Кость со стола.

Кость со стола.

Роман.

 

 

– Ну, повезло тебе, старина Джонни! – здоровенный тычок кулаком в бок от оскалившегося в якобы приветливой улыбочке сержанта Элвиса Трибунстона, так же, как и увесистые, и похожие скорее на тумаки, похлопывания по спине и рёбрам от коллег по взводу, и кривые и натянутые улыбочки, больше похожие на оскалы, Джон Риглон воспринял спокойно. Нормальная реакция со стороны «друзей».

Зависть.

Он знал, разумеется, что ему завидуют. И недоумевают: ну как же! Коренастый парень, хоть и жилистый, но без особых физических кондиций и далеко идущих амбиций, всего-то – второй год в их взводе, и в подразделении Первичного Освоения. Новичок. А уже удостоился такой чести: быть первопроходчиком на новой планете!

Он буквально спиной чуял косые взгляды, и откровенную, мягко говоря, недоброжелательность. Разумеется, многие из старослужащих за эти два часа, с момента, когда его непосредственному начальству, командиру их взвода лейтенанту Соломону Фэйси, сообщили что Джон назначен в операторы первого дрона-аватара, а тот, разумеется, передал эту информацию и соответствующие распоряжения вниз, успели пошушукаться да позлословить: типа, не иначе, как, мол, этот гад – вполне себе на уме! И под старичков-ветеранов копает. Тонко и дипломатично. Знал ведь наверняка, что назначен.

Потому что такие вещи никогда с кандачка не делают: дрон – сложная штука, изготовляется строго индивидуально. Да и на выращивание в автоклаве уходит минимум неделя. То есть, салага умело притворялся, что якобы не в курсе, и удивлён назначением. А на самом деле – отлично знал. Гад.

Джон о назначении не знал.

И, если честно, не представлял, что могло помешать руководству как соответствующих лабораторий, так и его непосредственному флотскому начальству сообщить о предстоящей Миссии, или Миссиях, своевременно. То есть – заранее. А так – будто пыльным мешком по голове! Но он старался свои эмоции никак не проявлять.

Раньше надо было всего «этого» бояться.

Когда поступал в учебку.

Конечно, старослужащие, мечтающие о солидной премии, которую выплачивают за каждую такую Миссию, злятся и завидуют. Ведь успешно проведённая разведка может помочь и с присвоением внеочередного звания… Большая зарплата!

Джон про таких людей думал, что их можно только жалеть. Ведь виновата вовсе не лень, или дефицит рвения. Или недостаточно накачанные в качалке мускулы.

А – показатели. Психофизиологические.

А они напрямую зависят от наследственности. Инстинктов. И сообразительности. (Слоган «Лишь Ай Кью свой накачаю – в миг в разведку попадаю!» до сих пор вполне актуален. Поскольку сулит осуществившему – деньги!!! Только вот реально поумнеть… Вот именно – три «ха-ха».)

И сейчас все «старички» наверняка думают, что то, у него необычайно высокие показатели, это… Подтасовка! Которую за взятку какой-нибудь хитро…опый системный техник-программист ввёл в компьютер медицинского Архива. А руководитель лаборатории «вселения» купился, решив попробовать молодого, и, значит, как это говорится, «незашоренного» нудной муштрой и воинской бытовухой «перспективного» оператора…

– Не забудь проставиться, когда найдёшь там туземочек! А когда воткнёшь им то, чего там имеется у дрона, туда, куда там найдётся у местных девок – не забывай про презики! А то придётся ещё платить алименты! Гы-гы!

– Обязательно, сержант, сэр! – одев подходящую случаю скромно-приветливую улыбку, и автоматически отвечая на лицемерные поздравления и пошлые шуточки, Джон на самом деле думал не о канонизированных до положения неофициальных правил «напутствиях» и подколках, принятых в их подразделении. А о предстоящей работе. Потому что быть первопроходцем на очередной планете земного типа – вовсе не то, что, скажем, участвовать в параде на День Независимости. Пусть и на площади перед Капитолием.

Это – нудная, кропотливая, а зачастую и изнуряюще-тяжкая работа.

Пусть и не столь опасная, как если бы ты выполнял её лично. Зато – реально утомительная и чертовски ответственная! Не дай Бог (Тьфу-тьфу!) чего-то опасного пропустить. Или проигнорировать признаки пусть даже только намечающейся проблемы!

Могут погибнуть люди. Колонисты. Которые придут на планету после него.

А первый вопрос, который задаст Комиссия по расследованию, будет, разумеется: «Кто проводил углублённое обследование? Квалификация? Нарекания?» И т. д.

А проводил (Вернее – только будет!) «углублённое» обследование – он.

Джонни-бой.

Ф-ф-у-у-у…

Поэтому когда его вызвал к себе в кабинет лейтенант Соломон Фэйси, командир их, первого, взвода первой роты, Джон почувствовал внизу живота что-то вроде спазма: именно чего-то такого он всю последнюю неделю как-то подспудно и чуял. Но, если честно – всё же не ждал именно этого.

И сейчас, выслушав стандартное поздравление, наставление, пожелания и сообщение о том, что «поступает в полное распоряжение доктора Орландо Гарибэя», руководителя отдела, как его все кратко именовали, «вселения», он все эти два часа испытывал всё что угодно, только не радость. И не гордость.

Как и все, кто пять лет оттрубил в учебке, Джон, разумеется, пересмотрел – правильней всё же сказать – переощущал! – почти все бортовые записи таких «пионерских» визитов-обследований, и даже запомнил, на какие обстоятельства, признаки и неожиданности – как реагировать.

Однако одно дело – архивный симулятор… И совсем другое – реальный спуск на «Терра Нова». То есть – Землю Новооткрытую.

Да ведь и не включишь в Каталог всех возможных опасностей и проблем: у каждой Новы всегда найдётся что-то своё, оригинальное! Вон: у Паллады-3 – прыгающие грибы, выпускающие в воздух облако ядовитых спор в период созревания. (Кто-то метко сравнил их с минами-лягушками.) У Весты-4 – ядовитый болотный газ. Но выделяется он – только когда наступишь на ничем, вроде, от соседних не отличающуюся кочку!.. На Сандре-2 – никакими инсектицидами не истребляемые злющие москиты, с кучей жутко опасных для жизни, и чертовски трудно излечимых болезней «на борту» носителя, получающихся из бацилл-микробов в местных болотах и водоёмах!

На Юлии – карадрахи, будь они неладны…

Да мало ли!..

Вот и получается, что несмотря на изученные анналы и прецеденты – всё равно…

Поход, так сказать, в неизведанное.

И пусть планету уже вдоль и поперёк излазали роботы-вездеходы геологов, и излетали разведочные дроны: климатологов, биологов, химиков, и других подразделений Первичного Освоения, но…

Одно дело – специализированные автоматы и механизмы. Нечувствительные к капризам климата, и бациллам с вирусами, и бурящие разведочные скважины на нефть, или пробующие почву на толщину слоя чернозёма, и воздух – на присутствие органических и неорганических ядов и отравляющих веществ.

И совсем другое – человекообразный биокиборг, в теле которого он и будет производить «углубленную» разведку. Чтоб уж окончательно убедиться в безопасности поверхности для живых существ. Из плоти и крови. Для людей-колонистов, стало быть.

Потому что с орбиты, управляя дронами-механизмами с помощью мыслешлемов, распахивать поля под зерновые, или бурить и долбить недра для извлечения минеральных сокровищ – занятие неблагодарное. Чтоб не сказать – глупое.

И – очень дорогое.

Вот этот-то аргумент и является обычно решающим при принятии решения по новооткрытой планете. Представители крупнейших Компаний по добыче и освоению собираются на Умные Совещания с представителями Правительства, Флота, и Колониальной Администрации. И высказывают. Своё (Вернее – экспертов-экономистов!) мнение о востребованности и перспективах добычи этих самых ресурсов. Насколько это рентабельно и целесообразно. Экономически выгодно. Сейчас.

Эксперты уже из Правительства дают своё заключение. И затем Важные Чиновники из Специализированной Комиссии при том же Правительстве, про которую все знают, что она – фактически просто на содержании у крупнейших добывающих Корпораций, решают: начинать ли промышленное освоение немедленно. Или чуть позже – когда вырастут цены на это самое сырьё, зерно, овощи, или что там выгодней всего добывать, или выращивать на Новой. Или…

Отметить в Каталогах, что освоение пока слишком уж нецелесообразно. С экономической точки зрения. И оставить планету до тех, лучших, совсем отдалённых, поистине критических для экономики Содружества, времён, когда это самое освоение наконец станет.

Экономически целесообразным.

Наконец, случалось и так, что планета уже оказывалась занята.

Цивилизацией существ гуманоидного типа. Или хотя бы приближающихся к этому типу. С таких земные разведчики сразу уносили ноги. Стараясь даже не высаживаться на поверхность, и все обследования проводить с орбиты.

Правда, «занятых» планет Джон знал немного – три, если он ничего не путает. И тех существ, что их населяли, и пока напоминали питекантропов, или просто – прямоходящих обезьян, даже он постыдился бы назвать «родственными». Но – Закон есть Закон!

Но гораздо, гораздо чаще встречались планеты – просто с абсолютно неподходящими условиями на поверхности: первичная, зачаточная атмосфера из метана и аммиака, катастрофические и систематические ураганы со скоростью ветра до трёхсот миль в час, буквально сдувающие с поверхности горы, холмы и всё, что можно снести и сдуть, жара выше девяноста Цельсия даже в приполюсовых районах… Да мало ли!

Такие планеты просто отмечали в каталогах, и оставляли до «лучших времён».

Но Джон заморочился, и даже «посетил» на симуляторе несколько и таких: у парочки что-то там такое было в атмосфере, постоянно выделяющееся из недр, через вулканы и гейзеры, чего оказалось невозможно уничтожить никакими конвертерами-преобразователями, и от чего не спасали респираторы – жутко токсичные яды, по свойствам близкие к боевым отравляющим веществам.

Одна располагалась слишком близко к светилу, и на поверхности имелось плюс восемьдесят шесть. Между собой космодесантники, да и учёные, называли её «духовкой». И жить там, в-принципе, было бы возможно – если б не почти стопроцентная влажность: именно она делала жару непереносимой.

А у ещё трёх слишком уж велик оказался гравитационный индекс: людей просто превратило бы в разлитые по креслам водителей техники кляксы, не говоря уж о том, чтоб банально – просто ходить. Ногами.

Наконец ещё одна – Лизандра 2/ЩД – оказалась слишком молода. Подвижки полужидких платформ не позволяли построить постоянной базы или поселений: едва застывшая кора тут же снова раскалывалась, грозя утопить и поджарить всё, что имелось на поверхности, в огненно-жидкой лаве – в недрах трещин шириной в километр!

И вот сейчас перед ними, то есть, перед подразделением Первичного Освоения – восемьдесят девятая потенциально подходящая (По предварительным разведданным поискового отряда!) для непосредственной колонизации и вселения людей, планета.

С отличным (вроде!) климатом. И кислородной атмосферой.

Франческа.

Так её назвали по требованию пилота-первооткрывателя, Рикардо Менальи.

А что: каждый, первым что-то нашедший, или открывший, имеет полное право увековечить своё имя. Или – имя Любимой. Или, как в случае с Рикардо – матери!

Джон знал, конечно: всё, что уже собрали, добыли и вычислили об атмосфере, поверхности, и недрах Франчески автоматы, безопасно. Отличные параметры. Кислорода даже больше, чем на матушке-Земле: двадцать два с половиной. В местных сутках двадцать пять часов. Один спутник, размером чуть меньше Луны. Океаны покрывают, правда, четыре пятых поверхности – почти как на старушке Земле. Среднесуточная температура: на экваторе – плюс шестнадцать, на полюсах – минус один. Такая незначительная разница связана, как объяснял док Эсьоса Дезалу, их главный климатолог, с тем, что ось планеты наклонена к плоскости обращения всего на восемь градусов: поэтому и климат мягче, и полярных льдов почти нет. Настоящий тропический рай до пятидесятых широт.

Неплохо вроде, мать её: осваивай – не хочу…

Но почему же так скребут на душе какие-то дикие кошки, заставляя сердце колотиться чаще, и пальцы – то сжиматься, то разжиматься?! Чего «этакого» чует там его обострившееся за годы «тяжёлого» детства, и вечных «разборок» и борьбы за лидерство в учебке, чутьё?! Подвоха? Хм-м. Возможно. Но…

Но всё равно: пока непосредственно с этим самым не столкнёшься – не узнаешь, что это. Нависает. Поджидает. «Коварно» затаившись в девственной неизвестности.

Но чем быстрее он столкнётся – тем быстрее и узнает.

Значит, вперёд.

 

 

В отсеке «дистанционного управления разведочными аватарами», как официально называлась лаборатория доктора Гарибэя, всё было как всегда: чисто до стерильности, ослепительно светло от мощных ламп на потолке и белых стен, и тихо. И малолюдно.

Да и правильно: в полную силу персонал и оборудование будут задействованы только когда начнётся детальное обследование силами Подразделения всех континентов и климатических зон. А это случится только если он, то есть, Джонни-бой, докажет, что непосредственной опасности для достаточно дорогих дронов, а затем и, если верить тому, что пишут рекламные брошюры Флота, «бесценных» жизней людей – нет.

Всё, как обозначено в важных Формулярах и Постановлениях, должно быть максимально эффективно. То есть – дёшево. Логично, конечно, начинать разведку – во-первых, с самых потенциально перспективных регионов, а во-вторых – силами одного-двух-трёх дронов-аватаров.

А ну как выяснится, что там, внизу, имеется, как любит выражаться док Максимилиан Ваншайс, их главный биолог, «несовместимая с жизнью человека местная биота»?! То есть, попросту говоря – опасные звери, насекомые, растения, грибы. И всё остальное в том же роде. Или – пока невыявленные природные факторы, вроде гипералергенной пыли или пыльцы. Или… Вот именно – мало ли!

В таких случаях посылать на верную «смерть» подразделения из десятков аватаров и смысла нет! Потому что дальнейшая предусмотренная Инструкцией разведка, уже всеми силами подразделения, только убьёт все эти дроны. И ничего, кроме дополнительного подтверждения смертельной опасности для людей руководство Флота не получит… Зато это самое руководство с гарантией получит придирки со стороны бюрократов-бухгалтеров: «а кто распорядился произвести, и столь непродуктивно использовать столь большое число столь дорогих аватаров? И почему не придерживались стандартной процедуры? А вычтем-ка мы стоимость дронов, списанных по причине непредвиденной смерти, из его казённой зарплаты!»

На такое не согласится ни один командир Подразделения Освоения. Да и вообще – никто.

Настоящий бюрократ, да ещё с приходно-расходной ведомостью в руке – самый страшный враг всего мыслящего. Да и просто – живого!..

Вот и получается, что сейчас всё зависит только от первого разведчика. И если внизу действительно опасно, автоклавы доктора Даррена Хилла, начальника «родильной», так и не заработают в полную силу.

А время Джона и его сменщиков – не поджимает. Сроки «рационального» проведения первичной разведки определяет на месте и исходя из прецедентов, то есть, результатов как раз первых вылазок, Штаб крейсера. На своё усмотрение.

Так что придётся Джону отдуваться пока в гордом одиночестве. И надо уж поднапрячься: постараться оправдать «оказанное ему высокое доверие»!

Док Орландо Гарибэй, вышедший на его покашливание из своего кабинета, дверь в который как обычно была открыта, лучезарно улыбался. Он радостно, но немного нервно, пожал его руку, а затем вновь начал потирать уже свои изящные руки с тонкими и, как знал по опыту Джон, умелыми гибкими пальцами. Говорил док немного частя, словно бы нервничал ещё больше Джона. Хотя Джон знал: у доктора это – третья Нова:

– Ага! Вот и наш «доброволец»! Что, простудились на радостях? Или вчера перебрали с мороженным? Или поперхнулись слюной, вылезая из банки? Ха-ха!.. – док, если честно, тоже достал своим любимым бородатым анекдотом, про то, как сержант собирается удить рыбу, и орёт на банку с червями: «Нужен один доброволец! Два шага вперёд!»

Но Джон всё равно усмехнулся: лучше хоть какая-то шутка, чем никакой. Он заставил напрягшееся по непонятной для него самого причине тело чуть расслабиться:

– Здравия желаю, доктор, сэр. Рядовой Джон Риглон прибыл в ваше распоряжение.

– Отлично. Ну, проходите, проходите, рядовой. Вон туда, в ординаторскую. Раздевайтесь. Посмотрим на вас, так сказать, непредвзято.

– Слушаю, сэр. Есть раздеваться. – всё-таки осознание того, что он здесь впервые заставило уточнить, – Полностью?

– Да, полностью! – док хитро прищурился из-под старомодных очков в тонкой стальной оправе, – Оставить разрешаю только пломбы и протезы, если они есть. Хе-хе.

– Да, сэр. – Джон подумал, что пломб, слава Богу, у него ещё нет, а вот вставные зубы вместо выбитых в драках, да протезы… Вместо левой берцовой действительно стоит титано-карбоновый заменитель. И ключица усилена хомутом-накладкой из молибденового сплава. Спасибо «горячо любимым» разборкам среди курсантов, и симулятору-тренажёру в учебке. Согласно Устава, условия, «максимально приближенные к боевым!»

Одежду он устроил так, как у себя в подразделении: аккуратно повесил в шкафчик, один в один похожий на личный шкаф каждого бойца там, в казармах. Вышел назад в коридор, прошлёпал голыми подошвами до двери с надписью «Ординаторская».

Доктор проводил осмотр лично, иногда задавая глупые вопросы, вроде: «Щекотки не боитесь? А диабетом в семье никто не болел? А почему у вас зубы так странно блестят – «Воррексом», что ли, чистите?»

После этого его направили уже в операторскую. Пока – малую. Ну правильно: большая, с десятком рабочих мест, для целого отделения, будет ожидать вердикта начальства: есть ли смысл проводить обследование в полном масштабе!

Внутри уже ждали. Док, плотоядно облизываясь, (ну, во-всяком случае, именно так это выглядело) зашёл сразу за Джоном. Оба его помощника-лаборанта, тоже в накрахмаленных до похрустывания белых халатах (Ну – так! Попробуй тут отстань от стиля Босса!) улыбались казённо-приветливо. А на самом деле – равнодушно. Для них его «облачение» – просто работа. Привычная и вполне… Будничная.

– Ну-с, Джонни-бой, (Пардон! Рядовой Риглон!) – сарказма в голосе не уловила бы только сложная конструкция из трёх могущих вращаться независимо друг от друга толстенных, и напичканных сложной аппаратурой обручей подвески, – сейчас посмотрим, соответствуют ли ваши прописанные в медицинской карте чертовски высокие показатели «сенситивности, и адаптивности к экстремальным и непредсказуемым условиям» – действительности! Прошу!

Джон, сопя вслух, и матерясь, (про себя) забрался на платформу в нижней части меньшего обруча. Вставил ступни в держаки. Руки просунул в скелетообразные тяги управления дроном-аватаром.

Думал он о том, что, возможно, и не стоило так завзято и «адаптивно» действовать на давешних симуляторах и Полигонах. Может, нужно было вкладывать поменьше фанатизма и злого азарта в свою «работу» на симуляторах. Тогда бы и посиживал сейчас в курилке. Или, полёживая на мягком лужке, грыз бы зелёненькую натуральную травинку – в оранжерее. Или даже потягивал штангу в спортзале. Или на симуляторе (Бесплатно, но женщина-эрзац!) или уж в борделе (Женщина натуральная, но стоит такое удовольствие – ничего себе…) «обрабатывал» «свою», привычную, или новую, цыпочку…

Да мало ли способов весело убить время на крейсере «Авраам Линкольн»!

Но вот такой у него дебильный характер. Не может он «работать» вполсилы. А азарт, похоже, достался в наследство от отца.

Которого он, впрочем, никогда не видел, и даже не знал.

Мать, когда он пытался выспрашивать, начинала подводить глаза к потолку, или опускать к полу, и бормотать что-то насчёт секретного сотрудника какой-то там сверхважной Правительственной Организации… Достаточно скоро Джон понял, что больше не хочет слушать эти, не то – сказки, не то – бредни.

Ну, «гульнула» разок его родительница – так и Бог с ней.

Зато он появился на свет…

Он терпеливо ждал, пока лаборанты, тихо переругиваясь по делу, и просто матерясь шёпотом уже просто так, одевают на него обвес наподобии парашютного. И присоединяют датчики и сенсоры управления на тело, закрепляя полосами резины: чтоб не отпали при любом характере движений и положений тела.

Но вот всё готово, и на голову, полностью закрыв поле зрения, опустился мыслешлем. Пневматика обивки мягко сделала «Пф-ф-фт!» и облегла череп, подстраиваясь под размер. Ремень под подбородком затянули:

– Не беспокоит, рядовой?

– Нет.

– Отлично. Приготовьтесь. Пять, четыре…

Пошёл отсчёт.

Он зябко поёжился: сейчас вылезут нанотрубки. И вонзятся в его выбритый почти наголо череп. Ощущения, конечно, неприятные, но… Он должен бы уже привыкнуть – в курс обучения входило не менее двадцати предварительных, и ста – «полных» подключений. И, разумеется, регулярные ежеквартальные контрольные проверки – уже тут. На борту. Чтоб, стало быть, не утратить навыков и сноровки. Там-то он и имел глупость…

Проявить свои «способности», мать их!..

А то – работал бы Клаус Шипперс. Капрал. Буквально готовый носом землю рыть, и лизать начальственные задницы, только бы поскорее получить очередную премию. И лычку. Дающую большую зарплату. И, соответственно, пенсию. До которой капралу всего-то – семь лет. Но вот что оказалось неподходящим у капрала – так это «адаптивность». Тесты упорно показывали, что он – консерватор, и как бы ни сложились внешние обстоятельства, и какими бы ни оказались условия, систематически действует исключительно «согласно Устава!» А это не всегда…

А точнее – почти никогда не помогает разведчику – именно Новы.

В шлеме заскрипело и запищало: трубки пошли. Ощущать, как их острые и холодные кончики вгрызаются в кожу, а затем и в череп – неприятно. Но – только первые десять секунд. Они же сейчас – «улучшены»! И шлемы модифицированы. И вовсе не из гуманности, как все «пользователи» отлично понимают. А для ускорения реакции и повышения скорости обработки информации. Словом, чтоб операторам, готовящимся сейчас принять руководство над его миссией, и персоналу Диспетчерской, где, «предвкушая», или нервно потирая тонкие искусные руки, собралось уже наверняка всё начальство научных отделов, да и дежурному Флотскому руководству – было лучше видно всё, что он увидит глазами дрона. И выдать соответствующие рекомендации.

Которые он вправе, (Вот уж – А-ли-лу-ия!) если посчитает нужным, и проигнорировать. Поскольку считается, что самому разведчику, на месте – виднее!

Хотя сейчас это соображение утешает слабо.

В мозгу засвербило – словно в ноздре, когда туда засовывают, например, пёрышко. (Случались у них в Учебке и такие ночные «приколы»!) Впрочем, это ощущение быстро прошло, и вот уже он, всё ещё ощущая, что настоящее тело висит где-то в недрах лаборатории, вселился в тело дрона-аватара. Правильней, конечно, было называть это создание – просто аватаром, но он привык именно к дрону.

Зрение словно галопом пробежало по чему-то вроде радужного тоннеля, затем всё вокруг взорвалось шикарным фейерверком цветных искр – словно салют на День Независимости! – и вот он снова видит.

Вот его руки – он вытянул их перед собой. Сильные, мускулистые. Чертовски, если можно так сказать, похожие на настоящие. Вот ноги: подобно могучим колоннам они сейчас опираются в подножку противоперегрузочного кресла там, на посадочном модуле. Задница упирается в наполненный гелем мешок: прокладка между ней, драгоценной и любимой, и парашютом. (Дай-то Бог – не понадобится!) Плечи, живот и таз – в противоперегрузочных ремнях. Грудь. Лицо. Спина. Всё в порядке. Всё – своё! Ну, или ощущается таковым. (Ещё бы! Мозги-то копировали именно с «оригинала». То есть – с него.)

Собственно, так и должно быть: чёртовы умники в белых халатах однозначно доказали, что только похожим на обычное, человеческое, тело, и вдобавок только с мозгом, близким к своему, вселяемый оператор может адекватно и эффективно управлять!

Что сейчас и предстоит делать Джонни.

И делать – целую рабочую смену. То есть – шесть стандартных часов.

 

 

Посадка прошла штатно: перегрузки, совсем как на тренажёрах, мерзкая тряска и болтанка – уже в атмосфере. Рёв тормозных дюз, и удар о поверхность. Тоже несильный: как на симуляторе.

А вот дальше – уже начинается. Хотя бы для разнообразия – дыхание местным воздухом. Кстати: если выяснится-таки, что в воздухе что-то болезнетворное или ядовитое присутствует, чего не обнаружили автоматы, то нужно тоже… Своевременно «отреагировать».

То есть – успеть рассказать о своих «неприятных» или «необычных» ощущениях до того, как он введёт себе антидот, или уж дрон упадёт без сознания!

– Внимание, рядовой Риглон! – ну, началось! Вот уж повезло так повезло. Начальником смены дежурной бригады операторов в Диспетчерской сегодня сам майор Гонсалвиш, заместитель Главного – полковника! Мужик, вроде, неплохой. Но очень уж дотошный. И педантичный. – Проверить состояние конечностей.

– Есть, сэр. – Джонни-бой закрутил кистями, и зашевелил ногами, чувствуя, что всё с ними и правда – в порядке. Он знал, что в этот момент на стенах операторской и главной Диспетчерской, занимавшей огромный зал в самых недрах «Авраама Линкольна», оживают движением и графиками сотни контрольных мониторов и экранов с выводимой на них текущей с его «борта» инфой: где зачесалось, а где – занемело, потому что отлежал за сорок минут спуска с орбиты. Где натёрло. А где – и вспотело.

Тело дрона – не только внешне, а и по моторике – точная копия человеческого.

Хотя и сделано (Вернее, выращено в автоклаве!) на базе клеток самой обычной свиньи. (Но вот мозг… Мозг модифицирован именно под его психоматрицу: чтоб эффективней… И т.д.) Ну и правильно: даже без воплей чёртовых гуманистов и поборников защиты Прав Человека использовать клетки человека просто запретило Правительство. И его нетрудно понять. Зачем нарываться, рискуя потерять голоса избирателей, совсем уж проникнувшихся идеей сохранения генофонда, если все параметры «свинского» дрона, включая скорость реакции, выносливость, силу, и даже температуру тела, да и вообще, буквально всё остальное – в точности как у Хомо Сапиенса!

Разумеется, в их подразделении в Учебке, да и здесь, на Крейсере, много и неоригинально шутили по этому поводу. Что не мешало телу из клеток «Скрофа доместикус», или, проще говоря, свиньи домашней, отлично действовать. И обозначать, выявляя со стопроцентной гарантией, имеющиеся для человека опасности и проблемы!

– Всё в порядке, господин майор, сэр. Моторика в норме. Разрешите приступать?

В ушах посопели. Похоже, майор не обрадован тем, что его узнали, и не удалось сделать «сюрприз». Но голос начальника смены оказался спокоен. И дикция у майора – вот уж этого не отнять! – всегда на уровне, такую не у каждого диктора услышишь:

– Приступайте.

Джон не смог бы сказать точно, как он относится к майору. Вроде тот и не придирается никогда по мелочам, не выделяет «любимчиков» или «поганых овец», не орёт благим матом на провинившихся… Служака как служака. Правда, требующий нерушимого соблюдения Инструкций и Процедур. Но вот не лежала у Джонни-боя душа к «святому» соблюдению правил, вписанных навечно в Великие Регламентирующие Бумажки.

Потому что почти никогда не удавалось осуществить на Новой – «стандартную процедуру». Всегда всплывало что-то новенькое, и приходилось жертвовать двумя-тремя, а то и полудюжиной дронов, чтоб можно было… Вписать в Инструкции новые пункты!

Так что майора Джон считал ретроградом и консерватором.

Да и ладно – не детей же с ним крестить!

На то, чтоб отстегнуть все ремни, и вылезти из противоперегрузочного кокона, и парашюта, ушло ровно столько времени, сколько полагалось по инструкции: пятьдесят девять секунд. Майор, если и был недоволен неторопливостью действий оператора дрона, вслух ничего не сказал. Джон и так отлично знал, чем майор и остальная смена из двадцати шести человек занимается: смотрит на линии, вычерчиваемые на контрольных (Старинных! Бумажных! Чтоб невозможно было подделать или как-то изменить. И служащих примерно для тех же целей, что и чёрный ящик на борту самолёта или звездолёта.) полосах кончиками игл с чернилами: энцефалографа, термометра, барографа, и прочих приборов, отражающих частоту пульса и дыхания, состав выдыхаемого воздуха, температуру, влажность вспотевших ладоней, и прочего такого – всего двадцать девять параметров его состояния.

Вернее – состояния тела дрона-аватара.

Самой дорогой и сложной компоненты предстоящей разведки. Выращенной только с одной целью: принять на себя первый удар!

А случись непредвиденное – так и умереть. Вместо человека.

И поэтому Джон даже как-то жалел своё новое тело. Бедолага. Уж он постарается поберечь это тело. (Впрочем, долго беречь так и так не удастся. Через пару месяцев тело в любом случае приходит «в негодность». Побочные эффекты быстрого «выращивания»!)

Стандартное обмундирование Джон одевал не торопясь. Куда торопиться-то теперь, когда уже приземлился? Правда, учитывая привычки «господина майора», он и не мешкал.

Бельё. Камуфляжные штаны. Китель. Всё – стандартное, абсолютно идентичное тому, что носят и все рядовые на борту линкора. Штатная экипировка. Которую предстоит носить отряду прикрытия. А затем и подразделению первичного обустройства, если пройдёт успешно (по мнению Комиссии из начальства) его, и последующие разведки. И если будет отдан Приказ обустраивать Лагерь на поверхности. А затем – и строительство временных бараков для первых колонистов.

Оружие Джону полагалось только самое простое и лёгкое: универсальная винтовка-автомат, гранаты – газовые и осколочные, пистолет, парализатор, станнер, электрошокер, очки ночного видения, стандартный паёк и фляга с водой, (На тот исключительно благоприятный случай, если б разведка оказалась безопасной, и к исходу смены дрон остался бы жив: тогда тело отправилось бы ожидать в том самом противоперегрузочном коконе-цилиндре, а в дело вступил бы дрон с мозгом сменщика: как раз капрала Шипперса. Противоперегрузочная капсула с его пока спящим аватаром, равно как и капсулы с аватарами двух других разведчиков – дублёров – мирно ждала в трюме модуля.) да много чего ещё из типового набора, положенного по Уставу и Инструкции. И что весило до двадцати килограмм, превращая собственно разведку отнюдь не в увеселительную прогулочку, как об этом любят писать в пресловутых рекламных брошюрах, и показывать в бодро-весёлых видеороликах маркетологи и вербовщики Армии и Флота.

Джон не делал попыток выторговать хотя бы для первого похода то или иное послабление, типа: «а можно, сэр, я хотя бы паёк и флягу оставлю? А то чувствую себя словно старинный водолаз со свинцовыми грузилами на поясе!»

Взять нужно всё, что положено. Собственно, это вполне логично: упрощённый вариант. Не будут же первые поселенцы-колонисты в самом деле таскать на себе полный набор пехотинца: сорок пять кило! А только вот именно – самое нужное, лёгкое, и простое!

Одевание и оснащение заняло ровно столько, сколько полагалось: четыре минуты сорок секунд.

Подойдя к выходному люку, Джон ткнул большим пальцем дрона (Тьфу ты – своим! Так и надо теперь действовать и мыслить: слиться с телом в одно целое! Так эффективней. И безопасней.) в клавишу двери-шторки. Дверь отъехала. Джон ещё помнил то время, когда двери откидывались на петлях: так и погиб от ворутахов экипаж посадочного модуля «Тикондероги». Так что теперь все учёные. И без дверей-шторок – никуда!

В тамбуре посадочного модуля, конечно, тесно: он и рассчитан как раз на одно отделение бойцов. А для него одного – прямо раздолье! Гуляй – не хочу!..

Крышка выходного люка отъехала лишь после того, как надёжно закрылась бронированная внутренняя створка-шторка, и автомат выровнял давление с наружным. Тамбур осветили непривычно яркие после полумрака кабины лучи солнца. Джон поморгал: глаза, вроде, не слепит. Он вышел.

А что: очень даже себе симпатичная планета!

Еле ощутимый летний (Ну – так! Специально подбирали для начала тёплый тропический регион! Льды арктических регионов, как и экваториальные пустыни он будет проверять в последнюю очередь! А сейчас нужны лишь те области, где возможно размещение постоянных баз и поселений!) ветерок. Приятно овевает слегка пропотевшие (Разумеется, только от жары в кабине модуля!) тело и лицо. Лучики жёлтого (Привычного! А не какого-то там фиолетово-голубого или красного!) солнца пробиваются через перистые облачка, и приятно нагревают те участки лица, что не скрыты под защитной каской и шторкой.

Тепло. Тихо. Стрекочут какие-то насекомые в нежно-зелёной мягкой травке, часть которой примял при посадке на обширную поляну, десятиметровый модуль.

Ух ты!.. Здесь есть и бабочки!

