Загадка черного озера

Глава 1

 

          Аэропорт «Братск»,

7 мая, 5:15

 

          Посадка была мягкая. Если бы не изменившаяся тональность шума двигателя, никто бы не понял, когда закончился воздух и началась земля. В салоне послышались редкие и вялые аплодисменты сонных пассажиров, адресованные мастерству пилотов. Герман глянул в иллюминатор: полосу еще освещали взлетно-посадочные огни, но, когда самолет убавил скорость – погасли. Он успел рассмотреть в дали здание аэропорта прежде, чем борт свернул с полосы, и оно пропало из поля зрения. Буквально за пять минут, пока их буксировали на стоянку, аэродром и его окрестности накрыл густой туман. Спустившись с трапа, Герман расправил плечи, вдохнул полной грудью и тут же поежился от пробирающей до костей сырости. Бросив быстрый взгляд на остывающий позади самолет, он порадовался везению: задержись они в Москве хоть на несколько минут и пришлось бы уходить на запасной аэродром.

 

Прошло два с лишним часа после встречи со связным под оперативным псевдонимом «Стриж», которого свыше назначили правой рукой агента под прикрытием. Туман начал понемногу таять, Герман завел служебный автомобиль и неторопливо покатил в сторону Братска, осмысливая недавний разговор.

Дело было непростым.

 

Впрочем, это стало очевидно еще в Москве, когда в кабинете начальства в руки легла тонкая папка, в которую был вложен лист с кратким изложением сути дела, скупой отчет о проделанной полицией работе, несколько фотографий и пара документов с результатами кое-каких исследований.

Такие дела обычно не поручали спецслужбам. Если, конечно, в них не были замешаны важные люди.

– Дочь не последнего в стране человека… пару недель назад пропала в глуши Иркутской области при очень загадочных обстоятельствах. – И хоть голос начальника звучал ровно, паузы были красноречивее слов. Глаза тоже выдавали не то беспокойство, не то раздражение. Так случалось, когда от него ждали определенный результат, гарантировать который он не мог.

Герман опустил понимающий взгляд в папку. Ему отвели пару минут, чтобы вникнуть в подробности.

Некая двадцатидвухлетняя Майя Воронцова в компании тети и двоюродного брата уехала отдохнуть на малую родину отца. Там они узнали об экскурсии на полуостров, где им обещали неизбитый маршрут по местным красотам, единение с природой и потрясающие виды с вершины холма на Ангару и Братское водохранилище. Сначала Майя удивила всех, сказав, что слышит чье-то пение, когда они всей группой взбирались на холм. А на обратном пути посреди диалога с братом, внезапно извинилась и, попросив подождать ее пару минут, скрылась в лесу. С тех пор Майю Воронцову больше не видели. Экскурсоводы по следам ее ботинок дошли до небольшого безымянного озера, даже не отмеченного на картах. След обрывался у самой воды. На берегу они обнаружили отрезанную косу пропавшей и небольшой складной ножик, который висел у нее в связке с ключами в качестве брелка, и которым, собственно, коса была срезана. Вызвали полицию, криминалистов, но они дружно зашли в тупик: следов борьбы не было найдено, впрочем, как и любых других следов, кроме Майиных и ребят из поисковой группы. Предварительное заключение – утонула.

– Как ты понял, такое заключение не всех устраивает, – начальник откинулся на спинку кресла и, поймав взгляд Германа, продолжил: – Родителям девочка нужна живой. Но это в случае, если сценарий развернулся положительный. Отрицательный результат… тоже сойдет. Но нужны железные тому подтверждения.

– Понял.

После небольшой паузы, во время которой начальник задумчиво смотрел куда-то поверх макушки Германа, он, наконец, продолжил:

– Когда наши коллеги прочесывали территорию, то обнаружили лагерь археологов. Это частная экспедиция. Они начали еще в прошлом сезоне. Итог их прошлогодней работы был богат на находки, и им продлили разрешение и на этот сезон тоже. Судя по наблюдениям наших коллег из полиции, ребята доброжелательные и крайне увлечены своим делом… на первый взгляд. В целом, подозрений не вызывают.

