В Макондо вечер душный и унылый. Тебе никто не пишет. Нарготронд
покинут эльфами и стяги Феанора обвисли, будто мокрое бельё.
Так душно, что приходится ногтями рвать горло, запуская, словно зонд
в трахею, воздух влажный. Мира осознанье давно определило бытиё.
Твой город – юный фат, бретёр и бабник. Его мораль клеймит иной Тацит.
Тебе никто не пишет. Почтальоны, сбиваясь в косяки, стремятся в путь.
Ржавеет шпага, потеряв надежду отведать вражьей крови. Антрацит
сиянье звёзд впитал, впиваясь в сердце, подвижный и текучий, словно ртуть.
Ползи тихонько вверх по террикону, улитка. Смог горяч, а пепел сер.
Хрустят под подошвою отпечатки – послания иных, седых веков.
Тебе никто не пишет. В неизвестность зачем писать? Пересеченье сфер
рождает вакуум тугой и плотный, где сонмы златокрылых мотыльков
кружат повсюду. Забиваясь в ноздри, глаза и уши, обретают вес,
сминают рёбра винтовым домкратом, когтями рвут раскаянье из жил.
По краю пропасти несётся птица-тройка и скалит жёлтые клыки какой-то бес.
В зените, в гранях преломляя бесконечность, безумствует и слепит Сильмарилл.
Ему никто не пишет, не завидуй, как и тебе. Полураспад струной
звенит и тонким звуком флейты. Слёзы неба в Ородруине порождают пар
и стружку, подчиняясь корабелу, которого зовут привычно – Ной.
Его глаза пусты, и он не слышит твой стон, записывая откровенья пар.
Ночь напролёт. Изменчивы виденья. Драконы, гарпии. И вечное перо,
которым всё равно никто не пишет. Кирилл, скажи, где брат Мефодий твой?
Нет метода, и падает забрало. Встаёт в грязи кровавой Ливаро.
Прибит копьём к саману, улыбаясь, Пруденсио качает головой.
А ты сидишь печально под каштаном. Бездонно небо и светила вскачь
несутся за фарлонгами фарлонги по ипподрому, как минувшие года,
меняя красный лист календаря на чёрный. И, запрокинув голову, палач
хохочет, зная истину простую: ты – тень, тебе никто не пишет, никогда.
2016
Автор публикации