Джон отлично помнил, конечно, что всё то, что видит и ощущает он, видят и отслеживают по показаниям приборов и двадцать шесть дежурных операторов. Но это не помешало ему зайти по колено в густую и пахучую траву, глубоко вдохнуть воздух, наполненный такими родными, и всё-таки – чуть отличающимися от земных, запахами, задрать голову к небесам, и громко заорать:

– Ну здравствуй, Франческа! Привет тебе от жителей земли!

– Рядовой Риган. – в голосе майора всё-таки прорезалась чуть заметная усмешка, – Потрудитесь следовать Инструкции. Стандартная процедура.

– Да, сэр. Слушаюсь, сэр. – Джон тем не менее был доволен, что ему не помешали исполнить то, что полагалось уже не по Инструкции, а по Традиции первых разведчиков. Теперь он уже не спеша откинул крышку универсального Блока на предплечьи, и потыкал в открывшиеся клавиши. Блок зажужжал, затем запищал. Щёлкнул. Первым как всегда «порадовал» термометр: «Температура окружающего воздуха соответствует комфортным условиям». Ну правильно: Джон и так чувствовал, что вокруг примерно двадцать любимого Цельсия. Затем сработал газоанализатор. В окошечке появилась надпись: «Опасных газов нет. Возможно дыхание без фильтров и спецприборов».

Ну, фильтры-то у Джона имелись: торчали глубоко в ноздрях. А при обнаружении какой-нибудь опасности нетрудно было извлечь из контейнера на поясе и дополнительные, и вставить дрону – Блин! Себе! – в ноздри.

А вот со спецприборами – посложнее. Они сейчас в ранце за спиной, и на доставание и одевание маски, присоединённой к резервуару с кислородом, уйдёт секунд двадцать. И хотя при необходимости он мог задерживать дыхание и на две минуты, Джон искренне надеялся, что до этого не дойдёт. Его задница всё ещё чуяла, конечно, некую опасность, но он, сам не зная почему, был твёрдо уверен: она будет исходить не из воздуха, которым он сейчас дышит.

Следующим подал сигнал радиометр: «Безопасно. Радиационный фон ниже нормы на одиннадцать процентов». Магнитометр: «Никаких опасных полей». Психрометр. Барометр. И ещё куча чертовски нужных приборов, которые земная наука смогла в результате пятисотлетней эволюции электронных и нанотехнологий, разместить в приборчике размером с футляр для очков.

Отлично. Хотя Джон знал и то, что всё это – просто очередное подтверждение (Банальная подстраховочка для бюрократов, составлявших Великие Инструкции!) того, что уже давно передали с поверхности побывавшие здесь зонды и автоматы.

– Индивидуальный блок показывает, что всё чисто, сэр.

– Отлично. Приступайте. Направление движения – северо-северо–запад.

Джон двинулся вперёд, чувствуя как псевдоповерхность под ногами здесь, в зале управления, подстраивается под то, по чему ступает дрон там, внизу: что-то мягкое, скользкое, мокрое и чавкающее. Он глянул под ноги внимательней: точно! В низине лужайки скопилась вода: наверное, ночью шёл приличный дождь. Неплохо. Во-всяком случае, хотя бы пшеницу можно выращивать. Впрочем, это уже не его забота. Его забота – дойти до видневшегося в полумиле леса, и пройти сквозь него. В поисках обитателей. Желательно – потенциально опасных. Типа волков. Или медведей. А не каких-нибудь там зайцев, соловьёв и белок.

Дотопал за полчаса, поскольку раза три пришлось останавливаться по указаниям доктора Ваншайса, отвечающего за биологию: то цветок ему, понимаешь, сорви да затолкай в контейнер: «нет, не этот, а фиолетовый!», то – ягод зачерпни, да побольше!

Подлесок оказался почти как в лесах земли: кусты, покрытые какими-то густо-синими, жёлтыми, и оранжево-красными ягодами, с чертовски острыми и прочными (пришлось потрогать, чтоб лично убедиться!) колючками на стеблях. Стволы деревьев напоминали сосны: шершавые, тёмные. И даже с северной стороны – влажные и покрытые чем-то вроде не то – мха, не то – лишайника. Прикольно. И мягко на ощупь. Под ногами – прелая хвоя и листья. Ладно: отбирать общие пробы – не его задача, а всех тех аппаратов, что уже отобрали все возможные пробы, и давно «озадачили» ими лабораторию Команды адаптации и акклиматизации.

А его задача – выявить в реале тактильные, обонятельные, визуальные и прочие ощущения, которые предстоит испытывать будущим колонистам. Но в первую очередь, конечно – скрытые угрозы. Которых пока не обнаружено. А ведь прошло уже сорок пять минут! Ого, как бежит время! Или это он так его воспринимает потому, что напрягся?..

Джон постарался снова продышаться и расслабиться. Вроде удалось: плечи опустились, мускулы рук перестали ощущаться стальными канатами – как после часа тренажёра, и ладонь перестала сама-собой тянуться к пистолету с разрывными…

Хватит рефлектировать. Нужно идти вглубь чащи. И работать.

 

 

Спустя почти километр и ещё полчаса он вышел к ручейку, протекавшему меж двух пологих холмов. Здесь и растительность была другая: лиственных деревьев стало больше, и хвои под ногами почти не попадалось. Зато над цветочками небольшого лужка вились не пчёлки или бабочки, а – стрекозки. Ну, или тварюшки, очень на них похожие.

Внезапно Джона словно накрыло ощущение: опасность! Сзади!

Он не успел ничего подумать, (Рефлексы и инстинкты быстрее мысли!) а рука уже выхватила пистолет, и тело развернулось на сто восемьдесят!..

Ну и никого.

– Рядовой Риглон. Что у вас там такое? – а всё-таки чувствуется, что майор за него беспокоится. Вот и сейчас в его голосе сдерживаемое опасение. И волнение.

– Показалось, сэр. Тепловизор показывает, что, вроде, чисто. Никого, крупней насекомых.

– Надеюсь, вы не их испугались?

– Нет. Нет, сэр. Мне просто… Почему-то показалось, что сзади надвигается опасность. И я подумал, что лучше поверю своим инстинктам, и развернусь, пусть при этом и буду выглядеть идиотом. Нет сэр, я неправильно сказал. Про то, что я буду выглядеть идиотом, я, когда начал поворачиваться, и не думал. Думал только о том, как бы выстрелить первым! – Джон почуял, да и услышал, как вся дежурная смена диспетчерской переглядывается, похохатывая, а кое-кто даже проворчал: «почему – выглядеть?», «смотрите, какой ковбой у нас выискался!» Но его это не напрягало. А напрягало то, что опасность-то…

Вроде никуда и не делась!

– Так. – майор помолчал, – Раз опасности не выявлено, продолжайте движение.

– Есть, сэр.

Джон снова двинулся вперёд, чуть ли не силой заставив тело развернуться.

Но вдруг почувствовал укол в шею!

Рефлекторно вскинул ладонь и хлопнул что есть силы по загривку.

Когда аккуратно попробовал то, что оказалось под ладонью, достать, увидал свою кровь, и что-то вроде раздавленного в блин размером с монетку тельца насекомого. Размером, вероятно, примерно с муху. Но формой больше похожего на комара. Лучше рассмотреть не удалось: похоже, слишком сильно ударил.

Однако Джон всё равно открыл на поясе карман с тюбиками-бюксами, и засунул в один из цилиндриков то, что осталось от маленького тельца. Крышку привычно завинтил. Сунул назад, в карман. Рапортовать это не мешало:

– Разрешите доложить, господин майор, сэр. Меня укусили в шею. В место между воротником и шлемом. – а то будто начальство не видало всё это через его собственные глаза, и камеры трёх дронов, прибывших вместе с ним на модуле, и сопровождавших его на протяжении всего пути: на высоте пяти, двадцати, и ста метров!

– Рядовой Риглон. Мы зафиксировали укус, но… Джон. Каковы ощущения? – всё-таки есть в майоре некие… Человеческие черты. Теперь в его голосе ощущается настоящее беспокойство. И озабоченность – нескрываемая. Да и прятать врага в контейнер начальство не мешало разными вопросами и комментариями, дождавшись, пока Джон не закончит это дело. Но вот «ощущения»… Хм.

– Э-э… Было больно. Куда сильней земного комара. Больше похоже, будто меня укусил не комар, а, скажем… Оса. Боюсь, как бы эта тварь не впрыснула мне какого яда.

– Понятно. Рядовой Риглон. Приказываю: ввести себе антидот номер один.

Джон вынул из набедренного кармашка синий шприц с антидотом номер один. Прикусил зубами губы. Выдохнул носом, и воткнул иглу в бедро.

Больно, блин… Ничуть не лучше, чем от сволоча-комара.

Автоматика сама вдавила поршень до упора. Джон, дёрнув щекой, извлёк иглу, и снова закрыл колпачком. Тоже вставил назад – в карман.

– Отлично. Приказываю продолжить разведку.

– Да, сэр. Есть продолжить разведку.

 

 

Ручей Джон просто перешёл вброд. Тот оказался мелким, но русло было чертовски скользким: из-за полёгших туда и покрывшихся какой-то слизью травинок луга. Сервомоторы псевдоповерхности протестующее визжали, подстраиваясь под старания тела дрона сохранить равновесие и не шлёпнуться пузом в метровое русло.

Однако когда Джон вышел на более-менее сухой участок почвы, даже сквозь траву он углядел на ботинке нечто странное. Он поднял повыше левую ногу. Чёрт. Точно!

– Вам видно, сэр?

– Видно. – и реплика в сторону, – Доктор! Что это?

Голос доктора Ваншайса, начальника биологического отдела, звучал в наушнике как всегда мягко и спокойно:

– Вероятней всего, какой-то местный вид подкласса герудообразных. Пардон: я хотел сказать, это – пиявка. Большая, и очень… активная. Замечательный образец!

Было слышно, как майор втянул носом воздух. Но голос звучал спокойно:

– Риглон. Потрудитесь засунуть… Пардон, – майор не мог не воспроизвести любимую присказку дока, – разместить этот… э-э… «замечательный образец» в новый бюкс.

Джон достал бюкс побольше, и, стараясь не касаться пальцами, спихнул крышечкой извивающуюся, и на совесть вцепившуюся в боковую часть подошвы у самых пальцев, пиявку, в цилиндрик. Пиявке такое обращения явно не понравилось, и она чем-то плюнула в сторону его лица. Если б не великолепная реакция, и тренированные мышцы, Джон ни за что не увернулся бы! Поэтому во избежание, так сказать, повторных инцидентов поспешил завинтить крышечку. После чего обнаружил, что лицо и подмышки вспотели. Да и всё тело покрылось гусиной кожей. Он почувствовал озноб – как при лихорадке.

Да и вообще – что-то с его телом явно было не так!

Наверняка это заметили и операторы, и майор:

– Рядовой! Вас не задело? Как вы себя чувствуете?

– Нет, сэр, не задело. Эта штука промазала. Чувствую себя… вроде, нормально. – это была явная неправда, и Джон знал, что сейчас его опровергнут операторы, но почему-то не хотел выставлять напоказ свою слабость и боль. Доктор же пока никак не мог переключить внимание с чёртовой пиявки на подопечного:

– Похоже, они приспособлены к жизни и охоте не только в воде, где, скорее всего, прячутся в ожидании добычи, но и к обитанию на суше. Отличное оружие!

– Понятно. Спасибо за разъяснения, доктор. Ну вот: пару полезных вещей мы уже узнали. Нельзя ходить без противомоскитной сетки, и нельзя купаться. Я думаю, что…

Что там думает майор, Джон не стал ждать, а перебил начальство, потому что терпеть уже было просто невмоготу:

– Сэр! Наверное, чем скорее я скажу, тем будет лучше! У меня стали как бы… Неметь пальцы на ногах и руках, и ощущения, как при высокой температуре! Озноб! И голова… Начала болеть! А ещё я вижу какое-то странное – вроде как дрожание воздуха, по краям поля зрения, и иногда в глазах вообще – темнеет. А-а, вот ещё что! У меня металлический привкус во рту. Голова теперь… Начинает кружиться!

– Так. Плохо. Внимание, рядовой! Немедленно ввести себе универсальную номер один!

Всаживая в другое бедро шприц с универсальной вакциной, Джон уже не закусывал губы, (Не до этого!) а думал, что они опоздали. Надо было сделать это сразу после укуса. В наушнике между тем шла оживлённая дискуссия:

– … какого …я?! Он ведь привит и вакцинирован от всего, чего только возможно! Ещё на борту! Почему же ничего не работает?!

– Почему ничего из обычного арсенала не работает, нам объяснит доктор Лаанмяе. Он у нас микробиолог, вирусолог, эпидемиолог и т. д. А сейчас лучше давайте думать, как помочь Джону. Тьфу ты – его дрону!

– Джон! – майор, плюнув на дискуссию, отбросил субординацию и Уставные обращения, обнаружив, что Джон – вернее, его дрон! – уже вынужден был шлёпнуться на пятую точку, а затем и лечь, – Что там у тебя?!

– Сильное головокружение, сэр… Ноги… Не держат! И дрожат. В глазах появились пятна… Нет: красные туманные как бы… полосы! Они закрывают поле зрения, и я просто не могу даже сидеть: всё кружится! И… Тошнит! – не договорив, Джон повернулся на бок, и его вывернуло буквально наизнанку! Что само по-себе было весьма странно: ведь дроны перед разведкой не едят. Да и вообще они не едят – их кормят внутривенно!

Так что отодвинувшись подальше от лужи желчи и слизи, Джон выдавил из себя:

– Стало совсем плохо, сэр! Зрение полностью пропало, в ушах звенит! И тело… Чешется и зудит! И очень болит голова…

Уже как бы со стороны он слышал переговоры в операторской:

– Что там с температурой?

– Тридцать девять и шесть, сэр! И быстро растёт!

– А давление?

– Полный коллапс, сэр! Упало до сорок три на восемнадцать!

– Сердце?!

– Восемнадцать ударов в минуту. Сейчас наступит полная остановка! Нужен адреналин! Или норадреналин! Прямо в сердце!

– Господин майор, сэр… Похоже, мы его теря…

Это было последнее, что Джон ещё смог разобрать и понять – в ушах грохотал двенадцатибалльный шторм, и ревели тысячи стартующих крейсеров! А перед глазами взрывались не то – праздничные фейерверки, не то – сверхмощные палладиевые фугасы… Тело ломало и выкручивало – словно опять ему дали девять «же» на центрифуге, избив перед этим в зале для занятий каратэ! Все нервные окончания отдавали в мозг дикой болью: словно под кожу вгоняют тысячи игл, или живьём сдирают с него эту самую кожу!.. Позвоночник скрючило в дугу, да так, что он чуть пятки затылком не достал – словно через него пропустили ток! Судороги?!.. В руках, ногах и животе заработали на медленных оборотах свёрла бурильного станка, и его снова выгнуло дугой – уже наружу! Потом…

Не было никакого «потом».

Что-то щёлкнуло, и он провалился в чёрную пучину небытия.

 

 

– Джон! Рядовой Риглон! Приказываю очнуться!

Ещё не полностью выплыв из пучины небытия, Джон подумал, что в чём-чём, а в юморе майору не откажешь. Правда, сил открыть глаза, да и вообще – хоть пальцем пошевелить, почему-то не было. Но вот голос майора обратился куда-то в сторону:

– Какого чёрта он отключился так быстро?

– Болевой порог, сэр. Вы же сами приказали сделать обратную связь повышенной на двадцать процентов! Чтобы получать данные быстрее. И чтоб они были полнее.

– А-а, ну да. Значит, это побочные эффекты этой самой усиленной обратной связи?

– Никак нет, сэр. То, что показали приборы – это боль. Реальная. Жуткая, наверное, и непереносимая – для любого живого существа. Если бы была какая-нибудь шкала для определения параметров боли, я бы сказал, он получил на десять баллов из десяти. Он должен был ощущать себя так, словно в подвалах гестапо. Или – в лапах святой Инквизиции. Причём – очень продвинутой. Знающей места расположения всех нервных узлов. Удивительно, как он вообще выжил. Похоже, очень сильный, волевой характер.

– Понятно. Так что – он в ближайшее время не очнётся?

– Ну почему же! Очнётся, конечно, – доктор явно отошёл или оглянулся на какие-то приборы, потому что поправился, – Собственно, он уже очнулся. Как бы. То есть – он может нас слышать, но вот тело… В ближайшие часы вряд ли сможет отреагировать. Анафилактический шок. Обратная сторона, если можно так выразиться, гиперчувствительности дрона-аватара, и совершенства наших технологий. «Полное преображение», будь оно неладно. Я вот только одного не понимаю: почему не сработала автоматика отключения… Но он справился и сам. Ему нужно просто отлежаться. В покое.

– Ясно. Вы, двое! На каталку его – и в госпиталь. В отдельную палату. – Джон почуял, как сильные руки поднимают его безвольной тряпкой висящее тело, вынимают из обвеса, и куда-то перекладывают: на что-то жёсткое и холодное, – Доктор?

– Да, сэр?

– Не нужно ли ему ещё чего вкатить?

– Нет, сэр. Всё, что нужно для снятия стресса и расслабления организма я уже ввёл. Да тут всё написано: вон все его распечатки. Доктор Тэйлор разберётся.

То, что им будет заниматься лично доктор Джоди Тэйлор, признанная красавица медицинского отделения, да и всего крейсера, Джона даже не порадовало, хотя он, как и почти все остальные представители мужского пола на корабле, мечтал только об этом – как бы оказаться в мягких и заботливых ручках…

Сейчас же он мог думать только об одном: какое счастье, что больше нигде не болит. Но, может, со временем его эмоции по поводу доктора Тэйлор как-то…

Восстановятся?

Он подумает об этом. После отдыха. А то он так устал…

– Хорошо. Рядовой Риглон. – голос приблизился, словно майор нагнулся над ним, – Выражаю вам благодарность за проявленное терпение и мужество. От лица командования… И себя лично – приношу вам извинения за… э-э… Неприятные ощущения. Это я распорядился, чтоб ваш порог чувствительности повысили. Чтоб мы быстрей получали нужную информацию. Мы её получили. А вы получите – три дня полного покоя, денежную премию в размере двух окладов, и наряд на кухню. Это – за то, что долго терпели, и не рассказали сразу о появившихся необычных, и потом уже – болевых ощущениях!

Послышалось сердитое сопение, и майор куда-то повернулся:

– Везите.

Под задницей заскрипело, и её затрясло: похоже, у каталки не смазаны колёса. Но он не стал утруждать себя комментариями – сил не было не то, что на речь, а и на шевеление хотя бы пальцем! Может, ему действительно, нужен покой? И сон.

Поспать, что ли?..

 

 

Открыть глаза удалось только с третьей попытки.

Потолок реанимационной палаты порадовал девственной белизной. То, что это – именно он, Джону сказали смутные воспоминания, и матовые плафоны со встроенными видеокамерами наблюдения – такие он видел на крейсере только в реанимационной.

Камеры явно работали: в палату тут же вошла сестра. Круглое личико с весьма миловидными чертами наклонилось над ним, поморгало, улыбнулось:

– Ну вот! Больной Риглон! Поздравляю. Сегодня вы выглядите гораздо лучше!

Он с трудом разлепил запекшиеся губы, которые сестра поспешила тут же смазать неизвестно откуда взявшимся тампоном с тёплой водой. Он попридержал рвущиеся с языка вопросы, и поспешил облизать божественно вкусную влагу. Сестра кивнула, и смазала ещё. А затем улыбнулась, и всунула ему в рот тоненькую прозрачную трубку:

– Тяните потихоньку! Горло должно привыкнуть.

Ого! «Горло должно привыкнуть!». Это что же получается – он несколько дней, что ли, не ел и не пил обычным способом, и его кормили… Внутривенными инъекциями?!

Но вот через минуту он смог разлепить действительно словно пересохшее горло:

– Сестра Митчел! – он прочёл её имя на бейджике, – Анна. Что вы делаете сегодня вечером? – он сам поразился, какой у него слабый и неразборчивый голос. Да и вообще: не голос – а хрип какой-то!

Сестра не придумала ничего лучше, как откинуть со лба пушистые волосы, и весело рассмеяться на всю палату:

– Рядовой Риглон! Вот уж спасибо, рассмешили так рассмешили! Значит, хотя бы с «боевым духом» у нас всё в порядке! – и, изменившимся тоном, – Сегодня вечером я могу поставить вам, хорохорящийся вы кобелино, новую капельницу, – она кивнула на громоздкую конструкцию из хромированных трубок, мониторов и бутылок с жидкостью, нависавшую над изголовьем его ложа, – А ещё в ознаменование нашего более близкого знакомства я могу вставить вам отличный клистир!

Сестра пыталась выглядеть серьёзной и деловой, но от Джона не укрылись лукавые искорки в выразительных карих глазах. Он, любуясь, подумал, что ну её на фиг, доктора Тэйлор! И как это он раньше такую красотку… Да ещё с юмором!

Сестра, похоже, прочла по его глазам появившиеся у пациента неподобающие желания и мысли, и пресекла дальнейшие поползновения:

– Хватит облизываться, как кот, пялящийся на миску сметаны! Я – замужем!

Действительно, теперь Джон обратил внимание на колечко на пухленьком пальчике: не без умысла продемонстрированный ему золотой ободок. Ну – ясное дело! Как же такая обаяшечка останется одна в коллективе «хорохорящихся кобелей»! Но…

Всё равно жаль.

Теперь-то уж поневоле придётся переключиться – ха-ха! – на дока Джоди.

Доктор Тэйлор как раз вошла в комнату, привлечённая, похоже, звуками голоса сестры Митчел. Вот уж у кого «приклеено» настолько ледяное выражение сосредоточенной деловитости на лице, что так не смогла бы сыграть ни одна актриса! А вот походка…

Суперсекси!

Куда там моделям, или актрисам!..

Доктор Тэйлор вначале долго изучала мониторы, имевшиеся на трубчатой конструкции, и лишь затем, поджав пухлые чувственные губы, (Похоже, что-то там, в мониторах, её не слишком-то устроило!) соизволила посмотреть в глаза Джону.

Джон взгляд выдержал. Но от комментариев воздержался. Доктор умела произвести впечатление. И заставить попридержать при себе рвущиеся с языка комплименты и предложения. Поэтому все кадровые военные, да и штатские специалисты-учёные Крейсера предпочитали молча рассматривать её достоинства. Издали. И – преимущественно сзади. И уж тут даже самый придирчивый эстет оказался бы удовлетворён наблюдаемой картиной!

Нет, он конечно, знал, что она – чертовски красива…

Но одно дело – знать, или видеть издали, а другое – когда такая… Такая женщина склоняется над тобой, и от её пристального взгляда по всему телу невольно бегут мурашки… Вот уж – истинная дочь Евы. Что там бедный наивный Адам – такая совратит любого. У которого в штанах есть… Ох. Словом – то, что он сейчас впервые снова ощутил там, внизу. И которое, как ни странно, оказалось на месте!

– Рядовой Риглон. Полагаю, что раз вы уже пытались оказать знаки внимания сержанту Митчел, с вами всё в порядке. Ну, или, как показывают приборы – почти в порядке. Ощущаете слабость?

– Да… Сэр. – вовремя он вспомнил, что доктор – в чине лейтенанта. С другой стороны, ему было стыдно, что голос такой сиплый и трясущийся – словно у него отходняк с особого Курайского…

– Однако, разговаривать она не мешает?

– Нет, сэр. Не мешает.

– Отлично. В таком случае оставлю вас наедине.

Джону представилась возможность снова пронаблюдать спину доктора, туго обтянутую белым, и наверняка не без умысла коротеньким халатиком – на добрую ладонь повыше, чем положено по Уставу. (Невольно подумалось, что у неё там ничего нет! Даже лифчика! Да и зачем он такой… такой…) И только сейчас он заметил, что возле двери, в которую вышла, закрыв её за собой, доктор, стоит майор Гульерме Гонсалвиш, тоже пялящийся в эту самую спину, и переведший глаза на больного лишь после того, как щёлкнул замок.

Как оказалось, майор прибыл даже со своим стулом, который он тут же подтащил к изголовью койки Джона, и присел, буркнув на попытки рядового привстать и отдать честь:

– Вольно! Приказываю лежать!

– Есть лежать, сэр. – Джон с облегчением откинулся на подушку, понимая, что действительно ослаб, да и голову ведёт, словно полчаса крутился в чёртовом «колесе для проверки вестибулярного»…

– Так. Сразу отвечаю на ваш естественный вопрос, рядовой. Это оказался возбудитель проказы. Наши учёные уже обозвали её Суперлепрус Франческуини, или как-то там ещё, но суть от этого не меняется. Не было такой вакцины у нас в арсенале. Да и кто бы мог предположить, что что-то похожее на ту болезнь, что мы успешно искоренили на земле ещё семьсот лет назад, найдётся здесь – на ненаселённой планете за пять тысяч световых лет! Словом, вакцина уже разработана. Благодаря вашему комару в бюксе.

– А что с… дроном?

– С дроном? – майор откинулся на спинку, словно не ждал такого вопроса, – Хм-м… После того, как ваше сознание отключалось от этого бедолаги, (приношу, кстати, ещё раз извинения – уже за технические неполадки с автоматикой!) он помучился ещё пару минут. Агония была… Неприятна. – Джон подумал, что умеет же майор найти подходящее сухое и казённое определение к адским мукам бедолаги-дрона, но промолчал, – После смерти труп покрылся язвами и синюшными пятнами. А через ещё минут десять – вообще расплылся и как бы… сгнил. Превратился в лужицу пузырящейся розово-синими пузырями плоти… Поэтому карантинная капсула, посланная за ним, отобрала образцы, забрала бюксы с собранными вами образцами, и сожгла останки дрона. Там, на этом месте, теперь дыра в почве в добрых полметра. Покрытая шлаком и пеплом.

Всё то, что вы успели отобрать, мы затем, уже на борту, простерилизовали три раза. Снаружи, естественно. А уж в исследовательских боксах теперь стоит усиленная защита!

Как работает карантинная капсула, огнемёты которой просто сняты с боевых эсминцев, Джон знал. Бр-р-р!

– Так вот. Вакцина, говорю, теперь есть, и хотя бы супер-лепра нам больше не страшна. – майор замолчал, но щека дёрнулась.

Джон уже понял, чего там недоговаривает майор:

– Так что, сэр? Клаус… Извините – капрал Шипперс… Тоже облажался?

Майор фыркнул:

– Вы поразительно догадливы, рядовой. Только это ещё очень мягко сказано. От чрезмерного усердия капрал так быстро крутил головой дрона, что не заметил маленькую ящерку на стволе дерева, (Должен признать: маскировка спины под кору у ящерки оказалась выше всяких похвал!) и не прошло и десяти минут после высадки на том самом лужке, где от вашего дрона всё ещё чернеет выжженная яма, как его дрон отключился. Полностью.

Ящерка, разумеется, тоже оказалась плюющаяся. Нервно-парализующий яд. Типа кураре. Но – не кураре. На этот раз не помог даже Универсальный антидот, а не то, что – номер один.

Джон хорошо знал, что такое универсальный антидот. После его приёма (вернее – вкалывания) дрону приходилось полчаса просто лежать: ни на что другое уже ни возможностей, ни сил не оставалось! Вот такая уж реакция. Зато уничтожающая и нейтрализующая все известный в Галактике яды и токсины.

Да вот, оказывается, не все!

– На этот раз труп – тьфу ты! – останки дрона мы забрали. Яд изучается. Результатов пока – ноль. Доктор Тикендо, наш токсиколог, говорит, что такого нейротоксина он никогда прежде не видал. Радуется как ребёнок. Однако вот что мне не понравилось. Он сказал, что ему лично кажется, что этот яд предназначен словно специально – против людей. И это очень странно. Потому что, как вы могли заметить, млекопитающих как класса здесь нет – только насекомые, пресмыкающиеся, да рыбы.

И ещё… Хозяева-носители этого чёртового токсина, (Ну, в-смысле, животные, которые им обладают!) разумеется, сами нечувствительны к нему. А вот яд… Словно именно – адаптирован и заточен под нервную систему человека. Можно подумать, что кто-то умный и циничный специально разрабатывал его. Прежде чем снабдить им этих милых крошек. Носителей. Оснастив тех иммунитетом. Поэтому очень жаль, что чёртову ящерицу капрал так и не поймал. Это упростило бы работу доктора Тикендо.

А ещё – эти разработчики токсина словно даже были знакомы с нашей системой антидотов. И смогли её… Как бы – обойти. Это не может не наводить на мысли…

Но все эти сведения пока неофициальны, и даже как улики могут рассматриваться – лишь как косвенные. Потому что, повторяю, пока поймать не удалось ни одного носителя. Чтоб уж наверняка выяснить, какими способами они, эти пока неизвестные нам разработчики, сделали их организмы нечувствительными к такому яду.

Джон сглотнул. Он уже отлично понимал, к чему ведёт майор. И точно:

– Третий дрон, высаженный нами на бескрайних просторах пампасов северного континента скончался через пять минут. Его «застрелила» плюющаяся змея! Поток яда оказался настолько силён, что брызги пробили на накомарнике самую плотную сетку. Естественно, того, что оказалось на коже лица, вполне хватило. Не повезло Саммерсу.

Пита Саммерса Джон знал – единственный парень в их взводе, больше думавший о работе, чем о «карьерном росте». И Джона никогда не подкалывал. Жаль его.

Глаза майора между тем буравили лицо Джона, словно буровой станок – сланцевые нефтеносные пески. Джон спросил:

– Сэр… Простите за дерзость – а что, другие континенты вы не пробовали… Обследовать?

– Нет. Они практически не представляют коммерческой ценности ни с точки зрения полезных ископаемых, ни с точки зрения сельхозугодий. – майор замолчал. Глаза, напоминавшие дула излучателя, продолжали внимательно вглядываться в лицо Джона. Тот уже предчувствовал, чем дело может кончиться для него. И точно. Майор поставил вопрос конкретно (Ну правильно! Чего ж ходить вокруг да около?!):

– Рядовой. Хотите стать капралом? И получить хорошую прибавку к зарплате? А затем – и к пенсии?

– Осмелюсь доложить… Звучит заманчиво, сэр. – Ещё бы! Он сразу сможет пересылать своим вдвое больше денег: матери – на лечение, и деду – на оплату квартиры… – Да сэр. Хочу. Но вначале позвольте спросить… Что всё-таки произошло с Шипперсом?

С самим Шипперсом, а не его дроном.

– Ну… Как бы это получше сформулировать… – майор подвёл глаза к потолку, но быстро вернул их обратно, – Он сильно переволновался по поводу краха своей Миссии. Очень сильно. И расстроился. Как сказал док Кирани, некоторое время его поведение будет неадекватным. Ну, пока не подействует соответствующая терапия. А то расстройство от неудачи и боль от яда оказались столь велики, что у капрала… – майор покрутил кистью со сложенными, словно они обнимали дно миски, пальцами, у своей головы.

Джон понял, что вероятней всего капрал и правда… Излишне перевозбудился от неудачи. Потому что формулировочки доктора Джеймса Кирани, их главного психоаналитика, всегда настолько обтекаемы, что он никогда психа – психом не называет…

Медицинская в целом, и психотерапевтическая в частности, этика!

Бедняга капрал. Похоже, его теперь просто спишут. Потому что вполне достаточно одного такого «нервного» срыва, чтоб его признали потенциально опасным для совзводников. Да и для всех окружающих. А уж давать такому в руки боевое оружие…Лучшее, что бедолаге теперь светит – работа по категории «Д». Грузчиком где-нибудь на складе. Да и то – чего-нибудь небьющегося. Типа матрацев и одеял.

Жаль.

Но вот насчёт занять его место…

– Что я должен буду сделать?

Майор энергично кивнул:

– Вот это – деловой подход! Люблю конкретных людей! А сделать вам, капрал, предстоит немного. Всего-навсего прийти в… э-э… рабочую форму. По словам доктора Тэйлор, на это уйдёт не больше двух дней.

Затем – вселиться в очередного дрона. (Он уже готов.) И продержаться на поверхности живым как можно дольше – ну, до тех пор, пока не поймаете хотя бы одного носителя. Желательно живым. Но можно и мёртвым.

Как поняло наше командование – у вас на это наивысшие шансы. Именно ваш психометрический, и динамический, так сказать, профиль, позволил вам почуять спиной комара до укуса. А так же весьма успешно – уже уклониться от плевка! Пиявки. А плюются здесь, как нам кажется, все твари – начиная от банальной мухи, кончая самой последней змеёй! Вот такие, мать их, (Пардон, как говорит доктор!) плевучие создания. Эволюционная конвергенция, как любит пояснять ситуацию наш замечательный главный биолог. Позволившая выжить именно таким. И – именно тут. На Франческе.

То, что доктор Максимилиан Ваншайс, их главный биолог и этолог, всегда комментирует все инциденты и приключения дронов-разведчиков, подходящими и не очень, афоризмами, и «сильнонаучными» терминами, Джон, разумеется, слышал. Но в данном случае – док-то, похоже, прав. Иначе с чего бы это на земле (а правильней – под землёй!)  не выжило ни одного создания, крупнее бурундука? Да и то – сумчатого!

Так что млекопитающим этого паршивца можно назвать только с большой натяжкой.

– Задача понятна, сэр. Разрешите приступать?

