Как я стала человеком-рептилией
Мне дали таблеточку и я стала зелененькой ящерицей. У меня кожа была в чешуйках, как у ящерицы и я была настоящей рептилией!
Мама с папой тоже потом выпили такие таблеточки и стали рептилиями, как я. И мы тоже делали фотки на память, как мы всей семьей были людьми-рептилиями. И могли плавать и дышать под водой.
Помню, что я была снежным человеком, пони, силачом, была взрослой женщиной, а потом мужчиной, была силачом, у меня росли разные ручки и заячий хвостик. Во время Лиана удалось поэкспериментировать!
Как я была лошадкой и пони
Самое интересное было быть пони, маленькой лошадкой. Сначала я была кентавром, быть лошадкой мне понравилось больше, чем пони. Приятно быть человеком, но бегать лошадкой – в этом есть что-то особенное. Свежий ветер развивает холку и такая свобода! И возила маму и папу на санках по холмам. И всем нравилось! А потом мне сказали, что пони и лошади еще и работают, их впрягают в телеги, например, и они возят на себе наездников. Это когда тебе на спину вешают что-то тяжелое, и ты должен это тащить. А тяжело! А еще на тебе может ездить наездник, а он тяжелый и бьет шпорами или ногами. Или ты можешь тащить повозку. Скажу вам, нет, это уже не то. Залезла на тебя почти тонна, бьет тебя ногами по бокам и говорит «но». А потом меня впрягли в телегу и сказали везти ее далеко. Вот ужас, она-то тяжелая! Нет, пони мне быть не понравилось! Это совсем не то! Лучше бегать зайчиком, или кроликом, кто их разберет? Нет, работа не для меня. Работать я не хочу!
И когда меня в следующий раз Марина Владимировна спросила, хочу ли я быть пони, и предложила таблеточку, я сказала «нет», не хочу, я замотала головой и пошла домой. И каждый раз, когда мне предлагали быть пони, я отказывалась. Еще и работать надо, и Катя говорила, что детский труд запрещен!
Наши врачи тоже пили таблетки внешности и ездили конями, сначала Георгий Васильевич скакал конем по лугам лиана, потом Дмитрий Васильевич. На Дмитрии Васильевиче ездила его медсестра Наталья Павловна, а потом он ездил на ней. Даже Марина Владимировна поездила конем, точнее лошадкой.
В этом время в соседнем поселении детям десяти-тринадцати лет давали такие таблетки и делали их пони навсегда (это были другие таблетки), чтобы они работали в этом поселении, но эти дети были рабами.
А Кате Араповой понравилось быть лошадкой и пони, и возить на себе людей, она возила врачей, а я опять ревновала!
Как у меня были копытца
Георгий Васильевич со своей медсестрой уснули, надолго. В семье считали, что ребенку не надо было делать акцент, что Георгий Васильевич уснул, и они уже не встретятся. Ребенок мог расстроиться. Поэтому все старались, чтобы я не замечала, что одни врачи уходили, а другие появлялись. Говорили, что я потом вспомнила Георгия Васильевича и искала его, и плакала, но мне дали забвение. Мне дали препараты, и врачи были для меня как бы все одинаковые.
Теперь у медиков была большая больница. Остальных врачей я уже вспоминала в больших светлых помещениях. Кровати стояли прямо в зале – все солдаты лежали здесь, не было деления на палаты, как во многих полевых госпиталях. Я запомнила, что это было светлое помещение, операционная была закрыта. А Дмитрий Александрович ходил счастливый и постоянно делал операции, по семь операций в день. Солдат привозили и увозили.
Сначала Дмитрий Александрович отрезал руки одному солдату и пришил копытца… можно было таблетками, а можно операциями… Копытца прижились… Солдат три дня тоже ходил с копытцами вместо рук, и мы с каким-то пожилым солдатом тоже пили таблетки и ходили с копытцами, чтобы подбодрить солдата Леню. А Леню молоденькая медсестра кормила из ложечки, и он радовался.
Солдатам пришивали вместо рук и ног копытца, а потом обратно шили руки и ноги. Молодым делали только руки или ноги – смотрели, как инородные конечности приживаются, а тем, кому за сорок уже и руки, и ноги резали, врачи говорили, чтобы они обновлялись. Одному солдату даже не стали делать переливание крови – пришили копыта вместо рук и ног, без переливания обошлись! Старикам смотрели, что пришивать. Иногда Дмитрий Александрович пришивал им тело ниже пояса, если были проблемы с ногами, и иногда даже не возвращал обратно. Одному солдату пришили член коня, но когда он не научился с ним справляться, перешили обратно.