Герман внимательно слушал, краем глаза рассматривая приложенные к делу фотографии.

– Сейчас среди местных ажиотаж после исчезновения Воронцовой немного поулёгся. Задача – не спугнуть виновников, если таковые, конечно, имеются. Поэтому ты поедешь туда и примкнешь к экспедиции в качестве журналиста, которого госструктуры приставили внештатным сотрудником. Начальник экспедиции уже уведомлен, все необходимое оборудование и служебный транспорт получишь по прилете в Братск.

 

Знакомый звук входящего сообщения выдернул Германа из раздумий. Он бросил быстрый взгляд на экран телефона: навигатор частично закрыло уведомление о получении ответного голосового от Милена. Свое же – Герман отправил сразу, как только приземлился в аэропорту.

Из динамика донесся слегка хрипловатый, молодой голос:

– Доброе утро, Герман. С прибытием… Да, у нас все в силе. Как договаривались. Уже проезжаю Озерный. Сейчас скину адрес, откуда меня забрать. Насчет времени… Нам нужно успеть на паром, который уходит в два. Поэтому давайте ориентироваться на полдень. Надеюсь, вам удастся отдохнуть в гостинице перед дорогой.

Несмотря на любезное содержание сообщения, Герман, всегда очень чутко считывающий эмоции по голосу, не мог не заметить неискренности и легкой отчужденности в интонациях, но с выводами решил не торопиться. В конце концов, кому понравится новенький в уже слаженном коллективе, который едет не на пару часов, чтобы взять интервью и сделать несколько фото лагеря, а рискует задержаться с ними до конца рабочего сезона.

Герман ответил на сообщение смайликом. Адрес, который прислал Милен, он переадресовал связному и вдогонку кинул голосовое с просьбой подыскать гостиницу максимально близко к этому месту. После чего вновь позволил себе углубиться мыслями в дело.

От Стрижа в аэропорту ему досталась на ознакомление папка потолще, чем в Москве. Из сведений первой важности внимания требовали еще два случая исчезновений людей на том же самом озере. Одно из которых, почти тридцатилетней давности, точь-в-точь совпадало с делом Майи Воронцовой. Пятнадцатилетняя Варвара Агапова из поселка Озерный пропала 18 сентября 1993 года. Ушла с утра за грибами и не вернулась. И только на следующий день к вечеру родственники обнаружили ее корзину на берегу злосчастного озера, рядом лежали отрезанный пучок волос и нож. Второй случай произошел еще раньше. В мае 1979 года исчез лесник, в чьем ведении была почти треть лесных угодий полуострова. Он долго не выходил на связь с землей. Начались поиски. Но нашли только его ружье у озера.

Что ж, версия о похищении Майи с целью выкупа, или ради кровавой мести отметалась сразу.

Два последних случая с молодыми девушками были, словно под копирку. И этот странный ритуал с постригом не давал покоя. Герман, еще будучи в Москве, перелопатил кучу информации в открытых и закрытых источниках, и везде этот ритуал связывали с религией. Но судя по досье потерпевших, никто из них не отличался излишней религиозностью. Зато этим мог грешить маньяк, умеющий профессионально заметать следы. Вот только продолжительный промежуток между исчезновениями играл не в пользу данной теории. По статистике маньяки могут сдерживать жажду крови годами, но тридцать лет… навскидку Герман не мог припомнить ни одного подобного случая. А может Майя попала в руки подражателя? Впрочем, по двум скупым газетным вырезкам об исчезновении Варвары в девяносто третьем, напрашивался вывод, что эта история не гремела из всех утюгов и наверняка осталась незамеченной подавляющим большинством в области. Маловероятно, что столько лет спустя кто-то вдруг нашел об этом случае информацию и решил повторить.

Далее, лесник. Герман не мог со стопроцентной уверенностью связать его случай с исчезновениями девушек. Хотя, по сути, отличие было лишь в одном, не считая пола и возраста: после него не осталось волос. Но, скорее всего, оставлять было нечего. Зато была одна очень веская причина поставить все три случая в один ряд. Когда Герман рассматривал снимки улик, найденных на озере, то обратил внимание на одну очень странную деталь: во всех трех случаях улики были обнаружены примерно в одной точке – это был небольшой выступающий окаменелый участок суши, который нависал над водой, очень узнаваемый.

