Первым я его называю потому, что наш ракетный крейсер долго стоял в Дальзаводе в среднем ремонте и только что покинул заводской причал. А это значит, что никто из матросов в море не был, а офицеры немного подзабыли морскую практику.
Дальзавод — историческое, овеянное легендами место Владивостока. Расположен он в самом центре между улицей Светланской, воспетой поколениями писателей, первой улицей города, названной в честь фрегата «Светлана», и бухтой Золотой Рог, отсылающей нас к романтике Византии и Вещего Олега. В то время она называлась Улица товарища Ленина или просто Ленинская, что естественно для главной улицы любого советского города. Золотого моста тогда тоже не было, но виды с причалов Дальзавода все равно открывались прекрасные, а соблазны дальневосточной столицы были в шаговой доступности.
Путешествуя по тихой воде между Владивостоком и заливом Стрелок-бухты Абрек, Разбойник (вот еще прекрасные топонимы, коими богат край Приморский!), мы отрабатывали корабельную службу, готовясь к переходу на Камчатку. И вдруг — вне плана — «Учебная тревога! Корабль экстренно к бою и походу приготовить!», три резких коротких и один длинный звонок колоколов громкого боя и трель горна «ту-ту-тутуту, тутуруту-ту-ту-ту!»… Это сочетание гонит адреналин по всему военно-морскому организму, наполняя его трепетом и бодростью.
Секретчик бежит в штаб 10-й Оперативной эскадры (он находился на борту старого заслуженного крейсера «Адмирал Сенявин») за кодами государственного опознавания (железный чемоданчик с кубическими фишками внутри, вставляемыми в соответствующее гнездо аппаратуры согласно секретной таблице), а к сходне подлетает «УАЗик» с красным крестом и спешно выгружает группу военных медиков с багажом. Готовится что-то необычное и тревожное…
По трансляции объявляют задачу: «В Японском море на борту траулера тяжело заболел гражданский моряк: прободная язва. Приказано максимально быстро снять его, оказать первую помощь и доставить во Владивосток». Самым полным ходом до точки рандеву идти почти сутки. Погода отличная — на небе ни одного облачка! За небольшим исключением: сильнейший ветер и шторм. Вся 175-я бригада ракетных кораблей застыла у причалов с заведенными дополнительными швартовами и кранцами, задраенными по-штормовому переборками, а мы, преодолевая давление ветра, отваливаем от стенки. Вечереет, и ночь обещает быть чудной.
Как только прошли остров Путятина (красивейшее место! Иногда в бинокль можно было полюбоваться гуляющими там оленями), началась жесткая качка. О качке немного поведано мной в рассказе «Морская наука»: обыденные дела и передвижения при ней требуют особых навыков, которых у нас еще нет. Но самое главное — это воздействие качки на неподготовленный организм. Почти каждого человека укачивало в машине или самолете, и приятного в этом мало. Но это укачивание — ничто в сравнении с большой амплитудой, резкими знакопеременными изменениями ускорения в течение длительного времени, происходящими на корабле в штормовом море. Сначала просто кружится голова и подбирается тошнота. Потом организм выворачивает полностью, далее неконтролируемые позывы идут уже всухую. Наступает сильнейшая слабость, бьет озноб и приходит полное равнодушие. Кажется, придет кто-нибудь тебя убивать — пусть убивает.
Единственное лекарство — это работа. Сам не сможешь сделать над собой усилие — тебе по-дружески помогут. Пересиливаешь, заступаешь на вахту — и дурнота немного отступает. Только вот коридоры все загажены, многие не успевают донести содержимое организмов до гальюнов, а приборщики не справляются. Люди часто теряют равновесие от качки и едут по этой жиже — кто на коленях, кто на пятой точке, а кто и на пузе. Подобного конфуза с нами в последующем больше никогда не случалось.
Сложнее всего — электромеханической боевой части – БЧ-5. Поддерживать максимальную скорость хода на сильной качке не так просто. Техника после завода пока не полностью испытана и освоена, не все на отлично знают свою специальность, поэтому самые подготовленные специалисты не сменяются с вахты. А ведь в некоторых постах температура на полном ходу может доходить до 70 градусов, часто вахту несут в одних трусах, ненадолго выскакивая охладиться и отдышаться. Любая предпосылка к неисправности должна быть устранена немедленно, иначе — срыв выполнения задачи, а на кону — жизнь человека.
