Строгинский бульвар. Эпилог

В тот день, когда Катя улетала домой, снова шёл дождь.  Она была рада этому: дождь – хорошая примета для путешественников. «Мама сейчас сказала бы: Москва плачет, тебя провожая» – подумала Катя.  Да нет, Москва вряд ли станет лить слёзы, провожая кого бы то ни было. Слишком многих она встречает и провожает: ежедневно, ежечасно, ежеминутно.  А вот тётя Нина всплакнула вчера, прощаясь с Катей. И долго прижимала её к себе, повторяя: «Приезжай, мой хороший, не забывай нас».  Конечно, она не забудет.  Конечно, она приедет ещё. Вот только бы не встречаться больше с Лёшкой.   Нет, она уже не чувствует ни боли, ни обиды, ни горечи, ни стыда, ни вины. Она уже сумела справиться с этим сонмом демонов, норовивших выжечь душу дотла. Всё перегорело, выгорело, растаяло, как горький дым. Тот странный июньский день, сначала такой светлый, лёгкий и радостный,  те долгие минуты молчания в салоне автомобиля под проливным дождём, – теперь всё казалось ей каким-то нереальным, увиденным во сне. И именно это ощущение нереальности, грёзовости  произошедшего больше всего помогло Кате преодолеть душевное смятение, овладевшее ею тогда.

Она помнила, как, не чувствуя под собой ног, вошла в просторный гостиничный холл, как брала ключ от номера, ничего не видя от застилавших глаза слёз, и как в этот момент к ней подошла её утренняя знакомая, Кристин. Если бы не она, Кате было бы очень непросто пережить этот вечер. Внимательно, понимающе взглянув на Катю своими льдисто-синими скандинавскими глазами, она с безошибочной женской интуицией, которая объединяет всех  правнучек Евы независимо от их национальности,  сразу поняла её состояние  и не стала задавать вопросов, а просто предложила поужинать  вместе.

      После ужина они перешли в гостиничный бар и сидели там допоздна, накачиваясь…апельсиновым соком со льдом и разговаривая обо всём на свете.  Катя впервые в жизни пожалела, что не пьёт и вообще не переносит спиртное:  наверное, если бы она могла опрокинуть рюмку-другую коньяка перед сном, ей стало бы гораздо легче. Но в тот вечер её коньяком была Кристин: долгий разговор в полутёмном баре, необходимость слушать и понимать её своеобразный английский, самой подавать реплики,  –  всё это встряхнуло Катю, отвлекло её от навязчивых грустных мыслей, а главное – утомило её.  Утомило так, что поднявшись к себе в номер, Катя  едва смогла стянуть с себя платье, буквально рухнула на кровать и мгновенно уснула.

 

На следующий день она уехала в Петербург, где провела две недели.  Встреча с подругой, которую Катя не видела больше года,  близкое знакомство с изящной, величественной и чуть высокомерной северной столицей, которую ей раньше удавалось посмотреть лишь мельком…   Новые события, новые впечатления, новые эмоции, – всё это заслонило её воспоминания о пребывании в Москве, задвинуло на дальнюю, тёмную полочку её памяти,  притупив чувства и создав то самое ощущение грёзы, при-виденности всего, что было.   Теперь Катя искренне  удивлялась, почему поначалу она приняла так близко к сердцу этот довольно банальный и, в общем-то, невинный эпизод. Теперь ей всё представлялось совершенно ясным, вполне естественным и закономерным:  молодой мужчина, повздоривший с немного наскучившей женой, решил немного отвлечься и немного отомстить, и использовал для этого другую женщину, и по воле случая этой другой женщиной оказалась она, Катя. Ей хотелось верить, что это не совсем так, ах, да совсем не так! – но она усилием воли задавила в себе эту веру. И она понимала, что если бы не тот неожиданно застигший их ливень, не  та природная стихия, разбудившая в первобытные инстинкты в двух взрослых, разумных людях, – инстинкты, которые один сумел подавить, а другой – нет, –  последнего эпизода не произошло бы. Всё так и ограничилось бы разговорами, – попыткой диалога двух совершенно разных, далёких и чужих друг другу людей.

