1. Переговоры: трудное начало

 

«… вот уж только этого мне и не хватало!

Но, думаю, стошнило её всё-таки не из-за того, что она беременна. Нет. Наверное, всё же – чем-то отравилась. Потому что от мучений и газа в лицо у меня ещё никого не…

Ладно, лужу я, конечно, вытер. Но всё равно пришлось включить вытяжку, и ждать минут десять, пока выветрится омерзительный кислый запах. Да и настроение она мне, конечно, испортила. Не говорю уж – настрой сбила! И придётся теперь тащиться в какую-нибудь дальнюю аптеку, за пробником на беременность…

А то ещё возьмёшь вот так, не зная, грех на душу – потом совесть будет мучить. Что, дескать, изверг я рода человеческого и ирод поганый – загубил чью-то молодую, ещё не рождённую, жизнь… А я и загубил бы! Если б точно знал – что там – девочка!

Этих тварей сколько не убивай – всё мало! Они же – как кошки. Живучие. И плодятся – куда там нам, мужикам! А уж сколько гонору и д…рьма там, внутри!

Вот, кстати: хорошо хоть, что у ней нет диареи. Хотя…

Кто её знает?! Вдруг через какое-то времени её и с того конца – …!

Ладно. Оставляю дамочку лежать на полу, с чуть приподнятыми верёвкой руками – подтяну, если что, к потолку – попозже. Оглядываюсь. Всё в порядке. Не сбегут.

Выхожу через тоннель, и захожу в дом. Переодеться. В то, в чём хожу по улице. Очки. Пусть стёкла и всего минус ноль пять, но конкретно, как сам вижу в зеркале, изменяют мою внешность. Делают, как бы… Интеллигентней! Хе-хе…

А если ссутулить спину, и нахмурить брови, будто у меня что-то болит, как делаю иногда для маскировки – так и вообще – место в общественном транспорте начинают уступать!.. Это – мне-то!

В аптеке, расположенной в трёх кварталах от дома, повезло: там имеется небольшая даже как бы очередь – до меня трое, и, пока они закончились, подошло, встало за спиной, ещё двое. Всем, что ли, приспичило?! Говорю продавщице:

– Тест на беременность, пожалуйста.

Она спрашивает:

– Вам – какой?

А поскольку я в этих делах не очень шарю, нагло говорю:

– Самый дорогой, конечно!

Ну, она искоса так на меня поглядывает, пока направляется к какому-то совсем уж далеко стоящему шкафу. Правда, пока в ящике роется, уже смотрит только туда. Деловая такая вся – тебя бы ко мне «на приём», тогда б ты пошустрей пальчиками-то перебирала, копуша чёртова… Но вот и оно – несёт свёрточек. Цену называет непомерную.

Плевать. Я – умный. Кредитку не свечу – плачу наличкой!

Забрал, ушёл. Но в отражении в стекле двери вижу, как двое женщин, стоявших за мной, нагло пялятся в спину! Да и продавщица – туда же! Странно.

Чего-то заподозрили, что ли? Или просто хотят из зависти позлорадствовать: вот, дескать, мужик – под пятьдесят, а неосторожен! Заделал своей любовнице (Или уж – законной половине!) – ребёночка! А ему бы сейчас – не детей, а – внуков!..

Плевать. Главное, что благополучно добрался я до дому: никто не идёт следом.

Теперь переодеться, и – проверить!

Захожу в свой «пыточный» подвал, и вижу неприятную картину: снова мою новую козу стошнило! Спрашиваю у Надечки:

– Давно её вывернуло?

Надечка у меня с норовом. Но тут решила ответить:

– Минут пять назад.

– Ага, – говорю, положив на свой рабочий стол свёрточек, и снова иду за ведром и тряпкой. Убрав отвратительную жижу, от которой ещё сильнее пахнет кисляком, говорю:

– Вот ведь зар-раза. Нашла способ отвертеться. Ну, на первое время.

Надечка говорит, этак, с присущей только ей изощрённой издёвкой:

– А чего ты теряешься? Так даже интересней! Развернёшь её передом, она и облюёт тебя в самый подходящий момент! Экзотика! Разнообразие! Экстрим! Ты же, насколько помню – как раз за этим и гоняешься?!

Ах, вот как она заговорила… Ну ладно. Сейчас я тебя, голубка моя говорливая!..

Отвязываю тихо постанувающую даму, – Лизой, насколько помню её документики, зовут! – от верёвки на блоке. Ножки отвязываю от колец в полу. Руки развязываю тоже – чтоб перезакрепить на крюке на цепи, нужно одеть наручники. Чтоб поднять с пола, поворачиваю на спину.

И тут она вдруг перестаёт прикидываться, широко открывает полуприкрытые глазки, и как врежет мне с правой! И на ноги как вскочит! Я отвалился, перекатился, головой потряс.

Искры из глаз так и сыпались! (Хорошо хоть, пол – кафельный! Был бы из досок – точно вспыхнул бы! Шутка.) И в ушах – звон! Но не повезло коварным дамам, явно обговорившим и спланировавшим эту провокацию заранее – пока я ходил до аптеки.

Сознания я не потерял.

И даже смог блокировать и остальные удары, когда она подскочила, пытаясь въехать мне и с носка – в челюсть, и пяткой лягнуть!

И тут уж я «нежничать» или миндальничать не стал: блокировал, блокировал… А потом, когда эта дрянь попыталась в маунт зайти, тоже – врезал ей от души!

Только не в челюсть: ещё сломаю со злости, а – в живот!

Ну и снова эту сволочь вывернуло буквально наизнанку! Еле увернулся!

Тьфу ты…

Скотина ты, думаю, глупая. Чего ж ты на меня в таком состоянии – полезла?!

С другой стороны, понимаю, что другого случая я ей, вот именно, не предоставил бы. А уж после «обработки» ей бы точно было – не до махания ручками-ножками.

Ладно. Скручиваю ей руки – за спиной. Подвожу к противоположной от Надечки стене. Беру с гвоздя наручники. Сковываю руки. Пока – спереди. Приковываю к крюку так, чтоб руки эти и тело были натянуты, как струна – то есть, повыше. Она молчит – а чего тут скажешь?! Обломился их с Надечкой коварный план отправить меня в нокаут!

Хоть она и спортсменка – я как-то не придал значения тому факту, что в её документах – второй юношеский по боксу. Всё верно: удар поставлен. Но – женский удар. Да к тому же она просто из другой весовой категории. Не то что я – полутяж. Мужской.

И вот она на меня смотрит. Молча. Во взгляде – и отчаяние, и боль, и злость.

Вот за это я своих женщин и уважаю. Дарят мне – «целую гамму эмоций»! Отошёл только через минуту «любования».

Подхожу к Надечке. Та начинает ругаться и плеваться. Норовит – в лицо.

Ерунда.

Отпираю её наручники, взваливаю на плечо. Переношу на малый крестовый станок. Дерётся она, конечно – куда слабей моей «отравившейся» Лизочки!

Да и сил в вывернутых из плечевых суставов руках – уже нет.

А я специально их туда не вправляю. Чтоб ещё какой глупости не выкинула: вон: Валечки с её волшебной куночкой – я уже лишился! А были бы у неё вывернуты суставчики – фиг бы накинула цепь на крюк, да удавилась бы…

Но вот ручки и плечики, и все волосики с головки моей милой Надечки и собраны в пук, и закреплены на крестовине. Теперь – пояс. А теперь можно и ножки расковать от их «наножников». И привязать к противовесам!

Готова. Поворачиваюсь к новенькой:

– Смотри, дорогая! Сейчас из-за того, что ты – не в форме, и пытать тебя – никакого кайфа – страдания за тебя будет принимать совершенно для тебя чужая женщина! Которая, впрочем, наверняка и подзуживала тебя врезать мне в челюсть! Чтоб затем убить.

Я на свой счёт не обольщаюсь: да, я – гнусный садист и убийца! Так что смерть уже… э-э… Пятнадцать раз заслужил.

Но раз ваш коварный план не удался – придётся теперь мне поднапрячь воображение. И убить вас обеих. Какими-нибудь особо изощрёнными способами.

Ну, вернее – Надечку-то я точно – убью!

А тебя – только если ты и правда – не беременна!

Она не удерживается от шпильки. Шипит голосом едким, как серная кислота:

– А если – беременна?

– А если беременна – то будешь сидеть здесь, в подвале. На цепи. Надечкиной. Она, думаю, сегодня освободится. Нет, не Надечка – а цепь! И выбор у тебя небогатый: ты или выкинешь – от шока и «отрицательных эмоций», или уж родишь…

Роды принимать я умею!

Не бойся: ребёночка сдам в беби-бокс. Я, хоть и садист, но детей и старушек – не трогаю!

– Ой, скажите пожалуйста, какие мы оказывается принципиальные! И добрые!

Начинаю смеяться. Вот уж подпустила желчи в голос! Видать, ещё не вся вышла с рвотой. А ничего. Пусть повисит, полюбуется. Ведь если она – не беременна, пытать буду – по-полной! Но пока…

Беру плеть, и от души занимаюсь Надечкиной промежностью и куночкой. Да так, что свист от ударов стоит в воздухе оглушительный – иногда даже громче, чем Надечка визжит! Вот теперь она и стонет, и воет, и дёргается так, как положено!

Потому что не щажу! Разозлила! Сволочь неблагодарная!

Как смотреть, как я терзаю тела других женщин – так только ругается, а как самой терпеть – так визжит и умоляет! Пощадить её.

Ага – два раза!

Когда разогрелся – стянул штаны, и обработал своим жеребцом всё, что положено было обработать! Надечку традиционно – попридушивал. От души. Один раз думал – уже не отдышится… Как бы не так – этих тварей и палкой не убьёшь!

Или – убьёшь?

Вот. Давно уже я приготовил станину, на полу. Для закрепления в вертикальном положении толстого конца шеста. Вернее – кола! А кол у меня – не так, чтоб острый. Собираюсь я, как граф Цепеш-колосажатель, широким массам больше известный, как граф Дракула – подольше наслаждаться агонией жертвы. То есть – кончик кола – закруглённый.

Осталось решить – сейчас я её надену на него, или – позже.

Ну а пока, чтоб ей не было скучно – поливаю я её грудь и животик – расплавленным парафинчиком! А его у меня в банке расплавилось на конфорке – почти литр!

Я знаю, что его температура – не выше плюс восьмидесяти, и он насквозь, конечно, не прожжёт, но ожог оставит приличный! И мучений доставит – вполне! Вон: дёргается и орёт – куда там иерихонским трубам! Но вот, вроде, успокоилась – парафин кончился!..

И сквозь стоны и проклятия начинает она истерить:

– Скотина! Тварь! Брехло вонючее! Ты же обещал, что – пока оставишь! В живых!

– А я тебя ещё и не убил! – сам удивляюсь. Думаю: телепатка, что ли?! Впрочем, ничего удивительного: они все – телепатки! Стоит на улице посмотреть на какую-нибудь козу, и опустить взор на её задницу, прикидывая, как бы впендюрил, как тут же начинают: и этим самым задом вилять, и через плечо сексапильно оглядываться!..

– А маслом раскалённым зачем полил?!

Смеюсь. Говорю:

– Дурочка. Это – не масло. С масла ты бы сейчас вообще слова пикнуть не могла бы. Потому что прожгло бы до кишок! Это – парафин. Плюс восемьдесят. Да, горячо. Да, больно. Но не смертельно.

Надечка рычит:

– Вот уж утешил! Сволочь!

Говорю:

– Ах, вот ты как заговорила, неблагодарная тварь?! Я ей – парафин. А она меня – сволочью! Ну-ка, быстро извинись! А то – полью расплавленным свинцом! И не просто полью – а в то самое твоё моё любимое местечко, из-за которого ты и жива пока! Смерть будет долгой и крайне мучительной! А заодно покажет нашей новой знакомой, что меня не нужно напрасно оскорблять! И дразнить!

Надечка моя совсем, смотрю, с глузу съехала. Орёт:

– Мразь! Трус поганый! Чтоб у тебя …уй на лбу вырос!!! Чтоб тебе …опу на глаз натянули!..

Ну, и прочие аналогичные гадости, которые она мне всегда говорит и желает.

Пожимаю плечами:

– Так – что? Извиняться не собираешься?

– Не-е-ет!!! Чтоб ты сдох!!! – и ну рыдать.

Ну и ладно. Я же понимал, что рано или поздно мне придётся от неё…

Примеряю ещё раз свой кол к станине. Станина – плоская, из брусьев. Отверстие для держака – проделано в толстых досках – сверху и снизу станины. Основание двухметрового кола туда вставляется плотно и удобно. И держится отлично – сам же делал! Осталось немного.

Подхожу к Надечке, которая наконец заткнулась, и сейчас расширившимися глазищами смотрит на меня. Ну-ну. Раньше надо было смотреть! И извиняться.

Начинаю неторопливо вдвигать, чуть проворачивая, обильно смазанный вазелином конец трёхдюймового круглого бревна ей в анус. Ну, это у основания оно – трёхдюймовое. А там, на острие – дюймовое. Плавно так на отрезке в добрый метр переходит в основной диаметр. Уж не поленился – всё отработал сам. Старым добрым рубанком.

Вот когда дошёл до четверти метра, где диаметр дюйма в полтора, стала моя Надечка выть как-то уж особенно громко и отчаянно. И пытаться анус-то – сжать. А та коза, что висит на стене, принялась поливать меня отборным матом, и вопить всякую хрень, типа: «Помогите!», «Спасите!», «Эй, кто-нибудь!..» Поняла, стало быть, что я не привык обходиться полумерами!

Когда вдвинул в задний проход колышек свой до отметки в полметра, приостановился. Подложил под него подставку. Прошёл к противовесам – снял грузы. Ножки моей Надечки освободились. Но и не думает она соскакивать ими со станочка, или вытащить с их помощью колышек: зафиксировал я его через сквозное отверстие в нём – к поясу на её талии – верёвкой! Не соскочишь!

Теперь отвязываю ручки. И плечи и волосы. Кисти связываю за спиной – для этого пришлось девушку чуть повернуть, и приподнять.

А не могу сказать, что стремится моя дама убежать.

Нет, так и лежит на спине, дико вереща, стеная, и подвывая.

Вот под этот аккомпанемент, и под проклятья и ругательства со стороны «больной» Лизочки и перенёс я мою Надечку к станине. Одной рукой – под плечи, другой – прямо под колышек. Аккуратно теперь вставляю основание кола – в его гнездо, и располагаю кол – вертикально! Вот он и встал в пазы!

А неплохо получилось! Теперь только убрать верёвку, пропущенную через отверстие в колу, и закреплённую на поясе на талии – теперь-то её удержит от побега с кола – гравитация…

Надечка, головка которой оказалась на высоте около трёх метров, начинает поводить вокруг глазами, мычать, и корчить страшные рожи! Про вопить, как оглашенная – уж не говорю! Но ни освободившиеся ножки, ни вывернутые из суставчиков в плечах ручки, не могут помочь ей самостоятельно слезть с кола! Наоборот: мне доставляет несказанное удовольствие смотреть, как она елозит ножками по промазанному вазелином колышку, в тщетной попытке если не сняться с него, то хотя бы – замедлить своё на него «нанизывание»!

А нанизывание происходит довольно быстро. (Похоже, сильней надо было затуплять «рабочий конец»! Да и вазелином мазать – только верхнюю треть кола!) Или это она – своими движениями при криках вызывает в теле тряску, или уж просто – мало мышц у неё в анусе – но наползает её промежность на кол довольно быстро.

Не прошло и получаса, как зашло к ней в тело сантиметров семьдесят! И теперь и криков почти не слышно: сил нет. Да и поняла, что только ускоряет ими нанизывание…

Дальше – больше: вот уже и кончик кола обрисовался, пока скрытый, из растянутой на ключице кожи, а затем – и вылез, окровавленный, наружу!

Но мучения девушки ещё не кончены.

Колышек-то – утолщается книзу! И она – продолжает на него «наползать»!

Вот и смотрю, как постепенно движется книзу, снова отчаянно вопя и рыдая, эта с-сучка, пока там всё ей раздирает широкая нижняя часть моего орудия! О!

Вот и ножки достигли пола! И она может опереться на них!

Она так и делает, стоя на кончиках пальчиков! Ха. Посмотрим, насколько хватит её сил оставаться в таком положении.

А ненадолго – всего на четверть часа! Похоже, окончательно лишило её сил внутреннее кровотечение! Вот она уже и на всей стопе! И готова отключиться. Головка клонится к плечу. И коленочки начинают подгибаться…

Ну уж – нет! Я не собираюсь позволить ей отключиться! Соскользнуть, так сказать, в нирвану!

Подношу ей к носу пузырёк с нашатырным спиртом. Дама у стены вопит:

– Подонок! Мразь!!! Неужели тебе – мало?! Она же – сейчас умрёт!!!

Поворачиваю к ней голову, говорю:

– Нет. Она умрёт примерно через двое суток. Когда её доконает не боль даже, а – заражение крови. Именно столько могли прожить на колу те, кого туда насаживал граф Дракула. Но он – шутник почище меня! Он даже пиры закатывал под открытым небом! А вокруг его столов, в землю были обычно вкопаны сотни – Слышишь? Сотни! – кольев с насаженными врагами. Так что ему и музыкантов заказывать было не нужно!

На это историческое отступление меня снова костерят на все корки, и проклинают, и обещают вечные муки на том свете…

Дура ты, думаю.

Никто ещё с этого «того света» не возвращался. И не может доказать, что всё это – и кипящие котлы с маслом и серой, и клещи, и дыбы, и испанские сапоги, и всё прочее – действительно есть. И применяется к грешникам. И грешницам. А вот у меня в подвале – всего этого добра, и много чего ещё – предостаточно!

И я жду – не дождусь, чтоб пустить его в дело!»

 

Уважаемые на приветствие предпочли не отвечать. А сразу приступить к «делу»: одна из явно активисток, голосом, которым бы только гвозди забивать, проверещала:

– Мерзавец! Ты что – возомнил себя – Богом?! Как ты посмел ещё что-то нам «диктовать»?! Оставь свои «условия» себе! И готовься к смерти! Наши войска уже в пути!

Как ни в чём не бывало Андрей повернулся лицом к уже знакомой ему сестре Меделайн. Спросил:

– Сестра Меделайн. Кто эта храбрая, но чрезвычайно импульсивная дама бальзаковского возраста? И как её зовут?

Он заметил, что на лице невозмутимой Меделайн Фоссет промелькнуло что-то вроде желчной улыбки. Похоже, она и сама не слишком любит эту экзальтированную «девушку». Да и вообще – если у них тут, в Совете, царят такие же интриги, как в кружке рукоделия в провинциальном городке – ему будет куда легче «работать» с ними. «Разделяй и властвуй!». Юлий Цезарь, кажется, сказал. И актуально… Всегда!

– Это ответственный секретарь нашего Совета, сестра Хадича Шлезингер.

Андрей опустил глаза вниз, туда, где на кусочке бумаги быстро записал это имя. Кусочком скотча прикрепил эту бумажечку в нижней части монитора, на котором маячила эта самая сестра Хадича. И только потом произнёс. Этак расслаблено:

– А – что? Аппаратура, осуществляющая видеозапись таких заседаний уже не работает? И нужно обязательно вручную протоколировать все выступления?

– Нет. Аппаратура в порядке. – Меделайн уже явно поняла, куда он клонит. В голосе звучала ирония.

– А для чего же вам тогда – «секретарь»? Да ещё и «ответственный»?

– Ты нам тут зубы не заговаривай, мятежник вонючий! – наконец почуяв подвох, «уважаемый секретарь» разъярилась ещё сильней, – Лучше просто заткнись! И сразу сдайся нашим десантницам, когда придут! И моли Бога, чтоб тебя не расстреляли на месте!

Игнорируя злобный выпад, Андрей, снова как ни в чём не бывало, обратился к Меделайн:

– Так – зачем? Каковы её обязанности и функции? Или она у вас в Совете – просто для красоты? И для нагнетания напряжённости в процесс проведения нормальных и деловых переговоров?

 

2. Инцидент с «нервной» сестрой

 

– Я здесь – для того, чтоб ставить на место распоясавшихся и много о себе воображающих подонков! Смотри-ка – смелый он какой! Тоже мне урод выискался! Не ты меня сюда, в Совет, поставил! Он ещё права будет мне качать! Сама бы тебя пристрелила!

– А, да. Вот: кстати! О «пристрелить». Извинитесь передо мной, сестра Хадича!

– Что?! Да пошёл ты, козёл вонючий!..

Андрей обернулся к Магде:

– Магда, жена моя любимая. Не сочти за труд. Сходи к тем девочкам, что сидят в моей бывшей камере. И приведи – или принеси: это уж – как получится! – оттуда эту обаятельнейшую Юлечку. А для подстраховочки возьми ещё кого-нибудь из наших!

Магда, плотоядно облизнувшаяся, кивнула. И быстро вышла.

Андрей повернулся снова к «сестре» Хадиче:

– Поясняю специально для вас, нервная вы и непонятливая женщина. Сейчас у меня в команде около тридцати единомышленниц. Разделяющих мои убеждения, и готовых слепо исполнять мои приказы, и следовать за мной, что бы я ни задумал. Например, захватить власть на этой чёртовой планете!

Ну, это так – к слову. Потому что есть, конечно, среди бывшего гарнизона и персонала Андропризона и мои непримиримые и принципиальные противницы: такие же как вы, или ещё более радикально настроенные. Которым с молоком, как говорится, матери накрепко вдолбили в головы шаблоны и стереотипы поведения. И которые предпочитают ни при каких обстоятельствах не пользоваться собственными мозгами, – он не отказал себе в удовольствии постучать указательным пальцем по виску, – а предпочитают слепо подчиняться законам. Традициям. И приказам начальства. Так вот. Ни вы, ни эти семьдесят женщин для меня лично не представляете никакой ценности. И я без проблем обойдусь без них. И без вас. Но!

Тут дело принципа.

Если я сразу не позиционирую себя перед ними и вами как Лидера, которого нужно уважать, и не докажу, что меня нельзя оскорблять – безнаказанно, грош мне цена, как будущему руководителю даже – Андропризона.

Поэтому: внимание, сёстры – члены Совета. Я не буду вести дальнейшие переговоры, пока сестра Шлезингер не принесёт мне свои самые искренние и покаянные извинения.

– Да-а?! А что, что ты можешь сделать, чтоб заставить меня сделать это, ты, идиота кусок?! Ну и придумал! Извиняться – перед тобой?! Вот уж насмешил, дебилоид!

– Что я могу сделать, я сейчас собираюсь продемонстрировать. Для этого нужно лишь ещё немного подождать.

Это они и делали, причём сестра Хадича продолжала злобные выпады, и оскорбления в адрес Андрея, одновременно пытаясь увещевать своих коллег – «прекратить этот балаган с «переговорами», поскольку что может сделать один жалкий недоносок, и просто захватить чёртову тюрьму силой! После чего всех мятежников просто перестрелять! И глупый фарс, наконец, закончится!»

Андрей обратил внимание, что остальные-то – оказались явно поумней.

Ну, или похитрей: в перепалку с сестрой Шлезингер не вступали, ей пока не возражали, увещевать или взывать к её разуму не спешили, начать вести «переговоры» тоже не торопились. Зато не без интереса изучали реакцию на вопли и призывы «Секретаря» – Андрея, и буквально впивались глазами в его невозмутимое лицо.

Он же просто… Молчал. И ждал. Сохраняя мину игрока в покер.

Но вот через какую-то пару минут прибыли Магда и Элизабет. Сестру Юлию им пришлось волочить за собой по полу: самостоятельно ходить та явно уже не могла!

Андрей встал. Сказал: «Спасибо». Забрал слабо стонущую женщину с посиневшим от затрещин и ударов лицом и полузакрытыми глазками из рук «провожатых». Держа перед собой за предплечья, придвинул её к камере, развернув лицом к членам Совета:

– Это вы, сёстры, члены Верховного Совета, утверждаете, что боретесь за Закон, справедливость, и стабильность в вашем Обществе? И гуманность? И для вас жизнь каждой сестры – «колоссальная ценность»? Ведь именно так записано в ваших Законах и Конституции? Сейчас проверим!

Вы узнаёте эту женщину?

Ответила Меделайн Фоссетт:

– Да. Я её знаю. Это – сестра Юлия Ракитич.

– Совершенно верно. И я почему-то подозреваю, что основной её обязанностью здесь были не прямые служебные функции, а банальное стукачество. То есть, она – тайный агент, информатор. Собирающий и передающий вам, или ещё кому, секретную и конфиденциальную и компрометирующую информацию. О сотрудниках Андропризона.

Но – не суть.

Я собираюсь сейчас доказать, что я всегда отвечаю за свои слова.

И неспроста требую уважения к себе. И своей семье. И команде.

Андрей достал из кармана правой рукой пистолет, левой легко удерживая перед собой Юлию. Пистолет приставил к виску женщины. Сказал:

– Если сестра Хадича немедленно не извинится, я просто добавлю в холодильник ещё один труп. У вас, сестра Шлезингер, пять секунд. Раз. Два…

– Погодите! Э-э, постойте! – это вдруг влезла незнакомая Андрею женщина. Он как-то сразу подумал, что чёртова Юлия стучала на всех – как раз – ей. Уж больно подлая и хищная морда у этой «заступницы», – Не стреляйте! Мы все немного нервничаем и расстроены, и понимаем, что…

Андрей не позволил отвлечь себя, а просто считал:

– Три. Четыре.

Лицо сестры Хадичи исказила гримаса ненависти, она буквально завизжала:

– Ты всё брешешь! Никогда ты не посме!..

Её перебил звук выстрела.

Андрей развернул тело так, чтоб дырку в виске упавшей на грудь головы, из которой полилась чёрная кровь, было видно всем членам Совета:

– Я «посмею» ещё и не это. Ведь это – ваши люди. Которых должны защищать и оберегать от смерти и увечий – вы. Мои люди – со мной!

И даже если мне придётся перестрелять, как крыс – всех тех, кто заперт сейчас в двух изоляторах, мою совесть это, как вы наверняка поняли, будучи знакомы с материалами моего дела, не сильно отяготит.

Так – что? Магде привести следующую жертву?

В дело наконец влезла снова Меделайн Фоссет, явно бывшая здесь за главную, пока не избрали новую главу Совета, взамен погибшей Жизель Бодхен:

– Сестра Шлезингер. Выбирайте. Или вы немедленно извинитесь перед нашим партнёром по переговорам, или мы…

– Да!!! Что – вы?!!! Ха-ха!!! Да что вы можете сделать, идиотки?! Канцелярские крысы! Не вы меня на это место поса!..

Очевидно, сестра Меделайн заранее обеспокоилась принятием кое-каких превентивных мер предосторожности. Во-всяком случае, Андрей заметил, что она нажала какую-то кнопку, имевшуюся на пульте перед ней.

По бокам сидевшей в удобном кресле сестры Хадичи вдруг словно из-под земли возникли две огромного вида женщины в неброской форме цвета хаки, и, подхватив заверещавшую, словно снесшая яйцо курица, Хадичу под белы ручки, быстро куда-то понесли. Крики и ругательства вскоре затихли: очевидно, женщину вынесли из её кабинета.

Сестра Меделайн сказала:

– Если честно, давно мечтала это сделать. Она своей нонконформистской и  зачастую – просто глупой позицией сильно мешала Совету принимать решения, отвечающие реалиям случавшихся у нас ситуаций. И очень много времени уходило на выслушивание её бессмысленных высказываний и ругательств. Вот и в вашем случае так и произошло.

За время нашего обсуждения, состоявшегося, как вы наверняка поняли, сразу после нашего с вами разговора, она фактически и слова никому сказать не давала. Что не могло не раздражать. Пришлось закончить обсуждение. И ввести режим экстренной ситуации. Позволяющий применять к мятежникам и врагам Совета жёсткие меры. Вплоть до пожизненного заключения. Или расстрела.

И мы продолжили совещание снова.

Уже без сестры Шлезингер.

Наше решение поместить, если будет мешать переговорам, нашу Ответственную Секретаршу – под стражу, было принято тоже – заранее. А её в курс дела мы не посвящали.

Но к счастью, такая женщина в нашем Совете оказалась лишь одна. Остальные всегда – за взвешенные и разумные решения! А не за авантюрные, или волюнтаристские.

Так что я взяла на себя смелость принять заранее кое-какие конкретные меры. Впрочем, полностью соответствующие выработанному и согласованному с остальными членами Совета, решению!

Потому что мы и правда – не хотим, чтоб среди невинных, невольно оказавшихся у вас в заложниках, были ещё жертвы. Хотя, должна отметить, что разговор с нами с позиции силы – не способствует нормализации обстановки проведения наших переговоров. И без того достаточно… Сложных. И напряжённых.

– Я понимаю вашу позицию, сестра Фоссетт. – Андрей чуть кивнул, – Демонстрация силы с моей стороны была нужна лишь затем, чтоб вы, уважаемые члены Совета, поняли: я привык исполнять то, что обещал. И если мы с вами придём к разумному, – он тоже подчеркнул тоном это слово, – и взаимовыгодному соглашению, я первым буду ратовать за то, чтоб все возможные вопросы и разногласия решать сугубо мирным путём.

С помощью переговоров. Жертвы среди невиновных мне тоже – ни к чему!

– Хорошо. В этом наши позиции совпадают. – сестра Фоссетт тоже чуть кивнула, – А сейчас могу лишь повторить: столь… э-э… неадекватных женщин в составе нашего Совета больше нет. И впредь мы все будем с уважением относиться к вам. И вашим, как вы выразились, союзницам. Единомышленницам. И пусть мы и не можем разделить их и вашу позицию, и убеждения, но мы не сомневаемся, что разумный и, вот именно – взаимовыгодный компромисс, возможен даже между нами! Мы, Совет, как никто другой, понимаем, что сложившаяся в последние годы ситуация – критична! Ну, или близка к ней.

Поскольку вы абсолютно правы: доставшаяся нам в наследие техника – не вечна!

И нужно эту ситуацию – менять. Принимая уже – кардинальные решения!

 

«…сползла так, что оказалась уже и на коленях!

Причём, что мне было особенно интересно – из ануса практически не вытекло крови! Уж и не знаю: то ли контакт сфинктера с отшлифованной поверхностью кола очень плотный, то ли – это вазелин создал герметизирующую – как бы прокладку!

К этому моменту я как раз закончил с ужином. Встаю, подхожу к так и ругающейся на своём крюке Лизочке:

– Довольно. – она на секунду заткнулась, но потом, поняв, что всё-таки добилась своей цели – а именно: разозлить меня, продолжила, словно с новой силой! Куда и хрипота делась! Даже словечки и выражения какие-то новые придумала. Или вспомнила.

Говорю:

– Я человек спокойный. Ну, относительно. Но твоё однообразное верещание действует на слух. И нервы. Так что выбирай: если сейчас просто не заткнёшься, и не втянешь свой поганый язык туда, где солнце не светило, я просто заткну твою слюнявую пасть кляпом! И ты не сможешь даже рвать тем, что сожрала сдуру. И просто задохнёшься в собственной блевотине! Такие случаи в криминальной практике уже случались! (Это правда: я сам смотрел документальный фильм о работе и делах ФБР.)

Ну а если всё же останешься жива, денька эдак через два, когда освободится колышек, – показываю себе за спину, где Надечка просела уже до коленопреклонённого состояния, – я уж постараюсь поэкспериментировать с твоей задницей! Мускулистой и тренированной. Я остриё сделаю потупее. И вазелину нанесу поменьше. Чтоб процесс, так сказать, происходил медленнее. Гораздо медленнее! Прочувствуешь – по-полной!

Выбирай!

Смотрю – не пропали втуне мои увещевания. Заткнулась. Глаза злые-презлые, но замолкла. Только моргает, да губы кусает.

А умная. Ну, или – хитрая. Понимает, что если насажу её на кол – спасения уже не будет! А так – есть хоть минимальный, как она думает, шанс, попытаться меня… Обмануть! И – выжить, сбежав.

Наивно, конечно. Но – мне главное – что заткнулась. А то и правда – надоела.

Я киваю, и констатирую:

– А умная. Или хотя бы – реалистка. То есть – догнала, что я-то слов на ветер не бросаю!

Подхожу снова к осевшей, словно мешок с гнилой картошкой, Надечке.

Куда делся весь её запал! И боевой настрой. И «гордость».

Теперь это – жалкое, истерзанное муками душевными и физическими, существо, которое может думать и мечтать только об одном: чтоб побыстрее окончились её мучения! И слетевшая из Валгаллы (Ну, или с Небес – это в зависимости от того, кто во что верит!) смерть забрала её на бесшумных мягких крыльях из этого страшного места…

Сдалась девушка. Наплевала на свои убеждения и принципы!

Да, наблюдаем чудовищное падение нравов, и презрение к традициям и Духу наших несгибаемых – без дураков! – предков. Например, вот Зоя Космодемьянская – не сдалась! До конца сохраняла человеческий облик!

И гордость!

А-а, ну верно! Сейчас же ни у кого нет ничего Святого! И даже Идеи, ради которой стоило бы страдать и умереть, типа – патриотизма – нет.

И все, кто предпочитают всё своё свободное время играться в гаджеты и айфоны – не люди, а – так.

Плесень.

На поверхности планеты.

Жалкая, беспринципная, и трусливая плесень. Без своего характера, без собственных мыслей и принципов. Глотающая, словно жвачку, и истину в последней инстанции, ту лапшу, что им преподносит сволочной брехливый интернет. И соцсети.

Потребители.

Подношу снова к носу моей Надечки пузырёк с нашатырным спиртом. Она начинает мычать, и пытается голову – убрать. Но глаза так и не открывает.

Отхожу. Выбираю плеть с семью хвостами: я знаю, что она бьёт больнее всего.

Кидаю взгляд на Лизочку: та искусала губы до крови, но – помалкивает. Только глазами меня сверлит. Словно меня и правда – можно взором – убить!..

Дурочка наивная.

Если б это было возможно – меня бы уже пятнадцать раз не было в живых!

Начинаю я с Надечкиной спины. Когда ударил в первый раз – она аж дёрнулась вся: расслабилась, видать, там, осев, как она наивно думает, «до конца»!

Ну так я из тебя это заблуждение быстро выбью!..

Вот и начала она снова – стонать, выть, и подвскрикивать – на полный голос уже и сил нет, да и, похоже, больно ей, когда громко кричит! И теперь – не извивается!..

