Чудеса начали происходить сразу. Сразу после моих уроков.
Пошёл первый, поздний и долгожданный снег. С серого неба весело и быстро летели его крупные пышные хлопья. Я восторженно глядела на падающие снежинки, таявшие на тёмном асфальте, и уже слышала внутри себя нарастающую музыку.
На остановке я встретила Ксюшу. Она была задумчивой и не заметила моей радости, а я, уважая её настроение, не набросилась на неё со своей болтовнёй. Подошёл троллейбус, мы вошли и сели вместе.
Вот Ксюша сидит рядом со мной, я искоса посматриваю на её тоненький профиль, хрупкие, как будто фарфоровые, ручки, держащие сумку. В ней нет той роскошной красоты, которая уже проглядывалась в лице и фигуре Маши Степановой. Но в маленькой, низкорослой Ксюше было что-то неуловимое, неуловимо прекрасное, как в певчей птичке. Как это сказать… Какая-то трепетность и легкость.
Вдруг ни с того ни с сего мне захотелось её спросить. Но не про музыку, которая уже гремела в торжественном марше.
— Слушай, Ксюша, есть ли у тебя несбыточная мечта? — спросила я.
Еще не совсем оторвавшись от своих размышлений, Ксюша посмотрела на меня прямым удивлённым взглядом, не понимая, что я от неё хочу.
— Несбыточная мечта? — переспросила она и опять задумалась на некоторое время, глядя в окно.
— Думаю, да, — сказала она и после паузы добавила: — Я хочу летать. Мне как-то приснился сон, что я лечу над водой. Я отталкиваюсь от поверхности воды, делаю большие прыжки, взлетаю и снова опускаюсь.
«Птичка, птичка», — подумала я с улыбкой.
— А у вас есть? — спросила она.
— Есть, — ответила я. — Я хочу, чтобы все люди были счастливы.
— Да… — задумчиво протянула Ксюша. — Но если эта мечта несбыточная, почему же вы творите чудеса?
— О каких моих чудесах ты знаешь? — удивилась я.
Ксюша смутилась и опустила глаза.
— Мел… Вы приносите мел в каждый кабинет, — тихо произнесла она.
— М-да… Вроде бы была хорошая конспирация, — сказала я с притворной досадой.
— Многие учителя благодарны вам, — продолжала Ксюша. — Но считают вас странной, поэтому, может быть, не говорят вам о том, что они рады.
Я грустно улыбнулась.
— Был еще чайник, — вспоминая подарок учителям, вслух произнесла я. — В учительской был плохой чайник, и я купила новый. Сначала все так удивились, но потом всем стало всё равно. Но это не важно. Я знаю, что не могу сделать всех людей счастливыми. Но я могу сделать счастливым какого-нибудь конкретного человека хотя бы на какое-то время, и это меня заставляет сотворить для него чудо.
— А если этому человеку все-таки всё равно?
— Тогда очень жаль, что это так, — вздохнула я, но вдруг улыбнулась: — А может, я просто не угадала с чудом.
Мы замолчали. Ксюша вышла на следующей остановке, а во мне созрело решение исполнить её мечту.
Чудо делает человека счастливым, потому что вырывает его из повседневного течения событий, пробуждает ото сна. Кажется, я поняла: через ту брешь, которую создает чудо, проглядывает другой таинственный мир (о котором мне не известно ровным счётом ничего), и, скорее всего, поэтому существуют несбыточные мечты, полностью принадлежащие тому миру, поэтому их невозможно исполнить. И я, думая о чуде для Ксюши, сразу отмела все мысли о парапланах, воздушных шарах, дирижаблях и прочих приспособлениях для полёта. Всё это было не то. Невесомая мечта, облекшись в плотность даже воздушного шара с нагретым газом, уже теряла свою привлекательность, если не вообще свою суть.
Однако я не сдавалась. Нужно каким-то нестандартным способом решить эту проблему. Что я могу? Конечно, я не научу её летать, но…
Тут у меня родилась простая и гениальная идея. Но до её исполнения случилось ещё одно чудо.
На следующий день после второго урока директор вызвал меня в свой кабинет. У Николая Александровича была странная манера со всей серьёзностью вызывать преподавателя к себе всего лишь для того, чтобы узнать, как у него дела. Поэтому я не очень смутилась.
Но директор не стал спрашивать меня, как у меня идут дела. Только я вошла, как он сказал:
— Я хочу подарить вам подарок, — и протянул мне небольшую чёрную книжку.
Я растерянно взяла её. На обложке было написано — «Библия».
— Она вас озадачила? — спросил он с улыбкой.
— Да, немного, — ответила я нервно. — Если это подарок, то очень странный.
— Странный подарок для странного человека, — произнес он задумчиво. — Это чудо для вас, Фея. Вы же творите с ребятами чудеса?
— Странное чудо, и уж точно не для меня.
— Вот прочитайте, и всё поймете.
Я положила Библию в рюкзак и забыла про неё. После занятий я позвонила редакторше газеты, где работала, пока училась в университете, и уже через час была там. Галина Сентюкова, худая высокая женщина в длинном платье и какой-то куцей телогрейке, сидела в кресле, положив ногу на ногу, курила сигарету и слушала мою историю.