И что он имел в итоге? Три похожих исчезновения, разбросанных во временном отрезке в сорок с лишним лет и никаких посторонних следов в округе и отпечатков пальцев на вещах жертв. Герман поджал губы и задумчиво постучал кончиками пальцев по рулю.

 

За окнами автомобиля заметно посветлело. Лучи солнца упорно пробивались через толщу низко нависших облаков. Термометр, в начале пути показывающий пять градусов тепла, сейчас выдавал – семь. Туман уже полностью сполз на обочины и теснился всё дальше от дороги в темную гущу леса. На горизонте виднелся город.

Герман сбавил скорость и припарковался неподалеку от заправки. Стриж прислал адрес дома, где сдавали комнаты на несколько часов за наличные. Как раз напротив – располагался культурно-развлекательный комплекс: там у Милена и была назначена встреча. Герман вбил нужный адрес в навигатор и не спеша покатил по выстроенному маршруту.

Время было еще ранее, улицы пустые, город только начинал просыпаться. Гостевой дом располагался на центральном проспекте в сером невзрачном здании. Первый этаж занимали магазины, а на втором сдавались комнаты. Германа встретила сухенькая администраторша в годах с ярко-красной помадой, окутанная шлейфом приторного аромата духов. На воротнике был прикреплен аккуратный бейдж, на котором красовалось имя «Алла».

– Есть номер с окнами на проспект?

– Имеется. Пойдем, – женщина повела его на второй этаж. – Гостей ждешь?

– Нет, я один. До полудня планирую съехать, – Герман на ходу переложил дорожную сумку в другую руку. – Не подскажите какой-нибудь хороший ресторанчик с доставкой?

– В «Блэк кофе» на Крупской готовят вкусные завтраки, привозят еще горячими. – Алла остановилась возле одного из номеров и распахнула дверь, кивком головы приглашая внутрь. –  Устраивает?

Герман вошел, бегло осмотрел комнату, заглянул в санузел. Затем, удовлетворенный увиденным, разместил сумку на банкетке в прихожей.

– Все прекрасно, благодарю.

Алла паспорт не спросила. Взяла деньги и удалилась, оставив ключ гостю и мягко прикрыв за собой дверь.

Герман скинул куртку и приблизился к окну. Оно выходило на восток. Прямо напротив располагалось здание комплекса, увешанного афишами различных мероприятий. Справа от него находился каток, слева – виднелся фасад кукольного театра и еще правее – сквер. Небо прояснилось и теперь яркие лучи солнца беспощадно слепили глаза. Герман на скорую руку соорудил себе пункт наблюдения, придвинув к окну журнальный столик и кресло, после чего приготовил свежую одежду и отправился в душ.

Где-то пару часов спустя он отложил папку с материалами на столик, прежде отодвинув пустые боксы из-под еды. Затем с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину, и уставился в окно. К комплексу подъехала серая иномарка. Герман схватил бинокль и рассмотрел через него знакомый номер. Из машины вышел парень в дутой черной куртке, лицо увидеть не получилось, только русую макушку; тот проворно взбежал по ступеням и скрылся за раздвижными дверьми комплекса. Иномарка уехала. Еще через полтора часа пришло сообщение от Милена: «Уже освободился. Буду ждать вас у сквера возле пешеходного перехода». И действительно, через пару минут тот вышел из здания. В одиночестве. Сильный порыв ветра встрепал его волосы, на что он зябко повел плечами, застегнул куртку и неторопливо побрел на место встречи.

На сборы ушло три минуты. Аллы на ресепшене не было, поэтому Герман оставил на стойке ключ и ушел, не попрощавшись. Пока прогревалась машина, купил в кофейном киоске напротив парковки два капучино. Так что к начальнику археологической экспедиции он подъехал знакомиться с подношением.