Сам процесс хлестания теперь уже у меня особого интереса и смака не вызывает: ну работа – и работа! Правда, выполнить её, как и всё остальное, что делаю, стараюсь – добросовестно! И прекращаю только тогда, когда и спина, и живот и бока моего солнышка покрыты равномерным слоем покрасневшей и посиневшей кожи, сквозь которую сочится кровь. А немного её выступило: видать, всё вытекло туда – в полость живота!

Но когда остановился, обнаружил, что, оказывается, снова потеряла сознание моя нанизанная. И сейчас даже не помогает мой пузырёк с нашатырём: на совесть отключилась подопытная дама. Пузырёк убираю, пульс проверяю. Нитевидный, очень частый, но однозначно – есть. Ну и хорошо. Я пока посижу, отдохну.

Как ни странно, новых комментариев со стороны висящей Лизочки не слышу. Подхожу. Обвисла моя «боксёрша» на своём крюке, да так, что наручники глубоко впились в кожу запястий, и тело расслаблено, и головка свесилась вниз.

Поднимаю за волосы её головку. Оттягиваю пальцем веко.

Нет, не симулирует обморок – похоже, действительно, слишком уж впечатлительная. Прямо как герой Олега Даля в фильме «Вариант Омега». Где его, чтоб расколоть, заставили наблюдать, как пытают какого-то постороннего узника концлагеря…

Ладно. Пусть повисит.

Присаживаюсь за стол. Чай? Не хочу пока. Ну, тогда – записать. Вот и предаюсь эпистолярным изыскам. Вспоминаю заодно, что ещё никому из моих подопытных-подопечных я не давал – в рот.

А потому что – банально боюсь!

А вдруг какая-нибудь принципиальная идиотка всё же – наберётся смелости (Или – злости!), словит адреналин, и – откусит моё драгоценное хозяйство!

Нет, методика, как обезопаситься – конечно, есть. Мне про неё рассказывали старые зэки. Ну как – старые – ещё те, кто сидели в Сталинских лагерях! Тогда порядки там были всё-таки другие. А мне, можно сказать, повезло: когда пришёл на работу, молодым специалистом, один такой, пенсионного возраста, ещё сохранился в той конторе, куда распределили. Так вот он и рассказал, в числе многого другого интересного, что отлавливали они кошек. Связывали лапы. А в рот заталкивали печёную горячую картофелину!

И через буквально минуту после этого зубы у кошки выпадали чуть ли не сами!

И после вытряхивания их всех – можно было кошку – как раз – в рот!..

Но с Надечкой моей драгоценной, боюсь, этот номер не пройдёт. Как и нормальный секс. Это надо её сейчас, пока жива, со станины снимать. Ноги снова – растягивать.

Лень. Да и брезгую я.

Всё-таки – неровён час, как брызнет – оттуда, и испачкает мне все причиндалы!..

Нет уж. Теперь подожду, пока она не испустит дух, освобожу и промою с марганцовкой кол. Да и займусь через пару суток – Лизочкой.

Думаю, за пару-то дней она – отвисится. До состояния если не полной покорности – то хотя бы жуткой слабости.

От обезвоживания!

За это время и у меня всё снова… Отдохнёт. И воспрянет!

Осталось только и правда: проверить эту «умную» – на беременность!..»

 

– Мне приятно, что конструктивный подход в вашем Совете преобладает над эмоциями. И вы понимаете, что установленные, пусть и Предтечами, Законы, правила и традиции – нельзя соблюдать вечно! Потому что жизнь – не раз и навсегда загнанная в узкие рамки условность. Даже река, вроде, тысячи лет текшая по одному руслу, рано или поздно пробивает себе новое!

Потому что в старом течь уже не может. Из-за ила, песка, и прочих наносов, которые принесла сама же!

– Вы привели хороший наглядный пример, Андрей. И раз уж мы пришли к готовности понять позиции друг друга, давайте перейдём на более конкретный разговор.

В частности – обсудим вначале общие принципы. А затем – и конкретные детали.

Нашего будущего сотрудничества. И соглашения.

 

3. Знакомство с «членами» и… Работа!

 

 

– Согласен. – он снова чуть кивнул, – Тогда, если вы не против – давайте познакомимся. Потому что невежливо было бы с моей стороны обращаться к вам, сёстры, не по именам.

– Действительно. Приношу извинения, что не догадалась сделать это раньше. – в глазах сестры Меделайн снова сверкнула хитринка, – Но всему виной слишком импульсивное поведение сестры Хадичи. Итак.

Вот это, – Фоссетт показала на женщину справа от себя, – сестра Ванесса Заморано. Она в нашем Совете контролирует поступление и расходование бюджетных средств.

Андрей вежливо поклонился женщине:

– Очень приятно, сестра Ванесса. То есть вы – министр финансов?

– Ну, можно сказать и так. – серьёзно выглядящая и неулыбчивая женщина тоже кивнула в ответ. На вид ей можно было дать лет семьдесят, и она была старше почти всех остальных членов Совета. Морщины она, в отличии от остальных, явно не замазывала, а косметикой просто пренебрегала, – Кто-то же должен следить, чтоб последние деньги Федерации не вылетели на нереальные и популистские проекты. То есть – в трубу!

Андрей с задумчивым видом покивал. Сказал:

– Разумеется, мне очень бы хотелось познакомиться с теми проектами и делами, которыми занимается ваш Совет. Но – только с вашего, разумеется, согласия. И – позже.

Сестра Ванесса чуть кивнула:

– Да, это было бы неплохо. Может, свежий взгляд на наши проекты, и доходы и расходы позволил бы увидеть новые… Возможности.

– Это, – теперь Меделайн указала на монитор слева от себя, – сестра Лора Гай. Она у нас ведает делами обороны. Проще говоря – занимается армией и флотом.

– Понял. Очень приятно, сестра Лора. – Андрей вполне успевал писать на бумажечках имена и должности называемых дам, и кусочками скотча, нарезанным для него Магдой, прикреплял снизу мониторов, – Стало быть вы, по-старому – министр обороны?

– Да. – министр не ходила вокруг да около, просто коротко кивнув. Выглядела она… Почти как Магда! Собранная, целеустремлённая, молодая. Андрей дал бы её не более сорока пяти. По многим признакам нетрудно было догадаться, что сестра Лора, как и его главная жена, отнюдь не пренебрегает физподготовкой. А, скорее, даже – наоборот. Лицо и могучая шея – сплошь мышцы и жилы. Наверняка и тело у неё – куда там культуристкам его времен!..

– Разумеется, как мужчине, то есть – по версии ваших учебников истории, существу, занимавшемуся всю жизнь как раз – войной и конфликтами, будет очень любопытно узнать, в каком состоянии сейчас вооружённые силы Федерации. Но!

Опять-таки – с вашего разрешения!

Сестра Гай кивнула:

– Не сомневаюсь, что вам это интересно. Но должна буду разочаровать. Наши войска служат сейчас, разумеется, по большей части – для охраны Правительственных учреждений и стратегических объектов. Что необходимо для внутреннего спокойствия Федерации. И наступательной мощью в виде, скажем, тяжёлой техники, такой, как авианосцы, танки, самолёты, и подлодки и боевые корабли – не располагают!

Поскольку нет у нашей Федерации – никаких внешних врагов!

– Не сомневаюсь, что отсутствие этой сложной и очень дорогой в эксплуатации техники самым положительным образом сказывается на финансовой стабильности Федерации. Ведь это так, сестра Ванесса? – он повернулся к монитору министра финансов.

Сестра Ванесса не могла удержать слегка кривой улыбки:

– Разумеется, уважаемый Андрей. Похоже, вы чётко уловили суть наших, то есть, Совета, действий: никаких ненужных и не дающих непосредственной пользы, затрат!

– Разумное решение. Но позже, я надеюсь, мы ещё вернёмся к обороне. И вооружению. – он снова перевёл взор на монитор минобороны, – Спасибо, сестра Гай.

Меделайн Фоссетт кивнула:

– Да уж. Вы, как специалист, вот именно, по технике в целом, и боевой – в частности, могли бы принести нашей Федерации и её вооружённым силам, несомненную пользу! Но вернёмся, если не возражаете, к представлению членов нашего Совета. Вот это, – женщина указала рукой на угловой экран. – возвращаясь к принятым в ваше время понятиям – министр внутренних дел. Сестра Тейлор Ракк.

Андрей кивнул в очередной раз:

– Значит, сестра Ракк, вся полиция – в ваших руках?

– Да. – министр МВД не стала, как и министр обороны, распространяться. Но Андрей и не спешил высказывать вслух мысль о том, что он полицию и раньше не слишком любил, и сейчас вряд ли полюбит. Зато теперь он точно знал. Кто отдавал приказы на жестокие и жёсткие действия в отношении всяких там бунтовщиков и демонстрантов…

Министру МВД Андрей тоже – просто кивнул.

– Это – сестра Сара Брайтон. – Андрей отметил себе сестру Брайтон, ещё когда та, стеснительно улыбаясь, занимала своё место – она опоздала, – Она занимается вопросами охраны природы и рекультивации испорченных земель.

– Очень приятно. Я думаю, рекультивация нужна в-основном тем землям, которые подверглись эрозии и чрезмерной эксплуатации в прошлом?

– Совершенно верно, Андрей, – голос у сестры Брайтон оказался приятным – наполненным грудным контральто, – С пахотными и сельскохозяйственными угодьями у нас сейчас – проблема. Как и с восстановлением Амазонских и центральноафриканских лесов!

Андрей кивнул:

– Понял. Вероятно, нужно будет ознакомиться и с этой проблемой.

– Это – сестра Зола Фрауста. – поняв, что других комментариев в адрес министра охраны природы пока не будет, Меделайн продолжила представление, – она – министр нашего образования.

Сестра Зола была единственной среди членов совета дамой с тёмным цветом кожи. И отличалась редкостной красотой. Эх, если б она ещё была чуточку помоложе… Но и так женщина казалась вполне… Сексапильной! И Андрей не сомневался: плотоядный взгляд, которым он на министра образования уставился, его главная жена ему ещё припомнит! Как и его ёрзание на кресле. И облизывание губ – он заставил себя сидеть спокойно. Но уж больно хороша была женщина!

– Очень приятно, сестра Зола, – Андрей, уже взяв себя в руки,  так же вежливо и «стандартно» кивнул, думая, что хорошо, что «членов» осталось – всего девять. Иначе голова могла бы и отвалиться! – Как мне кажется, как раз с вами мне предстоит общаться и работать больше всего. Ведь если мы примем, в той или иной редакции и варианте, мой план возвращения к традиционному Обществу моего времени, то есть – одинаковое примерно число в социуме женщин и мужчин, – в образовательных Программах и учебниках нужно будет менять очень многое! Чтоб никто не чувствовал себя ущемлённым или унижаемым, особенно – по гендерному принципу! Думаю, многое придётся отредактировать, а многое и просто – выбросить. Потому что мои далёкие предки говаривали, подписывая мирные договоры: «Кто старое помянет – тому – глаз вон!»

– Звучит весьма… Разумно. Хоть и несколько плотоядно. – сестра Зола ехидно ухмыльнулась, – Но мы и правда не должны допустить, если действительно собираемся возвратиться к двуполому Социуму, чтоб были «высшие» и «низшие» его члены.

– Теперь позвольте вам представить сестру Яхен Куркен. Она занимается здравоохранением.

– Мне очень приятно, сестра Курхен. – Андрей, вспомнив желчные ответы докторши Джонс на его вопросы о состоянии медицины, воздержался от комментариев.

– А это – сестра Минна Аттертон. Она у нас специалист по чрезвычайным и непредвиденным ситуациям. Правда, в-основном – природного характера.

– Понял. То есть – МЧС. Очень приятно, сестра Минна.

Собственно, на этом всё и закончилось.

Само представление заняло минут десять. Андрей, «надписав» всех представленных, нашёл о чём спросить или кратко поговорить почти с каждой сестрой.

Когда представление было завершено, спросил:

– Уважаемая сестра Меделайн. Не хочу лезть не в своё дело. И нарушать какие-нибудь секретные циркуляры. Но какие действия ваш Совет планирует в отношении сестры Шлезингер?

– Эти действия не секретны. И вполне законны, – Меделайн подчеркнула тоном это слово, – И очень просты. Поскольку введён и действует режим чрезвычайной ситуации, мы предъявим ей обвинение в попытках срыва важнейших переговоров, государственной измене, и неадекватном поведении, оскорбляющем достоинство членов Совета.

Проведём положенную в таких случаях медицинскую экспертизу. И, вероятней всего, признаем сестру Шлезингер вменяемой.

После же констатации её здравого рассудка – расстреляем.

В назидание нашим гражданам!

Закон – для всех – един!

– Понял. Но у меня к вам другое предложение. – он взял паузу, поняв по лицу Меделайн, что она уже поняла, что он собирается предложить, – Отправьте арестованную сестру Хадичу после экспертизы и суда – мне.

– Для чего она вам? – брови сестры Меделайн от души нахмурила, но он видел, что и она, и многие остальные, даже заёрзавшие, и плотоядно заухмылявшиеся члены Совета, всё поняли сразу!

– Для адекватного её наказания. И уж не сомневайтесь – в конечном счёте она окажется мертвей – мёртвого. Рано или поздно. А уж про «назидание» остальным нарушительницам и преступницам – можете быть спокойны. «Наглядный пример» обеспечу!

Сестра Меделайн сделала грозное лицо:

– Мы не одобряем насилия! Ну, это в целом. Но в данном случае, возможно, – она переглянулась со всеми членами Совета, – Повторяю: возможно мы сделаем исключение.

– Я был бы очень рад этому. Как и возможному отправлению мне в будущем, на перевоспитание, или для адекватного наказания, других нарушительниц Законов Федерации, и закоренелых неисправимых преступниц!

Сестра Яхен Куркен не удержалась, чтоб громко не засмеяться:

– Если социологи правы, и в любом коллективе около десяти процентов мазохисток, боюсь, вам, Андрей, при всём желании не справиться с наказанием – вот прямо всех вдруг пожелавших бы заделаться преступницами!

– Хм-м… – Андрей невольно почесал в затылке. Но эта дама уж точно: права. А ещё, похоже, и умна… – Согласен. Всех – не надо. Перебор тоже ни к чему! Иначе у меня и времени-то на полезную деятельность не останется! Так что – только самых злостных.

Вроде нашей любимой сестры Шлезингер!

 

«… омерзительно! Вот уж оскал, так оскал! Зубы – как у волчицы какой, и выражение остекленевших глаз говорит о том, что в последние секунды жизни ненависть и злость всё же возобладали, и вылились наружу! И были столь сильны, что даже превозмогли чудовищную боль, и страх смерти… Но мне, видавшему уже полтора десятка мёртвых женщин, всё это показалось даже несколько банальным. Зато можно… Точно.

Когда освободил колышек от её тела, подтащил это тело поближе к Лизоньке.

Лизонька молчала. Только снова кусала губы до крови, да сопела. Воспалёнными красными глазами смотрела, щурясь, и моргая, то на меня, то на труп.

А когда развернул Надюшу личиком к ней, да подержал на уровне её лица, вдруг завопила, зарыдала, и принялась взахлёб причитать:

– Ы-ы-гы! Да что же это за наказанье на мою голову?! О-о-ох! Господи, за что?! Что я такого?! Ведь и молилась, и в церковь ходила… Пусть и редко… Но я же не…

– Заткнись. – говорю, – и смотри. И готовься. Если сейчас выяснится, что ты – не беременна, первая претендентка на почётное звание каплуна на вертеле – ты.

Заткнулась. Похоже, сил у неё осталось настолько мало, что и слёзы-то не текут… Но ничего. Мочи-то, там, в мочевом пузыре – должно было сохраниться хоть сколько-то!

Отношу Надечку в угол – кладу на матрац. Нужно будет полиэтиленовый мешок для мусора, в который уложил её ноги и всю нижнюю часть тела – просто закопать вместе с ней. Мыть его от того, что в него изверглось – я брезгую.

Колышек помою позже. Когда Надечку закопаю. Пока – просто замочу. Чтоб отмокло всё то, что на него налипло. Ну а сейчас…

Достаю чёртов пробник. Где тут инструкция? Ага: есть. Так. Так. Пять минут, значит… Хм-м… Ладно, попробуем.

Подхожу к Лизочке, подставляю тщательно помытую баночку из-под маринованных пикулей ей под мочеиспускательное отверстие (А как ещё его назвать?!). Говорю:

– Ну-ка: писай!

Лизочка, на которой из одежды осталась только единственная серёжка, да и та – в носу, то есть – пирсинг, снова закусывает губы. Злится, находится в предобморочном состоянии, то ли от боли, то ли – от обезвоживания, но понимает, что сопротивляться бесполезно. Я уже заранее показал ей пробойник и катетер – через который могу, если откажется, и сам, пробив тонкую кожу на животе, напрямую проникнуть в мочевой пузырь, и вывести наружу её «драгоценную» мочу. Вижу – тужится.

И вот в баночку начинает буквально по каплям сочиться желтоватая жидкость.

Жду, жду… Но вот и закончила она.

Немного, на два пальца. Да и ладно: мне – достаточно.

Сую туда чёртов пробник.

Ну вот – пять минут, и – момент истины!

Сам пока помыл руки, попил чайку. Лизонька висит себе на крюке. Думаю, что рук и ног она уже попросту не чует, и всё тело у неё – как один огромный ноющий нарыв…

Ну вот и время.

Достаю, смотрю, поворачиваю – так, чтоб свет падал ровнее. Так.

Нет.

Не беременна.

Ну, добро пожаловать в ад, милая Лизочка!..

 

Для начала – снимаю её с крюка, и несу к верстаку. Укладываю.

А зря я, оказывается, отвернулся, потянувшись за проволокой. Потому что когда снова повернулся – еле успел отдёрнуть голову! (Хорошо, у меня реакция – на автомате. Со времён недоброй памяти «гладиаторских боёв»…)

Иначе – точно остался бы без глаз! В левый – даже почти попала! Ах ты ж!..

Остальные попытки подраться и вырваться пресекаю легко: действительно, и ручки и туловище у неё сильно обезвожено, и словно сведено судорогой – еле шевелится. Как ещё сил хватило на удар!..

Лизочка стонет и ругается. Но больше – просто подвывает. Словно волчица, у которой погибли волчата… Видать, с расстройства – что не попала!

Валяй-валяй, меня этим (Да и вообще – почти ничем!) не проймёшь!

Распял быстро. И только после того, как закрепил пальчики, руки и торс, отстегнул браслеты со щиколоток. Пинаться уже почти не пробовала – видать, точно: вымотана.

Ножки растянул противовесиками – поставил пока по семьдесят кило на каждую. Ничего – добавить успею. А пока…

Да, правильно: вот. Попей, коза брыкливая и драчливая, водички с солью.

Пьёт, как ни странно, жадно и большими глотками. А-а, наверное, не чует впопыхах, что водичка-то – не простая… Ну и славно. Вот и выпила весь приготовленный литр.

Отставляю баклажку, спрашиваю:

– Ты что бы хотела в начале? Раскалённые гвозди под ногти, или – пытку тряпкой с водой?

Она прищуривается. Спрашивает: голос хриплый и слабый, но дикция – нормальная:

– А что? Обязательно вначале мучить меня? Просто так, при виде красивого, обнажённого и беззащитного, тела у тебя уже ничего не встаёт?

Тут я начинаю смеяться.

А нашла она подход ко мне! Потому что жеребец-то мой, и правда – уже воспрял. Да так, что сейчас, кажется, и ткань штанов прорвёт: та ещё палатка у меня на ширинке! С другой стороны, нет сомнения, что её куночка сейчас – суха, словно пересохшее русло ручья в Сахаре. И если не смажу Дюрекс вазелином, или интимной смазкой – буду не кайфовать, а словно асфальт укладывать. Говорю:

– Мысль интересная. Можно и правда: попробовать тебя – сразу «оприходовать».

Но тогда уж – и потом!

Она снова начинает ругаться, проклинать меня, и вопить. Странно.

Фактически сама же – именно это и предложила! Чем недовольна-то?!

Упаковываю жеребца, которого достал из ширинки – в любимый Дюрекс. Смазываю вазелином – обильно. Соплю от вожделения. Засовываю – куда положено.

И – понеслась!

Нет, не понеслась. Пришлось всё равно вначале – выйти из неё, да заткнуть её поганый рот – кляпом! Теперь ничто не отвлекает. Понеслась – два!

А неплохо, неплохо… Хотя…

Нет: плохо. Куда хуже, чем у Надечки. И уж совсем – по сравнению с Валей.

Я разозлился. Это ж надо! Фактически из-за этой дуры я вынес Надечке – приговор! А ведь не удался коварный план, который та идиотка нашептала этой дуре! И никто никуда не убежал… Можно было и оставить Надю в живых – так, попугать только…

Так что в любом случае придётся мне убить и Лизочку.

И заняться поиском очередной моей бывшей фаворитки…

Но вначале я кое-что попробую! Нового.

От души обработал её промежность плёткой. Позагонял в её бёдра раскалённых гвоздей. Позагонял ей и гвоздочков – под ноготки. Горелой плотью воняло – жуть!

Хорошо, что ротик заткнул – рычала и ругалась она явно жутко! А уж вопила!..

Я подождал. А когда проветрилось – одел я двойной Дюрекс.

Конец и бока снова обильно обмазал. Но уже не вазелинчиком. А кое-чем другим!

Горчичкой!

А ещё – с дополненьицем! Посыпал потому что весь свой намазанный орган – чёрным перчиком. Крупномолотым. Так он и на песочек похож (Абразив!), и своих разъедающих свойств не утрачивает! Противовесиков на растяжку ножек в стороны подбавил аж по тридцать кило! Вперёд!

Вот теперь она и орала, и вопила, даже сквозь кляп слышно – ого-го! И извивалась – ну один-в-один – червяк на крючке! И кошечка её как напрягалась, и конвульсивно дёргалась – вообще супер! А уж какие «неземные» ощущения доставила мне – и не говорите!

Восторг!

Жаль, повторить не удастся: сейчас вся её слизистая в вагине – сожжена напрочь, и даже эластичность стеночек утрачена навсегда… Остаётся только одно. Напоследок.

Обвиваю её зубки и дёсны проволочками, вставляю туда, откуда только что убрал своего жеребца – толстый железный штырь – расширитель. Подключаю к выходам трансформатора. Ну, для начала – минуту!

Отлично, отлично!

Даю отдышаться минуты три. Дышит часто-часто, и уже закрыла глаза, и даже не открывает! Ах, ты так со мной?! Мои, значит, хотела выбить, а свои – стыдливо прикрыла?!

Пальцами открываю ей веки, и сыплю перчика – и туда! И снова – включаю!

Теперь и не понять: то ли это её с электричества так колбасит, то ли – от ощущений в глазках и вагине! Жаль только, что отрубилась быстро: минуты за четыре – похоже, я со зла подбавил напряжения больше, чем надо! Останавливаю подачу тока.

Проверяю пульс, дыхание.

Ещё есть!

Прелестно. Хоть какой-то толк с этой дуры тренированной и живучей – дам ей третий, а, может – и четвёртый, заход!

А если выдержит – так и пятый. Минут уже на двадцать, пока, как в Синг-Синге – пар из ушей не пойдёт! И она не испустит свой злобный дух!..»

 

Сестра Дженифер закрыла сшитую распечатку. Спрятала где и раньше: на груди, а, вернее – на животе, под халатом. Остальные сёстры не могли видеть, как она читает: она сейчас лежала, делая вид, что спит, в дальнем углу, за бойлером с холодной водой.

Про себя, любимую, она уже давно всё поняла.

Мазохистка она, оказывается, вот что! Да ещё какая! При чтении про чужие муки у неё выделяется очень много… влаги! Там, в кошечке… И буквально зубы и эту самую кошечку сводит от желания!.. А уж как начинает стучать сердце, когда представляешь себе всё это!..

А ещё ей не чуждо, оказывается, и мировоззрение садистки!

Недаром же, отправляя на тот свет эту сволочь Жизель, она с подлинным наслаждением следила за всеми «нюансами» её отправления в мир иной, и упивалась беспомощностью жертвы, и думала тогда, что понимает, что испытывал чёртов Андрей, пытая и насилуя все свои двадцать две жертвы…

С другой стороны, ей не хотелось сейчас общаться с остальными «девочками».

Потому что они уже успели пересобачиться и между собой. Разбившись на четыре основных лагеря. По какому принципу – она так и не поняла. Да особо и не вникала: думала, что план этого расчетливого сволоча полностью оправдался!

Если посадить в замкнутое пространство – только женщин, то какими бы они расчудесными и милыми не были в обычной жизни, стресс, теснота, и напряжённая обстановка сделают из них настоящих стерв! А, вернее, конечно, не сделают. А просто вытащат эту подлинную, глубинную, суть – на поверхность. Дав волю и звериной ярости, и животным инстинктам… Ну не дать не взять – паучихи в банке!..

Единственное, с чем Андрей не угадал – так это с тем, что пока никто никого всё же не убил насмерть!

Но если они посидят тут ещё пару дней, или неделю – до этого точно: дойдёт!

 

– …разумеется, мы беспокоимся о жизни и здоровьи всех членов Федерации. И жизни простых рабочих, и технического персонала, и руководительниц подразделений для нас равно важны! И вы же сами сказали, что вам они сейчас – не нужны!

– Да, сестра Меделайн. – Андрей вежливо кивнул, – Я действительно так сказал. И я вполне понимаю ваше желание как можно скорее вывести из зоны моего, так сказать, непосредственного контроля как можно больше потенциальных заложниц. Но вы ведь понимаете, что для меня их жизни сейчас хоть и не имеют ценности, как жизни специалистов, но зато имеют ценность, вот именно, как один из аргументов при переговорах. Не подумайте, что я намерен шантажировать вас. То есть – пойти на уступки – угрожая убить их. Но и расставаться сразу – со всеми, было бы с моей стороны… Неосмотрительно.

Итак. Давайте ещё раз утрясём все неясности со вторым пунктом нашего Договора, и я подумаю, сколько из моих ненужных женщин я смог бы отпустить! В знак доброй воли и как символ разумного и равноправного сотрудничества.

– Ну, думаю, мы вполне можем принять второй пункт в той редакции, которую предложили вы, Андрей. То есть – территория Андропризона признаётся нами – как ваша суверенная территория. Независимой республики «Дементьевлэнд». Плюс ещё пять километров по периметру круга с Андропризоном в центре.

– Совершенно верно. Однако вы кое-что пропустили, уважаемая Меделайн. Я предложил, чтоб территория базы «Новый Берлин» тоже вошла в моё суверенное государство. То есть – получается некий сильно вытянутый овал. С двумя центрами – в Андропризоне и на базе. Пятикилометровый круг вокруг которой мне тоже нужен!

 

4. Избавление от «балласта».

 

– Хорошо, пусть будет так. Собственно, Совет и не собирался предпринимать никаких шагов по освоению и началу хозяйственной деятельности на просторах, так сказать, Антарктического континента. Так что владейте – в своё удовольствие! Не претендуем!

– Благодарю, сестра Меделайн, – Андрей, если раньше не догадался, сейчас-то уж точно – понял бы, что на уступки ему идут так легко вовсе не из-за заложниц.

А из-за того, что где-то на подходе транспортный корабль. С контингентом или десантниц из чего-то типа ВДВ, (Поскольку боевой авиации у Совета нет!) или горных егерей. Словом, отлично экипированные для условий южного полюса специализированные элитные войска, имеющие задачу – захватить Андропризон. И взять в плен, или уж – просто перестрелять всех, кто тут останется. Включая и несчастных оставшихся заложниц.

Во избежание.

– А сейчас, если не возражаете, давайте обсудим непосредственно – график поставок мне элитных… Женщин. Я при предварительных переговорах, – лёгкий кивок в сторону Меделайн, – уже высказал свои мысли и планы. Для качественного и гарантированного осеменения мне понадобится примерно неделя – на одну-двух женщин. Потому что вряд ли с первого раза вот так прямо всё и получится! Нет.

И я понимаю, что специфика здесь в том, что ни одна из предоставленных мне женщин не имела (Да и не могла иметь!) интимного контакта с мужчиной. И это дело будет для неё, так сказать, внове! Возможно, у кого-то секс с представителем другого пола даже вызовет отторжение или протест. (Предвижу и моральные и физические проблемы!)

И нет гарантии, что в данном случае так называемая Природа возьмёт своё.

Вряд ли. Мне придётся постепенно перемалывать и превозмогать установки, точнее – неверные установки, вбитые в эти головы с юных лет. Установки на то, что – мужчина – принципиальный враг. И деспот. А это – вряд ли будет легко и просто!

И, разумеется, всем этим женщинам придётся какое-то время жить здесь.

Чтоб мы могли точно выяснить к третьей-четвёртой неделе – понесли они или нет. Некоторые наверняка не забеременеют. Таких дам мне придётся «обрабатывать» повторно. Так что вам придётся учитывать процент «повторных обработок», и решать – сколько конкретно женщин вы будете предоставлять мне за один, так сказать, заход.

– Ну, тут не всё зависит от ваших возможностей, – сестра Меделайн покачала головой, – и нашего желания. А что до конкретного количества доставляемых за один заход… Необходимо в первую очередь учитывать невероятную сложность доставки туда, к вам, этих самых женщин. Ведь море возле вашего ледового континента более-менее доступно, для даже ледоколов, лишь шесть-семь месяцев в году! А, следовательно, нужно сразу отправлять к вам дам с… э-э… запасом! То есть – не менее тридцати-пятидесяти – за раз!

– Разумно. Согласен. Пятьдесят женщин на шесть месяцев – это… Приемлемо.

Теперь вот ещё что. Поскольку детей-мальчиков пока нет, нужно, вероятно, отбирать, на основе конкурсов и тестов, наиболее талантливых и сообразительных в плане техники и механизмов, склонных к таким вещам девочек. Лет этак шести-семи. И тоже – присылать их сюда. Разумеется, с нянечками, поварихами, и всеми теми специалистами, нужными для обслуживания заведения вроде круглосуточного интерната, кто поможет этим учащимся жить здесь на постоянной основе. Пока они не освоят и не усвоят всё то инженерное наследие, что я смогу им дать.

И таких девочек должно быть тоже – не менее двадцати. Но и не более тридцати – больше одной группы я пока не потяну. А уж сколько будет длиться обучение – пока сказать не могу. Но вряд ли менее двух-трёх лет. А, вероятней, и более!

– Андрей. – это вдруг в обсуждение влезла Зола Фрауста, – А скажите. Вот не смогли бы вы обучить чему-нибудь и тех женщин, что мы будем присылать вам для осеменения? – Андрей отметил, что выговаривая слово «осеменение» его собеседница явно не испытывала той неловкости, что явственно читалась при произнесении его на лицах остальных членов Совета, – Это было бы и полезно, и, вероятно, не сильно бы вас отрывало от основной работы?

– Не думаю, что это имело бы смысл. Во-первых, за даже пять-шесть месяцев, в ожидании следующего корабля, я не смог бы дать достаточно полно курс ни одной технической дисциплины. А во-вторых – эти женщины будут уже взрослыми. Половозрелыми. А как показывают данные медицинских исследований, проведённых ещё в моё время, половозрелые женщины, то есть – после фактически тринадцати-четырнадцати лет, когда у них начинаются месячные, усваивают сложный учебный материал – куда хуже девочек! Потому что это, собственно, зависит не от них, а от их тела, в котором начинают вырабатываться соответствующие гормоны: смещаются приоритеты мозга, выдвигая на передний план инстинкт размножения!

– Как быстро и просто вы всё сводите к простой физиологии!

– Дело не в том, сестра Зола, что я «свожу» или «не свожу». А в том, что обучение забеременевших или собирающихся забеременеть женщин наверняка будет – неэффективно! Ведь они будут, что свойственно всем беременным, больше погружены в свой собственный «мир». В свои внутренние ощущения. И будут прислушиваться к процессам, происходящим в их теле, внутри. А не – действительно внимательно слушать нудные и сложные лекции, которые я буду им читать.

– Хм-м… Звучит вполне разумно. Уговорили. Беременных обучать не нужно. Но как насчёт – всё-таки – хотя бы двух групп девочек?

– Пока затрудняюсь, если честно, ответить. Нужно для начала попробовать пообучать хотя бы – одну.

И, что самое главное – мне нужно ещё будет вначале составить Программу. Продумать и подготовить список приоритетных дисциплин. И расписать по каждой – план и основные тезисы. Не говоря уже о – обзавестись материалом для наглядного обучения. То есть – механизмами и оборудованием для отработки основных навыков обращения, и ремонта техники! Сложной. Ну, плюс ещё огромный запас основных инструментов – начиная с простейших, типа отвёрток, напильников, и молотков с тисками – до сверлильных и токарно-фрезерных станков! Которые вам придётся мне сюда тоже – доставить!

– Вот уж озадачили, так озадачили! Да у нас действующих станков – по пальцам пересчитать! И каждый из них – в строжайшем графике!

– Тем лучше. Доставьте мне неработающих. Да побольше. Да запчастей к ним!

– А вот это – хорошая идея. – сестра Меделайн покивала, – Но это – уж только со вторым транспортом. Э-э… Потому что вначале такие станки нужно отобрать, демонтировать, и упаковать!

– Хорошо. Это не слишком горит – потому что вначале всё равно буду обучать простейшим приёмам работы и с деревом, и с металлом. – Андрей отметил маленькую заминку между фразами. И сразу вычислил суть: первый транспорт действительно – уже на всех парах движется к ним! И нагружен он отнюдь не девственницами – тех хватает и на первом, стоящем сейчас у причала там, в океане. А имеется там не меньше батальона отборных штурмовиков! – Да и без инструментов и деталей, которые понадобятся – чинить всё равно будет невозможно. Сделаем так. Вы доставляете станки, по моему списку, который я ещё должен составить, которые починить сами не в состоянии. Я их осматриваю, и даю новый список. Деталей, запчастей, и средств, нужных для ремонта. И вы доставляете их на следующем транспорте. И так далее.

– Хорошо. Приемлемо. Ладно, будем считать, что с этим вопросом мы более-менее уладили. Перейдём к следующему пункту?

– Перейдём, сестра Меделайн. Но перед этим – вот что. У меня сейчас здесь только один врач. И поскольку следить за протеканием беременности должен специалист, и, вероятно, не один – будет неплохо, если вы пришлёте кого-то, кто разбирался бы в лечении всяких осложнений при ранней беременности, и приёме родов. На всякий случай. Акушерок, словом.

– Мысль здравая. Хорошо. А теперь давайте перейдём непосредственно к вопросам питания. Итак, вы говорили, вам нужно для начала – двести туш баранов?