Мое место по ходовому расписанию — ГКП (главный командный пункт, он же ходовой мостик или ходовая рубка). С правого борта в своем кресле — «Первый после Бога» — командир, капитан 2 ранга И. А. Данилов. У машинного телеграфа — вахтенный офицер. Рулевой, как и положено — у рулевой колонки. В моем распоряжении выносной индикатор штурманского радара (зеленый лучик бегает по кругу), резервный машинный телеграф и пульт внутрикорабельной связи. За плотной шторкой — штурманская рубка, там горит свет (чтоб вахтенный штурман тыкал циркулем в карту, а не в свою руку), а на ГКП — темнота, светят только сигнальные огоньки приборов. Качка тут ощущается значительно сильнее (чем выше от ватерлинии, тем больше амплитуда). Но большой плюс — можно смотреть на горизонт, видеть подход волны, и организм сам готовится к новому броску. Но в темноте от этого толку мало. После очередной серии докладов (все работает исправно, замечаний нет!) — небольшая передышка, и вахтенный офицер решает отпустить меня подышать на сигнальный мостик.
Вот тут я и совершил фатальную ошибку. Проходя мимо штурмана, хватанул в глаза света и сразу, открыв тяжелую стальную дверь, оказался на сигнальном мостике в кромешной темноте. В лицо ударил свежий бодрящий ветер, но глаза на миг ослепли полностью. В это время корабль резко накренился на правый борт, меня хлопнуло той самой тяжелой дверью, и я, упав на ставшую покатой палубу, заскользил «рыбкой» головой вперед. Мелькнула мысль, что в таком положении я вылечу сквозь леера (ограждение) и корабль в темноте не заметит потери бойца!
Только я собрался растопыриться, словно Иванушка-дурачок на лопате у Бабы Яги, как воткнулся головой во что-то мягкое. Это был сигнальщик, он стоял ко мне спиной, лицом к морю и со своим биноклем бдительно нес вахту. Вот так: метр влево, метр вправо — и не писать бы мне рассказов на «Литре», не считать заветные ваши лайки… Сигнальщик, не разбирая, кого это к нему принесло, мгновенно поднял меня с палубы за шкирку, прижал собой к леерам и дал мне адаптироваться к темноте — он сразу все понял. Убедившись, что со мной все в порядке, он, дождавшись крена на левый борт, придал моему телу легкое ускорение в сторону двери ГКП. Вахтенный офицер, приблизив свое лицо к моему, удовлетворенно хмыкнул: «Ну вот, порозовел чуток»…
Утром приходим в точку рандеву. Вон невдалеке белеет траулер, на подветренном борту уже все готово: больной упакован на носилки, в 12-кратный визир мне это все прекрасно видно. У нас спускают шлюпку. Сделать это в такую волну — огромное искусство и большой риск, тем более, что опыта нет вообще: шлюпочные учения проводились мало и только в тихую погоду. С ужасом наблюдаю, как шлюпка исчезает за гребнем очередной волны, и с радостью — когда выныривает. В этот момент в окуляр видны напряженные лица наших матросов и широкая спина старшего лейтенанта Володи Трантина, комбата носового ЗРК (зенитно-ракетный комплекс) «Волна», моего хорошего товарища. Дошли!
Приняли носилки мгновенно и четко! И вот уже среди волн мелькают не лица, а спины гребцов — мощные пружины слаженного механизма. И вот уже шлюпка поднята на борт, а пациент попадает в руки врачей. На корабле — хоть и небольшая, но полноценная операционная, помереть уже точно не дадут. Курс на Владивосток, обе машины — самый полный вперед!
На обратном курсе гонка продолжалась, но было как-то веселее: больной стабилизирован, а вокруг — суровая красота штормового Японского моря. Пришли во Владивосток под вечер, сдали больного в госпиталь. Удивительное дело: как только качка заканчивается, организм, который только что умирал, вдруг резко оживает, словно не было никаких для него стрессов. И ПРОСЫПАЕТСЯ ЗВЕРСКИЙ АППЕТИТ!
Историю эту описал в газете «Боевая вахта» наш Большой Зам — заместитель командира корабля по политической части капитан 3 ранга Опейкин. Не было только просмотра фильма накануне, и знать про мой небольшой секрет он так же не мог.
Потом было много интересных походов, корабль прошел еще 20 000 миль (к сожалению, это были его последние мили перед отправкой в «страну вечных иголок»), но первый выход в штормовое море запомнился каждому и сплотил экипаж. Но что меня до сих пор восхищает — это решение командования отправить для спасения человека аж целый ракетный крейсер!
На фото: вырезка из газеты “боевая вахта”, 1985 г. Из архива автора.
Не только морские рассказы
Автор публикации
Увлекательный рассказ, как фильм посмотрела…
Спасибо! Заходите в гости в мою кают-компанию, будут еще:)