«Сталин: Коммунисты исходят из богатого исторического опыта, который учит, что отжившие классы добровольно не уходят с исторической сцены. Вспомните историю Англии XVII века. Разве не говорили многие, что сгнил старый общественный порядок? Но разве, тем не менее, не понадобился Кромвель, чтобы его добить силой?»
Из беседы с английским писателем Г.Д. Уэллсом 23 июля 1934 года
Оливера Кромвеля нередко, причем еще при жизни, сравнивали с Богданом Хмельницким – оба восстали против беспредела правительства, оба наголову громили врагов и стали правителями своего народа. Сказывают, что они могли даже переписываться между собой.
Хотя это все слишком общо, но одну их схожую черту действительно хотелось бы отметить. Оба – и Кромвель и Хмельницкий – столкнулись с системой так называемых правоохранителей.
Когда Оливеру было 17 лет, умер его отец, дом и землю семьи намеревалось отжать правительство Якова I-го Стюарта. Кромвелям удалось отстоять имущество лишь благодаря заступничеству знакомых, после чего Кромвеля отправили учиться юриспруденции в Лондон.
В 31 год уже он защищал права своих односельчан, за что однажды попал за решетку. Спустя десять лет Кромвелю пришлось защищаться не словом, а шпагой и мушкетом…
У Богдана Хмельницкого похожая история. После смерти отца местные власти – польские шляхтичи, – стали отжимать дом и землю сына, то есть Богдана, хутор Субботов. Он, как гражданин Речи Посполитой, начал было отстаивать свое право юридическим путем и дошел до самого короля в Варшаве, тот выдал Богдану «привилий» – документ, подтверждающий право на владение имуществом. Но этой бумаге шляхтичи особой цены не придали, «тем более, что он был дан человеку русской народности, а когда дело касалось русских, польский закон отличался необыкновенной эластичностью».
Вскоре дом Богдана сожгли, сына убили, жену похитили. Пришлось ему бежать за Днепр, на Сечь к запорожским козакам…
Есть еще один, но уже вымышленный персонаж – доктор Питер Блад, об удачных приключениях которого писал Рафаэль Сабатини. А начались они, эти приключения, так же, как и у предыдущих двух персонажей – с «правоохранительной» системы.
Коротко напомним в чем было дело. Доктора Блада обвиняли в государственной измене как участника мятежа против короля Якова II-го Стюарта (м-да, опять Стюарты). Якобы он, Блад, был в сговоре с одним из руководителей мятежа, лордом Гилдоем, – об этом якобы свидетельствовал тот факт, что доктор Блад находился в доме лорда, когда туда нагрянули королевские солдаты. Однако Блад в мятеже не участвовал, более того считал это глупой затеей – «глупой опереткой», как выразился бы товарищ Тальберг, – а прибыл к вышеупомянутому лорду по зову врачебного долга, т.к. лорд был ранен.
Тем не менее, судья не стал себя утруждать вызовом свидетелей, которые могли бы подтвердить слова доктора Блада о его непричастности к мятежу:
«— <…> Так, так! И это все ваши свидетели?
— Почему же все, ваша честь? Можно вызвать из Бриджуотера и других свидетелей, которые видели, как я уезжал вместе с Питтом на крупе его лошади.
— О, в этом не будет необходимости, — улыбнулся верховный судья. — Я не намерен тратить на вас время.»
Доктору Бладу отказали в приглашении свидетелей защиты, – ведь по мнению суда «в этом не будет необходимости», – и так будут поступать с невиновными, видимо, всегда. Приведем, к примеру, фильм об обезьяньем процессе, «Пожнешь бурю» 1960 г., там адвокату отказали в вызове свидетелей защиты – а ими были, между прочим, профессора и доктора наук.
Однако страх перед людьми мыслящими присущ не только американской глухой провинции, – красочно показанной в «Пожнешь бурю», – но, к сожалению, и нашей. Вспомним судебное разбирательство по 282-й статье в 2018-19 гг. в «тульском Чикаго», городе Суворов, получившее название «Чиновники провинции против столичной профессуры». Там суд запретил выступление хоть каких свидетелей защиты. Разрешили выступать только свидетелям обвинения. Да и то, прокурор попросил остановиться на четверых из шести, потому что эти свидетели обвинения сами еще те ягодки и стали проговариваться. И где их понабрали? А допрос пятого и шестого свидетелей, видимо, сделал бы обвинение настолько абсурдным, что оставалось бы только рассмеяться.
«— Вы смеётесь на пороге вечности, стоя с верёвкой на шее? — удивлённо спросил верховный судья.
И здесь Блад использовал представившуюся ему возможность мести:
— Честное слово, у меня больше оснований для радости, нежели у вас. Прежде чем будет утверждён мой приговор, я должен сказать следующее: вы видите меня, невинного человека, с верёвкой на шее, хотя единственная моя вина в том, что я выполнил свой долг, долг врача. Вы выступали здесь, заранее зная, что меня ожидает. А я как врач могу заранее сказать, что ожидает вас, ваша честь. И, зная это, заявляю вам, что даже сейчас я не поменялся бы с вами местами, не сменял бы той верёвки, которой вы хотите меня удавить, на тот камень, который вы в себе носите. Смерть, к которой вы приговорите меня, будет истинным удовольствием по сравнению с той смертью, к которой вас приговорил тот господь бог, чьё имя вы здесь так часто употребляете».
Автор публикации
Интересная аналогия между такими разными персонажами.
Благодарю за отзыв.
Понравился Ваш труд, спасибо! “…на тот камень, который вы в себе носите”- сильно💪