– Разрешаю! Сейчас вас, капрал, задвинут в автопед. Затем доктор Тэйлор введёт вам, или проследит, чтоб автопед ввёл все необходимые медикаменты, и вы будете отсыпаться. И питаться. И набирать мышечную и прочую массу. И через сутки сможете отправиться в тренажёрный зал – чтоб скинуть образовавшееся к тому времени брюшко. Ха-ха. (Очевидно, майор считал это, тоже традиционное, высказывание-прикол – шуткой.)

А послезавтра – снова в распоряжение дока Гарибэя.

 

 

Сутки в автопеде Джон не воспринял.

Ещё бы: чёртов ящик как раз и предназначен для полного восстановления всех кондиций – после физических, или, как в случае с Джоном – психосоматических травм. Действовал агрегат во сне. В том числе и гипнозом. Так что пробуждение прошло уже почти стандартно – разве что сигнал Подъёма ему дала не гнусная сирена, и следующий за ней зычный голос сержанта Трибунстона, а приятный голосок сестры Митчел:

– Капрал. Капрал Риглон. Проснитесь. Да проснитесь же… – очевидно, исчерпав терпение в попытках поднять его с помощью тряски за плечо, сестра приблизила губы к его уху, и вдруг заорала, – Подъём, боец!

Автоматика глубоко в подкорке мозга Джона сработала. (Вот! Рефлексы – это вам не сознательные действия, где можно прикидываться спящим или непонимающим!)

Он рывком сел на постели, треснувшись лбом об одну из поперечных стоек капельницы с мониторами. Капельница обязательно грохнулась бы на пол, если б сестра Митчел предусмотрительно не держала её рукой.

– Чёрт возьми, сестра! Нельзя ли повежливей с… Капралом?

– Нельзя, капрал. – милое похлопывание пушистыми ресницами и помаргивание как бы невинными глазками сказало Джону, что сестра довольна произведённым эффектом, – И прошу не забывать, что вы разговариваете с сержантом медицинской службы! Вам ясно, капрал Риглон?

– Так точно… Сэр. – Джон сердито глянул на сразу ставшее вовсе не таким миловидным лицо сержанта. Который к тому же замужем. Или правильней – женат?

– Вот и отлично. А сейчас – подъём, и в процедурную!

Процедурная представляла из себя небольшой кабинет, который зато оказался щедро уставлен по периметру всеми возможными и невозможными диагностически-профилактическими аппаратами. Джона заставили надеть маску с кишкой воздуховода, присоединили к телу около десяти электродов с помощью эластичных бинтов, и загнали на беговую дорожку.

Затем – на тренажёр со штангой. И рычагами. Затем снова пришлось лечь на ложе автодиагноста – для получения кривой его «резистентности», или чего-то там ещё…

«Мучения» закончились примерно через полчаса. После чего сержант Анна смилостивилась:

– Можете одеваться, капрал. Ваша одежда вон там.

– Есть, одеваться, сэр. – хотя к концу процедур Джон уже чувствовал к Анне почти те же чувства, что и при самом первом пробуждении, от заигрываний он воздержался. С другой стороны – как такое не почувствовать! Как плавно, и, словно специально возбуждающе под чуть более длинным, но всё обтягивающим ничуть не хуже, чем у дока Тэйлор, халатиком, движутся, как бы переваливаясь под белой материей, эти чудесно упругие полушария над стройными ножками! А уж грудь! Вау! Она словно специально (Впрочем, почему – словно? Наверняка – специально!) полувыставлена в разрезе, который пара расстёгнутых не по Уставу пуговиц делает почти штатским.

Н-да. Сестра умеет себя подать. Похоже, учится у своей шефессы. Недаром же самая распространённая у них на крейсере «ролевая» игра – как раз когда с медсестрой!..

Джон подумал, что шок и психологическая травма явно позади. И он и правда – приходит в норму. Недвусмысленные сигналы из трусов чётко дали ему понять это.

В стандартном шкафчике действительно оказалась его одежда – похоже, запасной комплект принёс кто-то из его взвода. Он оделся. Сержант, выходившая, пока он натягивал на майку и трусы форменные брюки и китель, вернулась:

– Капрал! Вас хотел видеть доктор Даррел Хилл. Выдвигайтесь.

– Есть, сэр. – Джон однако вначале всё же присел на колено, и вправил штанины в форменные полусапоги, прекрасно понимая, что при этом гораздо лучше и ближе видно пикантно полненькие ножки сержанта Анны.

Сержант, без сомнения, его «хитрые» маневры заметила, но не отошла. Даже не хмыкнула. Может, ей-таки приятно ощущать его неподдельный «интерес»?

Неплохо, туды его в качель.

А вдруг то, что сержант – замужем – неправда? Предназначенная лишь для того, чтоб отшивать излишне назойливых… Или просто – не понравившихся кобелей?!

 

 

В лабораторию дока Хилла, заведующего отделом бодиформации, Джон шёл не спеша. Крейсер у них большой, от лазарета до лаборатории добрых десять минут хода.

По дороге, автоматически вскидывая руки в приветствиях идущим навстречу сослуживцам и офицерам, он ещё раз взвешивал все за и против.

То, что его сразу, без выслуги положенных пяти минимальных лет, повысили до капрала, с соответствующими выплатами и льготами, безусловно хорошо.

А вот то, что придётся теперь отрабатывать на совесть – не очень.

Впрочем, кого он пытается обмануть: он всегда именно так и работает: словно не за страх, а за совесть. Дурацкое воспитание? Или – влияние Наставника?

Вот это – вероятней. Наставник ему попался умный. Терпеливый. И – знающий. Психологию «сложных» подростков. Во всяком случаен, с «немотивированной подростковой агрессией» пожилой ветеран Космоса разобрался быстро.

И вот результат: Джон с одиннадцати лет не представлял себе, что будет горбатиться где-нибудь на фабрике удобрений, или гидропонных Станциях, или Комбинатах по переработке руды.

Нет! Только – Флот!

Но службу наставник описал реально – со всеми тяготами, проблемами и занудством субординации.

Зато Джон хоть знает, за что терпит: за высокую зарплату и затем – пенсию.

И после выхода в отставку в сорок лет – казённая квартира и полная независимость от кого бы то ни было! Освобождение от налогов. Бесплатные коммунальные услуги. И т.д. Дожить бы. Ведь шансы весьма неплохи. До запаса доживают более семидесяти процентов рядовых. И, как он потрудился посмотреть – более девяноста процентов сержантского и офицерского состава!

Дослужиться бы вот только. Теперь уже – до сержанта.

Хотя первый шаг по карьерной лестнице он, получается, уже сделал. И даже – тогда, когда и сам не ждал. Вот уж спасибо капралу Шипперсу, и несчастному Саммерсу. Наглядно показали, так сказать, начальству, что выжить-то на Франческе… Непросто.

Ладно, нужно постараться. Может, как раз за тем, чтоб рассказать, как именно лучше стараться, его и вызвал док Хилл. Человек, под руководством которого и выращивают всех этих «расходуемых» бедолаг – дронов.

 

 

Док Хилл выглядел, как бы это сформулировать попроще – банально. Обыденно.

Плоское невыразительное лицо, средний рост, средний вес. Возраст – неопределённый. Джон никогда не смог бы сказать, не заглянув в досье, сколько доку лет – то ли сорок, то ли – шестьдесят. И это несмотря на то, что доктор не прятал своё лицо ни за бородкой с усами, ни за очками. Вот только глаза… Глаза со странным выражением. Словно док сердит на весь мир. Или в молодости пережил неразделённую любовь.

– Здравия желаю, доктор Хилл. Ря… э-э… Капрал Риглон прибыл согласно вашему распоряжению!

– Отлично, капрал. Прошу. – док указал рукой в сторону своего кабинета. Джон прошёл к двери, но смотрел всё равно через стеклянную перегородку, занимавшую всю стену, в Главный зал, где под колпаками с десятками по-хирургически ослепительных софитов, высился, как слон среди овец, среди других автоклавов, главный автоклав – предмет гордости всего персонала лаборатории бодиформации. Позволяющий производить в телах дронов любые изменения и модификации.

Красавец, конечно, ничего не скажешь. Размером с добрый железнодорожный вагон. Только приземистый и плоский. Хромированные детали мягко отсвечивают. Белый цвет корпуса: насыщенный, и монументально солидный. На передней панели – старинные аналоговые циферблаты, (со стрелками!) экраны, рукоятки и тумблеры. На табличке из полированной меди, привинченной на самом видном месте полированными же медными винтами, чернённая вытравленная надпись: «Джинандроникс Инк.»

– Вот-вот. Задали вы нам задачку, капрал. – док проследив взглядом, куда смотрит Джон, покачал головой, – Ну, проходите.

В кабинете оказалось не так стерильно чисто, как в медицинском блоке. Да и на столе имелось то, что скорее можно было обозначить как рабочий кавардак. Доктор явно не заморачивался раскладыванием использованных папок с документами и флэшек из архива – по местам. Всё это горой лежало на его рабочем столе, сейчас словно просто сдвинутое рукой в сторону, чтоб освободить место напротив стула доктора.

– Садитесь.

Джон сел на стул у наружной стороны стола, доктор прошёл на своё место, и тоже сел. В глаза Джону кинул только один, с традиционно неопределённым выражением, взгляд. Во время последовавшего не то – разговора, не то – монолога, доктор Хилл глядел на свои руки, сложенные в замок на столе.

– Значит, это вам, капрал, удалось продержаться дольше всех. – голос звучал так, словно доктор не спрашивает, а просто констатирует этот факт. Но Джон всё равно счёл нужным ответить: наверняка доктор в чине не ниже лейтенанта:

– Так точно, сэр.

– Отлично. Я хочу, чтоб вы кое-что узнали, капрал. Собственно, это знают все офицеры, и весь персонал нашего подразделения. Но мало кто из рядового состава в курсе. Не то, чтобы эта информация являлась секретной, но… Мы предпочитаем, чтоб непосредственные исполнители не знали этого. Им такое знание может только помешать, отвлекая от собственно Миссии.

Так вот. Дрон на базе Скрофус Доместикус всё же не является полным подобием человеческого тела. Различия небольшие, и несущественные, но речь сейчас не о них. Мозг существа, используемого нами, пришлось существенно доработать, чтоб он мог принимать в себя человеческое, так сказать, сознание. Ну, вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду? – Джон помотал головой. Вот уж о чём он меньше всего задумывался, так это – о технических сложностях, которые преодолели инженеры и медики древности, подгоняя мозг свиньи под человеческое сознание, – Размеры и внутреннюю архитектонику.

Джону понятней не стало, но он теперь покивал с умным и серьёзным видом.

– Не буду вдаваться в сложные технические проблемы, которые преодолели двести лет назад учёные периода Пионеров. Да и по вашим глазам вижу, что вас, капрал, это не слишком интересует. Вы, кадровые профессионалы-операторы – люди дела. Вам привычно получать к оружию чёткую инструкцию: типа – «нажмите рычаг «А» до упора, и винтовка будет стрелять очередями». Но на этой Франческе мы столкнулись со странным, нигде прежде не наблюдавшимся, феноменом.

Возбудители проказы, оказавшиеся в слюне укусившего вас москита, не выжидали положенного им, по-идее, латентного периода. (В те, далёкие, времена на то, чтоб начать проявляться у плазмодия лепры уходило иногда до семи лет!) И, что самое странное – они отлично освоились в никогда прежде не попадавшемся им организме. Тело нашего (Ну, вернее – вашего!) дрона оказалось полностью нефункционально за каких-нибудь пятнадцать минут.

Не хочу, конечно, хвастаться, но обычно наш аватар сразу изготовляется с иммунитетом к большинству известных нам земных и инопланетных болезней. И – невосприимчивостью к токсинам. То, что сразу, так сказать, «всобачить» не удаётся – находится в антидотах и вакцинах. В боекомплекте дрона, в шприцах.

А тут – получилось так, что вас – ну, вашего и нашего дрона! – мы потеряли быстро, а дронов тех, кто шёл за вами – и того быстрей! Вот это-то и напрягает меня, и всех сотрудников моего отдела больше всего.

Не буду ходить вокруг да около, приводя вам данные наших анализов, и разные умные или дурацкие гипотезы, которые выдвигались по этому поводу. Скажу кратко: всё выглядит так, словно и возбудителей суперлепры, и токсины для местных пресмыкающихся – разработали специально.

Причём – именно против дронов с телом на базе генотипа свиньи.

Но интересно и то, что вся эта хреновина – и бактерии и яды! – смертельны и для человека. Но в случае с бактериями и вирусами самое слабое и уязвимое место – модифицированный мозг! – дрона не затрагивается, а упор делается на факторы, поражающие только тело.

Так что выбор у нас небольшой, не так ли?

Джон снова кивнул. Основная мысль доктора уже достаточно хорошо вырисовывалась.

– Думаю, вам уже стало понятно, (Как, впрочем, и нашему любимому, но несколько – хе-хе! – консервативному, скажем так, Высшему руководству!) что здесь мы имеем дело с организованным противодействием.

Кто-то озаботился досконально изучить нас, и наши методы и инструменты, и теперь… Применил адекватно разработанные меры препятствования нашей экспансии на другие планеты. Есть вероятность, что Франческа как раз и является первой такой планетой.

Здесь они, похоже, и будут проверять. Насколько эффективны окажутся разработанные меры. И способы.

Док помолчал, пошевелив пальцами сцеплённых перед собой рук. Джон спросил:

– Инопланетяне?

– Не знаю, капрал. За все восемьсот лет, что мы осваиваем Пространство и колонизируем подходящие нам кислородные планеты, мы не встретили никого… Разумного. Нет, не так: достаточно разумного. Это, разумеется, ничего не значит: если раса чужаков намного превосходит нас в техническом и научном плане, им ничего не стоит держаться так, чтоб мы их не замечали. Но…

Но не вяжется всё это. Если это и правда – инопланетяне, они могли бы затормозить наше распространение по космосу гораздо раньше. И куда проще. Например, не выпустив те, самые первые, корабли – даже из атмосферы Земли. Такое даже с нашей современной технологией – проще пареной репы.

– Тогда – кто?

– Не знаю. И что бы там не надумал наш любимый Генеральный Штаб – и они ничего не знают наверняка. Имеются лишь более-менее вероятные предположения. О целях данного противодействия.

– И какие же это могут быть цели, доктор?

– Первая и главная – что нас просто хотят так или иначе прогнать с этой планеты.

То есть – заставить наш крейсер убраться, занеся её в списки опасных, малоперспективных и непригодных. Ну и, возможно, в будущем помешать освоению и других планет. Тех, что ещё не открыты разведчиками. Но которые по каким-то неизвестным пока причинам входят в чужую «зону жизненных интересов».

И вот по этому-то поводу, капрал, я вас и вызвал.

– Я вас внимательно слушаю, доктор. – лицо Джона ничего не выражало, но в душе кипели страсти! Столь откровенно доктор Хилл с ним прежде никогда…

– Старайтесь, разумеется, выжить. Там, внизу. Однако помните: самое слабое место дрона – всё-таки не тело. А модифицированный мозг. Думаю, не ошибусь, если скажу, что пока оружие направлено против тела, оно опасно, конечно, но – не смертельно, как даже в вашем случае: травма, полученная вами, остаётся не на теле, а в, так сказать, душе.

Поэтому. Если почувствуете, что вдруг, ни с того ни с сего, на, так сказать, «ровном месте», теряете контакт с телом… Или начинаются галлюцинации… Или – не дай Бог, конечно! – умираете – не тяните! Не ждите «зеркального влияния», «синдрома Модоло», «эффекта Салема», и прочих побочных эффектов!

Отключайте связь с дроном и возвращайтесь – сразу!

Потому что основной объект атаки, как мы, бодиформаторы, предполагаем, всё-таки – не дрон.

А оператор.

А ещё точнее – психика этого самого оператора!

Не позволяйте же её нарушить!

 

 

Идя по коридору в тренажёрный зал, Джон обдумывал сказанное доком.

В свете таких подозрений становится куда ясней ситуация с капралом Шипперсом.

Похоже, его просто свели с ума! И адской болью. И ещё наверняка каким-то хитрым и подлым способом усилив его подсознательное чувство вины и стыда – за то, что не справился с Миссией. И что он – не доблестный солдат, а просто – облажавшийся лох! Старый и бесперспективный. Ну, или типа такого.

Про опосредованные способы гипноза и вторичного гипноза доктор Джону рассказал. Да он и сам прекрасно знал о них: не обязательно размахивать у подопытного золотыми часами на цепочке под носом, чтоб ввести его в транс! И внушить что угодно.

Да и про «побочные эффекты», которыми сопровождался ранний этап попыток стыковки сознания операторов с мозгом дрона – до того, как удалось найти адекватные способы такой стыковки, проблем и этих самых «эффектов» выявилось море, он много чего слышал. (Слава Богу, лично «столкнуться» пока не…)

Но выводы отсюда…

Неутешительные.

В тренажёрном зале работали ребята из другой смены: свою Джон пропустил из-за работы и «больничного». Джон с улыбкой скромника, завалившего, пусть и не по своей вине, Миссию, и проходящего реабилитацию, получил все положенные похлопывания по спине, и выслушал дежурные хохмочки и приколы по поводу «укуса вшивого москита», и «восстановления нормальной потенции!».

– Не тушуйся, Джонни-бой, – вот уж – свято место пусто не бывает: это вместо капрала Шипперса влез с «комментами» ефрейтор Ван дер Гольф, из второй роты, – если честно, на моей совести – пять дронов. И три местных тёлки! Так что в следующий раз уж не забудь презик: вдруг встретишь подходящую б…!

Все заржали, Джон, всё так же скромно и как бы смущённо улыбаясь, покивал, забираясь на освободившийся лежак. Типовая ситуация. С типовыми сальными хохмами и шуточками.

Никаких «тёлок», ни на одной из осваиваемых планет, разумеется, не имелось. На планеты с туземным населением (А таких земные разведчики, как он уже вспоминал лишь недавно, тоже обнаружили: в количестве аж трёх штук. Правда, вот до техногенной цивилизации дело нигде не дошло. Социумы на уровне палеолита: все одеты в лучшем случае в шкуры, и живут – собирательством. То есть – жрут, что Бог послал…) высадка, и уж тем более – с контактами Первого рода, категорически запрещалась! А уж изучение «обрядов и обычаев», как и «брачных ритуалов» – только дистанционно.

Дронами.

И – только специализированными малыми – в виде тараканов и стрекоз!..

Качаться оказалось утомительно. Отвык что ли, за время «отлёживания боков» в лазарете, как это обозначил это сержант Рёллер? Джон приналёг, ощущая, как снова пробуждаются к жизни как бы спавшие до этого мышцы.

Только когда почувствовал, что пропотел от души, и какая-никакая, а спортивная форма появилась, позволил себе остановиться.

Подставлять разгорячённое тело под тугие струи душа было приятно. Он намыливался и смывал пену даже дольше обычного. И долго стоял неподвижно, просто закрыв глаза, и ощущая, как капли обжигающей воды барабанят в кожу головы и плечи.

Ну, вот он и стал прежним Джоном Риглоном.

Не совсем, правда, прежним. Теперь он – капрал. И первое отделение его взвода – в его полном подчинении. Правда, пораспоряжаться подчинёнными предстоит нескоро. А только когда он выявит, и учёные крейсера найдут способы нейтрализации всех угроз Франчески. Чтоб, если это разрешит начальство, и остальные дроны вступили в дело.

В столовой было немноголюдно: время обеда давно прошло. Так что за своим столом Джон находился в гордом одиночестве. Правда, недолго.

– Разрешите, капрал, сэр? – это рядовой Чед Байер, из второго взвода второй роты, вставший со своим подносом напротив него. Странно. Чего этому-то надо? Сейчас узнаем.

– Прошу. – Джон ладонью указал на место напротив себя.

Некоторое время они поглощали безвкусную, но «крайне полезную и калорийную» пищу из стандартного армейского рациона: фасолевый суп, огромный лангет с картофельным пюре, салат из свежих томатов… Чед разобрался со своей порцией раньше, но ждал, пока Джон не допьёт «витаминизированный» компот. Но вот стакан отставлен.

– Капрал, сэр… разрешите спросить?

– Спрашивайте, рядовой.

– Это было… Очень больно?

Ну, здравствуйте.

Похоже, Чед метит в будущие операторы. А что: хоть салага и закончил Учебку на полгода позже, чем сам Риглон, данные у него, вроде, есть. И неплохие. Помочь?..

– Коротко говоря: да.

– А… Не коротко?

– Если не коротко, рядовой, вам лучше самому пройти всё это. Лента наверняка уже в Архиве.

– Так вот то-то и оно, господин капрал. Нету её там! А когда я спросил почему, сержант Келли Зигманн сказала, что она сейчас изучается экспертной бригадой и Комиссией по должностному соответствию.

Джон насупившись, уставился в столешницу. Побарабанил пальцами по столу.

Сержанта Зигманн он знал: та ещё желчная особа, так и не вышедшая замуж, и сейчас дослуживающая положенные до пенсии два года явно под девизом: «Осложним жизнь подчинённым, желающим посмотреть документы, и просто – всем тем, кто окажется поблизости!»

Но вот насчёт записи Миссии…

Раз нет обычного дубликата, вероятней всего лента просто засекречена.

И явно – неспроста.

Но что же начальство увидало там такого, что посчитало нужным запретить ознакомление даже возможных будущих операторов? И, если так, не выдаст ли он каких стратегических секретов, если расскажет, как всё было?

С другой стороны, никто ему, вроде, этого не запрещал…

Джон взглянул в глаза рядовому.

Имелось там и любопытство, конечно, и живость, присущая ретивым наивным юнцам, и…

Страх.

Вот.

То, о чём говорил док.

То есть, похоже, что и правда: основная цель врагов – запугать операторов. Причём – даже до того, как они заберутся в свои коконы и шлемы. И будут с содроганием ждать. Боли и страданий. Или – сумасшествия.

А умно.

Запуганный противник – мёртвый противник.

Потому что начинает думать о боли и смерти, и, как говорится, «куста бояться», и дёргаться, вместо того, чтоб заниматься… Работой.

– Да, рядовой, было больно. Но больно было только потому, что начальник смены, майор Гонсалвиш, приказал усилить порог чувствительности дрона на двадцать процентов. Ему, как он позже объяснил, показалось, что я, то есть – оператор, чересчур уж спокоен, и могу некоторые слабо выраженные предвестники опасности и симптомы повреждения организма дрона пропустить. Или проигнорировать, как несущественные.

А вообще-то…

Я бы слетал туда ещё. С удовольствием. Это – похлеще любого Полигона. Или – игры. Ну, компьютерной, с псевдовживлением. Непредсказуемо? Да. Опасно? Да. – Джон постарался не выглядеть слишком уж фанатично увлечённым, и тон поумерил, – Тем более, что мы-то остаёмся живы… И за наши промахи расплачиваются налогоплательщики, на деньги которых и построены дроны. И крейсер.

Ещё вопросы, рядовой?

Чед выглядел так, словно его тоже треснули пыльным мешком по голове. Похоже, с такой стороны он проблему управления бедолагой-дроном ещё не рассматривал. И Джон был доволен, что, похоже, удалось втюхать эту нехитрую мысль в голову салаги: всё – лишь игра! Увлекательная, рискованная, но – неопасная! Ну, теоретически.

Хотя капрал Шипперс вряд ли разделяет эту точку зрения.

– Никак нет, сэр. Вопросов нет.

– Отлично. Можете идти.

Даже спина удалявшегося Чеда словно излучала новое ощущение: не страха, а разгоравшегося азарта. И любопытства. Уж что-что, а играть на симуляторах любят не только штатские, но и все кадровые служаки: от последнего рядового до генерала! Недаром в зале компьютерных симуляторов почти никогда нет свободных автоматов.

А ещё похоже, что этот амбициозный паршивец скоро сможет составить Джону приличную конкуренцию.

Нужно бы успеть пробиться в сержанты до того, как он…

Чёрт возьми!!!

О чём это он думает?! О карьере?!

Странно. Раньше с ним такого…

Хотя кого он обманывает – он считал, конечно, что получать зарплату повыше, и иметь кое-какие льготы было бы неплохо. Но вот предпринимать что-то конкретное в направлении «копания», под Шипперса, или тем более – сержанта Трибунстона…

Нет.

Карьерный рост?

Это тоже – игра?

Да, но эта игра куда менее интересна ему.

Значит – в отсек «Вселения»!

 

 

Доктор Гарибэй сегодня для разнообразия не потирал руки.

– Ну что, больной? Вам дали свидетельство о том, что вы – здоровы?

– Так точно, доктор, сэр. Вот формуляр. – Джон протянул флэшку с данными, которые посчитала нужным записать туда доктор Джоди.

– Ага. Прекрасно, прекрасно. – флэшку доктор взял, но просто сунул в карман халата, не потрудившись даже бегло ознакомиться с тем, как прошло восстановление «кондиций». Похоже, доку не терпелось продолжить. «Любопытнейшие исследования». – Проходите, вставайте. Сегодня обойдёмся без дурацких осмотров, инструктажей и прочей тягомотины. Как столкнувшийся непосредственно, вы в них не нуждаетесь.

– Да, сэр. Разрешите вопрос, сэр.

– Да, капрал?.. – казалось, доктор удивлён. Он даже приостановился, повернувшись к капралу.

Джон, шедший за ним, тоже приостановился. Сказал, подойдя почти вплотную, так, что высокая фигура доктора оказалась как бы нависающей над ним, более низким, но куда более широким:

– Сэр, вы в курсе, в какое именно место меня (Ну, вернее, дрона!) попытаются забросить сегодня?

– Да. Разумеется. Собственно, место не менялось все эти три Миссии. Центральная часть так называемой Новой Евразии. То есть – экваториальная зона большого материка.

– А нельзя ли сделать так, чтобы меня вначале забросили на южный материк – ну, туда, где обычно водятся пингвины?

– Пингвины, говорите… – док хмыкнул, – Пингвинами этих монстров я, конечно, назвал бы с большой натяжкой, но… А почему вы спрашиваете об этом меня? Ведь выбором мест десантирования занимается Штаб Подразделения Освоения, и непосредственный руководитель Миссии? В нашем случае – майор Гонсалвиш.

– Да, сэр… Но я знаю и то, что если это предложите ему вы, и приведёте вескую причину, майор скорее всего согласятся и изменить точку высадки.

– Уже интересно. – в тоне прозвучало любопытство пополам с настороженностью. Теперь док развернулся к Джону полностью, и даже сделал шаг навстречу. – И что же это за «веская причина» которую я им должен указать?

– Проверка одной гипотезы, сэр. Гипотеза, – Джон поспешил продолжить, видя, что док собирается его перебить, – такая. Если нас хотят прогнать с этой планеты инопланетяне, (И про такую версию вы не можете не знать!) и прогнать – полностью, то на всех континентах, и в любых климатических условиях должны быть одинаково опасно. И различаться должны лишь носители бацилл и токсинов.

А вот если инопланетяне тут ни при чём, и все наши подозрения навеяны, так сказать, нашей мнительностью и ксенопаранойей – то дело другое!

– Ну-ка, капрал, поясните вашу мысль. Я что-то не уловил смысла.

– Да, сэр. Я тут заморочился: просмотрел в архиве все физические характеристики Франчески. И вот что мне пришло в голову: центральная часть центрального континента, ну, то есть – новой Евразии! – подходит нам для колонизации и освоения классически. Мягкий климат, отличная плодородная почва, кое-какие полезные ископаемые. И стандартная процедура, опирающаяся на горячо любимые Инструкции и Регламенты, чётко указывает, куда высаживать первичный, и последующие десанты разведчиков-дронов.

Если допустить на мгновение, что кто-то – и не обязательно это – злобный и коварный инопланетянин! – захочет противодействовать нашим аватарам, то предсказать, где именно нужно подсуетиться, и выставить средства нападения поплотней – нетрудно.

Джон видел, что доктор уловил его мысль ещё до того, как он закончил говорить. Но не перебивал, поглаживая себя по гладко выбритому подбородку. Затем вздохнул:

– Стандартная, говорите, методика? Верно. И то, что если бы кто-то, уже не из инопланетян, что-то этакое надумал, то знал бы про неё – тоже верно.

Интересная мысль. И, самое главное – легко проверяемая.

Хорошо. Я попробую переговорить с дежурной сменой КП и операторской.

 

 

Слушать, как доктор, куда более аргументировано и педантично обрисовавший ситуацию, пытается убедить похоже, неспроста каждый раз оказывавшегося начальником дежурной смены (Джон готов был поспорить на свою повышенную зарплату!) майора Гонсалвиша, было интересно.

Сам Джон во время разговора оставался за спиной доктора, глядя то в потолок, то на кончики ботинок, то в сторону, и вообще всем видом пытаясь показать, что он тут совершенно ни при чём, и терпеливо ждёт, пока начальство уладит процедурный вопрос.

Однако майора было не так-то просто ввести в заблуждение насчёт авторства идеи:

– Доктор. Ваша аргументация вполне понятна. Разумеется, мы в Штабе обсуждали проблему продуманного и целенаправленного противодействия, и даже попыток введения нас в заблуждение с помощью нового способа исказить показания стандартной процедуры так, чтоб мы посчитали планету непригодной.

Да, Штаб, разумеется, допускает возможность того, что здесь нет происков коварных инопланетян. И что планету пытается сохранить для себя кто-то из наших же. Например, какой-нибудь частный наркокартель, у которых здесь плантации кукурузоконопли. Или Объединение вроде Интермайнинг Лтд., добывающее здесь что-то редкоземельное – хотя бы тот же индий. А что: очень удобно, и никаких проблем с туземным населением. Его же нет. Стало быть, претензий за разграбление богатств планеты никто предъявить в Федерацию не сможет.

Мы допускаем возможность и того, что эти, действующие незаконно и скрытно, частные предприниматели открыли планету гораздо раньше, чем представители официальной косморазведки. Нарушив тем самым Закон о немедленном оповещении о таком открытии. И сейчас именно они пытаются вытеснить отсюда представителей официальных властей. Пусть даже и таким нетрадиционным и сложным способом. Но!

Пока абсолютно никаких материальных свидетельств этого, равно как и улик или доказательств чего-либо подобного – нет. А насчёт ксенопаранойи, что, дескать, всё это подстроили коварные пришельцы – тоже пока сомнительно. Крайне.

Однако мне вполне понятно стремление капрала Риглона сохранить жизнь дрона подольше, и работать без физических и психологических мучений. И разведку начинать, так сказать, издалека, и не по традиционной и утверждённой методике, постепенно приближаясь к потенциально, да и реально – опасным зонам. Так же вы не можете не знать, что я – лицо, представляющее сейчас интересы не только Федерации, но и – Флота! А правила Флота гласят, что в любых обстоятельствах мы должны максимально обезопасить людей.

К которым дроны-аватары не относятся.

– Эта мысль мне вполне понятна, майор, сэр. Однако начав с северных, не представляющих так сказать, коммерческого интереса, земель, мы никаких Инструкций или Уставов не нарушаем.

Потому что сами знаете: в подпункте девять-три Инструкции есть сноска-пояснение, где написано примерно следующее: «в случае невозможности по каким-либо объективным причинам следовать при разведке стандартной процедуре, места высадки дронов-разведчиков первой волны устанавливает руководство Подразделения Освоения непосредственно на месте». Объективные причины – налицо. Стандартная процедура однозначно отправилась в унитаз. То есть – всё зависит от вашего решения, майор.

– Хм-м… Не знал, что вы такой матёрый буквоед, доктор. И даже озаботились почитать Инструкцию. – внимательно внимая майору, доктор коротко глянул на Джона, и подмигнул. Записку с распечаткой этого и других полезных пунктов и подпунктов Инструкции, которую Джон подсунул ему заблаговременно, док, прочтя текст, незаметно для майора спрятал назад в карман халата. – Ладно, сделаем так.

Пусть капрал Риглон сам выберет место высадки. На своё, так сказать, усмотрение. А если его аватар снова окажется уничтожен, и уничтожен примерно так же, как предыдущие, я просто вычту стоимость этого аватара из будущего жалования капрала. А если денег не хватит – то и из вашего, доктор. Устраивает вас такой вариант?

Лицо доктора Гарибэя чуть побледнело и подвытянулось, когда он переглядывался с Джоном. Но надо отдать ему должное: когда Джон кивнул, док тоже не колебался ни секунды:

– Устраивает, господин майор, сэр!

 

 

Высадка на заснеженную равнину, надо признаться, не порадовала своеобразием или оригинальностью ощущений: та же болтанка, те же толчки. И муторное «одевание». Правильней, правда, сказать – ещё более муторное, чем обычно. Потому что к стандартному обмундированию добавились тёплое нижнее бельё, тёплые унты, тёплые штаны, рукавицы, куртка-парка типа «Аляска». И белый маскхалат с капюшоном на случай снегопада, или появления потенциально опасных «объектов». Проще говоря – врагов.

Но снегопада, врагов, или ещё чего, что осложнило бы жизнь Джона, к счастью, снаружи не имелось. (Ещё бы! Сам ткнул пальцем туда, где простирался обширный антициклон, позволяющий надеяться на хотя бы солнечную и спокойную погоду!)

Глаза слепило, хотя солнце, вроде, и стояло невысоко над горизонтом. Скорее всего так происходило от того, что альбедо, как выразился доктор Краузе, их геолог, зашкаливало. Джон про себя усмехнулся: всё верно. Слепит.

