«Осознанное сновидение?!. Да, конечно, это оно самое. Так много о нём слышал, читал у многих… Очень хотелось лично испытать это состояние. И вот тебе на – нежданно-негаданно попал в него!.. Что же я ощущаю? Просто невероятную стремительность, ничем не отягощённую, и как бы всепроникающую… А, вокруг?.. Пелена какая-то, клубящаяся, серо-зелёная. Неприятно как-то… Но что это? Началось какое-то свечение, из светящейся точки вырастает искрящийся шар. Интересно… Что далее-то?.. Стенки шара становятся всё прозрачнее и прозрачнее. Внутри что-то есть, что-то движется… Проявляется контур человеческого тела… К чему бы это?.. Всё, стенки стали совсем прозрачные, а внутри-то – младенец сучит ручками и ножками. Смотри-ка, он улыбается…Слышу внутри себя голос… Странно… Всего одна фраза «До скорой встречи»… Шар куда-то вмиг исчез. Без следа. Пелена интенсивно заклубилась… Она темнеет. Всё поглотила темнота…В груди что-то затяжелело…».
Игнат Давыдович открыл глаза. Сна как не бывало. Он в своей постели. Тело покрылось испариной. Мерное тиканье настенных часов. Почти пять часов утра… «Что это было? Странное состояние. Ах, да, ведь это же было осознанное сновидение, первый опыт, так сказать, – в этот момент его обуяла гордость самим собой за своё долгожданное приобщение этому явлению. – Но там же был ребёнок?! И…голос, звучавший в голове. Что-то произносилось. Фраза. Да, была фраза. О чём? Надо вспомнить. Забыл». Он откинул одеяло, сел, откинувшись на спинку дивана. Весь напрягся, пытаясь вспомнить фразу, которая была произнесена голосом. Не получилось. Встал, пошлёпал босиком на кухню. Достал из холодильника пакет кефира, отхлебнул несколько глотков, поставил на место в холодильник. Постоял немного посреди кухни под бледным светом полной луны, и поплёлся в свою комнату, так и не вспомнив фразу. Лёг, и мгновенно заснул крепким сном.
Пробудившись утром, он ещё минут сорок полежал, ощущая полнейшее отсутствие хоть каких-нибудь мыслей. Решил вставать… И тут в памяти отчетливо высветилась та самая фраза. Теперь он стал обдумывать этот посыл, находясь под сильным впечатлением от его смысла. Ничего, однако, не придумав по поводу странности фразы, он в привычном режиме начал свой день, перестав мучить себя замысловатостью всего произошедшего с ним этой ночью.
Однако, мысли его за всеми текущими делами и заботами нет да нет всё возвращались к ночному видению. У Игната Давыдовича не вызывало никакого сомнения понимание того, что какие-то силы нематериального характера, продемонстрировав ему образ ребёнка, тем самым уведомили его о чём-то важном. Вот об этом-то он и думал-гадал в течение всего дня, производя на своих домашних впечатление полусонного человека, страдающего бессонницей. На самом деле, ему действительно было сложно разгадать заданный ему ребус ввиду того, что он тематически перекликался с его работой: в журнале, где он продолжительный период времени работал корреспондентом, детская проблематика была основным направлением его журналистских изысканий. К тому же, в данное время он заканчивал написание статьи, в которой касался некоторых острых проблем, касающихся родителей детей. Тема статьи была несколько созвучной сегодняшней ночной манифестации. Может через сон ему указали на недостаточную проработку темы статьи, из чего следовало, что статью надо переписать в более животрепещущем ключе? А может она в принципе не о том написана? Всё может быть, вплоть до того, что не родители, а дети, с их интенсивной тонкоматериальной связью на уровне подсознания с вселенским мирозданием, как раз и должны были бы быть в фокусе статьи. В результате появившихся сомнений о сути статьи Игнат Давыдович прекратил её доработку в имеющемся варианте, и предался размышлениям об усилении детского аспекта описываемой темы.
