос будет зачищать цепь, но этого никогда не делалось, исправительный эффект достигался самим фактом нахождения в ящике.

     В любом карцере можно встать, походить, посидеть, а то и прилечь, хоть как-то размяться. Здесь же стылые стальные кольца, похожие на краковскую колбасу, на которых можно только балансировать. Холодно, сыро, лучом света в темном царстве тускло светит слабенькая лампочка где-то вверху. Да еще эта качка.

     Килевая качка — самая неприятная в море. Сильнее всего она ощущается ближе к носу, а цепной ящик, как вы правильно догадались, — в самом носу, впереди него — только форпик, а дальше уже — форштевень, разрезающий Тихий океан надвое. А в корме качка меньше всего, не зря на старых парусниках офицерские каюты были в корме, а матросский гальюн, омываемый волнами, — в носу.

     Лязгнула задрайка, небольшая овальная дверь, через которую Стриж попал в свое узилище, распахнулась, и в проеме показалась белобрысая голова Сани Малютина.

     — Сидишь за решеткой в темнице сырой? Ох уж эти шуточки про птиц. Стриж давно к ним привык.

     — На вот, держи! Голова исчезла, вместо нее в проем полезли несколько оранжевых спасжилетов и пара старых шинелей. А вслед за ними протянулась рука с кружкой адски горячего и райски сладкого чая! Жизнь-то налаживается! Многомудрый Старпом не мог знать того, что в этом деле замешаны боцмана, ослушаться приказа они не смели, а вот скрасить быт страдальца было им по силам.

     Следующие три дня прошли в таком режиме: цепной ящик — столовая команды — вахта — каюта № 10.

     — Вспомнил?

     — Так точно! В восьмой вентиляшке за трубами!

     — В ящик!

      Серега ухитрился свить себе гнездо (что снова вызвало подначки товарищей) и немного спать. Отдыхал и отогревался на вахте, но такой режим давался ему с трудом. Дух поддерживали помощь друзей и молодецкое здоровье.

     В очередной раз в каюте Старпома. Стандартный вопрос — стандартный ответ.

     — Вот что, Стриж. Завтра 23 февраля. Объявляю тебе амнистию в честь праздника. Свободен.

     — Есть, товарищ капитан третьего ранга! Счастливый Стриж, вылетая из страшной каюты, краем глаза увидел глаза Старпома и вдруг понял, что этот офицер очень его уважает.

     Старший помощник командира служил на корабле долго, начинал помощником. Никто не знал корабль в целом лучше него. До него старпомил Владимир Высоцкий, ставший впоследствии Главкомом ВМФ России, так что экипаж традиционно был в твердых и хороших руках. Корабль был для него домом родным, офицеры — младшими братьями, матросы — сыновьями. Строгость в нем сочеталась со справедливостью. Все это экипаж почувствовал особенно остро, когда он с огромной тоской ушел на берег по состоянию здоровья, а на его место пришел другой Старпом, для которого корабль был лишь ступенькой в карьерном росте. Так потихоньку из корабля стала уходить сама жизнь…

     Триумфальное возвращение Сереги, а также нелюбимый на флоте, но ставший спасительным День Советской Армии скромно отметили в КРМ в узком кругу банкой сгущенки, родной сестрой героини нашего повествования. А Сергей Стриж скоро получил звание старшины первой статьи и должность старшины команды радиометристов БИП.

     А знаете, что сделал первым делом Серега, приехав домой на ДМБ (на флоте никогда не говорят «дембель», только ДМБ)? Послал товарищам на корабль посылку, полную разных печенек, а пакетики с чаем, которые к тому времени появились в продаже, спрятал под них. Нет ничего удобнее для заваривания в плафоне, чем чайные пакетики!