Еще в аэропорту, когда просматривал досье Милена, Герман с удивлением наткнулся на его фото. Вместо крупного бородатого мужика, который ассоциировался с начальником археологов, со снимка на него смотрел пацан. Пацану было неполных двадцать девять, невысокого роста, худощавый, с яркими зелеными глазами. На данный момент он сидел на краю скамьи, рядом с пожилой парой, выгуливающей собаку, и нервно грыз кончик карандаша, сгорбившись над какой-то брошюрой. Приближение Германа он заметил боковым зрением и тут же поднялся, встретив вежливую скупую улыбку и протянутую для рукопожатия ладонь:

– Герман Чернов.

– Милен Вербицкий, – ученый неловко улыбнулся в ответ и пожал руку. Выглядел он замученным, лицо более худое, чем на фото, под глазами залегли тени, а полопавшиеся капилляры в уголках глаз делали картину еще непригляднее. – В пунктуальности вам не откажешь.

– Предлагаю перейти на «ты».

Милен слегка помедлил, но согласился:

– Не вопрос.

– Кофе, – Герман протянул стаканчик, внимательно изучая сбитого с толку собеседника.

– Ух ты, спасибо…

Чернов открыл было рот, чтобы вежливо уточнить, нет ли у него аллергии на лактозу, но, глядя, как тот присосался к стаканчику, передумал, здраво рассудив, что здесь подобные столичные вопросы будут неуместны.

– Не поделишься, с чего там наверху проснулся такой интерес к нашей экспедиции? – Милен спрашивал непринужденно, но смотрел пытливо.

– Там наверху простых смертных в эти детали не посвящают. А ты не в восторге, получается?

– Наоборот. Просто удивлен. Еще недавно обивал пороги всевозможных ведомств. И безрезультатно. А через несколько недель после начала работ – сюрприз: частичное финансирование и журналист в придачу.

– Считай, что тебе удалось привлечь к себе внимание.

Милен хмыкнул и отхлебнул кофе. А Герман, поглядывая на него исподтишка, пытался понять, рад тот этому факту или нет.

Через несколько минут, сидя в джипе, они уже ехали к выезду из города.

– Я правильно понял, ты будешь жить с нами в лагере? – непринужденный тон в разговоре давался Вербицкому очень легко.

– Совершенно верно.

Судя по повисшей паузе, кое-кто надеялся на иной ответ. Милен поерзал на сидении, почесал нос ногтем указательного пальца, глянул в окно и, наконец, перевел взгляд на Германа.

– Думаю, с коллективом ты быстро найдешь язык. И я очень постарался создать максимально комфортные условия для нас всех. Но если вдруг устанешь от такого… образа жизни, то в Большеокинском можно найти неплохое съемное жилье. Ты только не подумай, что я тебе не рад! Это просто добрый совет.

– Спасибо за заботу, дружище, – Герман развеселился. – Но я – человек привыкший к полевым условиям. Так что не волнуйся, ни тебе и никому из твоих ребят не придется со мной нянчиться. Да и лишние рабочие руки вам не помешают.

Вербицкий после этой фразы заметно приободрился. Теперь он заинтересовано смотрел на подлокотник между передними сидениями, где в небольшой нише была любезно для него оставлена пресс-карта.

– Могу взглянуть?

– Само собой, – легкомысленно отозвался Чернов.

Они уже выехали из города. Впереди дорога волнистой лентой уходила вдаль. Рельеф был холмистый, машина едва не подскакивала, как на американских горках. Пришлось немного убавить скорость.

Милен несколько минут рассматривал документ, где отображалась стандартная информация: ФИО, цветное фото анфас. Структура, выдавшая карту, значилась РАН, должность – корреспондент. Дата выдачи – тридцатое апреля, действителен – до тридцатого октября.

– Ты внештатник?

– Верно, но это не первое мое сотрудничество с Академией Наук, – охотно поддержал диалог Герман, не отрывая взгляд от дороги. – Вообще, я фрилансер. Из стабильного – веду постоянную колонку в журнале «Ружье или удочка» в качестве эксперта по охоте и рыбалке. Но сейчас, в основном, сотрудничаю с изданиями о путешествиях и туризме.