Мне в больнице почти всегда давали галлюциногены и «сказку» и вкусные таблеточки с копытцами и рожками, а иногда просто с копытцами вместо ручек, и я тоже ходила как прооперированная. Как все солдаты. Надо было выпить таблеточку и просто зажмуриться, и человеческие ручки превращались в копытца. Это чтобы солдаты не нервничали.
«С копытцами неудобно», – в конце концов, решила я. – Кушать не получается. – Мама покормила меня с ложечки. Врачи хотели, чтобы я поняла, насколько удобнее человеческие ручки. Потом мама тоже сделала себе копытца, чтобы лучше понимать своего ребенка, так советовали врачи. С копытцами на самом деле было неудобно – она теперь тоже не могла есть, и нас обеих кормил папа.
– А знаете, как это влияет на солдат, все смотрят на вашу дочку и успокаиваются, – говорили маме медики. Мне давали таблетки, и мои ручки становились копытцами, как у козликов с белой шерсткой, а солдатам делали операции – отрезали руки и пришивали копыта настоящих козлов и диких кабанов. И у них тоже была белая шерстка. Я сейчас часто пила таблетки с копытцами, а домой обратно пила таблетки и копытца становились руками, чтобы дома самостоятельно кушать.
В один день я с копытцами села около кроватки в больнице посидеть. – Там сейчас операция, она закончится и тебе дадут таблетку, – сказала мне медсестра.
Я осталась в госпитале ждать конца операции, пожилой солдат стал рассматривать мои копытца.
– А это у тебе что, девочка?
– Это копытца. А если у меня будут и рожки, то я буду как настоящий козлик.
Солдату, наверное, стало нехорошо. Его звали Женя, точнее Евгений Петрович, но он сказал, что он тут просто Женя. Тут медсестра позвала меня к себе. И там дала мне таблеточку. Медперсонал еще не решил, хорошо это или нет, что я разговариваю с солдатами.
Уходя домой, я показала свои человеческие ручки солдатам. Все заулыбались – все закончилось хорошо! Как хорошо такой ребенок влияет на психику, ребенок не видит ничего страшного, и всем вокруг как-то легче все это пережить!
На следующий день другой солдат взял у меня вечернюю таблетку, сам выпил и его копытца стали ручками, а я пошла домой с копытцами. Папа удивился и пошел в больницу разбираться…
Один солдат тоже украл таблетку обратной внешности, после того, как ему пришили копытца вместо ручек, и сбежал. – Видишь, вернулся, – сказал мне Антон Андреевич. Солдат был больным, у него с детства был артрит суставов рук. Новые руки выросли здоровыми, но постепенно опять стали больными. Он вернулся и попросил копытца обратно. У него был сильный артрит суставов, он и копытцам был уже рад. Ему обещали, что после обратной операции, когда ему снова пришьют свои руки, артрит уже не будет так прогрессировать. Пока он ходил с копытцами, его руки оперировали, выравнивая кости.
У нас лежали солдаты с ногами свиней, козлов… Все ждали от Дмитрия Александровича обратных операций, все хотели домой.
А домой отправлял только после официального разрешения Нагорбова. Нагорбов набрал себе свиту из кровожадных новорожденных, недавно поднятых из зверей – они были ему преданны и немногословны. Их было легко получить – распылил оживляющий порошок на, например, муравейник, и у тебя уже отряд солдат. Для начала Владимир довольствовался парой десятков.
С такими наемниками тоже было не все так просто – им надо было колоть человеческие черты, сворачивать кровожадность. Но на дворе был 1988 год, приближался крах советского союза и для новорожденных включили режим «лайт».
Дмитрий Александрович проверил на опыте, что сращивать лучше кости (в идеале кости родственников, или хотя бы одной группы крови), долго, но надежно. Если вынимать руку из сустава и вставлять другую, то «шарнир» часто воспалялся, и с ним было много проблем. Он советовал сращивать именно кости. Но Лиан оставался Лианом, и здесь залечивалось то, что обычно воспалялось.
роман ЗАТО Лиан
Автор публикации
