Эффект и подоплёка (начало)

1

Хорош город Воронеж, солиден! Основательность его кварталов, степенная ширь проспектов и размах площадей – поистине столичные. Гуляя по воронежским просторам, невольно проникаешься чувством почтительного благоговения, какое появляется, когда идёшь по Новому Арбату в Москве, или по Невскому в Питере, или по Красному проспекту в Новосибирске.

Однако не солидностью снискал он славу: аномально высокая красота местных девушек – вот его главное богатство. Есть легенда, что Пётр I, решив начать тут строительство флота, согнал работников со всей империи. И чтоб они ненароком не разбежались, царь распорядился согнать и самых красивых женщин – мастерам в жёны. То есть селекцию здесь провели довольно давно.

Мы же с приятелем Серёгой Стрельцовым, будучи студентами химического факультета Тульского пединститута, не привыкли верить легендам, не сделав проверки их истинности. А непреложным, неподкупным критерием, подтверждающим либо опровергающим всякую истину, служит практика. Поэтому в один из августовских дней 1992-го года, когда суточная тряска в перекладных электричках осталась позади, доблестная столица не менее доблестного Черноземья явилась пред наши пытливые очи. Как обычно для первого приезда в незнакомый город, мы направились туда, куда эти самые очи и глядели, в данном случае – на ул. Плехановскую.

Кипяточный солнечный ливень, шипя и клокоча, изливался плотным потоком на старинные дома, широкую проезжую часть и трамвайные пути, отбрасывая от накатанных рельсов стáи слепящих зайчиков. Электронное табло на фасаде здания областной администрации показало +34. Жар от нагретого до мягкости асфальта ощущался даже через подошвы кроссовок. Чтобы избежать солнечного удара, пришлось защитить головы бумажными треуголками – продавец местной самой смелой и самой независимой газеты встретился нам как нельзя кстати. Улица через некоторое время привела к главному корпусу университета.

– О! – обрадовался Серёга. – И зверь на ловца! Пошли, девчат посмотрим?

– Думаешь, они тут есть? В это время девчата на каком-нибудь пляже пóпы солнцу подставляют.

– Тогда какие вопросы? Пошли на пляж, тоже тому солнцу подставим нечто нехилое.

Влево от универа начался довольно крутой спуск, идущий через частный сектор и упирающийся в Набережную. Воронежское водохранилище, как и реки Ленинграда, одето в серый гранит, и где искать пляж – понять невозможно. Зато пристань прогулочных катеров видна отчётливо. Не сговариваясь, направились туда, вознамерившись совершить лёгкую водную прогулку – этот вид развлечений для туляков всегда будет относиться к разряду экзотических.

Купив полуторалитровую бутылку газированной воды и два одноразовых стаканчика, мы шагнули на борт готового к отплытию теплохода. Места нашлись только боковые, на не защищённой от солнца корме. Прямо напротив, к радости охочего до воронежанок Стрельцова, расположились две девушки явно студенческого возраста. Одна, судя по внешности, коренная местная жительница, года на два постарше своей подруги, чьи предки, очевидно, к Петровскому указу отношения не имели. Смерив нас критическим и отчасти брезгливым взглядом, обе с интересом уставились на нашу бутылку.

Тут следует напомнить, что 1992-ой был первым годом рыночной экономики, поэтому ценовой диспаритет встречался на каждом шагу. Например, стограммовая «рот-фронтовская» шоколадка тогда стоила дороже полкило сливочного масла, а являвшаяся новинкой пластиковая полторашка импортной воды, напичканной ароматизаторами и красителями и накачанной СО2, обходилась покупателю так же, как две с половиной бутылки отечественного шампанского.

– Девчата, лимонада нехилого не хотите ли? – спросил Серёга, протягивая стакан шипучего напитка, испускавшего откровенно ненатуральный аромат дюшеса. Девушки испуганно покосились сначала на его нагловатую физиономию, затем на его мускулы, потом – на меня.