– Да. Желательно – жирных. И уже освежёванных. Именно баранье мясо отлично усваивается и не ведёт к ожирению, как, скажем, жирная свинина. Поэтому…

 

Анна не знала, что заставило её проснуться.

И попытки заснуть снова не увенчались успехом, сколько она не ворочалась и не считала баранов, прыгающих через изгородь, закрыв глаза.

Но раз уж сна – нет, а её напарницы-«жёны» мирно похрапывают, можно бы с пользой для общего дела использовать и бессонницу.

Она бесшумно выскользнула из-под одеяла. Одела комбез. В коридорах Андропризона не холодно – регулятор температуры работает нормально. Просто как-то неприлично ходить в одной ночной рубашке.

Она достала из шкафа стетоскоп, оставленный Магдой, и двинулась к уровню Зет.

Интересно, что там поделывают «девочки»?

Девочки, к сожалению, не дрались. Но уж – скандалили. Визгливые голоса, разговаривающие и спорящие на повышенных тонах, и костерящие противниц на все корки, так и били по барабанным перепонкам! Анна, злорадно ухмыляясь про себя, подумала, что Андрей у них – молодец. Если эти дуры не остановятся, и не придут к какому-нибудь консенсусу, ну, то есть – не договорятся, так они и выспаться по-человечески не смогут! И те, кто ругается и спорит, да так, что уже и голоса охрипли, и те, кто просто помалкивает, пытаясь расслабиться и выспаться! То есть – будут и ослаблены, и подавлены морально.

Убедившись, что споры ведутся, собственно, ни о чём – а конкретно – не следует ли объявить голодовку по поводу унизительного одноразового питания, и что нужно потребовать и тарелки, и пищу – на индивидуальный выбор, Анна через десять минут спрятала стетоскоп в карман. И отправилась на КП. Посмотреть, чем занимается их «опора и защита». А заодно и доложить о результатах прослушивания.

 

«… очень худая. Даже мелькнула мысль вначале – откормить, а уж потом – «использовать»! Хе-хе. Самому смешно.

Когда пришла в себя, даже жалко её стало – экая несуразная, и нескладная. Неловкая. Может, это – от того, что не видит ни фига? Можно было в-принципе, оказывается, и повязку её на глаза не одевать. Вон: когда заглянул в её очки – всё так и расплылось! Не меньше минус шесть!

Вот уж повезло. Синий чулок. Классический! Стало быть – с комплексами и тараканами в голове: знаю по себе, любимому: «все мужики – козлы!»

Даже хлестать стыдно. Нет, не стыдно, а просто – неловко. Её и так-то: явно мужским вниманием и лаской – не баловали…

Ладно, раз так – начнём прямо с секса! Тем более, что с учётом её тощей жердеобразной конструкции, минуя стадию с выворачиванием рук из суставов, распял я её сразу на станке. А на растягивающие кривенькие ножки тросы дал всего-то по пятьдесят кило! Опасаюсь, как бы не вывернулись эти кочерёжки из тазобедренных суставов!

Но вот она и полностью очнулась. Ручками-ножками посучила. Головкой подвигать попробовала. Убедилась, что распята и закреплена на совесть. А повязка, закрывающая глаза, держится прочно. И вдруг она и говорит:

– А можно начать – прямо с секса?!

Пожимаю плечами:

– Конечно! Всё – по желанию клиентки!

Она тоже пожимает плечами – ну, вернее, старается:

– Только уж пожалуйста – посильнее! Пожёстче! И – чтоб – не маленьким! И – не меньше десяти минут!

Подхожу. Осматриваю её кошечку.

А ведь и правда – дёргается в предвкушении! И вся – влажная! Аж наружу выступило… Вот уж повезло так повезло! Попалась и умная, и – мазохистка!

То-то сейчас нам обеим радости-то будет!..

 

А ведь и правда: радости было – полные штаны!

Я ведь даже рот ей кляпом не затыкал – хотел послушать, что говорить будет.

А ничего она не говорила! Потому что стоны, вздохи, междометия и выкрики вряд ли можно считать осмысленной речью.

Но уж этого добра было – от души! Я рычал, матерился, пыхтел, и даже кончил быстрее обычного – думаю, как раз за те самые десять минут…

Когда застонал, почувствовав, как могучая струя извергается в очередной Дюрекс, она тоже – завопила, задёргалась! Таких мощных судорог при оргазме я ещё ни у кого не видал! А, может, это потому, что остальные пытались симулировать? Чтоб унять меня?

Но уж эта – точно «приехала»! Вон: лежит, стонет, задыхается…

Наконец отдышалась. Говорит:

– Чудесно! Нет, правда – мне понравилось. Ваша фирма полностью оправдала мои ожидания. Всё – в строгом соответствии с Контрактом! Но! Одного раза, оказывается, всё же не достаточно. Поэтому пусть кто-нибудь ещё… Сделает это! Я доплачу.

Любопытная мысль приходит мне в голову.

Иду снова к столу. Открываю её сумочку. Ага – есть!

Точно. Вот он: в пластиковом конверте. Контракт.

Между юридическим лицом таким-то (Название сложное, что-то насчёт неземного блаженства – на латыни) в лице его директора, Полыванова Виктора Сергеевича, и физическим – Головановой Юлией Семёновной. Фирма обязуется организовать экзотический отдых и приключение, плюс «жёсткий» (Так и написано!) секс – до полного удовлетворения пожеланий клиентки…

Неустойка в случае невыполнения условий. Обязательства сторон. Дополнительные опции – за дополнительную же, естественно, плату…

Вот ведь ирония судьбы!!! Блинн!..

Получается – я спёр женщину, которую так и так планировали похитить, чтоб «доставить ей экзотические приключения», и обеспечить «крутой» секс!

Так она же ещё и деньги за это заплатила! Дура. Заплатила бы мне – я бы ей и не такое «доставил»!.. Только вот я-то своих «услуг» не рекламирую. А что: это идея! Может, перейти на легальный промысел, да оформить себе «частную фирму»?! «ООО Андрей»?

«Мы истязаем ваше тело изощрённо, и с особым старанием! И секс гарантируем!»

Ну, что тут скажешь… О…уел я.

С другой стороны…

Быстро вытряхиваю на стол всё содержимое её сумки. Ничего подходящего. Так. Может, в одежде?

Точно! При обыске её кардиганчика нашёл. На шее, под воротничком. Маячок.

Вот оно, значица, как. Фирма, подписав с ней контракт, уж постаралась, чтоб, как указано, «всё происходило так, чтоб клиент не знал заранее, когда начнутся оговоренные в контракте приключения». И всё остальное. Поэтому они спокойненько снабдили её маячком, и, наверняка, не одним. А, вероятно, ещё и микрофончиками. И собираются отслеживать – чтоб уж самим определить, когда наступит благоприятный, по их мнению, момент, чтоб клиент «не был готов» к похищению и приключениям. Умно.

Но говорит о том, что сейчас они отлично знают, где их «клиентка» находится.

Подстава!

Мне рисковать ни к чему. Потому что если фирма захочет предоставить материалы прослушки – в распоряжение любимой полиции – мне кирдык!

Поэтому собираю  её вещи – все, кроме Контракта! – и сумочку, и одежду, и даже туфельки модные, и складываю в полиэтиленовый чёрный пакет. Одеваюсь. И выхожу через подвал. Выход через задний ход, через бронированную калитку, у меня в доме имеется. А видеокамер на той улице – нет.

Донёс пакет до Автовокзала. Благо, до него всего-то полтора кэмэ. Потолкался там среди сосредоточенно-деловых водителей, и озабоченных пассажиров и слюняво-слезливых провожающих. Дождался, пока не начали грузить багаж в люки под днищем одного такого междугороднего монстра. Подошёл. С умным видом закинул свой пакет в самую глубину трёхметрового в ширину пространства гигантского багажного отсека.

Порядок!

Теперь если кто и попытается узнать по записям видеокамер наблюдения, кто это закинул вещи «потерпевшей» в багажный отсек – всё равно обломится. Уж мягкую маску-обманку из псевдоплоти на лицо, как и чёрные очки, я одеть не забыл! А по одежде, стандартной и обыденной, меня фиг вычислишь!..

Ф-фу… Теперь, когда я уверен, что ни маячков, ни микрофонов у меня в подвале не осталось, можно и продолжить.

«Выполнять условия Контракта!» Ха-ха.

Но перед этим…

 

Залезаю дома, наверху – в доме, в интернет. Со своего стационарного компа.

Вот она: фирма. Существует два (!) года. Интересно. Но! Раз не прогорели – значит, как-то окупают! Затраты. И налоги платят. И на зарплату остаётся.

Так. Теперь – директор. Полыванов В. С. Вот он. В фэйсбуке фотка посвежей, чем на Одноклассниках. А ничего. Очень даже симпатичный. Только вот взгляд…

Чёрт возьми! Прямо такой же, как я вижу в зеркале каждое утро – бреясь!

Вот тебе и здрасьте. Ещё один «сексуальный маньяк», только легализовавший своё «увлечение». И не убивающий жертв. А жертв-клиенток должно быть действительно – много. Потому что сколько вокруг – неудовлетворённых замужних, а уж тем более – незамужних, некрасивых и комплексующих, женщин!!! Желающих, чтоб, главное – «никто из знакомых не узнал!» Ну а незнакомые – пусть себе их трахают! Так, чтоб «перья из …опы летели!..»

Вернёмся к описанию фирмы. Юридические причиндалы. Адрес. Штат. Хм-хм.

Из сотрудников – шофёр и охранник (Наверняка – запасные «трахатели»!) А из женщин… Хм-м. Уборщица. На фото – мила. И даже очень. Тоже всё ясно – любовница шефа, которую он потрахивает, когда клиенток долго нет!

Вот и весь «штат».

Отлично.

Мне в этом городе конкуренты без надобности. (И как это я раньше про их «фирму» ничего не знал! А, что самое главное – сейчас, когда они располагают аудио-материалом против меня, мне устранить их директора попросту – необходимо!

Если его не будет – фирма распадётся сама-собой. А я останусь в полном и гордом одиночестве!

Маньяк должен быть – только один!

Даже если город большой.

 

К фирме подъехал за пять минут до их официального «окончания работы». Свет в окнах офиса горит – порядок. А вот та тачка – явно шефа. И водила внутри: едва я остановился на стоянке, как он подал шикарный Тойота-лэндкрузер к подъезду.

Вышедшего мужчину я охарактеризовал бы всего парой слов: крупный самец!

Почти как я сам. И лицо… Посимпатичней, конечно, моего. Даже не верится, что такому в юности – «не давали». С другой стороны – откуда тогда этот комплекс?!

Или он – «принципиальный»? А не закомплексованный.

Ладно. Вот он идёт к дверце, уже услужливо распахнутой амбалообразным холуём. Вот выходит и его дама. «Уборщица». А действительно – недурна. И походка – как у благородной кошки. Хищницы. Может, заняться и ей? Особенно, если поедет с боссом?

Но нет. Они прощаются, нежно чмокнувшись в щёчку. Дама садится в бежевое Рено, (Номер, понятное дело, запоминаю!) и укатывает даже раньше, чем шеф. Тот ещё что-то разбирает в бардачке машины… А-а, документацию. Но вот он и угомонился, и они двинулись. Даю примерно двести шагов форы, и не торопясь еду следом. Держусь подальше, и слежу, чтоб между нашими машинами было ещё штук пять-шесть. Упустить столь приметную тачку не боюсь: её видно, как слона в стаде овец.

Ехать оказалось недалеко. Центральная теплоэлектростанция. Параллельно её забору – улица. На ней явно раньше жили те, кто тут работал. А сейчас – просто живут. Те, кто остался. И те, кто выкупил квартиры у тех, кому их государство дало. Работников.

Пока подъехал, на средней скорости, шеф и распрощаться успел с шоферюгой, и в подъезд зайти, и свет включить: в квартире на первом этаже. Всё!

Узнал я, что мне было нужно. Спокойненько, не прибавляя скорость, но и не замедляя её, проезжаю мимо.

Наведаюсь сюда позже.

 

Дома в первую очередь возвращаюсь в подвал.

О-о! Заголосила моя дама, едва услыхала мои шаги, и возмущается:

– Я не за это платила! Бл…дство какое! Что это за тупое «приключение»?! У меня уже все руки онемели! Дебилы! Козлы! И где ваш обещанный дополнительный секс?!

А нехило она выражается для «менеджера по персоналу»! Хорошо хоть – не матерится. Хотя именно эти слова облегчают душу на все сто!..

Подхожу к станку. Пшикаю ей в лицо из баллончика. Отключается.

Переношу Юлечку Семёновну в «уголок Верунчика». Укладываю на жёсткую кушеточку, приковываю руки – к скобе наверху, ножки – к нижней. Полежи, солнышко. «Подрядчица». А я пока разберусь с твоим «исполнителем».

Подготовка много времени не заняла. Видеокамер там, снаружи дома Вити, не увидел. Но это не значит, что любвеобильный Виктор Сергеевич не оборудовал ими входную дверку в свою квартирку. Поэтому – маска из псевдоплоти. Тёмные брюки, кроссовки, свитер-водолазка. И любимая штуковина – пестик от бабушкиной чугунной ступки. Именно он мне нравится больше всего: и компактный, и тяжёлый!

Подошёл к дому «коллеги» Виктора ближе к одиннадцати.

Отлично!

Именно то, на что я и рассчитывал! У соседей напротив – света уже нет, стало быть – спят, а у Вити – горит иллюминация по-полной! Можно даже подумать, что у него кто-то есть. Хотя… Машинки Рено поблизости тоже не видать. (Как и моей – оставил в трёхста шагах, во избежание…) Э-э, это ничего не значит: могла дама прибыть и на такси!

А проверим – вдруг и правда: господин Полыванов – не один.

Для начала натягиваю тончайшие перчатки, и вешаю на пояс прибор ночного.

Захожу бесшумно в подъезд. Оглядываюсь внимательно. Нет, всё тихо: люди предаются законному отдыху, завтра – четверг, и нужно выспаться перед работой… Радует и то, что видеокамер у квартиры Виктора нет. А вот «экономная» мертвенно-сиреневая  лампочка подъезд освещает. Удивительно. (Как не спёрли!) Но – удобно.

Заклеиваю строительным скотчем глазок квартиры напротив нужной мне.

Так. Теперь – электрощиток. Заперт он, разумеется, на висячий замочек. Китайский. Повезло. Такой открыть моим наборчиком инструментов – раз плюнуть!

Ну, не раз,  а два. За две минуты вскрыл-таки. Потому что старался не шуметь.

Вот он: пакетник Вити. Аж сорок ампер. И четыре рубильничка. Начнём пожалуй.

Отключаю два правых. После чего быстро прикрываю крышку щитка, и вешаю замок в ушки: словно всё заперто, как обычно! Сам становлюсь прямо за дверью Виктора, благо, она открывается наружу, к стене с щитком!

Не проходит и десятка секунд, как слышу шлёпанье тапочек, и громкие ругательства:

– …сволочь! Говорил же ему – ставь сразу пакетник помощнее! И вот – нате вам! Опять – двадцать пять! – слышу, как открывается внутренняя дверь.

Как ни странно, теперь из квартиры доносится слабый и тихий ответ. Что именно говорит женский визгляво-игривый голос, не слышу, но то, что он – женский – сомнений не вызывает!

Любовница-уборщица?

Отлично!

Вот, похоже, я и убью двух зайцев разом!

Виктор, повозившись с лязгающими замками наружной двери, и явно – с мощной щеколдой, открывает наконец дверь. Всё ещё ворча, выходит. Не позволяя ему увидеть себя, бью сразу – за ухом! Упасть, словно срубленное дерево – не даю. Зачем мне грохот на весь подъезд?! Аккуратно опускаю это большое и породистое тело в шикарном парчовом домашнем красном халате – на кафель пола. Открываю снова щиток. И вырубаю остальные два рубильничка квартирки.

Вношу – вернее, втаскиваю! – тело внутрь. Кладу на пол. Закрываю мощную стальную дверь, и запираю её на ощупь – на щеколду. Мне неожиданности ни к чему.

Женщина внутри, явно уже частично «готовая» от алкоголя и сигарет, дым от которых стоит даже в коридорчике, всё время что-то спрашивает, но уже достаточно испуганным тоном:

– Витя?! Да что там такое?! Почему свет совсем пропал?! Везде? Может, позвонить в аварийную?! Витя! Да ответь же ты! Я же слышу, что ты здесь?!

Быстро прохожу внутрь, из коридорчика попадаю сразу в подобие зала, но женщина сидит в спальне, в шикарном кресле – вижу в свой прибор ночного видения, что уже полуодета, только в чём-то вроде не то – пеньюарчика, не то – комбинашки. Понятное дело – без лифчика. А грудь-то… Даже в прибор ночного видения – видно, что выдающаяся! Стало быть – вряд ли своя.

Собственно, мне без разницы.

Пшикаю ей в испуганно-удивлённое милое лицо из любимого баллончика, причём – от души, и возвращаюсь в коридор, к «Вите». Поскольку, как уже говорил, сюрпризов не люблю – пшикаю от души и ему. Порядок. Теперь – связать как следует обоих: верёвки у меня в багажнике сколько угодно. Осталось принести, да заняться. Заодно и кляпы повставлять… А уж позже, часов в полтретьего, подгоню машину, да перенесу.

Похотливого козла – в багажник, а даму как обычно – на заднее сиденье!

Ну а пока – связать. И – детальный и методичный обыск. Упаковка в мешок небольших и ценных предметов. Выдвинутые ящики, распахнутые дверцы шкафов.

Мне нужно сделать видимость ограбления…

 

К сожалению, обыск ничего не дал.

Нету у него ни в стационарном компе, ни в ноуте, никаких данных о слежении за моей милой нескладёхой. «Заказчицей». Вот и вырубаю их. Ноут – в мешок, у стационарного – развинтить боковую крышку, да извлечь жёсткий диск. И платы оперативной памяти. И видеокарту. Короче: всё, на чём может содержаться компрометирующая инфа.

Но этого мало. Значит, придётся взять из кармана штанов его ключики от офиса, да навестить это чёртово ООО. Логово, так сказать, моих прямых конкурентов!

Ну, понятное дело, когда доставлю этих двух – к себе в подвал. Да размещу понадёжней! Крюков на стенах у меня достаточно! Как и наручников.

Троих «посетителей» у меня до сих пор не было никогда.

И уж я расстараюсь – обеспечу им всем – «приключения».

И «экзотический секс»!

Ну, последнее, разве что, всем – кроме уважаемого Виктора Сергеича…

Ему – достанется роль зрителя.

А затем – трупа.

 

5. «Приключения и экзотический секс!..»

 

Машинку свою к подъезду подал – накатом.

Разогнал за двести шагов до дома – да и выключил моторчик. Ни к чему шуметь, да привлекать внимание. Потому что знаю я: в любом многоэтажном доме всегда найдётся или любопытная старуха, или просто дама, страдающая бессонницей. И такая уж обязательно выглянет в окно: «А кто это у нас тут в такой час подруливает?! И – к кому?!»

Витю, сволоча такого, перетащил не без трудностей – тяжёлый, гад. А вот в багажнике разместил без проблем. Запаску потому что дома оставил. И поскольку пшикнул в лицо этому большому мальчику уже в третий (Как и его даме!) раз, и кляп вставил, опасаться, вроде, нечего…

Женщину перенёс быстро, устроил на заднем сиденьи. Ей даже кляпа не вставлял: отрубон на полчаса гарантирован.  Зато ножки заботливо укрыл пледом. На тот маловероятный случай, если остановит меня любимое гибэдэдэ: «везу пьяную девушку домой!» Впрочем, если остановят, всё равно пристебутся. Поскольку у меня связанный мужик в багажнике. Э-э, деньги у меня с собой на всякий пожарный есть, да и маловероятно, что менты в три ночи – бдят.

Мешок с барахлишком пристроил рядом с собой – под передним сиденьем. Чёрный, незаметный. Но – поблёскивает. Пластик же! А содержимое тоже сразу подставляет: сгрёб туда и все ценные вещички – для отвода глаз. Уж делать – так делать!.. Поехали.

Мой самый чувствительный барометр – проще говоря: задница! – приказал остановиться не доезжая пары километров до дома. Заезжаю в какой-то тупичок. И вовремя.

По параллельной улице, шагах в ста, проезжает ментовская машина. Патрульная. Ну правильно: бдят-таки доблестные стражи порядка! Чтоб кто чего не нарушил. И не спёр. И не угнал. И не… Изнасиловал. Хе-хе. Вот и не угадали… Лезу под руль.

А хорошо. Что не заинтересовались моей «припаркованной» на ночь машиной. Впрочем, как уже говорил – она у меня специально такая. Неприметная.

Приятно, что не пришлось объясняться, чего я тут делаю ночью, да с мужиком в багажнике, и дамой на заднем, и мешком барахлишка в салоне. Потому что стоило бы мне это наверняка не меньше двух стольников. (По одному – на каждого «бдительного».) И – понятно, что уж не в нашей валюте… А я – очень скупой. И вредный. Но лучше было бы, ясное дело, всё же дать на лапу обеим патрульным, чем – убивать их обеих.

Тогда бы мной – точно занялись бы серьёзно. И нашли бы рано или поздно.

Когда дело касается корпоративной чести, чести подразделения – они из кожи вон вылезут! Уж я-то знаю. По опыту.

 

Разместил «новоприбывших» легко: поскольку крюков себе организовал по стенам достаточно. Витька подвешу на самой дальней, торцевой, а даму – сразу на станок.

Юлечка моя снова принялась голосить и возбухать, но я проигнорировал: молчал, и только сопел: Витя, скотина перекормленная – тяжеленек!

И только когда развесил и распял клиентов, (А вернее – «исполнителей»!) подошёл к Юлечке. Снимаю с неё повязку (Сам же – капюшон с прорезями для глаз и рта, как у ОМОН-а, надеть не забыл!). Моргает. Но – замолчала. Одеваю ей её же очки. Показываю нагло, пальцем:

– Этих двоих знаешь?

Витя у меня висит без всяких повязок на глазах, но – с кляпом. Глаза ещё закрыты – спит, голубчик. А евонской даме кляп я вставил, как только распял на верстаке. Но глаза не завязывал – лицо видно. Она тоже – ещё в объятиях Морфея.

– Н-нет, женщину – точно не знаю. Раньше не видела. А мужчину… – щурится, моргает, голову приподнимает, – Это – не директор «Неземных наслаждений»?

– Угадала. Он самый – собственной персоной. А женщина – его любовница. Она же по штатному расписанию – и уборщица.

– И зачем… – она колеблется, но, похоже, умная – обо всём уже догадалась! Ну тыть: «менеджер по подбору персонала»! Следовательно – должна быть с нехилым АйКью, – вы мне их показываете? Да ещё – связанных и без сознания?

– Отвечаю на второй вопрос. Без сознания и связаны они для того, чтоб не мешали мне доставить их сюда. Какими-нибудь идиотскими выходками. Теперь – на первый. Вы ведь, Юлия Семёновна, заказывали этому самому «подрядчику» незабываемые приключения? И экзотический секс?

– Ну… Да. А вы-то, вы-то – кто?! И почему об этом знаете?! Ведь у нас в Договоре…

– Знаю-знаю. Полная конфиденциальность и гарантия анонимности. Кстати, о договоре. Я как раз собирался обеспечить и вам и уважаемому Виктору Сергеевичу незабываемые ощущения. И приключения. Правда, про его любовницу в вашем контракте нет ни слова, но она сама виновата, что часть «приключений» достанется и ей. Нечего было мельтешить у меня под ногами! А проще говоря – торчать в Витиной квартире.

– А вы, получается… Субподрядчик?

Меня разбирает неудержимый смех. Сгибаюсь в пояс. И даже прослезился!

Нет, она бесподобна! Супер! Точно – оставлю её себе. Пусть и не столько для секса – сколько для высокоинтеллектуальных бесед!

А для секса у меня сегодня – есть кое-кто посимпатичней! Но!

Вначале – дело, а потом – удовольствия.

Говорю моей (Во как! Уже – «моя»!) милой Юлечке:

– Юлия Семёновна. При всём уважении, вы всё-таки не совсем угадали. Да, меня можно назвать и субподрядчиком. А можно – и маньяком-выродком. Самодеятельным. Без всяких «ООО» и фирм. И уж я свою деятельность афишировать не собираюсь. Ни сейчас, ни в будущем. А поскольку вы имели глупость (Или неосторожность – не суть!) позволить служащим фирмы нашпиговать свою одежду, обувь, и содержимое сумочки маячками и следящими устройствами, и микрофонами, мне придётся сейчас навестить и офис этих почтенных людей. Чтоб избавиться от улик, компрометирующих меня. А компрометируют они меня потому, что ко мне попали вы. И отслеживание ваших действий велось с момента подписания договора. И велось – он лайн.

Подумайте надо всем этим на досуге, без меня. Потому что время – половина четвёртого. Мне пора выдвигаться. Чтоб замести следы. И уничтожить улики.

Быстро разворачиваюсь, и выхожу через подвал. Машину пришлось загонять в гараж – не носить же мне уж совсем в открытую моих клиентов. А сейчас нужно снова – вывести тачку наружу. Да – в путь!

 

Сигнализацию нашёл легко. Ну а поскольку открывал я «своим» ключом, сработать она не успела. Витя в этом плане – молодец. В-смысле, молодец, что не заморачивался маскировкой или размещением выключателя системы охранной сигнализации где-то в «экзотическом» месте – всё сделано стандартно. То есть – так, как рекомендуют специалисты фирмы, устанавливающих эту самую сигнализацию.

А поскольку я и сам пару лет работал (Когда нужны были деньги! Наличные!) в этой системе, где нужны нехилые инженерные знания и навыки электромонтёра, проблем не было. Вхожу внутрь. Дверь за собой закрываю. Запираю. Достаю очередной большущий пластиковый чёрный пакет. И это называется – офис?! Две комнатки и туалет. Хм.

Столы с компами, шкафы с папками и скоросшивателями. Стулья, кресла. Журнальный столик – с проспектами да журналами мод. Даже сейфа нет!

Ладно – легче обыскивать.

Н-ну? Где тут у нас рабочие и дежурные компьютеры и аудио- и видеозаписывающие на флэшки системы?

 

На обратном пути случился всё же казус.

Остановили-таки меня «любимые» менты. Не иначе – утрачиваю хватку. Позволил себе (И своему барометру!) расслабиться, и не заметил их притаившуюся в проулке машину. После отмашки жезлом, подходит ко мне стройный моложавый типчик. Козыряет:

– Лейтенант Кадышев. Будьте добры, выйдите из машины.

Делаю это.

– Дыхните в трубочку, пожалуйста.

Когда это ничего не даёт, начинается следующий этап пристёбывания. С целью, есс-но, вымогания денег. Не на такого напали. Учёный! И компрометирующие улики – ликвидированы! Ну, почти. Есть всё же у меня один подозрительный мешок…

– Ваши права? Техпаспорт. С какой целью выехали в столь ранний час?

– Я – такой-то такой-то. Выехал в столь ранний час, чтоб успеть завершить крупный заказ. До того, как работники завода выйдут на смену. Вот мои права. Техпаспорт. И документы. И заказ-наряд. На проведение ремонтно-наладочных работ.

– Ах, вот как… – лейтенант, хмурясь, рассматривает документы, где моя должность сформулирована достаточно обтекаемо: «специалист по наладке прецизионной аппаратуры». Делает вид, что знает, что такое «прецизионная», – А багажник можете открыть?

– Конечно. Без проблем.

Стоим над открытым багажником, рассматриваем запаску (Которую успел запихнуть на место!), аптечку, канистру, и кейс с моими инструментами и приборами. И мешок. Из офиса Вити.

С мешком, конечно, проблемы. Но если что – скажу, что жёсткие диски, видеокарты, и платы оперативки нужны для работы. Со станками с ЧПУ. Но лейтенант удивляет:

– Можете показать, что в кейсе?

– Конечно.

Открываю. Он смотрит на чёрные непонятные коробочки со шкалами, тестеры, и странного вида приспособления, действительно необходимыми в моей работе, аккуратно разложенные в своих гнёздах. Выглядят они, надо признать, солидно и наукообразно.

– Это – что?

– Это – лазерный микрометр. Он же – и дальномер. Необходим для отладки работы сканнеров станков с ЧПУ. И модельного объёмного проектирования.

Лейтенант делает вид, что понял. Спрашивает:

– А в мешке – что?

– Запчасти для ремонта оборудования. – стараюсь, чтоб мой голос звучал поравнодушней. И – не слишком приветливо. Ну правильно: я же – специалист высочайшего уровня, которого какой-то лейтенантишка отрывает от важной и очень сложной работы!

Лейтенант вздыхает:

– Благодарю за ваше сотрудничество. – он козыряет, – Можете ехать.

– Спасибо, лейтенант. Будьте здоровы.

– И вы. Это сейчас – главное.

Не вижу смысла подтверждать этот тезис, просто киваю. Захлопываю багажник, залезаю на место водителя. Неторопливо трогаю. Вижу в зеркальце заднего вида, как напарник обломившегося лейтенанта в сердцах что-то ему выговаривает, и даже плюёт на асфальт. На что лейтенант что-то ему урезонивающее говорит. Вероятно, о том, что уж слишком я – высоквалифицированный и востребованный в городе спец, чтоб меня, вот так просто, хватать и везти в участок разбираться. Да и поводов реальных – нет.

Напарник с несколько обескураженным видом пожимает плечами. После чего оба снова залезают в машину – греться.

Вот и славно.

Однако думаю, что как-то… Подозрительно быстро этот лейтенант – меня… В чём подвох-то?! Или…

Или я уже сам себя накручиваю?!

Хотя в любом случае то, что они засекли меня в таком месте – нехорошо.

Ведь утром наверняка сволочной шоферюга, он же и охранник Вити, поднимет кипеж. Обнаружив, что шефа дома нет, и на звонки никто не отвечает, и дверь не открывают. Ну правильно: я же её запер. И скотч строительный с глазка соседей снял. И в офисе постарался порядок навести. И даже компы стоят – совсем как целые! Только вот шишь они включатся!..

Потому что всю начинку из них я повынул.

А было её не так много. Как раз – на донышке мешка… Я же знаю, чего брать!

Впрочем, вряд ли ограбление офиса и исчезновение Витька свяжут с ночной, а, вернее – раннеутренней поездкой инженера по наладке прецезионного…

 

Дома вздыхаю посвободней: хорошо, что всё то, что полагалось отладить и настроить у моего заказчика – я сделал ещё вчера. До обеда. А после этого – позволил себе «расслабится». И выловил Юлечку. Вот и стою и смотрю. На неё, и на уже очухавшихся «представителей исполнителя». Ну, видеть-то они друг друга все могут. Но ротик свободен только у Юлечки. Интересно, о чём она тут с ними пыталась побеседовать?! Ха-ха.

Подхожу к ней. Спрашиваю:

– Вам, Юлия Семёновна, как удобней будет смотреть – отсюда, лёжа, или – с крюка? Будучи подвешенной?  В-смысле – так, как сейчас висит Виктор Сергеевич?

– А на что… Мне предстоит смотреть? – тон настороженный. Хотя явно уже обо всём догадалась, но хочет, чтоб я это озвучил.

– А смотреть вам, Юлечка, предстоит на то, как я буду пытать и насиловать эту незнакомую вам женщину, и на моральные терзания из-за этого вашего «исполнителя». Поскольку он явно к этой даме до сих пор не равнодушен! И сейчас внимательно меня слушает, и ищет способа освободиться, и разделаться со мной!

– Ну… – колеблется моя худышка, но потом решается. Лицо становится хищным: как у тигрицы какой! – Раз уж пошла такая пьянка – лучше – на крюк! И поближе к станку с женщиной! Чтоб я уж всё видела!

– Отлично.

Наручнички с ручек и ножек моей лапочки озверевшей не снимаю. А вот от креплений к лежаку отвязываю. И переношу действительно – на крюк. Но – не подвешиваю, как Витька. А размещаю так, чтоб пальчики ножек всё же касались немножко – пола! Сам отлично знаю – через пару часов такое положение станет для неё невыносимым, и она тоже начнёт. Костерить меня на все корки, и рыдать. И стонать, и выть.

Ну и ладно. Вот тогда-то я её пошленький ротик и заткну. Кляпчиком.

У меня есть и «парадный» – розовый! Прикупил для съёмок.

Ну а пока включаю видеозапись, и приступаю.

 

Кляп  у распятой на станке вынимать не стал. Не хочу, чтоб она громко орала, и уж тем более – общалась с Виктором.

Начал не форсируя: добавил на растяжки ножек противовесиков по тридцать кэгэ, да и принялся стегать! По животику. (А прикольно он вздрагивает!) По внутренней поверхности бёдер. И по промежности! Ножки у дамы пухленькие, смотрятся пикантно. А уж куночка – так и трепещет! И уж не сомневайтесь: бью я – от души! Но – не так, чтоб содрать кожу! Без оттяжки.

Когда закончил первый этап, Юлечка моя на крюке своём спрашивает:

– А сколько времени ей теперь понадобится, чтоб снова смогла нормально ходить?

Ну она и прелесть у меня! Ну, это я уже говорил. Неужели она до сих пор считает, что эту даму предоставило мне Агентство «Неземных»? Для «демонстрации»? Отвечаю:

– Не знаю. Опытным путём проверял это только один раз, и не столь интенсивно. Но та девушка была не в пример мужественней. Она могла и не такое вытерпеть! А эта – вон: улилась слезами. И подвывает – что твой волк! Раскисла, словом.

Ну а теперь перейдём к основной программе. Гвоздочки мои, думаю, как раз раскалились до красна!

Вот и занимаюсь я – вначале пальчиками распятой «подопытной», загоняя под ноготки семьдесят вишнёво-красных гвоздочков (Приспособился я вставлять их поближе друг к другу – почти сплошняком!), по семь – на ноготок. Визгу-то было! Ух! Да и воняло – не люблю, оказывается, лангет. Подгоревший. Но как «шоу» – изумительно!

Когда закончил, пришлось в третий раз подносить под нос жертвы бутылочку с аммиаком. Хрупкая да чувствительная какая-то попалась дама. Но когда очнулась, направился я к Вите. А молодец. Хитёр. Делает вид. Что отчаялся крутиться и вертеться на своём крюке, и мычать и сопеть. А теперь – типа, потерял сознание. От сострадания. И отчаяния. И бессилия.

Сую склянку с аммиаком и ему – он не видит её, из-за того, что глаза закрыл. Ага! Вон как сразу отшатнулся: симулянт …ренов! А глаза какие злые! Куда там даже Надечке! Смотри-смотри, меня этим не проймёшь…

Отхожу от него, возвращаюсь к Юлечке.

