Строгинский бульвар. 5. Утро вечера мудренее

Милые, дорогие, глубокоуважаемые жёны!  Никогда, никогда, никогда не пытайтесь принизить других женщин в глазах ваших мужей! В девяноста девяти процентах случаев вы добьётесь результата, прямо противоположного тому, которого намеревались достичь.  Почему? Ну, во-первых, потому, что когда мы злословим в адрес кого-либо (неважно, кого именно), мы сами выглядим не очень симпатично.  Даже совсем не симпатично.  А во-вторых, наше  явное неравнодушие к определённой особе, высказанное в эмоциональной  форме, неизбежно вызовет живейший интерес к этой особе со стороны слушателей.  Совершенно заурядная, ничем не примечательная дама наверняка заинтересует вашего благоверного, если он услышит ваше ядовитое шипение в её адрес. Ему захочется присмотреться к ней повнимательнее –  чем же это она так задела вас за живое?   А присмотрится – того и гляди, заметит что-нибудь такое, что его привлечёт… ну и так далее, со всеми вытекающими последствиями.

 

Если бы Катерина не устроила в тот вечер Лёшке сцену из-за Кати, он скорее всего, особо и не думал бы  о ней, несмотря на то, что недавно видел и общался.  Катя всегда была неотъемлемой частью его жизненного мира, но её роль можно было бы сравнить, пожалуй, с ролью…луны на небосводе. Луна очень далеко, так что достать до неё невозможно, да никому и не приходит в голову тянуться за ней.  Мы вообще не обращаем внимания на это ночное светило, хотя подспудно знаем, что она есть там, наверху, всегда была и будет.  Порой, случайно подняв глаза в вечернее небо,  мы вдруг поражаемся – какая она огромная, какая светлая! – и немного полюбовавшись, тут же забываем  о ней….

 

Алексей знал Катю с детства, но ведь жила она очень-очень далеко от Москвы, просто в какой-то совершенно недосягаемой дали, – по крайней  мере, ему так казалось.  Катя всегда нравилась Лёшке,  он считал её привлекательной девушкой, но никогда ему и в голову не приходило, что за ней можно поухаживать, что она может стать его невестой, женой… От приезда до приезда Кати в Москву  Лёшка вспоминал о ней только тогда, когда приходили издалека письма и поздравления, ну или ещё когда в новостях упоминали её город,  – вспоминал, думал с нежностью несколько минут, и снова забывал.   Слова жены,  её непонятные, с трудом сдерживаемые раздражение и злость  заставили Алексея задуматься о Кате.  Он не воспринял произошедшее между ним и женой как сцену ревности.  Нет. Алексей был вообще не из тех мужчин, которые считают, что их можно к кому-то ревновать.  И уж тем более не из тех, для кого ревность жены – средство потешить своё мужское самолюбие.  Для него самого это чувство было незнакомо, поэтому он и не подозревал его в ком-то другом.  Но жена злилась на Катю  и выговаривала ему из-за Кати, и ему было неловко, неприятно, неуютно от этого, и он невольно задался вопросом: из-за чего Катерина так относится к своей тёзке?

 

Короче говоря, Катерина добилась лишь того, что весь остаток вечера Алексей думал о Кате, и ночью ему снилась Катя, снилась впервые в жизни: она шла по Строгинскому бульвару прямо ему навстречу, в лёгком светлом платье  и улыбалась.  Лёшка проснулся с блаженной физиономией, но тут же припомнив свой сон, удивился, испугался  и разозлился сам на себя.

 

Удивление, испуг и злость на себя снова поднялись в его душе, когда в то же утро он припарковал свой Volvo  около Катиной гостиницы.  Автовыставка в Митино почему-то вдруг потеряла для него всю свою привлекательность, а желание увидеть Катю, внезапно возникнув, стало таким настойчивым, что Лёшка просто не мог ему противостоять.           Ему не терпелось поговорить с Катей, несмотря на то, что он совершенно не представлял – о чём он с ней будет говорить.   И он приехал сюда, к гостинице  и просто стал ждать, пока она выйдет.  Пойти и вызвать Катю от администратора или самому подняться в номер он, конечно, не решился.  И он сидел в машине, положив ладони на рулевое колесо, поглядывал на автоматические зеркальные двери и  каждый раз, когда они открывались, чувствовал, что сердце  предательски замирает, а потом начинает молотить, как сумасшедшее…