— Ксенечка, номер уже почти свёрстан, — перебила она меня, с чувством жалости покачав головой и стряхнув пепел.
Я вздохнула и задумалась.
— А если подвинуть что-нибудь? И подать это в следующем номере? — предложила я.
— Ну что подвинуть? Инт с министром? — улыбнулась она горьковато. — Нет, давай лучше стихи твоей девочки в следующем номере дадим, может, на третьей полосе…
— Галя! Вопрос жизни и смерти! — воскликнула я. — Какой следующий номер! Давай подвинем инт с министром, хоть с президентом, хоть с кем… Только нужно, чтобы стихи были в газете до следующего вторника.
— Ну, ненормальная, — шутя замахала на меня сигаретой редакторша. — Как была ненормальной, так и осталась! Что будет во вторник? Конец света?
— Мои уроки литературы, — хмыкнула я. — Галя, ты как будто не слышишь, я говорю: хочу сделать девочке сюрприз — напечатать её стихи. Она бредит поэзией!
— И это прямо нужно делать в этом номере? — сомневаясь, спросила Сентюкова.
— Да! Да, Галя, да, иначе пропадёт весь сюрприз и весь шарм.
— Ты сумасшедшая, — вздохнула Галина. — Ради шарма и сюрприза для какой-то девочки заставляешь меня переносить интервью с министром в следующий номер! Да я после твоей выходки седых волос не сосчитаю!
— Ну давай не будем переносить, просто немного «подстрижем», — предложила я. — Давай я этим займусь.
— Где её стихи? — сдалась моя бывшая коллега.
Я, не теряя времени, достала тетрадку со стихами Ксюши и протянула Галине. Она долго её исследовала, дымя сигареткой, стряхивая пепел в пепельницу. Я в это время слегка нервничала, грызла ноготь: неизвестно было, чем закончатся эти исследования.
Наконец, отложив тетрадку, Сентюкова сказала:
— Да, ты права, Ксенечка, девочка вправду молодец. Но, сама понимаешь, это только на третью полосу и только пару штук. И не в этом номере.
— Но почему, почему?! — я сорвалась со стула.
— Ксеня, — сказала она резко и твердо. — Не пропадет твоя девочка. Ты же сама видишь, ее стихи не настолько хороши, чтобы ради них что-то двигать. Давай планировать их в следующий номер, и всё будет о’кей.
— Извини, Галя, — вздохнув, произнесла я. — В следующем номере — это очень поздно.
Я холодно попрощалась и ушла.
Вечером я налила горячего чая и подумала спастись от дурного настроения чтением какой-нибудь хорошей книги. Несколько дней подряд я носила в рюкзаке «Блистающий мир» Грина и, опустив руку в рюкзак, хотела достать эту книжку, но в моих руках оказалась Библия.
Впрочем, это тоже было неплохо. Вот и повод посмотреть подарок директора! Я села в кресло и, закутавшись в плед, стала листать Библию, не останавливаясь особенно долго ни на чём. Вдруг, когда я быстро пролистывала очередную часть книги, мне в глаза бросилась строчка: «Так и вы теперь имеете печаль». Я уже было пропустила её, как мне захотелось вернуться и прочитать. Перевернув несколько страниц назад, я нашла эту строчку. «Так и вы теперь имеете печаль, — прочитала я, — но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас…»
Я всегда была далека от какой-либо религии и, даже учась на философском, старалась не касаться религиозных тем. Любая религия казалась мне какой-то клеткой, попав в которую, я навсегда бы потеряла свою свободу. Мне казалось, что никакая религия просто не способна говорить о радости и обещать радость, но здесь я видела это написанным чёрным по белому.
«И в тот день вы не спросите Меня ни о чём, — читала я дальше. — Истинно, истинно говорю вам: о чём не попросите Отца во имя Моё, даст вам. Доныне вы ничего не просили во имя Моё; просите и получите, чтобы радость ваша была совершенна».
Мне вдруг пришла странная мысль.
В сущности, я никогда особенно не задумывалась, есть Бог или нет. Может, и нет. А если есть, то что тогда? Если Бог есть, и Его попросить, возможно, Он исполнит?
«Доныне вы ничего не просили…» Да, я ничего у Него ещё не просила.
Я встала и подошла к окну. Мне почему-то казалось, что так проще общаться с Богом. Снег давно перестал. В синем небе летели серые обрывки облаков.
— Бог, если Ты есть, — сказала я, не очень-то веря в разумность своих действий и слов. — Если Ты есть, сделай так, чтобы стихи Ксюши были напечатаны до вторника.
Вероятно, это очень странно выглядело со стороны. И я даже усмехнулась, услышав себя. «Нет, это невозможно», — подумала я. Потом, отложив книгу, спокойно легла спать, не думая ни о чем, стыдясь своих странных слов.
Автор публикации
Соня, добрый вечер. Кажется, какое чудо произойдет с девочкой Ксюшей я догадываюсь. А вот какое чудо случится с главной героиней… Интрига остается. Жду. Спасибо. Очень светлый у Вас рассказ получается. Похоже на Грина.
Спасибо Вам, Лана! Вы меня просто поддерживаете 🙂 Да, скоро все решиться 🙂