Отрывок из романа “Три тысячи километров”, адаптированный под самостоятельное произведение. Финал. Дизайн обложки – Р. Г. Евсютин
4
Алексей заговорил таким задушевным тоном, каким по радио читают сказки детям:
– Эта история приключилась давным-давно, в тот блаженный момент, когда отпущенные цены резко взлетели вверх, зато понятия «талон» и «визитка» навсегда ушли в прошлое. В ларьках и магазинах появились первые признаки грядущего изобилия, а провинциальный обыватель ещё путал «сникерс» и «тампакс» – согласитесь, два отнюдь не тождественные предмета. Мы перешли на четвёртый курс. Мы – трое молодых людей: Иванов, Петров и ваш покорный слуга. Поскольку все прибыли из разных уголков нашей необъятной страны, то и проживали в общежитии. Ах! Это была классическая «совковая» общага, с двумя кухнями на этаж, со стенами и перекрытиями, судя по их звукоизолирующей способности, сделанными из картона. Кроме того, тут создался настоящий рай для таких домашних животных, как мыши, тараканы и комары. Последних, благодаря постоянно текущей в подвале канализации, здесь можно встретить в любое время года.
– Один в один наше общежитие! – перебил я. – Летом из-за них спать невозможно…
– Да. Ну так вот. Прямо над нами поселились три первокурсницы. Три барышни, чистые и невинные создания. Не синечулочные математички и не валютные интердевочки с инъ за, они обучались на филологическом. Там – сами, поди, знаете, что ни студентка, то Наташа Ростова, падающая в обморок от слова «пися».
– Да-а, – меланхолично вздохнул я, припомнив парочку знакомых филологинь. – Но Катюши Масловы и Сони Мармеладовы тоже попадаются…
– Ладно, ладно ты прав. Но эти – исключительные, – Алексей мечтательно понизил голос. – Взгляд любой из них был особенно – непорочно! – обаятелен, а лица, в отличие от наших сверстниц, ещё не были столь потасканными. Одна зеленоглазая блондинка, с косой до талии, уж очень хороша…
Мне почему-то вспомнилась недавняя Русалочка, затем представились физиономии одногруппниц, и я по достоинству оценил мастерство Алексея – рассказчика.
– Мы хотели познакомиться с этими девушkами поближе, вплоть до самых серьёзных отношений, но ничего не получалось: наши верхние соседки оказались невероятно эашуганными. Про таких говорят: «Боятся собственной тени». В одиночку они никогда не ходили, даже на кухню или наоборот, по нужде. Очевидно, мамочка каждой из них, отдавая доченьку общаге на съедение, так напутствовала родненькую: «Смотри, милая, будь осторожна! Там ведь мальчишки невоспитанные ходят, а ты ж у меня – ну такая красавица! А им, окаянным, только одного и надо. Сперва спросят, сколько времени, потом – нет ли спичек, потом – как тебя зовут… Так и получаются матери-одиночки и дети без отцов». Это, конечно, домыслы, но наяву даже такая невинная фраза, как «Привет, девчонки!», невзначай брошенная Петровым, была тут же расценена как попытка к изнасилованию.
– Может, это тоже лёгкие домыслы – о попытке к изнасилованию? – спросил Стрельцов.
– Возможно. Просто когда Петров поприветствовал их в коридоре, они резко развернулись и рванули назад, в свою комнату.
– Это ещё ни о чём не говорит, – сказал я.
– Это – не говорит. Зато вахтёрша говорит. Мол, что ж это вы, проклятущие, к девчоночкам пристаёте? А сама ржёт в голос.
– Ну и как? Оправдались?
– Вот ещё! Бабка та нас хорошо знает, мы – люди порядочные, дисциплинированные. Просто пришла сообщить, как прибежали на вахту две девчонки, бледные, запыхавшиеся; глазки навыкат, ручки дрожат. «Звоните, – говорят, – в милицию! К нам мужики пристают!». И – на нас с Петровым указывают.
– Да уж, мощные мужики! И что же потом? – я искренне удивился чужой недалёкости, забыв одну народную мудрость – насчёт размеров глаз у страха.