Почти тридцать лет Катя носила в себе щемящее, горьковато-сладкое ощущение того, что они с Лёшкой – близкие люди, что их связывает какая-то невидимая нить.  И вот – один лишь день, проведённый вместе, лишь один нечаянный поцелуй, – и словно пелена упала у неё с глаз.  Она увидела перед собой совершено чужого человека.  Нет, она по-прежнему чувствовала тёплую привязанность к Лёшке, но привязанность эта была скорее привычкой её сердца, нежели настоящим, живым, пульсирующим чувством. Да, она что-то потеряла в тот июньский день под аккомпанемент  проливного дождя, но она что-то и приобрела.  Что?  Понимание того, что пора оставить  красивые детские иллюзии, пора сказать «Прощай!» той юной, наивной девочке,  терпеливо ожидающий, когда избранный ею герой прилетит за ней,  преодолев тысячи километров и перечеркнув ради неё  привычный и понятный ему мир.  Конечно, Катя знала всё это уже давно, даже ещё до того, как пришла весть о Лёшкиной свадьбе.  Знала. Но не хотела осознать и принять. Теперь это осознание пришло. И она, сначала с горечью, а потом с благодарностью, – приняла его.

***

Катя взяла такси, чтобы доехать до аэропорта. Водитель, молодой серьёзный парень, не очень-то похожий на обычного, «классического» таксиста,  внимательно посмотрел на свою пассажирку, когда она садилась в машину, и как показалось Кате, слегка улыбнулся, но не ей, а словно сам себе, своим мыслям.  Когда они попали в небольшую, движущуюся пробку, водитель включил радио и долго шарил по станциям, выискивая что-то.  Наконец, нашёл  и сделал звук чуть погромче.  Полуобернулся к Кате, расположившейся на заднем сиденье:

– Вам не мешает?

– Нет-нет, напротив даже… Спасибо.

Звучала  какая-то очень знакомая классическая музыка. Катя прислушалась, припоминая.  Ах, да… Григ. Сюита «Из времен Хольберга».  Она с любопытством глянула на лицо парня, отражённое в зеркале. Странное предпочтение для такого молодого человека, тем более таксиста.

Её водитель оказался настолько любезен, что донес её чемодан до стойки регистрации и категорически отказался от доплаты или чаевых.

– Ещё я со своих земляков лишние деньги стану  брать!

– С земляков? – удивилась Катя. –  Вы?…

– Да, я из Приморья. Из Находки. Двоюродный брат переманил сюда два года назад, говорил, что здесь перспективы, возможности,  что найду работу по специальности. Наверное, для кого-то это всё и реально, но…. – он махнул рукой.

 

Катя с волнением и изумлением вглядывалась в симпатичное, интеллигентное  лицо. Спросила:

– А как вы определили, что я – приморская? Может быть, москвичка во Владивосток летит?

–  Ха! Москвичка! – он снова махнул рукой. – Во-первых, вы про говор-то не забывайте. Но это не главное. Наших приморских девушек здесь за километр видно…Москвички им и в подмётки не годятся.

– Ну-у-у… На вкус, на цвет… – рассмеялась Катя  и вдруг, впервые за истекший месяц путешествия остро почувствовала, как она соскучилась по дому, по родному городу, по морю.  Подумала:  «Как приеду – сразу на море!»  И, как будто прочитав её мысли, парень попросил:

–  Вы там передавайте от меня привет – морю-то.

– Обязательно передам. Скажу: дорогое море, большой привет тебе из столицы от…?

-….Дмитрия.

– От Дмитрия, так и скажу. А сами-то вернуться не хотите?

– Очень хочу. Два месяца осталось по контракту – уж отработаю, и – домой! Жениться хочу, а здесь – просто не на ком, честное слово!

– Возвращайтесь. Спасибо Вам большое, и –удачи!

 

Ох, какой ветер всегда на лётном поле! Даже сейчас, под дождём, он  пытается вырвать из рук зонт и треплет волосы.  Катя осторожно поднялась по трапу, улыбнулась встречающей пассажиров стюардессе.  Через девять часов она будет дома.  И как бы поскорее «прокрутить» эти долгие девять часов!  Хотя, не такие уж долгие –дорога домой ведь всегда кажется короче. Вот если бы ещё и уснуть, как другие пассажиры, тогда время пролетело бы незаметно.

Она и уснула. Уснула сразу после того, как самолёт набрал высоту: свернулась калачиком в кресле, натянув до подбородка мягкий плед. Впервые в жизни она спала в самолёте.  Спала лёгким, безмятежным сном и видела во сне синее-синее море.