Одного мальчика воспитали клоуны.
Мальчик случайно потерялся в цирке, когда его бабушка сошлась с дрессировщиком тигров. Дрессировщик был эффектный и бодрый с нарисованными черными усами и подведенными черными бровями. Времена были сложные, святые 90-е, мяса не хватало, дрессировщик любил тигров, обожал свою работу. Но повторяю, мяса не хватало. Тиграм. И дрессировщик нашел выход — он соблазнял пожилых женщин, а поутру скармливал их своим питомцам. Семья дрессировщика жила впроголодь, но сам он мяса не ел и домой не носил. Оставшиеся от старушек вещи он бескорыстно отвозил в дома престарелых. При бабушках часто были вязальные спицы, это была опасная улика. С ними дрессировщик поступал хитро — он втыкал их в спину дикобраза, и что интересно, когда веткомиссия проверяла содержание животных, все восхищались, как густы иголки у дикобраза, и ставили хорошие оценки. Дикобраз, кстати, ненавидел вязание, это хобби казалось ему предельно опасным. Дикобраза дрессировщик не любил, он любил тигров. Это вот страшно, конечно, когда тебя не любят. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Мальчик в поисках бабушки заблудился в служебных помещениях. Обслуживающий персонал уже ушел домой. В одной из гримерок слышались ритмичные поскрипывания и какие-то всхлипы. Мальчик уже знал, что это опасность, как то он с любопытством пошел на такие звуки в комнату к папе с мамой и не обнаружил ничего познавательного кроме пары затрещин и папиной матерщины. Мальчик пошел в противоположную сторону. На самом деле, кстати, в гримёрке было очень даже не страшно, а даже интересно, потому что там была воздушная гимнастка с конферансье, и благодаря гибкости гимнастки там происходил настоящий акробатический этюд. А зрителей не было. Это страшно, когда нет зрителей, все артисты знают это. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Пройдя чуть дальше по коридору, мальчик почувствовал знакомый запах. Это были духи его бабушки. Он уверенно пошел на запах. Даже побежал. Неожиданно путь преградили железные прутья клетки, накрытой плотной тканью. Мальчик сунул было в клетку нос, но оттуда раздалось угрожающее рычание.
— Баба! — дрожащим голоском он тихонько позвал.
Рычание повторилось. Видимо, там была не бабушка.
На самом деле этого тигра звали Амба, и тому почудилось, что зовут именно его. Рычал он не угрожающе, а боязливо. Потому что это страшно, когда тебя зовут по имени откуда-то из темноты незнакомым голосом. Хотя любой артист знает, что ещё страшнее, когда тебя совсем не зовут. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Услышав чьи-то всхлипывания, мальчик поспешил в полуоткрытую дверь комнаты. Там за столом сидел, уронив голову на стол, дяденька с широкой мускулистой спиной, в которой мальчик узнал спину воздушного гимнаста из-под купола цирка. Плечи его содрогались, он действительно плакал. Мальчик тихонько подошёл к нему сзади и положил ему руку на спину. Дяденька вскочил, заорав от ужаса, испуганно обернулся, увидел мальчика и громко послал его к какой-то бабушке. Мальчик не расслышал к какой бабушке, он знал не все слова из прозвучавших, но очень удивился, что дяденька знает про бабушку.
— Дяденька, а где она, где моя бабушка? Где Вы её видели? — наивно поднял на него мальчик круглые глаза.
Гимнаст, всё ещё раздосадованный тем, что его так напугал малыш, проорал что-то про “в гробу, в белых тапках”. Мальчик заплакал и стремглав выскочил из комнаты. Гимнаст растерянно сел на стул. Он не мог заставить себя думать о мальчике, бродящем по тёмным коридорам цирка. Да и был ли мальчик, может, мальчика то и не было? Гимнаст думал о том, что он два часа назад услышал в гримёрке, про воздушную гимнастку и конферансье и их почти нескрываемую связь — это было невыносимо. Он был влюблен в конферансье. Это страшно, когда ты любишь, а тебя не любят в ответ.
Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Заплаканный мальчик, бежал по коридорам цирка, не разбирая дороги. Он боялся. Он знал, что такое гроб, бабушка часто говорила папе, что тот ее туда загонит.
