Окно сгоревшего дома на Ермака. Смотрите, словно картина на стене. Что за сюжет?
Старуха тут жила вековая блаженная. Зинаида. С ней две ветхие кошки и щенок приблудный без глаза. Огород давно заглох, разве что укроп на полгряды сеяла и лука мальца. Сила её вышла уже, в шесть утра кряхтя долго сволакивала себя с кровати и весь день скособочась шаркала по полшажка по дому и двору. На улицу не совалась давно, лет восемь назад отшатнувшись от кишащей машинами дороги. Спасибо Нюре соседке, с продуктами таблетками выручает, раз в неделю точно зайдёт и отчитается до копеечки. Ела старуха мало и просто. Горсть грубых хлопьев овсяных в воде замочит с вечера, они к рассвету соплями поплывут, вот тебе завтрак и ужин. Знай шамкай ртом беззубым, намусоливай. На обед бульончик на куриной ноге – кастрюльки закопчёной на неделю хватало – с половинкой крутого яйца и хлебным мякишем. Животинку тоже крупой мочёной потчевала, не на воде, на Нюркином рыбном или мясном отваре. Так и жила она давно несменяемо, дни, месяцы, годы шли под копирку. Из углов комнат тихо приглядывал за ней Никола Угодник, она жалилась ему по всем поводам, хвастала, советовалась, пела, ругала и тряпицей по четвергам бережно отирала. Сколько таких старух по России, живут и уходят украдкой. В последнее время к ней в сарай мужички стали наведываться грязные вонючие подбитые. Журила их поначалу, идите прочь, но раз рябой с застиранным опухшим лицом цапнул её за рукав, сплюнул окурок: слышь, ба, не мелькай тут, не то я твоему кутяшу башку серпом тяпну.
Утопала в дом старуха, сгребла в кровать зверьё, взвыла бесслёзно. Никакой уж влаги в глазах не осталось. Кошки угрелись у живота, щень беспокойно нализывал глаза и щеки. В ту же ночь полыхнул сарай, Нюрка с мужем тут же выскочили, пожарных ещё из дома вызвали. Старуха стояла в телогреечке на исподнее в своих ботах безразмерных, румянец пожарища метался на лице, а она смотрела с застывшей юродивой улыбкой. Приехали, залили, порушили. Старуху увезли на скорой. К утру она, не тронув каши на больничной тумбочке, закрыла глаза и перестала дышать. Кошка со щенком пропали той же ночью, как их Нюра ни звала. И только седой плешивый кот Макар еще несколько дней по-домашнему сидел на пепелище подслеповато щурясь на стылое мартовское солнце.
И мало кто знал, что старуха эта – Зина, Зинаида Васильевна Аракчеева, потомок знатного русского рода, выпускница и звезда ленинградского балетного училища, любимица самой Вагановой. Её рисовали, засыпали грудой стихов и любовных признаний. В 41-м их эвакуировали в Молотов, она подхватила инфекционный паралич и больше не смогла танцевать. Родители умерли в блокаду, в 44-м году приехала к дальней больной тётке в Иваново, выхаживала, в госпитале работала, так и осталась.
Автор публикации
