Любовь ни зги не видит
Их было три друга: Мишка, Колька и Федька. Жили на одной улице и дружили с детства. Росли как все сельские ребятишки: бывало хулиганили, подбирали за взрослыми мужиками “чинарики” и подкуривали украдкой, за что получали подзатыльники: Мишка от отца, Колька с Федькой от матерей – их отцы не вернулись с войны. А были ребятишки, надо сказать, последнего, предвоенного, года рождения.
Детство, хотя и говорят, что длится вечно, имеет специфику пролетать. Не миновала эта участь и наших героев. Пришла пора приписки. Вызвали всех троих в военкомат. Мишку в подводники, ибо был он тем крепышом. Колька попал в пехоту, будучи редким гармонистом, он стал взводным запевалой. А с Федькой произошло невероятное. Сильный, рослый, здоровый – бронь. Мама его, тётка Анисья, носила толстенные очки. Вот и оставили третьего товарища за матерью доглядывать. Оказалось, что зрение у неё не подлежит измерению.
Армия разлучила друзей на долгие четыре года. Колька вернулся пораньше. Тогда в стройбате служили меньше. Мишка же оттрубил по полной, ни разу не выходя на землю с подлодки.
Они встретились в первый же вечер. Те и не те, но уже взрослые. Не было только Фёдора. Психика не выдержала отлучения от друзей, от армии и надорвалась. Он часто лежал в больнице, а будучи дома бегал с криками по улице. Буйного ловили мужчины и связывали.
Внешне изменился Михаил. Его морская форма, брюки клёши, почти седой, с выраженным баритоном, мужчина.
Вот о нем, о его не простой судьбе и пойдёт разговор. Ему было двадцать четыре года. Ей тридцать шесть – не первый брак, вдова, двое близняшек, престарелая, выжившая из ума, мать. Имя ей было Шурка. Прозвище Ведьма. Да иначе и не назвать, коли первый раз увидеть: густые и седые ниже пояса волосы, вьющиеся, словно ветер вечно буянил у неё на голове. На голове, не на голове, а вот в голове у неё точно вьюжило.
Шурка всегда находилась в эйфории: весёлая и довольная жизнью, хотя жили они впроголодь и одеться семье было особо не во что. Её отец умер рано от туберкулёза, оставив им в наследство избёнку, сиротливо притулившуюся одним боком к каменному дому соседа. Со временем избушка стала отходить от каменной стены, накренилась в сторону лога, по-старушечьи скукожилась, да так и осталась стоять на курьих ножках до скончания века.
Шуркина мать, после смерти мужа, совсем рехнулась, замолчала, опустилась внешне. Закрыла окна изнутри тёмными шторами и никогда никто не видел света в их окошках.
Огород женщины запустили: мать постоянно недужила, Шурка работать не любила. Кое-что из продуктов приносила бывшая свекровь, но и то исключительно ради внуков. Шуру она ненавидела лютой ненавистью, поскольку именно её винила в смерти сына.
Молодушка же себя не считала виновницей трагедии.
– Да, выпивала, было дело и что, кто сейчас не выпивает,- отбивала атаку за атакой женщина.
– Ну, сбегали с подружками на танцы – так девичник же,- в очередной раз оправдывалась она.
– Припозднилась,- соглашалась со свекровью,- проводил сосед до ворот – в чём проблема, недоумевала бабёнка, прикинувшись невинной овечкой.
Короче, довела своим поведением мужа до ручки: ручкой оказалась высокая и роскошная берёза на краю оврага. Там его и нашли на утро повесившимся.
Вот в такую акварель и вляпался наш герой сюжета. Весь этот натюрморт приобрёл несмышлёный и неискушённый, не познавший женского тела, морячок. Он стал под стать Федьке. Ничего вокруг себя не замечал: спал с ней, вставал с ней, ел и пил, в прямом смысле, с ней.
Их взаимоотношения заслуживают отдельного внимания, поскольку не всем можно читать, особенно не рекомендуется слабонервным. Страсти не просто кипели, они зашкаливали в градусах кипения. Молодые если дрались, то на убой, если мирились, то избушка ходила ходуном и грозилась свалиться в овраг вместе со всеми потрохами.
Был момент, высший пик мелодрамы отношений: могущий закончиться трагедией. На волосок от смерти была Шурка.