– Ну, как вам «приключеньице», Юлия Семёновна? Достаточно «необычное»? Что чувствуете? Мне – продолжить с этой «жертвой», или переключиться на Виктора?

У Юлечки, вижу, трепещут ноздри – то ли от запаха горелой плоти, то ли от предвкушения. Но голос вполне собранный и деловой:

– Пожалуйста, продолжайте с женщиной!

Чешу затылок. Ухмыляюсь во весь рот – хотя, думаю, под моим капюшоном этого всё равно не видно. Говорю, этак – с расстановочкой:

– Смотрю – вы – как я.

– Что вы имеете в виду – «я – как вы»?!

– Тоже ненавидите всех женщин! А почему? Конкурентки? Завистницы? Предавшие вас подруги? Или… С детства гнобили и дразнили? На переменах – лупили?

Долго молчит моя Юлечка. Только губки кусает. Но потом вижу слёзы в уголках глаз. А вот они и потекли – прокладывая влажные блестящие в свете моих ослепительно горящих софитов дорожки по щекам! Но – не рыдает. Мужественная! Наконец вздыхает:

– Вы… Всё верно сказали. Задразнивали – до слёз. И били. А когда я попыталась однажды дать сдачи – уже кулаками, подкараулили после уроков. Избили от души. Я месяц в больнице лежала. Глаза ничего не видели – такая гематома была на лице! И пять рёбер было сломано – два вообще вошли в лёгкие… Ма заняла на лекарства в банке под чудовищный процент – потом пять лет отдавали… Да, вы правы: такого – не забудешь!

Трогаю рукой её вздрагивающее плечико:

– Мне очень жаль. Нет: мне и правда: жаль вас, Юля! Но сейчас я постараюсь отвлечь вас от мерзких и ужасных воспоминаний. Так что дайте-ка я протру ваши глаза. И очки – а то они запотели. Видно? Отлично! Итак: представьте – что это – ваша главная обидчица!

– А чего мне представлять, – она криво усмехается, – Это она и есть! И если я сказала вначале, что её не знаю – так это чтоб она не подумала, что это я заказала эту экзекуцию! А сейчас, прошу вас – продолжайте! Мне отродясь никто таких «подарков» не делал! И я начинаю думать, что мои детские ночные молитвы услышаны! И Бог – есть!

Вот оно, значица, как.

Получается, я – в кои-то веки – типа, исполняю роль Правосудия?!

Причём – не того, формального, которое наверняка этих с-сучек, избивших свою одноклассницу до полусмерти, оправдало! А – нормального. Того, что – по совести!

Ну уж не сомневайся, Юлечка! Я не подведу!

 

Двухсотки раскалил чуть посильнее – они стали ярко-жёлтыми.

А уж с каким упоительным звуком входили в нежную плоть на внутренней поверхности бёдер!.. Подопытная моя извивалась и выла, и причитала… Ну, для меня-то в этом не было ничего необычного, так – проходная «процедура», для возбуждения, и демонстрации моих возможностей… Ну а Юлечка моя так прямо во все глаза смотрела!

Но – молчала. Только сопела. И зубками скрипела.

Но вот все шестьдесят гвоздочков и утоплены по шляпки! И даже только пять-шесть концов гвоздочков наружу вышли: говорю же – пухленькие бёдрышки!

Теперь пристраиваю на грудки воющей дамочки – самосдавливающиеся захваты. («Прогресс» у меня в пыточных приспособлениях ушёл далеко! Теперь я приспособился сыромятные ремни использовать – для сдавливания губок струбцин. Постепенного!)

Ну, как они действуют – Юлечке наглядно показал. А уж жертва – на себе почувствует. И прочувствует. А, да. Чего это у меня Витя – сачкует?

Подхожу. Уж смотреть-то он – смотрит. Но говорить не пытается. Ладно, постараюсь подключить к «шоу» и тебя, любитель «крутого» секса. Стаскиваю с него штаны.

Ах ты ж гад такой!

Возбудился и он – дальше некуда!

Не без удовлетворения отмечаю, что его размерчику – до моего-то – далеко… Вот и обвязываю, с большим натягом, вокруг «корня» его хозяйства – особо толстый сыромятный ремень. Ещё одним обвязываю его шарики – тоже затянув от души. Высохнут полностью эти ремешочки, от тепла его тела, примерно за час. Но уж «незабываемые» ощущения тебе, Витя, гарантированы!

А пока…

Снимаю штаны и сам. Подхожу к распятой обидчице моей Юлечки.

Только собрался вставить, как слышу:

– Э-э… Господин субподрядчик! Вы не могли бы ваш пыл… Перенести на меня?

Странно. Будете смеяться – но чего-то в этом роде где-то в глубине сознания и ожидал! И очень даже… готов!

– С удовольствием, уважаемая заказчица! Желание клиентки для меня – закон!

Снимаю её с крюка. Укладываю на матрац, что имеется возле входной двери. Ручки не трогаю, закинув их – над головой девушки, а вот ножки – расковал. И тут эта зар-раза побледневшая вдруг охватывает мою спину своими кочерёжками, и начинает стонать и задыхаться – а я ещё даже не вставил!

Быстро исправляю это недоразумение. Ого! Задышала, забилась! Запыхтела!

Вот теперь она и стонет и ёрзает, и вопит! Куда там – той, которую пытал!

Но наслаждение, и правда – доставила мне – обалдеть!!!

Я уж думал – такого после Надечки – и не испытаю больше… Да и сама: приехала вообще раза четыре! Или пять – я не считал… А уж как кричала, как содрогалась – ну, до того, как вообще потеряла сознание!!! И – готов поспорить! – если б не наручники – точно всю спину мне исцарапала бы! Да и так – кожу уж точно наручниками мне с боков и рёбер кое-где содрала… Придётся потом спиртом обработать. Да детской присыпкой посыпать – она при ссадинах – отлично!..

Решено! Оставляю её – себе!

А этих двоих…

Ну, поскольку они мне фактически – без надобности, просто прикончу. Да и отправлю – куда всегда. Яма у меня уже готова. Как всегда два с половиной: глубокая. Ну а чуть расширить, чтоб поместилось сразу два тела – без проблем!

Осталось только дождаться, пока Витя полностью насладится индейскими ремешочками, да зарезать. А на даме его сердца я применю, как всегда, электрический стул.

Ну, не совсем, конечно, стул, а, скорее – ложе.

Думаю, Юлечка, которую снова перенёс на её крюк, да подвесил – заценит. Когда очнётся. А то она что-то от души отключилась. От избытка эмоций и ощущений, наверное. Да и то: вряд ли у неё такое когда-то было! Чтоб пять раз – да за раз…

А я специально для неё напряжение сделаю поменьше – пусть эта гадина пухленькая и «востребованная» – подольше помучается!..

Хоть до утра!

А-а, блин… Уже и так  – утро.

Ну тогда, значит – до обеда!

Как раз, может, и Витя – сам сдохнет.

От болевого шока.

И не придётся пачкаться с ножом…

 

6. Избавление от «балласта» – продолжение

 

Пока сидел, записывал всё произошедшее за своим столом, а крошка со сдавливаемыми грудками наполняла пространство моего подвала совсем уж нечеловеческими криками и стонами, правда, из-за кляпа еле слышимыми, «проснулся», а, вернее, начал «реагировать адекватно» и Витя. Тоже принялся реветь и мычать – аки медведь в берлоге.

И, наконец, под эти волшебные звуки очухалась и Юлечка.

И поскольку у неё-то кляпа нет, она вздыхает этак тяжко, глазки моргают, и девушка слегка охрипшим голоском спрашивает:

– Может, вы всё же снимите меня с этого крюка? И ручки – освободите?

– А в чём дело, уважаемая Юлия Семёновна? Вы больше не желаете «приключений»? И секса?

– Ну почему? Как раз наоборот! Желаю! И ещё как! Желаю, так сказать, и лично внести свою лепту. В дело истязания этой твари подзаборной!

Как-то сразу я понял, что речь – о девке Виктора Сергеевича. Говорю:

– Хорошо, уважаемая. Одну минуту.

Доканчиваю писать очередное предложение. Тетрадь закрываю. Встаю. Действительно подхожу и снимаю девушку с крюка. И избавляю от наручников. Помня некоторый прошлый опыт, держусь насторожено, и готов ко всяким «экспромтикам».

Но девушка ведёт себя адекватно. То есть – разминает и растирает запястья. При этом возбуждённо сопит, и даже ноздри раздуваются. От предвкушения? Потому что подходит она к моей подставке, где выставлен на всеобщее (А вернее – только жертв!) обозрение набор моих хлыстов, палок, резиновых шлангов (Настоящих, а не подделок из пластика!), плёток, и прутьев от ивы. Похоже, пока меня не было, неплохо она тут интерьерчик и оборудование изучила!

Выбирает Юлечка любимую и мною плеть: с семью хвостами.

Говорю:

– Может быть, посидите, отдохнёте? Заодно и кровообращение в руки вернётся. Полностью. Могу и чай предложить. Чёрный. С вареньем. И бутербродами.

Она качает головой:

– Оно уже восстановилось. Нормально всё с руками. А что до бутербродов – лучше потом! А то у меня, оказывается, появился такой заряд бодрости! И возбудилась я. При виде того, как вы – с этой мерзавкой!.. Такого и от алкоголя не бывало! Вот как полезны, оказывается, «кровавые» зрелища! Теперь я отлично понимаю древних римлян! И тех женщин, кто в наши дни ходит на бокс и бои без правил! И где это я раньше была…

Пока говорила, выбрала место для стойки: прямо напротив промежности нашей распятой, примерно в паре шагов. (Я и сам обычно как раз там стою!) И вот Юлечка моя тихо так, словно про себя, вздыхает:

– Наконец-то! Как же долго я себе это воображала! И вот – сбылась мечта идиотки!!! – насколько помню, это – из «Золотого телёнка». А начитанная. Ну, это-то я знаю…

После цитаты девушка широко размахивается, и… Ого!.. А хлёсткий ударчик!

Надо же. Н-да…

Никогда бы не подумал, что в этом тщедушном нескладном теле скрывается столько силы! А в сердце – столько злобы! Видели бы вы, как заизвивалась чёртова любовница Вити! Вот: кстати. Надо спросить у Вити, как её зовут. А то так и умрёт безымянной.

Но это – позже. Не хочу отвлекать Юлечку от работы! Дама явно увлеклась, и сопит, и выдыхает, и вскрикивает, что твоя теннисистка, и орудует плетью – куда там мне!

А уж лицо стало…

Вот теперь я понимаю, что имели в виду древние викинги, когда населили свою валгаллу – валькириями! Да ни у одного мужика не может быть столько фанатизма и озверения во взоре! Прямо – какая-то волчица! Или тигрица. Или… Не знаю, кто – но очень злобный и грозный. И умный. Не хотелось бы такую – во враги. Вон – как «отмщает»…

Жертва рыдает и бьётся сильней, чем когда-либо до этого. Старается потому что моя Юлечка попасть не только по промежности, но и – по шляпкам гвоздочков, что торчат из бёдрышек. Понимает потому что, что так этой с-сучке ещё больней!  А вот грудки и животик – не трогает. Чтоб не сбить сдавливающие струбцинки!

Ладно. Пока она развлекается, и удовлетворяет естественную, так сказать, жажду мести, поработаю-ка я с Виктором Сергеевичем.

Подхожу. У Вити такая гримаса на лице… Прямо – посмертный оскал. Прижизненный. И пот с него так и течёт. И дрожит он весь – как в лихорадке. (Ещё бы – задрожишь тут! Представить могу!) Смотрю на его достоинство. Хм-м… опухло. Посинело. Но «эрекция» сохраняется отлично – ещё бы! Перетянуты вены, по которым кровь могла бы оттечь от пещеристых тел… Я слышал, что примерно так делали заключённые в женских лагерях, если им в руки случайно попадался мужчина. Перетягивали ему хозяйство леской! Да и насиловали! Пока он ещё дышал… И если такого бедолагу не успевали хватиться вовремя, и спасти, то через час, или около этого – сделать уже ничего было нельзя.

Умирал такой мужик. От кровоизлияния в брюшную полость…

Я Витю не насилую, поэтому он должен пожить подольше. Но – ненамного.

Останавливаюсь прямо перед его лицом. Смотрю на его ноги, которые прикованы к кольцу в полу, на руки. Всё в порядке. Не выдернешь! Будь ты хоть Шварценеггер.

Ослабляю ему кляп. Спрашиваю вполголоса. Чтоб, стало быть, не отвлекать увлёкшуюся не на шутку Юлечку:

– Как твою дамочку зовут? Ту, что сейчас обрабатывает твоя клиентка?

Витя плюёт мне в лицо. Вернее – пытается. Кляп же! Но всё равно брызги летят. Ах, ты ж вот как… ну ладно. Я не гордый.

Утираюсь. Смотрю, как он висит. Так. Непорядок. Нужно ремнём зафиксировать и его так называемую талию – к стене. Чтоб не дёргался сильно, когда я начну! Колец и скоб у меня в стене вмуровано достаточно. Привязал Витю так, что не шелохнёт. Попкой.

Иду теперь к столику с жаровней. Достаю из неё один из оставшихся «невостребованным» запасных гвоздей – тоже, кстати, двухсотка. Придерживая шарики Вити одной рукой, (Одеть перчатку не забыл!) другой, с помощью плоскогубцев, пронзаю насквозь их оба раскалённым гвоздём!

Ох, как тут Витя задёргался!

А толку-то!.. Из моих оков так просто не сбежишь… А уж заверещал мужик!..

У меня так и женщины не верещали, и слёз так обильно не лили – стыдно взрослому мальчику так терять лицо! Хотя понимает он, конечно, что никогда больше теперь не воспользуется любимым «хозяйством». Да и детей у него не будет… Если ещё нет.

Но когда он более-менее затих, и только слёзы катились из расширившихся глаз, я продолжил. Беру следующий гвоздь за шляпку. Плоскогубцами, есс-но. Подношу к его лицу: чтоб увидал его во всей, так сказать, грозной красе. Говорю:

– Повторяю вопрос. Как зовут твою даму? Или мне воткнуть следующий гвоздь? Я – запросто! Сделаю из твоей мошонки подушечку для иголок!

Витя, выпучив глаза, отрицательно трясёт головой, и что-то лепечет. Из-за кляпа плохо слышно. Подвожу ухо поближе к его рту:

– А ну-ка, повтори. Только медленно. И членораздельно.

Прислушиваюсь. Прислушиваюсь. А-а, вот в чём дело. Он это имя – повторяет.

Наталья её зовут.

Переспрашиваю:

– Я правильно услыхал? Наташенька?

Он истово кивает.

Ну правильно. То-то её лицо показалось мне незнакомым. Не уборщица.

Ах ты, любвеобильный кобелина.

Ну, совсем – как я!

Спрашиваю у приостановившейся вдруг на мгновение, и пыхтящей теперь, что твой паровоз, Юлечки:

– Солнце моё! Ты не хотела бы отдохнуть? Присесть там, у столика с чаем? Попить, перекусить. Отдышаться? А я бы тебя пока – подменил?

Она оборачивается. Ах ты ж моя валькирия!

Столько дикой ярости и неподдельного «энтузиазма» во взоре!

Но при виде пронзённых, словно «стрелой Амура» яичек Виктора, и явно вернувшись вновь на нашу грешную землю, понимает, что и правда – пот с неё так и течёт, а дыхание со свистом вырывается из тщедушной груди! Кивает:

– Спасибо, что остановили! А то и сама бы сдохла. От инфаркта! Уж больно я…

– Эмоциональная? Легко возбудимая?

– Точно. Разошлась я что-то не на шутку… Ладно. Давайте поменяемся. Но только при одном условии!

– И каком же?

– Что остальные гвозди в тело этого мерзавца втыкаю я!

Ну как откажешь женщине в маленькой и невинной просьбе!

– Конечно, моё солнышко! Втыкай! Я пока докончу с Наташенькой. А то ей больно скучно живётся. (Ха-ха! Каламбурчик!) Правда, когда потеряет сознание, я хотел бы всё-таки несколько разнообразить ей жизнь.

– Это – как?

– С помощью электричества, конечно. Нужно следить за достижениями прогресса – со времён Святой Инквизиции наука много чего понапридумывала. Полезного.

Хищный оскал вполне может сойти за милую улыбку:

– Это ты хорошо придумал, милый! Только реостатом, чур, буду управлять я!

– Конечно-конечно, моя радость! Всё – как ты захочешь! Можем, в-принципе, до реостата и ещё чего ей предложить – арсенал у меня богатый! А то после электрического стула подопытные уже ни на что менее сильное и не реагируют!

– Хм-м… Я подумаю. И, конечно, хотелось бы знать все возможности!

– Без проблем! Прайс-лист у меня всегда здесь! – стучу себя по голове, – Перечислять довольно долго, так что лучше вначале продолжим с ними! Пока не пресытишься! Ну, понеслась?

– Ага.

Тут Витя начинает как-то слишком уж громко и, как бы – возмущённо, верещать. И трясти головой. Подхожу. Снова склоняю ухо к его рту. Ага – разобрал! Говорю, повернувшись к Юлечке:

– Представляешь? Этот гад говорит, что я обещал ему! Что не буду больше ничего в него, и в его шарики, втыкать! Если он имя своей дамы назовёт. А он – назвал!

Поворачиваюсь снова к Витьку, и говорю ему:

– Ну так я – своё обещание и выполняю! Я, я лично – ничего в тебя и не буду втыкать! Это ваша недовольная клиентка сейчас будет вами, Виктор Сергеевич, заниматься! И, думаю, неудовлетворённые или обманутые вкладчики, и клиенты всяких там «ООО» и «МММ» наверняка очень хотели бы сейчас оказаться на её месте! Так что претензии направляйте по юридическому адресу! – и называю адрес его конторы. После чего подмигиваю Юлечке, – Ласточка моя! Представь, что ты – отыгрываешься за всех пострадавших!

Юлечка моя изволила смеяться. А приятный у неё смех – словно кто-то молотком, или уж – бейсбольной битой, лупит по хрустальным колокольчикам! Да так, словно они – тоже гвозди, и он их забивает!

Говорю:

– Ну вот. Инцидентик с «обманом» и улажен. Погнали?

– Погнали!

А много решимости и силы в её голосе. Хм-м… А уж взгляд – да я уж говорил!

Ну вот, похоже, я нашёл себе не столько игрушку, сколько – напарницу!

Ах ты ж моя милая извращеночка!..

Ведь вроде – и посмотреть-то не на что, не говоря уж – о подержаться, а поди ж ты! Ну так у меня на неё – прямо всё стоит! Хо-хо! Куда там – Надечке с Валечкой!..

И если б не приятная перспектива – продолжить с нашими подопытными – чесс слово: прямо сейчас бы и впендюрил ласточке моей «эмоциональной»!

Ладно: думаю, это-то от нас теперь – не уйдёт!

А поселю её в маленькой спальне. Там как раз вторая кровать есть.

Думаю, когда мы с ней прикончим и закопаем наших случайных гостей, следующую жертву «обрабатывать» уж точно – будем вместе! И, готов поспорить, у моей валькирии воображения-то – побольше, чем у меня!

Потому что она женщин тоже ненавидит. И с детства мечтала о…»

 

Анна дождалась момента, когда Андрей попрощался. В Командный Пункт вошла только после того, как погасли все экраны. Андрей обернулся. Нейтрально-деловое выражение с лица – словно стёр. Надо же…

Ох, и усталое у него, оказывается, лицо! Ну и дела. Выматывают «переговоры». (Впрочем, она это и по себе помнит!) Видать, нервничает он слишком – с непривычки. Но нужно доложить, почему она не спит, и что разузнала. Но вначале:

– Андрей. Как прошли?

– Переговоры-то? – он хмуро усмехается, – Нормально. Нам уступили практически по всем пунктам. Следовательно, они никоим образом не собираются исполнять свои обязательства. Что – жаль. Придётся, стало быть – по плохому. Не понимает ваш чёртов Совет – «по хорошему»! Кстати – ты почему не спишь?

– А-а, вот за этим я и пришла. Рассказать, как из-за бессонницы пошла «гулять» по тюрьме. Проверила работу основных систем и механизмов – всё нормально. Автоматика справляется. А потом и к девочкам на уровень Зэт заглянула!

– Вот как. Ну и что там творится? Слушала?

– А то! – она продемонстрировала вынутый и спрятанный обратно в карман комбеза стетоскоп, – Это – Магды. Я позаимствовала. Магда – ты не сердишься?

– Нет. – Магда пожала плечами, – Всё, что делается на благо нашей Семьи – делается на благо нашей Семьи! – Андрей с благодарностью посмотрел на свою главную жену.

– Спасибо. – Анна чуть улыбнулась, – Так вот. Услышала я вот что… – она за две минуты изложила суть своих изысканий, – Так что думаю, если посидят там ещё денька три-четыре – точно дойдёт у них до смертоубийства!

– Чёрт бы их побрал. А ведь мы не должны допускать уменьшения числа заложниц! Ну, по-идее. Значит так. – Андрей цыкнул зубом, словно вытаскивая застрявший кусочек пищи. Скривился, словно в рот попал лимон, – Я, в-принципе, предвидел такую ситуацию. И мне, если совсем уж честно, было этих дурочек совсем не жаль. Только готовить стало бы легче – на меньшее число ртов. Но вот видишь, как хорошо, что не убивали – они, оказывается, вполне годятся в качестве «разменной монеты» при торговле с Советом. Так что убьём сразу двух зайцев. Отправим как можно быстрее к кораблю первую партию заложниц – я как раз об этом договорился.

– И… Много их будет?

– Тридцать человек. Так что сейчас нам нужно нашу любимую повариху разбудить, завтрак на нас, то есть – на нашу Семью, и наших «примкнувших» союзниц приготовить, да и приступать.

– К чему же?

– Ну – как! Принести в выходную камеру-тамбур тридцать парок. Тридцать пар унт. И варежек. Ну, и всего того, что полагается для «прогулок» по морозу. Там, снаружи.

После чего мы войдём в подвал уровня Зэт, зачитаем первые тридцать фамилий. Да и перегоним под конвоем этих дур – в выходной тамбур.

– Думаешь… Они не попытаются по дороге – сбежать? Или на нас… накинуться?

– Думаю – нет. Если то, что ты услышала – правда, а я думаю, что это так и есть – нет в их рядах единства. К счастью. Ну так – женщины же! Без командира или начальника – мгновенно превращаются из цивилизованных и послушных работниц – в стадо диких павианов! Грызущихся и скандалящих. И план побега наверняка не выработан.

Наверняка не возникнет и «умная» мысль о сопротивлении людям, вооружённым пистолетами.

Нет, они протестовать или сопротивляться не будут. А сами побегут! Полетят отсюда на всех парах! Особенно, когда мы им объявим, что за них, за их жизни, вступился Совет, и их там, на корабле, ждут с распростёртыми объятиями!

Ну и ещё кое-что. Я собираюсь им рассказать, как у нас проходили переговоры.

Вкратце, понятное дело. И – не без «искажения фактов». Некоторых. (Так что прошу меня – не поправлять!) Опишу, какая вредная была сестра Шлезингер. И как из-за её глупости и непримиримости погибла сестра Юлия Ракитич. И как чуть было не погибли и другие сёстры, которых мы без сожаления отправили бы к праотцам, если б не мудрое и конструктивное, – Андрей выделил эти слова ироничным тоном, – решение Совета. Короче: я полагаю, что иногда правда действует куда лучше даже придуманных версий! Тем более, что они наверняка её узнают, добравшись до корабля!

– Но Андрей… До побережья в самом лучшем случае, и при отличной погоде – трое с лишним суток пути! И это – с ночёвками!

– А мы дадим им с собой одни нарты. С палаткой. И мешочек с сухарями. На всех. Пусть делят на своё усмотрение! С нашей стороны заключённого договора мы обязались их – «отпустить». И дать все средства для осуществления перехода через ледяную пустыню. А уж дойдут они, или нет, и сколько из них сможет это сделать, и в каком состоянии они прибудут на корабль – мы не обговаривали! Из чего, кстати, я опять-таки делаю вывод. Что на самом-то деле – пофигу вашему Совету судьбы этих дур. Да и не только их!

Ладно, идёмте. Анна: просьба. Разбуди повариху. И помоги ей. А мы с Магдой и остальными займёмся перетаскиванием из кают и складов одежды, обуви, и нарт.

– Так – что? Готовить только на нас? И наших?

– Да. Я, конечно, сказал Меделайн, что нас около тридцати. Но на самом-то деле – всего двадцать два человека. Включая нас. Но! Я надеюсь, что хорошо подумав, к нам присоединятся все солдаты.

– Да ты что, милый! – Магда вскинулась, – Ведь ты их – так!.. Отметелил!

– Вот и хорошо, что «отметелил». (Как говорится в древней поговорке: «бьёт – значит – любит!») Синяки пройдут, и злость – тоже. А чувство «сильного мужского плеча» – останется. Да и хорошо. Будет тебе снова кем командовать!

 

Изнутри почему-то не доносилось воплей и бранчливых выкриков.

Когда отперли двери, выяснилось, почему. Дамы в кои-то веки пытались выспаться! На всём видимом пространстве пола были хаотично разбросаны матрацы, и на них, прямо в верхней одежде, лежали женщины. Запах внутри стоял просто ужасный, и Андрей подумал, что один работающий туалет явно не справляется с наплывом желающих.

Тем лучше. Больше будет стремления вырваться отсюда! Даже – ценой лицемерного и фальшивого соглашения работать на него!..

Только ему-то такие «союзницы» – ни к чему! Те, кто хотел – перешли под его «юрисдикцию» ещё вчера!

Андрей подумал, что всё это просто отлично. Наверняка «общей стратегии» так и не выработано! Он прошёл на пять шагов вперёд, и крикнул. А голос у него – поставлен. Так что его звук разлетелся по самым дальним уголкам подвала, заставив подняться или хотя бы привстать тех, кто не проснулся и не поднялся с матрацев при их приходе.

– Внимание, пленные! Сообщение о вашем новом статусе. Мы с Советом Федерации провели совещание. И переговоры. Проходившие вначале – в сложной обстановке. Но вскоре недоразумение и конфликт были ликвидированы. Конструктивный и разумный подход возобладал. И виновную в попытке срыва переговоров теперь доставят мне. Для её адекватного наказания. И казни! Вкратце расскажу, как было дело…

Андрей изложил инцидент с сестрой Хадичей за пару минут.

Магда, стоявшая чуть сзади, слушала вполуха: следила за «контингентом». Но никто никаких попыток коварно подобраться с тыла, или напасть, не предпринял. Автоматически она отметила, что Андрей рассказ почти не исказил. Разве что представил склочницу ещё сволочней, чем та была в действительности. Рассказал он и о том, как договорился с Меделайн Фоссетт о дальнейшей судьбе «террористки и саботажницы». И о независимом статусе новой республики, куда теперь входят Андропризон и «Новый Берлин».

Это впечатлило слушавших. Во-всяком случае, они начали переглядываться и качать головами. Зато вот – перебивать Андрея, и задавать дурацкие вопросы никто не спешил. Магда подумала, что авторитет их Вождя и Мужа явно – вырос до небес!

Наверняка впечатлило и то, что о казни Юлии Андрей рассказывал… Очень спокойно. Словно сообщал, что завтрак подан.

– … и последнее. Совет обеспокоен вашей судьбой. И не хочет, чтоб и вас постигла судьба этой Ракитич. Поэтому мы договорились, что в качестве жеста доброй воли, и с целью обеспечить вашу безопасность, я буду небольшими партиями отпускать вас. В обмен на продукты. И девственниц. И соблюдение – запрета на пересечение без согласования со мной кем-нибудь ещё наших нынешних границ.

А сейчас внимание ещё раз! Я назову фамилии тридцати первых заложниц, которых мы сейчас освободим. И мы отправим их своим ходом к кораблю. Те, кого буду называть – выходят наружу, и ждут там, у стены. Молча, и никуда не уходя! Имейте в виду! Мои жёны и подчинённые имеют прямой приказ: при попытках напасть на них, или сбежать – стрелять на поражение!

А теперь – вопросы.

Маленькая и, судя по синякам на лице, сильно побитая женщина, Рита, насколько он помнил, Хван, подняла руку:

– Можно?

– Да, сестра Рита.

– Это же – чистое убийство! Как те, кого вы сейчас назовёте, доберутся живыми до корабля – без одежды, обуви и еды?! Ведь до побережья – три дня пути! И это – если нет бурана! Ведь сейчас, хоть и «лето», а снаружи – минус двадцать!

– Глупый вопрос. И неверно сформулирован. Вы что же – думаете, мы не подумали о таких элементарных вещах, и не позаботились о том, чтоб наши отпущенные заложницы не превратились по пути – в пингвинов? Или просто – куски льда? Так вот: в выходном тамбуре их ждут – их же тёплая одежда, обувь, рукавицы. Плюс нарты с запасом продуктов. И палаткой. Мы работали по списку. Который сейчас и огласим. Ещё вопросы?

Рита нахмурившись, потупилась, и явно прикусила язычок. Зато руку подняла сестра Фрида:

– Можно?

– Да, сестра Фрида.

– А вот те, кто останутся… Можно нас как-то расселить? А то уж больно неудобно всем – спать вместе. И ходить в один туалет!

– Отвечаю. В мои планы не входит усложнять жизнь себе, и делать её легче – для вас, отколовшихся. Независимых. Гордых. И прочих потенциальных бунтовщиц. А, кроме того, с отбытием отсюда первой тридцатки, вам станет гораздо легче. И удобней. А насчёт туалета – составьте график. И придерживайтесь. Питание, как и раньше – раз в сутки!

А теперь – довольно вопросов. Внимание! Зачитываю фамилии «счастливиц»!

 

Сестра Фрида действительно, как знала: в число «избранных» не попала.

Тридцать стоявших у стены, лицом к ней, женщин, всех калибров и мастей, почему-то позабавили Андрея. Как он и предсказывал, никто бежать не пытался. Возможно, ждали с вожделением отправки на корабль, пусть и своим ходом. А, возможно, впечатлил и вид десяти весьма сердитых на «обидчиц», побитых, и чуть не растерзанных, дам. С пистолетами в руках. И грозным и мстительным выражением на сосредоточенных лицах.

Андрей подумал, что его приказ его подчинёнными выполняется на совесть.

Вот такой настрой и нужно сохранять.

Расслабляться им явно – рано!

– Внимание, освобождаемые. Напра-во! К лестничному пролёту – шагом марш! И далее – к выходному тамбуру верхнего уровня! Следовать в пяти шагах от ведущих!

Поскольку одной из пятерых ведущих была Магда, Андрей не сомневался: на конвоиров спереди никто не попытается напасть. Да и – смысл?!

В тамбуре разместились с трудом. Вернее – это вошедшие туда женщины разместились с трудом, Андрей и конвоиры внутрь не входили. Незачем создавать опасную тесноту! А то – мало ли кому какая дурь может стукнуть в голову!..

Андрей тем временем поднял с пола коридора свою парку, и облачился в неё. Унты тоже надел. Пистолет переложил в карман парки. Хотя и не верил, что тот понадобится.

Женщины начали с того, что каждая попыталась найти в тесной кабинке свою одежду и обувь. Одна из них, имени которой Андрей не помнил, убедившись, что одеваться в тесноте абсолютно невозможно, попросила:

– Уважаемый Андрей. А можно – несколько человек выйдут туда – к вам? В коридор? А то мы так никогда не оденемся и не обуемся! А тут ещё – и нарты!..

– Не возражаю. Эй, девушки! Внимание! Желающие могут выйти назад, в коридор. И одеваться и экипироваться здесь!

Полтора десятка «девушек» так и сделали. И через несколько минут с одеванием было покончено. Андрей скомандовал:

– Открыть внешние двери! Выходить наружу. Нарты тащить не забываем.

Женщины, со вздохами и тихим ропотом, вышли. Нарты вытащили. Им повезло: «на улице» светило солнце, и ветра практически не было! Андрей, оставшись у открытых настежь дверей тамбура, подождал, пока отряд отойдёт шагов на десять. Окликнул.

И напутствовал:

– Куда идти – вы знаете. Не переоценивайте своих сил. Идите медленно. И спокойно. Советую палатку ставить, и отдыхать хотя бы каждые десять часов. Не меньше семи-восьми часов. И питаться – не реже, чем дважды в сутки. Иначе не дойдёте. И вот ещё что.

Он вытащил из кармана парки и показал всем небольшую круглую коробочку:

– Знаете, что это?

Откликнулась сестра Рита:

– Да! Это – мина. Противопехотная, если правильно помню.

– Верно. И когда ваш отряд скроется за горизонтом, мы с моей Семьёй установим тут несколько десятков таких устройств. И других – побольше размером и мощностью. С целью – не допустить вашего, или ещё чьего-то «коварного» нападения на нашу тюрьму. Если б кто-то решил захватить нас, застав врасплох. Или вы надумали вернуться и тоже – попытаться. Так что – не возвращайтесь. Погибнете. Мысль понятна?

– Да, Андрей.

– Отлично. Ну, прощайте. Счастливого пути! Желаю вам добраться в целости!

После некоторого колебания, женщина, которая спрашивала насчёт одевания в коридоре – О! Он вспомнил! Анхелой её зовут! – ответила. Правда, негромко, но разборчиво:

– Спасибо на добром слове. И хоть вы и ставите мины – мы понимаем. Вы просто пытаетесь обезопасить себя от штурмовиков Совета! И…

Никакой вы не страшный! И не кровожадный! А очень даже трезвый реалист!

Андрей не мог сдержать кривоватой ухмылки:

– Это вы меня ещё плохо знаете! А на самом деле я – куда «круче» чем даже описано в моём дневнике. «Жестокий тиран» «Деспот». «Извращенец». Ну, прощайте!

– Прощайте! Звучит глупо, но интересно было бы всё же… Познакомиться когда-нибудь – поближе! – а странно сверкнули её глаза. Словно она и правда…

Но тут она повернулась к остальным, и женщины, ждавшие, пока закончится их диалог, двинулись вперёд.

Назад, на выходной портал, как ни странно, они не оглядывались.

Андрей зашёл в тамбур. Закрыл двери. И смотрел через застеклённое окно вслед неспешно двигавшейся процессии, пока та действительно не скрылась из глаз за небольшим увалом.

7. Торпеда.

 

Его Семья и команда ждали его в столовой.