– А ничего. Посмеялись мы вместе с вахтёршей да и плюнули на этих дурочек. Единственный, кто был вхож к ним в комнату – какой-то их сокурсник, вероятно, чей-то бывший одноклассник или просто земляк. Малый развлекал девушек игрой на гитаре, делая это утром [перед первой парой, перед первой!!!], в большую перемену и, разумеется, вечером. Репертуар его состоял всего из одной песни – «Звезда по имени Солнце» покойного В. Цоя. Аккомпанировал юный певец на плохо настроенной дребезжащей гитаре, исполняя названный шлягер на трёх блатных аккордах, безо всякого понятия о ритме и тональности.
– Охренеть! – опять перебил я, живо представив описанную Алексеем картину. – Перед первой парой? Явная патология!
– Хорошо сказал! – собеседник протянул правую руку. Яохотно пожал её, чувствуя расположение к этому человеку. – В течение первых двух недель сентября мы, как истинные четверокурсники, не утруждали себя частым появлением ни в институте, ни в общаге. Зато к концу месяца арии того трубадура нас уже, мягко говоря, достали.
– Вы соль девчонкам в чайник сыпали на кухне?
– Ох, сыпали! И соль в чайник, и соду в суп. Всё без толку.
– А картошку дезодорантом брызгали?
– Это уж слишком. Хотя, надо учесть на будущее, – Лёха улыбнулся.
– Может, парню нужно было просто начистить пятак? – спросил Серёга.
– За-ачем? – обиделся Алексей. – Мы – мирные люди. Мы уже всерьёз стали задумываться, чтобы душевно поговорить с парнишкой, помочь ему настроить гитару, подтянуть гриф, показать, на каких аккордах играется его любимая песня в оригинале, заодно помочь разучить и другие композиции группы «Кино». Никто из нас не являлся ярым фанатом означенного музыкального коллектива, но терпеть такое кощунство над памятью Виктора Робертовича сил более не было. Выяснили даже, что обитал тот менестрель через две комнаты от девушек. Проблема решилась сама собой. Наступил октябрь, вместе с ним и наш профессиональный праздник. Для торжественного застолья мы купили бутылку спирта «Ройал». Стóит отметить, что несмотря на большой общежитский стаж, ни один из нас не сделался алкоголиком, поэтому в плане потребления спиртных напитков всех в первую очередь интересовал сам процесс, а не конечный результат. Из одного литра 96%-ного спиритуóза наготовили самых разных ликёров, порою придумывая рецепты по ходу дела. Например, можно взять двадцать граммов карамелей-голышей – в дорыночный период они стоили девяносто копеек за кило, помните? – «дюшес» или «барбарис», растворить в предельно малом объёме кипящей воды, в полученный сироп добавить сто пятьдесят мэлэ спиртяги, потом дистиллированной водой довести объём до стандартной половины литра. Хотите – верьте, не хотите – не надо, но выходит отличный карамельный ликёр. Аналогично получили фруктово-ореховый [сделав сироп из сухофруктов и настояв его на толчёных кедровых орехах], бананово-апельсиновый [на корках] и сливочно-кофейный [из сгущённого молока и растворимого кофе].
– А мы в лаборатории органического синтеза самогонку нехилую гнали, – перебил гордый Стрельцов, но я взглядом остановил друга: история захватывала всё больше.
– Помимо выпивки, приготовили всяких закусок, а для пущего веселья я привёз баян.
– О! Так и я – баянист, – слегка польстив себе, протягиваю руку Алексею, он тоже охотно пожал её.