– Там! – та, что симпатичнее, ткнула пальцем в сторону левого берега.

– Что – там? Ваш дом?

– Вон там, – жеманно отвернувшись, продолжила сладкоголосая воронежанка. – Там есть магазин, где продаются кепки. Знаете, что это такое, или где уж вам?

– Ах, сударыня, – схватив за локоть, я усадил обескураженного Серёгу на место. – Простите моего друга.

– Нет, ты слыхал? – тихо заговорил оскорблённый Стрельцов. – Кепки! Какая им разница, а? Ведь я ж только предложил попить!

– Каждый, Серёг, думает в меру… Сам знаешь. Не обижайся на них.

– Терпеть не могу мужиков, наряженных во что попало! – нарочито громко произнесла симпатичная, презрительно глядя будто сквозь нас. Обнажив стриженную «под ноль» голову и улыбнувшись в тридцать два зуба, Стрельцов галантно поклонился девушкам. Обеих передёрнуло. Я продолжил:

– Они ж считают себя эксклюзивным, штучным товаром, а про нас думают, что мы бомжи или зэки, только освободившиеся. Они ж не догадываются, что перед ними молодые перспективные учителя, к тому же – герои-путешественники.

Далее стóит подробнее описать этих «прынцесс». Девушка постарше, как и мы, вероятно, недавно отметила двадцатилетие. У неё светло-русые волосы до плеч, лучистые глаза, на фоне водоёма ставшие ещё синéе, прелестный прямой носик и весьма миленькие ямочки на щёчках. Рост её достигает отметки «175», а параметры, если судить на глазок, составляют «88-62-95». Внешне она напоминает Анастасию Ягужинскую из культового сериала и вполне может считаться красавицей, если б не ноги, в длине заметно уступающие туловищу – неудачно подобранные бриджи особенно подчёркивают это.

Вторая незнакомка казалась совсем юной. Её со вкусом осветлённые волосы, даже будучи заплетёнными в косу, запросто достигают поясницы. Классически зелёные глаза придают неповторимый шарм не шибко симпатичному горбоносому лицу. Взгляд же её оставался печальным, даже когда девушка улыбалась,будто какая-то давняя глубокая скорбь терзает легкоранимое сердечко. Таких обычно зовут Иринами или Светланами, но для себя я окрестил её Русалочкой. Ростом она на сантиметр не достаёт до отметки «170», зато там,где положено, у неё «60», а чуть ниже – «90», упакованные в джинсовые шортики. Правда, на месте верхних «90» едва достигается «75», и то – за счёт не по погоде плотного чёрного бюстгальтера, контрастно смотрящегося под обтягивающим бордовым топиком.

Судя по тону разговора, обе являются если не подругами, то, по крайней мере, давними знакомыми, встретившимися после долгой разлуки.

– Нет, – тихо продолжил Серёга. – Я только воды слегка предложил, а они?

– А как ты хотел? В этом возрасте девушкам свойственно кочевряжиться. Мы, типа, барышни антилигентныя, культурныя, в нивирситетах обучаемси, нам прынца подавай, а то ж мы в ентих жёнихах как в сорý роемси, мы сябе цену знаем и за дёшего не продаёмси… Очередная «королева молодого короля»!

– Сто баксов? – ухмыльнулся друг.

– Да куда там «сто»! Дай бог, тридцатник!

– Слова твои хороши, но очень уж смахивают на историю с лисой и виноградом.

– Говорю же: не бери в голову! Тем более, лисы – хищники, виноград не едят! Что ты, вообще, так запал на них? Ну, хочешь, я сейчас одну возьму и за борт слегка выброшу? А ты спасёшь. И мне для порядку малость в пятак накатишь. Вот и познакомитесь, – сдерживая смех, я хотел встать. – Тебе какую? Русалку или вторую?

– Сядь, изверг! – Серёгина улыбка перестала быть хмурой. – Лучше подумай, почему они такие сердитые?

