Возвратившись с прогулки к заводи, Нина Михайловна с Катей сели на кухне пить чай. Дядя Коля, который устроился в гамаке «полежать» после обеда, крепко спал, надвинув панамку на лицо.
– Тёть Нин, да вы сидите, я сама чай принесу. – Катя легко вскочила с места и сняла с плиты кипящий чайник.
– Спасибо, мой хороший.
– Так, смотрите, сколько вам заварки? Сахар нужно?
– Сахар мне врач запретил в чай класть. Но, так и быть, сыпани ложечку. Да ты сама уж садись, Катюш. …Давно за мной так никто не ухаживал. Даже неловко как-то.
– Вы, тёть Нин, просто немножко избаловали всех. Все привыкли, что вы о них заботитесь, обо всех беспокоитесь, всё всем подаёте… Люди очень быстро к этому привыкают и принимают, как должное…
Нина Михайловна задумчиво помешивала серебряной ложечкой в чашке с чаем. Она как-то расслабилась и взгляд её, всегда такой зоркий и напряжённый, затуманился, глаза повлажнели.
– Да-а…Всё обо всех заботилась, всё суетилась. Двоих сыновей вырастила, потом внуки пошли. Работу давно уже оставила, ещё Лёшенька маленький был. Денег хватало, а вот времени не стало хватать на всё: убрать, приготовить, мужа да мальчишек обстирать, да ещё мама тогда лежала больная, да сад-огород…
Она отхлебнула чай. Нетронутый кусок пирога остывал на тарелке. Катя слушала, затаив дыхание: тётя Нина почти никогда не говорила о себе, о своей жизни. Такой мягкий, тёплый, с детства знакомый голос, неторопливая, отрывистая речь коренной москвички.
– Всё вот праздники…дни рождения, свадьбы, юбилеи… И всё у нас собирались, всегда у нас. Не помню, чтобы мы к кому-то в гости ходили. Готовишь два дня, потом – едят, пьют, гуляют…. Разъедутся – и всё это убираешь, посуды – горы… А через неделю-другую – снова какой-нибудь праздник, снова гости. Вот так и жизнь прошла… – тётя Нина вздохнула, подперев щёку ладонью. Натруженные большие руки. Тёплые заботливые руки жены, матери, бабушки, хлебосольной хозяйки гостеприимного дома.
– А на работе мне нравилось, очень. Я в заводской столовой работала, старшим поваром. Огромный завод, рабочих много, инженеры.. . Пообедают и подходят, зовут меня с кухни: «Спасибо, Нина Михайловна, никогда такого вкусного борща не ели!». Грамоты к праздникам вручали, благодарности. Приятно. И так радостно, что ты людям пользу приносишь, что они тебе благодарны. А коллектив какой хороший был! Девчата. До сих пор жалею, что ушла. Ну, что ж… Дом, семью выбрала, на первое место поставила.
– Но это ведь тоже важно, – негромко отозвалась Катя. – У меня вот есть работа, любимая, интересная, и хобби всякие, а вот семьи, своей семьи – нет. Тоже как-то…
– Да-а-а… Но знаешь, Катюш… Я всё думаю… Вот с некоторых пор стала думать. Дом, семья – а обязательно ли это нужно? И всем ли это нужно? – В её голосе звучало сомнение и, возможно, она стала бы говорить и дальше, говорить о человеческом счастье, что для всех оно заключается в разном, и о смысле жизни… Но она не привыкла много говорить, не умела. Умолкла. Привычно-заботливо взглянула на Катину тарелку.
– Катюш, ты что это? Бери ещё кусок пирога!
– Спасибо, тёть Нин, я уже наелась. Да и Лёше надо оставить, он ведь обещал заехать сегодня.
– Перебьётся твой Лёша! – возразила тётя Нина. – Пусть Катерина ему пироги печёт! А я для тебя стряпала. Ешь. Клубника хорошая, сладкая, уродила в этом году.
И Нина Михайловна снова заговорила о самом привычном и близком: о своём огороде, о плодовых деревьях и новых сортах цветов…
***
Около пяти часов приехал Лёшка. Заскочил на кухню, обнял мать за плечи.
– Здорово, Михална! Кать, привет!
– Здорово, здорово. Мадам-то твоя где? – тётя Нина глядела на сына с притворной суровостью.
– Дома, где ещё. У нее там – сериал.
– Сериал и здесь могла бы посмотреть. Поссорились, что ль?
– С чего ты взяла? Нет. Ух ты, у вас тут пирог! – он уселся за стол, потирая ладони, тут же вскочил снова, потянулся в буфет за своей кружкой.
– Чего ты скачешь! Сядь уже, угомонись.
– Михална, ты чего? Чаю налей.
– Вот и налей сам, без рук, что ли?
Лёшка засмеялся, хватил чайник. Катя инстинктивно чуть отодвинулась, прикрыла колени краем скатерти. Всегда он такой резкий, порывистый за столом, совсем не то, что в машине. Катя положила Лёшке на тарелку кусок пирога, пододвинула сахарницу. Он замер на стуле, сложив руки на коленях, как ребенок, и внимательно следил за Катиными движениями.
– Благодарствую! – сказал он, не глядя Кате в лицо и ткнул пальцем в румяную корочку. – Подгорел у вас пирог-то, Михална!
– Что ты сочиняешь? Не нравится – домой иди! – прикрикнула Нина Миайловна, еле сдерживая улыбку. В её светло-карих глазах прыгали весёлые золотые искорки.
– Ладно, ладно…Пошутил.
– Пошутил он, шутник! – Тётя Нина замахнулась на Лёшку полотенцем.
