День Шахматиста

День шахматиста.

Дед отчаянно всхлипнул и проснулся. Мутными глазами он пробежался по знакомым обоям и окончательно пришёл в себя. Ему приснился странный сон. До того необычный, что он даже не знал, что о нём думать – старику приснилось, что он молодая девушка! Мало того, ему воочию представилось, что он моется в бане, натирая своё упругое тело мягкой мочалкой, по ногам, рукам, по молочным грудям. Дед машинально потрогал своё хилое тело и перекрестившись стал думать, к чему такой сон? Старуха его хорошо умела разгадывать сны, но старуха давно умерла. А он дряблый и старый зажился на этом свете, зажился до срама, до бабьего обличия в сновидениях, – тьфу, гадость! Старик сплюнул и стал тяжело приподниматься с постели. Звуки жизни медленно просачивались в его изработавшийся мозг. Из полуоткрытого окна доносились близкие голоса и звон посуды. Глаза старика напряглись и повернувшись к окну он прислушался. Пьяный бабий голос визгливо выводил:

– А я всё ем да ем… ем да ем.

– А ты не ешь, а пей. Я когда пью вообще не ем.

– Да-а, выпить ты Федька не дурак, но закусывать тоже надо.

– Надо. Но я либо пью, либо закусываю.

– Ты когда не пьёшь, жрать-то горазд.

Огромным сизым носом дед всосал ароматный воздух и беспокойно заёрзал. Он тоже хотел сидеть за столом. Ему даже обещали это собравшиеся родственники. Но очевидно он не вовремя уснул и праздник начался без него. Напрягшись, старик скинул ноги на пол и стал шаркать ими по полу. Но сколько он не елозил ногами, тапочек на месте не было:

– От хрень-то какая! – Тихо выругался он и оперевшись о кровать, встал на пол.

Дед посмотрел вниз и увидел сквозь дырки в носках серые когтистые пальцы. Так идти за стол было срамно. Отчаянно махнув рукой, он вновь опустился на кровать. Из окна потянуло мясными закусками и сигаретным дымком. Дед принюхался и смачно выругался:

– От блядь-то!

Ему ответил голосистый бабий фальцет:

– Ой мороз, мороз, не морозь меня…

Песню никто не поддержал, и она грубо оборвалась.

– Эх Федя, наливай!

— Это мы завсегда. Я когда пью вообще не ем.

– А я как ем так остановиться не могу, всё ем да ем.

– А ты выпей и не ешь.

– Не получается

— Это видно.

Громко урча животом дед сполз на пол и заглянул под кровать. Его домашние тапки лежали в самом дальнем и тёмном углу. Старик почесал редкие волосинки на голове, тяжело вздохнул и по-пластунски полез под кровать. Из окна раздалось стройный звон стаканов и прерывистое «Ура!».

— Вот блядь что делают-то! – Старик дополз до тапок, схватил их костлявыми пальцами, но развернуться не смог. Справа была стена, прямо стена, а слева кровать упиралась в шкаф, выход был только назад, но назад деду не ползлось, не подавалось тело назад. Дед поёрзал ногами, бросил тапки и упёршись руками, попытался вытолкнуть тело. Но руки скользили и не было в них сил оттолкнуться и высвободить его.

– Эй, помогите! – Пискнул он.

– Наливай, Федя! – Гаркнули из окна.

— Это не застоится.

– Ты закусывай.

– Я когда пью не закусываю.

– А мне Зиночка наложи холодца, я когда ем то не останавливаюсь.

— Это заметно.

– С Праздничком вас!

Дед интенсивно засучил ногами и заскулил:

– Родственники бля, освободите!

Но за окном не слышали, за окном гуляли.

– Ой то не вечер, то не вечер, мне малым-мало спало о-оось…

На этот раз песню дружно подхватили:

– Мне малым-мало спало-оось, ой да во сне привиделось…

Застрявший дед лежал под кроватью, плакал и тоже тихонечко подпевал:

– А есаул догадлив был, он сумел сон мой разгадать… – Дед шмякнул кулаком по полу и вскрикнул, — вот почему я тут – потому что в бабу превратился, в голую бабу. – И дед заревел громко и по-детски.

Через час сгустились тучи и пошёл проливной дождь. Суета, хохот и звон посуды доносились из полуоткрытого окна:

– Винегрет несите в дом, и хлебушко…

– А по мне все эти закуски – блажь. Я когда пью никогда не ем.

– А я Федя, всё ем да ем.

– Ешь тётка ешь, тебе не помешает.

– В дом гости дорогие, в дом!

Гурьбой зашли в дом и нашли деда под кроватью. Опустив голову на тапочки, он спал и тихонько постанывал как щенок. Гости вытащили его за ноги и положили на кровать:

– И когда успел наклюкаться-то?

– Старой закалки дед, наш пострел везде поспел!

– Молодец!

– Пойдёмте гости дорогие на кухню, картошечки сварим и выпьем, за великий праздник.

Вышли толпой и затворили дверь. Только толстая внучка Нюрка осталась сидеть возле старика. Она поглаживала его костлявое плечо и причитала:

— Вот ведь и бабушка худая была, и мама, и дед, и папа…, а я всё ем да ем, ем да ем… – И заплакала горько-горько.

Проснулся дед, открыл мутные глаза и долго смотрел на внучку.

– Слышь Нюрка, а какой сегодня праздник-то?

– Так день шахматиста, государственный праздник!

Дед тяжело вздохнул и прогнал внучку:

– Ты это, иди, принеси мне выпить и закусить!

– Я пойду дедушка, пойду…

Встала и вышла, тяжелая и дородная. Дед закрыл глаза и стал вновь проваливаться в свой эротический сон, где он был и девушкой, и дедушкой, и бабкой и всем чем попало:

— Эх бля, накормили, шахматисты хреновы!