— “Неужели папа загнал ее туда? Но где тогда папа? Папа!” — хотелось услышать хоть чей-то знакомый голос.
Сгущалась темнота, сгущался также и запах. Дышать стало труднее.
—”Слоны”, — подумал мальчик, и тут на его плечо опустился хобот.
— Ты прав, как ты узнал?
Мальчик готов был поспорить, что этот нежный голос звучит в голове, а не в коридоре. Хобот ласково но крепко держал его за плечо.
— Кто это говорит? — беспокойно поинтересовался мальчик.
— Это я, Чанду. Я слониха, вернее, ещё слонёнок. И я беседую с тобой мысленно, у слонов это бывает в детстве. Нечасто, но бывает. Мы вообще умные, — голос был приятным и спокойным.
— А я потерял бабушку. Дядя гимнаст сказал, что она в гробу. Ты не видела её? Если она умерла, то как я буду без бабушки? — мальчик был рад излить свою тревогу хоть кому-то, хоть слону или даже только его хоботу.
— “Ведь без бабок кранты”, – вспомнил он папины слова.
Ответа не было, но почему-то мальчик ощутил какое-то щемящее чувство, как будто он плакал, но слезы были не его.
— Тебе нужно выбираться отсюда, это опасное место, — голос был очень добрый, и мальчик ласково обнял хобот, — А бабушку больше не ищи, не нужно.
Мальчик не хотел уходить. Ему было уютно и не страшно с Чанду. Так продолжалось минут пятнадцать, мальчик уже, было, начал засыпать, обнимая хобот. Но тут возникло ощущение тревоги, Чанду задрожала и заволновалась.
— Стой тихо и не шевелись, — прошептала Чанду с ужасом, — Они идут.
— Кто, они? — мальчику передался ужас слонихи.
— Крысы. Они идут за данью, они забирают часть корма у всех, кроме тигров. Так заведено задолго до моего рождения, — шепот Чанду сбивался, видимо, крысы были уже рядом.
— Но вы же огромны по сравнению с ними? — мальчик чуть не вскрикнул от неожиданности, когда по его ноге прошли несколько осторожных лапок. Послышались звуки трапезы, некоторые крысы ели на месте, некоторые тащили корм к себе в норы.
— Мы огромны, но их много, а главное, ненависть их огромна, она больше нас. Они ненавидят нас за то, что нас кормят, а им приходится искать пищу самим. Они не понимают, что мы в неволе, а они на свободе. Их ненависть смертельно опасна, они готовы убивать даже ценой своей жизни и жизни сотен сородичей.
Чанду говорила уверенно, но хобот её ещё дрожал.
Это по-настоящему страшно, когда чья-то ненависть к тебе огромна. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Крысы ушли. Мальчик хотел остаться с Чанду на всю ночь, в темном коридоре сгущался страх.
—После крыс приходят Они. Долго объяснять кто, тебе нужно спешить. Беги прямо по коридору вон туда и через четыре двери сворачивай налево, а там беги прямо до комнаты охранника и стучи, что есть мочи ему в дверь, он всегда запирается от Них. — Теперь Чанду была встревожена за мальчика, и ему эта тревога сразу передалась.
И мальчик побежал, не успев поблагодарить слониху. Ему казалось, что он бежал быстро, но он уже чувствовал чьё-то приближение, и приближение этого чего-то ледяным дыханием сковывало руки и грудную клетку. Ноги стали ватными и двигались сами по себе. Волосы зашевелились у него на голове, когда он услышал справа, из коридора, ведущего на манеж, какие-то придурошные голоса и чей-то истошный смех. Но он бежал. Вот третья дверь, вот четвертая. Мысли метались в голове: “Куда сворачивать… мамочка… бабушка… Чанду… направо или налево… направо или налево… мамочка помоги”. Неожиданно впереди показалась огромная загнутая буквой “Г” стрелка. Она была покрыта белыми и оранжевыми полосами и была хорошо видна в темноте. Стрелка указывала направо. Мальчик свернул направо и краем глаза увидел, что стрелка это не стрелка вовсе, а согнувшийся в поклоне клоун. Клоун внимательно молча смотрел на мальчика и медленно разгибался во весь рост. Мальчик понял свою ошибку и хотел уже остановиться, но клоун стал медленно двигаться в его сторону, притопывая ногами, и неожиданно злобным голосом, как будто дразня кого-то, проговорил: “Догоню, догоню”. Мальчик взвизгнул от страха и понёсся по коридору на арену цирка. Дело шло к полуночи. А вы знаете, как страшно в цирке ночью? Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Мальчик не слышал шагов позади себя, но знал, что клоун рядом, и бежал, боясь оглянуться и наткнуться на его внимательный взгляд. Ему казалось, что чьи-то руки уже прикасаются к нему, он и не заметил, как выскочил на манеж. Но когда выскочил, увиденное его потрясло. Цирк был заполнен. На трибунах сидели… нет, не люди — на трибунах сидели клоуны. Клоуны стояли и на манеже. Увидев мальчика, они приблизились и окружили его. Бежать было некуда, страх достиг максимальной концентрации.