Он вошёл. Не поспешно, но и не мешкая. Жестом предложил садиться. Сказал:

– Благодарю за работу, коллеги. И жёны. Я пригласил вас всех сюда из-за возникших обстоятельств. Неприятных. Мы с главной женой, – кивок Магде, и – ответный, – провели переговоры. С Советом. И в связи с этими переговорами, и кое-какими закулисными обстоятельствами, нам предстоит много работы. Нам нужно будет организовать… Достойный отпор!

Но обо всём по порядку.

Для начала я расскажу вам, как прошли наши с Советом переговоры. А затем – о выводах, которые мы с Магдой и Анной сделали.

Он действительно вкратце рассказал о том инциденте, что произошёл с сестрой Шлезингер, об её аресте. И о том, как ему уступили, почти не сделав попыток поспорить и поторговаться, практически по всем пунктам «Ультиматума». И о тех выводах, которые они с главными жёнами сделали.

– … то есть, хитрозадый Совет вовсе не планирует действительно побеспокоиться о будущем вашего медленно, и неотвратимо гибнущего женского Социума. Плевать ему на это будущее! И на нормальное воспроизводство и возврат к нормальным семьям, и традиционным отношениям между мужчинами и женщинами. Совет хочет просто уничтожить, перестрелять вас: носителей новых, крамольных, идей. Женщин, которые согласились пойти со мной. И – за мной. Задумавшихся о своём будущем. И будущем ваших детей.

Естественно, мы не собираемся сдаться на милость победителя. Нет. Мы организуем им такой отпор, чтоб в следующий раз просто не посмели сунуться! Боялись!

Для этого нам нужно, во-первых – отразить нападение десанта.

То есть – думаю, нам будет противостоять стандартный батальон. То есть – около пятисот крепких и отлично обученных и вооружённых профессиональных десантниц. И нам нужно для демонстрации серьёзности наших намерений, и возможностей, которыми мы располагаем – просто поубивать их всех. Ну, или – как можно больше!

А во-вторых – нужно обеспечить нас продовольственной базой. Еды, даже при условии отправки на большую землю всех заложниц, нам хватит не более чем на пять лет! И поскольку никаких шансов на то, что мы здесь сможем выжить одной охотой на тюленей да пингвинов, без поставок свежих овощей, круп, и прочих продуктов оттуда, с этой самой большой земли, нам так и так нужны аргументы. В нашем «торге».

С упрямым и лицемерным Советом.

Теперь о конкретных шагах, которые я наметил для выполнения этих пунктов.

Прямо сейчас я, с группой, которую отберу, налегке, с минимальным запасом продуктов, и набором инструментов, отправляюсь к нацистской базе. Там мы отпиливаем хотя бы одну из боеголовок древних торпед. И извлекаем её боевой заряд.

Тротил от времени и холода не портится. И эти девяносто килограмм нам нужно будет перевезти сюда. И уже здесь распределить по подходящим ёмкостям. Которые будут служить нам противопехотными минами. Но! Не самовзрывающимися, а – управляемыми! Поэтому нам понадобится и телефонный кабель, или просто – провода, которые я видел там, на складе Базы, и которые мы тоже перевезём из «Нового Берлина».

А вам, остающимся, нужно будет, пока мы будем отсутствовать, за эти сутки вывести наружу несколько видеокамер, подняв их на шестах, или ещё каких приспособлениях, как можно выше. Но! Чтоб их по возможности не было заметно издали!

Проблем с наблюдением за окрестностями быть не должно, поскольку сейчас арктический день. И, надеюсь, как бы не были адаптированы камуфляжные белые комбезы и плащи-палатки десантниц, различить и отследить их продвижение к нашему единственному входу на поверхности можно будет легко! Что же до входа и проникновения их со стороны немецкой Базы – это представляется малореальным. Поскольку даже мы не нашли там этого входа-выхода – наружу. Кроме того, что ведёт под воду! А подводных лодок, насколько знаю, – он переглянулся теперь с Анной, та кивнула, – у Совета нет.

Вторым пунктом от вас, остающихся, потребуется сооружение ёмкостей для мин. Должны они быть примерно вот такими, – Андрей показал грубый, но простой чертёж, который он нарисовал собственноручно на большом листе бумаги. – Здесь, как видите, три варианта. Ну, с первым проблем, думаю, не будет – это просто кусок трубы. С заглушенными торцами. Со вторым уже посложней – придётся металл резать. И сваривать, – он объяснил, как и что придётся делать.

– И третий – самый сложный и самый нужный. Изготовляется этот корпус так…

Закончив показывать и рассказывать, он традиционно спросил:

– Вопросы.

– Можно? – это Сара Васси, химик-технолог. А по совместительству и кондиционерщик и специалист по водоснабжению.

– Конечно. Что у вас, Сара?

– Когда примерно мы ожидаем… Штурма?

– А через три дня после того, как корабль с батальоном десантниц доберётся до причала там, на побережьи. И доплывёт он до него, думаю, примерно через неделю. Кстати! Есть здесь кто-нибудь, кто разбирается в радиотехнике?

Руку подняла Ида Хуллко, инженер-электронщик.

– Отлично. Ида. Возьмите в помощницы кого вам надо, и организуйте непрерывное прослушивание радиоэфира на всех частотах. Нам нужно знать момент, когда прибывший командир поставит в известность Совет, что его люди прибыли, и выгрузились на континент! Кстати, вероятней всего это послание будет передано шифром. Или условной кодовой фразой.  Не пропустите! Задача ясна?

– Да, командир!

– Разрешаю называть меня «брат Андрей». Так, хорошо. Кто ещё?

Руку подняла сильно – лицо всё ещё хранило следы синяков! – побитая Мона Макшарри. Заведующая складами.

– Прошу, Мона.

– Простите, брат Андрей, я не совсем поняла. Мы что же – вступать в бой с этими десантницами не планируем? А будем… э-э… уничтожать их дистанционно? Управляемыми по проводам минами?

– Именно, сестра Мона. Вы, так сказать, зрите в корень. Ввиду явного численного перевеса противника и стратегической инициативы, которой он наверняка постарается воспользоваться, нам было бы глупо занимать какие-то оборонительные позиции, типа окопов, там, снаружи, и вступать с ними в перестрелку. Или, что ещё глупее – в рукопашную схватку в ближнем бою. Нас слишком мало. И я, в отличии от Совета, действительно на вес золота ценю ваши жизни!

Наша задача: постараться прикончить их всех – не вступая в открытый контакт. Дистанционно – с помощью мин. Управляемых по проводам. А следить за процессом их наступления и всем остальным мы должны с помощью видеокамер. Хорошо замаскированных и грамотно расставленных. Чтоб противник не мог «ослепить» нас, просто разбив эти камеры с помощью пуль из снайперских винтовок. Тут я рассчитываю на квалификацию и находчивость моих жён: Элизабет и Жаклин.

Мы – не тупые десантницы. И должны воевать не числом, а – умением. Бить оттуда, откуда враг не ждёт. И, конечно, использовать технологическое преимущество. Ведь враг не может нас бомбить и взрывать! Ну, пока он там – снаружи. А мы – можем!

Дело в том, что именно такую тактику всегда применяли в мои времена вояки из Пентагона. И она всегда приносила свои плоды. Нам ни к чему бессмысленные жертвы и ненужный личный героизм. Нам нужен – результат!

А именно – нанесение противнику как можно большего ущерба в живой силе.

Мы должны доказать Совету, что воевать с нами – им же обойдётся дороже!

Да, мне тоже жаль этих ни в чём не повинных десантниц. Но не забывайте: они идут – убивать вас! Имея соответствующий приказ! И пощады не ждите!

Именно поэтому прошу вас оставить всяческие «моральные терзания» где-нибудь в туалете уровня Зэт, и переложить ответственность за их будущие смерти – на меня.

А я уж как-нибудь эти терзания переживу. Потому что сражаться буду за вас. Моих единомышленниц и жён! Матерей наших общих будущих детей!

Мона снова подняла руку:

– Похоже, у нас проблема, командир. Дело в том, что за эти несколько лет для текущего ремонта оборудования и замены перегоревших цепей с моего склада забрали все кабели. И почти все провода. Так что мы – без них!

– Понял. Но провода я надеюсь добыть в «Новом Берлине». И вот, кстати, что хотел спросить. Есть ли там, на вашем складе, электродетонаторы?

– Они есть. Огромный ящик. С кучей страшных угроз и предупреждений: «Опасно!» «Не кантовать!» Но… Я не могу поручиться, что они за пятьсот лет не испортились!

– А ничего. Я смогу это проверить – мы возьмём с собой с десяток. Ещё вопросы?

Руку подняла Пэйдж Мадден:

– Брат Андрей! Я знаю, что у нас в кладовочке, там, где хранится инвентарь для уборки помещений, есть большая бухта какого-то провода. Может, он подойдёт?

– Спасибо, сестра Мадден! Я проверю его. Покажете. Ещё кто-нибудь?

Кивнула и встала сестра Ариана Титмус:

– Брат Андрей. Вас не будет минимум сутки. Что нам делать с заключёнными?

– А то, что и вчера. То есть – к вечеру сварить и доставить им пару соответствующих кастрюль с едой. Например, – он криво усмехнулся. – каши из фасоли. Пусть им будет повеселей. Ночью. А старые, грязные, кастрюли – нужно забрать. Для следующего раза. Анна. Поручаю это тебе. Возьми, как утром, человек десять. Не забудьте как следует вооружиться. И бунты, или попытки неповиновения подавляйте в зародыше! Нам прецеденты не нужны! Стреляйте сразу – на поражение!

Больше желающих что-то спросить не нашлось. Андрей кивнул:

– Отлично! Теперь о тех, кто пойдёт со мной. И их снаряжении…

 

Нарты он тащил на такой скорости, которую мог развить, не переходя на бег.

С собой Андрей взял три смены запасного сухого белья – как и каждая из отобранных им для этой миссии женщин. Кроме инструментов и продуктов у них с собой, в мешке на санях, лежала целая куча инструментов, которые, как он предполагал, могли понадобится. И винтовка. С запасом патронов. И топоры. Женщины быстро шли, иногда переходя на бег трусцой, за санями, подталкивая их, и освещая путь налобными фонарями. Они почти не переговаривались – дышать при минус двадцать, которые царили в тоннеле, было трудно. Да Андрей и предупредил, что обморожение лёгких им совсем ни к чему.

Оружие Андрей прихватил на тот малореальный случай, если б наглое, но прилично потрёпанное воинство червей, попробовало бы снова воспрепятствовать походу. Во что он, если честно, не верил. Уж слишком тем досталось. И от них, и от команды Жизель…

С собой Андрей взял Флору Даффи, крупную молчаливую женщину, сложением чем-то напоминавшую Магду, но не такую тяжёлую. Килограмм шестьдесят пять. Зато это были не просто килограммы – а тренированные и молодые мышцы: Флоре было двадцать девять лет. Кроме неё с ним были и Сара Васси, и Алёна Цебасек. Их он взял с тем расчётом, чтоб женщины втроём смогли утащить нарты с добытым тротилом, пока он будет отдыхать на обратном пути, и… думать.

А обдумать предстояло многое. Пока же он жил по принципу: «возникла новая проблема – срочно все силы на её решение!»

Ну правильно: будь с ним хоть ещё с десяток мужчин, они бы как-то смогли перераспределить обязанности и работу. А так… Э-э, грех жаловаться: у него двадцать две союзницы! И он у…рётся, а добудет для них и их детей это самое «лучшее будущее»!

И пусть раньше он думал, в-основном, о том, как бы доставить этим самым женщинам как можно больше боли, теперь, когда он остался один, и на его совести было не больше не меньше, чем «спасение всего рода людского!», эти мысли ушли куда-то.

Далеко.

А на первый план вылезли совсем другие!..

Иногда он и сам себя не узнавал…

Но пока задумываться вот именно – некогда!

Когда добрались до памятного места, где боковые поверхности тоннеля испещряли здоровущие дыры, женщины, как он заметил, стали невольно жаться друг к другу, а когда миновали – куда чаще оглядываться. Андрей прокомментировал:

– Этих нам бояться больше не надо. А бояться нам надо других. Тех, кто не моргнув глазом послал почти на верную смерть пятьсот идиоток, до сих пор мнивших себя самыми «крутыми» бой-бабами на планете. Вперёд!

 

До Базы добрались за рекордные шесть часов. Проход в минных полях и ловушках остался в целости. (Ха-ха! Кто бы его тут «нарушил»!)

Андрей скомандовал:

– Нарты затаскиваем в тамбур. После чего довозим до помещения под КП. Я покажу, где это.

Всё ещё висевшее на входе на уровне пояса железное бревно с шипами явно произвело на девочек впечатление. Андрей сказал:

– Нам повезло. Других ловушек, там, дальше – нет. Да и нельзя было их там устраивать: себе дороже, если кто забудет. Ладно, помогайте – здесь бетонные полы.

Хоть полы и были покрыты всё тем же инеем, тащить сани было труднее, чем по чистому льду. Андрей отметил как бы походя, что уже нет той напряжённой и гнетущей атмосферы тайны, и нависающей со всех сторон опасности, как было в первый визит. Его настрой, похоже, передался и команде: девочки и сопели, и переговаривались, и даже ругались, пока тащили и толкали упрямые нарты по длинному коридору.

Но вот они и на месте. Пока женщины удивлённо осматривались, он пытался перевести дух – что бы он там не думал о своей выносливости и «физической форме», а устал жутко! Чуть отдышавшись, скомандовал:

– Поднимаемся все наверх! Там есть одна комната, оборудованная для жилья. Я включу печку, и мы все переоденемся в сухое бельё! Мне вовсе ни к чему, чтоб кто-то подхватил воспаление лёгких. Мокрое бельё сразу развесим вокруг печки, чтоб сохло, сами отправимся к подлодке. С инструментами. Вопросы.

Вопрос нашёлся у Сары Васси (Ну, кто бы сомневался!):

– А что там за печка? На электричестве?

Андрей хмыкнул:

– Нет. На керосине. Типа старой доброй керосинки. Только очень большой. Но для нас главное – что она работает! Керосин, насколько помню, там, в бачке, ещё оставался. О! Хорошо, что напомнила. Нужно будет отлить немного – чтоб поливать прихватившуюся от времени и сырости резьбу!

Керосин действительно остался, и Андрей легко раскочегарил древнего мастодонта. Сара только моргала, впрочем, молча – сдерживая удивлённые или ещё какие возгласы. Зато головой покачала Флора:

– Обалдеть. Никогда не видела столь примитивную, и в то же время – надёжную конструкцию!

– Да, Флора, она работает. И вот эту комнату она нагрела часов за пять. Как раз, надеюсь, к нашему приходу здесь будет тепло. И вещи – высохнут. Верёвки: вот. Ну а пока, стиснув зубы, придётся переодеться в прохладе: здесь минус два. Не мешкайте!

Однако он заметил, что дамы всё равно переглядываются и мнутся. Он фыркнул:

– Вашу же – за ногу! Хватит! Я уйду, конечно, в ту комнату, но! Имейте в виду: нам предстоит жить, работать, и зачинать детей вместе! Так что завязывайте с чёртовой стыдливостью! Нам сейчас не до этой роскоши! Главное – выжить! Быстрее! И не простыньте!

Он забрал свою сухую одежду и бельё, и отчалил в спальню, где было минус шесть – надо же! Стены ещё хранили хоть какое-то остаточное тепло: ведь снаружи Базы так и оставалось минус пятнадцать!

Чтоб переодеться понадобилось три минуты.

Вошёл как раз, когда Флора помогала Алёне одеть тёплые рейтузы. Андрей упятился назад, буркнув:

– Извините!

Порадовала Алёна. Циничностью и юмором она, похоже, запросто могла бы сравниться с Анной:

– Да ладно вам, будущий муж Андрей! Вернитесь! Может, я так и хотела: чтоб вы заценили моё божественно сложённое молодое тело!

Андрей засмеялся. И действительно вернулся в комнату. Отметил, что инстинкт у него всё же – работает. Он выбрал, оказывается, не только самых крепких и здоровых, но и – пропорционально сложённых и… Красивых. Хм-м… Будущие фаворитки?

А почему бы и нет?!

Дамы быстро закончили туалет, Алёна не без хитринки иногда исподлобья поглядывала на «будущего мужа».

Андрей сказал:

– Мне нравятся смелые и красивые женщины. И не нужно подмигивать и строить мне глазки. Можете не сомневаться: я по достоинству оценил то, что вы мне, пусть и не совсем добровольно, показали. Но! Всё это – позже. А сейчас у нас действительно – много работы. Тяжёлой. И очень кропотливой. И требующей чрезвычайной осторожности.

Так что там, возле торпеды – никакого огня. Никаких резких движений. Ничего на пол не ронять – он там стальной! Одна искра может погубить нас всех! Будете делать только то, что скажу! Не отвлекаться, и не разговаривать.

Иначе попросту взлетим на воздух! И не будет смысла в наших стараниях.

– Намёк поняли, командир! Никакого секса в подлодке! Ну, ведите!

А нравится ему эта юмористка Сара. Ну, это он уже отмечал…

 

Торпеда, даже тихо лежащая на стенде, произвела впечатление на девочек. Довольно долго (!) они молчали. А ведь всю полукилометровую дорогу до пирса разговаривали и заваливали его вопросами. Но вот наконец-то высказалась и Алёна:

– Вы – шутите, брат Андрей?! Это вот этого монстра мы должны – вскрыть?!

– Да. И ничего нереального не вижу. – он быстро доставал из мешка захваченные инструменты, – Во-первых, прошло пятьсот лет. А на холоде металл за такое время становится как бы… Хрупким. А во-вторых, металл и корпуса, и боеголовки и не может быть слишком уж толстым. Иначе торпеда попросту утонула бы!

– Ну, утешили вы нас, ничего не скажешь! И что мы теперь будем делать?

– А вот что. – Андрей уже полил немного оттаявшего во фляжке у него на груди керосина на колпачок взрывателя первой торпеды. Расположенной удобно: в середине торпедного отсека, – Сейчас для начала извлечём взрыватели. Может, конечно, детали и пружины в них и сдохли… А, может, и нет! Рисковать не будем!

С помощью газового ключа мокрый и воняющий на весь отсек колпачок сдвинулся легко. И отвинтился даже рукой – надо было только преодолеть первый виток резьбы.

Со взрывателем Андрей обращался куда осторожней: поливал солярой, и расшатывал, рукой, куда дольше. Буркнув: «ну, ругайте!», наложил губки ключа, взял в захват, и осторожно повернул. Обратил внимание, что при этом даже как-то автоматически перестал дышать, и губы прикусил… Взрыватель, как ни странно, отвинтился ещё легче, чем защитный колпачок. И только передав его Алёне, и попросив: «Спрячь в карман!», Андрей понял, что снова пропотел насквозь. А, вроде, особо усилий и не прикладывал!

В то же время он понимал, что сейчас весь его план «по противодействию» строится именно на предположении о сохранности этой древней взрывчатки, заключённой под тонким слоем стали тут, в боеголовке. И если тротил утратил свои свойства, им остаются только несколько десятков крохотных мин, имеющихся на складе Андропризона.

А это целому батальону – как слону дробина!

Он достал из мешка ножовку по металлу.

Флора фыркнула:

– Вот уж насмешили так насмешили, брат Андрей! Чтоб отпилить переднюю часть, лезвие должно было бы быть в три раза длиннее!

– А нам не обязательно пилить сразу всю переднюю часть. Достаточно сделать пропил, чтоб я смог просунуть ножницы по металлу. Ну-ка, сыпьте снег – сюда!

Поскольку добыть жидкую воду представлялось на морозе нереальным, Андрей решил, что снег и иней, набранные в ведро, неплохо её заменят. И пока он осторожно пилил, девочки подсыпали ему быстро таявших крупинок под полотно. Через десять минут в пропиле появилась чернота: он прошёл металл насквозь! Так. Теперь – параллельный надпил. В десяти миллиметрах от первого. Теперь – соединить их у концов пропилов.

Выломав плоскогубцами кусок корпуса длиной в десяток сантиметров, Андрей вздохнул с облегчением: действительно толщина металла, предохранявшего боеголовку от напора воды, не превышала полутора миллиметров. Вполне его ножницам «по зубам»!

Ножницы напоминали, если честно, огромные рычагастые кусачки, которыми администраторы складов перекусывали дужки замков заброшенных контейнеров в старой передаче «Битва за склады». И – главное! – металл по периметру боеголовки они резали прекрасно. Пусть и медленно. Но он приказал продолжать подсыпать снег – лезвия и скребли по сминаемому и раздвигаемому металлу, и вызывали его нагрев.

На получение почти полного разреза ушло два часа. И Андрею пять раз приходилось отдыхать по пять минут – больше, чем на десять-пятнадцать минут такой работы и его могучего организма не хватало! Но вот внизу, под торпедой, остался только тоненький «перешеек» – сантиметров пятнадцать. Андрей по поведению почти отпиленной передней части понял: сейчас отвалится! Он приказал:

– Сара. Алёна. Идите вон туда. Подстелите на пол вот ту тряпку. И бережно опускайте головку туда – сейчас она будет отваливаться! Флора. Продолжай сыпать.

Он угадал. Не прошло и минуты, как головка начала валиться вниз – и попала прямиком в объятия женщин. Положивших её оголовок на тряпку. Андрей сказал:

– Теперь – переходите обе сюда! Ваша задача: когда я доотрежу – принять на себя весь её вес, и положить на пол – медленно! Вон: вторую тряпку – туда!

Действительно, доотрезать сильно выгнувшийся небольшой кусочек корпуса удалось быстро. После чего он отложил ножницы, и помог женщинам аккуратно опустить массивную конструкцию на предусмотрительно подложенные тряпки. Тряпки они захватили со склада «Нового Берлина».

И вот она перед ними. Во всей красе. Конусообразная штуковина, запросто могущая отправить на дно даже такого «непотопляемого» гиганта, как давешний «Титаник».

Впрочем, тому хватило и льдины…

Сара проворчала:

– Никогда бы не подумала, что чёртов тротил такой тяжёлый.

– Ну, здесь же не только тротил, – Андрей тоже, как и все, смотрел в торец конуса, где в свете их налобных фонарей посверкивал искорками инея светло-коричневый монолитный торец, с которым явно не мудрили: просто отлили взрывчатое вещество в корпус! – Металл тоже весит немало! И нам теперь нужно вытащить эту штуку наружу, и попробовать поставить вот так. На попа. На лёд. Чтоб взрывчатка просто вывалилась оттуда, из головки. Не таскать же нам на себе ещё и лишнюю тяжесть!

– Логично. Но как мы протащим эту штуковину – через люк в рубке?! Она же не пролезет?

– А мы и не будем таскать её туда. Тут, – Андрей показал себе за спину, и наверх, – есть загрузочный люк. Через который эти торпеды и попадали сюда! А в корме – кормовой! Главное – чтоб их можно было открыть.

 

Открыть люк, как ни странно, с помощью соляры и газового ключа, удалось легко. Все болты сохранили резьбу, и отвинтить их гайки удалось за полчаса.

Но вот чтоб вытащить боеголовку наружу, пришлось попотеть: древние тали сильно заржавели, и Андрей с трудом реанимировал древний механизм. Зато – не вручную!

А вот на палубе им пришлось поднапрячься, и взяться за затылки: шаткие хлипкие мостки явно не выдержали бы веса всей четвёрки, да ещё с боеголовкой!

 

8. Милая придумщица

 

«… даже не думал. Что женщины могут быть и так коварны, и так изобретательны. И жестоки. К представительницам своего же пола!

Нет, я, конечно, тоже не ангел – это если скромно сказать. А так, я, скорее – воплощение всего поистине – дьявольского и адского! Ну, для тех, кто попал в жернова моей «мельницы». Но эта конфетка превзошла все мои ожидания! Ну, в плане наслаждения. Совместного. Недаром же говорят: преступление, совершённое вместе, сближает куда крепче и сильней, чем даже самый необузданный и гармоничный секс!!!

А уж секса у нас с Юлечкой было, после того, как её обидчица испустила свой последний отчаянный вздох… О-о! Уж на что я вынослив – а и то устал. Может, поэтому и согласился…

И ведь как я поддался на уговоры и просьбы! Сам удивляюсь.

Видать, очаровала. Загипнотизировала. Покорила сердце «моряка». Нет, серьёзно: мужчина, которому дают, и дают хорошо – на всё готов ради той, кто это делает!

Чтоб только она продолжала. Ублажать его красноголового воина!

А тут…

Нет, мне и правда – грех жаловаться! Мало того, что у меня наконец – бесподобный и регулярный оральный секс, так ещё – и такой и такой! Какой хочешь! И, если совсем уж честно, её задний проход – это вообще: что-то поистине божественное! Вот уж не знаю, как она выносит моего двадцатитрёхсантиметрового жеребца, но стонет, дышит, и содрогается так, что я!.. Кончаю даже быстрей, чем  когда – в кошечку. Восторг!

Вот после недели упоительных игрищ и восторгов, когда я уже не знал, как её отвлечь от мыслей о сексе, она и начала ко мне клинья подбивать. Типа: «Ну вот. Я же тебе сделала приятно. А ты – можешь сделать приятно – мне?!» Ну, чего я буду вам объяснять – вы и без меня знаете, очарованные, заговорённые, и задурманенные мужья и любовники! Как убедительны могут быть женщины! В своих просьбах.

Короче: пришлось согласиться. Тем более, что соскучился я без экзотических развлечений в подвале… Пришлось действительно пару дней понаблюдать за жертвой, да подготовить всё для её поимки – к счастью, ничего сложного.

И вот, благо, вечера сейчас короткие, и темнота наступает быстро, встал я на вахту в тёмном и сильно (Вот ведь проклятая шпана!) провонявшем мочой подъезде, за косяком.

Позицию занял буквально за десять минут до прихода с работы Раисы Хуснутдиновны. Бухгалтера некоей консалтинговой компании. Вынужденной отрабатывать от звонка до звонка – а то на её «тёплое» место перебиральщицы бумаг, и по совместительству шефовской подстилки, уже есть минимум две более молодых и красивых претендентки. (Уж я озаботился лично навестить офис компании. В маске из псевдоплоти, ясен пень.) И пусть я – и не Карнеги, но настолько в межличностных и субординационных отношениях – разбираюсь! Как в любом офисе: улыбки в лицо, а за спиной – рука с зажатым ножом! Ну, виртуальным. Что не помешает нанести удар, стоит противнику расслабиться.

Но почему-то прошло и десять, и двадцать минут, а дамочки моей всё нет. Это плохо – в любой момент мимо может пройти какой-нибудь другой обитатель подъезда. А мне не нужно, чтоб меня видели. Пусть и в маске из псевдоплоти.

Но вот она и подходит – узнал походку. Шаги грузные и усталые. Тяжело дышит. Знает «девушка», что здесь её никто из коллег не видит, и можно перестать соблюдать. «Спортивную форму». А, может, чего тяжёлого несёт.

Когда вошла, пропускаю мимо себя. Затем быстро приближаюсь, завожу руку с баллончиком перед её лицом, и направляю струю ей прямо в нос и рот! Самому пришлось присесть, и спрятаться за её модным фирменным плащом – мне газ в лицо ни к чему.

Девушка, даже не успев вскрикнуть, выпускает из рук две явно тяжёлые сумки – вот почему так тяжко дышала. Похоже, там – продукты. Ну правильно – задержалась она сегодня именно поэтому. И, получается, это она ещё быстро управилась в супермаркете!

Ладно, так или иначе, подхватываю её плотное тело в «горячие» объятья, не позволяю грохнуться на замызганный пол. Заодно думаю, что хорошо, что в этом подъезде практически ни у кого нет детей. Иначе точно бы – не достоял… А детей я не трогаю!

Выношу девушку на руках – наружу. Буквально в ту же секунду к подъездной дорожке подруливает моя коза на моей же машине. Услужливо открывает заднюю дверцу. Заталкиваю жертву туда: располагаю так же, как всегда. Прикрываю пледом: легенда та же. Перебрала дама на корпоративе: полить виски на заднее сиденье Юлечка не забыла. Дверцу захлопываю, сам сажусь на переднее сиденье:

– Готово. Трогай.

А молодец моя Юлечка. Так ни слова не сказав, и успев оглядеться, плавно трогает машину с места. На улицу выезжает аккуратно. В поток вечернего транспорта, густой и довольно хаотичный – все спешат домой! – вливается без проблем. Словно всю жизнь водила мою старую и раздолбанную колымагу. Ну, я-то знаю, что у неё пока – только курсы вождения. А вот на права она так и не сдала: не прошла медкомиссию. По зрению.

Вдруг, когда отъехали на пару километров, но до дома ещё далеко, подаёт она к обочине, в каком-то сравнительно пустом от людей месте. Останавливает машину. Губы, смотрю, закушены. Поворачивает голову ко мне. Говорит:

– Нет. Давай всё же – ты поведёшь. А то я от предвкушения прям вся разнервничалась. Руки трясутся. И челюсти сводит. От злобы.

Киваю, и вылезаю наружу. Она тоже. Меняемся. Уже сидя за рулём, внимательно смотрю на неё.

Лицо искажает страшная гримаса: его буквально свело! И бледная она у меня какая-то. И пальцы – словно скрючивает какая-то сила, и дрожат они. А уж дышит!..

Говорю:

– Малышка. Может, не будем сегодня с ней работать? А просто – посадим пока на цепь? А сами – поужинаем, отдохнём. Попланируем – как мы будем её!.. А то ты у меня как-то…

– Сильно возбудилась?! – она поворачивается. Ну и взгляд! Таким можно стальные балки резать, как автогеном! – Плевать! Не бойся: у меня крепкое сердце! Ну, по-крайней мере, так сказали моей матери врачи, после того, как я вышла из комы. И если б не это сердце – я бы сейчас покоилась, лет пятнадцать как, на нашем городском кладбище! В каком-нибудь его дальнем заброшенном углу. И никто бы мою могилку не посещал. Потому что мать моей смерти точно – не пережила бы.

А если б не ты…

У меня с тех дней не было никакого просвета в жизни!!! А сейчас… О, сейчас…

– А почему мы всё-таки начали – именно с неё? Ты же говоришь, их было пятеро?

– Да уж, пятёрка «отборных» сучек… Мне не забыть при всём желании! Но каждая – специализировалась, так сказать, на своём способе «уделывания» меня, как они выразились. Та, которая закопана в одной яме с Виктором – била меня в лицо. И по лицу. Причём – рассчётливо. Чтоб я не теряла сознания. Старалась – по зубам! И ладонью – по глазам! Видеть я к концу экзекуции ничего не могла. А сознание потеряла от боли. Потому что пока остальные держали меня, за руки и за ноги, вот эта, – Юлия кивает за спину, – била меня ногой в промежность! Ещё и приговаривая: «Теперь ты и трахаться не сможешь, мерзавка! Потому что тебе будет мучительно больно!»

Молчу. Потом всё же говорю:

– Прости, солнце моё. Я – сволочь вонючая. Но я не знал, что тебе это больно.

– Никакая ты не сволочь. – она вдруг пододвигается ко мне, улыбаясь. И нежно целует в щёку, придерживая за шею, – Ты – мой светоч надежды! И не больно мне нисколько от тебя! А… Как сказать-то… Словом, чтоб ты уж слишком не задирал нос, скажу, что ты – воплощение моих эротических мечтаний! И, может, мне тебя – как раз само Небо и послало! Чтоб доказать мне, дуре закомплексованной, что я тоже – могу получать то, что получают все остальные женщины…

А главное – чтоб отомстить наконец!!!

Ты даже не представляешь, как тяжко мне было все эти годы – голова-то моя на самом деле… Вся седая! И приходится краситься особенно тщательно и часто – чтоб не видно было корней…

Ну а чтоб избавиться от комплекса страха секса, мне пришлось полгода лечиться у психиатра. Уже после института. Гипноз реально – помог! И при сексе я боли, конечно, не испытывала… Но и до оргазма дело всё никак не доходило… Возможно, именно поэтому мои ухажёры надолго со мной и не задерживались – кому ж охота жить с бабой, которая от тебя, красавца, и …баря-перехватчика, не кайфует! А симулировать чёртов оргазм я всё никак научиться не могла…

Ну а с тобой… – она снова смотрит на меня, уже совсем по-другому. И хотите верьте, хотите – нет, а всё у меня тут же воспряло!..

Она переводит взгляд мне на пах, и вдруг рукой легонько этак поглаживает моего жеребца через штанину. Потом вдруг наклоняется, расстёгивает ширинку, и целует его – чтоб мне лопнуть! Я чуть было не кончил! В голову так и ударило – думаю, покраснел, как рак!

А вот тут она, хитро поглядывая на меня искоса, «куёт железо, пока горячо!» – берёт в ротик! Да так, что не проходит и пары минут, как я действительно кончил!!!

Пока я сижу, и пытаюсь отдышаться, и прийти в себя, она откидывается снова на спинку сиденья. Делает невинное выражение лица. Вытирает ротик платочком, который достала из сумочки. И деловым тоном говорит:

– Ладно, милый. Довольно ностальгических воспоминаний. – тут она смахивает со щеки искрящуюся в свете уличного фонаря слезу, – Поехали!

А то эта тварь очнётся раньше, чем надо!

Вот за что её люблю – так за незлобливый характер. И стабильность настроения.

 

Оказавшись в подвале, делаем как договорились.

То есть – вначале нашу милашку – на дыбу. Ну правильно: методика прохождения жертвой «всех кругов ада» разработана и отработана. И неоднократно опробована. Так зачем, спрашивается, отступать от традиций?!

Но вот наша похищенная, которая хотела, чтоб Юлечка не могла трахаться в своё удовольствие, начинает подавать признаки жизни. Правда, платок на глазах и связанные за спинкой ручки не позволяют ей перевернуться или встать, как она было попыталась.

Она стонет. Затем «врубается»:

– Эй! Кто это сделал?! Идиоты! Немедленно развяжите! Довольно дурацких шуток! Или вы за всё ответите! Отпустите меня, быстро! Ну, кому сказала?!

Переглядываемся с улыбающейся Юлечкой. Она кивает. Я начинаю медленно выбирать верёвку, привязанную к связанным в кистях рукам Раисы. Хуснутдиновны.

Вот ручки и задираются кверху. Постепенно. Вынуждая ругающую нас, и всё ещё пытающуюся угрожать, женщину встать – вначале на колени, а потом – и во весь рост. Делать это ей, конечно, и больно и неудобно – потому что привязать к кольцам в полу пальчики её пухленьких ножек на расстоянии метра друг от друга я не забыл. Кстати – когда раздели её, я невольно похихикал: одета на даме грация. А уж затянуты крючки – на последние петли. И размерчик явно – не её. Стало быть – хочет она казаться стройнее, чем есть… Похоже, шеф её – вполне себе нормальный мужик! Любит стройных. Как и я.