– И где твоя статья выйдет?

– В цифровых научно-популярных журналах.

– В научно-популярных… – задумчиво повторил Милен, и аккуратно положил пресс-карту на место. – Значит история и археология не твой профиль.

– Моя задача – рассказать о твоей экспедиции любителям. А профессионалам о ней расскажешь ты.

– Знаешь, отрадно слышать о попытках госструктур заинтересовать широкую общественность археологией, – теперь Вербицкий выглядел даже воодушевленным. – По большей части это делается специалистами на добровольных началах. А тут долгосрочный заказной проект. Я впечатлен.

– Кстати, о добровольных началах, – теперь пришла очередь Германа прощупывать почву. – Я знаю, что ты финансируешь экспедицию. Прости за бестактность, но кредиты для этих целей не выдают, откуда тогда…?

– Я из состоятельной семьи, – Милен ответил с явной неохотой, – растрачиваю свое наследство на научную деятельность.

– Достойно уважения, – Чернов знал об этом из досье, но было любопытно, как сам ученый сформулирует эту часть своей биографии. – Откуда такая любовь к археологии?

– Да банально, в общем-то, с детства. Впервые я услышал о кочующем славянском племени еще в пятом классе. Вот с тех пор их загадка меня не отпускает.

– Вот как, – повисла пауза, пока Герман подбирал слова. – Я специально не готовился и не вникал в подробности, хотел погрузиться в эту историю на месте. Введешь в курс дела?

В любом случае, это было неизбежно. А начать расспрашивать про озеро прямо сейчас могло бы показаться подозрительным.

– Конечно!  Я могу говорить об этом часами, – Милен преобразился молниеносно, даже глаза заблестели. – Если обобщить, то мы изучаем следы древнего славянского племени, кочевавшего с запада на восток. И если раньше исследования были направлены на изучение памятников, которые после себя оставляли эти кочевники, и причин их кочевого образа жизни, не свойственного славянам, то пару лет назад, когда обнаружили их последнюю стоянку, собственно куда мы сейчас едем, главной загадкой и основной темой моих исследований стало их исчезновение.

– А вот тут поподробнее, – Герман весь подобрался и обратился в слух. Загадка исчезновения была для него вопросом насущным.

– Все дело в отличиях между ранними стоянками и последней. Раньше, перед уходом они совершали несколько обязательных обрядов: все свои пожитки забирали, всегда заколачивали двери и окна, а на выходе из поселения устанавливали оберег-указатель, который по их преданиям благословлял путь на новое место. Ну а нам указывал, в каком направлении они ушли. Возраст поселений был от тридцати – до пятидесяти лет. Здесь же ситуация другая. Это поселение молодое, ему было около шести лет, когда оно опустело, есть пара недостроенных изб. И обнаружили его в таком виде, будто люди сто лет назад планировали выйти из своих домов буквально на минутку, и не вернулись. Двери и окна открыты, где-то погреб настежь, у кого-то в печи сгоревшая до угольков еда. И самая страшная находка – это останки младенца в люльке. Судя по всему, его просто бросили.

– И в каком году это поселение опустело?

– Примерно в тысяча девятисотом.

– Есть идеи, что произошло?

– Пока рабочая версия, что по какой-то неизвестной нам причине им пришлось скоропостижно покинуть это место и перекочевать на другое, безопасное, – голос Милена был полон сомнения и одновременно энтузиазма. – Как раз сегодня у меня состоялась встреча с коллегой из Благовещенска, он специально прибыл на вчерашний съезд по краеведению русского востока. Добрый человек, разрешил мне взглянуть одним глазом на свои еще неопубликованные труды. Он изучает заброшенные и умирающие деревни Амурской области. Я надеялся найти какие-то параллели со своими кочевниками.

– Думал, они ушли еще восточнее?

– Предполагал. Но никаких сходств не нашел.

– Еще версии?

– Смертельная лихорадка. Но в прошлом году мы обнаружили их переносное кладбище. Последнее захоронение датируется 1884 годом. Не сходится.

– Стоп, – Чернов опешил. – Что значит «переносное кладбище»?