— А вот и я! — заорал ближайший из клоунов и истошно захохотал. Мальчик от неожиданности и страха вздрогнул и почувствовал, как по ноге побежала теплая струйка. Он заплакал от страха и позора. Раньше с ним такое случалось во сне, и он просыпался от неприятной влажности в постели, он надеялся проснуться и сейчас. Но к своему ужасу не просыпался. Это очень страшно, когда события кажутся страшным сном, но проснуться ты не можешь, потому что это не сон. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Здравствуй, мальчик! — весело затараторил клоун визгливым голосом.
Я Бим, а это мой товарищ Бомж-жжж! Мы работаем в цирррке, но разве это рррработа?!!! Мы и живём в циррррке! Но разве это жизнь?!!! — на этих словах раздался одобрительный хохот с трибун.
— А ты теперь будешь жить с нами! Ты будешь нашим зрителем! Мы будем смешить тебя! Мы все будем очень смешить тебя!!! — он довольно зловеще проорал последнюю фразу, и мальчик увидел, как внимательно клоун смотрит на него. Клоуны на трибунах опять захохотали. Мальчик хотел рассмотреть их, но не мог отвести взгляд от внимательного клоуна. Боковым зрением он видел, как беснуются вокруг разноцветные и разнокалиберные фигуры. Но главное, что он видел, это были очень серьёзные, какие-то пронзительные глаза внимательного клоуна. Они были карие, вокруг них была крашеная сетка морщинок, да и само лицо было морщинистым, гораздо более морщинистым, чем у бабушки мальчика. Клоун щерил зубы в натянутой улыбке, зубы его были желтоватые и неровные, тонкие крашеные, как будто резиновые, губы потрескались. Потерявший блеск облупленный и потёртый клоунский нос немного съехал в сторону. Вообще внимательный клоун производил впечатление очень уставшего, смертельно уставшего человека. Но глаза! Его темные живые глаза как будто пронизывали мальчика, внимательно изучали его душу, выясняя чего от него ждать, как с ним лучше обращаться, как его рассмешить.
Мальчик робко смотрел в эти глаза, они казались ему неопасными, морщинистое лицо пожилого, как его бабушка, человека вызывало доверие. Но все происходившее этим вечером вызывало дикий, животный ужас. Клоун был похож на его бабушку, но это была не она. Мальчик в панике искал мысленно, как спастись, за что зацепиться, как найти хоть что-то реальное, родное, безопасное. Мелькнула неясная надежда, и он вопросительно обратился к тому, что вызывало его доверие, к глазам клоуна:
— Деда? — акустика на манеже была отличная, и тихий голосок мальчика был хорошо слышен. Нет, он не знал дедушку, бабушка была одинока и не любила рассказывать про мужа. Но вдруг?
Дикий, адский, нечеловеческий хохот раздался со всех сторон. Громче всех хохотал внимательный клоун. Затем он остановился, слегка поднял голову и из глаз его хлынули струйки слез.
— Деда, — издевательски передразнил он мальчика. Голос его прозвучал с надрывом. Из глаз всех клоунов тотчас хлынули такие же струи. Мальчик был рядом с внимательным клоуном, его одежда намокла, но он не мог отвести свой взгляд. Потому что слезы на самом деле струились из глаз клоуна, не было никаких трубочек или шприцов, нет, клоун рыдал струями слез натурально.