Так вот: мы сняли с неё и чулочки, и пояс с подтяжечками, и кружевные трусики. Но уж позаботились, чтоб не мёрзла. И одета наша жертва сейчас в облегающий синтетический костюм. Для занятий аэробикой. Ну, или фитнесом, как его сейчас обзывают – не суть.

А главное – он хоть и плотный, но удары плетью пропускает – будь здоров! А вот кожа под ним практически не повреждается. И, чует моя задница, кожу нашей жертвы моя девушка приберегает для чего-то… Особенного!

И вот наша упитанная красавица начинает выть, понимая что мы, её гнусные палачи, остались равнодушны к её требованиям, приказам, и оскорблениям. А вот и на носочки ей пришлось встать – чтоб помешать суставам плеч вывернуться!

Готова. Растянута – лучше некуда!

Юлечка моя берёт плеть – но не семихвостку, а ту, у которой хвост только один – но уж толстый! И вот она, глубоко вздохнув, и закусив губу от вожделения, занимает «стратегическую» позицию – сзади нашей жертвы, в двух шагах от неё.

Удар!

Прямо в промежность, хлёстко, сильно!

О-о, как тут задёргалась, заизвивалась и заголосила эта чёртова Раиса!

Впрочем, чтоб солнышко моё насладилось её страданиями по-полной, мы договорились – затыкать ей рот кляпом будем только в самом крайнем случае. Или если надоест.

Выждав с десяток секунд, и убедившись, что жертва не вывернула рук, и осталась натянута, как струна, Юлечка бьёт ещё раз! И ещё. И ещё!..

Удары становятся всё чаще, и жертва заходится в истерике: она и воет, и вопит, и визжит, словно свинья, которую режут! Ну, мой подвал слыхал, конечно, и не такое… Но Юлечка усердствует, а жертва к такому «обращению» явно не привыкла: неистовствует. Прямо заходится в криках и рыданиях! А уж головой мотает – как бы не оторвалась!

Но вот Юлечка начинает обрабатывать и её задницу, и бёдра – сзади. Но вдруг останавливается. Подходит к стулу, на котором я сижу. Говорит вполголоса:

– Нет. Так – получается плохо. У меня руки слабые. Давай – ты! Туда: между ножек! И – посильнее!

Киваю. Беру из её руки плеть. Подхожу. Примеряюсь, делаю Юлечке приглашающий жест: типа, теперь ты садись. Наслаждайся шоу!

Она наконец «врубается»: садится, выдыхает. Показывает мне большой палец: дескать – хорошо, что напомнил, что можно и сидеть!..

Ну, промежностью нашей Раисы я занимался недолго: минут десять. Но уж бил – хлёстко. И сильно. А потом она просто отключилась. Но руки продолжают держаться.

Я отошёл к Юлечке. У той до сих пор трясутся руки, и губы закушены. А лицо – бледное, и пот так и течёт по вискам. Спрашиваю:

– Ты – как?

Она встаёт со стула, и вдруг порывисто бросается мне на шею. И целует, целует – словно она – в штормящем море, а я – её спасательный круг… Аж неудобно.

Но я её тоже – целую. Нежно и осторожно – да и обнимаю так же! Уж больно хрупкой и слабой она мне кажется, по сравнению даже с Раисой Хуснутдиновной.

Но говорю, после того, как отрывается, наконец от моих распухших губ моя малышка:

– Отдохнём минут пять? Заодно и коза наша очухается! И воспринимать мучения будет, так сказать, более «свежим восприятием»!

– Согласна. Пошли к столу.

Беру стул, на котором она сидела, и идём в угол. Табуретка там есть. Садимся.

– Я сейчас ни чай, ни кофе не смогу. Просто посижу. А ты – кушай, если хочешь.

– Нет, я тоже пока не хочу. Только чаю попью. А кушать… Может, позже.

У нас ведь целая ночь впереди!»

 

За верёвками пришлось лезть в рюкзак.

Да и на обвязку боеголовки ушло почти полчаса: Андрей старался сделать всё, чтоб неудобный конус не выскользнул из импровизированной сетки-обвязки.

Они медленно спустили обвязанную неудобную штуковину прямо в воду – между корпусами двух лодок. А вот теперь она почти ничего не весила! Андрей перекинул концы двух запасных канатов на палубу соседней подлодки. Сказал:

– Переходите. По одной. Как переберётесь – принимайте на себя её вес. Я – последним!

Пока женщины удерживали боеголовку, чтоб та не утонула, Андрей действительно очень спокойно перешёл по шатким и поскрипывающим мосткам к ним. Перенёс вес боеголовки на себя. Сказал:

– Ну, взяли! Тянем-потянем, тащим очень медленно!

Вчетвером вытащили груз на палубу лодки, стоявшей уже непосредственно у причала. Андрей повторил операцию с перекидыванием на пирс запасных верёвок. Девочки перебрались туда. Он тоже. Вытянули на причал без осложнений. Ф-фу-у!..

– Ну, теперь тащим её, как сани – вон туда. Где сугроб побольше. И кладём на подстеленный брезент.

Перетаскивание по снегу и укладывание прошли без проблем. Андрей сказал:

– Отойдите-ка на всякий пожарный – подальше. Вон за тот барак, например. И не высовывайтесь, пока не позову!

– Но Андрей, – было видно, что кусающей от волнения губы Саре уже не до шуток и приколов: она даже не добавила «брат», или «муж», – Что вы собираетесь делать?! Если что-то… опасное – мы лучше поможем, чем сможем! Ведь если вы погибнете, всё остальное не будет иметь смысла! Нас всё равно убьют, когда доберутся до тюрьмы!

– Хм-м… Разумное рассуждение. Пожалуй, помочь вы и правда сможете. Ну-ка, идите сюда, он подозвал их жестом, – и держите эту штуковину. Вот за эту часть, и здесь. Крепче. И старайтесь, чтоб она – не шаталась!

Женщины и правда – ухватились за металл крепко. Расставили ноги пошире, а Алёна вообще опустилась на колени. Андрей достал из мешка… Мясницкий нож. Прихваченный на камбузе Андропризона.

Медленно и осторожно вонзил его в тротил. Тот, конечно, подмёрз, но пластичность сохранил. Хотя бы частично. Поэтому первый треугольный кусок, словно – из арбуза какого, Андрей вырезал достаточно легко. Хоть и ушло на это с минуту.

Он сказал:

– Можете пока отпустить. Нам нужно теперь сделать главную проверку. А именно: не зря ли мы пёрлись в такую даль, и потели, выпиливая тут лобзиком, словно детишки на уроке труда…

По глазам он видел, что женщины не поняли, о чём он, но пояснять не стал. Вместо этого отрезал от острого конца добытой пирамидки кусок, длиной с полладони, и весом примерно грамм в двести – стандартная шашка.

Сейчас всё и станет ясно!

Он отошёл подальше. Вынул из кармана электродетонатор. Осторожно утопил его почти заподлицо с поверхностью тротила. И двинулся прочь, обернувшись на миг:

– Никуда не отходить! Лечь на снег! А, нет: лучше – на брезент!

Сам он отошёл шагов на двести. (Мало ли! Ещё сдетонирует остальной боезапас!)

Положил кусок на снег примерно в трёхста шагах от ворот Базы, и двухста – от девочек. Подумал. И прошёл в сторону Базы ещё шагов пятьдесят. Достал из рюкзака, который нёс на спине, бухту двужильного электрического провода – тот, что хранился в каптёрке со швабрами, подошёл как нельзя лучше. Андрей размотал метров сорок. Подсоединил зачищенные заранее концы к проводкам детонатора. Зачистил и свои концы. Лёг на снег. Снял с головы налобный фонарь. Открыл крышку бокса батарей.

Ну, как говорится, с Богом.

Он присоединил один провод к плюсу. Кинул взгляд вперёд, назад. Нет, всё в порядке. Девочек не видно и не слышно. Можно. Он крикнул:

– Внимание! Подрыв!

И коснулся вторым проводом клеммы «минус».

К потолку пещеры взлетело облако: ударная волна! Полетели и куски и ошмётки льда и снега из воронки! По ушам ударило – райская музыка! Гул и грохот эхом разносились по пещере секунд пять! С потолка пещеры посыпалась ледяная труха – слава Богу, что не сталактиты!

Работает, стало быть, древнее изобретение Нобиля! А молодец: нашёл отличный способ сохранять эту жуткую мощь в «тихом и мирном» состоянии – веками!

Ну, берегитесь, глупые члены Совета!

И ему уже жаль несчастных десантниц.

Погибнут же ни за понюх табаку!

Ну а теперь можно и возвращаться.

И смело выковыривать остальную начинку боеголовки.

Но – осторожно! Раз эта штука работает – нельзя ни на секунду терять бдительности!!!

 

« – Может, всё же возьмёшь чайную? – стараюсь не «нервировать» мою малышку, и спрашиваю осторожно. Юлечка моя ненаглядная оглядывается, вначале смотрит сердито (Это если говорить – мягко!), но затем до неё доходит. Что хочу как лучше.

– Твоя правда. А то эта – и в глазницу-то не входит!

И вот она берёт чайную ложку, и принимается выковыривать правый глаз нашей уже растянутой от души дамы. С вывернутыми плечами. Заткнутым кляпом ротиком. И «обработанными» от души двумя нашими плетьми животом и спиной. Но поскольку дама в сознании, мне приходится удерживать её голову – а сильная, оказывается!

Собственно, тут любой бы дёргался от души: когда пытаются выковырять глаз!

Зеркало, как говорится, души!

Но вот Юлечка удовлетворённо крякает:

– Получилось! Кстати: спасибо за совет!

– Всегда пожалуйста, моё солнышко! Да, прости, что спрашиваю. Но как же она будет наблюдать за тем, что её ожидает в будущем?

– Хм-м… А я второй глаз ей оставлю! Кстати! Она же может отлично видеть – и этим! Я же не обрываю вот эту штуковину! Этот как бы – кабель, по которому все сигналы от глазика – и идут в мозг!

А права она. Раиса теперь может видеть и стерео, и квадро – особенно улучшается, говорят, стереозрение с увеличением расстояния между органами зрения!

Юлечка моя между тем подносит вывернутый глазик к виску своей подопытной. Шипит той в ушко:

– Ну вот! Теперь ты – можешь делать то, что никто до тебя не мог! Без двух зеркал взглянуть на свой затылок!

Жертва мычит, и снова пытается вырвать свою головку из моих рук. Говорю:

– Ну теперь, по логике вещей, нам нужно извлечь изо рта и её челюсть. Чтоб она могла себя и за локоть укусить!

– Мне нравится ход твоей мысли, милый! Хотя…

Как мы это сделаем – чисто технически?

Хмурю брови. Вот баран. Зачем я это предложил?!

 

9. Снаряжение мин

 

– Ну… Не знаю пока. Может, вырежем электролобзиком? Или уж – болгаркой? Но тогда кровищи тут будет! И она может истечь ею.

– Нет. Эта идея пока пусть подождёт. Давай-ка её, нашу прелесть, перебазируем. На верстак. И ножки – я бы хотела растянуть сама!

– Хорошо, солнце моё ненаглядное. Малышка моя изобретательная! Только…

– Что?

– Да я вот подумал… Может, если ты не против, вставить ей пока глазик – обратно в глазницу? Чтоб не болтался, как г…но в проруби. И чтоб я мог нормально пшикнуть?

– Э-э, ладно. Уговорил. Да и не отрезать же ей действительно – этот «нервный кабель»! – ласточка моя весьма грубо запихивает орган зрения в пустую глазницу. (Как он ещё цел остался!) Даже поправляет там – чтоб сидел не боком, а передом. Я киваю: «угу!»

Пшикаю Раисе Хуснутдиновне в лицо. Из любимого проверенного баллончика.

Голова подопытной откидывается вниз, тело как бы обмякает. Говорю:

– Придётся теперь с её спиной завязать. Она же будет лежать на ней.

– Ничего. Я могу кожу и с живота снять! Ну и с ножек, понятное дело!

– Ага. Хорошо. Тогда – переносим.

Опускаем Раису на пол, отвязываем, развязываем. Снимаем отлично показавший себя комбез. (Ну правильно: нам же теперь предстоит шпарить её кипятком, прожигать гвоздями (Гвоздищами!) ляжечки, и прочие места, да и кожицу с животика снимать!) Пусть побудет спецодежда целой – может, ещё кого такой же комплекции когда-нибудь уволоктём.

На станочек-верстачок переносим за руки за ноги, и укладываем на сам верстак и подставленный со стороны ножек столик вдвоём: так действительно сподручней. Я добросовестно «упаковываю» плечевой пояс и ручки: особенно тщательно кисти и пальчики: вот чует мой самый чувствительный барометр, тот, что пониже спины, что возни с раскалёнными гвоздочками – под ногтики, сегодня не избежать! Юлечка ворчит:

– Закончил? Давай, иди сюда! Не могу как надо закрепить её ножки!

Тут она права. Потому что ножки нужно вначале поднять вверх, вертикально, и даже с «отрицательным» углом – то есть, максимально приблизив их к животику. И только потом привязать к ним верёвочки, что идут к блокам с противовесами. А блоки нужно выбрать такие, чтобы стояли практически напротив ушей – как показала практика, только при этом условии растяжка типа шпагата будет хорошей. Более ста восьмидесяти градусов. Теперь нужно ножки медленно развести широко в стороны. И начать отпускать, разводя противовесами, привязанными к щиколоткам.

Вот теперь можно «технический» столик убрать, а расположенные почти горизонтально ножки прикрепить в области промежности, как обычно, через соответствующие отверстия – к моему станочку-верстачку. С помощью толстых медных проволок, проходящих по линии, так сказать, сгиба – между ляжками и туловищем. А ещё одна проволока – поперёк живота. Придерживать кости таза.

Натягиваю и затягиваю их капитально – нам лишние «шевеления» не нужны!

Смотрю, как всё выглядит. Добавляю и затягиваю и широкую ленту – на животе.

Вот: всё так, как надо. Промежность – прямо на самом кончике верстака, ударам плети и всем остальным «мероприятиям» ничто не мешает. Голова закреплена – за узел из волос на голове. Ручки, плечики. Лента, удерживающая грудь – под мышками.

Теперь только дождаться, пока очухается, да добавить противовесов не верёвки, растягивающие в стороны её ножки. Юлечка моя всё не успокоится: лично проверяет все крепления, трясёт их. Вздыхает удовлетворённо. Ворчит:

– Эх-х… Как жаль…

– С чего это тебе её жаль, солнце моё?

– Да не её! А дело же в том… Её ведь можно убивать только один раз! А вот если бы её можно было воскрешать!.. Ох, я и намстилась бы! Неделю работала бы над ней, не меньше!

– Спокойней, любовь моя. Ты что-то больно разошлась. Не переживай слишком уж сильно! А то придётся принимать чего-нибудь сердечного – хотя бы того же эринита.

А у нас впереди ещё целая ночь. Тяжёлой и нервной работы!

– Ха! Это для тебя она сейчас – работа! А для меня – хобби! Мечта всей моей жизни! Можно подумать, тебе никогда не случалось увлекаться и «окунаться с головой»?!

– Хм-м… Согласен: было дело. Но сейчас… Пойдём пока посидим.

– Ну, нет. Я только настроилась на боевой лад! Дай-ка нашу скляночку с нашатырным…»

 

Чтоб выкрошить, вырезать, и извлечь все без остатка кусочки тротила из чёртова конуса, пришлось пыхтеть с ножом минут сорок: Андрей не хотел упускать ни крошки.

Добытую взрывчатку уложили в мешки. В два она спокойно поместилась. До выхода из Базы, обращённого к Андропризону, по дороге от пирса, а затем по главному коридору Базы, тащили мешки волоком: Андрей свой, девочки – свой. Затем вернулись в комнату.

Бельё, конечно, не высохло. Хоть в комнате уже и было плюс тринадцать. Андрей мысленно похвалил себя: хорошо, что захватили три смены!

– Переодеваемся в следующую сухую смену нижнего!

Выходить в спальню он на этот раз не стал: девочки тоже так намотались, что никто ни слова против не пикнул. И штаны, и майку и трусы поменял прямо на виду у своих напарниц по разделке торпеды. Действовал быстро, и спокойно. А вот девочки всё же ещё смущались: трусики снимали, отвернувшись от него. (А приятные они у них! И задницы – м-м-м! Конфетки!) Но вот Алёна порадовала: переодевалась, словно профессиональная стриптизёрша на подиуме: лицом к нему, и уж не без вызывающих жестов и телодвижений! Конечно, естество Андрея не могло не отреагировать. Алёна, похоже, осталась довольна: словно только этого и добивалась. На лице прорезалось выражение, какое бывает у кошки, только что прикончившей целую миску сметаны. Она даже приподняла смоляные тонко выщипанные брови:

– Ого! Хм. А, пожалуй я могла бы на какое-то время… отвлечься. От нашей миссии! На что-то… Более интересное!

– Если мы будем «отвлекаться» – то уж – только все вместе! Чтоб, как говорят в Парламенте, никто не почувствовал себя обделённым! Но! Сейчас мы не можем позволить себе такой роскоши. Время! Оно работает против нас! А вот когда всё закончим…

Посмотрим!

– Хорошо, Андрей. И пусть мы – не ваша «Семья», но… Совсем уж равнодушным вас не оставили?!

– Это, – он хмыкнул, – верно. В-основном, твоими стараниями. И не волнуйтесь по этому поводу. Гарантирую: меня – всем достанется!

А сейчас – довольно прохлаждаться. Ну-ка, одеваем парки! А теперь гасим печку, и вперёд! Нужно ещё дотащить нарты до выхода и перегрузить на них мешки!

 

Мешки приторачивали верёвками к нартам особенно тщательно: чтоб нигде ничего не тёрлось и не тряслось! Хорошо, что сани были практически скопированы с нарт древних иннуитов: чисто деревянные! То есть – никаких «искр»! Андрей сказал:

– Когда доберёмся до дома, сможете поесть. А пока – придётся попоститься. То есть – потерпеть. Если кому невтерпёж – можно пососать сухарь. По дороге.

– Да ладно, Андрей. Как-нибудь уж обойдёмся. Да и привычней всё же – горячая пища! А сухарём можно и подавиться ненароком!

– Логично. Ну, с Богом! Тяните! Из прохода не выходить!

Девочки довольно быстро нашли удобный режим: шагали в ногу, и тянули сани, разошедшись этаким небольшим веером: чтоб не толкаться. Андрей подталкивал сани сзади на особо неровных местах. Теперь он куда внимательней глядел по сторонам, назад, и вперёд. Пока тянул груз сам, было не до «осмотра достопримечательностей». Да и не было таковых в длинном, искрящемся под лучами их фонарей, а в остальном – до дрожи тёмном и неприветливом тоннеле. И поскольку смотреть действительно было не на что, он действительно обдумывал. И свои дальнейшие действия, и основные задачи на первое время. И… О чём он будет ещё торговаться с Советом.

В первую очередь  сейчас, прибыв, нужно будет отправить к причалу в океане, и имеющемуся там кораблю, ещё партию заложниц. Человек двадцать. Оставить только тех, кто потенциально захотел бы присоединиться к его Семье и Команде. Для этого нужно в первую очередь посоветоваться с Анной и Магдой: поскольку они-то лучше знают своих людей. И – кто на что способен, и от кого чего можно ожидать.

Но отправить заложниц нужно именно сейчас!

Потому что только потом можно будет смело минировать все возможные подходы ко входу в Андропризону. Расположенному на поверхности. И быть твёрдо уверенными, что если кто и будет пытаться прокрасться, или с боем пробиться к ним – так это – точно враги! И, в-принципе, неважно, как они будут подбираться: тихой сапой, или с гиком-криком, в открытую: уничтожить можно и нужно будет всех!

И основной материал для сооружения их главного оружия – мин! – они с девочками, сейчас пыхтящими, и пытающимися не оступиться на скользком и неровном ледяном полу, везут!

 

« – Ну вот. Можно приступать.

– Да, милая. Я тоже заметил, что она очухалась: вон, дёргается!

Подходим снова к нашей Раечке со стороны промежности. Юлечка говорит:

– Любимый. Может, теперь ты добавишь этой с-сучке пару противовесиков на ножки? А то проволочки, которыми мы закрепили её ножки, прямо утонули в её жирной плоти – а мышцы должны быть натянуты!

– Конечно, лапочка моя. Минуту. – действительно добавляю по двадцать кэгэ на противовесы. Ножки почти выпрямились – но коленочки всё же остались немного согнутыми. С другой стороны, чего я придираюсь: это же – не «художественная» гимнастка! И нет у неё в арсенале «правильного» поперечного шпагата с отрицательным углом!

Вот теперь, когда кошечка нашей подопытной, напрягшаяся, красная, и опухшая, отлично видна, Юлечка спрашивает:

– Дорогой. Не хотел бы ты её… В последний раз?

Чёрта с два! …опой чую подвох – согласись я сейчас, и обвинений типа: «Ага! Я для тебя ничего не значу! И ты готов трахнуться с любой, даже толстой и страшной бабой, только бы потешить «разнообразием» своего похотливого жеребца!» не избежать! Поэтому качаю головой. Кривлю рот – типа, презираю эту толстуху. Говорю:

– Вот уж нет. Дама меня не впечатляет. А кроме того ты, солнце моё ненаглядное – уже всё сделала. Для снятия моего «нервного напряжения». Ну, там – в машине!

Вижу, довольна. Улыбается. Прямо светится вся от того, что, как она думает, целиком владеет моими эротическими помыслами. Говорит:

– А дай-ка тогда мне нашей горчички. Той, ядрёной. И перчику молотого. И побольше!

Спрашиваю:

– Тебе одной баночки хватит?

– Какой баночки?

– Полулитровой. А перчику дроблёного осталось – только со спичечный коробок!

– Нормально. Думаю, мне хватит. Да и ей!

И вот начинает моя милая придумщица загружать в опухшую кошечку нашей подопытной с помощью так полюбившейся ей чайной ложечки – горчичку. Ещё и периодически проталкивая ту в глубину с помощью нашего самого большого фалоимитатора. Когда загрузила ложечек пять, смотрит на фалоимитатор. Взвешивает его на руке. Говорит:

– Маленький он у нас какой-то! Боюсь, не «проймёт» эту шефовскую подстилку!

Молчу. Но думаю себе: «А круто! Член в пять сэмэ диаметром, и длиной в двадцать пять, ей, моей шутнице, уже мал! Если так пойдёт, ей и моего скоро не хватит!»

Юлечка между тем развивает свою мысль:

– Дорогой! Ты не будешь против, если я использую черенок вон от той лопаты? Ты же уже выкопал яму? А потом, когда-нибудь, ну, для следующего раза, купишь другую?

Говорю:

– Любимая! Я, конечно, не против твоих милых придумок! Для дружка, как говорится – и серёжку из ушка! Но… Может, мне вначале этот черенок хотя бы от жала – отпилить? Чтоб тебе было удобней. Да и конец его нужно бы как-то… Заострить – а то и не вставишь!

Она пожимает плечами:

– Не возражаю! Ну а пока, чтоб не вытекла горчичка, я заткну этим! – и она действительно затыкает кошечку нашей Раечки фалоимитатором. После чего проходит туда, где у нас приготовлены раскалённые гвоздочки. Для ногтиков. Подвозит тележку с горелками поближе к верстаку. Показывает красный гвоздик – Раечке. Та начинает снова ёрзать, и материться. Значит, ещё не прочувствовала горчичку по-полной.

Вот под очаровательный аккомпанемент из сдавленных криков, визгов и рычания, я и отпиливаю от нашей лопаты черенок – длину сделал, чтоб держать можно было удобно: двумя руками. То есть – полметра. И конец с помощью топорика – заточил на тупой конус. И даже рубаночком и рашпилем обработал. А затем – и грубой шкуркой: чтоб не занозить там чего! Потом подумал, и нанёс на поверхность болгаркой неглубокие перекрещивающиеся спиральные надрезы: чтоб равномерней распределять по вагине то, что положено распределить!

– Дорогая! Всё готово! Опробуешь?

– Спасибо, милый! Но теперь придётся немного подождать – я ещё не все ногтики… Впрочем, нет! Я так долго это предвкушала! Давай-ка – ты теперь займись ногтиками этой сучки! А уж я – сейчас обмажу, посыплю, и – вперёд! А то я вот буквально вся извелась – аж дрожу от предвкушения!

 

Ногтиками я занимался с переменным успехом.

Потому что Юлечка моя так разошлась, орудуя черенком, действительно обмазанным и обсыпанным, что кроме ощущений в вагине, всё остальное, вероятно, казалось нашей милой Раечке – несущественным! Ну, кроме тех моментов, когда очередной гвоздь, шипя сгорающей плотью, входил под очередной ноготок!

Но я всё равно добросовестно закончил со всеми раскалёнными гвоздиками – загнал заподлицо, на всю длину, под все ногти, все семьдесят! Пришлось, правда, два раза отвлекаться – первый – чтобы подтянуть ещё немного проволочки, крепящие бёдрышки нашей Раечки, и ремень, удерживающий талию. А второй – для того, чтоб снова привести нашу подопытную в себя с помощью скляночки с нашатырём.

И, должен вам сказать, выражение оставшегося целым глазика молодящейся бухгалтерши говорило о том, что – ну очень больно ей: зрачок расплылся во всю радужку!

А ещё бы ей не больно: моя разошедшаяся не на шутку девушка, действуя методично, медленно, но упорно, постепенно ускоряя темп, и углубляя «удары», растянула её вагину в глубину – сантиметров на двадцать пять! Про ширину уж и не говорю.

Как бы не прорвала – в брюшину!..

А поскольку перчику на периодически вынимаемый черенок Юлечка подсыпала обильно, думаю, что теперь кроме диких «ощущений» именно в ней, в кошечке, больше ничего другого наша Рая и не чувствовала…

Но вот моя козочка и устала. Вынула «рабочий орган». Положила на верстак.

Похлопала нашу Раечку по ляжкам. Убедилась, что та не «отрубилась» снова, уплыв в нирвану, и видит её уцелевшим глазом. (Вынутый во время экзекуции «ушёл» куда-то вбок…) И говорит моя Юлечка:

– Ну ты, тварь. Про…мандовка вонючая. Подстилка начальства. Хочешь узнать, кто это тебя так обрабатывал? А сейчас ещё кое-что на тебе испытает? После чего ты вряд ли выживешь. Ну, или сохранишь трезвый рассудок.

«Комментариев» со стороны обрабатываемой не последовало. А ещё бы! Не много тут наговоришь – с кляпом-то в зубах!

И вот моя Юлечка медленно и как бы торжественно, стягивает омоновский капюшон с головы. И жертва видит наконец её лицо. Сияющее диким торжеством. (Если честно – даже мне в такие мгновения становится страшно! Уж на что, я думал – я маньяк. И фанатичный, и завзятый. Ан – нет! Или женщины – все такие, когда действительно разойдутся, или… Или уж – у Юлечки моей это – поистине дар! Приводить в трепет одним своим видом! Прямо Горгона-Медуза какая! Ну, или – змея. Гипнотизирующая взглядом!

Но не скажу, чтоб жертва сильно испугалась. Или что-то поняла. Глаз, правда, смотрит в лицо Юлечки, не отрываясь, но молчит эта самая Раиса Хуснутдиновна.

Похоже, не хочет делать «приятное» своей палачихе.

Юлечка говорит:

– А молодец. Умная. Похоже, ещё раньше, по голосу, догадалась, кто я.

Да и ладно. Мне всё равно – очень радостно видеть тебя в таком виде. Осознавать, что ты – полностью в моей власти. В моих руках. И некому помочь тебе, или удержать меня, как вы это делали там, на пустыре… А чтоб тебе, мразь поганая, стало понятно, что пропали втуне твои усилия отбить мне …зду – я прямо сейчас, и здесь, на твоих глазах – предамся бурному и необузданному сексу! С любимым человеком! И буду испытывать поистине «Райское» – ха-ха! – блаженство! Потому что буду при этом смотреть – на тебя!

Тут она прикрывает кошечку нашей подопытной нашим брезентом – видать, чтоб не испачкаться. Придвигается вплотную. Прогибается, и нависает над нашей распятой жертвой. И – ложится! Животом прижав ту ещё плотней к верстаку. Стаскивает с себя трусики до колен. Смотрит жертве действительно – в глаза! Ну, вернее – в глаз. Вихляет своей умилительной попкой. И вижу я – что всё готово там!!! Юля призывно оглядывается через плечо на меня:

– Любимый! Не мог бы ты… утолить мои печали? А заодно и снять нервное напряжение? Я же вижу, что всё у тебя – встало?!

Ну как откажешь любимой женщине!

Тем более, что она права: несмотря на то, что было буквально каких-то пару часов назад в машине, всё у меня и правда – встало! Да ещё как! И оно теперь чуть ли не прочнее и твёрже, чем чёртов черенок!..

 

Ну как описать?!

Где подобрать слова?!

Ох, Юлечка! Вот уж может девушка подать себя! (А никогда бы и никто бы с первого взгляда не сказал бы!..)

Словом, такого необузданного, дикого, чудовищно прекрасного «экзотического» секса у меня никогда не было!!!

И только отвалившись, и перестав стонать и орать благим матом, понял я. Что Юлечка-то моя – без сознания! И лежит теперь, распластавшись, всем весом своего торса на бухгалтерше! Похоже, те несколько раз, что она приехала, пока я, разойдясь, воистину неистовствовал, полностью отключили сознание девушки.

Наверное, это – своего рода «предохранительный клапан». Чтоб уж не умерла она во время этого дела… И не пострадала её психика. Которая…

Сейчас даже не уверен, что уже она не пострадала! И начинает меня… Пугать!

Переношу мою голубку впечатлительную на матрац, который у нас так и лежит у входного люка. Заботливо укрываю припасённым одеялом. Подхожу к Раисе. Смотрю ей в глаза. Заполнена одна глазница влагой – явно плакала она. А до этого – не плакала, что бы мы с ней не делали. А только визжала да орала. Возможно, ругалась – кто теперь может уверенно сказать: она же с кляпом!

Промокаю её мокрый глаз салфеткой. Не из жалости – жалости я точно к этой злобной стерве не испытываю. А чтоб пронаблюдать за выражением, имеющимся там. Стал я с того времени, как познакомился с Юлечкой, больше интересоваться женской психологией. То есть – поведением наших подопытных. В «экстремальных» условиях.

Вот и гляжу, гляжу, не отрываясь в её единственный глазик.

Много выражений там сменяется. Похоже, сейчас её даже больше, чем дикая боль в растянутой и обожжённой вагине, душит осознание. Что «воздалось» ей. За грехи её.

И что жертва, которую они с подругами избивали, изощрённо, методично, и долго, нашла-таки силы – выжить!

И возможности – отомстить!!!

Но я молчу, и она тоже молчит. Наверное, думает про себя, молится – чтоб попозже очнулась моя Юлечка. Поскольку очнувшись, она уж точно – отдохнуть ей не даст!..»

 

Дома, за полкилометра от входа в Андропризон, прямо в тоннеле их ждали три одетых и явно не раз сменившихся, женщины. Похоже, Магда или Анна позаботились.

Андрей скомандовал:

– Девочки! Передайте постромки – ожидающим! Сами – внутрь. Быстро – переодеваться снова в сухое, и затем – в столовую. На ужин!

– А ты?

– А я – как управлюсь с делами. То есть – как проверю как там дела с корпусами мин. Да и нужно так и так подготовить оборудование, чтоб расплавлять на водяной бане наш тротил. Думаю, придётся вытапливать его на камбузе. Если что – там и поем!

– Ну, поскольку отговорить тебя вряд ли удастся, – это усталым голосом предложила Сара, – попробую просто посоветовать: ты бы хоть в начале переоделся в сухое!

Андрей подумал, что она права. Простыть, сейчас – ни в коем случае!

– Мысль здравая. Спасибо. Ну, давайте.

Девочки ушли вперёд, Андрей продолжил подталкивать нарты. Когда подошли к тамбуру, девочек и след простыл. Андрей скомандовал новой бригаде:

– Затаскиваем внутрь. Потом – в коридор. И уж там – развязываем. Мешки с тротилом тащим прямо на камбуз. Вы – вон тот, я – этот.

Дотащили без проблем.

Андрей, обращаясь к уже практически штатной поварихе Ганне, спросил:

– Солнце моё! Какую небольшую, желательно без эмали, кастрюлю ты можешь мне пожертвовать? Литров на пять для начала.

Повариха нахмурилась:

– Смотря что вы, Андрей, будете с ней делать!

– Плавить тротил. – после этих слов стоявшая тут же Ундина, традиционно теперь помогавшая Ганне Харак на камбузе, невольно схватилась за горло. Андрей и бровью не повёл – раньше надо было бояться! Зато Ганна не на шутку рассердилась:

– Что?! Это такая противная вонючая фигня, которая потом не отмывается?!

– Насчёт «не отмывается» не знаю. Но то, что без этой кастрюли, и другой, в которую она входила бы с большим зазором, чтоб сделать водяную баню, нас всех перебьют, как овец на бойне – это точно!

– Хм-м… – было видно, что в поварихе борются желание пожить, и нежелание отмывать заведомо испорченную кастрюлю. Похоже, она – тоже перфекционистка. И привыкла, чтоб на её камбузе всё – блестело!

Но разум победил:

– Ну ладно. Могу пожертвовать вот эту. – Андрею передали, порывшись по шкафам и полкам, отличную, литров на пять, кастрюлю из нержавейки, с двумя удобными ручками, – Ну хоть ту, где она будет плавать, вы не испортите?

Андрей поспешил уверить, что уж вторая-то кастрюля останется цела-целёхонька.

И ему, сопя, выдали ещё одну – широкую и плоскую. Литров на двадцать.

– Отлично. Поставьте её пока на плиту. Чтоб закипело. Воды долить – примерно до сюда! – он показал пальцем уровень. И принялся загружать в свою – куски тротила.

 

10. Снаряжение мин – продолжение

 

Куски побольше приходилось прямо на месте измельчать: настругивать, почти как мыло какое. Андрей подстелил брезент прямо на пол. И работал с отвоёванным у хозяйственной дамы ещё до похода ножом. Всё равно Ганна смотрела на него, на нож и постепенно наполнявшуюся стружками и кусками кастрюлю с подозрением и неодобрением. Но вот ёмкость на три четверти и наполнена.