– Наше «соображение на троих» затянулось, – рассказчик продолжил. –Всем стало «хорошо», а ни один из ликёров не был выпит полностью, к тому же стрелки показывали три часа ночи. Чтобы привести инструмент в исходное положение, я нажал клавишу спуска меха. «Ххха-а», – хрипло, как старый астматик, выдохнул баян. «Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Петров. – Что это?». «Ничего. Просто спуск меха». «А ну, вдохни!». Нажав ту же клавишу, я раздвинул мех. «Хххы-ы-ы», – глубоко и довольно громко вздохнул баян. «Класс! Надевай его! Пойдём наверх. А ты, – Петров обратился к Иванову, – тоже инстрýмент захвати. Ох, они у нас поспят сегодня!». Иванов из шкафа вынул железнодорожную кувалду с полутораметровой рукояткой, доставшуюся в наследство от прежних обитателей нашей комнаты. Едва ступив на третий этаж, я энергично «задышал» баяном. «Бум-м, бум-м», – Иванов стукнул кувалдой по полу в такт шагам. Бил он несильно, но в ночной тишине удары гулко разносились по всему этажу. Пройдя три таких «шага» вправо, мы остановились. Я не прекращал «дышать». «Это монстр, Фредди Крюгер в гости пожаловал», – шёпотом пояснил Петров, хотя мы и без него всё поняли. Постояв секунд немного, «монстр» сменил направление, двинувшись прямо к двери наших соседок. Звуки «шагов» звонко отражались окнами, а от жуткого «дыхания» баяна, многократно усиленного ночным эхом, у нас у самих побежали мурашки. «Хрипи сильнее», – прошептал мне Петров, поравнявшись с комнатой № 336. И, повернувшись спиной, со всей дури замолотил в дверь пятками и кулаками. Отголоски, наверно, зафиксировали сейсмологи в ЮАР и Канаде. «Смотри, замок не вышиби», – шепчу в ответ, продолжая что есть силы водить мехом. Жалобно треща, хлипкая дверь выгибалась дугой, а старенький баян надсадно хрипел громким басом: «Ххы-ы – хха-а, ххы-ы – хха-а!».
Урывистый стрельцовский хохот вдруг перебил этот увлекательнейший рассказ. Смешинки из Серёгиной гортани выходили квантованно, большими блоками, словно упакованные телевизоры с конвейера завода «Сони». Очевидно, друг слишком точно представил услышанное. Мне, как человеку, действительно знающему звук спускаемого меха, не составило больших трудов рассмеяться ещё громче – до визга, до слёз, до колик в животе, до плавного сползания с покатого пластикового кресла на асфальт. Остановили меня лишь недовольные взгляды посетителей и персонала кафешки.
– Они в окно там не повыпрыгивали? – рыдая, спросил Серёга. Алексей внешне оставался совершенно бесстрастным, но внутренне, похоже, был глубоко доволен собою.
– На мгновение удары вместе с «дыханием» умолкли. Гробовая тишина царила в комнате несчастных девушек. Петров на всю общагу смачно выругался густым басом, чётко проговаривая каждую буковку. Смысл его фразы заключался в выражении досады из-за неоткрытой двери. Он задолбил с новой силой, я возобновил «дыхание». Через немного секунд уставший Петров тем же басом в трёхэтажных идиоматических выражениях сообщил о намерении прийти сюда завтра слегка пораньше, затем подал знак отходить. Иванов обозначил кувалдой несколько «шагов» «монстра», их грохот повторялся дребезжащими стёклами по всей общаге; я так и «дышал», пока мы не дошли до пятого этажа. Потом, конечно, пришлось максимально беззвучно спускаться к себе, на второй… Утром, специально встав в семь часов, с Петровым пошли на третий этаж. Якобы умываться. В умывальне, конечно, встретили наших горемычных соседок, двоих из трёх. Блондинка ожесточённо тёрла руки мылом, тупо уставившись на струю воды из крана, шатенка пыталась попасть зубной пастой из тюбика на щётку. Сильный тремор не давал ей сделать этого. «Привет, девчонки!», – бодро сказал Петров. Чуть присев, обе повернули бледные взоры столь резко, словно друг выстрелил из пушки. Блондиночка выронила мыло в раковину да так и не смогла подобрать – оно выскальзывало из её изящных ручек.
Снова наш заливистый хохот перебил рассказ Алексея, не в первый раз сконцентрировав на себе внимание окружающих. Время приближалось к 16:00, а мы ещё не предполагали, куда двинемся дальше, где будем ночевать. Но желание узнать финал увлекательной истории оказалось выше примитивных бытовых проблем. Стрельцов резвенько сгонял за второй порцией золотистого напитка, издавна игравшего немаловажную роль в деле сближения народов. Алексей продолжил:
– В течение последующей недели из общаги на квартиру съехали трое. Первым – что удивительно! – незадачливый музыкант. Затем – блондинка и шатенка. Третья девушка подселилась к пятикурсницам. Каких ужасов они наговорили своим ближним – для нас навсегда осталось загадкой. Бедненькие! Они так и не знают, что это был прикол! Жестокий, да. Но донимать нас одной сурово извращённой песней разве не жестоко?!
