Вы никогда не задумывались о том, что стены хранят воспоминания? Старая облупившая краска, темно-зеленая, кое – где выгоревшая, не наводит вас на мысль, скажем, о детстве? Или стена, покрытая толстым слоем всевозможных обоев, которые так много раз переклеивались за последние сорок лет? А порой вспоминается портрет юной девушки(кажется, говорили прабабки) в медной пыльной рамке. На сон грядущий невольно думаешь о тяжелом ковре, в узорах которого твое воображение находило удивительных зверей перед тем, как ты засыпал. Я, например, никогда не задумывалась, для чего стене- ковер… Но так было нужно. Для воспоминаний.
Говорят, мол “у стен есть глаза и уши”. Может быть оно и так. По крайней мере, мне бы хотелось в это верить. Ничто так не поднимает настроение одинокому человеку в пустой квартире, как стены с ушами…
История о стенах и людях совсем не такая веселая, какой могла показаться вам в самом начале. На самом деле люди и стены- родственники. Почему? И те и другие молчат, когда так необходим совет. И те и другие способны хранить воспоминания. И те и другие остаются крепкими, пока не дают трещину.
Дмитрий Егорович всегда вызывал у меня восхищение. Приходил на уроки он всегда в выглаженной и чистой, хотя и поношенной одежде. От него пахло кофе и табаком, но при школьниках он никогда не курил- уходил на задний двор. Учил он как и все в нашей школе- основательно и размеренно. Много улыбался. Часто рассказывал армейские истории и иногда скорбел о сослуживцах. В такие моменты морщины на его лбу становились глубже и темнее. В школе о нем ходили разные истории. Кто-то говорил, что он майор в запасе, кто-то убеждал остальных, что все истории- плод воспаленного воображения, некоторые считали его непризнанным писателем. Во всяком случае, уважительно к нему относились все. У Дмитрия Егоровича была жена- Ангелина Федоровна, портниха, некогда работавшая на “Большевичке”*. Те, кто были с ними близко знакомы, рассказывали, что любовь между ними была абсолютная и самая настоящая. Когда Ангелина Федоровна скончалась, Дмитрий Егорович не выходил на работу две недели. А когда пришел, продолжил рассказывать армейские истории, улыбаться и пить кофе. А потом в нем что-то сломалось.
Однажды он заявился на урок в рваном пиджаке и грязных брюках, пил портвейн и горько плакал, поминая нелестными словами всех богов. Конечно, после такого открытого нахальства его уволили. В тот день мы видели его в последний раз.
За Дмитрием Егоровичем был закреплен кабинет, точнее маленькая комнатушка, в которой он сидел между занятиями. Она находилась в самом конце коридора. Редкий человек видел ее, а тем, кому удавалось посмотреть, сказать о кабинете было нечего. Но мне эта комнатушка рассказала многое…
Железная дверь, покрытая желтой краской была почему- то открыта. Еще бы, после увольнения Дмитрия Егоровича кабинет пустовал. Шаг, другой, третий. Комнату еле освещало солнце- свет плохо проходил сквозь засаленное окошко. Она и вправду была маленькая: прямоугольник в пару-тройку квадратных метров. У входа стоял старый шкаф. За поцарапанным стеклом виднелись колбочки и штативы, пустые спиртовки, просроченные реактивы. Видимо, все ненужное из кабинета химии перенесли сюда. На другой стене висел выцветший плакат “Битлз” и детский рисунок. Маленький стол напротив окна был чем только не завален: старые тетрадки, куски изоленты, сломанные ручки, провода, пружинки, ковшик, остатки просыпавшегося кофе и хлебные крошки. А посреди стола стоял горшок с бегонией. Засохший цветок наводил страх, он словно стал частью мертвой комнаты. На всем лежал плотный слой серой пыли. Казалось, что сюда не заходили не один год, хотя прошло всего лишь полтора месяца после увольнения Дмитрия Егоровича. В углу были свалены сумки с противогазами, ученические плакаты, пара грязных ботинок. На подоконнике стоял старенький телевизор и кружка с отколотой ручкой. Все говорило о том, что отсюда только что вышел хозяин и вот-вот вернется. Стены облупились, потрескались. Помимо “битлов”
и детской самодеятельности на них висели многочисленные семейные фотографии. Тоже старые, порванные. Но эти фотографии были самым живым из всего того, что находилось в комнате. Их было настолько много, что казалось, словно десятки глаз смотрят на тебя в эту минуту, словно у стен появились глаза. Живые глаза.
Больше в эту комнату я не возвращалась.
Через три месяца после увольнения Дмитрий Егорович умер. Сказали, что от инсульта. Учителя ворчали “Спился, вояка”, ученики грустили и между делом вспоминали его веселые истории. Комнатку в конце коридора решили переделать под кладовку. Те, кто расчищал ее, рассказывали, что бегония снова зацвела. Старые фотографии передали в школьный музей, стены выкрасили в голубой, а цветок оставили.
Через полгода об этой истории многие забыли. Но я до сих пор помню запах кофе и сигарет; старый отглаженный пиджак и улыбчивого Дмитрия Егоровича; пыльную комнату и облупившиеся стены. Думаю о его судьбе и понимаю: все-таки хорошо, что у его стен были глаза.
*”Большевичка”- Одно из старейших и крупнейших в России предприятий швейной промышленности. Специализируется на выпуске мужских классических костюмов и верхней одежды.
Автор публикации