Андрей порадовался, что вода в большой кастрюле ещё не кипит: нагрев хранившегося пять столетий взрывчатого вещества лучше всё же начинать постепенно!

Кастрюля из нержавейки села как надо: до дна осталось сантиметров десять, и вообще: когда отпустил, оказалось, что кастрюлька плавает. Как раз к этому моменту подошли и Анна с Магдой. Девочки подошли к нему с обеих сторон. Магда чмокнула в щёку, которая оказалась к ней ближе. Анна – в другую. Ганна и Ундина поморгали, поподжимали губы – то ли от неодобрения, то ли от банальной зависти. Но промолчали.

Андрей вздохнул, чмокнув в щёки и девочек:

– Вы – как?

Анна пожала плечами, откинув со лба чёлку, Магда ответила чётко и конкретно:

– Живы. Правда, спали всего два часа. А до этого – выполняли твои указания!

– Отлично. Думаю, раз прилегли, всё готово?

– Почти. Девочки сейчас там, снаружи, заканчивают установку камер. Много времени ушло, чтоб покрасить чёртовы шесты – в белый цвет. И дождаться, пока высохнут. Пришлось даже использовать фены!

Андрей хмыкнул:

– А находчивые вы у меня! Отлично. Что с корпусами для этого? – он кивнул на начавший подтаивать, и плавиться, словно куски обычного сливочного масла, тротил.

– Некоторые готовы. В-основном первых двух типов. А вот с двояковыгнутыми – проблема. Не можем изготовить, и приварить как надо боковины, дно, и верх.

– Ладно, ими я сам займусь. Где готовые корпуса?

– Сейчас девочки принесут их из мастерской в подвале. Пришлось работать в малой – в большой же у нас сидят! Да и станки работают не все: пришлось повозиться!

– Ага. Понял. – он продолжал аккуратно мешать большой деревянной ложкой, и теперь «варево» напоминало арктическое море с отдельными, тут и там плавающими, глыбами-айсбергами. Он подсыпал ещё стружки – теперь уровень жидкости поднялся до середины кастрюли,  – Вот «сидящими» вам двоим сейчас и нужно заняться.

Отберите из них человек двадцать-двадцать пять. Консервативных и упёртых. Которых вы хорошо знаете. И которые никогда, и ни при каких обстоятельствах не отступятся от Совета и Закона Федерации.

Мы их снарядим. И отправим.

– В-смысле – отправим?! Мы же ещё не торговались с Советом за новые… Льготы и уступки! Никто оттуда, кстати, пока тебя не было, не пробовал выйти на связь.

– Внимание, секретная информация! – он кинул сердитый взор на Ганну и Ундину, жестами пригласив тех подойти поближе, – Так вот. Мы сейчас вначале снарядим все мины. Затем я пойду торговаться с Советом, за какие-нибудь ерундовые уступки, типа – свежих овощей, или консервированных фруктов. И мяса. И договорюсь о том, что отпускаю ещё партию заложниц. Якобы – за это. А на самом деле дело вот в чём.

Нам нужно производить минирование территории. И нам вовсе не нужно, чтоб кто-нибудь из уходящих напоролся на какие-нибудь мины-ловушки! Сюрпризики должны быть установлены так, чтоб никому из наших, или заложниц – не навредить! А самое главное – они не должны увидеть шесты с видеокамерами! Ведь наверняка их будут допрашивать, чтоб узнать о том, как мы собираемся обороняться! Следовательно, нужно чтоб они убрались, ничего не увидав! Не услышав. И не поняв. Да и вообще – нечего им тут высиживать! А ещё я не очень доволен, что девочки уже устанавливают шесты: лучше было бы сделать это после того, как эти заложницы уберутся!

Говорят же, что один шпион внутри крепости куда опасней, чем целая армия под её стенами!

– А без проблем! Сейчас я схожу и  прикажу Элизабет и её команде снова опустить вниз, на снег, все шесты – они устанавливают их на расчалках! И опустив – прикрыть снегом! То есть – закопать. На это уйдёт не больше часа!

– Отлично, Магда! Иди прямо сейчас. Так. Тогда ты, Анна, возьми бумагу, карандаш – и составь список. А ты, Магда, когда вернёшься – подкорректируешь этот список! Вперёд! Ага! Вот и девочки!

Действительно, в камбуз зашли семеро женщин, тащивших каждая в двух руках весьма тяжёлые и неуклюжие конструкции, сделанные по грубым же Андреевским чертежам. Андрей плотоядно облизнулся:

– Прекрасно! Ну-ка! Расставляйте прямо здесь! – он указал на пол у своих ног.

Девочки с видимым облегчением так и сделали. Андрей кивнул:

– Пэйдж! Прошу тебя: помешивай вот эту «кашку». Только будь аккуратна: не хватало нам ещё взорвать наш любимый камбуз! – он подмигнул напрягшейся поварихе.

Ганна снова надулась, но быстро поняла, что он просто пытается пошутить. Пэйдж забрала у него ложку и тряпку, которой он придерживал плавающую кастрюлю за одну из ручек, не давая той касаться краёв второй.

Андрей приступил к инспекции подготовленных конструкций, опустившись на колени. Он ощупал, и осмотрел, приподнимая с пола, со всех сторон громоздкие и неаккуратно сляпанные с помощью болгарок, отрезных станков, и электросварки, корпуса. Один оказался даже тёплым – его, похоже, только что закончили. Поэтому Андрей поставил его последним в ряд.

Взял первый корпус. Перенёс на разделочный стол – возле плиты с кастрюлями.

Ганна проворчала:

– Если эта гадость попадёт в суп или жаркое – я за последствия не отвечаю!

– Не переживай, Ганна. Тротил, насколько знаю, несъедобен. Но – не ядовит. Впрочем, ты права: давай-ка, подстели сюда, под корпус, вон ту большую тряпку!

– Андрей! А как вы будете наливать его туда: кастрюля же – широкая? – Пэйдж успешно размешала все комки, и теперь медленно помешивала, отгребая от краёв – грамотно. Вовсе ни к чему, чтоб тротил ещё и пригорел!

– Твоя правда, Пэйдж. Нужна воронка! – он посмотрел на Ганну, как раз подстилавшую тряпку. Та с видом первохристианской мученицы подкатила глаза к подволку. Затем смилостивилась:

– Есть у меня одна. Только скажу честно: она старая и медная!

– Не подойдёт. Нужна пластиковая. Или – фарфоровая. Или стеклянная – чтоб не было искр при контакте с корпусами.

– Хм. Ну, есть и такие…

Через минуту Андрей убедился, что стеклянная воронка слишком велика. А вот носик воронки из белого фаянса очень даже хорошо входит в отверстие, оставленное в верхних крышках мин для как раз – заливки, и последующего вставления детонатора.

Он сказал:

– Девочки. Мона и Ариана. Идите сюда. Остальные – прошу вас продолжить изготовление мин. Сейчас я тоже к вам спущусь. А вы, и ты, Пэйдж, смотрите, что надо делать! Только не бойтесь. Если обращаться с расплавленным тротилом аккуратно, представляя, что это – типа, просто расплавленный парафин – ничего не случится. Главное – не ронять кастрюлю. Потому что тогда за испорченный пол Ганна нас с камбуза выгонит. – повариха на эту очередную «шуточку» только криво усмехнулась, – И не бить воронкой о края корпусов. Смотрите, как буду делать!

Он аккуратно взял с помощью тряпок за обе ручки кастрюлю, в которой уже всё растаяло в монолитную полужидкую массу, у Пэйдж. Сказал:

– А ты, Пэйдж, удерживай воронку. Только тряпку возьми – она сейчас будет как кипяток! Да, всё верно: так и держи.

Он медленно, тонкой струйкой, начал заливать расплавленный тротил в воронку. Иногда останавливаясь, прося отодвинуть воронку, и заглядывая внутрь – допустить, чтоб взрывчатка вылилась на поверхность верхней крышки, было нежелательно. Первая мина наполнилась за две минуты – а поместилось в неё около двух литров жидкости. И когда она подошла вплотную к отверстию, Андрей убрал воронку, и позвал всех:

– Вот. Главное – не допускайте, чтоб выплеснулось наружу. А вот так – заподлицо с нижней кромкой крышки – нормально! Как раз будет удобно вставлять детонатор, когда остынет и загустеет. И подсыпать в кастрюлю новую стружку, и мешать нужно непрерывно. И не давать воде из этой – испариться, а этой – соприкасаться со стенками! И подсыпать кусочки нужно по чуть-чуть. Чтоб масса была – до половины кастрюли, или чуть выше. И строгать их – вот так. И пока всё, полностью, не расплавится – следующую мину не заливать!

Вопросы?

Вопросы, понятное дело, нашлись. К счастью, технические. Они касались только процессов отливки и расплавления. Он ответил, утирая пот со лба – чёрт бы его побрал: совершенно забыл, что и правда – нужно было вначале переодеться в сухое!

Ну ничего – он сделает это сейчас. До того, как спустится в подвал. И лично изготовит главное оружие – фронтальные противопехотные универсальные мины.

За девочек он не беспокоился: они всё освоили!

А если что – Ганна и Ундина подскажут. Они все глаза проглядели, наблюдая как он «портит» хорошую посуду. Как ещё дырку ему в спине не прожгли…

 

Переодевшись в их «семейной» каюте, он спустился в подвал.

Работа кипела: от некоторых станков так и летели искры, в углу сверкала дуга электросварки, кто-то бил молотом, и вообще шум стоял оглушительный: Ида Хуллкко работала болгаркой. Всё небольшое помещение наполняли характерные запахи: и от сточившегося отрезного круга, и от сварки. И от нагретого металла.

Андрей не стал много мудрить: прошёл сразу за гибочный станок. Несколько заготовок боковых сторон для третьего вида мин уже лежали рядом. Так. Теперь – не торопясь и не форсируя: пропустить их все в первый заход, установив загиб на минимум. Он сделал это за десяток минут.

А теперь – и второй. Ну вот: заготовки прямоугольной формы, размером тридцать на двенадцать сэмэ. Десять – толщиной в два миллиметра, и ещё десять – в три. И сейчас они приобрели форму части обода колеса, с радиусом примерно в метр.

Он собрал их. Отправился в угол, где как раз наступила пауза – искры и дуга погасли. К счастью, и болгарка на какое-то время притихла.

Рэчел Ким, подняв на лоб маску с синим защитным стеклом, хмурясь, осмотрела своё очередное изделие. Выругалась. Плюнула. Пожала плечами:

– Грубо. Но – пойдёт.

– Пойдёт, – Андрей кивнул, встав на колени рядом, – Рэчел, милая. Будь добра: наруби мне на отрезном стальных пластин – триста двадцать на сто десять. Из трёхмиллиметровой пластины.

– Сколько штук?

– Двадцать. И потом приходи: мне нужна твоя помощь.

А молодец. Она не стала ничего больше спрашивать, и отправилась в угол: там, на стеллажах, хранился и металлопрокат, и трубы, и листы – к счастью, не пришлось лезть за всем этим в общий подвал, к «сидящим». Но Андрей всё равно встал, и пришёл на помощь: одной Рэчел никогда не удалось бы дотащить лист тройки до гильотины. И пока она расчерчивала его штангелем, и рубила на заготовки нужного размера, придерживать.

Справились быстро. Заготовки отнесли в угол – к сварочному трансформатору. Андрей заменил электрод в держаке на четвёрку. Одел перчатки. Фартук. На голову надел оказавшуюся универсальной маску – её держатель налез бы на любую голову: он был из гибкой пластины.

Андрей попробовал искру, и дугу. Сказал:

– Подними, будь добра, вторичную на два оборота. И иди сюда. Держи вот здесь – вот этой дрыной. Нет. Вначале – тоже одень перчатки.

Он пристроил выгнутую пластину к плоской – дну. Прикинул, что нормально: тыловую, или заднюю, можно разместить в пяти сантиметрах свободно. Но пять, пожалуй, многовато… Да: три-четыре будет достаточно!

Как сваривать металл, он подзабыл, если честно. А вот руки и подсознание – нет.

Шов получился вполне ровный и одной толщины. На переднюю, выпуклую, сторону, Андрей пустил двухмиллиметровую пластину. На заднюю – трёх. Теперь сторона, обращённая наружу, разрушится быстрее, и осколки полетят – все – вперёд!

– Переворачивай.

На вторую сторону дна мины ушло не более пары минут – вспомнил, приладился. Теперь – торцы. Их закрыл пластинами тоже из тройки, оставив пространство между выгнутыми пластинами всё же – в сорок мэмэ. Порядок.

– А мы – что? Не будем убирать эти торчащие края?

– Нет. Но вот в верхних пластинах-крышках – придётся просверлить отверстие. Для детонатора. И для заливки. Думаю, литра по три как раз войдёт. Сейчас скажу – где.

Он приложил к верхней части получившейся конструкции, напоминавшей плоскую двояковыпуклую линзу, одну из нарубленных пластин. Перевернул. Обвёл мелом по контуру «линзы» две дуги. Снял. Почесал в затылке. Да нет: нормально!

Мелом же он аккуратно нанёс по центру очерченной фигуры крестик:

– Вот здесь. Иди, озадачь кого-нибудь. Пусть сразу сверлит по две-три штуки. А первую использует как шаблон. Сама возвращайся – у нас впереди ещё девять корпусов.

Вскоре «журчащий» звук от сверлильного станка присоединился к треску сварки и визгу болгарки. Андрей подумал, что женщины у него всё-таки молодцы: руки выросли оттуда, откуда надо. А он их так принижал – дескать, совсем ничего не могут…

Впрочем – таким простейшим слесарным операциям раньше учили даже детей. Пятиклассников. На уроках труда! И – нормально.

А вот с ремонтом действительно сложных механизмов… У девочек – плохо!

 

«Юлечка, придя в себя, изволила пожелать кофе.

Кофе у нас растворимый. Но – самый «престижный».

Пока я разводил его в её бокале, заливая кипятком из термоса, и добавив сливок и сахара, моя зазноба навестила Раечку. Не знаю уж, что она там с ней делала, но подвал снова заполнили заглушенные кляпом визги и стоны. Обернувшись, выяснил я, что это моя милая выдумщица выкручивает своими стальными пальчиками толстушке соски.

Подхожу с чашкой:

– Твой кофе.

– Спасибо, милый!

Раечка смотрит на меня с выражением, уж больно похожим на благодарность: типа, отвлёк завзятую мстительницу от очередной экзекуции! Впрочем, длилось это недолго: Юлечка кофе, даже горячий, выпила за три минуты. Снова встала с табурета:

– Может, теперь ты поможешь мне, дорогой?

– Конечно, моя конфетка! А что нужно будет делать?

Делать, как выяснилось, не нужно почти ничего. А только держать, постоянно натягивая, плоскогубцами за кусок кожи, который Юлечка подрезала на животе нашей жертвы, повыше ремня, удерживающего бёдра, и теперь продолжала подрезать, почти профессиональными движениями охотника, свежующего оленя, отделяя плоть от кожи, пока не образовалась этакая «проплешина» из обнажившихся мышц, размером с доброе блюдце. Юлечка с сожалением отрезала кожу, констатировав:

– Чёрт! Не получилось снять и с сисек!

– А ты начни вот отсюда, и двигайся – книзу!

– Хм-м… А хорошая идея. Сейчас попробую. Ну-ка, хватай за вот этот кусок, а я…

Кожу с «сисек» сняли всего минут за пять – набила руку моя прелесть! Что же до сосков – так Юлечка много не мудрила, а просто – отрезала их оба! Раечка изволила снова потерять сознание – только тогда наконец заглохли её истошные вопли и озноб перестал сотрясать немаленькое тело. Юлечка рассердилась:

– Вот ведь сволочь! Какое она имеет право отключаться в такой момент!

Ну-ка, дай мне снова склянку с нашатырём…

Пришедшая в сознание Рая наконец сразу проявила подлинные чувства и выказала реакцию: едва открыв глазик, начала выть, рыдать, и пытаться дёргаться. Ага – чёрта с два! От нас не уйдёшь: от двух воплощённых «исчадий ада»!

Вот теперь моя Юлечка и принялась за дело: полюбившейся ей чайной ложечкой принялась накладывать и размазывать на обработанные участки тела, и без того красные от капелек крови и обнажившихся мышц, нашу едучую горчичку! Ещё и посыпая перчиком. Когда с этим делом было покончено, и свободных участков не осталось, Юлечка спрашивает:

– А где наша паяльная лампа?

– А вон она: на полке. Сейчас раскочегарю!

Через пару минут сокровище моё ненаглядное, убирающее небрежным жестом налипшие от «чувств» волосы со лба, и покусывая губки от предвкушения, подносит пламя раздутой от души лампы – к пальчикам ножек нашей Раечки. Приближает постепенно.

Но Раечка не согласна поджариваться – начинает вертеть растянутыми ножками так, что ступня уходит: то над пламенем, то – под него!

– Милый. Добавь-ка ей противовесиков! И, будь добр – подержи ступню!

Так и делаю. Добавив сразу килограмм по тридцать – я уверен, что ножки из бедренных суставчиков так – ещё не должны вывернуться. Ступню взял обеими руками:

– Милая! Пожалуйста: поаккуратней! Может, мои руки нам ещё пригодятся!

– Я в этом уверена. Посему – не переживай! Главное – держи крепче!

Через десять минут правая ступня практически сожжена до половины, горелые ошмётки плоти опадают с обнажившихся и почерневших костей, а подвал наполняет ужасный запах сгоревшей плоти. Раечка имела наглость снова отключиться.

– Нашатырь?

– Нет. Давай посидим, отдохнём минут десять. Я бы хотела, чтоб она хоть чуть-чуть отдохнула и очухалась, прежде чем займусь её второй ножкой!

– Ах ты ж моя умничка! Как я тебя обожаю! Ты такая добрая!

– Ну тыть! Вся – в тебя!

Мы от души смеёмся, присаживаясь за стол.

Нас ждут бутерброды с сыром и котлетами. С запахом жаренного мяса…

 

11. Минирование

 

И, должен вам сказать, уже не так он раздражает меня, как вначале. Может, это из-за того, что теперь я – не один? Недаром же говорят: разделённое с кем-нибудь хобби приятней вдвойне! Вот теперь я понимаю, почему все эти коллекционеры – марок, значков, кружков из-под пивной тары, поэты, писатели, композиторы, и прочие увлечённые люди собираются в сообщества и кружки. По интересам. Они так – кайфуют больше!

Жаль только, что невозможно организовать «общество» или кружок маньяков-убийц. И садистов. Хотя… Вон: есть же сообщества геев и лесбиянок! Да и фриков разных, уродующих своё тело разрезанием языка, идиотскими тату, и всякими рожками… А мы-то – чем хуже? Вот только… Лишь бы не получилось как в анекдоте: когда татары собрались, посовещались, и отправили в ООН петицию: дескать, почему есть поговорка что «незваный гость – хуже татарина»? А ООН тоже посовещалось и постановило: отныне считать, что незваный гость – лучше татарина!..

Так что не думаю, что мы с Юлечкой сможем когда-нибудь выступить перед «коллегами» с докладом, и поделиться «опытом»! Ну ничего. Мы и сами себе всё опишем. Прочувствуем. Подумаем – чего бы ещё оригинального! И «незабываемого»!..

Пока мы ужинали, обсуждая последние детали предстоящей казни, Раечка снова пришла в себя: замычала, забилась в истерике. Значит, не утратила ещё чувствительность – все её травмы и раны доставляют ей воистину адовы муки… Добилась, стало быть, моя козочка нужного эффекта!

Но она ещё не насытилась. Глаза такие – аж мне страшно! Говорит:

– Дорогой. Раскочегаривай лампу снова! Займёмся второй ножкой!

Так и делаю. После чего мы тратим ещё десять минут на вторую ступню. Раечка наша совсем разошлась: что-то неистово выкрикивает. Ну очень похожее на проклятья!

Юлечка говорит:

– Может, вынем кляп? Да послушаем, чего она надумала нам сказать?

– Категорически: нет! Мне вовсе не нужно, чтоб нас прокляли! Известно же: когда в очень большом запале, ну, то есть – эмоциональном возбуждении чего-то кому-то желают – оно почти всегда сбывается! Я не хочу нам – неприятностей!

– Да ну тебя! Чушь какая-то!

– Почему чушь? Есть и реальные примеры! Таких сбывшихся проклятий!

– Ну приведи хоть один!

– Запросто! (Не будем про то, которое наслал на королей Франции глава ордена тамплиеров, когда его сжигали на костре – про это отлично написал Дрюон! И знают все!) Приведу из нашего времени. Задокументированный! Тем более – он широко известен.

В Англии один художник нарисовал серию картин. На всех был – плачущий мальчик. И уж так реалистично и трогательно этот мальчик выглядел, что все пятьдесят картин тут же раскупили! И спустя очень короткое время во всех домах, где оказались эти картины, начали вспыхивать пожары! И дома сгорали дотла! А что самое страшное: картины с мальчиком всегда оставались при этом – целыми!!! Словно их сберегала нечистая сила!

А знаешь, в чём было дело? Оказалось – в том, что художник использовал как модель – своего же сына. А чтоб тот плакал – пугал его, зажигая у его лица спички! И тот бедняга, такого натерпелся, что однажды устроил истерику, и заорал: «Чтоб ты сам сгорел!». Про эту историю так широко известно, потому что она зафиксирована в полицейских протоколах! И сам начальник полиции озвучил в интервью для телевидения эту историю, как единственную правдоподобную версию! Призвав всех купивших эти картины, привезти их к нему! И привезли. И сожгли с помощью бензина во дворе Управления полиции! И пожары прекратились, как по мановению волшебной палочки!

– Сам придумал? Или в какой-нибудь мистической передаче посмотрел?

– Зачем мне придумывать? Жизнь, она похлеще любой мистики или фантастики. Легко найти в Гугл-е. Там и протоколы, и интервью – есть. Это же – конец прошлого века.

– Хм-м… Озадачил. Ну ладно: поверим. И кляп на месте оставим. Я уж как-нибудь переживу, если не послушаю, что эта тварь скажет перед смертью.

– Я тоже так думаю. Да и вообще: пусть это останется тайной! Загадка – она всегда интригует больше, чем когда всё сказано конкретно и чётко!

Юлечка смеётся. Я уж говорил: когда она делает это от души – такое впечатление, что каток едет по битому стеклу. Пронзительно, резко. Но – вот именно – от души!

Насмеявшись, она проходит к лицу нашей подопечной. Промокает салфеткой наполненный влагой глазик (Второй так и не выделяет слёз. Похоже, нарушила моя милая что-то в слёзных протоках, когда орудовала ложечкой.). Юлечка говорит:

– Я поражена. Твоей стойкостью. И как это ты, тварь подзаборная, подстилка начальства, ещё не сдохла от болевого шока, или не спятила! Ну, мы уж постараемся этот недочёт исправить! Милый! Отвязывай от верстака её верхнюю половину! И бёдра!

Я так и делаю. После чего Раечка повисает, только на верёвках, растягивающих её ножки, головой касаясь пола, кошечкой своей – кверху. Прислоняем её спиной к боковине верстака, снова все члены и корпус фиксируем. Особенно тщательно – бёдра. Юлечка подходит к ней спереди. Показывает то, что у неё в руке:

– Видишь, сволочь такая, какую медную воронку нам пришлось из-за тебя заказать в слесарной мастерской?! Потому что сейчас таких не продают! Только пластиковые!

После чего вставляет узкий раструб этой воронки, на всю глубину, в двадцать сэмэ, в вагину нашей уже обо всём догадавшейся Раисы. А ещё б ей не догадаться: запах расплавившегося свинца ни с чем не перепутаешь! Юлечка говорит:

– Милый! Подержишь – вот так?

– Конечно, лапочка моя! Погоди только – ручку возьму тряпкой.

И пока я удерживаю воронку в нужном положении, ласточка моя сильной жилистой рукой поднимает за ручку наш многострадальный ковшик, свинца в котором растопилось килограмм пять. (Это – оплётка старых телефонных кабелей! Прибарахлился в те времена, когда всем жрать было нечего, и на барахолках люди продавали буквально всё: от швейных иголок – до вертолётов!) И несёт к Раечке. Вернее, к её лицу. Юлечка видит, что у Раечки глазик выпучился так, что, кажется, сейчас и он вылезет из орбиты, сам, и говорит:

– Я планировала добить тебя, сволочь такую, электричеством, но его слишком много нагорает! Ха-ха – шутка! На самом деле электрический стул мне уже приелся. Так что для тебя – я придумала кое-что новенькое! «Средневековое»! Зацени – пока не остыло!

После чего моё золотце начинает недрогнувшей рукой аккуратно вливать расплавленный свинец – в воронку. А поскольку диаметр носика побольше трёх сэмэ, всё отлично проваливается! Входя внутрь тела подопытной с поистине дьявольским шипением!

Раечка начинает верещать совсем уж отчаянно, и биться – так, что начинаю опасаться за целость верстака! Но к счастью, проволоки и ремни держат надёжно, а верстак весит килограмм двести – не сдвинешь!

Но уже через каких-нибудь пару минут наша подопытная снова отключается – и остатки свинца Юлечка выливает в уже не сопротивляющееся обмякшее лоно…

Запах, конечно, отвратителен: невольно морщусь. Юлечка говорит:

– А вот и неправда! Нет ничего приятней запаха сдохшего врага!

Снова начинаем с ней смеяться, но мне вдруг приходится отпрыгнуть в сторону: из дырки, прожжённой на боку, у рёбер, начинают вытекать остатки расплава. А ничего: пол, как уже говорил – кафельный. Из метлахской плитки. Ей свинец – нипочём.

Так что позже просто соберём его, когда остынет, да снова – в дело!

У нас «на очереди» ещё две «клиентки»!»

 

Закончив с изготовлением всех десяти противопехотных, Андрей приостановился.

Оглядел небольшую комнату. Подошёл к Иде.

– Ида, золотце. Можно тебя попросить?

– Конечно, Босс! – а молодец. Тут же вырубила болгарку, и смотрит в глаза.

– Вон там, на стеллажах, я видел пруток шестёрку. И восьмёрку. Так вот. Мне нужно, чтоб ты нарубила из них маленьких кусочков. Вот такого размера. – он показал между большим и указательным пальцем зазор в семь-восемь миллиметров, – Если гильотина восьмёрку не возьмёт – пили болгаркой, зажав прутки в тиски. Сможешь?

– Конечно! Я уже поняла: картечь!

– Точно! Вот тебе пятилитровое ведро, желательно наполнить его хотя бы на две трети! Поэтому возьми сразу с десяток прутков, и расположи в ряд. Вот так. – он показал.

– Ага. Но тогда мне понадобится помощь. Потому что обе руки будут заняты, и я не смогу нажимать на рычаг.

– Понял. Лариса! Отложи пока своё. Помоги Иде. По её сигналу – нажимай. Пусть пока кусочки так и падают – на пол. Потом совком или скребком сгребёте. А, да. Желательно через полчаса первую партию принести мне – я наверху, на камбузе. Ну, с Богом!

Андрей вернулся к Рэчел. Та ничем не показывала, что устала. Он кивнул:

– Рэчел, милая. Принцип изготовления третьего типа тебе понятен?

– Да.

– Отлично. Нам – кровь из носа, но нужно ещё минимум пять таких корпусов.

Сможешь?

– Смогу.

– Ну, спасибо. А сейчас извини. Мне пора заливать готовые корпуса! Сделаешь – неси!

– Ага. – она, коротко кивнув, снова двинулась к гильотине. И, воспользовавшись тем, что Ида и Лариса ещё тягают со стеллажей прутки, начала рубить оставшуюся, уже небольшую часть листа – на заготовки.

А хорошие у него подобрались девочки. Пусть и не совсем подкованные в ремонте сложной аппаратуры, но в слесарном деле – профи. Сразу ясно, что вот стараниями их-то, и им подобным, чёртова Федерация ещё и держится!..

 

В камбузе Андрей слегка расстроился: девочки успели растопить и заполнить всего четыре корпуса! Мало. Особенно если учесть, что закончить желательно хотя бы за ближайшие двенадцать часов. Ведь им ещё – размещать эти мины там, наверху.

Но пятый корпус начали заливать как раз когда он подошёл к плите, и заглянул в кастрюлю. Всё там было в порядке: расплав равномерный, размешан хорошо.

– Давайте, девочки. Заливайте в этот, а потом нам предстоит кое-что поинтересней. – он спустил на пол камбуза мешок с еле дотащенными корпусами противопехотных.

Девочки принялись за дело. Андрей расставил в рядок выгруженные железяки, на которые с неодобрением поглядывали Ганна с Ундиной. Впрочем – изредка и мельком: обе что-то сосредоточенно мешали в кастрюлях, стоящих на плитах. Андрей спросил:

– Ганна, Ундина. Что там у нас на обед?

– Вы сами сказали, что на «моё усмотрение». Так что – борщ. И отварная паста. Тьфу ты – вы их назвали макаронами. С рыбой.

– Отлично. – но он не сдержался: чуть поморщился, – С какой?

– Пангасиус.

– Замечательно. У меня уже от аппетитного запаха слюнки текут!

– Врать нехорошо. – повариха усмехнулась, – Запах вашего чёртова тротила перебивает всё на свете! И плавает по всему камбузу! Я не могу нормально понюхать то, что мы готовим! Так что за качество не отвечаю!

– А ничего. Думаю, с вашим-то профессионализмом вы прекрасно сготовите и не нюхая! – Андрей принялся быстро строгать, и подбрасывать стружку тротила в почти освободившуюся кастрюлю, снова поставленную на баню, кивнув и Моне, тоже взявшей нож, – Мона! Теперь нам нужно, чтоб расплава в кастрюле было чуть побольше. Думаю, в эти корпуса войдёт литра по три.

– Хорошо, брат Андрей.

Подошла освободившаяся Пэйдж:

– Андрей. Тротил в первых двух уже практически застыл. Когда нам лучше устанавливать детонаторы: сейчас, или когда станет совсем холодным?

– Сейчас посмотрю. – Андрей действительно потрогал корпуса двух первых мин. Прикинул. Сказал:

– Да. В эти два – можно. Детонаторы вон там – в большом свёртке, на полу. Вставляйте их вот так: заподлицо! – он аккуратно и нежно вдвинул детонатор до самого его основания в пастообразный тротил первой мины, утопив почти до самых проволочек, торчавших из заднего торца трубочки, – Но! Ни в коем случае не глубже! Пластик оплётки за эти годы мог стать хрупким. А он не должен осыпаться или расплавиться. Всё понятно?

– Конечно, брат Андрей. А что – не так с этими, новыми, корпусами?

– Да всё с ними, вроде, так. Но никак не могу подсчитать объём, сколько точно в них нужно вливать. Так что первый – всё равно попробую сам. А уж потом – передам вам.

За полчаса новая, большая, порция расплава оказалась готова. Андрей самолично заливал её в воронку, которую держала Ариана. Мысли и воспоминания, конечно, этот процесс навевал, но он не позволял памяти мешать себе. Да и запах… Отличался.

В противопехотную вошло два с половиной литра расплава.

Андрей, перенеся её на пол, и поставив остывать, кивнул:

– Отлично. Девочки, продолжайте. Я пока оденусь, и поднимусь наверх. Посмотрю, как там обстоят дела у бригады с видеокамерами.

 

Наверху всё оказалось даже лучше, чем он предполагал.

Все десять шестов уже оказались установлены, расчалены, и Магда, руководившая двумя бригадами, кивнула ему. Кивнула и Элизабет, руководившая ещё двумя бригадами – по три человека. Андрей подошёл:

– А кабели?

– Не бойтесь, муж Андрей. – Элизабет, явно замёрзшая, всё равно мужественно улыбнулась, – Уже привязаны к шестам и тоже – покрашены.

Точно! А он и не заметил, настолько хорошо кабели оказались замаскированы!

– Прекрасно, Элизабет, прекрасно, Магда! Молодцы и вы, девочки! Так, ладно. Когда сможете подключить к мониторам Диспетчерской?

– А они уже подключены. И передают картинку в режиме он-лайн. Мы должны были их проверить! И просто не отключали. Более того: мы и кабели закопали!

– Чудесно! – он действительно был рад, – Тогда Элизабет, девочки. Заканчивайте тут сами. Магда! Идём вниз. Мне нужно, чтоб мы с тобой составили схему расположения мачт. Исходя из их реального обзора будем составлять и тактическую схему минирования.

– Поняла, босс! Идёмте!

 

Обзор с мачт открывался действительно чудесный.

Андрей подумал, что вот как много значит, когда точка обзора поднята всего-то на восемь метров над уровнем глаз! И составить схему, где расположить противопехотные, а где – кругового действия мины так, чтоб не повредить расчалки и мачты, оказалось нетрудно. Но Андрей был рад, что они сделали это до того, как все приготовленные корпуса оказались залиты.

Спустившись снова в камбуз, он застал работу в разгаре: Мона и Ариана, сердито препираясь, спорили, нужно ли долить ещё в очередную противопехотную. Андрей, приказав Моне убрать воронку, заглянул внутрь.

– Достаточно. Больше заливать не надо.

Мона скорчила гримасу Ариане:

– Ну, видишь, балда такая?

– Сама балда. – Ариана надулась, – Я хотела – уж по горлышко!

– Девочки, не ругайтесь. – Андрей устало вздохнул, – Я тоже голоден, и тоже хотел бы поскорее всё закончить. Но, к сожалению, те десантницы, что походным маршем идут сюда – оснащены уже готовым оружием, а вот мы – нет! Поэтому приходится спешить!

Но ничего! Когда всё снарядим, и заминируем снежную равнину над Андропризоном – сможем отдохнуть! Хоть сутки можно будет отсыпаться! Потому что на поверхность после завершения – мы – ни ногой! А работать будут только дежурные в диспетчерской. Ну, на Командном Пункте.

– Да мы понимаем, Андрей! – Ариана криво усмехнулась, – И нам до чёртиков надоела наша с…аная Федерация! И то, как в ней относились к техническим специалистам! Ну а ещё, конечно, хочется посмотреть, как вы разнесёте в клочья этих с-сучьих десантниц! Моя подруга детства пострадала от их дубинок, когда разгоняли демонстрацию на её фабрике. Хотя она была  – не с демонстрантами! Но почки ей всё равно отбили! Этим тварям только с безоружными людьми и воевать бы!..

– Прости, Ариана. Мне очень жаль. Твою подругу. Думаю, она бы тоже к нам присоединилась!

– Ха! Да к вам, Андрей, присоединилась бы большая часть населения чёртовой Федерации! И это – без всякого сомнения! Сами знаете: девяносто процентов рабочих – живут впроголодь! И чувствуют себя – придавленным налогами и забитым быдлом!