Он попридержал высказывания типа «Ни …рена не видно – всё отсвечивает!», или «И понёс же меня чёрт в такую ж…!» Потому что сам напросился. Да ещё рискнув зарплатой как минимум за три месяца вперёд: производство одного дрона, пусть и является стандартной же и отработанной процедурой, но – отнюдь не дёшево! Тут одного квалифицированного персонала автоклава задействовано двадцать пять человек. И работы им хватает минимум на пять дней. А у них зарплата.

И уж она – не чета зарплате даже капрала.

Пейзаж арктического типа глаз разнообразием отнюдь не радовал. Ослепительное сверкание полярного солнца, преломляясь в мириадах кристалликов, всё ещё больно слепило глаза. Надежды на то, что глаза привыкнут за минуту-другую, не оправдались. Пришлось от шлема отщёлкнуть и опустить-таки светофильтр.

Слепить перестало, но что-либо увидеть это не помогло: смотреть, кроме как на те же кристаллы, да яму, вырытую при приземлении двигателями посадочного модуля, было решительно не на что. Кроме разве что неба, имевшего здесь поистине обалденный оттенок: васильково-индиговый.

– Майор, доктор, сэр. Я на месте.

– Отлично. Побережье – в двух милях к востоку. Восток от вас будет… Э-э, короче: капрал, полоборота налево, и идите прямо.

Раздумывая, что напрасно они не позаботились дополнительно оснаститься съёмными снегоступами, и отмечая, что входящие в стандартный арктический набор ботинки с «расширенной» подошвой справляются, в-принципе, неплохо, Джон потопал в указанном направлении. Вскоре неплохо приноровился к неудобству ходьбы по снежной целине. Правда, он всё равно чувствовал себя неуклюжей и неуместной в этих бескрайних снегах уткой, снова и снова поднимая ногу вертикально из миниколодца, куда она проваливалась по щиколотку, и снова ставя её впереди себя на полметра – дальше не получалось. Монотонная, но оказавшейся чертовски тяжёлой работа – банальная ходьба! – оказалась жутко утомительна, и его ноги к ней совершенно не были подготовлены: явно он тренировал не те группы мышц. Через полчаса икры и бёдра ныли так, словно перебрал с икроножным тренажёром…

Чтоб выдерживать направление, приходилось часто оглядываться – на свою же, подозрительно часто петляющую цепочку следов. Вот уж действительно – когда нет ориентиров, движешься, словно пьяный по весне лось в тайге… Смотреть вокруг Джон не забывал, но решительно ничего ни живого, ни интересного вокруг не наблюдалось. Только впереди вскоре начало маячить нечто, похожее на океан: оно словно волшебным образом само-собой возникло из-за пологого как бы бугра.

Подойдя к краю «бугра» Джон обнаружил, что это просто небольшая приподнятость края снежной равнины, здесь, на переломе, спускающаяся к берегу довольно круто.

– Странный здесь рельеф. – это прорезался доктор Гарибэй, – Словно поработали планетоформеры. Вон как всё плоско, да полого. И скучно. И никаких тебе скал или бухт…

– Да ладно вам, доктор. Я не в претензии. Плевать на скалы и бухты. Жаль вот, пингвинов нет. Зато хотя бы чайки имеются. И моржи есть. Вон: лежат.

Действительно, над поверхностью океана где-то вдали реяли несколько смутных двукрылых силуэтов, иногда оглашая воздух пронзительно-печальными визгливыми криками. А на заснеженной отмели у кромки спуска располагались странного вида туши, напоминавшие именно названных Джоном земных животных. Лежбище, правда, было небольшим: все двадцать восемь туш, которых он насчитал, располагались на расстоянии не более двух-трёх шагов друг от друга.

– Странно, что они так близко лежат. Но – не слишком близко. Я почему-то думал, что прижавшись, они могли бы греть друг друга. – а это влез геолог, док Краузе, очевидно, обиженный, что доктор Гарибэй покусился на его вотчину – геологическую компоненту разведки.

– Нет, доктор, моржи так не греются. Ну, земные моржи. Да и здесь похоже, традиции соблюдаются. Скорее всего перед нами – одна семья. Точнее говоря – один гарем, и дети. Ну, вон от того самца. – майор явно успел с кем-то из дежурящих на КП биологов проконсультироваться. И сейчас говорил уверенно, с чувством превосходства над доктором и Джоном, которые уж точно специалистами по фауне арктических регионов не являлись.

– Ладно, понятно. Попробую подойти поближе, и выяснить, будет ли этот самец, – Джон с подозрением рассматривал полутонную тушу, явно имевшую более крупные габариты, чем остальные животные, – вести себя агрессивно.

– Может, не стоит нарываться, капрал?

– Почему же, доктор? Ведь я здесь именно за этим. Выявить все опасности и скрытые угрозы. И, если честно, думаю, эти мне не навредят. Они, скорее всего, питаются рыбой. Или ракушками. Так что думаю, у них и зубов-то приличных нет. – Джон обвёл рукой белое абсолютно пустое пространство, как бы призывая дежурящих в Диспетчерской лично убедиться, что кушать действительно – больше нечего и негде.

Док на это замечание даже не стал возражать, немного посопев, на КП проигнорировали его попытку пошутить, и Джон уже в молчании преодолел остававшийся до крайней туши десяток шагов. Здесь, на пляже, волны сделали своё дело, и вместо снега имелась, скорее, наледь. Она держала получше, чем девственный наст, ноги не проваливались. Зато скользили. Джон даже устал каждые несколько секунд чертыхаться.

– Странно, что никто не подаёт никаких сигналов. Обычно такие стада выставляют караульных. Ну, чтоб следить за врагами. И те, чуть что, подают сигнал тревоги. Голосом. – это влез доктор Ваншайс.

– Да, доктор, сэр. Но тут ничего такого не было. – Джон уже подобрался вплотную к созданию, похожему на самку, и сейчас лежащую на боку. А зайдя за неё, он даже увидел причину, вынудившую её принять такую позу: маленький серый «моржонок», по размеру и форме очень похожий на дополнительный бак для топлива, сосал из одной из двух грудей мамаши.

– Значит, так. Как говорит сейчас мне доктор Ваншайс, у этих тварей нет здесь природных врагов. То есть, полёживая тут на пляже, они могут никого и ничего не опасаться. Стало быть, враги, и те, кто нашими моржами питается, ждут своего часа там.

В воде.

Отсюда мораль для вас, рядовой: в воду не соваться!

Джон хмыкнул. Сунуться в воду, где минус два, ему бы и в голову не пришло. Но на замечание майора, очевидно, тоже претендующее на остроумие, (Дурные примеры заразительны!) он отреагировал по Уставу:

– Есть, не соваться, сэр. Но у меня просьба. Пусть дрон со сканнером полетает вдоль полосы мелководья. Ну, чтоб мы хотя бы знали, кто это там ждёт бедных моржей. Кровожадный, коварный и хитрый.

Майор поступил как и док: посопел в наушник, но, судя по тому, как паривший до этого над головой Джона дрон-коптер принялся деловито бороздить воздушное пространство над полосой прибоя, его предложение показалось начальству разумным.

– Ха! А вы оказались правы, капрал. – удивления в голосе начальства почти не было, скорее – удовлетворение, – Откиньте-ка монитор. Полюбуетесь.

Джон поспешил откинуть от предплечья рамку монитора, и с минуту наблюдал неторопливое барражирование на глубине около пяти метров, в сотне шагов от кромки прибоя, силуэта весьма грозно выглядевшей туши.

– Похоже на касатку, сэр.

– Точно. И питается наверняка так же. Поздравляю. С открытием первого реально большого и хищного существа на этой планете. И поскольку именно вы, Риглон, догадались, что оно тут водится, предоставляем вам честь назвать его. Как вам… – после секундной заминки, когда майор явно снова прислушивался к тому, что советовал дежурный биолог, – Монструозус Риглони?

– Спасибо, сэр. Может, всё же лучше просто – Касаткус Франческуини?

– Хм-м… Неплохо звучит. И куда точнее. Вот, кстати, не знал, что вы ещё и владеете латынью.

– Не владею, сэр. Но плазмодия проказы назвали же – Лепрус Франческуини. Добавить «ус» может любой, сэр. А тут – просто здоровенная рыба. Вернее – не рыба: вон она всплыла. Дышит.

Действительно: появление в паре сотен метров от пляжа фонтанчика из не то – пара, не то – тумана, встревожило моржей куда сильней присутствия Джона, который обходил лежбище, уже не таясь и не стесняясь: некоторые туши даже позволял себе похлопывать рукой в перчатке. А тут стадо вроде даже проснулось, повернув гладкие головы в сторону моря.

– Джон. То есть, капрал. Они, вроде, настроены мирно. Попробуйте поискать у них в шерсти. Вдруг там водятся какие-нибудь паразиты. Ну, вроде клещей. Или блох. – это майора явно опять «проконсультировал» доктор Ваншайс.

– Есть, поискать, сэр. – Джон действительно принялся усиленно «шерстить» ближайшую самку, пытаясь отогнуть «против шерсти» мощную прослойку жёсткой щетины, имевшей не менее трёх дюймов длины.

Вначале ничего не находилось. Пришлось отщёлкнуть обратно светофильтр, наплевав на слепящую белизну, упорно лезшую со всех сторон, будто он – на съёмочной площадке, и заняться поисками поусерднее. Самка наконец соизволила пошевелить сарделькообразным туловищем, приподнять и чуть повернуть голову.

На Джона уставился большой и на удивление выразительный, полный укоризны,  чёрный глаз: словно ему пеняли за беспокойство. Ну прямо один в один – земная корова! Видал он в детстве этих животных вблизи.

Однако даже попытки укусить, откатиться, отползти, или как-то ещё выказать своё возмущение его манипуляциями не последовало: глаз закрылся, голова опустилась на лёд пляжа, и её обладательница снова засопела. Уснула? Может быть.

Джон на это уже внимания не обратил, потому что наконец и правда – нашёл!

Он знал, конечно, что все, кто сейчас дежурит в Диспетчерской, и док Гарибэй в операторской через контрольный монитор отлично видят то, что видит и он: глаза дрона – просто мощные биовидеокамеры, ведущие трансляцию онлайн. Но не удержался:

– Вам видно, сэр?! Ну и как оно вам?!

– Замечательно. Постарайтесь сильно не повредить. Пользуйтесь пинцетом и крючком. Конечно, было бы желательно заполучить этот экземпляр живым. И целым. Ну, или хотя бы не слишком повреждённым. – майор наверняка просто воспроизводил слова эксперта, сейчас стоявшего рядом и плотоядно потирающего руки и облизывающегося в предвкушении. Потому что таких слов, как «экземпляр» или «не слишком повреждённым», Джон от него прежде никогда не слышал.

Джон действительно достал из кармашка на бедре пинцет с фиксатором и крючок-элеватор. Повозившись, аккуратно прорезал в коже моржихи щель, и поддел экстрактором глубоко впившуюся головку сегментированного паразита, похожего на гусеницу-переростка. После чего довольно легко извлёк челюсти странной твари из упругой кожи носителя. Моржиха поёрзала, но проснуться не соизволила. Зато извлечённый паразит спокойствие явно утратил: извивался так, что, если бы не пинцет, крепко удерживающий его упругое трёхдюймовое тельце, Джона точно бы цапнули за перчатку челюстями, напоминавшими жвала осы!

– В контейнер его!

Джон и сам не горел особым желанием изучать тварюгу попристальней: поэтому буквально шваркнул на самое дно бюкса. Ещё и завинтил поплотней: мало ли!

– Я поищу ещё.

Но представителей других классов или отрядов насекомых или членистоногих он не нашёл, как ни старался. Зато кусачих «гусениц» на моржах оказалось сколько угодно: они, оказывается, концентрировались у шеи и на голове. Вероятно, оттуда бедняги рыбоеды не могли их вычесать чем-то вроде гребня, образованного сложенными вместе коготками на передних лапах-ластах – средства самообороны просто дотуда не доставали.

Эти «коготки» и ласты задних конечностей, и всё остальное, что имелось у моржей, Джон исследовал достаточно педантично, и бесцеремонно, дойдя в конце до прямо-таки откровенно наглого поведения: по указанию зоолога потолкал, а затем и попинал не желавшего просыпаться и поворачиваться на бок отца семейства-клана, чтоб удостовериться, что пенис у того «обычного типа».

За это он был наказан лишь оглушительным сердитым рёвом в свой адрес, но никаких агрессивных действий хозяин гарема не предпринял. Джон даже похлопал его на прощанье по загривку. После чего отошёл и вновь обозрел бескрайнюю пустоту:

– Никого живого больше не вижу, сэр. А ещё жаль, что пингвинов здесь нет. Разрешите на этом разведку арктических регионов считать завершённой?

Майор и сам, похоже, считал, что раз капрал прожил дольше двух часов, и даже «открыл» «Касаткус Франческуини», с него и с дежурной бригады вполне достаточно:

– Да. Возвращайтесь к посадочному модулю.

 

 

Обратный полёт прошёл штатно: то есть болтало и трясло не сильней обычного. Именно поэтому все те, кто отправлялся на планету уже в своих телах, непосредственно на освоение, предпочитали делать это натощак.

Джон сам не пользовался этой методикой: его укачивало крайне редко. Точнее – практически никогда. Может, поэтому неприятные симптомы и не мешали ему думать все сорок минут обратного полёта.

Если в крови чёртовой не то – пиявки, не то – клеща не найдётся ни плазмодиев ни каких других супербацилл, можно будет считать его теорию практически доказанной.

«Доработке» подверглись лишь обитатели тёплого и удобного для колонизации континента.

Стоило ему выйти из посадочного модуля, вернувшегося на своё место в изолированной секции ангара, как в утробу агрегата вползли роботележки автодезинсекторов: упругие струи тумана из распылителей шипели так, что только уши затыкай. Джон прошёл в карантинную камеру, где сунул контейнер с добытой тварью и использованными инструментами в приёмный бокс, снятую одежду и оборудование – в другой бокс, а сам тоже встал под тугие струи спецреагентов, долженствующих очистить его (точнее, всё-таки – дрона) бренное тело от остатков инопланетной угрозы – как макро, так и микро. Щекотало и щипало даже подошвы: он подставлял их поближе к соплам.

После камеры дезинсекции последовали камера инфракрасного и ультрафиолетового излучения, и гаммарентгеновская камера. В последней два манипулятора удалили наконец из ноздрей Джона оба фильтра, чётким движением отправив их туда же, куда всё «добытое» – в лабораторию. Третий и четвёртый манипуляторы затолкали Джону в ноздри головки распылителей, и пшикнули традиционно вонючим и липким реагентом, призванным добить в бронхах и лёгких остатки тварей, могущих туда попасть из наружного воздуха планеты.

Джон расчихался. Замёрз, что ли? Раньше такого не случалось.

Дрона он уложил в «саркофаг» – силиконовую конструкцию-ложе, где подключаемые через иглы и разъёмы системы введут тому положенную порцию пищи, проверят давление, пульс, функции печени и прочее такое – всего двести пятнадцать показателей.

Ему было приятно, что не подкачавшего сегодня бедолагу соответствующим образом подкормят, напоят, вылечат и успокоят, усыпив. И через восемнадцать часов этот «неповреждённый» дрон будет как огурчик: снова готов к покорению неизведанных пространств.

Отключил своё сознание от дрона Джон уже сам.

После чего уже техники-лаборанты отключили его и извлекли из трехкольцовой конструкции моделирования псевдопространства. При этом они даже почти не ворчали и не ругались, что от его едучего пота, дескать, разъело разъёмы-электроды, а загубник дыхательного прибора нужно держать нежней, а то опять придётся прогрызанный в пылу азарта насквозь, менять.

Джон помалкивал, про себя посмеиваясь. Он знал, что эти двое – его ярые фанаты. Как, собственно, и фанаты всех, кто летает вниз в числе первых разведчиков. И что они нагло делают ставки в абсолютно запрещённом и нелегальном тотализаторе: сколько продержится очередной кандидат! И что втихаря от начальства они просматривают позже записи миссий, чтоб узнать, где и на чём оператор их дрона прокололся.

Доктор Гарибэй сидел для разнообразия в кресле за своим столом, когда Джон вошёл. Но он встал:

– Капрал! Мои поздравления. Честно скажу: не ожидал, что из вашей-нашей затеи что-то путное выйдет. Хотя… Не поручусь, что если бы вас эта хрень цапнула, вы бы не отправились снова… – док не договорил, воздев глаза к потолку.

Джон усмехнулся:

– Спасибо за бодрящие напутствия и оптимистичные прогнозы, док. Лучше сознайтесь: вы просто рады, что не придётся выплачивать за порчу казённого имущества из своей зарплаты!

– Ну… И это, разумеется, тоже. Но вообще-то я рад. Видеть вас живым. И невредимым. – док протянул руку. Джон не без удовлетворения её пожал:

– Готов спорить на эту самую свою чёртову новую зарплату, что никаких опасных для человека плазмодиев, или, там, бацилл, в дурацком червяке не найдут!

– Хм-м… Пари звучит заманчиво… Но я всё же воздержусь! Я же – типа, учёный! А учёные руководствуются не предположениями, а фактами!

Так что подождём известий из лаборатории доктора Ваншайса!

 

 

На КП Джона приветствовали почти весело. Выглядевший весьма умиротворённо и удовлетворённо майор Гульерме Гонсалвиш, после того, как Джон по всей форме отдал положенный рапорт, пожал ему руку, и даже почти по-отечески похлопал по спине:

– Отличная работа, капрал! Наши умники из лаборатории доктора Ваншайса уже всё прошерстили.

Нет в крови паразита, а, следовательно, и у моржей – никаких возбудителей. Ну, вернее, они там, конечно, есть. Но – только такие, какие укладываются в общую стандартную схему. Любой Новы. И отлично нейтрализуются нашими стандартными наборами!

Так что поздравляю ещё раз: вы помогли совершить принципиальное открытие: особо опасны для человека именно удобные для заселения регионы центрального континента.

– Но погодите, сэр! – Джон вовсе не был так в этом уверен, – Есть же ещё континенты, вернее, большие острова у северного полюса? И – восточный малый?

– Да. Они есть. Но мы решили отправить вас в следующую миссию вовсе не туда.

Майор помолчал, очевидно пытаясь спровоцировать Джона на наводящий вопрос. Но Джон только моргал, терпеливо ожидая. Майор не утерпел:

– В следующую разведку вы, капрал, отправитесь на остров Париса. (Ну, это наша милая шутница, доктор Сесилия Боэль, его так назвала. Потому что уж больно сверху напоминает профиль какого-то там древне-греческого красавца.) А расположен этот остров на озере, в самом центре местной Евразии.

Вот и посмотрим, смогли ли туда добраться наши неизвестные, но коварные враги со своими болезнями и ядами!

А сейчас – свободны на двое суток. Даю вам дополнительный выходной. А, да: зайдите в кассу, там вам выписана премия.

За проявленную сообразительность и… Исключительную храбрость!

 

 

Добрались ли враги до острова Париса, Джону предстояло узнать в следующую рабочую смену. Поэтому он воспользовался предоставленным ему двухдневным отдыхом, чтоб действительно – «отметить» своё новое внеочередное воинское звание.

Потому что тянуть с этим – во-первых смысла не видел, а во-вторых – «не соответствует традициям Подразделения!»

«Отмечание» происходило в баре Подразделения, который в собственно бар превращался после восьми вечера, успешно выполнив основную функцию – воинской столовой. И оно ничем не отличалось, в принципе, от тех восьми застолий, в которых Джон успел за время службы поучаствовать. Пить на таких мероприятиях полагалось неумеренно, а есть – исключительно для того, чтоб не пить натощак. И, само-собой, чтоб не пачкать ещё и блевотиной полы помещения, когда начнётся драка.

А без доброй драки действительно никогда не обходилось. Обычно её начинали те, кто зубоскалил над «отмечавшим» подразделением: как давно понял Джон, частично – из зависти, а частично – в силу тех же традиций.

Если воинское подразделение долгое время не участвует в боевых действиях – ему так или иначе надо дать выход накопившейся агрессии!

А заодно и полечиться от… скуки!

Приколы, разумеется, прозвучали, и драка, разумеется, состоялась.

На этот раз, правда, имелись два основных отличия от «стандартной процедуры»: платил за всё выпитое Джон. И ещё – как-то подозрительно быстро накачавшийся сержант Трибунстон успел высказать Джону ту немудреную мысль, что капрал Шипперс ему никогда не нравился: «он же, скотина волосатая, карьерист, и тупица, ну, ты же понимаешь, что я хочу сказать?!»

Джон, разумеется из слезливых объятий сержанта выбраться не спешил, и на все то ли действительно пьяные, то ли – провокационные (Чтоб послушать, не выболтает ли новоиспечённый капрал чего стратегически важного про себя!) откровения, только кивал и поддакивал, что на некоторое время спасло его от участия в уже начавшейся драке.

Но когда кто-то из соседнего взвода приложил стулом рядовому Омуро из их отделения, и тот грохнулся прямо на их столик, не вытерпел и сержант: с криком «Ах ты ж гад! Наших – бить?!» он сделал разошедшемуся не на шутку трезвому, и поэтому особенно сердитому блондинчику ловкую подсечку, после чего оседлал упавшего мужчину, и принялся вколачивать в «наглую рожу» подобающую манеру поведения по отношению к их взводу.

Джон к этому моменту уже успел сам нанести с десяток ударов и увернуться от пары летающих по залу стульев, не говоря уже о получить и в «торец», и в рёбра, и даже пинка в зад. И взаимоприятная драка оказалась уже в полном разгаре, когда в помещение бара вломился вызванный барменом дежурный патруль.

Всех разгорячённых драчунов – что «отмечавших», что не отмечавших – «успокоили» электрошокерами, сетями, и аэрозолями. После чего препроводили на полковую гауптвахту, где рассовали по одиночкам (во избежание продолжения приятного времяпрепровождения) клетушек-конур. Где на жёстких голых нарах порезвившимся и сбросившим стресс с помощью традиционного махания кулаками военнослужащим предстояла ночь «холодной», (Однако – не ниже плюс пятнадцати! Чтоб, стало быть, не простудились!) и утренний разбор на полковом суде. С не менее традиционными наказаниями – то есть, парой суток ареста, а затем – нарядами на кухню и вычетами из зарплат. За нарушение соответствующих подпунктов Воинского Устава, и на компенсацию бару за порчу его казённого имущества.

Но если честно – никто никого никогда особенно сильно не наказывал.

Потому что начальство и само всё отлично понимало. И учитывало предписания штатных психологов. Для этого на крейсере и базировался помимо бара и штатный бордель. С вольнонаёмными профессионалками. Которые каждый год сменялись – во избежание, так сказать, никому не нужных «длительных», или «серьёзных» отношений.

Полёживая на нарах, Джон думал, что ему повезло: он озаботился заранее пройти за перегородку бара-столовой, и там, на камбузе, разжиться куском сала с добрую половину ладони. Сало Джон съел с хлебом и горчицей. И это позволило ему пить как все – то есть, неумеренно, а вот пьянеть – куда медленнее.

Так что он не без интереса прослушал и прочувствовал все стадии «отмечания», выразившиеся на этот раз как всегда в тостах: от того, что, как, оказывается, все его зауважали, потому что сразу почувствовали в нём «большой потенциал», (Это – в начале!) до – «какая же ты всё-таки хитро…опая и пронырливая скотина! Чтоб тебя ксеноморфные глисты сожрали!» (Ну, это уже в конце, и – от старослужащего: рядового Эдди Лэнгфорта, которому до отставки осталось три года.)

И шутки и не- шутки говорили только об одном.

Что по-настоящему за него порадуется только мать. Да и то, только тогда, когда получит увеличившийся в размере перевод. А вот ждать «понимания» или хотя бы нейтрального отношения от совзводников – глупо. Выслужиться до сержантских нашивок хотят все. (Собственно, оно и понятно: иначе какого … они делали бы во Флоте?!) И изобретательности на сплетни и интриги у контингента хватает.

А вот смелости признать, что для этой должности у них просто маловато мозгов и способностей – не хватает ни у кого.

Нормальная, собственно, ситуация.

Джон знал, что примерно так же обстоит дело и на «гражданке».

Так что разницы нет, кроме той, что его армейская зарплата – куда как выше. Но, как сказал в анекдоте зять, когда у него умерла тёща, и с него потребовали деньги на похороны, «Всё имеет свою обратную сторону!» Муштру, казарменную дисциплину, подъём в шесть, отбой в десять, кроссы-маршброски с сорока килограммами снаряжения за плечами, разборку-сборку-чистку оружия, ежедневные два часа в качалке, и прочие «издевательства» наставников и персонала Учебки выдерживал лишь один новобранец из трёх.

Остальные отсеивались. И шли на гражданку. Злобно косясь на тех, кто сдюжил. И сокрушаясь о том, что второго шанса никому из облажавшихся не дают. Никогда.

Получалось, что мир жесток. Общество – жестоко. И более-менее прилично живут только те, кому общественное положение, или приличные зарплаты и должности позволяют отправить детей в Университеты для инженерного или научного персонала… Или уж – в Высшую Военную Академию. Что ему ни с какой стороны не светило.

Хотя…

Может ли так случиться, что если он неплохо проявит себя тут, обследуя Франческу, его как-то отметят? Как перспективного? Имеющего мозги, способности, и проявляющего полезную инициативу?

Хорошо бы, коли так.

Нет – не потому, что он реально хотел сделать какую-то карьеру в Армии, а потому, что смог бы отправлять матери и деду больше денег. И получить кое-какие льготы при выходе в отставку. Ну и, разумеется, повышенную пенсию.

Да, вот это – было бы неплохо.

Может, и правда, попробовать, раз уж так получилось с этим Шипперсом? Ведь его должность в их отделении – даёт возможности куда лучше себя… Проявить?

С этими мыслями незаметно для себя он уснул.

 

 

Разбудила его дверь: с грохотом распахнувшись, она треснулась о стену. Даже посыпалась штукатурка.

А, вот в чём дело: излишне ретивый дежурящий на губе рядовой поспешил открыть её для заявившегося начальства.

Капитан Том ВанАсбройк вошёл не торопясь. Оглядел вначале потолок, стены, словно проверял: хорошо ли и надёжно они препятствуют попыткам того, кто сидит внутри, сбежать, и лишь потом соизволил переместить ироничный взор на вскочившего и вытянувшегося в струнку капрала. Джон выдержал взор, но по спине всё равно побежали мурашки – как ни крути, холодно в одной майке и трусах при плюс пятнадцати:

– Капрал Риглон, сэр! Задержан за… Нарушения уставной дисциплины!

– Скажите уж проще: за пьяную драку. – капитан усмехнулся, и, даже не оглянувшись, – Рядовой! Я забираю капрала с собой.

– Но господин капитан, сэр!.. Дисциплинарный суд состоится только…

– Я знаю, когда он состоится. Распоряжение майора Гульерме Гонсалвиша. Этот бол… пардон: капрал имел глупость проявить сноровку и инициативу во время последней своей миссии. Нам некогда ждать, когда этого нарушителя дисциплины пропустят через обычную процедуру, с отбыванием положенных пяти суток на камбузе. – капитан направил на рядового, словно для того, чтоб придать веса своим словам, грозный взор, и снова развернул горящий теперь справедливым негодованием взгляд к Риглону, – Скажите спасибо майору и доктору Гарибэю, капрал. А Будь моя воля – вы просто снова стали бы рядовым! Потому что во время драки вы вывели из строя по-крайней мере на неделю пятерых солдат второй роты!

Джон мог бы поклясться чем угодно, что капитан ему хитро подмигнул.

Ах, вот оно в чём дело! ВанАсбройк рад, что нашёлся наконец кто-то достаточно трезвый и умелый, чтоб выиграть в неписанном соревновании: кто уложит больше «врагов» из другого подразделения – в данном случае – второй роты! – на дольший срок на койку в лазарете! А Джон, надо признать, действительно постарался.

Ему было нетрудно: он-то был почти трезв! Поэтому реально навалял, правда, по очереди, пятерым слишком уж раздухарившимся уродам из второй роты!

– Ладно, рядовой. Выдайте ему его обмундирование. Нам нужно, чтоб он не отлынивал, отлёживаясь тут в тепле, или сачкуя на камбузе, а отрабатывал. На планете. А наказать его можно будет и потом. Если облажается. – нахмурившийся вдруг взгляд командира их роты сказал Джону, что именно так всё и случится, если он…

Облажается!

 

 

Доктор Гарибэй приветствовал Джона радостно. Правда, радость поутихла, когда он увидел огромный синяк под левым глазом, и, когда Джон разделся, красивые жёлто-фиолетовые разводы на рёбрах, (от кулаков всё тех же гадов из второй роты) и кровоподтёк на правом предплечье: это он неудачно получил по руке ножкой стула. Стулья в баре всегда были из доброго старого дерева. Такое распоряжение сделало предусмотрительное и наученное горьким опытом начальство. После того, как выяснилось, что стулья, будь то – из стальных, или алюминиевых трубок, слишком уж часто ломают кости рук и ног.

– Это – ничего, доктор, сэр. Работать не помешает. Переломов нет, отделался синяками. И лёгким испугом.

Доктор понимающе кивнул, чуть усмехнувшись:

– Отмечали производство в капралы?

– Так точно, сэр.

Доктор неопределённо хмыкнул. И от комментариев воздержался.

Но Джон точно знал, что свои «достижения» гражданские специалисты отмечают в столовой для офицерского и гражданского корпуса, и научного персонала. И «разборки» на таких мероприятиях почти ничем не отличаются от того, что произошло у них с ребятами вчера. Разве что офицеры в драке обычно не участвуют, а «выясняют» кто у кого чего украл, и какую идею присвоил, только сами учёные, да руководство из штатских.

Лаборанты управились с его «упаковкой» быстро: похоже, приноровились к его габаритам и параметрам.

Полёт и приземление прошли штатно.

Но вот чтобы высадиться, Джону пришлось повозиться.

Чтобы приладить понадёжней колпак из силита вместо обвеса из противомоскитной сетки понадобилась и помощь манипуляторов посадочного модуля, и использование упоминаний об известной матери. Однако через дополнительные пять минут Джон был «упакован», и уверен, что сквозь гибкое стекло, прочностью не уступающее броне, не пролетит никакое облако ядов. Потому что именно так пострадал третий дрон: сквозь его «накомарник», напоминавший старый добрый капюшон пчеловодов, разбившаяся в мелкие брызги струя токсина пролетела отлично, выведя из строя и дрон и злополучного Саммерса.

Джон попрыгал, подвигал руками и ногами. Вроде, порядок: нигде не гремит, не жмёт, не трёт, и не скрипит. Ладно, можно выходить.

Посадочный модуль по его просьбе опустился на пляж острова: пологую отмель у кромки озера, (вернее, правильней было бы назвать его за размеры – внутренним морем) тянущуюся вдаль в обе стороны насколько хватало взгляда. Джон, правда, знал, что это впечатление обманчиво: остров по размеру не превышает Ирландии. Что всё равно вполне прилично с точки зрения «обработки». Ведь таскаться везде придётся пешком.

Если придётся.

Он неторопливым шагом двинулся к видневшейся в сотне шагов стене зарослей. Могучие стволы каких-то хвойных, напоминавших пихты, и лиственных – эти уже походили формой листьев на клёны и дубы! – располагались настолько близко друг к другу, что чаща леса дальше нескольких десятков шагов абсолютно не просматривалась.

При подходе поближе выяснилось, что стволы всё же не стоят сплошной стеной, а имеют-таки  просветы и проходы в подлеске, состоявшем здесь, на кромке пляжа, из чертовски колючих кустов, покрытых фиолетовыми и синими ягодами, и тёмно-зелёных и необычно высоких, папоротников.

То, что кусты не только колючие, но и очень цеплючие, Джон обнаружил быстро: когда чуть не оставил кусок своего камуфляжного кителя прилипшим намертво к какой-то особо вредной ветке. Отлепляться пришлось с помощью виброножа. Доктор Ваншайс потребовал кусок кустарника для ознакомления: пришлось задержаться, чтобы отделить часть жутко прочной и упругой плети, и засунуть в очередной контейнер.

В другой контейнер пришлось засунуть какого-то розового слизняка. Ничем, вроде, Джону не навредившего, а просто на свою беду оказавшегося на обратной стороне одного из листьев того же вредоносного кустарника. Джон услышал и радостное замечание майора, предназначенное, впрочем, одному из учёных, находящихся сейчас на КП:

– Ну, видите, доктор? Вовсе не все представители местной фауны пытаются человека сразу убить. Некоторые абсолютно к теплу наших тел равнодушны.

Что ответил учёный Джон не слышал, потому что перед ним вдруг зашевелились особо густые заросли папоротника, и к его сапогам выползло некое существо, сильно напоминавшее броненосца. Хотя нет: скорее – обычную шишку. Сходство было просто разительным: частые и отблескивающие словно полированными иссиня-чёрными поверхностями, похожие на костяные, пластины, покрывали тварюшку всю: от кончика тупого и плоского не то носа, не то – рыла, и до того конца, который Джон принял за кормовую часть, хотя она, в-принципе, ничем не отличалась от носовой. Разве что тем, что той частью вперёд существо не ходило.

– Капрал. Доктор Максимилиан хочет это существо.

– У меня нет настолько крупного контейнера. – Джон подумал, что, во-первых, ему совсем не улыбается ловить явно колючее существо руками, пусть и в мейларовых перчатках, а во-вторых контейнера для «существа» размером с кота у него и правда нет.