 

***

 

Катя проснулась с рассветом, но заставила себя ещё часок поваляться в постели: она хотела сегодня позавтракать в гостиничном кафе, а оно открывалось только в восемь.   Катя лежала,  вытянувшись по диагонали на широкой кровати, наслаждаясь прикосновением прохладного и шелковистого белья к коже    и вспоминала вчерашний день. Свою поездку в Троицкое, большого пса на дороге,  разговор с тётей Ниной, клубнику для пирога, прогулку к заводи,   и свой внезапный приступ детских воспоминаний, так поразивший Лёшку.  Она думала:  а всё-таки, интересно, как всё сложилось бы, если бы Лёшка женился не на этой угрюмой стюардессе, а на ней, Кате. Она пыталась представить себя его женой, но у неё как-то не очень получалось.  Перед мысленным взором вставала только одна картинка:  раннее утро, и она стряпает для него завтрак в маленькой уютной кухоньке, а потом – смотрит из окна, как он садится в машину  и, моргнув ей фарами, отъезжает от дома.  Ничего другого Катя представить не могла, как ни старалась.

Вообще-то она давно, ещё до того, как Лёшка женился, поняла, что они с ним – совершенно разные люди, и что  он никогда, даже при самом сильном желании не сможет понять в ней  и сотой доли.  Она хорошо помнила, как округлись его глаза, когда она начинала говорить о том, что её волновало: о литературе, музыке, о художниках, о философии жизни… Однажды она  поделилась с ним какой-то своей проблемой, и он внимательно слушал, но с таким недоумевающим и растерянным выражением, что Катя поспешила закрыть эту тему. «Смотри на вещи проще!» – сказал он ей тогда, и как обычно, сорвался с места и умчался по своим бесконечным неотложным делам. Да, наверное, он прав. Ей действительно не мешает научиться относиться ко всему проще.

 

Но с другой стороны, разве сам Лёшка следует этому правилу?  Если бы он смотрел на вещи проще, он не стал бы тогда разнимать дерущихся юнцов во дворе своего дома на Строгинском бульваре,  не пришёл бы домой с заплывшим глазом и в порванной куртке… «Ну а как я мог пройти мимо, они ж дураки, могли поубивать друг друга!».  Если бы он смотрел на вещи проще, он не стал бы жениться на нелюбимой женщине только из-за того, что она от него забеременела. Ведь он всегда говорил: «Свобода – превыше всего!»   А то, что Алексей не любит жену, для Кати было очевидно.  Потому что не станет любящий мужчина говорить своей жене «мать», вместо того, чтоб звать по имени…  Вероятно, тут было что-то другое: симпатия, привязанность, равенство статусов и общность интересов, сексуальное влечение…но только не любовь.  Кате хотелось так думать.   «А с чего я взяла? – мелькнуло у Кати в голове, – что Лёшка любил бы меня?  Разве можно любить человека, которого совсем не понимаешь?  А может быть, он вообще из тех людей, кому это чувство неведомо – слишком возвышенно, слишком непрактично, бесполезно и бессмысленно?  И что это я вообще зациклилась на любви? Разве не известно, что браки по любви – это замки, построенные на песке  и их неизбежно смывает при первом же, даже несильном шторме… Или всё-таки, я понимаю под любовью что-то не то… Или у каждого своё собственное понимание?  Да и вообще, не стану я больше об этом думать – ни к чему это!»

Двигаясь медленно, словно под водой, Катя встала, по обыкновению своему подошла к окну и  удовлетворённо окинула взглядом бело-розовую панораму утреннего мегаполиса… Не  спеша  приняла душ, высушила феном и тщательно расчесала свои длинные тёмные волосы, стянула их узлом на затылке.  Аккуратно разложив на застеленной кровати  отутюженное с вечера платье,  Катя устроилась у окна в зеркальцем, чтоб сделать макияж.  Лёгкий тональный крем, немного румян, карандаш для бровей, удлиняющая ресницы  тушь,  карандаш и блеск для губ  оттенка «Розовое парфе».  Вот и всё.  Все эти замысловатости и сложности с праймерами, бронзерами и хайлайтерами ей были неведомы  и неинтересны.  Но и совсем не краситься она не могла. И пусть твердят, что косметика портит кожу, – если у неё значительно улучшается настроение уже от самого процесса преображения, что уж говорить о результате, – то она будет это делать… Ну, и капелька  духов тоже не помешает. Духи у неё разные для всех четырех сезонов:   летом вот –  очень лёгкий, едва уловимый аромат с цитрусовыми нотками.