Катя прыснула со смеху. Она не раз была свидетельницей таких вот шутливых перепалок между матерью и сыном, и каждый раз веселилась от всей души.
– Да, Лёша наш всегда любил пошутить, – сказала она, ещё смеясь. – А некоторые его шуточки я до сих пор помню.
Лёшка отвлёкся от пирога и вопросительно взглянул на Катю.
-Как ты меня с крапивой обманул, помнишь?
Лёшка – весь внимание, слушает, вспоминает, аж мозги скрипят.
– Я ведь барышня городская совсем, неопытная, но в книжках читала, что крапива жжётся. А ты стал меня уверять: молодая, мол, совсем не жжётся – у неё ещё «колючки» не выросли. Вот, возьми, сорви и сама увидишь. Я и сорвала! Завыла, из глаз – слёзы градом, руки сразу волдырями пошли, а ты хохочешь – смешно!
– Это когда было-то?… – недоверчиво спрашивает тётя Нина.
– Мне шесть лет было, а Лёшке, значит, девять. Ты разве не помнишь, Лёш?
– Нет, не помню…
– Ну и как ты на меня Тишку натравливал, тоже не помнишь, конечно!
– Тишку? – Лёшка наморщил лоб.
– Ну да. Был у вас такой щенок. Тишка. Тихон Хренников вы его звали, помнишь?
– Точно, был. Ну ничего у себе у тебя память, Кать!…
– Да не жалуюсь. Я на качелях у вас во дворе каталась, а ты привёл его и начал команды отдавать: взять! взять! Тишка прыгает вокруг качели, лает, а я – визжу, как резаная. Тебе, конечно, весело.
– Кажется, помню… – Лёшка опустил глаза, и по его лицу будто тень пробежала.
– Это он, Катюш, так с тобой заигрывал тогда, – подмигнула тётя Нина Кате.
– Ну, не знаю уж… Такое себе заигрывание, скажу я вам, хахаха… Зато потом, позже, такой джентльмен стал…
– Почему это джентльмен? – Лёшка искренне удивляется, а уши развесил – кажется, до утра сидел бы слушал.
– А помнишь, как мы у вас в Строгино ночевали, когда возвращались из Таллина? Это зимой было, почти перед самым Новым годом…
– Да, это хорошо помню, – Лёшка расплывается в улыбке.
– Родители наши в гостиной сидели, разговаривали, а ты пригласил меня в свою комнату, усадил за письменный стол, вытащил чистый альбом, карандаши, фломастеры… Спросил, удобно ли мне сидеть. Знаешь, это было так неожиданно и приятно.
– Да-а… – Лёшка снова опустил глаза, задумался о чём-то.
– Я раньше никогда не хотела старшего брата, а тогда вдруг подумала – как это здорово, когда есть такой брат, как ты… – она помолчала. – Ты же мне как брат, Лёш… Я ведь даже – никто не поверит! – твои ползунки и распашонки донашивала: они тогда в дефиците были, и тётя Нина твои, из которых ты давно вырос, моей маме по почте присылала. Они у нас, кстати, до сих пор хранятся.
Алексей вопросительно взглянул на мать. Нина Михайловна вздохнула:
– Да, всё так и было, Лёшенька.
У Лёшки зазвонил телефон. Он быстро ответил и засобирался домой, к жене.
– Побеж-а-ал, – тётя Нина с трудом сдерживала раздражение, – боится, как бы мадам его не заругалась.
– Наверное, любая жена была бы недовольна, – сказала Катя, удивляясь её реакции: тётя Нина никогда раньше не говорила в таком тоне о своих невестках. В отличие от большинства свекровей она всегда занимала сторону снохи и была довольна выбором сыновей.
– Да уж, если б только это одно! – женщина с досадой махнула рукой.
– А ведь она вам нравилась, тёть Нин…
– Нравилась… Притворялась она хорошо. Артистка. А теперь вот лежит целыми днями на диване – то голова у неё болит, то ещё что…аллергия на всё. Зато как покурить или выпить – никакой аллергии.
– Она выпивает?
– Когда повод есть – хорошо закладывает. А повод есть всегда – стресс снять.
– Зато, наверное, дядя Коля доволен. – Засмеялась Катя. – Помните, он всё злился на меня, ругался, что я не пью совсем…компанию за столом не могу составить.
– Да нет, он не злился… Это он так, шутил. Но Катерина ему, действительно, по-прежнему нравится.
– А как дети Лёшины? – поспешила перевести разговор на другую тему Катя. – Данилу уже сколько – шесть?
– Да, в апреле исполнилось.
– В школу скоро….
– Ой, Кать, не говори. Страшно подумать даже, про школу-то.
– Почему?
– Да бандитничает, гад. В саду детей бьёт – только вой стоит! Уж сколько раз Алексея к заведующей вызывали, грозились исключить. Что будет в школе – не представляю. И в кого он такой? У меня с мальчишками никогда таких проблем не было…
– Сочувствую… – Катя не знала, что ещё можно сказать. – Но, может быть, это пройдёт со временем. К психологу обращались?
– Да, Лёшка водил его раз. Но Катерина сказала, что всё это ерунда и нечего деньги зря выбрасывать.
– Понятно. Хотя, я думаю, хороший психолог мог бы помочь… Правда, всё это не очень быстро, и менять своё поведение прежде всего родителям нужно
Нина Михайловна понимающе и устало кивала в ответ на Катины слова.
На одном дыхании))) жду продолжения,с удовольствием читаю !!!!!
Как же хорошо! Не читаешь – присутствуешь за столом и аромат пирога вокруг и чай такой крепкий)))))))))
Вашу книгу бы мне с собой на море))))))))))))))
Вдохновения!
С теплом и уважением,