— Ты угадал, мальчик! Я деда. Я дедушка, — успокаиваясь, приговаривал клоун.
Я деда Яга! Слыхал про бабу Ягу?! – он опять перешёл на крик а затем и на прежний дурацкий хохот.
Также на хохот перешли и бесновавшиеся на трибунах клоуны. Это было похоже на бесовщину, на шабаш ведьм. Будь с мальчиком бабушка, она перекрестилась бы, и всё страшное бы исчезло. А если не исчезло бы? Вообще страшно, когда уверен, что защищён, а на самом деле оказывается, что никакой защиты нет. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
В черном окутанном туманом спящем городе в покинутом людьми огромном здании цирка бушевало огромное сборище пестрых клоунов. Под куполом цирка висел загадочный шар, освещавший манеж тусклым светом. На манеже публику развлекали несколько клоунов, но было видно, что самый главный среди них именно внимательный клоун. Достаточно ему было взглянуть на излишне развеселившегося персонажа, как в том убавлялось прыти. Внимательный клоун стоял рядом с мальчиком и периодически поглядывал на него, как будто приглашая насладиться тем или иным выступлением. Но мальчику было не до развлечений, застыв от ужаса, он стоял в мокрых штанишках и крупно дрожал. Слезы сами лились из его глаз, мысли скакали, не останавливаясь. Ребенок мысленно звал маму, бабушку, папу, хоть кого-нибудь знакомого, взрослого, доброго, хоть кого-нибудь настоящего. Он не знал, чем всё это закончится, и ему было страшно. Это очень страшно, когда ты окружен коконом ненастоящих чувств, фальшивых близких и друзей, когда ты бьёшь кулаком по врагу, а кулак проваливается в бутафорский подбородок, когда вся жизнь вокруг выдумана. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Время шло медленно, но рассвет приближался. Мальчик устал и хотел кушать. Клоуны не унимались. Наконец, внимательный клоун поднял руку, и все затихли. В абсолютной тишине он взял мальчика за руку и вновь заглянул ему сквозь глаза прямо в душу. Внимательные его глаза жили какой-то своей жизнью, зрачки пульсировали, меняя размер и оттенок.
— Что же ты не смеёшься? Мы заслужили твой смех. Нам нужен твой смех. —Клоуны на трибунах согласно забубнили: “Нужен смех, нужен смех”.
Страх нарастал, мальчик вырвал свою руку из руки клоуна, отвёл глаза и увидел ближайшего клоуна на трибуне. Весёлый толстяк с соломенными волосами подмигнул и широко раскрыл рот в улыбке. Ужас пронзил сердце мальчика — глаз у клоуна не было, вместо них виднелись черные дыры. Стоявший левее длинный и худой лысый клоун также был без глаз. Вся, вся толпа клоунов была безглазой. Видели ли они его? Кажется, видели, Но чем?
— Нам нужен твой смех! — снова раздался голос внимательного клоуна над ухом. Он звучал требовательно и со странной хрипотцой, как будто клоун сдерживал рвущееся из него рычание. Клоун был зол. Клоун был голоден. Это страшно, когда рядом с тобой кто-то голоден, а утолить этот голод он может только тобой. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Мальчик отшатнулся и закрыл лицо руками. Но клоун придвинулся к нему и неожиданно стал щекотать его. Стоявшие рядом клоуны схватили мальчика за руки, он извивался от щекотки и пытался вырваться из их рук, но тщетно. Наконец, не выдержав, он стал истерично хохотать от щекотки. Он смотрел на внимательного клоуна, хохотал и смотрел, и поражался переменам, происходившим на его глазах — морщины на лице внимательного клоуна разглаживались, лицо становилось моложе и бодрее. За спиной внимательного клоуна под одобрительные апплодисменты зала стремительно проносились тени клоунов с трибун и исчезали, взметнувшись вверх, под куполом цирка. Уже через десять минут на трибунах никого не осталось. На арене остались внимательный клоун и несколько его коллег.
— Хоррроший мальчик! — изменившимся спокойным голосом проговорил внимательный клоун, — Позаботьтесь о нем!