– Хорошо. Тогда попробуйте заморозить его станнером, а на обратном пути подберёте. Если к тому времени этот дикобраз не очухается и не сбежит. Ха-ха. – «Ха-ха» было явно обращено к ретивому доктору Максимилиану Ваншайсу, а Джону и правда пришлось пальнуть в шишковидного «дикобраза» из станнера.

Парализующий механизм сработал, и существо практически мгновенно застыло на подстилке из старой хвои и жёлто-коричневых сухих листьев. Хорошо. В-смысле, хорошо, что хоть тут расчёты изобретателей универсального парализатора-станнера оказались верны. И он действительно действует универсально на всех существ: от теплокровных до пресмыкающихся и насекомых.

Неразборчивый рокот голосов, всегда царящий в диспетчерской, перекрыл голос дока Ваншайса: «…а я вам говорю – вылитый панголин! Наверняка пластины бронированные! А сам он – сумчатый!»

Ну, панголин там, или не панголин – Джону было уже без разницы. Тем более что он и названия-то такого отродясь не слышал. Главное – станнер сработал надёжно. И существо обездвижено.

Поглядев вверх, Джон убедился, что парящие над ним дроны прикрытия и видеонаблюдения никуда не делись. Вот и славно. Вздохнув, и оглянувшись на оставшегося на месте беспомощно замершую «шишку», Джон двинулся дальше: направление сверил по походному компасу.

Однако никого серьёзного или агрессивно настроенного на пути почему-то больше не встретилось. Да и подлесок, так мешавший пробираться в самом начале пути, при углублении в чащу почти исчез: очевидно, в тени, отбрасываемой плотно сошедшимися кронами, для него было недостаточно света. Зато на стволах почти до высоты роста Джона безобразными клоками, и целыми лоскутными одеялами нарос мох: иногда наросты на коре казались настолько странными, что Джон думал, что это кто-то опасный. Замаскировался и ждёт! Но к счастью его опасения не подтвердились, и мох оказался только мхом. И, разумеется, не обошлось без упаковки образца тёмно-зелёного представителя царства флоры в очередной контейнер.

Через час мучения по прокладыванию пешеходного маршрута через бурелом настоящей северной тайги подошли к концу: Джон оказался на весьма обширной прогалине, дальний склон которой полого поднимался, переходя во что-то вроде холмов. За холмами, где-то вдалеке, в туманной дымке, маячили довольно высокие горы: вершины даже оказались покрыты бело-серыми отсюда пятнами: снег!

Прогалина заставила Джона вновь насторожиться, поскольку к концу движения через тайгу он несколько подуспокоился: решил, что в тёмных и густых дебрях-то ему опасаться некого, поскольку там мало кто вредный и злобный живёт. Врагам человека здесь куда больше по душе поляны, прогалины, и просто – открытые и просматриваемые на большие расстояния пространства.

Да, по лугу с цветочками летали насекомые: их ясно показал термодетектор, опущенный на глаза. И жили существа вроде кротов: этих нащупал на глубинах до трёх метров гаммасканнер уже верхнего дрона. Джону вывели картинку на вновь откинутый монитор на предплечьи.

Нет. Эти-то – точно неопасны. Разве что выроют против него подкоп…

Ага, смешно самому.

Он повздыхал. Проверил, как сидит на плечах колпак силикатного стекла, и… Потопал вперёд.

Его радовало не только то, что он – вернее очередной «свинский» дрон! – жив до сих пор, но и то, что никто из начальства не докучал ему никакими отвлекающими внимание приказами, а учёные – советами, или пожеланиями иметь тот или иной образец, и он мог свободно предоставить своим инстинктам вести его так, как ему казалось безопасным. Но, разумеется, в целом в том направлении, что указало начальство.

Насекомые, конечно, попытались атаковать его. Правда, это произошло уже когда он почти прошёл прогалину: туча мелких не то – ос, не то – роющих пчёл атаковала его силитовый колпак одновременно, многие летели настолько быстро, что прямо превращались в мокрые противные пятна, размазавшиеся от удара, и теперь медленно сползающие вниз по наружной поверхности колпака. Вреда ему они, разумеется, не нанесли. Но поле зрения покрылось расплывчатыми пятнами. Ничего: конструкторы снаряжения предусмотрели попадание грязи и прочей гадости на шлем: несколько струй воды из сопел, пара движений дворников – и стекло снова чистое!

Пройдя ещё с десяток шагов, Джон обнаружил и причину, по которой подвергся свирепой атаке: на полфута из земли торчал как бы плоский холм с добрый десяток шагов в окружности: гнездо пчёл-ос. Джон навёл на него наплечные камеры дрона и укрупнил один из входов: надо же. Прямо тебе крепость: у дюймового отверстия дежурят особо крупные и свирепые на вид насекомые с поистине огромными челюстями-жвалами: не иначе – стража!

Точно – стража: часть насекомых вдруг кинулась на зависшего чересчур низко над гнездовьем первого дрона, и картинка сразу пропала: тельца насекомых залепили объективы! Особо переживать за то, как уведённый рукой оператора вверх дрон скинет тельца агрессоров, Джону не пришлось: на него самого кинулась стража других отверстий. Так что постояв, посмотрев, как ярятся в тщетных попытках прокусить хоть что-то из его защитного обмундирования сердитые паршивцы с жалами в добрую четверть дюйма на конце полосатого красно-жёлтого брюшка, Джон просто… Опять двинулся дальше, проигнорировав требования дока Максимилиана о помещении в контейнер очередного «экземпляра».

Майор на возмущённые сетования Ваншайса сказал:

– Доктор. Производится общая первичная  разведка. Основная цель – выяснить, насколько агрессивны и опасны местные виды фауны. Мы это и увидели. А образцы специфических местных токсинов и болезнетворных микробов у вас уже имеются. Из предыдущих «образцов». Так что – только если будет возможность, и только на обратном пути.

Джон порадовался: армейское начальство – за него. И подходит к Миссии рационально: незачем терять время на лишнюю возню с дублированием того, что, вот именно – уже имеется.

Вид с гребня первого холма не порадовал: за ним имелась целая череда подобных невысоких холмов, к горам становящихся выше и каменистей. Зато пока стоял на гребне, слушая, как завывает ветер в наружных наушниках, и стелется дымка чего-то вроде тумана над маленьким ручейком, текущим у подножия холма, поймал себя на том, что глупо и широко улыбается, радуясь сам не зная чему.

Может, тому, что всё ещё жив?

Или вот этому самому непередаваемому ощущению, которого никогда не изведает никто кроме разведчика: суровой красоте пейзажа Новой планеты, вот этому самому ветерку, да ещё тому, что ждёт его где-то впереди: пусть и опасное, но – новое и неизведанное?!

 

 

Спуститься оказалось нетрудно: трава на склоне не скользила под подошвами десантных полусапог, усиленных выдвижными шипами. Ручей перейти вброд тоже проблемы не представило: воды в нём оказалось на два дюйма. Чуть трудней оказалось залезть на новый склон: и мокрые сапоги скользили вначале по траве, и склон был покруче, чем выглядел издали.

С нового гребня он, наконец, куда лучше разглядел и то, к чему, собственно, и шёл: скальный утёс в добрых четверть мили высотой, крутой и почти не прикрытый зеленью, зато полускрытый понизу дымкой как бы тумана. Слои каких-то там геологических формаций лежали под углом градусов в десять, и «проснулся» доктор Райан Краузе, начальник геологический секции: ему, понимаешь ли, во что бы то ни стало оказалось нужно заполучить несколько кусочков этой скальной породы! Словно геологические дроны-автоматы не натащили на крейсер с добрых полтонны этих самых «кусочков»!

Но поскольку на этот раз майор Гонсалвиш не выразил протеста, Джону пришлось пообещать:

– Обязательно. Как только доберусь туда.

Чтоб добраться до утёса пришлось преодолеть ещё один холм.

За его гребнем вдруг обнаружилось нежданное препятствие: река. Не то, чтоб большая и полноводная: так, мелкое и полупересохшее сейчас, поскольку здесь царил конец лета, русло. С песчаными отмелями, и редкими островками камыша кое-где по берегам, и озерцами, образовавшимися явно из старых омутов и промоин. Но не это в первую очередь привлекло внимание Джона.

– Господин майор, сэр! Вам видно?!

– Да. – и реплика в сторону, – Ну?! Что там с этим чёртовым квадрокоптером?!

«Чёртов» дрон-квадрокоптер, взревев тормозными дюзами, снова возник над головой Джона, затормозив буквально в десятке метров над макушкой – пришлось инстинктивно втянуть голову в плечи. Как краем уха услышал Джон, оператору пришлось лететь чуть ли не в стратосферу, чтоб настырные насекомые наконец отстали, или подохли – оператор так и не понял что помогло «очиститься». Джон мысленно усмехнулся: а молодцы. Насекомые. Упрямые!

Хотя вряд ли их можно назвать храбрецами, защищавшими своё жильё сознательно: инстинкт! Когда приказы отдаёт он, уже не порассуждаешь. И не сачканёшь. Вот так и устроена эволюция: глупыми руководит инстинкт, выработанный сотнями поколений, а умными – начальство. А уж как оно попало на свои места, и насколько компетентно – лучше не задумываться.

– Надо же. Совсем как в моём любимом ужастике по Кингу. «Кладбище домашних животных».

– Да, фильм хороший. – майор хмыкнул, – Но здесь животные всё же – дикие.

Покачав головой, Джон стал спускаться с гребня, направляясь туда, где на пологой отмели громоздилось то, что так поразило и его и майора, и, наверняка, вообще всех: белёсым грудам костей, и полуразрушенных и полузанесённых песком и илом, скелетам.

Вблизи Джон оказался удивлён ещё сильней: какие бы твари не оставили здесь свои трупы и останки, их было много. И они были очень…

Разные!

Действительно: некоторые скелеты, ещё не совсем рассыпавшиеся на составляющие их отдельные кости, хранили как бы силуэты, контуры тел тех животных, которым принадлежали. Джон выделил несколько тварей, очень похожих на самых обычных антилоп, лошадей или ослов. Имелись и останки созданий покрупней: носороги, что ли? Во-всяком случае, впереди метрового черепа имелось что-то очень напоминавшее пику или шип – формой почти как шип розы, широкий в основании, острый к концу. И «руины» могучего скелета явно принадлежали тварюге под добрую тонну.

Поближе к руслу лежали и совсем уж гигантские кости: некоторые в длину превышали рост Джона. Но сказать кому они принадлежат, казалось сейчас невозможным: монстры, от которых они остались, распались на составные части. И, судя по состоянию поверхности костей, отполированных песком и солнцем до белейшей белизны, эти кости и скелеты лежали здесь давно. Наверняка не один десяток лет. Но – вряд ли больше пары веков. Тогда бы они просто истлели.

– Замечательно! Доктор говорит, что это крупнейшее открытие с момента открытия самой планеты. Ну, во всяком случае в плане утраченного… э-э… Как? Да: биоценоза. А мы-то удивлялись: какого… – подумав, и явно вспомнив, что все переговоры во время миссий записываются в чёрные ящики, майор смягчил фразу, – э-э… чёрта здесь нет наземных обитателей. Представителей, как выражается уважаемый доктор, нормальной, то есть – стандартной для кислородных планет, фауны. Ну, которые составляют обычную пищевую цепочку: травоядные-хищники. А они – вот они. Вымерли, стало быть. Массово.

– Причём вымерли очень недавно. Скелетам не более сотни лет! – это вдруг вклинился в разговор доктор Ваншайс, явно одевший радиоретранслятор, что считалось допустимым лишь в экстренных случаях: например, таких как этот, – Эпидемия, что ли, какая на них напала? Капрал! Будьте особо бдительны! Здесь может быть особо опасно! Вон: видите, сколько трупов?

– Здесь не опасней, чем в любом другом месте, – Джон узнал голос доктора Райана Краузе, главы их геологического отдела, явно одевшего другой комплект для переговоров с оператором-разведчиком, и не забывшего подпустить в тон желчи и сарказма, – Такие «кладбища диких животных» возникают там, куда их трупы выносит на отмель разливающаяся по весне река. А потом к осени река пересыхает, и остаются вот такие… Могильники. Так что не тушуйтесь, капрал. Трупы вас не укусят! Ха-ха.

Джон и сам видел, что ему здесь никто и ничто не угрожает.

Но вот задуматься это место определённо заставляет. В частности, хотя бы о том, что или кто – убил всех этих несчастных. Причём – явно на большой территории, и – массово. Раз все кости примерно одного возраста: он понял это и без радиоуглеродного анализа даты смерти. А ещё интересно, почему он ни в лесах ни на полях не встречал костей тех, кто умер не у реки. Или… Или вот эти оказались здесь потому, что просто умерли у реки? Придя напиться? От воды, что ли?..

Джон достал очередной контейнер и без напоминания со стороны учёных светил наполнил его водой из реки: если в ней имелись какие-то яды, будь то хоть сто лет назад – чувствительные хроматографы обнаружат их даже по единственной молекуле.

– Ваш юмор, доктор, несколько неуместен. – это подчёркнуто официально высказался тем временем майор, – Лучше скажите, чем или кем вызвана… Пандемия.

– Хм-м… Вы подобрали чертовски удачное слово, майор. Думаю, не ошибусь, если предположу, что все эти монстры погибли от эпидемии. Массовой. Единовременной.

Более того: предположу так же, что спровоцировали эту пандемию именно болезни, вернее – болезнетворные организмы! – обнаруженные в тех самых, первых, добытых тогда ещё рядовым Риглоном, пробах!

Некоторое время в наушнике царила напряженная тишина: начальство явно переваривало эту немудрёную мысль, которая, собственно, первой и возникла у Джона, и напрашивалась сама собой. И лишь затем он сопоставил трупы – с рекой.

Майор сказал:

– Внимание, дежурная смена пилотов модуля! Перебазируем посадочный модуль дрона сюда – вон на ту площадку. Капрал Риглон. Оставайтесь пока на месте.

Джон. Можешь пока сесть. Или прилечь. И съешь полевой рацион.

 

 

Съесть полевой рацион было нетрудно: достаточно было откинуть пальцем сквозь ткань костюма трубку, и можно сосать концентрированную пасту из бульона с печенью и мясом: мясная пища всеми экспертами была признана наиболее подходящей для скорейшего восстановления моральных и физических кондиций дрона. Запил Джон из другого мундштука: пиво, к сожалению, полезным не признали, поэтому пришлось довольствоваться крепким и приторно сладким кофе: «необходимая» глюкоза, будь она неладна! Впрочем, для удовлетворения просто жажды имелась и трубка с минеральной водой…

А ещё Джону было почему-то приятно, что майор теперь часто обращается к нему в неформальном виде. Не по Уставу.

Заботится! Словно старший товарищ по оружию. Отец.

Только вот отца у Джона никогда не было.

Но всё равно – приятно.

 

 

 

Когда прилетел и сел, вздымая клубы песка и пыли, которые тут же осели назад, на свежеобнаруженные кости, модуль, Джон уже успел действительно полежать. Правда, не больше пяти минут. Пилот и штурман задержались потому, что посадочный модуль – не настоящий челнок. И маневрировать может только в безвоздушном пространстве: то есть, за пределами атмосферы. Куда его и пришлось отправить.

Началась рутина: кости и черепа, выбираемые по указаниям доктора Максимилиана, пришлось загружать в нутро трюма, да ещё закреплять, чтобы «не рассыпались при манёврах!» Ушло на эту возню часа три. И только после того, как майор пресёк расхищение могильника, заявив, что для этого у биологов будет время, когда планету признают безопасной, доктор Ваншайс успокоился. И милостиво разрешил Джону идти дальше.

Чтоб добраться к подножию давешнего утёса-скалы понадобилось больше часа: утёс оказался настолько высок, что Джон неверно оценил расстояние до него, и даже сдуру не поверил показаниям полевого дальномера: три мили с хвостиком.

Поэтому когда он нашёл в скале пещеру, скрытую до этого как бы навесом из странно выветрившихся нависающих сверху пород, возникла небольшая дискуссия среди начальства: учёные хотели, чтоб «подкрепившийся» дрон немедленно направился внутрь, майор же, учитывая сложность проблемы, настаивал, что оператор должен полноценно отдохнуть.

Кончилось тем, что Джону приказали «погрузить» дрона на борт, уложить в кресло-кокон, и оставить так до следующей смены. Задраить люки модуля, разумеется, приказать тоже не забыли. Джон успокоился только когда в тело дрона воткнулись иглы с питательным раствором и прочими полезными вещами, и с чистой совестью отключился.

Пока от него отдирали датчики с проводами, Джон понял, что действительно – устал. И поесть бы не помешало: дискомфорт от того, что тело дрона получило пищу, но сигналы посылаемые в мозг изголодавшимся желудком, говорят совсем о другом, стал реально ощутимым. Но вначале – положенный рапорт.

Рапорт прошёл быстро и гладко: не успел Джон войдя, взять под козырёк и открыть рот, майор Гонсалвиш перебил его:

– Капрал! Отдаю должное вашей выдержке и энтузиазму: всё-таки вы честно отработали почти восемь часов вместо нормативных шести. Отправляйтесь ужинать и спать.

Джон снова откозырял, и поспешил так и сделать.

На ужин оказались борщ и бифштексы: как раз то, чего Джону хотелось. Расправился с пищей он быстро. Компот уже смаковал: уж в этом-то напитке старший кок Кэндел Вильямс толк знает! И никаких эрзацев тут не допускает: витамины и микроминералы в насыщенной неповторимым вкусом тёмной жидкости – только из натуральных сухофруктов! Как и поистине обалденный аромат.

В их отсеке казармы оказалось непривычно пусто и тихо: весь состав отделения будет отбывать положенные после отмеченного вполне традиционной дракой «проставления» (Ха-ха!) трое суток гаупвахты. Да и после этого ещё пять внеочередных нарядов на камбузе или в трюмах, не позволят коллегам сильно расслабляться.

Завалившись на койку, Джон подумал, что давненько, оказывается, здесь не был. Да и у Карины Хорн, своей почти штатной проститутки, не «отмечался» уже с неделю. Впрочем, последние-то три-четыре дня ему было точно не до «снятия стресса» рекомендованным врачами-психологами способом.

А ещё он поймал себя на том, что даже образ аккуратно, с нарочитой медлительностью снимаемых со стройных ножек чулочков, который он сейчас сознательно вызвал в памяти, не вызывает стремления немедленно пойти туда, где можно все появившиеся по этому поводу желания претворить, так сказать, в конкретные действия.

Потому что…

Ну не появлялось таких желаний!

Странно.

Обычно раньше ему нужна была «разрядка» каждые пять-шесть дней.

Перевозбудился, что ли?

Или ещё не совсем восстановился после «смерти»?

Подумав ещё о том, насколько непредсказуемо человеческое сознание, и уж тем более – подсознание, Джон закинул руки за голову. Поморгал в чуть заметный в полумраке от контрольного плафона потолок.

Не-ет, что-то определённо не так с этой планетой. Подумает-ка он ещё и ещё раз – пусть подсознание и талдычит, что толку от пережёвывания одних и тех же мыслей толку нет. Здесь, в казарме в любом случае сейчас идеальные условия. Вдруг всплывёт что-то такое, что раньше проходило незамеченным? Или замеченным, но – неверно оцененным.

Вот кстати: приказание майора прервать Миссию связано, как пить дать, не с тем, что он «переработал», а скорее всего с тем, что ответственный за Первичную разведку офицер хочет убедиться, что новых ядов или токсинов не имеется. Как и неизвестных опасностей. Сам-то Джон опасностей не боялся – ну, почти. Ведь первое, что вбивают операторам при обучении, так это осознание того, что они и дрон – разные создания, что бы там ни утверждали все обманываемые самыми совершенными симуляторами, чувства и разум! Так что, по-идее, смерть дрона не должна вызывать в нём ни чувства вины, ни печали, ни жалости.

Далее. Оператор физически не может предусмотреть всех опасностей, что могут подстерегать его подопечного. Потому что на каждой планете опасности – свои. Фирменные, так сказать. Но…

Вот именно. Хоть сто раз повтори себе этот аргумент, всегда есть эти самые «но».

На этой планете они достигли, если так можно сказать, своего пика.

Кто тут готовился к встрече с дронами людей?

Почему осуществлено глобальное истребление крупных (да и не очень) наземных животных (Давешний «панголин» уж точно – не считается. Его броню «прогрызть» или прокусить наверняка не может ни один комар!)? Почему в качестве носителей супербацилл и ядов выбраны насекомые?

Чем именно так привлекла этих таинственных врагов изучаемая сейчас их Подразделением планета? Чего они, земляне, (или их автоматы) упустили при предварительной разведке? Ведь не имелось же никаких следов никакой техногенной деятельности?!

Или они – уничтожены или спрятаны?

Ну вот просто не бывает так, чтоб чисто из вредности или заумных амбиций кто-то инопланетный, или даже – цинично-жадный земной, старался привести руководство землян к мысли о бесперспективности освоения Франчески! Во-всяком случае, к освоению в плане хотя бы сельского хозяйства – то есть такому, что ведут непосредственно с помощью колоний. В поселениях на собственно поверхности. Потому что если имеются (Пока, правда, почему-то не обнаруженные!) залежи – ну очень важных стратегических полезных ископаемых, их при крайней необходимости можно всё-таки вести и с орбиты: проходческими фабриками-комбайнами. Автономными. Дистанционно управляемыми.

Значит кто-то, не слишком даже заботясь о том, что его финты и недвусмысленные намерения видны невооружённому глазу, всё-таки пытается им противодействовать.

И весьма активно.

Но кто? Почему при обследовании прилежащих к солнечной системе Протергаст-пять просторов космоса не найдено ионных следов от двигателей посещавших её кораблей? Или чужаки летают на других двигателях? Или…

Или последнее посещение звездолётами земных типов состоялось более пяти лет назад. Только в этом случае следы присутствия, то есть – частицы синтеза ню-мезонов, успевают полностью распасться.

А детекции других следов пролёта кораблей пока не налажено.

Джон повернулся на правый бок. Недалеко же он продвинулся в своих «свежих» версиях и мыслях.

Хватит рефлектировать. Без фактов и результатов исследования того, что он добыл в последний раз, ни к чему путному он не придёт. Как и Штаб крейсера. Да и Флота.

Факты!

Вот что нужно добыть для окончательного разрешения загадок Франчески.

А сейчас лучше просто… Хорошо выспаться!

 

 

Завтракал Джон быстро – волновался так, что даже не замечал вкуса той пищи, что поглощал. Однако при выходе из столовой сказать спасибо помощнику кока, сержанту Сальве Насер, не забыл. Та, как обычно, вежливо кивнула, чуть растянув губы в дежурной улыбке. Джон подумал, что он здесь всего полтора года, а Сальва – пятнадцать. Так что вряд ли она выделяет его из общей массы: ну, солдат и солдат. Очередной накормленный. И довольный вкусом пищи.

«Оплетение» его проводами сегодня Джон воспринимал с интересом: занимавшиеся этим лаборанты явно уже знали что-то такое, что подогревало их интерес к его Миссии ещё больше. Джон схватил за кисть Дэниэля Сибанду:

– Дэниэль. Колись: чего там у нас намечается интересного?

Дэниэль хихикнул:

– Какой вы проницательный, капрал! Прямо вычислили меня с первого взгляда! Ладно, Джон, скажу. Тем более что секрета никакого нет: в пещере наблюдаются регулярно появляющиеся тепловые аномалии. Определённой формы. То есть – там всё-таки кто-то теплокровный и крупный живёт. И обнаружить это удалось с помощью термокамеры, которую ты воткнул там, у входа, перед тем, как залез в модуль. Так вот: буквально через пять минут первая форма и появилась. Наружу, правда, не вышла, но очертания… Ни за что не догадаешься!

– А чего тут догадываться?! – Джон фыркнул, – Человек?

– Точно. И – не просто человек. А женщина!

Так что не забудь захватить при выходе из модуля презервативы.

Где это Джон только недавно эту тупую и навязшую в зубах шуточку слышал?!

 

 

До пещеры пришлось добираться добрых полчаса. А всё потому, что по дороге пришлось-таки набрать камней для дока Краузе. Правда, перед входом в низкое жерло Джон поступил так, как считал нужным: выложил все весьма тяжёлые контейнеры с обломками и песком, достав их из их гнёзд в камуфляжных штанах, и оставил под каким-то валуном.

Док попробовал повозмущаться, но снова оказавшийся на вахте майор «успокоил» его:

– Не нужно мешать, доктор. Оператор должен действовать так, как ему удобно. И привычно. Если капрал выживет, он сам подберёт эти образцы. На обратном пути.

– А если не выживет?

– Если не выживет, в ваших образцах будет мало смысла, так как планету скорее всего признают неподходящей для стандартной поверхностной колонизации.

Джон услышал в наушниках возмущённое мычание, но от комментариев доктор Краузе воздержался. Что само по себе Джона не слишком подбодрило. Как и предшествовавшее этому мычанию замечание непосредственного начальства.

Войти в жерло пещеры под низко и косо нависающий свод оказалось нетрудно. Джон подождал, пока глаза попривыкнут к полумраку. Впрочем, особо долго подстраивать зрение не пришлось: снаружи сегодня для разнообразия нависала огромная дождевая туча, и даже кое-где в её иссине-фиолетовой глубине посверкивали зигзаги молний. Так что, отщёлкнув светофильтр, он двинулся вниз: куда уводил пологий и неровный пол.

Поскольку других путей или развилок не имелось, Джон справедливо предполагал, что именно оттуда, из глубины, и появлялись странные фантомы, силуэты которых майор Гонсалвиш показал ему во время инструктажа: «Смотрите там, капрал. С инопланетными формами жизни лучше всё же общаться… издали! Ну, хотя бы вначале. А главное – пусть изложат, какого… э-э… Чего им нужно от нас!»

Спуск проходил медленно, поскольку Джон тщательно смотрел под ноги, чтоб не попасть в какую ловушку, или яму, и старался действовать методично: включил все прожектора, налобный, и на обеих плечах, а сам влез в термоочки. Видимость – превосходная, хоть и видится всё в зеленоватом тоне: словно под водой.

Через десять минут извилистый коридор привёл в небольшой как бы зал: почти круглая площадка имела шагов пятьдесят в поперечнике, потолок воздымался на добрых сто футов, и сверху свешивались (Ну, куда же без них!) искрящиеся, и казавшиеся сейчас зубами злобного и готового прожевать и проглотить его, чудовища, огромные сталактиты.

– Джон. Не выходи в центр.

Но Джон уже и сам заметил опасность, и поспешил отпрыгнуть назад – в коридор. Грохот обвала оказался погашен заглушками в ушах: только первая его нота резанула, словно рёв стартующего челнока! А уж пыли поднялось – жуть!

– Ладно. Надеюсь, больше желания топать ногой по полу у вас, капрал, не возникнет! – это снова влез доктор Краузе. Сердитый тон говорил о том, что он всё ещё дуется за свои драгоценные образцы.

– Мне приходится топать по полу, уважаемый. – Джон не дал себе труда сделать свой тон повежливей, – Потому что мне совсем не улыбается, чтоб дрон попал в замаскированную яму или наступил на мину.

Доктор возмущённо пофыркал. И, разумеется, не удержался от шпильки:

– Ну зато теперь вы, капрал, можете быть абсолютно уверены: в этом зале вам ловушки и мины больше не грозят!

Перебираясь через завалы мусора и осколков, в которые превратились прекрасные украшения потолка, Джон посмеивался в усы – и свои и дрона. Ох, геолог у них и язва!

Майор прокомментировал случившееся так:

– Второй выход из пещеры на одиннадцать часов.

Туда Джон и направился, продолжая «топать» и усиленно освещать именно пол перед собой. Правда, этот коридор оказался куда лучше приспособлен для хождения: словно кто-то специально посрубал с потолка и стен выступы скал, и подровнял пол. Да, точно: вон видны и следы отбойного молотка! Их-то трудно с чем-нибудь ещё перепутать!

– Разрешите доложить, господин майор, сэр. Вижу следы деятельности по подготовке тоннеля к удобному прохождению… э-э… – Джон тоже замялся, вспомнив о чёрных ящиках, затем нашёл подходящую формулировочку, – Для прямоходящих существ ростом около двух метров.

– Видим, капрал. Усильте бдительность. Там, впереди, свет.

Действительно, за очередным поворотом впереди, шагах в ста, обнаружилось ярко светящееся пятно: явно выход. На поверхность? Или, скорее – в пещеру, освещаемую искусственно. А уж усилить бдительность Джон собирался в такой ситуации и без напоминаний. Однако субординация есть субординация:

– Есть, сэр.

 

 

Это оказалась пещера.

Причём явно «доработанная»: стены и потолок покрывал какой-то пенообразный материал, (явно призванный исказить или нейтрализовать сигналы гамма-сканнеров разведочных аппаратов) полы позаботились тщательно выровнять и покрыть тоже чем-то вроде мягкого и утеплённого линолеума. Во-всяком случае, они приятно пружинили под ногами, и оказались очень ровными, когда Джон двинулся вперёд: туда, где у дальней стены имелся огромный агрегат. А возле него – что-то делающая с этим монстром миниатюрная фигурка. Надпись на помпезно шикарной табличке чёрным курсивом по золотому полю, которую Джону любезно увеличил трансфокатор, хвастливо объявляла, что аппарат для производства любых существ на основе углерода изготовлен фирмой «Ю Эс Синтетикс».

Фигуру же у машины он узнал даже в халатике, и даже со спины: доктор Джоди!!!

Голос в наушнике вначале вразумлял Джона спокойно и мирно, но потом перешёл на крик, и грязную ругань. Это сильно раздражало и отвлекало. Джон не мог, конечно, вынуть чёртовы наушники из ушей, (Их вживляют пожизненно. В учебке.) но проигнорировать, отключив сознание, смог запросто: научился там же, в учебке, и не таким финтам.

Когда до фигуры осталось не больше десяти шагов, женщина развернулась. И вместо чудесно обтянутого халатиком и чуть покачивавшегося тыла он увидал не менее сексапильно обтянутый фронт. А фронт-то!.. О-о!

Лицо доктора Джоди озарила приветливая улыбка:

– Приветствую, капрал! Не ожидали? Ну, не стойте же столбом, словно язык проглотили! Отвечайте даме! – призывно-волнующие интонации в чудесном голосе не позволяли усомниться, что он не спит! И доктор Джоди с ним… действительно заигрывает!

Он заставил себя выдавить из словно стиснутого спазмом горла:

– Не ожидал, доктор… э-э… Сэр!

– Да ладно вам, капрал. Здесь я вам не начальник. А… – она подошла, чарующе виляя тем, чем положено вилять стройным и породистым женщинам, и положила мягкую ладонь ему на грудь, – боевая подруга. Вернее, лучше сформулируем так: женщина, способная утолить ваши печали и привнести радость в вашу смятённую душу! Скрасить серые армейские будни милыми шалостями и удовольствиями, которые… Являются и основными потребностями половозрелого мужчины!

Говоря, она неторопливо обходила вокруг него. Мягкие прикосновения заставили буквально зашевелиться волосы на затылке, и воспрять. То, чему полагалось воспрять.

Но вот она снова остановилась в двух шагах – прямо перед ним. Вероятно, чтоб он по достоинству оценил то шоу, что ему приготовлено.

И он оценил.

Грации и неторопливости профессиональных стриптизёрш у доктора, конечно, быть не могло. Но это с лихвой компенсировалось энтузиазмом, горящими глазами, и божественным совершенством оглаживаемого маленькими ладошками неторопливо извивающегося обнажённого тела, нисколько Джона не разочаровавшего!

Да, совершенство!!! Поистине – предел его мечтаний. Но…

Как-то уж слишком гротескно воплощены все эти мечтания. Хм-м…

– Твоя очередь, Джон! – она своими руками приподняла кверху, как бы приглашая, его руки – потрогать упругую грудь, и чуть раздвинула стройные ноги, подмигнув.

Тут он, высвободив правую руку, и как бы вожделённо потянувшись к волшебно выглядевшему лобку, и достал из-за спины приготовленный станнер.

Парализующий заряд всадил женщине прямо между глаз.

 

 

Глядя на роскошное тело, лежащее неподвижной, но всё равно волшебно вожделённой массой у его ног, Джон наконец позволил себе выдохнуть. И сказать:

– Да, сэр. Я очнулся.

– Ну наконец-то!!! – облегчения в голосе майора не заметил бы только слон, – Но почему, почему ты не отвечал?! Почему пошёл к ней?! Мы уже хотели отключать тебя от дрона!..

– Думаю, сэр, тут виноват какой-то феромон. Ну, или галлюциноген. Типа этого, как его – афродизиака. Он свободно прошёл через мои фильтры, и всё на свете, кроме секса, выскочило у меня из головы! Все предупреждения, приказы, предостережения и прочая фигня показались полной чушью! Досадной и назойливой помехой! Я…

Отключился.

– Откуда ты знаешь про феромоны? Сталкивался?

– Нет, лично – нет. – Джон отлично понимал, что феромоны и те, кто их употребляет, так же, как и наркоманы и токсикоманы – сразу подпадают под особо пристальное внимание Службы внутренней безопасности, как потенциально ненадёжные, – Я просто хорошо помню, что нам про это рассказывали в Учебке. Курс про токсины, боевые отравляющие вещества, и, как раз – феромоны. Как они могут сделать из нормального бойца – ошалевшего кобеля. Или мартовского кота.

Ну, что могу сказать. Стал. Озабоченным кобелём.

И должен вам признаться, сэр, это вовсе не было… Неприятно!