За всей разразившейся сумятицей мыслей как-то незаметно прошёл день. Сгустились вечерние сумерки. Вместе с ними созрело решение выкинуть в корзину уже почти написанную статью и попытаться написать новую совсем в другом звучании. Разорвав прежний вариант статьи, ранее распечатанный им для вящей наглядности, он удалил её текст и из ноута. Заварив себе фиточай в большом фарфоровом чайнике, зарёкшись при этом к утру выдать на гора новую версию статьи, Игнат Давыдович незамедлительно приступил к свершению сего интеллектуального подвига, под которым подписался перед самим собой мифической жидкостью красного цвета…
Когда пропели первые петухи, статья была готова: текст её привлекающе пульсировал с экрана компа и мило улегся при распечатке на листах бумаги. Оставалось только переслать её в редакцию, где завред уже второй день грозился ему всеми небесными карами в связи с сегодняшним закрытием очередного номера журнала, для которого его статья уже была предварительно анонсирована в нескольких организациях, занимавшихся защитой прав детей. Отправив статью на редакционную почту, Игнат Давыдович допил последнюю чашку фиточая, и, блаженно потянувшись, направился к своему любимому дивану, дабы предаться объятиям Морфея. Засыпал он с мыслью об исчерпывающе выполненном посыле его сна предыдущей ночи, что наполняло его чувством блаженной удовлетворённости своей способностью распознавать подобные послания незримых сил идеалистической стороны вселенной, что стало возможным, благодаря имеющейся у него, как он надеялся, подспудной связи с высшими мирами высокой разумности. С тем ощущением тщеславного самолюбования он и уснул.
Пробуждению же его поздним утром почему-то сопутствовало тягостное ощущение недоделанности чего-то весьма важного и должного неотвратимо свершиться, во всяком случае чувства радости от надлежащим образом исполненного поручения высших миров, с чем он немедни отходил ко сну, душа его никоим образом не испытывала. Более того, на него нахлынула какая-то неотвязная тревожность, избавиться от которой ему всю первую половину дня никак не удавалось. Это чувство тревоги не отлегло от души даже после полученного оповещения по электронке о положительном отзыве главреда журнала на его статью. За припозднённым же завтраком ему вдруг стала очевидной абсолютная неправильность истолкования им давешнего сновидения, что заставило его вновь окунуться в глубинные размышления по данному поводу.
«Итак, – рассуждал Игнат Давыдович, по привычке шагая по комнате от окна к двери и обратно, – исходно имеется факт сновидения о проявлении ребенка, что сопровождалось голосовым предсказанием некоего будущего события. Попытка ситуативного разрешения этой загадки через написание статьи оказалась ошибочной. Значит, разгадка, очевидно, более существенна и, может быть, даже судьбоносна. Похоже, надо повнимательнее разобраться с ожидаемыми событиями, потенциально важными для пространства жизни моей дражайшей семьи в её расширенном понимании. Вполне возможно именно в семейной среде как раз и находится ответ на ночной ребус».
Отключив мобильный и городской телефоны, дабы никто не мог помешать шальным звонком его раздумьям, он, припоминая большие и малые проблемы и проблемки своих близких родственников, приступил к перебору различных, связанных с детскими вопросами вариантов, могущих вылиться во что-либо судьбоносное. Думал и переосмысливал, предполагал и опровергал, уверялся и разуверивался, даже сделал несколько телефонных звонков родичам, под надуманными предлогами как бы между прочим разузнавая о состоянии их дел. В конце концов, из всего вороха общесемейной кутерьмы он выбрал наиболее симпатичный ему вариант, представлявшийся ему в некоем соответствии мистическому ракурсу ночного сновидения.
Суть этого варианта состояла в следующем. Была у него прекраснодушная племянница, к которой он относился как к родной дочери. Приятная и развитая во всех отношениях молодая девица, которая выказывала ему весьма почтительное отношение и с которой можно было вести разговоры на самые различные темы, большая часть которых лежала за пределами стандартно-потребительского отношения к жизни широких масс опрощённой толпы. Несколько лет назад она сошлась с парнем, у которого просто кипела и плескалась южная кровь. Бурный роман, совместное житьё-бытьё, радости и огорчения, надежды и разочарования – всё было меж ними, но при всём при том возникла, со временем становясь всё более нестерпимой, одна серьёзна проблема – они страстно хотели ребёнка, но у них ничего не получалось с воплощением этой своей самой желанной мечты. Естественно, были и постоянные посещения врачей, и к целителям ездили, и курсы всяческие посещали – всё перепробовали, кроме ЭКО, с которым, в принципе, отказались связываться. И вот постепенно над этой красивой парой стал витать ореол несчастной судьбы. Ребята скисли, глаза потухли, совместное биение жизни замедлилось. Короче, безнадёжность и отчаяние победили. Окружающие даже стали шептаться, что, скорей всего, они вообще расстанутся. Такая вот тяжёлая атмосфера создалась вокруг них. Естественно, никто им не мог помочь в их горе. Оставалось надеяться разве что только на чудо.
