Тараканы и гусеницы
Наша квартира номер сорок пять была на пятом этаже, хотя некоторые квартиры на нижних этажах пустовали. Квартира была чистая, даже частично с мебелью. Нам давали таблетки, чтобы мы не чувствовали голода. Мы почти никогда не ели. Георгий Васильевич давал мне таблетку, и я могла не есть пару недель.
Георгий Васильевич – это был старенький врач, который работал при больнице-лаборатории Лиана. Сначала нам давали эндорфины радости, потом летали вертолеты с зеленым порошком, а мы семьей весело смотрели в окно. Прямо у нас на глазах кошки и собаки во дворе становились людьми.
– Надо доложить, – сказал папа. И пошел к телефону звонить дедушке Игорю в Краснодар и рассказывать, что он только что видел… – Батя, у нас животные становятся людьми!
– Сережа, что ты говоришь! Ну подумай! – дедушка только удивлялся. Потом папу жестоко избили, и у нас выключили телефон, чтобы папа уже никуда не мог позвонить. А дедушке сказали, что папа звонил в Краснодар под мухоморами – нанюхался. Начальник папы настаивал, чтобы папа все равно по каждому происшествию писать отчеты…
Мы с мамой спрятались под столом, опять ученые распыляли зеленый порошок на вертолетах. Вдруг у нас в коридоре вырос человек. – Это таракан, – сказала мама. Он начал выть. Стоял в коридоре и выл покачиваясь. Прибежал папа с револьвером и выстрелил, человек упал, папа его куда-то оттащил.
Так медики набирали себе людей для опытов – из зверей и насекомых.
Как-то мама спряталась в кладовой, когда опять распыляли порошок, и вдруг рядом с ней вырос человек из таракана и стал выть как в коматозе. Мама сразу позвонила отцу… Этих людей убивали и выволакивали… Медики их не любили, предпочитали людей из животных.
У нас жили тараканы в водопроводной трубе, и после очередного очеловечивающего порошка трубы лопнули, и у нас на кухне появилась группка людей, говорящих между собой.
Потом тараканов и насекомых в домах стали дрессировать: говорить при распылении выходить на открытые участки, чтобы легче прошла трансформация.
После врачи распыляли галлюциногены, мама и папа лежали под галлюнами, мы не должны были доверять глазам и помнить, что порошок делал людей из гусениц. После каждого распыления порошка нам потом распыляли галлюны.
Потом я в Лиане иногда спрашивала: – А почему животные становятся взрослыми, а не детьми? – Мне было бы с кем играть. Врачи попробовали делать из животных детей, но стало сложнее юридически. Подпись взрослого, разрешение на опыты можно подделать, сделать фальшивые документы, а что делать с ребенком? И органы незрелые.
– Потому что так лучше, – ответили тогда мне врачи. – Так надо. – Понятно, – ответила она.
Врачи распыляли этот зеленый порошок довольно часто. Мы покупали специальные ловушки от тараканов, чтобы у нас от порошка не вырастали люди. Потом немногочисленные жители Лиана стали просить перед распылением порошка проводить дезинфекцию помещений.
Однажды папа принес гусениц, он набрал их под деревьями в прилесье Лиана. Они были особенные, с волосинками по всему тельцу, черно-желтые, ядовитые. Он принес их и положил в коридоре.
– Сегодня опять будут распылять порошок. В части сказали принести этих гусениц, попробовать…
Из гусениц получились женщины, с длинными черными волосами, они тоже завыли, в части знали, что папа нашел гусениц, и их быстро забрали солдаты…
Очеловечивающие порошки больше не распыляли, врачи уже набрали себе материал для опытов…
Потом они решили, что люди, восстановленные из животных не так хороши, как настоящие. И в поселок стали доставлять раненых солдат из Афганистана…
Больница
В Лиане мы прожили несколько лет – по официальному календарю я прожила в Лиане с 1987 года по 1992, хотя, сколько прошло лет, может, месяцев, кто знает? Нам растягивали время и ставили черные дыры, применяли пески времени, сращивали воспоминания, переносили сознание в коров, например. Часто врачи и военные носили маски и покупали таблетки внешности друг друга, чтобы было еще тяжелее что-то понять.
Когда мы только приехали в Лиан – здесь была только больница, наша пятиэтажка и еще пару таких же зданий… И в больницу, бывший, старый кинотеатр, темный и небольшой, стали привозить солдат. Врачей сначала было немного – это была закрытая лаборатория. Будили одних, потом они засыпали и будили других, мало, кто работал долго. Постоянными были военные. За годы Лиана было много разных врачей, и не было тех, кто работал бы все годы, врачи менялись и достаточно часто. Тогда началась военная операция в Афганистане, и в Лиан возили оттуда раненых солдат. Операция началась раньше, но в Лиан возили солдат через черные дыры с разных воин разных лет и веков, солдат разных национальностей. Здесь были и солдаты с первой мировой, с войны с Наполеоном, австрийцы, французы, чехи и немцы. И в этом бывшем кинотеатре делали странные операции, и иногда нам давали посмотреть…
Потом весной маму увезли, наверное, на год… Следующей весной вернули. Тогда всех врачей и медсестер отправили в другое поселение, увезли в кузове грузовика. А я осталась с папой в нашей квартире. Маму пригласили в больницу в другом Лиане помогать при больнице, попробовать себя хирургом… Но скальпель от нее бегал, и она при лаборатории брала у солдат кровь, но операций не делала, она была по образованию всего лишь фельдшером-лаборантом.
Оказалось, что маму отправили в будущее в «большой» Лиан, и когда через несколько лет мы переехали туда, одна мама на третьем этаже медсестрой брала кровь, а другая была со мной… И было желательно, чтобы обе мамы не встречались – между ними проскальзывала молния.
Папа иногда спал днями, мы не ели и не пили. Нам давали таблетки, чтобы есть не хотелось… Когда папа не спал, он все время был на службе. А я дома одна. По двору бегали люди, вчерашние насекомые и птицы, и пугали детей… Потом однажды папа оставил меня при больнице, и я там не мешала целый день. С тех пор стала ходить в больницу и крутиться там. Благо, меня не выгоняли. Папа был не против…
Итак, я попала в больницу, где оперировали солдат. Мои первые воспоминания о Лиане – это минотавр Саша Нагорбый…