– Так. Понятно. – к этой теме Гонсалвиш явно утратил интерес, поскольку всё явно так и было, и энтузиазм в тоне подвял, – Но что же привело вас в таком случае в чувство, капрал? – а вот теперь живейшей заинтересованности в тоне майора не заметил бы только свод гигантской пещеры, где горели, как Джон сейчас отметил,  софиты, похожие на используемые в хирургических кабинетах. Впрочем, Джон уже не обольщался: знал, что в майоре в критических ситуациях первую очередь говорит специалист, желающий обезопасить остальной персонал, а уж только потом – человек.

Да и ладно. Хотя бы помечтать-то об «отеческой» заботе – можно было?!

– Её грудь, сэр. Она явно была куда больше, чем у доктора Тэйлор. Да и талия… У доктора она гораздо… э-э… полнее. А тут – прямо статуэточка! (Простите, сэр!) И пусть до меня поздно, как до того жирафа, но всё-таки дошло, что, значит, это – клон доктора. Который кто-то вывел или создал искусственно. И доработал. Для меня. Или любого другого, кто прилетел  на нашем корабле. И кто хотя бы раз видел доктора Тэйлор.

Не «купиться» на такое – нельзя!

Удивительно, но некоторое – и весьма продолжительное! – время в эфире царила тишина. Заткнулись даже неизменно создававшие фон-гул остальные члены дежурного персонала КП и научные сотрудники. Похоже, все переваривали сказанное Джоном.

Наконец донёсся вздох майора, как бы подведшего итог «переваривания»:

– Всё понятно. Разновидность коварного приёма, типа «медовой ловушки». Ну правильно, ход их мыслей (Кем бы они ни были!) отследить нетрудно. Кто будет проводить разведку? Боец. Следовательно, мужчина. Так что «ловить» надо на женщину. И не какую-нибудь абстрактно-прекрасную, а на такую, которую разведчик уже видел. И возжелал, так сказать, во плоти…

А кто у нас тут, на крейсере, самая сексапильная? Вот именно. Ладно.

Капрал. В первую очередь осмотрите автоклав. Нам нужно знать всё: дату строительства, программное обеспечение, время и объёмы проведённых формаций. И…

Что именно ещё хочет знать майор, осталось невыясненным, потому что вдруг раздался крик доктора Вайнштайна:

– Капрал! Немедленно бегите оттуда! Быстрее!

Рефлексы в подкорке Джона сработали, и ноги сами понесли его к выходу, но…

Но он всё равно опоздал.

Хотя и успел краем глаза увидеть, как словно вывернулась наизнанку машина-автоклав, разорванная изнутри огненным факелом взрыва, и почувствовать, как осколки, словно озверевшие шершни, жалят тело дрона…

Но тут взрывная волна опрокинула его на пол, и сознание поглотила кромешная тьма!..

 

 

Очнулся от того, что что-то чертовски вонючее сунули ему в нос.

Он замычал, попытался отвернуться, не открывая глаз – их защипало.

Послышался удовлетворённый смешок:

– Ну то-то. Старый добрый нашатырный спирт никогда не подводит!

Голос показался странно знакомым. Совсем недавно он где-то такой же… Джон с трудом разлепил правый глаз: на второй сил не хватило.

Точно! Доктор Джоди!

Но эта – уже настоящая, с упругой, вожделенной, но миниатюрно-пропорциональной (Не больше второго размера!) грудью. И одета.

А вот это – жаль. В-смысле то, что одета.

– Господин майор, сэр, – доктор, чуть повернув голову, говорила в микрофончик, подвешенный на стандартной штанге к обручу на голове, глаза при этом изучали приоткрывшийся глаз Джона, а сама доктор… Улыбалась!

Хм-м… Похоже, Флотское начальство всерьёз интересуется здоровьем капрала, раз позаботилось оснастить доктора переносным переговорным устройством. Да ещё приказало докладывать, как только он…

– Капрал очнулся.

Ответа Джон не услышал, но по чуть изменившейся улыбке, относящейся теперь явно не к нему самому, а к ситуации в целом, понял, что майор вполне удовлетворён сообщением. Доктор Джоди повернула лицо полностью к нему: очевидно сеанс связи закончила. Откинула пышные каштановые волосы назад – совсем как делала это в фильмах о любви знаменитая актриса Мальвина Копрон:

– Везунчик вы, капрал.

– По… Почему это, лейтенант, сэр? – Джону стало стыдно, какой у него слабый и неуверенный голос. Не так он хотел бы разговаривать с доктором!

– Ну как же! Во-первых, вы выжили, несмотря на блокирующую мозговую пробку, которую поставили для дронов те, кто установил там автоклав. (От боли и шока вы должны были просто умереть там же, на месте!) А во-вторых… Вы – первый и единственный на этом корабле, кто видел меня…

Обнажённой!

Джон почувствовал, как краска жгучего стыда заливает ему лицо и шею. Он даже не нашёлся, что ответить.

Но доктор Джоди и не думала издеваться. Она глядела прямо ему в лицо. А в глубине её лучистых глаз буквально плясали весёлые и… многообещающе выглядевшие искорки! Доктор сказала:

– Да ладно вам, капрал. Я не в претензии, и не комплексую. И вы не комплексуйте. И вот, кстати: ничего, если я буду называть вас по имени? А то звучит как-то по-идиотски: капрал да капрал!

– Да. Да, лейтенант, сэр. Конечно можно. – у Джона в горле пересохло, и пришлось сглотнуть, прежде чем он смог выдавить это из себя!

Доктор поморщилась:

– Хватит тебе, Джон. Перестань называть меня «лейтенант» и «сэр». Какой я тебе – лейтенант? И уж тем более – сэр! Мы теперь для всего крейсера – виртуальные любовники! Уж не сомневайся: про то, что с тобой произошло, знают, или – скоро узнают, все – до последнего трюмного техника!

– Простите. Мне… Жаль. – только и нашёлся что ответить Джон.

– Вот ещё! А мне – ничуть не жаль! – доктор Джоди поразила его до глубины души прорезавшейся вдруг в голосе страстью, – И если уж так получилось, что ты, хам и кобель, порассмотрел вдоволь моего тела в виртуале, ничего страшного. Но…

Может ты скажешь, что против того, чтоб посмотреть теперь это тело и в… Реале?

Доктор прищурилась, и Джон понял, что попал! Как отказать женщине в признании её несравненной красоты?!

Но он…

Вовсе не был против! Хотя вредная и злобная собака, сидевшая в подсознании и нашёптывала в мозг, что лишь несколько часов назад эта роскошная дама чуть не подловила его, заставив стать сексуально озабоченным ослом! Но ведь это – убеждало теперь его сознание! – была не она! Не доктор Джоди. А её клон!

Сознание ли победило, или сказалось то, что он уже неделю не… Но при мысли о роскошном теле и тёплых миниатюрных ладошках, охаживавшим там его грудь, Джон почуял, как в голове застучало, а там, внизу, вновь воспряло всё, чего он даже не чуял с момента «очередной» «смерти». Воспоминания и вожделения нахлынули с новой силой, словно опять нюхнул афродизиака:

– Я не против, док… э-э… Джоди! Чтоб мне сдохнуть, я – не против! А с руками, ногами, и всем остальным, – он кинул краткий взор вниз, – только за!

Доктор рассмеялась: весело и непринуждённо, снова откинув голову, и показав все ослепительно ровные зубки:

– Чтоб мне сдохнуть, как выразился ты, если мне хоть раз так храбро (Или нагло!) признавались в любви! Ну, или хотя бы в желании овладеть моим божественно стройным и прекрасным телом.

Мечты Джона перебили самым банальным образом: доктор вдруг изменилась в лице, и скосила глаза: явно что-то услышала в наушнике. Затем хмыкнула:

– Чёрт! Совсем забыла отключить дурацкую штуковину. Майор-то – на связи. И сейчас говорит, что раз уж ты в состоянии думать о… э-э… сексе, то беседу с ним уж как-нибудь переживёшь!

 

 

Майор снова поставил стул у изголовья койки реанимационной палаты, в которой Джон, оказывается, находился. Сел. Джон мысленно отметил, что лицо у майора непривычно серое, и напряжённое – словно его одолевают заботы и проблемы. Впрочем, почему – словно? Они и одолевают! Гонсалвиш между тем побуравил Джона взглядом финансового ревизора. Сказал:

– Рад, что ты, боец, вывернулся. А то, как сказал мне док Орландо, наш электронщик, глушилки гадов должны были не позволить твоему сознанию отключиться от мозга носителя. То есть – дрона. И если бы умерло сознание дрона, умер бы и твой мозг. Ну, вернее, он не умер бы, а просто превратился как бы в младенческий: все рефлексы, память, и осознание себя как личности, пропали бы. Эффект был бы как от магнитного удара – ну, примерно так, как действует магнитная бомба.

Так что – мои поздравления. Хотя никто из наших научных светил так и не смог объяснить, как тебе удалось всё же отключиться от дрона.

Джон сглотнул. Похоже, его действительно спасло какое-то чудо. Или – особое устройство мозга. Или психики. Вероятно, как и тогда – в самый первый раз. Но…

– Ладно-ладно, лежи, Джон. – майор криво усмехнулся, – Если ты подумал, что сейчас мы начнём уговаривать тебя предоставить свой уникальный мозг в распоряжение бригады нейрохирургов ОСБ – то не беспокойся. Я им это запретил. Ну, во-всяком случае до тех пор, пока ты жив. И в нормальном сознании.

Очевидно, Джон должен был посчитать это за удачную шутку, но у него не получилось. Он слишком хорошо представлял, как и какими методами действует бригада нейрохирургов и психиатров при отделе Собственной безопасности, а говоря проще – Контрразведке. Если не помогали простые и гипно-допросы, они не стеснялись применить и старую добрую Третью Степень. То есть проще говоря – пытки!

И уж тут с тварями в белых халатах, оснащённых самыми передовыми достижениями психиатрии и анатомии, не могло бы сравниться никакое гестапо!..

– Так вот, – продолжил тем временем майор, – что конкретно ты сделал, или чем там твой мозг отличается, если отличается, сейчас не так важно. А важно то, что успело воспринять твоё сознание во время разведки. Проще говоря, я прошу тебя рассказать сейчас о твоих ощущениях, впечатлениях, ну, что там тебе показалось странным или подозрительным – своими словами. Не торопись, не волнуйся. Просто постарайся вспомнить получше. И рассказывай всё: даже мелочь может оказаться чертовски полезной!

Джон понимал, конечно, что его сейчас пристально изучают из четырёх видеокамер, расположенных по углам потолка высококвалифицированные специалисты по лжи. Да и часть проводов, подключённых к телу, наверняка не только отслеживает пульс и потоотделение. То есть – нужно постараться не врать: полиграф всё равно это засечёт.

Но вот что, и сколько из восстановленного в памяти, замеченного, и даже просто подуманного, рассказывать…

Ладно. Ведь всё равно придётся.

– Когда я вылез из модуля, сэр, меня поразила тишина. Уж больно какая-то… э-э…  нарочитая: словно всех насекомых специально перебазировали… Ну, то есть – я хотел сказать – выгнали с моего пути… И когда пошёл… – Джон сам не заметил, как втянулся, и после первых слов рассказывал практически без запинки.

Майор кивал, хмурился, щурил глаза, склонял голову то к одному, то к другому плечу, но ни разу не перебил вплоть до того момента, когда Джон закончил:

… и тут я словно провалился в бездонную дыру в полу. Ну, это ощущение было такое. Всё вокруг потемнело, как в чёрной дыре. Загудело. В уши будто сирена завыла. Как от пожарной тревоги. И я словно бы – не то парил в невесомости, не то – вот именно – падал. И ещё помню, было жутко больно и страшно!

Майор провёл пальцами по простыне на матраце, на котором покоилось тело капрала. Посмотрел в пол. В стену. Губы перестали быть сжаты в тонкую нервную нить:

– Хорошо, капрал. Вы весьма наблюдательны и на редкость хладнокровны. Скажем, я, если бы увидел перед собой обнажённую доктора Тэйлор, уже точно не заметил бы, что на табличке написано «Ю Эс Синтетикс». Да, скорее всего, и никто бы не заметил.

Однако вы так и не сказали, что помогло вам отключиться от сознания дрона.

– Но сэр, я и сам не понял этого. Вернее, я даже не знал, что там работают глушилки. Я… Просто потерял сознание. Думаю, всё-таки от боли. – Джон невольно поморщился, снова вспомнив, как оно было.

– Н-да. – майор опять поводил пальцами по простыне, словно пытаясь разгладить воображаемые складки, – Не особо густо, конечно, но на безрыбье и рак рыба. Ладно, боец. Восстанавливайтесь. Лечитесь всеми доступными, – майор – Джон мог бы поспорить! – чуть заметно подмигнул, – способами. В казарму можете пока не возвращаться.

Ах, да, вот ещё что: выражаю вам очередную благодарность от лица Командования. За чёткие и продуманные действия в экстремальной ситуации. И пойду готовить рапорт. На представление вас в сержанты. Ха-ха. Шутка.

И, уже выходя, Гонсалвиш всё же бросил на Джона хитрый взгляд:

– А, может, и нет.

Но Джон готов был прозакладывать свой годовой оклад против пивной пробки, что запись их «беседы» и майор, и все остальные штатные контрразведчики и их учёные, и врачи-психоаналитики просмотрят ещё не один раз…

 

 

В квартире доктора Джоди действительно было гораздо удобней и уютней, чем в его комнате в казарме. Вот умеют же женщины привнести в расстановку казённого, вроде, инвентаря, что-то этакое… Индивидуальное! Домашнее.

С трудом заставив сознание перестать проваливаться в мягкие пучины дрёмы, Джон сладко потянулся на полутораспальной мягкой (!) постели. Повернул голову на звук булькания и шкворчания, чуть приоткрыл глаза: точно! Доктор в одной защитной майке на голое тело варила кофе, да ещё успевала на другой конфорке жарить яичницу. Явно – с беконом! И уж здесь ароматы свежей пищи не портил запах дешёвого рапсового масла и подгоревшей овсянки!

Не поворачивая головы доктор, которого он про себя уже называл «моя малышка», буркнула:

– Хватит прикидываться, что спишь, жеребец ты похотливый. Вставай и чисти зубы: завтрак готов. Нужно восстановить те силы, которые ты…

– Честно положил на алтарь служения нашей медицине!

Доктор усмехнулась, коротко на него зыркнув:

– А ты ещё и юморист. Ладно: хватит разлёживаться. Мне надо завтракать, да идти работать. Это тебе начальство разрешило отлежаться двое суток! Хотя…

Вряд ли то, что ты вчера вытворял, можно назвать «нормальным процессом рекреации организма»!

Джону стало немного стыдно. Но – только немного: самую малость! Потому что то, что «вытворял» он, ни в какое сравнение на самом деле не шло с тем, что с ним «вытворяла» его прелестная и ненасытная партнёрша! Явно не пренебрегавшая работой в зале тренажёров для гражданского персонала!

Чтоб не молчать, как идиот, восторженно пялящийся на то, что оставляла открытой «одежда» доктора, он не придумал ничего лучше, как спросить:

– А эта майка… Она же – из стандартного комплекта?

– Да. Ну и что? – в глазах доктора скользнуло что-то вроде недовольства.

Джон продолжил мысль:

– Ничего. Просто не думал, что такая… – на него уставились уже в упор, подойдя, и подбоченя крутые бёдра, и говорить пришлось быстрее, – такая ослепительная красотка наберётся смелости запихнуть божественно стройное и нежное тело в армейскую спецуху.

– А, вот ты о чём… – действительно, кожа у Джоди отличалась исключительной мягкостью и словно бархатистостью, и иногда во время этого дела она даже вскрикивала, когда Джон уж слишком усердствовал в ласках, – Нет, эта штука носится нормально. Правда, пришлось её вначале три раза постирать с умягчителем. А так она очень даже, – доктор повертела перед ним аппетитными выпуклостями, которые специально обтянула порельефней, подтянув майку со спины. Затем доктор перешла к большому зеркалу, висевшему на стене, оглядывая себя, и шевеля разными частями тела, и Джон теперь имел возможность созерцать не менее соблазнительные чуть прикрытые материей, полушария, – удобна. Во-всяком случае, смотрится куда лучше, чем дурацкие ночнушки с кружавчиками… Что, нет?

Он поспешил уверить со всеми возможными комплиментами, что очень даже – да! Да и вообще – может, стоит продолжить более близкое знакомство с этим предметом одежды, и тем, что находится под ним, а то у него после более внимательного осмотра заменителя «ночнушки» уже всё готово!

– Ну уж нет, хамло ты озабоченное. Работа – превыше удовольствий. И вообще: делу – время, потехе – час, как говаривали какие-то там древне-русские мудрецы. Час, понятно? А ты вчера перебрал как минимум лишних три-четыре. Так что – всё. Увеселенья – только вечером.

Теперь он пронаблюдал, как она наносит косметику на лицо. Хотел было сказать, что она и без неё – выглядит отпадно, но осёкся под грозным взглядом: доктор словно почуяла, что он хочет ляпнуть. А вот смотреть, как она одевает форменную юбку и китель, Джоди запретила:

– Отвернись, говорю, к стене, нахал! Нечего тут слюни распускать. Всё равно сейчас тебе ничего не светит!

Джон откинулся на подушку и блаженно закрыл глаза, погрузившись в приятные (Это – если говорить мягко!) воспоминания. Однако его мечты и видения оказались прерваны самым банальным образом: его ощутимо шлёпнули по ягодице:

– Вставай, говорю, призовой самец. Процесс восстановления предусматривает сытный завтрак. И обед. Иначе вечером ни на что не будешь способен!

А вот это – справедливо. Подкрепиться явно надо.

Ладно, придётся-таки встать…

 

 

Весь долгий день, пока доктор была на вахте, Джон полёживал на её кровати, слонялся по двум комнатам – кабинету и спальне – и почитывал.

Да, у доктора оказалась привинчена у изножия постели настоящая полка со старинными – на псевдоплёнке под бумагу! – книгами! И хранились здесь не только учебники и медицинские справочники, но и так называемая художественная литература. Фантастика. Детективы. Мелодрамы. Хм-м…

Одну из мелодрам с каким-то душераздирающем названием Джон полистал. Но поймал себя на том, что спустя три минуты после того, как вернул книгу на полку, взяв следующую, даже не вспомнит это название, несмотря на то, что внутри книги кипели страсти: неразделённая, а затем разделённая любовь, наивная и чистая душой девушка-подросток, коварная соперница, злобные монстры-родители… И т.п.

Детектив ему понравился больше. Но в его конец Джон заглядывать не стал, а развалившись на постели, взялся за чтение. Спокойно и методично, как старался делать и всё.

Имя Агаты Кристи он уже слышал, да всё как-то не до чтения было. Поэтому описание того, насколько медленно и неторопливо текла жизнь англичан в двадцатом веке, его заинтересовало. Именно – с точки зрения описания быта и нравов. А вот когда обаятельная старушка мисс Марпл начала раскручивать дело о коварном убийстве на семейном празднике в деревне, стало поскучней. И слишком заметно, что искусственно наверчено – явно, чтоб запутать его, читателя.

Так что Джон прервался на обед, за которым не пришлось топать в столовую: у доктора имелась ниша экспресс-доставки. Правда вот выбор меню был невелик: всего три кнопки: «первый стандартный», «второй стандартный», и третья – «диетическое».

Чтоб не заморачиваться, Джон ткнул первую кнопку.

Ну и получил то, что обычно и ел в столовой: суп с вермишелью, рагу с пюре, и традиционный компот.

Поев, продолжил чтение: почему-то с бумажного «носителя» оно шло медленней, чем с привычного экрана. Да и фразы были построены… Слишком уж сложно. Вычурно.

Когда через пару часов закончил, почувствовал лёгкое разочарование. Надо же: женщина-убийца. Коварная обманщица. Аферистка. Подделавшая личные документы. Убившая из-за денег – наследства…

Да сейчас такую вычислили бы в два счёта: по индивидуальному чипу!

Ну и ладно: возьмёт-ка он следующую книгу, теперь – про природу.

Книга какого-то, тоже древнего, натуралиста (некоего Дарвина) о путешествиях по ещё диким и девственным лесам и пампасам Америки и островам Тихого океана, Джону понравилась куда больше, хотя написана оказалась ещё раньше – в девятнадцатом веке. Надо же, как тогда было зелено и чисто на планете-родине! Не нужно было, как сейчас, носить фильтры в ноздрях или противогазы, и защитный костюм. И даже животные жили на поверхности, а не в защищённых бункерах-подземельях Питомника.

Где как в Ноевом ковчеге: каждой твари по паре…

Дверь распахнулась:

– Привет, любимый! Мы вначале поедим, или?..

Джон намёк понял отлично, и, сразу подойдя, буквально сгрёб доктора в охапку: это должно было изображать его страстные объятья. Перешедшие быстро и отнюдь не плавно в бурные и не менее страстные поцелуи. Которые закончились так же быстро, когда Джон донёс свою уже как-то очень сноровисто избавившуюся от одежды партнёршу до постели.

 

 

Через полчаса Джоди откинулась на подушку с довольным урчанием:

– Вот умеешь же ты угадать самые сокровенные женские желания, и утолить мои печали, заставив от них отмахнуться, как от мух… Ладно, давай-ка ужинать.

Но вначале дай-ка я соберу одежду. А то ещё помнётся.

Глядеть, как грациозно, и выгибая спину словно невзначай бросающая на него взгляды исподлобья, Джоди, наклоняется, чтоб подобрать каждый предмет туалета по отдельности, было чертовски приятно. Такого «шоу» ему никто никогда…

Доктор ухмыльнулась, собрав всё в руки:

– Ну-ка, капрал! Приказываю: развесить одежду лейтенанта по местам в шкафу!

Джон не очень обрадовался, что его назвали капралом, (Типа: знай своё место, плебей!) но развесил всё аккуратно. Наконец поняв тайную задумку своей дамы: бельё и сама флотская форма и выглядела и, главное, пахла – о-бал-ден-но! Не иначе, доктор побрызгалась какими-то духами: от них реально можно было позабыть обо всём на свете, и сразу кидаться… Снова любить её!

– Дорогой! Ты там что – предаёшься эротическим мечтаниям, рассматривая мои трусики? – уши Джона словно вспыхнули огнём, потому что он именно это и делал, отвернувшись к шкафу! – Ну-ка, выходи! Я уже получила ужин!

Ужинали «вторым стандартным» – суп оказался с луком и картошкой, а вместо рагу была жаренная рыба. Вкус компота показался Джону сегодня каким-то странным, но он выпил его, даже не заикнувшись, потому что во время еды они с милой докторшей играли в интересную игру: кто на кого глянет более возбуждающе. Победила доктор.

Поэтому второй сеанс прошёл по её правилам: Джоди забралась на него верхом, и «пришпоривала», и пришпоривала…

Когда со стоном, пробиравшим до самой печени, его прелестная наездница выгнула спину так, что голова почти достала пяток, и сквозь стиснутые зубы застонала, Джон зарычал. И наддал наконец и сам.

Джоди вскрикнула, тоненько, словно жалобно, затем забилась: конвульсии оказались настолько сильными, что он лишь с большим трудом удержал её тело на себе.

Когда она спустя некоторое (Довольно продолжительное!) время сползла наконец с его груди, удобно приткнувшись где-то у него под мышкой, Джон позволил себе довольно ухмыльнуться: наконец-то! Наконец он подобрал такие действия, которые… Действительно понравились его «малышке»! Позволив «отдохнуть и расслабиться» полноценно!

Ощущать, как она, пристроив ножку у него на животе, а миниатюрную головку и руку – на плече, посапывает трогательно сморщенным носиком, оказалось жутко приятно.

Поняв, что на сегодня увеселения, скорее всего, окончены, он расслабился. И позволил как-то незаметно подкравшейся усталости и сну сморить себя.

 

 

Проснулся от звука разговора.

Разговор показался странным – сиплый шёпот, и отрывистые, бросаемые словно сквозь плохо сдерживаемую ярость, слова.

Поэтому Джон не торопился открывать глаза, а вначале глянул сквозь полуприкрытые веки.

Странно.

Его зазноба, которой полагалось спать без просыпа после такой скачки, снова в одной майке сидела на стуле напротив монитора стационарного компа, и с кем-то разговаривала: явно по закрытому каналу, (Его фиолетовое сияние превращало такое обычно милое личико словно в оскаленную маску Горгоны-медузы. Впечатление усиливало и то, что лицо было искажено откровенной злобой!) и по межпланетной связи: голос мужчины, неразборчиво что-то говорившего, отвечал на фразы Джоди спустя добрых десять секунд.

– …нет! Успел, скотина такая, увидеть! И название «Ю Эс Синтетикс» всплыло… Нет, отвинтить было невозможно: козлы-производители приварили же её! Престиж фирмы? Пусть бы они себе в …адницу его засунули!.. Что? Нет, не думаю… Откуда он может это знать?.. А я откуда могу это знать?!.. Нет. Нет, сэр, это уж чересчур! Я вам не диверсант и не спецназовец! Что?!.. Нет, он слишком, – тут на него бросили короткий взгляд, явно, чтоб убедиться, что он спит, – Лоялен. Истовый служака. И мыслит… Патриотично. Но – суперчувствителен. И неглуп… Нет, будет спать до утра, как ангел. Я подлила ему мягкого снотворного.

Дальнейший разговор свёлся к каким-то инструкциям, которые давал невидимый собеседник доктора, и на которые она уже только говорила «Есть, сэр!», кусая губы, поскольку хоть слов и не было слышно, тон отдающего приказы был категоричен, и суров.

Через две минуты разговор окончился, и доктор выключила компьютер.

Прошла в ванну. Похоже, умылась – разговор явно оказался ей неприятен. Вернулась Джоди в спальню спустя добрых пять минут: возможно, пыталась успокоить нервно вырывавшееся дыхание, и приказывала себе перестать кусать коралловые губки.

За то время, что её не было, Джон успел осмотреться. И кое-что его поразило: зелёный огонёк стандартной видеокамеры наблюдения, которой по Уставу оснащались все каюты и помещения крейсера, мигал жёлтым – то есть, у диспетчера с этой камерой не было связи. Странно.

Но странность быстро разъяснилась: войдя, доктор Тэйлор первым делом убрала в шкаф какую-то странную штуку, похожую на кусок чёрного кабеля, раструбом направленного в сторону камеры, и спрятала там, внутри, за какую-то чуть слышно щёлкнувшую перегородку. (Уж шкаф-то во время отсутствия доктора Джон осмотреть по старой привычке не забыл!) Огонёк камеры сразу сменился зелёным.

Под бок к нему Джоди подлезала осторожно и медленно. Прикорнула на груди очень нежно. Но вдруг тело напряглось: похоже, девушка почуяла, что он не спит!

И хорошо, что в этот момент Джон уже держал глаза открытыми: еле успел блокировать удар костяшками пальцев, сложенных в боевой хват, который наверняка раздробил бы его гортань! Женщина прошипела:

– Сволочь! Подслушивал!

После чего его попытались просто задушить, ослепить, и нейтрализовать ударами рук и ног в разные ключевые точки тела. Уж доктор-то знала их расположение отлично!

Однако Джон тоже не зря учился, и проводил в тренировочном зале боевых искусств по два часа в день. Ему удалось отбиться, и несмотря на то, что его всё ещё сдерживало слабое осознание того, что перед ним – женщина, пересилило-таки понимание того, что в первую очередь перед ним всё-таки – враг!

Но он сдержал руку: удар в основание челюсти у уха оказался точно выверен и несмертелен.

И вот уже его милая шалунья, столь внезапно превратившаяся в бешенную фурию, действительно растянулась на полу, потеряв сознание.

Однако Джон знал, что нокаут продлится недолго.

Встав с прикроватного коврика, на который они грохнулись, сцепившись, как два разъярённых кота во время короткой схватки, он подошёл к селектору экстренной связи. Ткнул красную кнопку.

Над решёткой универсального динамика замигал зелёный, раздался голос дежурного офицера:

– Вахтенный офицер капитан Нгуен Ли. Слушаю.

– Это капрал Джон Риглон, сэр. Я в каюте лейтенанта Джоди Тэйлор, номер восемьдесят один, палуба «Джи». Прошу немедленно прислать патруль для ареста лейтенанта. По факту измены. Мной зафиксированы несанкционированные переговоры доктора Тэйлор с вероятным противником. Сейчас она без сознания, так как у нас… Произошла драка, и мне пришлось… применить нокаутирующий удар. Прошу сообщить об этом происшествии майору Гонсалвишу. И дежурному офицеру Службы Внутренней Безопасности.

Некоторое время в динамике только шипело: очевидно, капитан переваривал полученную информацию. И думал, следует ли доверять капралу, или у того белая горячка. Или он так, по-идиотски, шутит. Затем всё же мысль, что так шутить или бредить никто не станет, возобладала. Спокойный голос приказал:

– Оставайтесь на месте. Высылаю патруль. Сообщение дежурному СВБ отправлено. Ничего в каюте не трогайте, следите, чтоб лейтенант не сбежала. Или не совершила суицида.

– Ясно, сэр. Слушаюсь, сэр. – он отпустил кнопку, и позволил себе отдышаться. Тело ломило, словно три часа отработал на тренажёре. Вот это ему попалась «малышка»!..

Джон зажёг свет на потолке. Подошёл к постели, и снова сел на неё.

Ноги почему-то не держали. А поднеся к лицу кисти рук, он не без удивления обнаружил, что они ощутимо дрожат. Он заставил себя перестать играть желваками на судорожно сведённых челюстях, и снова взглянуть на женщину, лежавшую навзничь у его ног.

Красива.

Даже без сознания. На лице уже разгладилась гримаса ненависти и страха.

Да, она знала, что этот его удар выведет её из строя, и поняла и то, что блокировать не успеет. Дралась бешено, словно от этого зависела её жизнь. Впрочем, почему – словно? Жизнь, скорее всего, и зависела. Теперь, когда её заберут в оборот спецы из СВБ, вернуться к «нормальной» жизни ей уж точно не удастся. А вот «наработала» ли хитро…опая шпионка на смертную казнь – это уж в компетенции Полевого Трибунала.

Нет, на милом, будто ангельском, расслабившемся личике не заметно ничего.

В-смысле, ничего от тех эмоций, что переполняли её душу в те пять секунд, что длилась их схватка. А ведь она уже тогда наверняка понимала, что ей скорей всего не удастся вывернуться, раз он слышал, как она говорила с…

А с кем она говорила?.. Может ли он быть уверен, что доктор Джоди – предатель? И общалась именно с теми, кто противостоит им тут, на Франческе?

Если проанализировать без эмоций, то, скорее всего – может. Ведь неспроста же именно её тело показали ему там, в бункере, где автоклав фирмы «Ю Эс Синтетикс» стоял явно не для красоты. Как пить дать, именно на нём и произвели на свет «докторшу». Да и всех этих модифициорванных и гипероснащённых токсинами и бактериями насекомых.

Чтоб уничтожить разумную, да и вообще – наземную жизнь. Пусть даже только – потенциально опасную, хищную, или ядовитую.

И теперь-то он почему-то был твёрдо уверен: это сделали, чтоб решить раз и навсегда «проблему туземцев». И скрыть этот факт.

Потому что к населённым разумными существами планетам по Закону никому, кроме специализированных кораблей с учёными-антропологами, археологами, и социологами, не позволялось приближаться ближе светового года… А приблизившись, например, по незнанию, и обнаружив туземцев, следовало немедленно удалиться на положенные миллиарды километров, доложить о находке в Комиссию по контактам при Совете Федерации, и сдать все уже полученные разведданные подразделению космоксенологов.

Методы, применяемые ими, не демаскировали землян.

Поскольку учёными разведка велась – ну очень дистанционно.

И уж тем более – ни о какой разработке никаких полезных ископаемых, или распашке земель речь в этом случае идти не могла.

А он так до сих пор и не знает, что же чёртовы хозяева «Ю Эс Синтетикс» здесь нашли…

 

 

Глаза капитана Джошуа Байера, дежурного офицера СВБ, напоминали стволы универсального пистолета – такие же чёрные, холодно-равнодушные. И от них точно так же веяло смертью. Да и голос… Так могла бы шипеть не каждая змея!

– … значит, говорите, уверены, что был включён именно закрытый канал?

– Да, сэр. – Джон подумал, что его чёртовы биотоки, которые поступают с датчиков полиграфа на монитор перед лицом его собеседника, наверняка показывают, что он говорит правду. И от повторения её в пятый раз правда не перестанет таковой быть. Но у капитана, похоже, свои какие-то раскладки? – Экран стоял развёрнутым от меня, но фиолетовый тон невозможно спутать ни с чем другим.

– Верно, верно, – капитан, вздохнув, и чуть откинувшись, побарабанил ногтями по крышке стола, за которым они сидели: капитан – на удобном кресле, Джон – на привинченном к полу железном табурете, – Но раз дело обстоит так, значит, получается, что кто-то из связистов подключил… Хм.

Капитан, похоже, нажал на кнопку под столешницей. Потому что дверь вдруг открылась и вошёл лейтенант. Он коротко зыркнул на Джона, откозырял капитану. Капитан поманил вошедшего пальцем. Что он прошептал на ухо помощнику, Джон разумеется, не расслышал, но лейтенант кивнул, и вышел. Джону не нужно было особо напрягать мозги, чтоб вычислить, что теперь перетрясут персонал отдела связи, чтоб выяснить, кто провёл специализированный защищённый кабель от каюты лейтенанта Тэйлор к пакетнику универсальной антенны. А вычислить бедолагу нетрудно: в отделе всего пятеро рядовых.