– Тише, – взглядом я указал на девушек. Серёга меня не понял и нацелил взор на расположенный посреди водоёма жестяной памятник-кораблик, вокруг которого наш теплоход разворачивался, чтобы направиться обратно.

– При чём тут памятник? – друг спросил настолько громко, что девушки отвлеклись от беседы.

– Серёг, не ори! Тут не надо думать, они всё расскажут сами. Только ты слишком уж открыто не прислушивайся…

2.

– Ой, ну ты что! Что я, дура, шоль, в общаге жить? В этом бардаке? – откинув головку и слегка выкатив глазки, вопрошала Русалочка с долей истеричности в голосе. –Там такой беспредел! Нет, ну, не беспредел, конечно, но кобелей пьяных полно. Посмотрит – аж тошно становится! Нет, ну, не тошно, конечно, но противно.

– Ах, не говори! – в тон ответила Ягужинская, тоже, очевидно, опытная в данном вопросе. – Под таким взглядом чувствуешь себя будто обнажённой. Неприятно, бррр! Но чтобы съезжать из-за этого на квартиру…

– Если б только из-за этого! – негромкий русалочий голос дрогнул. – Мы с подружками такой кошмар пережили! Нет, ну, не кошмар, конечно, но не дай бог никому! Когда среди ночи в дверь ломится огромный пьяный насильник в кованых сапогах – ты из института сбежишь, не то что с общаги! Он дверь чуть не высадил! Знаешь, как хрипел? Ой, лучше тебе не знать! – предавшись потайным воспоминаниям, девушка смахнула слезу.

– Да-да,помню, что-то такое слышала по осени. Только одного не пойму: откуда у вас огромные насильники? Там же задохлики одни гуманитарные! На зачислении – помнишь? – сама же мечтала в общаге спортфака поселиться! Ну, ладно, а Виталька твой что же? Не разобрался?

– Нет больше Витальки, – выдержав качаловскую паузу, ещё тише произнесла Русалочка. – Вообще, настоящих парней нет. Только сыночки маменькины.

– С ума сойти! – собеседница всплеснула руками. – Ты ж говорила, любишь его. Тебе ж так нравилось, как он поёт…

– Как это больно – понять, что любила труса и слизняка! – побледневшая Русалочка с трудом скрывала предательскую дрожь в подбородке. – Это невыносимо! Снова пережить нож в спину! Нет, ну, не то, чтобы нож и в спину, но в итоге снова остаться одной! За что судьба так ударяет? – она наконец-таки всплакнула, правда, беззвучно. Глаза Ягужинской тоже заблестели. Разумеется, не от счастья.

– Прости, прости, – та обняла подругу. – Прости, что заставила вспоминать.

Вынув платочки, видимо, специально для того заготовленные, девушки начали бережно утирать слёзы друг другу. Данная сцена выглядела столь трогательно, что даже нам ненадолго стало жаль незнакомок. Особенно – в момент причаливания, когда теплоход издал громкое «П-ф-ф-ф!», вынудив барышень вздрогнуть и втянуть головы в плечи.

– Я тогда как от шока оправилась – сразу Витальке всё рассказала. Искала поддержки, а это чмо… Нет, ну, не чмо, конечно, но этот слюнтяй сам… на квартиру… сбежал… Втихаря, представляешь? Втихаря бросил одну посреди такого кошмара!

И слёзы опять тихонько закапали.

3.

Сойдя на берег, мы неспешно двинулись вдоль водоёма в сторону Адмиралтейской площади. Опускавшееся солнце жарило немилосердно, но основная часть его энергии проходила вéрхом, прямиком попадая в окна белоснежных многоэтажек Левобережного района. Нехилая парилка, наверно, получается в тех квартирах!

Как ни жестоко это прозвучит, но от услышанного несколько минут назад теперь стало жутко смешно.

– Прикинь, Серёг, какие нешуточные страсти! – сказал я, цинично ухмыляясь.

– Да-а, мелодрамища неслабая. Шекспир отдыхает! Но что, это и вся история?