Он дошел до центра манежа и вспыхнул, превратившись в огненное кольцо. Кольцо быстро расширилось и, достигнув краев арены, исчезло с шумным хлопком. Мальчик, как будто вернулся в реальность. Трое клоунов, оставшихся на арене, казались обычными людьми, разве что сильно пьяными.
—Идём, — взял его за руку самый рослый и самый трезвый из них. Мальчик безропотно пошел за ним. Они преодолели длинный путь, поднялись по лестнице и остановились перед малозаметной дверкой на уровне чердака. На двери висела старая потрёпанная афиша с портретом внимательного клоуна. Рослый клоун повернул два раза ключ и открыл скрипучую дверь. В комнате была кровать, стол и два кресла. На столе находилась настольная лампа, клоун включил ее. Возле двери стоял старинный резной шкаф с пыльными книгами, хотя в целом пыли было мало. Было довольно чисто.
— Есть хочешь? – спросил он мальчика, и, не дожидаясь ответа, дал ему в руки пакет с чем-то булькающим внутри.
— Вон там в углу дверь в туалет. Поживешь пока здесь. Только тихо сиди, а то, — он запнулся, задумавшись, — а то мы найдем и убьем твою бабушку! Есть у тебя бабушка?
Мальчик кивнул. Он очень устал и обессиленный сел на стул, положив на стол пакет с продуктами.
— Ну, бывай, — рослый клоун закрыл дверь и запер ее на ключ.
Наступила тишина. Это страшно остаться запертым наедине со своими сомнениями и страхами. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Итак, днём мальчика запирали в старинной гримерке возле выхода на чердак старого здания, к которому был пристроен манеж. Его комната находилась над будкой гимнастического суфлёра, находящейся под куполом цирка. Дело в том, что при работе на высоте, или просто в постоянном напряжении человек может потерять концентрацию. Театральные актеры забывают слова, а цирковой гимнаст под влиянием опасности может забыть движения, и вот тут на помощь ему приходит гимнастический суфлёр. Суфлёр показывает необходимые движения, открыв специальную дверку в стенке комнаты, а гимнаст видит их и повторяет. Так вот поначалу мальчик пытался звать суфлёра, но тот почему-то не откликался. Затем через Чанду он выяснил, что гимнастический суфлёр глухонемой пожилой мужчина, не слышащий ничего происходящего вокруг. Да, мальчик мог иногда общаться с Чанду. Опекавшие его клоуны любили выпить в своей гримёрке, и он иногда мог послоняться по коридору. Вместе с Чанду они распутали этот загадочный клубок.
Оказалось, что клоун не просто профессия. Это кармическая роль, отработка, когда человека жестко ставят в зависимость от чужого смеха. Клоун обязан быть смешным, иначе он умирает. И наоборот, подпитавшись смехом, он может жить вечно. Внимательный клоун выступал в цирке три века назад и до сих пор болтался между нашим миром и миром Астрала, подпитывая себя и своих коллег и воспитывая очередную смену. Ужас, который вызывали клоуны, казался иррациональным, гораздо больший ужас у Чанду вызывал дрессировщик. Но мальчик от ужаса, который вызывал иногда у него внимательный клоун, избавиться не мог. У каждого свой ужас. Внимательный клоун вообще способен был вызвать любые чувства у людей. Кроме смеха. Вот это и есть самое страшное. Страшнее всего быть клоуном, который не вызывает смеха. Вернее даже не так. Нет. Страшнее всего быть человеком, зависимым от чьей-то оценки, живущим эмоциями других людей, то есть, потерять свободу быть самим собой. Страшнее всего потерять себя. То есть, страшнее всего быть клоуном в широком смысле. Именно поэтому страшно быть воспитанным клоунами.
А мальчик сбежал. Нескоро. Аккурат на свое сорокалетие. Он соскучился по людям. Он много шутил и смешил людей, ведь его воспитали клоуны. Довольно быстро он попал в юмористическую передачу. Впоследствии мальчик стал начальником дирекции юмористических программ одного довольно центрального телевидения. Сам он редко смеётся, сейчас никто не решается его щекотать. Иногда он улыбается и внимательно смотрит в глаза собеседнику. Это кстати весьма страшно. Но это не так страшно, как быть воспитанным клоунами.
Автор публикации
Блестящая фантасмагория!