Техников.

А что самое обидное, бедолага техник скорее всего ни в чём не виноват, поскольку наиболее вероятно, что просто выполнил приказ лейтенанта Тэйлор.

Доктора Джоди.

Вновь открылась входная дверь, но теперь вошёл полковник Джастин Гетлин, начальник СВБ. Джон и капитан вскочили. Капитан отсалютовал, Джон тоже. Полковник ответил и капитану и Джону. Впрочем, про его исключительную корректность при допросах и вежливость ходят легенды. От которых так и тянет… Могилой.

Джон почувствовал, как по спине побежали струйки холодного пота: пусть он ни в чём и не виноват, но поди-ка докажи это теперь!.. Сожительствовал! Разболтал!..

– Благодарю вас, капитан. И не смею задерживать.

Капитан на долю секунды было замешкался, но видя, что начальство совсем не заинтересовано в уже добытой им информации, снова козырнул, буркнул «да, сэр!», и отчалил. Дверь за собой закрыл мягко. Из чего Джон понял бы, (Если б железно не был в этом уверен и так!) что полковника ну очень уважают и боятся даже подчинённые.

Новый допрос с неизбежным повторением уже сказанного?

Однако Джон сразу понял, что полковнику ничего из уже «пройденного» выслушивать не нужно: он наверняка следил за ходом допроса из-за бронированного чёрного стекла, занимавшего почти всю дальнюю стену.

– Вольно, капрал. Садитесь. – в тоне полковника, как ни странно, не было ни злобы, ни осуждения, – Поговорим.

Джон сел. Полковник тоже – кресло заскрипело под ста тремя килограммами могучих и отлично натренированных мышц. Только сейчас Джон обратил внимание, что и кресло привинчено к полу.

Полковник глянул не в монитор, а в глаза Джону. Джон невольно поёжился, хотя выражение глаз Гетлина было, скорее, дружелюбным.

– Расслабьтесь, Риглон. Капитану свойственно подозревать всех. Он и родную бабушку допросил бы с применением третьей степени, только чтоб выяснить почему она так воспитала его мать, что та не давала ему вволю конфет на Дни Рождений и Рождество.

Но его напор и агрессия в вашем случае ни к чему. Я сразу понял, что вы ни в чём не виноваты. А перед доктором Тэйлор вам просто хотелось покрасоваться. Похвастаться, какой вы трезвомыслящий и наблюдательный. Именно поэтому, а не потому, что не понимали, что эта информация секретна, и разглашению не подлежит, вы и рассказали лейтенанту Тэйлор о названии, которое прочли на таблице автоклава. Так?

– Д-да, сэр… Так.

– Ну, разумеется, мы ведём записи всех разговоров, что происходят во всех внутренних помещениях крейсера. Но очень трудно отслеживать, чтоб аппаратура работала исправно всегда. А ещё трудней вычленить то, что из сказанного – действительно важно. Так, говорите, не заметили, чтоб доктор Тэйлор что-то делала со своим приборчиком в отношении микрофонов?

– Нет, сэр, не заметил!

– И тем не менее. Вашу беседу о посещении пещеры и названии фирмы-производителя автоклава мы смогли расшифровать и прослушать только сейчас. После моего приказа. Да и то – только по губам. Фонограмма почему-то оказалась утрачена. – полковник кинул взгляд на чёрное стекло.

Повисла пауза. Нарушил её полковник сам. Он сказал:

– Я понимаю, разумеется, что против чар такой женщины устоять нельзя. Но неужели у вас, капрал, даже тени сомнения не возникло, что дело нечисто, когда она начала расспрашивать вас о том, что вы видели в пещере?

– Осмелюсь доложить… Возникли, сэр. Сомнения. В начале. Но…

Но потом они как-то… э-э… рассосались! И я подумал, что это обычное женское любопытство. И ничего плохого не случится, если я расскажу своей… Девушке.

– Любовнице, вы хотели сказать. Да, с этим всё тоже более-менее понятно. Вина не ваша. Афродизиаки. Мы нашли флаконы в её личных вещах. И следы – на белье.

Разумеется, не обошлось без небольшой дозы гипноза. И, разумеется, личное обаяние и всё прочее такое из арсенала профи. Классическая «медовая ловушка».

Капрал, прекратите краснеть. У вас не было шанса.

А вот что меня действительно интересует, так это – как вам удалось так быстро преодолеть действие наркотика-снотворного. В вашей крови, – Джон подумал, что быстро же чёртовы медики отдела разобрались с каплей крови, полученной из дырки в пальце, к которой он до сих пор прижимал, как дурак, вату без уже давно выдохшегося спирта – чисто автоматически! – его концентрация такова, что сморило бы и слона. Но вы…

Проснулись?

– Да, сэр, проснулся. Ощущение было такое, словно выбираюсь из какой-то не то – ваты, не то – киселя. Но я выплыл. Хотя… Голову как бы… Вело. Она кружилась. Как будто перебрал – да, как после алкоголя! Но всё, что говорила лейтенант, я слышал отлично. Ну, вернее, не всё, а то, что услышал с того момента, как проснулся. Запомнил тоже хорошо.

– Да, мы знаем, капрал, что вы воспроизвели разговор практически дословно. Не сачковали, стало быть, на занятиях по развитию профессиональной памяти в учебке. Но вы не ответили на вопрос.

– Почему проснулся? Простите сэр, – Джон сглотнул, потому что в горле за три часа предыдущей «беседы» пересохло, – Но я и сам плохо понимаю, что заставляло меня… Выбираться из киселя. И проснуться. Голоса? Думаю, нет. Скорее, перед тем, как очнулся от сна, почувствовал… Что меня… Нет, не так: что мне угрожает опасность! Вот! Так – правильней. И когда она захотела разбить мне горло – я уже лежал с открытыми глазами. И ждал. Как раз – чего-то этакого!

– Хм-м… Чутьё профессионала. Инстинкт настоящего воина-самурая. Внутренний голос. – полковник позволил себе чуть дёрнуть плечом, – Как только это, до сих пор непонятое, свойство мозга прирождённого бойца не называют горячо любимые психологи.

Но в данном случае ничего другого мне тоже просто в голову не приходит.

Да и убить вас она должна была так, чтоб потом представить это как несчастный случай. Вроде: пошёл в ванну помыться, поскользнулся на куске мыла, упал, ударился горлом о край ванны… – Джон, то краснея, то бледнея, подумал, что и правда: в каюте доктора Тэйлор имелась нормальная ванна, в которой можно и полежать, а не как у них в казарме: лоханки для приёма душа! – Думаю, туда-то она дотащила бы ваш труп легко. Разумеется, предварительно вновь заблокировав видеозапись.

Джон уже без отчаяния подумал, что полковник прав на все сто: в маленькой и хрупкой на вид фигурке скрывалось столько силы… Да и страсти, раз уж на то пошло!

Полковник явно не без интереса рассматривал выражения, чередой сменяющиеся на лице Джона. Затем смилостивился:

– Ладно, капрал.

До допроса подозреваемой и выявления новых обстоятельств вы свободны. Никуда не отлучайтесь с корабля. – и, глядя на вытянувшееся лицо Джона, полковник «добил» его, – Шутка.

Джон подумал, что в каждой шутке есть доля шутки.

А всё остальное – чистая правда.

Потому что куда он денется с крейсера?!

Кроме разве что поверхности смертельно опасной планеты…

Полететь на которую добровольно может только совсем уж, вот именно, – спятивший камикадзе.

 

 

– Докладывайте, капрал. – несмотря на глубокую ночь по корабельному расписанию, майор Гонсалвиш выглядел хорошо: подтянутая фигура, отлично выбритое лицо. Вот только голубоватые круги под глазами указывали на то, что спокойной и размеренной, «так сказать», уставной, жизни у майора нет. И довольно давно.

– Да, сэр. Собственно, докладывать нечего. Полковник Гетлин приказал о подробностях нашей… э-э… беседы… Никому не разглашать.

– Да я не о вашей беседе, – майор поморщился, – А об обстоятельствах смерти очередного вашего дрона. Думаю, полковник не возражал бы, поскольку это нужно уже для работы. Нормальной дальнейшей работы подразделения доктора Гарибэя. Ведь полковник не отменил графика дальнейших разведок?

– Н-нет, сэр. Насколько я знаю, нет.

– Ну вот и отлично. Поэтому если вы снова, подумав и оценив в свете новых обстоятельств то, что пережили внизу, и расскажете об… Ощущениях, мы сможем лучше настроить рабочий режим следующей миссии.

– Э-э… Да, сэр. Ощущения… – Джон подумал, что и правда: режим работы дрона-аватара можно было бы «настроить» и получше. А то уж как-то слишком больно работать в таком! – Ощущения, сэр, странными показались ещё когда я подошёл к жерлу пещеры. Мне тогда показалось, что на меня смотрят. И я… – Джон, настроившись и собравшись, смог воскресить в памяти то, что пережил, и передумал. И куда больше и подробней (Раз уж майору не лень его выслушивать!) рассказал о том, о чём уже рассказывал по «горячим» следам.

Потому что теперь, в свете случившегося, да и понимания того, что они имеют дело не с абстрактно-непознаваемой психологией каких-то инопланетных тварей-вредите-лей, а просто – с интригами ищущих коммерческой выгоды любой ценой тварей-людей, то то, что он увидел в пещере, выглядело, да и осмысливалось совсем по-другому.

Правда, от того, что неизвестная опасность стала известной, почему-то менее страшно не становилось. И в душе образовался странный осадок. Словно это именно он каким-то образом поспособствовал изничтожению всех бедолаг, которые здесь жили.

А ведь они пока даже не знают, как те выглядели, и до какой стадии Цивилизации дошли!..

Ясно одно. Прибыль, которую можно получить – достаточна, чтоб главари чёртова Ю Эс посчитали варварскую цену геноцида – приемлемой.

Да, враг очень циничен, самоуверен и коварен. И явно рассчитывает на безнаказанность.

А почему – нет?! Пока не найдены конкретные трупы аборигенов – их существование не доказано! Следовательно, хозяева «Синтетикс»  никого разумного не убивали. И, следовательно, законов не нарушали!..

– Хорошо. Мы сделаем поправки на, как вы, капрал, изволили это назвать, «чисто земное коварство». У вас – ну, вернее, у дрона! – на борту будут контрглушилки. И куча прочих высокотехнологических биоприбамбасов, как их называет уже доктор Гарибэй.

А сейчас действительно – идите-ка вы спать. Завтра – день отдыха и рекреации, – Джон заметил, что майор и сам скривил рот, произнося глупое и дурацкое словечко, – А послезавтра с утра – прошу сюда. В лабораторию.

Вам предстоит, вероятно, последняя разведка. Финальная, так сказать, Миссия. Наконец-то мы обнаружили то, из-за чего весь сыр-бор. Шахту.

Джон отсалютовал, и дошёл до двери. Но всё же не утерпел:

– Сэр! А что там – в шахте, всё-таки, добывали?

– Думаю, если скажу вам, особого вреда не будет. Наши геологи уже раструбили это по всему кораблю.

Рубидий.

 

 

По дороге в казармы Джон думал, что раньше, буквально несколько десятилетий назад, пока на новооткрытых планетах оставались легко доступные запасы радиоактивных типа урана или тория, рубидием и не подумали бы заниматься. Но сейчас… Похоже, кое-кто смог наконец наладить промышленно выгодный процесс добычи и обогащения. Раз не поленился так защитить планету.

Но это уже не его дело. А суда Федерации.

Потому что вероятней всего теперь начнутся разные Комиссии да Комитеты, которые будут долго и упорно перетрясать отчёты и доказательства. А затем последуют длительные и невероятно сложные «разборки» на международном и межправительственном уровне в этом самом суде: признавать ли виновной в геноциде, и в попытках противостоять силам Содружества в освоении Франчески, знаменитейшую и старейшую, поистине трансгалактическую, супер-корпорацию.

Финансируемую фактически правительством одной из самых богатых (Вернее, и до сих пор действительно – самой богатой!) стран. Пусть законно и не имеющей статуса Мирового правительства. Но фактически – да.

Именно чёртовы «Ю Эс Эй» до сих пор – открыто или из-за кулис! – направляли туда, куда им было нужно, почти все действия Руководства Федерации Содружества.

И Джон не понимал: какого … они просто не запретили разведочному кораблю Федерации соваться сюда, в этот отдалённый сектор Пространства? Или не запретили уже крейсеру Подразделения Освоения лететь на открытую вновь Франческу.

Или хозяева шахты решили на этот раз не заморачиваться со сложным и дорогостоящим лоббированием, взятками и шантажом, и хотели, чтоб корабль Флота просто провёл стандартную процедуру углубленной разведки, и официально занёс Франческу в каталог «неперспективных»? Списав потерянных дронов и спятивших операторов по графе «непреодолимые форс-мажорные местные обстоятельства»?

Вряд ли он это узнает.

Да это вряд ли узнает даже полковник Гетлин. И даже его начальство. Потому что полевой агент Джоди Тэйлор наверняка знает ровно столько, сколько было необходимо для выполнения её миссии. То есть – максимального осложнения проведения собственно разведки.

И тут Джон должен был признать: у доктора получалось отлично.

И если бы разведку вели штатные и ординарные личности вроде капрала Шипперса или рядового Саммерса, скорее всего всё так и произошло бы.

Франческу признали бы неперспективной и излишне опасной для колонизации, в связи с особо опасными местными организмами, даже не задумываясь особо о «странностях» местного биоценоза, и законсервировали бы до лучших времён.

То есть – практически века на два-три.

Вполне достаточно, чтоб выгрести рубидий весь, сколько бы его тут ни оказалось.

Но вопрос, который лично ему сейчас куда интересней – не о рубидии. И даже не о том, как на этот раз выкрутятся хозяева «Синтетикс».

Вопрос в том, что помогло ему проснуться, продрав сознание сквозь чёрные пучины лошадиной дозы снотворного. Что-то в подсознании, что подобно встроенному датчику опасности, смогло вытянуть уже сознание из болота небытия…

Что-то, получается, имеющееся в нём самом, такое… Такое? Этакое.

Вот уж действительно – «хм-м», как говорит майор Гонсалвиш.

 

 

В казарме имелось присутствие всего положенного контингента.

Только вот все спали, благополучно восполняя все те пробелы полноценного отдыха и здорового сна, что вело за собой пребывание на гаупвахте.

Поэтому Джон и сам быстро разделся, и завалился на койку. Закинул руки за голову. Обдумывать найдётся много чего. Начать хотя бы с их с Джоди взаимоотношений.

То, что она его нагло использовала – понятно. То, что он от неё без ума – в свете применения коварной роковой «шпиёнкой» недозволенных методов вроде особых духов с афродизиаками – тоже ясно.

Но только ли от этих духов он был от неё без ума?!

Ведь – и во время, да и после первой бурной ночи, он буквально всеми фибрами души наслаждался их близостью – и не только в постели! И дело было не только в том, что его – вчерашнего салагу и юнца! – «взяла в оборот» красивейшая женщина их корабля. Что престижно и «круто». Ему импонировало и то, что у неё отличное чувство юмора. И интеллект – куда там его Ай Кью «сто двадцать восемь»!

Да и во взглядах, которые она бросала на него, когда думала, что он не видит – читалась, как он теперь отлично понимал, не только жалость и ирония.

Но и любопытство, и благодарность, и… Любовь?

Вряд ли. Скорее – приязнь.

Потому что то, что она действительно была благожелательна к нему он – чуял.

Это потом, со временем, да и то – возможно, эта приязнь и переросла бы в нечто большее.

Если б не миссия доктора Джоди.

Спецагента Тэйлор.

Ах, Джоди, Джоди…

Что ты сделала с его нарождавшимся чувством!..

А со своим?

Мог ли он надеяться, что и правда, со временем, она полюбит его? Что они создадут семью – вон, как у сестры Митчел? Родят детей? Выйдут в отставку, и будут тихо и счастливо доживать свой век где-нибудь на тихой аграрной планетке – вроде Дайаниры-2?

Будь прокляты её хозяева! Превратившие умницу и красавицу в, в…

Убийцу и пособницу убийц.

Что же заставило её, такую, вроде, самостоятельную, пойти на такое? Да и вообще – оказаться втянутой в проклятую Игру под названием «передел собственности в Галактике»?

Может, её шантажировали судьбой близких? Родственников? Или срочно нужны были большие деньги – на какую-нибудь операцию матери или отцу?

Всё это скоро выяснит полковник Гетлин.

Но он-то вряд ли поделится этой информацией с Джоном. Да и вообще – с кем-нибудь кроме своего начальства.

Но как бы ему хотя бы раз снова увидеться с Джоди?..

 

 

Гудок сирены подъёма разбудил его буквально на середине мысли.

Оказывается, он всё же умудрился заснуть!

Гул и целеустремлённая суета растревоженного осиного гнезда, в который во время побудки превращались казармы, не мешал сыпаться удивлённым и ехидным возгласам типа:

– А-а, старина Джонни? Ну, как там туземочки? Или ты переключился теперь полностью на наш медперсонал?

– Ух ты! Ты чего тут делаешь, Джон? Неужели не удовлетворил?! И тебя попёрли из тёплого гнёздышка?

Джон, пытаясь криво улыбаться, не торопился отвечать на подколки и тычки – знал, что совзводники наверняка ещё не в курсе того, как окончились их с доктором Тэйлор взаимоотношения.

Ну так вот и надо, чтоб и дальше не узнали.

Он не расскажет. А уж «старина» Гетлин и подавно!

На завтрак оказалась стандартная яичница с беконом, тосты и джем. Малиновый.

Поэтому когда работал на тренажёрах положенные два часа, потел даже сильнее обычного. Через эту самую пару часов, видя, что он на подколки не реагирует, иссяк и интерес к нему со стороны коллег по подразделению. Душ он принимал уже одним из последних: все остальные торопились на «уход за оружием».

За каким …м его, универсальное и тщательно продуманное, нужно каждую неделю по нескольку раз разбирать и чистить, Джон до сих пор не понимал. Да и для всех этот загадочный аспект их жизни оставался тайной за семью печатями. Разве что верно было высказывание ветерана Трибунстона о том, что всё обстоит как в древнем анекдоте, рассказываемом, похоже, ещё гоплитами древнеримской армии о своём начальстве: «мне всё равно, нужно это или нет, мне главное – чтоб вы зае…ались!»

Обед Джон не запомнил: он что-то ел, но даже не чувствовал вкуса пищи. А чувствовал он одно: желание побольше узнать о корпорации, которая…

 

 

В «личное» время он двинул в корму крейсера.

В так называемой библиотеке перерыл весь каталожный ящик. Но конкретно о корпорации «Ю Эс Синтетикс» информации оказалось до обидного мало. Практически всю её Джону выдал флэш-блок энциклопедии Паркинсона, изданной целых пятьдесят лет назад: «Создана в 2… году под патронажем Смитсоновского и Массачуссетского технологического… Головной офис – Нью-Йорк… Заводы и лаборатории в Силиконовой долине и Филадельфии… Вторая по годовому обороту после «Джинандроникс», а его объём – столько-то миллиардов кредитов…». «Новейшие разработки…». «Опытный персонал, под руководством ведущих специалистов…»

Основная мысль понятна. Смитсоновский – значит, финансировало проект (Ну, первоначально!) ЦРУ. А в остальном…

Общие фразы. Но и это – вот именно! – уже что-то. Потому что в более свежих выпусках справочников имелась только маленькая сноска: «Информация закрыта. Допуск только для персонала категории «А».

Такие анонсы говорят о многом.

Мило.

Вернее – предсказуемо.

Разумеется, ни слова о том, кто реальный Хозяин Корпорации.

И достать гадов никак не удастся! А уж он бы им!..

А потом пусть хоть любой суд впаял бы ему – хоть рудники на Иллирии-4!..

 

 

Сеанс положенной ему раз в год бесплатной связи с матерью Джон провёл уже после ужина – знал, что мать должна уже быть дома.

– Привет, ма!

– Ой, здравствуй, Джонни! – мать явно не ждала. Руки, которые она спешно вытирала о передник, оказались в чём-то белом.

А, ну правильно: завтра же Пасха, которую она истово празднует, (как и Рождество!) каждый раз на что-то лучшее в жизни наивно надеясь. И регулярно на Пасху печёт: вон и формы для куличей на столе… И занавески на окнах выстираны и тщательно поглажены. Наверняка и пыль везде тщательно вытерта, а посуда надраена до блеска…

Всё как всегда. Мать у него – истая приверженница Традиций Предков.

Джон отлично помнил всё, что пережил там, дома, в крохотной казённой комнатёнке улья-общежития для работников категории «Д», до тех пор, пока ему не исполнилось десять. И его не отправили в Лагерь.

Затем – в Интернат. А затем – в Учебку.

– Ну, как ты?

– Да нормально, нормально, сынок!

– А дед?

– Тоже нормально. – она скосила глаза куда-то за экран: в тот угол, где, как он помнил, стояла дедовская койка.

Знает он это «нормально»: наверняка дед не подойдёт, так как уже не ходячий, а только, как он с недавних пор про себя говорит, «скрипящий». А кровать, к которой он прикован последние четыре года, узкая и неудобная: казённая. И стоит тут же, в комнате, но – позади камеры, и мать и раньше во время их «бесед» часто бросала туда тревожные взгляды.

– Ты-то сам как?..

– Хорошо, ма. Вот, звоню, чтоб порадовать вас с дедом: мне присвоили внеочередное. Я теперь капрал! Значит, смогу побольше вам высылать!

– Ой, поздравляю, милый! Но… Ты лучше не думай об этом: нам с дедом уже ничего-то и не надо! Лучше сам побольше откладывай в пенсионный! В фонд. Чтоб на старости-то лет было чего…

Да, она и раньше говорила ему, что им с дедом вполне хватает на «поесть»…

Знал Джон и как это – «хватает!»

А теперь, когда дед не ходит, всё навалилось на мать с её варикозом.

Очереди после полуночи в дешёвые супермаркеты: в ожидании, когда работники выдвинут за двери складов контейнеры с просроченными, и потому бесплатными, продуктами. За которыми часами готовы стоять те, кому пособие не позволяет купить свежие или натуральные.

Полицейские кордоны у супермаркетов. С резиновыми дубинками: только и ждут, чтоб забрать ретивых, да не желающих соблюдать очередь. Ну как же! Штрафы!..

Очереди в супермаркеты с одеждой: в редкие дни распродаж. Очереди в медицинские учреждения: чтоб вырвать бесплатно болящий месяцами зуб – в день, который указан в твоей дешёвой страховке…

Джон подумал, что это – всего второй раз, когда он звонит матери уже из подразделения Освоения. Да и то: если б не насущная потребность – и не звонил бы. Хотя…

Хотя спрашивать такое по межзвёздному всё равно нельзя.

Прослушка. Тщательное изучение записи сотрудниками СВБ – как крейсерской, так и земной. Компьютерная проработка интонаций – для выявления «упаднических и пораженческих настроений». И прочее в этом же духе.

Планета перенаселена. Сто пять миллиардов буквально задыхаются в тесноте тысячелетия назад освоенных пространств. Нужны новые Колонии. Значит, каждая новооткрытая планета с подходящими условиями – на вес золота.

А в условиях перенаселённости Правительство только и ищет поводов, чтоб сильнее прижать к ногтю тех, кто хоть словом!.. И в ход идут любые предлоги, чтоб сократить и без того маленькие зарплаты и пособия, или переселить недовольных в общие бараки…

Но то, что ему было действительно нужно, он узнал, не задав ни единого вопроса. А просто сравнивая. Так, как научили: жёстко, профессионально и объективно. Лицо, которое видел на огромном экране, с тем, что видел каждое утро в зеркале.

Абсолютно не похож.

Ну вот и всё.

Поэтому он просто сжал рукой, засунутой под китель то, что мать повесила ему перед тем, как распрощаться навсегда: крохотную матерчатую ладанку с волосами.

Якобы отца.

 

 

От разговора с матерью остался тяжёлый осадок.

Не на то, что она систематически разыгрывала перед ним комедию типа «мы с дедом отлично живём»… И не на её смешные попытки следовать традициям, и делать всё «как положено». И не на её реакцию на его юношеские наскоки на её наивные и консервативные привычки, что дебилы-психологи называли «мальчишеским максимализмом», «подростковой нетерпимостью», или ещё как… Но всё равно – некая натянутость в их отношениях ощущалась всегда.

Джон понимал, что это – другая сторона того самого чувства, что спасло его пару дней назад.

Внутренний голос?

Нет, скорее – чутьё.

Он с детства чувствовал, что не то, чтобы совсем уж нелюбим, но…

Но сестрёнке Дженни явно тепла и материнской ласки доставалось больше. И во всех её шалостях и проказах неизменно виноват оказывался Джон! Особенно, если случалось что-то во время их детских игр разбить, или испортить… Дженни плакала, тыкала в него тоненьким пальчиком, а Джон…

Молчал, и терпел.

Правда, наказывали его обычно несильно. Да и как наказать: проявишь «жестокость и некоммуникабельность», и ребёнка тут же отберут органы опеки, да сдадут в интернат для малолетних. Потому что камеры и микрофоны точно такие же, как и на крейсере: то есть – натыканы в каждом углу.

Сестрёнку Джон, скорее, жалел. Ещё бы: такая маленькая, тощенькая, с полупрозрачными хилыми ручками и ножками. Она казалась сказочным созданием, как его изображали детские комиксы и мультфильмы. И он действительно ощущал ответственность за неё – лупил в начальном всех, кто осмеливался прикалываться над его сестрёнкой, лупил обидчиков, даже если это стоило ему разбитого носа, и даже – однажды! – сломанного ребра… Но от судьбы не уйдёшь: он жутко рыдал, когда Дженни умерла от неизлечимой тогда Таити-оспы, завезённой с пшеницей с Нью-Таити.

Нет, воспоминания о детстве никак нельзя назвать слишком уж приятными. Или тёплыми.

Но Джон понимал: его всё-таки родили и вырастили, несмотря на все сопутствующие этому проблемы и материальные потери.

Стало быть – спасибо, мать. И дед.

А вот как разобраться с отцом…

Но он, вроде, придумал кое-что и для этого.

 

 

Браслет на запястье разбудил в половину третьего ночи, уколов точно дозированной иглой электрического разряда.

Первая вахта. А уж Джон-то знает, как «бдительно» они несут службу!

Не засыпаться бы только тут, в казармах. Потому что видеокамеры никто не отключает. Хотя в это время никто почти на них и не смотрит…

Потому что в обычных условиях никому и не приходит в голову нарушать внутренний распорядок.

Да и зачем?!

Чтоб нарваться на очередной внеочередной наряд и штрафы?!

Поэтому он осторожно прополз вдоль ряда коек по полу, стараясь держаться так, чтоб его прикрывали ряды двухэтажных неуклюжих конструкций, к выходу. Остаётся только надеяться, что черная майка-футболка и черное трико скроют очертания его фигуры от полёживающих в креслах и смотрящих футбол, или запрещённые, но от этого ещё более желанные, порнофильмы, дежурных первой вахты в диспетчерской.

Действительно, тусклое дежурное «ночное» (экономное!) освещение позволило ему добраться до ангара без того, чтоб истошно завыли сирены, и патруль ВСБ схватил его, обрушив своё грозное: «вы арестованы за нарушение внутреннего распорядка, и пунктов Устава параграфы пять-дробь-три, пять-дробь-четыре, и преступные намерения по пунктам один-один-шесть и один-один восемь, части первая и вторая!..»

Посадочный модуль стоял, разумеется, закрытым и запертым. Но Джон знал, как открыть служебный люк в днище, не вызывая срабатывания опять-таки – сирены «несанкционированного доступа!» Видел пару раз, как это делают ленивые техники.

В трюме в капсуле сна хранился его отлично «совместимый» – дрон-аватар.

Но сам дрон не был нужен Джону.

Открыв один из бюксов-цилиндров, приготовленных в кармашках штанов одежды, висящей в шкафу, он аккуратно засунул в него то, что предварительно бережно и незаметно для глазков камер казармы вынул из ладанки: русый волос.

Мать хранила эти волосы в старинной шкатулке из потемневшего и растрескавшегося натурального дерева. Половину оставила себе, половину – зашила в ладанку. Наказывала не поминать лихом отца: не его, якобы, вина в том, что не смог остаться…

Отец.

Кто же ты?

Получается, «внутренний голос», да и внешность достались от тебя?

Ладно. Теперь Джону нужно сделать так, чтоб в этот бюкс попал и образец с чем-то «биологическим». Тогда учёные исследуют и волос. Следуя «стандартной процедуре». Однозначно приказывающей проверять всё, что оказалось в контейнере.

И, исследовав, расскажут начальству, чей это волос. А уж как выведать эту информацию у наивноватого и добродушного дока Гарибэя – дело Джона.

Но для этого необходимо вначале вернуться в казарму так, чтоб никто его не…

Это удалось.

 

 

– А-а, отлично! Вот и наш храбрый капрал. Доброе утро! – Джон пожимал руку доктора Гарибэя спокойно. Странно: хотя именно этот человек фактически виноват в том, что произошло с ним, никакой обиды за «недосмотр» Джон на доктора не испытывал.

Потому что кто же мог предусмотреть такое?!

И если бы не его «сверхспособности», всё прошло бы «штатно».

То есть – он умер бы. Или спятил.

А возможно, и ещё три-четыре оператора погибли бы в страшных мучениях.

Планету объявили бы неперспективной и опасной.

И отложили бы освоение до тех времён, когда это стало бы «экономически целесообразно». То есть, до того времени, когда операция по глобальной дезинсекции стала бы дешёвой, и гарантировала бы стопроцентный результат.

Проблема как всегда – в создании эффективных и дешёвых реагентов и дезинсектантов.

– Доброе утро, доктор, сэр. Разрешите приступать?

– Да! Да, приступайте. Линдон, Дэниэль! Начинайте.

«Одевание» прошло штатно. И никаких «условных рефлексов» по боязни навешиваемого на него медицинского «барахла» Джон не ощущал. Чему и сам немного удивился.

 

 

Модуль сел, как ему объяснил нейтрально спокойным тоном майор Гонсалвиш, в двух милях от жерла шахты. Потому что майор хотел проверить, защищена ли эта самая шахта от проникновения посторонних.

Джон понимал, конечно, что проявление каких-либо чувств, или дополнительной заботы, на которую он почему-то с некоторых пор, чувствовал, что мог бы рассчитывать, майор будет скрывать от окружающих. И от него. Да оно и правильно: никаких эмоций, могущих помешать его Миссии.

И никаких «любимчиков»! Пусть даже и сверхчутких. Ощущавших приязнь, или просто доброжелательность через пресловутое психопространство, о котором веками талдычат психологи, но которое никто так пока и не нашёл. И не «пощупал».

Первую линию обороны Джон обнаружил примерно в миле от расчётной точки входа.

Из-под мха вдруг начали вылезать странные твари: не то – богомолы, не то – тараканы! Треугольная голова, сидящая на теле длиной с ладонь, оказалась оснащена нехилыми хилицерами – это док Ваншайс их так назвал, а для Джона они выглядели как самые противные, страшные, и мощные челюсти! Пришлось применить станнер.

Вот когда Джон провёл раструбом бесшумного оружия по полному кругу, и «обработал» на всякий случай и кроны деревьев, и высыпавшиеся сверху другие твари, выглядевшие для разнообразия навроде термитов и пауков, обездвижились гарантированно, он и принялся собирать их. И «богомола» побольше и впихнул. В тот самый контейнер.

Доктор Максимилиан Ваншайс соизволил на этот раз остаться удовлетворённым:

– Спасибо, капрал. Достаточно образцов.

– Есть, достаточно, доктор, сэр.

Вторая линия обороны состояла из уже известных Джону тварей: земляных ос.

Этих он собирать уже не стал, просто пожёг плазменным резаком их приплюснутое гнёздо, сделав луч пошире: чтоб захватывать площадь с добрый стол в диаметре.

Однако если он надеялся, что больше опасаться некого и нечего, он сильно ошибся.

Тот самый «внутренний голос» вдруг приказал ему отпрыгнуть назад.

Он и отпрыгнул, вызвав кучу возгласов и комментариев в наушниках.

Но в этот момент на то место, где он стоял, и то, куда шёл, вылился настоящий потоп из огня: явно сработал какой-то стационарный огнемёт!

Джон, пока его «наблюдатели» ругались на чём свет стоит, и высказывали разные пожелания в адрес тех, кто устроил «тёплую встречу», и их матерей, успел засечь точку, откуда велся огонь. Несколько очередей из универсальной винтовки вызвали взрыв и пожар: наверняка он разрывной пулей разворотил защиту и броню резервуара с горючим!

Джон пресёк снова вспыхнувшую дискуссию:

– Господин майор, сэр. – почти мгновенно наступила тишина, так как майор заревел, словно раненный кабан: «Заткнуться всем!!!» – Я попросил бы прислать дрон с реагентами тушения. Не хотелось бы спалить весь этот лес.

– Справедливо. – майор посопел, и повернулся в сторону, – Пилоты модуля. Вывести беспилотник номер пять из ангара на корме. Затушить пожар.

– Есть сэр!