И именно с жизненной ситуацией у этой пары близких людей Игнат Давыдович соотнёс своё ночное видение. Но, как уже упоминалось, во всей этой истории наличествовал и определённый мистицизм, проявившийся сразу же, едва он остановил свой мысленный взор на своей племяннице: благодаря своему шестому чувству, им овладело странное предчувствие, что у этой пары может родиться ребёнок только в том случае, если они безоговорочно поверят ему, Игнату Давыдовичу, по сути – как прорицателю, ниспосланного провозгласить им об уже состоявшемся выборе душой грядущего дитяти племянницы с мужем в качестве своих земных родителей. Если поверят, то уже через девять месяцев их взлелеянное в мечтах дитя появится на свет.
Надо сказать, что и сам он со скепсисом воспринимал это своё чувство необходимости выступить неким подобием библейского прорицателя. Однако, по здравому размышлению, через некоторое время такая его ролевая функция перестала казаться ему дикой и сумасбродной. Собственно говоря, он от этого действа ничего не теряет, а, ежели всё это окажется правдой, то почему бы не рискнуть и не постараться донести до ребят добрую весть о возможном осуществлении их мечтаний. В случае же неисполнения прорицания, можно будет и схитрить, обернув всё в шутку, мол, хотел поднять их психический тонус, что всегда немаловажно в подобных вопросах.
Решив ввязаться в эту авантюру, Игнат Давыдович стал обдумывать конкретные детали и нюансы. Если просто ввалиться в их квартиру, и в лоб с выпученными глазами заявить, что он предсказывает им зачатие их ребёнка не сегодня-завтра – тогда ведь и с лестницы спустить могут вверх тормашками. Нет, так нельзя, надо что-то придумать. И он придумал.
Есть такой магазин чудес под названием «Путь к себе». Вот в него-то и отправился уважаемый Игнат Давыдович, ибо из своих давнишних посещений этого магазина ему смутно припоминалось, что по вопросу деторождения там были в продаже какие-то китайские символические артефакты. В надежде на неизменность общей направленности ассортимента магазина он и решил снова посетить его. Часа три он ходил в магазине от стенда к стенду, пытаясь отыскать что-то похожее на нужное ему символическое отражение его задумки. Продавцы были в совершенном замешательстве от его просьбы в помощи ему по вопросу обеспечения процесса деторождения. Сжалившись над их культурологическим оцепенением, он самостоятельно стал искать непонятно что, да ещё в неизвестном виде. И таки нашёл! Под грудой всяких разных амулетов он высмотрел красный вымпел на шёлке, на котором были изображены некие иероглифы с веселящимися детишками среди них. И поскольку Игнат Давыдович мысленно уже причислил себя к славной когорте прорицателей добротолюбия, активировавшееся в нём шестое чувство вновь всколыхнуло всё его существо, вынудив выбрать именно этот символический вымпелок, который, как ему представлялось, молодые должны будут повесить в изголовье своей кровати. Для пущей важности вымпелок упаковали ему в японском стиле.
Весь следующий день был посвящён репетициям по методике Михаила Чехова. Был найден также и наряд, соответствующий по его мнению предстоящему выступлению в театре одного актёра с двумя зрителями. Речь свою он несколько раз произнёс перед зеркалом, после чего минут двадцать хохотал над самим собой и своей затеей. Всё вроде бы было готово. Набрал номер племянницы, и самым серьёзным тоном испросил у них с мужем аудиенции по важному вопросу, и чем скорее – тем лучше. Ему было назначено сегодня же на вечер, что-нибудь часов в восемь.
Без пяти восемь Игнат Давыдович подошёл к двери племянницы. Войдя в квартиру, он после кратких приветствий замолчал, приводя себя в порядок перед зеркалом прихожей. Племянница с мужем с чрезвычайным удивлением наблюдали за ним, особенно поразившись несуразности его одеяния. Убедившись, что в квартире никого больше нет, он попросил молодых пройти в гостиную, где усадил обоих на стулья посреди комнаты. Никак не реагируя на их недоумённые вопросы, он предстал перед ними на расстоянии в пару метров – действо началось.