 

В маленьком кафе на первом этаже гостиницы Катя не спеша позавтракала и выпила чашку ароматного кофе с пирожным. Её соседка по столику, юная белокурая датчанка, робко обратилась к ней с просьбой помочь, и Катя охотно объяснила девушке, как лучше добраться до всех  мест, что та  хотела посетить, а потом, как бы невзначай, заметила, что обожает сказки Андерсена, и что Копенгаген, по её мнению – самая красивая из столиц Северной Европы.  Датчанка расцвела, услыхав всё это и написала на вырванном из блокнота листке свой телефон и адрес в Оденсе, и выразила надежду, что они когда-нибудь ещё встретятся.  «Да, и я думаю, очень скоро,  не позднее, как сегодня за ужином», – сказала Катя весело, и девушка тоже рассмеялась.  Они вместе вышли из гостиницы и тепло попрощались у фонтана около входа.

 

 

***

 

Увидев Катю, Лёшка по привычке хотел было посигналить, но что-то остановило его  и он убрал руку с клаксона.  Вот она идёт, так неспешно, словно  вышла просто  прогуляться  и ещё раздумывает, куда именно пойти. И как всегда, она на каблуках, и они негромко постукивают по асфальту,  а бледно-лавандовый шёлк платья струится вдоль колен, колеблясь от ветерка.  Ещё несколько шагов, и она поравняется с его машиной.  Лёшка сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду,  потом медленно выдохнул, открыл дверцу и, вынырнув из авто, оказался лицом к лицу с Катей.  Она резко остановилась, и всё-таки, их лбы почти соприкоснулись. Катя отпрянула, но в следующий же миг снова шагнула к Лёшке и стукнула его крепко сжатым кулачком по плечу.

– Лёш! Ну разве можно так делать?  Я ведь так заикой останусь!

Она улыбнулась ему, посмотрела на машину, снова перевела взгляд на растерянное Лёшкино лицо.

– Что-то случилось?  Почему ты здесь? Не молчи, пожалуйста, ты меня пугаешь…

– Э-э-э, я мимо ехал…и решил, и подумал…э-э-э, может быть, тебя нужно куда-нибудь подбросить…

– Подбрасывают ненужных котят под чужие двери, – зло пошутила Катя, но тут же её самой стало неловко за свой тон  и она мягко коснулась Лёшкиного плеча.  – Извини, я просто действительно не ожидала… Просто я…думала о тебе сегодня утром.

– Обо мне?  Ты? – Лёшка хлопнул ресницами.

– Ну да. Ладно. – Кате захотелось поскорее разрядить это напряжение замешательства и растерянности, повисшее между ними. – А ты куда едешь?

Лёшка неопределённо махнул рукой.

– Куда я ехал – туда ещё слишком рано.  А у тебя…есть какие-то определённые планы?

-Ну, в общем-то, да. – Катя опустила ресницы и провела кончиком пальца по сияющей поверхности капота. – С утра мне нужно в издательство, в район Кузнецкого моста. А потом я хотела поехать к своей знакомой, на Новый Арбат.

Она снова взглянула на Алексея. Ей хотелось допытаться, что же всё-таки случилось, что произошло, что он приехал сюда, к ней, но она удержалась от расспросов, чувствуя, что поставит этим Лёшку с неловкое положение, понимая, что он всё равно не скажет правду. Потому что о правде она уже догадывалась.

– Тебе это не по пути, наверное….

– Да нет! Почему? Очень даже по пути! – оживился Алексей. Обошёл своего железного коня, открыл дверцу перед Катей:

– Прошу!

Катя засмеялась смущённо и села в машину. Лёшка вытащил из бардачка карту города, развернул её на коленях, поизучал несколько секунд и, хмыкнув, аккуратно сложил и снова спрятал.

– Шпаргалка? – улыбнулась Катя.

– Можно и так сказать. Ну, что? Едем? – Он взглянул на Катю.

Она ответила негромко, не поворачивая головы.

– Едем.