Джон помнил ещё по учебке, что на борту здоровущей дуры – дрона-беспилотника номер пять! – как раз и находится на всякий случай установка пожаротушения. С реагентами, и даже натуральной водой: мало ли из каких нештатных ситуаций приходится выручать аватара с человеком во время миссий! Поэтому у посадочного модуля на борту припасён даже батискаф!

Пожар удалось затушить буквально в считанные не минуты даже, а секунды. Толстая, в его рост, подушка пены, как знал Джон, рассосётся, превратившись в простейшие безвредные компоненты, вроде воды и обычной соли, за пару часов. Приемлемо.

Но ему нужно идти дальше.

 

 

Четвёртая линия обороны оказалась приурочена к самому входу в шахту: вихрь, вылетевший вдруг из жерла, оказался буквально пронизан ледяным холодом! И если бы Джон предусмотрительно не надел под обычную униформу дрона бельё с термоустойчивой фольгой, так бы и превратился в сосульку! У которой через несколько секунд отпали бы, отломившись, руки, а затем и голова… Потому что с жидким азотом шутки плохи.

Но от хладопушки пришлось пока просто увернуться: благо, фронт её действия не превышал нескольких градусов, а дальнобойность – каких-то десятков метров.

– Господин майор, сэр… – Джон не хотел, чтоб его посчитали излишне кровожадным, или мстительным, – Прошу разрешения на применение гранат ФФ-1. Потому что боюсь, что из моей винтовочки хладопушку не обезвредить.

Майор как всегда посопел. Затем смилостивился:

– Разрешаю применить. – и, в сторону, – Отметьте в журнале время.

Эффект от разорвавшейся в тесном пространстве, для которого она и была предназначена, гранаты ФФ-1 всегда заставлял Джона содрогаться – что когда смотрел учебные фильмы, что когда видел её действие уже воочию: на полигоне. Жуткая штука.

Но разрушает с гарантией любую технику: от кремниевых плат до титановых манипуляторов. Не говоря уж о таких мелочах, как стальные балки каркаса или пластиковые панели корпуса.

Правда, при этом неизбежно гибнут и люди. Вернее, противники – если имели глупость стоять к эпицентру ближе пятидесяти шагов. Сам-то Джон за имевшиеся три секунды до срабатывания основного заряда предусмотрительно скрылся за бетонный оголовок в десяти шагах от жерла, прижавшись спиной к необработанной поверхности скалы.

Больше сюрпризов не оказалось. Потому что когда заглянул внутрь пятиметровой огромной круглой горловины, увидал лишь клубящуюся тьму.

– Смотрите-ка, – это влез геолог, доктор Краузе, – вон: за тем местом, где капрал прятался, имеется что-то вроде дорожки. Со следами породы. Пылеватыми. Стало быть, тут имелся некий… Транспортёр. Ленточный, вероятно. Которым пустую мелкодроблённую породу переносили вон туда, за полкилометра – к вон той реке. А что: отлично придумано! Находчиво. Река всю эту пыль просто уносила прочь. Так и следов в виде отвалов не остаётся!

– Грамотно, ничего не скажешь. – по тону Гонсалвиша, правда, не заметно было, чтоб он восхищался находчивостью и предприимчивостью построивших шахту инженеров. – Но это значит, что там, внутри, должно быть много специализированного оборудования. По которому мы легко поймём, что тут нарушался федеральный Закон о недопустимости разработок. Минеральных и прочих ресурсов. Неоткрытых планет.

– А я думаю сэр, что ничего такого мы тут не найдём, – это влез доктор Гарибэй. – Осмелюсь предположить, что оборудование уже постигла та же участь, что и автоклав в той, первой, пещере.

– Н-да, такое предположение кажется, конечно, разумным. – майор опять говорил куда-то в сторону, – Но ведь именно для этого мы и направили туда капрала – выявить следы. Собрать улики. Нам нужны факты и доказательства. – и, обращаясь уже к нему, – Риглон. Пыль почти улеглась. Проходите вглубь. Как действовать – на ваше усмотрение.

Джон, посчитав, что его «усмотрение» ничего пока больше не изобрело, а «сверхчувствительный детектор», как кто-то в диспетчерской «остроумно» назвал его зад, ничего не чует, и можно бы действительно – попытаться, вошёл в жерло.

Тоннель как тоннель. Диаметром как те, в которых ходит метрополитен. По дну проложен как бы канал, и через равные промежутки видны какие-то стойки с роликами. Похоже, здесь и правда проходил ленточный конвейер.

Вокруг ещё клубились тончайшие частицы взорванной пушки и породы, создавая как бы ореол вокруг его фигуры. Джон отнёс это впечатление к своей мании величия, возникшей было после взрыва гранаты: вот, дескать, какой он могучий и умный! Легко преодолевает любые преграды и ловушки!

Но он вовремя вспомнил поговорку сержанта Роба Сквайра, своего самого первого учителя: «Самоуверенный десантник – мёртвый десантник!» Никто не гарантирует, что ловушки или подлые сюрпризы кончились!

Зона «клубления» шла примерно сто шагов. Тут сквозь полумрак с трудом пробивался даже мощнейший фонарь шлема. Поневоле пришлось включить тепловизор. И хорошо, что он так сделал.

Коварно «притаившийся» в темноте шахтный колодец оказался ничем не прикрыт, и если бы не прибор ночного видения, Джон запросто мог бы туда грохнуться. Посветив вниз фонарём, он обнаружил кое-что.

– Господин майор, сэр. Тут, похоже, имеется целая сеть тоннелей. Вот: вам видно? Я как раз стою над первым.

– Нет, капрал, он вовсе не первый. По данным гамма-сканнера там этих самых тоннелей целая сеть, и вы стоите над третьим, если считать от входа. Мимо первых двух, закрытых крышками, вы уже прошли. Но спускаться туда пока не нужно. Проходите дальше.

Дальше, через полкилометра довольно ровно и полого опускавшегося тоннеля, нашлась и собственно шахта. Вглубь она уходила насколько хватало луча фонаря: словно мрачные врата, ведущие в преисподнюю. Впечатление усиливало то, что на дне имелось что-то, отсвечивающее тёмно-красным и бордовым: уж не лава ли?!

– Нет, – это разочарованно, как показалось Джону, хмыкнул док Краузе, – К моему великому сожалению это – не лава. Болометр показывает, что внизу температура сорок восемь по Цельсию. Жарко, но не смертельно. Впрочем, – это уже к майору, – ему ведь не обязательно туда, прямо вот до дна, спускаться?

– Нет, не обязательно. – майор посопел, очевидно, обдумывая, чем бы ещё «озадачить» разведчика владений неизвестных злобных и жадных гномов, – Риглон. Возвращайтесь на двадцать шагов: там, в левом боковом ответвлении должна быть лестница. Спускайтесь на второй горизонт.

Второй горизонт состоял из пяти продольных и четырёх поперечных горизонтальных штреков-штолен. Все они были проложены уже без наклона, и, похоже, имели целью просто оконтурить месторождение. На третьем уровне, лежащем на полсотни шагов ниже, уже велись полномасштабные разработки породы. Штреки были проложены большие, и по дну их явно когда-то двигалась какая-то техника, свозившая отбитую породу к центральной шахте-стволу, где, похоже, раньше стоял общий подъёмник. Толстые колонны-целики, оставленные между штреками, явно должны были предотвратить обрушение вышележащих слоёв породы. Что ж. Так, конечно, пропадает часть породы, но зато не надо заморачиваться установкой крепежа.

Четвёртый уровень фактически дублировал схему третьего: Джон даже не ходил по нему, просто постояв, и посветив во все стороны фонарём. Поскольку пыли здесь уже не было, концы тоннелей-штолен в добром километре в обе стороны, видно было вполне хорошо. Ничего не скажешь, масштабно: видно, что объём извлечённой породы измерялся даже не тысячами, а десятками тысяч кубометров…

Пятый уровень оказался последним. Именно здесь Джон нашёл проходческий комбайн, разобранный конвейер, и массу каров-роботележек. Однако это ничего не дало: вся техника оказалась произведена на Поллуксе-3, то есть, просто-напросто самым передовым производителем специализированного оборудования именно такого плана. Серийные же номера кто-то тщательно удалил плазменными резаками.

– Джон, посмотрите пожалуйста по стенам, – это снова влез их главный геолог, доктор Райан Краузе, – Вам не обязательно что-то рассматривать, просто – поводите везде прожектором, и пройдите вдоль стены. Так. Теперь – потолок. Так. Спасибо. У меня – всё.

– У меня – не всё. – это влез вдруг доктор Ваншайс, – Джон! Немедленно вернитесь на пять шагов, и добудьте мне одного из вон тех слизняков!

Джон подумал, что назвать так странное омерзительно-скользкое на вид создание с его мизинец, в-принципе, правильно. Именно на слизня вроде виноградной улитки эта штуковина больше всего и похожа. Но что же она делает здесь?! Среди радиоактивных пород, в темноте? И что ест?!

С другой стороны – эта задача куда легче. На породе и стенах не нужно искать клейма или транспаранта: «Рубидий. Выработано «Ю Эс Майнинг Интерконтинентал».

Джон мысленно усмехнулся: немного же доку Краузе оказалось надо. А вот доктору Ваншайсу во внимательности не откажешь: сам-то Джон на тварюшку и внимания не обратил бы. Ладно.

«Сопротивления» при засовывании его в очередной бюкс слизняк не оказал.

Майор сжалился:

– Картина ясна. Риглон. Возвращайтесь. То, что нужно было увидеть – мы увидели.

 

 

В столовой сегодня было оживлённо. Рядовой из третьего взвода, бритоголовый  качок Эрик Слак, маленькие близкопосаженные глазёнки которого почти сходились на переносице, не удержался от шпильки: когда Джон проходил мимо него к своему столу, осклабился в издевательской ухмылочке:

– Что, Джонни-бой? Небось, на харчах у докторши растолстеть не успел? А на десерт там, наверное, была только её кошечка?

Джон среагировал автоматически. Вернее, это словно и не он среагировал, а какой-то злобный наблюдатель внутри него сделал холодный расчёт: вот так и вот так. А действовало тело даже быстрее, чем на тренировках.

Нога выбила табурет из-под ржущего здоровяка, а когда тот, явно не ожидавший столь быстрого ответа, хряпнулся на задницу, Джон, присев, добавил ему в челюсть за ухом: таким же ударом, что отправил в обморок и «милого» доктора. Только сильнее.

Однако тренированному крепышу этого оказалось мало, и он попытался встать, бормоча что-то очень похожее на угрозы и проклятья. Джон, не дав ему даже приподняться, добавил ногой в печень.

Мгновенно смолк даже привычный стук ложек по тарелкам, и смешочки, сопровождавшие ежедневные трапезы двухсот восьмидесяти человек их роты. Все словно сговорившись, уставились на Джона – даже те, кто сидели за колоннами, и наверняка не видели, что произошло, вставали или вытягивали шеи. Нависшую тишину прервал голос дежурного по столовой, лейтенанта Рэди Халилая:

– Капрал Риглон. Шагом марш на гаупвахту. Доложитесь дежурному. Предварительное наказание до полкового рапорта: трое суток в одиночке за нарушение общественного порядка в столовой. Рядовой Слак. Вы… – лейтенант нахмурился, поскольку Слак и не подумал прийти в сознание, чтоб услышать свой вердикт. Но лейтенант не растерялся, – Поскольку он без сознания, вы двое, – лейтенант указал на ближе всех сидевших рядовых, – В медсанчасть его. А затем, когда док приведёт его в порядок – тоже на гаупвахту. За нанесение оскорбления вышестоящему по званию. Наказание назначит тоже полковник. На полковом рапорте.

Внимание, рота. Продолжить приём пищи!

Лейтенанта все знали. Поэтому никаких комментариев или эксцессов не последовало: все вернулись к еде. Стук ложек и гомон возобновились.

Джон, прекрасно зная порядки, дойдя до стола, где принимало пищу его отделение, отдал рапорт о случившемся сержанту Трибунстону. (Хотя можно подумать, что тот и так всего этого не слышал! Но – по Уставу – положено!) После чего отправился на гаупвахту.

Отбывать.

 

 

Койка здесь стояла точно такая же, как у них в казарме. Узкая и двухэтажная. Только вот матраца на ней не было: чтоб, значит, наказанным жизнь не казалась помазанной кленовым сиропом.

Собственно, Джону она и никогда не казалась.

Армейские будни, как оказалось, вовсе не соответствовали тому, что хвастливо описывали сверстники, у которых кто-то из семьи служил. И уж тем более тому, что имелось в рекламных проспектах Министерства Обороны. Кроме одного.

Да, он здесь – на всём готовом.

Но это всё же – не совсем он.

Потому что сохранить здесь себя как такового, то есть, как личность – не удастся никому.

Армия там, или Флот – это машина. Механизм. Нечто большое, могучее и зубодробительно стабильное. Равнодушно-циничное.

С монотонным рычанием и неумолимостью превращающее отдельные личности – в такие же механизмы. Или хотя бы – шестерёнки. И винтики. Для исполнения приказов. И нудной, и несложной, в общем-то, работы.

Потому что думают, планируют, и решают за тебя – другие.

Тебе же предоставлена свобода только жевать. Еду в столовой. И то – только в отведённое для этого время. Впрочем, последняя мысль скорее являлась следствием того, что он так и не поел, а желудок настоятельно заявлял о своих требованиях урчанием и тянущей пустотой.

Он закрыл глаза.

Как же это было на самом деле здесь, на Франческе? Но ведь для тех, кто жил здесь, она вовсе не была Франческой. Наверняка они свою родину не так называли. А какой-нибудь «матерью-землёй». «Кормилицей». Отчим домом.

Но какими вы были, аборигены? Как хотя бы выглядели? До какой ступени дошли по «лестнице эволюции»?

Внезапно он это увидел.

После внезапной черноты глаза словно распахнулись!

И вот он лежит, спрятавшись в кустах, над довольно широкой долиной – он сразу узнал ее: чуть пониже по течению ему и встретилось кладбище «диких животных»! А внизу…

Внизу экскаватор роет длинную траншею, роботележки с манипуляторами подвозят и подвозят к её дальнему концу…

Трупы.

Сотни трупов. Существа, очень похожие и телом и размером на крупных бабуинов. Только вот… Да, сомневаться не приходится: бедолаги одеты. И пусть – в отвратительно выделанные и грязные звериные шкуры, но в том, что эти шкуры – именно одежда, а не собственная шерсть существ, сомневаться не приходится! Значит…

Значит, убили их всех. И привозят вон, оттуда: в излучине, на небольшой террасе, понастроено каких-то конических сооружений, до неправдоподобия напоминающих индейские вигвамы, как их показывают в исторических фильмах! Жерди, связанные поверху, и крытые теми же шкурами. А вот и универсальный кар с манипуляторами: ломает и собирает в кучи шатры-вигвамы, и кидает в другой котлован. Где бульдозер-автомат сразу засыпает, и заравнивает следы преступной работы.

Кто-то трогает его за плечо. Джон оборачивается, и видит карикатурное покрытое волосами лицо: обезьяна?!

Сознание поражает словно прозрение: нет, не обезьяна! Это – его напарник. Потому что он что-то шепчет, чуть двигая челюстями, и Джон понимает: «что мы теперь будем делать?!» Более того: Джон понимает, что, судя по его собственным волосатым рукам, сжимающим что-то вроде копья с закалённым на огне концом, он тоже – обезьяна! Вернее, примат. Но уже умеющий общаться словами. Охотиться. Строить жилища.

Вероятно, и детишек любить и баловать, приходя с очередной охоты. И жену ласкать. И на благо племени работать.

Но сейчас они с напарником остались вдвоём. Все остальные – мертвы. Душу раздирают, словно саблезубые рвоки, жуткие мучения от осознания необратимости и собственного бессилия!

Теперь у них – ну, у племени! – не осталось ни одной женщины, чтобы можно было продолжить род. И хотя страшная болезнь миновала их двоих, никто не может гарантировать, что рано или поздно и кто-то из них не заболеет. А, заболев, не умрёт, не дожив даже до заката.

И теперь им остаётся только прятаться, и смотреть, смотреть, кусая губы, и сжимая кулаки, как какие-то деловитые и равнодушные неуязвимые металлические монстры уничтожают то, что многие годы было их домом. Домом всего племени!

Джон ощущал странную раздвоенность, и дикость ситуации.

Он был и землянином, который понимал, что тут происходит. И – аборигеном, что тоже… Понимал. И осознавал.

Но совершенно в других категориях.

Хотя – так же однозначно и чётко.

Это – смерть.

Кто-то там, наверху, на небесах, или там, где обитают Боги, всё решил. И вот – их постигло наказание. Но – за что?! Они же ничего настолько греховного не сделали?!

Что-то словно ударило Джона по голове, больно уколов: это подлетевший сзади странно жужжащий предмет выстрелил в него, а затем – и в напарника, чем-то острым! Какой-то иглой, которая вонзилась в шею! И теперь его тело как-то слабеет, и слабеет, растекаясь по земле, словно жидкая грязь…

В уши ударил грохот и скрежет!

Он…

Очнулся на койке на гаупвахте!

 

 

Ах, вот что его разбудило!

В двери щёлкало и скрежетало.

Наконец кто-то отпер замок, и дверь открылась.

Раздались голоса, и звук удаляющихся по коридору шагов: охранник, что ли, ушёл?

– Буду спорить, вы тут сидите совсем голодный. – на пороге появился доктор Гарибэй собственной персоной, и Джон невольно сглотнул: в руках у доктора оказался контейнер с отделениями-ячейками для пищи: и первое, и второе, и даже вожделённый компот!

Джон встал с койки. Правда, честь отдать не забыл, как бы ни сверлил взглядом вожделённый поднос:

– Спасибо, доктор, сэр! Вы чертовски точно сказали: голодный. Но… Как же вам…

– Разрешили навестить вас, капрал, да ещё и с положенным по уставу обедом? Ха! Это было просто. Я сказал коменданту, начальнику СВБ, а потом и майору Гонсалвишу, к которому тот меня перенаправил, что у вас есть информация о последней разведке, имеющая жизненно важное значение для решения вопроса о предполагаемой колонизации! И мне совершенно необходимо срочно уточнить кое-какие факты. А вы – вряд ли кусаетесь. Хоть и дерётесь.

Джон ухмыльнулся во весь рот:

– Не волнуйтесь, сэр. Я вполне тихий и мирный. Если меня не дразнить, конечно. И вовремя кормить. Но… Вот уж не знал, что у меня есть какая-то такая информация.

– Я тоже. Но сказать-то – не возбраняется? – жестом опустив Джона обратно на койку, доктор поставил контейнер к нему на колени. Сам же присел рядом: в узкой клетушке-камере не имелось другой мебели, кроме этой самой койки.

Джон открыл прозрачную крышку с первого.

О-о, какой аромат! Уж не подмешал ли и док ему чего-нибудь?! Чтоб выведать чего секретного? Шутка. Уж если за кого Джон и был спокоен – так это за доктора Гарибэя.

– Вы, капрал ешьте, ешьте. Мои вопросы подождут.

Благодарно кивнув, Джон так и сделал. Правда, он старался сдерживаться: ложка порхала ко рту и обратно так, что её можно было различить, а не сливаясь в расплывчатое пятно, как это показывают в тех же рекламных роликах про «вкусную и здоровую» пищу.

– Спасибо, доктор, сэр! Вы прямо спасли мне жизнь.

– Не преувеличивайте, Джон. Человек может прожить без пищи два-три месяца. В зависимости от внешних условий и загруженности работой. Вот об этой самой работе, собственно, я и хотел с вами поговорить.

– Я вас внимательно слушаю, доктор, сэр.

– Хватит, – доктор поморщился, – давайте без всяких этих «сэр». От них толку – ноль, только время отнимают. Договорились?

– Да, с… э-э… Договорились.

– Так вот. Почему вы, такой обычно наблюдательный, и осторожный, даже не потрудились хотя бы покоситься на этого… Скального слизняка? Ну, того, в которого так вцепился доктор Ваншайс?

Джон отвёл глаза к стене. Интересный вопрос. Но вот сам-то он, получается, даже не задумывался об этом самом слизне? Более того – он его попросту не заметил!

– Если честно – не знаю, доктор, с… Доктор. Более того: я его просто не заметил! И теперь могу это честно признать: попросту проглядел. Но… Если майор Гонсалвиш правду говорил о внутреннем голосе, или там – «инстинкте настоящего воина», то, получается – никакой реальной опасности эта штука для меня не представляла!

Теперь уже доктор какое-то время помолчал, но изучал взглядом не стену камеры, а лицо Джона. Сказал:

– Вы, конечно, абсолютно правы. Слизень на редкость безобиден. Более того: он принадлежит к аборигенным существам. Света боится, и обитает в природных пещерах, или роет ходы под землёй. Питается корнями, мхом, лишайником, да микроорганизмами, что живут на глубине, в трещинах скал. Или под землёй. Очень медлителен и совершенно лишён даже начатков какой-либо высшей нервной деятельности. Всё это мне, буквально захлёбываясь от восторга, поведал наш милый доктор Максимилиан. Но не о биологии слизня я хотел поговорить с вами, Джон.

Меня интересуют вот именно – ваши ощущения.

Вот, – доктор вынул из кармана как всегда отлично накрахмаленного халата коробочку. Присматриваться оказалось не нужно: проекционный воспроизводитель, – Я даже минипроектор принёс. Мы будем просматривать ваши последние «похождения» – к шахте, и в шахте! – и я буду делать паузы, а вы постараетесь восстановить в памяти, что вы в тот или иной момент – думали! И чувствовали.

 

 

К концу пятичасовой «беседы» Джон уже жалел, что доктору разрешили поговорить с ним.

Никогда ещё его так не «выжимали», буквально до последней мыслишки вытягивая, что он тогда или тогда думал, в чём был почему-то твёрдо уверен, а что – только подозревал, и о чём – мог только смутно догадываться.

Именно это, последнее, и интересовало доктора Гарибэя более всего.

И к концу этих пяти часов Джон уже вовсе не был так уверен, что доктор – безобидный наивный учёный, мало задумывающийся о сложностях обычной казарменной жизни в частности, и о банальности мирового бытия – в целом.

Не-ет, вопросы доктора оказались похитрее даже многих тех, что задавал ему капитан-контрразведчик, и реакцию на них Джона – он мог бы поспорить! – док отслеживал не в пример внимательней, и идентифицировал в отлично натренированной памяти точней, чем любой полиграф или энцефалограф – на бумажной ленте! А уж как пытливо док всматривался в его глаза!..

Но наконец закончился и этот «разговор с пристрастием».

Доктор пожал Джону руку, сказал «Спасибо, Джон. Вы нам очень помогли», и направился к двери. Когда он взялся за ручку, Джон спросил, нарочито небрежным тоном:

– Доктор, сэр, э-э… А вот как вы сами думаете – почему оборудование там, внизу, ну, в шахте – не уничтожено? Ведь теперь у нас – вернее, у Штаба! – есть факты и доказательства? И проклятых юэсовцев можно легко прищучить?

Доктор убрал руку с ручки, и посмотрел на Джона. Во взгляде вовсе не было обычной улыбки, или хитринки.

– Я думаю то же, что, собственно, думаете и вы. И Штаб. Что куда дешевле дать кое-кому там, наверху, – док кивнул головой, подведя глаза к потолку, – в Конгрессе Федерации, и в Штабе Флота, взятку побольше. И просто замять это дело, не доводя до суда. И всё равно такое лоббирование обойдётся разработчикам дешевле, чем закупать и везти сюда новое оборудование. Для продолжения разработок. А в том, что они будут вестись, когда наш крейсер уберётся отсюда, сомнений нет.

– Но доктор… Ведь получается, что им сойдёт с рук геноцид местной цивилизации. Да и вообще – всех теплокровных и наземных?

– Думаю, что уже сошло. А, ну да – вы же не в курсе, потому что «отдыхаете» здесь.

Часов пять назад у нас начали полировать все медные части, отдраивать трюмы, и красить стены быстросохнущей краской. Уже по одному этому показателю, даже если не знать, как знаю я, что к нам летит Адмирал Стипе Джунич, можно было бы догадаться.

– Думаете…

– Да. – доктор моргнул. Или всё-таки – подмигнул? – Замнут. Изымут все добытые нами (И вами!) факты и доказательства. И вашу горе-шпионку заберут «для более углублённого расследования». Но не расстраивайтесь, Риглон. Лично у меня, как вы выразились, нет сомнений в том, что её просто возьмут под своё крылышко Хозяева.

Ну, те, кому она верно служила.

И не пройдёт и пары месяцев, как она снова будет на свободе. С новым лицом и новыми документами. А уж захотите ли вы найти её, и встретиться…

Доктор не договорил, и, повернувшись, быстро вышел.

Джон сел на постель, затем выдохнул почему-то накопившийся в груди воздух, и заставил себя лечь.

Доктор правильно сказал.

Если к ним летит (Или уже долетел?) адмирал Джунич, итог визита сомнения не вызывает: все знают что он наиболее рьяный поборник доктрины «свободного предпринимательства, помогающего в кратчайшие сроки и максимально эффективно колонизировать новые планеты». И то, что он практически официально получает в дополнение к огромной зарплате ещё и деньги от разных «фондов», и гранты от Правительства юэсовцев, как и награды в виде всяких международных Премий Мира и т.п., известно тоже широко. «За многолетние и плодотворные усилия по оптимизации процесса становления экономики колоний», как это сформулировала какая-то из центральных Федеральных газет.

Так что сомнений в том, что доктора Тэйлор скоро освободят, и она отделается лёгким испугом и новой фамилией, у Джона не имелось.

Не имелось сомнений и на счёт научного персонала и военного руководства: им объяснят, что этого требуют интересы безопасности Федерации, и просто прикажут втянуть язык в то место, где солнце не светило, и «не распространяться». Под угрозой военного Трибунала. Где судебного разбирательства нет. А есть только назначенные сроки отбывания на какой-нибудь отдалённой планете-тюрьме – большие или меньшие.

Сомнения у него имелись на свой счёт.

Что будет теперь с ним?

Ведь он – главный свидетель. И если можно запугать или подкупить остальных людей на крейсере, уничтожить записи на флэшках, стереть магнитные записи, сжечь документы на бумаге, то то, что сейчас хранится в его памяти – не уничтожишь.

Разве только с ним самим!

Доктрина, выдвинутая каким-то древним диктатором, кажется, Иосифом Сталиным: «Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы!» до сих пор актуальна.

А он – не настолько крупная фигура, чтоб для максимальной уверенности в том, что дело закрыто, такой пешкой нельзя было и пожертвовать.

Киллеры у юэсовцев при их АНБ куда круче штатных профессионалов Флота. Шлёпнут, и не почешутся. И не поможет тут никакая «Программа защиты свидетелей».

Но, как ни странно, почему-то ощущения нависшей опасности не было. Значит ли это, что сейчас убивать его не будут? А тогда, может, и потом – не будут?

Попытаются, например, откупиться. Очередным званием. Или деньгами.

Или кинут какую другую кость с барского стола…

Ладно, увидим. Есть и ещё кое-что, что напрягало сейчас больше.

Нечто такое, что он подспудно чуял в недосказанности, и весьма странном поведении доктора. Да и смотрел док Гарибэй теперь на него так, словно!..

Он – особенный.

Это значит, что его волос попал-таки туда, куда надо. И по половине генного набора его легко идентифицировали. Так же, как «вычислили» и его настоящего отца.

И этот отец – уж точно не просто рабочий или служащий.

Не-ет…

Генный материал этого человека наверняка был очень ценен. Настолько, что сам доктор Гарибэй решил рискнуть своим статусом федерального агента ЗБР на крейсере, и лично пришёл «выяснить кое-какие важные вопросы».

Как же, выяснить!..

А, скорее всего, проверить, является ли Джон действительно – наследником каких-то явно уникальных свойств, показателей, или боевых характеристик носителя генов.

Или – нет.

Или эти способности в нём ещё спят.

Варианта всего два.

Или отец – супершпион Федерации…

Или – Индиго.

Что гораздо страшней.

Потому что если Джон наследует хотя бы часть его способностей, скоро – к сорока годам! – он сможет читать мысли людей, предвидеть катастрофы и проблемы, и вычислять опасности. Проснётся дар Ясновидения. И предвидения. (Или они – уже проснулись?! Иначе – откуда бы этот странный сон-видение?!)

И работать тогда придётся в каком-нибудь закрытом и секретном заведении типа того же ЗБР, а жить где-нибудь на девятнадцатом подземном Уровне знаменитого Штаба ФСБ, выбираясь на поверхность только в редкие увольнительные… Как отец?

Значит, мать-таки не соврала?

Но вот что ему не понравится уж точно, так это позволить действительно похоронить себя заживо где-то там, в Бункерах сверхсекретных Организаций – до самой смерти!

 

 

Размышлял об этом Джон долго. (По его прикидкам – часов восемь.)

Потому что больше заняться было нечем: ему даже не принесли поесть, очевидно, посчитав, что того, что принёс доктор, должно хватить хотя бы на сутки.

Всё это время в нём почему-то в нём крепла уверенность в том, что его не будут «убирать».

Вероятней действительно – другое.

Вот: сейчас он узнает. Ведь он именно этого в последующие за визитом доктора часы и ждал: в замке снова повернулся ключ.

Когда вошёл майор Гонсалвиш, Джон уже был на ногах, вытянувшись в струнку:

– Разрешите доложить, господин майор, сэр! Капрал Риглон, отбываю трое суток за нарушение общественного порядка в столовой!

Майор, коротко козырнув, кивнул:

– Вольно. Садитесь, капрал. – после чего и сам присел. Туда же, куда и доктор: на край жёсткой узкой койки.

Джон видел, что майору неудобно. Он не знает, как начать неприятный разговор. И миссия «перевербовщика» его отнюдь не устраивает. Но майор всё же сказал:

– Капрал Риглон. – тяжкий вздох, – Джон. Ты имел храбрость… Или глупость – это уж как посмотреть! – отлично зарекомендовать себя во время разведок. Ты – думающий, наблюдательный, и имеющий безошибочный так называемый «внутренний голос», боец.

Так вот.

Руководство нашего Штаба решило, что ты не можешь полноценно раскрыть все имеющиеся у тебя «таланты» в качестве что капрала, что даже – сержанта. И руководство подало рапорт Адмиралу Стипе Джуничу, главнокомандующему нашего Федерального округа, о зачислении тебя в Академию в Вест-Пойнте. На подготовительный курс.

Оплачивает всё обучение Флот. Ты будешь получать и стипендию. Такую, которая позволит отсылать твоим матери и деду денег уж побольше, чем из жалования капрала.

Короче: через шесть лет ты будешь офицером.

Доволен?

Доволен ли он?

Ему почти открыто предлагают колоссальную взятку!

И «тонко» намекают, что откажись он – и с матерью и дедом может случиться…

Уж точно – что-нибудь нехорошее.

Но стать – офицером!..

Несбыточная Мечта?! И вот она – воплощается?!

С его статусом и происхождением он никогда бы сам в офицеры не пробился, будь он хоть супергениальный супергерой! В Академию в Вест-Пойнте попадает только родовая знать. Элита. Дети генералов-адмиралов в десятом поколении, да конгрессменов.

Но…

Вот именно – как отказаться?!

Да никак.

– Есть отправляться в Академию в Вест-Пойнте, сэр!

– Рад, что мы… Поняли друг друга. – взор майора был тяжёл, но теперь он смотрел на Джона, скорее, с облегчением. От того, что со сложной и постыдной миссией не возникло проблем, – Ваш транспорт отходит через два дня, кадет. К этому моменту вас освободят. А сейчас уж будьте любезны продолжить отбывать за «нарушение общественного…»

Вам всё понятно, Риглон?

Джон всё видел, и всё понимал. Ответил:

– Да сэр. Так точно. Мне… Всё понятно.

Куда уж тут – понятней!..

Джон встал, чтобы попрощаться. Майор подал ему руку. Она у него тёплая и сильная – это Джон знал и так. Кажется ему, или она сжимает его ладонь крепче обычного?

Когда майор взялся за ручку двери, Джон опять не удержался:

– Простите, сэр. Можно вопрос?

– Спрашивайте, Риглон.

– Доктора Тэйлор… Забрали агенты СВБ Федерации?

– Нет, капрал. Наша СВБ передала её по требованию адмирала в личное распоряжение адмирала. И она уже на авианосце «Билл Клинтон».

– Спасибо, сэр. Это… всё.

– Отлично. – майор сверкнул глазами, но всё же добавил. – Берегите себя там.

В Академии.

Дверь закрылась, Джон снова лёг «доотбывать». Горечь и злость переполняли его.

Ясно, почему его предпочитают держать здесь.

Чтоб поменьше «общался» с совзводниками, и не растрепал ненароком лишнего. Авианосец с Адмиралом и Джоди скоро улетит. Да и их крейсер отсюда скоро улетит.

Улетит, как говорится, несолоно хлебавши. Планету признают непригодной и неперспективной. Слухи и сплетни, разумеется, просочатся.

Но без доказательств они, вот именно – только слухи и сплетни.

И то, что он легко мог бы теперь указать, где искать хотя бы часть тел аборигенов – никому не нужно. И значения никакого не имеет.

А уж те, кто связан, и участвовал непосредственно в этом полёте, предпочтут промолчать. Это проще, чем предстать перед Трибуналом за разглашение, пережить заключение, и, (если удастся выжить!) потом – и неизбежную деклассацию.

А он сам…

Он получил.

Кость со стола.

Жирную.

Доволен ли он?

О-о!..