– Они кочевали вместе с прахом предков, с одной стоянки на другую, начиная, предположительно, с двенадцатого века. Обряд, вероятно, был следующим: рядом с местом, где у них проводилась тризна, выкапывалась огромная яма, куда складывали сосуды с прахом. Потом ее закрывали дощатым настилом, а поверх высаживали прострел, ну или в народе сон-трава. На их ранних стоянках подобные ямы тоже находили, но пустыми.

– С двенадцатого века? – Герман с сомнением уставился на Вербицкого. – Сколько сосудов вы нашли?

Их разговор прервал звук входящего сообщения. Милен вынул телефон из кармана и открыл мессенджер.

– Прости, пожалуйста, это по работе срочно. Нужно ответить, пока связь ловит.

– Конечно, нет проблем.

Ученый с головой ушел в телефон, а Герман, слегка прибитый услышанным, уставился на дорогу. Указатели с названиями близлежащих сел и деревень попадались все реже, а значит они все дальше удалялись от цивилизации. Удалялись в места, богатые загадочными исчезновениями.

Через несколько минут Милен недовольно фыркнул и спрятал телефон.

– Глухая зона. Теперь до переправы ждать.

– Все в порядке? – участливо поинтересовался Чернов.

– В абсолютном, просто не успел отправить сообщение. Так о чем это мы…?

Герман, почувствовав на себе взгляд ученого, вежливо напомнил:

– Переносное кладбище.

– Ах да… Давай так. Чтобы полнее обрисовать тебе картину, зайдем с другого бока, – быстро включился Милен. – В первую очередь, это не история поселения, как такового, это история одного рода. Самое удивительное и ценное из всех памятников, что они нам оставили – это родовое древо. Его высекали на каменной плите возле печи в избе старейшины. На ранних стоянках эти летописи почти не сохранились, они не читабельны, лишь отдельные ее фрагменты, но этих крупиц было недостаточно для понимания. И только на предыдущей стоянке стало ясно, что это. Их род брал начало от некого Звяги из Ладоги и продолжался вплоть до исчезнувшего поколения. Древо очень подробное, они даже указывали, куда отдавали замуж своих дочерей и из каких деревень и семей сыновья брали себе жен. Благодаря этой информации получилось частично восстановить их ранний маршрут до Урала. Конечно, этих сел и деревень уже давно нет, но кое-где в письменных источниках сохранились о них упоминания. И, наконец, обряд погребения. Мы предполагаем, что у них было принято хоронить предков в родном крае. Поэтому они носили сосуды с собой, чтобы однажды вернуться в Ладогу и там развеять их прах. Но в какой-то момент, сосудов становилось так много, что перевозить их на последующие стоянки становилось проблематично. Скорее всего кому-то приходилось разворачиваться посреди пути на восток и увозить часть сосудов на родину. В летописи отмечены имена, чей прах вернули в Ладогу. Здесь же мы нашли останки их предков за последние три сотни лет.

– Вот это история, – Герман не скрывал своего интереса, тем самым все больше располагая к себе ученого. – Известно, какая была численность последнего поселения?

– Мы можем опираться только на последние записи в родовом древе. Среди живых на тот момент числились тридцать один человек.

– Большое семейство.

– Да. Особенно учитывая, что кочевали только мужчины со своими женами, а дочерей и сестер они раздавали местным.

– Ну хоть женщинам из этого рода удалось выжить.

– А ты думаешь, никто из этого поселения не выжил? – удивленно и немного огорченно спросил Милен.

– Есть такое ощущение, если честно, – признался Герман. – Потому что я не могу представить себе ни одного варианта, который бы объяснил оставленного младенца.

Вербицкий вздохнул. Как показалось, немного удрученно. Постепенно их разговор сошел на нет. Каждому было о чем подумать. В какой-то момент, вынырнув из своих мыслей, Герман глянул на Милена: тот увлеченно что-то черкал в брошюре и снова грыз кончик карандаша. Хотелось предложить ему вздремнуть, глядя на осунувшийся профиль, но не стал, не его это дело. До переправы оставалось сорок с лишним километров.