Приняв позу оратора древнеримского сената, по его представлению наиболее подходящую для выступления прорицателя, им был оглашен отрепетированный текст прорицания с передачей молодым мистического вымпелка при последних словах своей престольной речи. Далее, не говоря больше ни слова ошарашенным молодым людям, он резко развернулся и почти бегом выскочил из квартиры на волю-вольную. Найдя уединённую скамейку в находившемся неподалёку парке, он с разбега плюхнулся на неё, только тогда разразившись заливистым смехом, чем напугал копошащихся на детской площадке малышей с их родителями.
Домой он вернулся затемно. Телефоны не включал. Заварил свой любимый чай, удобно расположился на диване и попытался представить себе последствия произведённой им акции, потихоньку отхлёбывая из стакана приятный терпкий напиток. Мысли крутились неуспокоенным роем, который ему никак не удавалось привести в порядок. Поэтому, махнув рукой на игру воображения по поводу возможных событий после своего приснопамятного выступления перед молодой четой, он юркнул в постель. И хотя для него двадцать минут одинадцатого было детским временем, сон быстро окутал его своей сладостной бархатистостью, а неуёмное шестое чувство на этот раз само убаюкало его, поспособствовав охвату его в полусонном состоянии благостным ощущением, наконец-то, правильного исполнения высшей воли.
Утром Игнат Давыдович всё же включил телефоны, с замиранием сердца ожидая шквала звонков взбудораженных родственников, при этом совершенно не желая получить звонок от племянницы, расположением которой он несказанно дорожил, опасаясь уронить своё реноме в её глазах даже по весьма незначительной причине. На удивление за целый день никто ему не позвонил. И даже молодые не позвонили ему ни днём, ни вечером, ни на следующий день, ни через неделю, ни через две недели. Совершенно внезапно они вышли на контакт только через месяц с небольшим, в вечернее время одного из осенних дней. Ожидая от них всё, что угодно из области награждения его почётным титулом человека не в себе, он неожиданно услышал радостный голос племянницы, обрушившей на него массу благодарностей за сотворённое им чудо, благодаря которому у них будет ребёнок!
Тут уж сам Игнат Давыдович опешил до того, что потерял дар речи. Положив трубку, он долго не мог осмыслить сообщённую ему новость. Вполне естественно, что в эту ночь он никоим образом не смог заснуть: всё думал да размышлял о том, что же на самом деле творится в нашем мире. А на исходе ночи он вдруг явственно вспомнил фразу из того удивительного сновидения. Так ведь в ней же было утверждение об обязательности встречи с тем малышом в будущем! Если произошло зачатие ребёнка, то рано или поздно должна произойти и указанная встреча с ним. Здравомыслие Игната Давыдовича оказалось в состоянии небывалого потрясения, ведь ему во сне образ ребёнка назначил реальную встречу, что противоречило всему своду существующего научного знания! Вот так, и не иначе. Что хочешь, то и думай, а можешь отправиться прямиком к Сербскому по собственному желанию…
В положенный срок у племянницы родился ребёнок. Для всех родственников это стало большой радостью. По такому знаменательному случаю, весь родственный состав собрался на квартире племянницы в ожидании её возвращения из роддома. Конечно же, и Игнат Давыдович был в числе встречающих молодую маму. И вот из окна послышался шум подъезжающего авто, хлопнули двери, звуки радостных голосов у подъезда, гудение лифта, и вот на лестничной площадке появилась племянница, бережно держа на руках малыша, с которым под громкие восторженные возгласы родичей горделивой походкой вошла в квартиру… и остановила свой сияющий взгляд на Игнате Давыдовиче. Он же, молча раздвинув сгрудившихся вокруг племянницы родственников, шагнул к ней, молча ни на кого не глядя взял у неё с рук ребенка и мимо удивлённо притихшей толпы родственников ушёл в комнату, затворив за собой дверь. Там он приподнял мальчика к своему лицу и взглянул ему прямо в глаза. При этом задремавшее было шестое чувство вдруг снова проснулось в нём ощущением осознанности ответного взгляда малыша, в унисон с чем в голове Игната Давыдовича вновь прозвучал знакомый голосок, возвестивший ему: «Здравствуй, я пришёл!»
Сергей БОРОДИН