5
Мне опять вспомнился печальный взгляд Русалочки. Возможно ли в реальности такое совпадение, чтобы байка Алексея стала продолжением истории девушек с теплохода? Пожалуй, да: слишком многие вещи состыковываются. Особенно хорошо она своего Витальку охарактеризовала – слизняк, чмо, слюнтяй… Еле выучил одну песню, а возомнил себя неизвестно кем. А при первой же опасности сам по-тихому слинял, обделавшись… Теперь мне действительно стало жаль Русалочку. Мы ж ещё смеялись над её слезами… И Алексей поначалу произвёл впечатление безнадёжного заучки… Вот ведь как часто субъективное суждение, сперва претендующее на роль истины в последней инстанции, оказывается элементарной иллюзией, в дальнейшем претерпевающей ряд радикальных метаморфоз вследствие некоторых объективных причин [на нетрезвую голову можно изречь и не такое!].
– Не это ли, Серёг, и есть первопричина? – проговорил я.
– Что-что? – не понял Алексей.
Он не мог даже предположить, что наше представление о рассказанной истории окажется несколько шире, чем положено. Но раскрывать перед ним карты не хотелось. Пусть всё остаётся, как есть.
– Нет, ничего. Это мы о своём, о тульском, – пояснил слегка окосевший Серёга, очевидно, угадавший мои мысли. – Теперь можно и в путь неслабый?
– Парни, может, вам ночевать негде? Айда в общагу! Мéста – полно, всем хватит.
– Спасибо, друг, – приняв приглашение, с неподдельным умилением ответили мы, но об этом – как-нибудь в другой раз.
Эффект и подоплёка
Автор публикации
Весьма! Прочитано с удовольствием! Ностальгирую, вспоминая свои студенческие приключения…
Спасибо!)) Но понятно ли там, что байка Алексея стала продолжением истории девушек с теплохода?))))
Мне – да.
Ну и понятно ли, что эти трое негодяев устроили тем несчастным первокурсницам?)))
Прям “негодяев”! Организовали “шаги Командора”! Девчонкам будет, что вспомнить!
Там не только шаги! Там ещё и баяном “хы-ха” в комплект к шагам))) Но девчонки-то думали совсем иначе)))
Это всё невинные шалости! Знаю рассказы бывших однокурсниц о не столь невинных проказах…
Ну, критерии “невинности” разные у всех. У девушек потом наверно панические атаки начались. Они с общаги съехали (и тот парень тоже). Это ж мы в общаге в своё время так прикольнулись, просто в рассказе я перенёс действие в Воронеж и на “главные роли” взял двух своих знакомых воронежанок))) Если бы тогда узнали, ктО весь тот ночной беспредел учинил – нас бы из института отчислили. Но мы молчали, рассказ был написан через 10 лет после окончания вуза)))
В лице студентов-проказников ЖИЗНЬ просто учила этих созданий противостоять невзгодам и адаптироваться к условиям и ситуациям. Наверняка, везде, где бы они ни оказывались, их ждали разного рода каверзы. Вот даже на прогулочном катере этим девчонкам встретились “такие противные” визави!
Ну, они (барышни) на момент прогулки на катере были уже в той стадии онтогенеза, когда девизом становится фраза “Как мало прожито, как много пережито”)))
Кстати, не нашлось ли у меня фактических ошибок в географии Воронежа?))
Всё в порядке.
В последний раз я там был в ноябре-2019 (встреча с читателями была в библиотеке на ул. Ленинградской). Трамвайных путей уже нет, зато массово строятся небоскрёбы и совершенно мёртвые пробки вечерами. Но конфеты вкусные)))
И женщины красивые!
Ну этот постулат в рассказе как раз и упоминается)))