– Нет, конечно, не вся, но смотри, сколько трагизма, а? Сколько чувства! Хотя, сдаётся мне, девяносто процентов тут – не более чем бредни наивной дурочки. Нет, ну, не дурочки, конечно, но…

– Нý! – рассмеялся друг. – Лет-то всего ничего, а туда же: «снова пережить нож в спину», да «опять судьба ударяет…»! Ухохочешься! Будто вся спина уже исполосована! Нет, ну, не вся, конечно, но…

Дорога привела к летней кафешке. Свободных столиков не нашлось, поэтому Стрельцов подсел к одинокому поджарому очкарику «ботанического» вида, сочетавшему чтение какой-то толстенной книги с поглощением какого-то пенного напитка. Я принёс два полулитровых пластиковых стакана, до краёв наполненных прохладной золотистой жидкостью, гарантирующей нам райское наслаждение на ближайшие десять минут.

– Не помешаем? – я обратился к парню.

– Нет, садитесь, пожалуйста, – безразлично ответил он.

– Интересно, – проговорил Серёга, отхлёбывая. – Чем же это дело окончилось, неизвестно?

– Это-то как раз известно: съездом с общаги и посыланием какого-то Витальки, до сего дня вызывающим неслабое море слёз и соплей.

– Тогда с чего оно началось?

– А вот тут история растерянно замолкает.

– Что же делать? Как докопаться до первопричины?

– Как говорил мудрый Сенека, если не знаешь, что делать, не делай ничего вовсе.

– Простите! – перебил очкарик, негодование переполняло всё его естество. – Так говорил Конфуций!

– Не обращай внимания, – вежливо сказал я. – Это поговорка такая.

– А вы откуда? – поинтересовался незнакомец, ибо наш диалект явно отличался от местного.

– Студенты из Тулы, с пединститута, – ответил Серёга, вынимая студенческий билет.

– Коллеги? На югá направляетесь?

– Нет, просто путешествуем без особой цели.

– Студенческие байки слегка собираем, – зачем-то добавил Стрельцов.

– Ну, и как в Туле жизнь?

– Несла-або! – гордо изрёк Серёга. Я расшифровал его ответ, совершив краткий экскурс в историю нашего жития вместе с бытиём.

– Парни! – с пафосом,который обычно появляется после четвёртого стакана, воззвал Алексей, наш новый знакомый. – Вы представляете, в какое время нам выпало жить?

– Ну-у-у…

– Это потом скажут про «эпоху демократического беспредела». А ведь эпоха-то – чудесная! Ну, вот вы, вы ещё пару лет назад смогли бы так путешествовать? Смогли бы вот так пиво пить? Вообще, разве раньше пиво так свободно продавалось?

– Пару лет назад без талонов фиг бы что купили бы… – я вспомнил период, когда в месяц мне полагалось 600 г колбасы, десять яиц, килограмм сахара, по полкило макарон и крупы, а сливочного масла, как человеку, достигшему восемнадцати лет, не полагалось вовсе, зато водки причитался целый литр.

– А сейчас всего кругом полнó, но дорого, – продолжил Стрельцов.

– Как говорил твой Конфуций, не дай бог кому жить в эпоху радикальных перемен, – добавил я. – Что дальше будет – страшно представить.

– Во-от! Теперь главное – не лениться, работать, зарабатывать! Тогда и радость придёт, ибо, как говорил ваш Сенека, возненавидеть жизнь можно только вследствие апатии и лени. Нам же с вами выпадает возможность стать живыми свидетелями ИСТОРИИ! Истории нашей страны! Сами потом будете внукам рассказывать…

– Лёх, – виновато перебил я. – Ты не обижайся, наши мозги под такие категории не затёсаны. Мы не гуманитарии, мы химики, люди конкретные.

– Да-да, извините. Значит, байками интересуетесь? – пафосный румянец сошёл с его лица, которое теперь не казалось столь уж «ботаническим». – Тогда слушайте.