На очередном загуле она позволила себе оказаться на коленях мужчины лёгкого поведения. Цыганская почта донесла ситуацию до Михаила. Кровь вздула вены немедленно и бросила в жар мужчину: рассуждения тут же отключились сами собой и, гонимый ревностью, он бросился на соперника, как бык на красную тряпку.
Шурка, почувствовав неладное, слиняла немедленно с места происшествия в сторону своей хижины. Мишка, бросив жертву на половине разборки, кинулся вслед возлюбленной. Настичь же не сумел, ибо та ловко влезла на полати, но не предусмотрела спрятать роскошный хвост волос. Именно этот хвост и накрутил на руку мужчина, потянув сильно на себя.
– Больно, больно, отпусти,- истошно вопила баба на полатях.
– Больно? А мне не больно? – Убью, сука,- из горла вырывался только храп.
Спасение пришло от старухи матери: не перекуси бы она пучок волос ножницами, снял бы Михаил скальп с Шуркиной головы напрочь.
На следующий день собрал парень свои пожитки и ушёл в родительский дом, не попрощавшись.
Шурка-то знала, что он вернётся. Не зря же их с матерью в деревне звали ведьмами.
Приливам и отливам в отношениях не было конца.
Ничто не могло и не помогало хоть сколько-нибудь вразумить безумно влюблённого. Внушения отца и матери в одно ухо влетали, в другое вылетали. Длилось это достаточно долго. Обострения сменялись ремиссиями. Видимо организм и от любви устаёт. У Миши в голове наступало просветление. Он просил отца помочь перевести пожитки домой.
Багажа было минимум. Отец связывал всё нажитое в узелок, просовывал его в посох, взваливал на плечо и шёл с ним через речку, что разделяла улицы родственников. Сзади понуро плёлся сын.
Хотя, правды ради, Мишаня не был совершенно никчёмным человеком. Бывший подводник, он работал, имел успехи и награждался руководством. Ходил по вечерам с Колькой в сельский клуб, был ведущим голосом в хоре. Ни один концерт не проходил без его сольного номера. Песня “Я трогаю русые косы” вызывала бурю эмоций у женщин и всегда проходила на “бис”.
К сожалению, всё это на фоне любовной агонии. В её приливах и отливах пролетело двадцать пять лет. Он вырастил приёмных детей. Умерли родители. Остались Михаил с Шурой одни. Ей бы остепениться – куда там. Ещё большие пьянки и гулянки, с обоюдными сценами ревности, драками и бурным примирением.
За побои мужчина несколько раз отправлялся на “поселение” и лечение от алкоголизма. Но всё временно. Только они соединялись, всё опять повторялось сначала.
Завязка трагична для обоих. Александру забрала дочка. Михаил с тоски не “просыхал”. Практически ослеп. Его забрала к себе сестра. Только очень тосковал мужчина по родному гнезду, часто плакал и, как ребёнок, просился домой, где он много лет жил со своей любимой женщиной.
Последнее время жил Михаил с кошкой и собакой. С ними питался из одной миски. Спал вместе то на печи, то на кровати. Но постоянно держал в мыслях имя Шуры. Он свято верил, что однажды откроется дверь, она войдёт и скажет:
– Миша, я вернулась.
Ему никто не решался сказать, что однажды, в пьяном угаре, она переходила через железнодорожные пути и её сшиб поезд насмерть.
Сёстры, в очередной приезд, заметили, что брат совсем слаб стаёт. Было ему под шестьдесят тогда. Забрали и поместили на обследование в стационар. Доктор сразу предупредила: с подобным грузом проблем диагнозы редко утешительные. Она не ошиблась.
Последние месяцы он провёл у одной из сестёр, продолжая ждать и надеяться на встречу со своей возлюбленной. Миша не знал о скорой кончине, но чувствовал и радовался, как ребёнок, что где-то рядом, совсем близко она, его единственная и неповторимая женщина.
чинарик — бычок, недокурок.
Проза
Автор публикации
Буду признательна за оценку. Критику воспринимаю адекватно.
Грустно,но реалистично.К сожалению,в жизни много таких грустных судеб.Как бы ни хотелось видеть больше светлого,но от горьких сторон жизни тоже никуда не денешься…Написано хорошо.Отзывается болью в душе. Вы молодец.
Я Вам признательна.