– Хм-м… Но они же, наверное, про нас и наш бунт и не знают!

– Думаю, нет. Пока – нет! Чёртов Совет наверняка засекретил эту информацию. Но у нас же есть радио! И мы можем обратиться к тем, у кого оно есть! Хотя…

– Что – хотя?

– Радио есть только у руководства. Фабричного, районного, кантонного. А уж эти-то – нас слушать точно не будут. Чтоб их не посчитали – примкнувшим к мятежникам!

– Интересно. Поговорим об этом позже. Потому что сейчас, для того, чтоб Совет с нами считался, и нас уважал, нам нужно доказать. Свою силу. И обороноспособность!

 

– Смотрите, что буду делать. И со следующими работайте сами. – Андрей методично покрыл с помощью широкой кисти периметр первой мины вязким и густым универсальным клеем, банку с которым ему принесла завсклад Мона Макшарри. Мину он держал за дно, – покрывать нужно только боковую поверхность! Потому что дно и крышка «работать» не будут. Они просто отлетят – одна в снег, другая – в воздух!

После обмазки он предложил:

– Ариана. Держи за вон то отверстие, где детонатор – вот этим крючком!

Сам он придерживал мину за её дно, широко раздвинув пальцы, медленно поворачивая обмазанный фрагмент цилиндра, и обильно посыпая его принесённой Рэчел первой партией картечи.

Вскоре вся боковая поверхность мины оказалась обсыпана почти сплошным слоем. Андрей, прихлопав слой картечи ещё и ладонью, удовлетворённо крякнул:

– Порядок! А я боялся – держать не будет!

– С чего это – не будет? – Мона фыркнула, – Это – самый лучший клей!

– Отлично. Дай-ка теперь строительный скотч.

Андрей аккуратно обернул цилиндр широкой плоской лентой. Довольно кивнул:

– Думаю, пары оборотов хватит! – он обрезал конец скотча ножницами по металлу, – Теперь точно – не обсыпется на морозе!

Поставленную на пол мину он продемонстрировал собравшимся вокруг него женщинам: своей Семье и десятку наиболее технически подкованных женщин:

– Такими минами удобно уничтожать живую силу противника, который идёт рассредоточено. А для того, чтоб её осколки не зарывались в снег, желательно сделать её…

Прыгающей!

Мона! Ты принесла пружины, которые я просил?

 

Установка пружин на цилиндрические мины кругового действия заняла довольно много времени. Зато на снаряжение и обсыпку осколочной составляющей передней выпуклой поверхности всех десяти противопехотных мин, и ещё трёх, оказавшихся к этому времени приготовленных Рэчел, и залитых неутомимой Арианой, ушло всего пара часов!

Андрей, приказавший девочкам поесть, сам за это время не взял в рот даже маковой росинки. На ворчание и укоры своей Семьи и помощниц отвечал коротко:

– Успеть бы заминировать! От этого зависят наши жизни! А еда-то – не убегает!

Мины они с Магдой и Элизабет размещали строго по плану, постоянно сверяясь с составленной схемой. Ослепительный свет, отражавшийся от искрящейся поверхности заснеженной равнины, реально бил по глазам, заставляя щуриться, и Андрей подумал, что напрасно отказался от тёмных очков, которыми вооружились его помощницы.

Провода они старались закапывать по всей длине – в проложенные мелкие канавки, размещая и мины – детонаторами книзу. И наваливая вокруг них сугробчики…

Несмотря на пронзительный свет, наверху было холодно, дул пронизывающий ветер. Но Андрей не имел ничего против: именно позёмка и метель уж точно – скроют все следы их возни на поверхности девственного снега! Единственное, с чем он не мог ничего сделать – так это с тенями от шестов!

Солнце продолжало свой полугодовой день, и чёрные полосы от шестов было всё же заметно с доброго километра… Но Андрей уповал на облака.

Ведь лето в Антарктиде так непредсказуемо и непоследовательно – он это помнил ещё по книге Амундсена «Южный полюс».

Он ещё раз осмотрел с крыши выходного тамбура всё обширное пространство, на котором они поработали – нет, других следов, кроме теней – нет.

Наконец-то они всё закончили!

И вот они спустились вниз, в сам тамбур, проверили пропущенные через вырезанное в косяке отверстие провода – с номерками на скотче, закреплённом на каждом!

В строгом соответствии с электронной схемой подключили все провода – к распределительному щитку, который для них собрала Сара Васси. А щиток соединили кабелем, жилы которого тоже были помечены номерками, и проходящим по коридорам – с большим щитом, уже установленным в диспетчерской.

Теперь осталось только подать на клеммы щита напряжение от большого портативного аккумулятора – и можно взрывать что угодно! А для этого нужно было лишь включить рубильники… И нажать кнопки!

Андрей, вернувшись из диспетчерской, где оставил девочек выполнять последние приготовления, плюхнулся за стол, откуда уже убрали все следы работы со взрывчаткой:

– Ганна, Ундина, лапочки мои. Пожалуйста! Еды!

– Блин горелый!.. Вот уж и правда – свиньи, оказывается, были все эти мужики! Я тут из себя вышла, вся извелась, придумывая, каким бы деликатесом его попотчевать, а он!.. «Еды»!

– Ганна, свет моих очей! – он старался сдержать рвущийся смех, но с другой стороны удивлялся: женщины за пятьсот лет отсутствия мужчин… Ничуть не изменились! – Прости, пожалуйста, что изобразил равнодушного к вашим усилиям чурбана!

А что вы для меня приготовили?!

– Ну то-то! – Ганна отдувалась уже не столь сердито, – Я уж расстаралась! Вот тут – борщ со сметаной и свежей зеленью! – действительно, перед ним возникла, словно сама по-себе, поднесённая бесшумно ступавшей Ундиной здоровенная тарелка с аппетитно выглядевшим борщом. – А вот тут – котлеты! С картофельным пюре! И чесночным соусом!

– Ганна, Ундина! Вы – прелесть! Давненько у меня такого гастрономического праздника не было!

– Ха! «Праздника!» Ешьте уже, уважаемый муж и начальник! Приятного аппетита!

– Благодарю! – он действительно принялся за еду. Борщ оказался не обжигающим но и не холодным – как раз, как он любил. Съел он его быстро и без остатка: и правда – было очень вкусно! Но едва принялся за вторую котлету, прибежала Жаклин Бьорк:

– Андрей! Ползут!

Андрей сорвался с места, успев лишь крикнуть:

– Спасибо, любимые! Было замечательно вкусно!

Доем, когда закончу!

 

11. Бойня

 

Дежурная смена, три оператора, сидели перед мониторами в напряжённых позах. В отличии от Сары, удобно устроившейся на кресле в углу, перед портативным пультом управления огнём, от которого тянулись многочисленные провода и кабель – за дверь: к верхнему пакетнику, через коридоры и лестничные пролёты. Сара приветливо помахала вошедшему Андрею. Он кивнул в ответ. Прошёл вперёд.

Как ни старался, на мониторах ничего подозрительного не заметил! С другой стороны, не скажешь же Семье и подчинённым, что зрение ближе к пятидесяти подсело…

Пришлось спросить:

– Магда! Расскажи и покажи, будь любезна.

Магда не без удовольствия встала с кресла, вильнув своим роскошным и породистым задом. Сделала три шага к мониторам. Карандашом ткнула в правый боковой, расположенный посередине по высоте:

– Они – профи. Заметила только по бликам от бинокля. Вот здесь сверкнуло в последний раз! Самого же шевеления или продвижения пока не видно.

– Всё ясно. Передовой отряд. Разведчицы. Нам повезло два раза: во-первых, потому, что набежали тучи, и теней от шестов не видно. А во-вторых, потому, что они – ползут. С такого угла зрения немного у нас высмотришь! Но ты у меня – молодец!

Глазастая.

– А то! Меня потому и назначили на эту должность! Потому что и зрение – супер, и какие-никакие, а грамотные решения могу принимать, и «задатки лидера», и…

– И божественно совершенное тело. – а поскольку он прошептал это ей на ухо, приблизившись вплотную, и приобняв за талию, женщина мило покраснела. Андрей засмеялся:

– А ещё ты чертовски мило краснеешь!

– Муж и начальник Андрей! Вы… Отвлекаете нас от работы!

Действительно, бросив беглый взгляд по сторонам, он обнаружил, что три дежурных, сидящих за пультами перед экранами, косятся на них. Не отвлекалась от работы только техник Ли Квок, щурившаяся в свой угол у радиоаппаратуры, и даже придерживавшая одной рукой наушник на голове – она слушала эфир. Андрей спросил:

– Техник Квок. Что там?

– Полное радиомолчание, брат Андрей. И это-то подозрительней всего!

Он сказал:

– Вы правы, техник. Значит, есть приказ о соблюдении режима молчания. Внимание, дежурная смена! Сейчас жизни нас всех зависят только от вашей внимательности. К мелочам и деталям. Отслеживайте малейшее движение!

Отстранившись от Магды, он жестом предложил той снова сесть на её место. Сам же притащил из угла диспетчерской простой стул, и уселся за её спиной.

В дверь позади него вошла Элизабет:

– Муж Андрей! Разрешите доложить! – голос немного хрипел.

– Докладывайте, жена Элизабет.

– Все провода подключены, и питание от аккумулятора подведено – так распорядилась пять минут назад жена Магда.

– Молодец, жена Магда. Вовремя распорядилась. Молодец, жена Элизабет – очень вовремя подключила. И поскольку теперь нам остаётся только ждать, бери стул. Садись.

Вошла жена Анна. Сказала:

– Мне сказали, что они на подходе.

– Всё верно, жена Анна. Присаживайся и ты. А, да. Жена Магда. Штурмовая группа – подготовлена?

– Так точно, муж Андрей, – он отметил, что обернувшаяся Магда хитро подмигнула, – Они будут сидеть в тепле, в тамбуре, с карабинами и оставшимися патронами, и ждать. До распоряжения!

– Замечательно. Значит, нам тоже остаётся только ждать! – он подумал, что доберись десантницы и правда – до входного тамбура, и проникни внутрь, у штурмовой группы не слишком много шансов: с карабинчиками-то – против автоматов!..

Значит – он не должен этого допустить!

– Движение, э-э… начальник Андрей!

– Называй меня брат Андрей, Каролина. Подойди, пожалуйста, к экрану, на котором ты это движение увидела, покажи и расскажи.

Каролина Лэм, пышногрудая, но совершенно без талии техник, вооружившись карандашом, который она почему-то держала, словно собиралась экран им пронзить, подошла. Ткнула остриём:

– Вот здесь… Мне показалось, что было движение! Да нет! Я уверена! Что-то чёрное, или тёмное – мелькнуло! Пусть и только на краткий миг!

– Отлично! Вернись на кресло. Не спускай глаза с этого места. Ну, и мы присмотрим. – он пристально вглядывался в монотонную в тусклом равномерном освещении равнину, но глаза или реально стали старыми, или устали: не видел он ничегошеньки!

Но это не значит, что профессиональные наблюдательницы тоже не должны ничего видеть. Уж они-то – и моложе, и глаз у них – куда острее. И внимание… Андрей знал, что в его времена фирмы-гиганты электроники вроде «Самсунка», для сборки и монтажа плат и деталей нанимали молоденьких – до двадцати лет! – девочек. И платили им чудовищно огромную зарплату. Впрочем, если подумать, даже её могло не хватить на оставшиеся годы – для постоянного лечения перенапряжённых за четыре-пять лет работы в экстремально интенсивном режиме органов зрения… Ну, и всего остального.

– Вот ещё движение! – не дожидаясь его команды с места вскочила Веспер Хинкель, подбежав к монитору слева вверху, – Я уверена! Но оно было… Как бы – медленное. И как мне кажется – это кто-то ползёт сюда! Под маскхалатом!

– Спасибо, сестра Веспер. – Андрей встал и подошёл ближе к мониторам, встав, впрочем, сбоку – чтоб не мешать наблюдательницам.

Теперь движение засёк и он. Всё верно: кто-то ползёт…

Осталось дождаться.

Когда окажутся на нужных местах!

 

Пока ждали, в течении следующего получаса, обнаружили, что враг подбирается ко входу в Андропризон вполне грамотно: ползком, и с трёх направлений: с фронта и флангов. А вот с тыла почему-то никто не заходил: похоже, руководство альпийского батальона посчитало, что слишком уж много времени уйдёт на тыловой обход, да и зачем он нужен: входные двери в тамбур всего одни! И оборонять их защитники долго не смогут.

Но, похоже, отсутствие этих самых защитников всё же несколько напрягало руководство десантниц: иначе они давно бы приказали подобравшимся уже на каких-то полкилометра подразделениям – атаковать!

Андрей запоздало подумал, что надо было хоть каких-то манекенов… Ну, или хотя бы мешки под белыми тряпками организовать вокруг тамбура! Для дезинформации – ну, как в войну делали кучу ложных «аэродромов». Но сейчас поздно. И остаётся только молиться, что командиры не догадаются, или не поверят, что за столь краткое время они-таки смогли изготовить мины, и заминировать подходы.

Внезапно всё изменилось.

К Андрею быстро повернулась сестра Квок, прослушивавшая эфир, всё это время только молчавшая, и упорно хмурившая белёсые брови на белом лбу:

– Я слышала в наушниках – явно команду к атаке! Кодовой фразой!

– Отлично! Ты права: вот они! Бегут! Впрочем, весьма грамотно: перебежками!

Когда наступавшие с фронта примерно сотня бойцов оказалась, как Андрей видел, в пределах поражения первой миной, Магда сжала кулаки:

– Можно! Они – в пределах!

Андрей, не оглядываясь, сказал:

– Нет. Ждём. И вообще: Сара! Нажимать – только по моей команде!

– А чего же это мы ждём?!

– А ждём мы, Магда, когда они преодолеют наш первый рубеж. Встретим – на втором. А тот, что впереди – используем уже только для добивания! Бегущих прочь. Нам, здесь и сейчас, нужно нанести противнику как можно больший урон. Это обезопасит нас. На будущее. И докажет этим сукам из Совета, что мы всегда держим слово, и никакой пощады их войскам не будет! Это – принципиальный вопрос!

Солдаты между тем, двигавшиеся, как не без злости отметил Андрей, чётко, как на учениях, приблизились почти вплотную и ко второй линии обороны.

Андрей порадовался, что мозгов оставить хоть кого-то в резерве у командования батальоном десантниц не хватило: все силы, примерно триста с лишним человек, были брошены в первую же атаку!

С другой стороны всё верно: нужно просто задавить противника числом! И огневой мощью: автоматы, уж слишком похожие на древние АК, болтались на груди каждой десантницы. Всё отличие от знакомых Андрею экземпляров заключалось в том, что они были, как и их шесты – выкрашены в белый цвет!

– Сара! Третья, шестая и девятая! – жуткой искрой сверкнула мысль, что они ни одну из цепей не проверили на деле – только тестером! А вдруг где-то – плохой контакт? А вдруг – неправильно подключено питание щита? А вдруг…

Несущиеся галопом мысли прервало долгожданное зрелище: в трёх местах, почти одновременно, в воздух взвились три чёрных точки, почти тут же превратившиеся в огненные шары! Конечно, звука взрывов слышно не было: микрофонов на равнине они и не ставили! Но эффект от первых трёх прыгающих мин сказался тут же: первые ряды бегущих словно косой выкосило! А те, кого не поразили осколки, кинулись в снег. Похоже, пытаясь зарыться в него чуть не с головой! Андрей вполне мог представить, что там, над их головами, сейчас творится: дикие крики раненных, стоны, выкрики начальства!..

Но порадовала сестра Квок:

– Слышу множество команд! Открытым текстом! Похоже, начальство в ярости! Приказывают всем «трусихам» встать, и немедленно продолжить атаку! Иначе грозятся самолично застрелить! И отдать под трибунал!

Похоже, команды возымели своё действие: спустя полминуты поредевшее воинство действительно вскочило. И понеслось к третьей линии мин!

Противопехотных!

Андрей порадовался, что командиры альпийских стрелков не приказали своим бойцам продолжить атаку – ползком. Так эффективность плоских и обращённых осколочной поверхностью к нападающим мин была бы куда ниже…

– Сара. Вторую, пятую и восьмую!

На этот раз упавших было куда больше! И пока нападавшие застыли, пытаясь решить, что опасней – быть подорванной миной, или уж – пристреленной командирами, или осужденной Трибуналом, Андрей скомандовал:

– Четвёртую, седьмую и десятую!

Эти мины окончательно внесли панику в ряды уцелевшего противника. Впрочем, этих уцелевших оказалось до удивительного мало: бежать прочь от входа в тамбур кинулось всего-то с пять-шесть десятков уцелевших, контуженных и раненных: такие либо еле волочили ноги, либо шатались из стороны в сторону, точно пьяные! Андрей спокойно дождался, пока они не оказались в зоне поражения резервных мин, установленных ими дальше всего вдоль главной дороги, когда-то соединявшей Андропризон с портом:

– Двенадцатую и тринадцатую. И – четырнадцатую.

Теперь почти все бежавшие, инстинктивно избравшие для «отступления», а вернее – панического бегства, кратчайшую дорогу к кораблю, попадали в снег. Две первых мины ударили им в тыл, последняя – в лоб!

Из троих поднявшихся снова на ноги женщин, только одна смогла продолжить бег. Две остальных, не пробежав и ста шагов, рухнули в снова в снег…

Андрей сказал:

– Благодарю за службу. И высочайшую квалификацию. Благодаря вам, мои любимые и друзья, мы сможем какое-то время жить сравнительно спокойно. Режим наших вахт и работы станет не чрезвычайным, а обычным. И мы теперь в более выигрышных условиях, чем раньше. Потому что можем ставить свои условия Совету.

А теперь главное. Приказываю: выключить мониторы. И не включать до моего приказа. Магда. Отзови людей из штурмовой группы – вниз.

Вам не годится видеть то, что сейчас будет происходить там, снаружи.

Я собираюсь избавить этих несчастных, кто ещё жив, от ненужных страданий и мучений!

– То есть – добить?

– Да, Магда. Как ни мерзко и отвратительно мне это делать, но заставлять их страдать в ожидании неизбежного конца – негуманно. Ведь они – наши непримиримые враги. Никого из них мы ни перевоспитать, ни оставить без охраны не сможем! Следовательно – никого из них на попечение доктора Джонс мы не передадим. Нам лишние рты и хлопоты ни к чему!

А сейчас – приказ по гарнизону. Всем (Кроме тебя, сестра Квок! Тебя я попрошу ещё какое-то время, хотя бы до моего возвращения – послушать!) – обедать!

А затем – отдыхать! Анна. Пожалуйста, проследи.

– Да, муж Андрей!

– Муж Андрей. Можно мне – с тобой?

– Нет, Магда. Это – грязная и сволочная работа.

Работа для, как раз – садиста и маньяка. Без совести и чести.

Не хочу, что ты, или кто-нибудь вообще, видел меня за ней!

 

Снаружи было пасмурно. Вместо привычного ослепительного сияния наблюдался серый сумрак. Задувал пронзительный и подвывавший ветер: похоже, начинался небольшой буран. Андрей подумал, что, в-принципе, можно бы и ничего не делать: просто ждать здесь, в тамбуре. В тепле. (Относительном!) Наблюдая через иллюминатор. Те раненные, что ранены тяжело, умрут через час, максимум – пару часов. От переохлаждения. А вот легкораненные…

Могут попытаться проникнуть к ним: внутрь Андропризона. В хрупкой надежде получить помощь.

Он понимал, конечно, что сами-то эти несчастные – в отчаянии! Начальство бросило их – прямо в мясорубку! На практически верную гибель! Но ведь сейчас оно и само всё погибло… И некому отдать им дурацкие приказы! И в дело вступает инстинкт выживания. А ему – плевать на Уставы и Законы!

Но понимал он и другое: доверять этим кадровым военным, получившим отличную «накачку», и тоже ненавидящих мужчин с детства, нельзя! Ни при каких обстоятельствах, и не поддаваясь ни на какие мольбы!.. «Оттаяв», они снова начнут искать, как бы его прикончить! А заодно и всех «предательниц»!

Натянув капюшон парки поглубже, и потопав ногами в унтах, он вышел наружу.

Зрение и слух не обманули: было и холодно, и неприютно. Вокруг, в пятидесяти шагах, и дальше, по всему периметру вокруг тамбура, лежали тела. Но за воем ветра ни стонов, ни криков слышно уже не было. Ну правильно: с момента побоища прошло почти полчаса, а за это время запросто можно истечь кровью. И окончательно лишиться сил!

Вот только не думал он, что настолько эффективны окажутся их мины: ведь рассеивание осколков – неизбежно, и кто-нибудь в таких условиях обязательно останется цел! Не получив никаких ран! Ведь многие и лежали, и бежали во время взрывов!

Внезапно слева он – не увидел, а, скорее, учуял движение!

Вскинув к плечу карабин, который держал наготове, Андрей почти не целясь выстрелил. Вскрик сказал ему, что старинные навыки не подвели: он попал! А ведь это было трудно: женщина, прицелившаяся было в него из автомата – лежала в добрых пятидесяти шагах!

Но сейчас она успокоилась. Похоже, навсегда.

Подумав, он зашёл снова в тамбур. Нужно подождать.

Пока руки и, главное – пальцы, возможных оставшихся в живых замёрзнут до такой степени, что не смогут нажимать на спусковые крючки.

Он выжидал ещё с полчаса. Торопиться ему теперь было абсолютно некуда!

Выйдя теперь, он удивился: вокруг большинства неподвижных тел метель намела уже вполне приличные бугры: этакие барханчики! И отследить тех, кто из раненных ещё пытался двигаться, чтоб не умереть от неподвижности, просто замёрзнув на морозе в минус тридцать, оказалось очень даже легко: возле них барханов не было! Зато имелся след в снегу, указывавший, в какую сторону пытались ползти эти полумёртвые несчастные.

Таких тел он насчитал с десяток.

Большая часть действовала предсказуемо: пыталась доползти до входа в тамбур, игнорируя даже возможность подорваться на очередной мине. А вот две…

Уползали прочь!

Андрей двинулся к тем, кто приблизился ко входу. Обход начал слева, и двинулся дальше: по неровному полукругу. Ожесточив сердце, и понимая, что жалости тут не место, просто стрелял. В спины. Ползти такие «добитые» уже не могли: некоторые со стоном, а некоторые – и молча, падали ниц, зарываясь головами в белых капюшонах в снег…

Только убедившись, что подвижных тел не осталось, он пошёл за теми, кто пытался уползти прочь. Впрочем, одну из них пришлось тут же добить: она, развернувшись на звук его шагов, пыталась взять его на мушку! Но её руки, в отличии от его, не слишком свою хозяйку слушались.

Последняя из выживших, хоть и слышала, как он приближается, оружие в руки взять не пыталась: его у неё просто не было: похоже, давно бросила, наплевав на указания Устава и традиции «элитных» бойцов. Она всё ползла и ползла. Андрей не стал мудрить, или пытаться с упрямицей заговорить. Просто выстрелил ей в голову.

Присел. Снял с женщины подсумок. Расстегнул портупею. Забрал всё, что было можно забрать: и сумку с продуктами, и запасные магазины, и флягу, и автомат.

После чего двинулся к ближайшим телам: ему предстояло много работы.

Пока чёртовых десантниц не занесло окончательно, нужно собрать добытые «с боем» трофеи…

 

13. «Покой нам только снился!»

 

Автоматов он смог дотащить аж пять. А вот подсумков, поясов с разным нужным десантницам оборудованием, вроде сапёрных лопаток или штык-ножей и фляг со спиртом, снял с десяток. В данный момент его больше всего интересовали запасные магазины. Таковых в подсумке каждого бойца оказалось по три. Хм-м… Дефицит у них, что ли?

Или рассчитывали обойтись «малой кровью»?

Похоже – именно так, учитывая какие в этих магазинах имелись пули…

Затащив добытое в тамбур, он вышел снова. На этот раз забрал добро у тех десантниц, что оказались ближе остальных к тамбуру.

Третий заход оказался последним: у него закололо в боку, и начался кашель.

Решив не рисковать и не нарываться на неприятности в виде сердечного приступа, или простуды или (Тьфу-тьфу!) воспаления лёгких, он с выходами наружу завязал. Дверь тамбура запер на её массивную (Как не вспомнить «Новый Берлин»!) щеколду. Запер и верхний и нижний шпингалет: теперь без гранаты, ну, или пуль, никто не войдёт снаружи!

Он спустился вниз, на уровень их с Семьёй каюты. Дотопал туда, уже чувствуя усталость и одышку. В каюте застал жену Жаклин и жену Элизабет. Сказал:

– Жена Жаклин. Будь добра: сходи распорядись от моего имени: тем, кто остался нести вахту по тюрьме. Пусть сходят в тамбур, и перетащат на склад, к Моне, под опись, всё то, что я туда понатаскал. Не хочу, чтоб оно замёрзло. И заржавело. Но! Наружу пусть уже не выходят! Я двери запер.

– Слушаюсь, муж Андрей! – вильнув соблазнительными бёдрами, она вышла.

Жена Элизабет смотрела на него, сцепив руки перед грудью, и широко расставив ноги, со странным выражением. Он хмыкнул:

– Н-ну? Что теперь не так?

Поколебавшись, она ответила:

– Да всё, вроде, так. Меня только поразило вот что. Ты словно знал, что всё так и будет! И мы успели всё сделать – в последний момент! Но – откуда?! Откуда ты узнал?!

А ещё меня удивляет… Почему наши мины оказались столь…

Андрей, пока она говорила, запинаясь, и кусая губы, прошёл к стенному шкафу. Вытащил очередную сухую смену нижнего белья. Бросил на стул. Начал быстро раздеваться. Добравшись до майки, закончил мысль за Элизабет:

– Эффективны? Убийственны? Разили практически наповал, и без «мёртвых зон»?

Отвечу.

Мины наши – не стандартные армейские. А – самодельные. Я одно время занимался промышленной добычей полезных ископаемых в карьерах. Где взрывчатка немного другая. А вернее – много: она более слабая. Кое-что про ВВ (Ну, взрывчатые вещества.) я усвоил. Динамит, или тротил, которым снабжают гранаты или боеголовки торпед – мощнее. А ещё мы залили его в каждую нашу мину куда больше, чем положено по типовым схемам снаряжения боеприпасов.

Поэтому и зона поражения и убойная сила оказались куда больше, и даже тёплую толстую одежду наша самодельная картечь пробивала легко. А тёплая зимняя одежда, вообще-то – хорошая защита. От даже пуль. Поэтому мы и использовали – крупную картечь, с острыми рубленными краями, а не, скажем, болты и гайки М8.

И я рад, что мы не экономили ВВ, а поместили в наши мины столь большие заряды. – он уже снял с себя всё, включая и носки, и теперь с удовольствием надевал сухое. Ощущая приятное тепло и комфорт от чистого, и получая удовольствие от того, что Элизабет снова мило покраснела, поглядывая на его достоинство, – От такой, самодельной, картечи остаются ужасные раны. Почти как от разрывных пуль. Типа жаканов. Или от пуль со смещённым центром тяжести.

– А что это такое – пули со смещённым центром?

Андрей одел и новые защитные штаны, и рубаху. Полусапоги, промокшие насквозь, и от его пота, и от снега, одевать не стал. Потому что ну очень хотел – просто лечь на постель… Снять с уставшей и ноющей спины напряжение. Но вначале…

Он достал из того же шкафа их аптечку. Поковырял в лекарствах. Вынул две таблетки аспирина, сунул в рот. Запил из стакана с водой, оставленного кем-то из жён на столе. Подумал. И воду – допил. И сунул под язык три таблетки эринита.

Подошёл к двери в спальню. Вздохнул. И прошёл к кровати. Сказал:

– Ты не будешь сильно против, если я буду отвечать лёжа? А то у меня жутко трясутся ноги. И колени подгибаются. Да и одышка замучила. Наверное, от усталости. Ну, и от нервного напряжения. Я за последнюю неделю, получается, только один раз нормально спал. Если два часа считается за сон.

– Конечно ложись, муж Андрей.

Он лёг, поёрзал, развалившись на спине, и поморгав на матовый светильник на потолке. Закинул руки за голову. Удовлетворённо вздохнул. Сказал, посасывая таблетки:

– Пуля со смещённым центром тяжести – вообще-то страшная вещь. Попав в тело, она начинает там кувыркаться, и оставляет за собой огромную каверну – то есть, пустоту. И выходное отверстие такая пуля оставляет раз в пять больше, чем входное. И даже если не задеты жизненно важные органы, а ранена, например, нога, человек всё равно погибает, если тут же не оказать медицинскую помощь.

От болевого шока! И потери крови.

А что самое обидное, что именно такими пулями и были снабжены магазины всех десантниц. Уж я-то эту гадость хорошо знаю. И проверил целых десять магазинов!

Следовательно – никого здесь захватывать живыми, или брать в плен они не планировали! А имели приказ – просто всех убивать! Собственно, мы это и подозревали с самого начала. И наши действия, хоть и казались вам – будем честны! – жёсткими и жестокими – детские шалости по сравнению с тем, чем нас собирались расстреливать!

Так что, по-идее, мы должны радоваться, что не позволили им проникнуть сюда, внутрь, и не вступали с ними в перестрелку. Много мы против автоматов не навоевали бы.

Но дело тут ещё и в том, что они воевали по Уставу – то есть, нападали с фронта, отвлекая наше внимание, и – с флангов. Пытались реализовать своё численное преимущество. И надеялись, что наше поле обзора ограничено, и мы от тамбура их просто не заметим. А мы «обозревали» – с высоты трёх этажей. И воевали – по уму. Зная слабые стороны стандартной армейской тактики, разработали (Ну, я, как главный «монстр» и человеконенавистник, разработал, чего греха таить!) эффективные способы противодействия.

Поэтому мы – живы, а они – нет! Следовательно – мне не стыдно за «жестокость»! Могу констатировать, как говаривал один древний мерзавец, что «Великая Цель оправдывает любые средства!»

– Что ещё за «древний мерзавец»?

– Макиавелли, кажется. Или Игнатий Лойола. Точно не вспомню. Но то, что мерзавец – однозначно.

– Но ты не ответил. Откуда ты мог знать, что они нападут именно сегодня?!

– А я и не знал. – он чуял, что тепло комнаты и удобная постель и чистая сухая одежда постепенно приводят его в полубессознательное состояние. А проще говоря – глаза слипаются, паршивцы такие, сами-собой, – Но действовал по закону Мэрфи.

– А это ещё что за закон? – голос Элизабет доносился уже словно сквозь толстый слой ваты. Он надумал позволить себе закрыть упрямо тяжелеющие веки:

– Согласно этому закону х…рня, которая может произойти – обычно и происходит! Так что видишь, как хорошо, что я плюнул на всё, и пахал так, словно за мной черти гонятся! И вас всех тоже заставил так пахать! Но я доволен.

Повторю: мы – живы, а они – нет!

Вокруг начало шуметь – так бывает, когда волны прибоя ласково набегают на шелковистый песочек тёплого пляжа, и ощущаешь беззаботность и расслабление пикника на море… Чёрная вселенная вокруг него начала неспешно вращаться… Элизабет что-то спрашивала – или говорила! – ещё, но он этого уже не слышал.

Он спал.

 

Проснулся от тихих голосов: разговаривали в соседней комнате их каюты. Голоса он узнал: жёны! Вот Магда:

– … не обязательно! Он мужик здоровый, и даже если поспит подольше на голодный желудок – ничего страшного! Лишь бы, вот именно – выспался! И отдохнул!

– А вот доктор Джонс говорит… – это Жаклин. Её ехидненькие интонации не перепутаешь ни с чьими. Но её прерывает Анна. Она тоже, как и Магда, сердито шипит:

– Плевать, что там говорит доктор Джонс! В данном случае я согласна с Магдой. Тем более – он успел съесть одну котлету!

– Да что для такого здоровенного мужика – одна котлетка! – а это Элизабет, – Тем более это было – почти сутки назад! А чтоб нормально насытиться ему нужно штук пять! Он обычно весит – девяносто семь. Ну, так написано в его медицинской карте. А сейчас – видели? Похудел минимум на семь-восемь кило! Если не кормить – ослабнет!

Он потянулся всем своим отлично отдохнувшим телом. Крикнул:

– Ничего страшного, если даже на семь-восемь. У нормального мужчины всегда под кожей есть запасы жира – как раз для преодоления экстремальных ситуаций. И он эти запасы, когда нужно, расходует! Чтоб не терять время на еду. Ну, или когда этой еды просто нет.

В открытую дверь спальни вошли, одна за другой, все его жёны: вначале Магда с Анной, затем и остальные. Он улыбнулся:

– А красотки вы у меня! Без дураков! Но! Вначале – доклад! Присаживайтесь – прямо на постель! – он похлопал ладонями вокруг себя, – Магда! Как тут у нас дела?

Магда, сразу присевшая справа, и быстро чмокнувшая его в небритую щёку, обозначила таким образом своё главенство даже в Семье. Анна сделала то же, но – слева. Жаклин и Элизабет, переглянувшись, тоже подошли к изголовью. И чмокнули его тоже – в щёчки. Но сесть им пришлось ближе к ногам. Магда вздохнула:

– Заключённых покормили. И наших, ну, команду – тоже. Снаружи никто не приближался. На улице – жуткий буран. Не видно уже ни одного тела: всё замело. А так…

Происшествий нет. Вахтенные – на дежурстве, остальные отдыхают. Я распорядилась нести стандартные, то есть – восьмичасовые, вахты. На шестичасовые у нас пока не хватает людей.

– Отлично. Что там с радио?

– Дежурство сейчас несёт техник Пэйдж. Сообщает, что база – ну, то есть, корабль – постоянно, и уже открытым текстом, вызывает каждые пятнадцать минут начальство батальона. Пока – безрезультатно.

Андрей невольно криво усмехнулся:

– Вот уж я удивился бы, если б у единственной сбежавшей женщины оказалась рация! А ещё больше – если б ей удалось в такой буран добраться до корабля… Так, ладно. Вы – вы сами – поели?

– Да, муж Андрей.

– Замечательно. Ну, тогда встану и поем и я. А то у меня живот прирос к спине – и в кишках бурчит. Израсходовал я, похоже, и правда – все свои жировые запасы! И не только подкожные. Надо бы восполнить. Прежде чем…

Приступать к честно заслуженной программе получения удовольствий!

Женщины отреагировали по-разному. Магда усмехнулась, Анна облизала губы. Элизабет подмигнула, и повиляла задом. Жаклин кивнула:

– А уж мы как этого ждём!

После чего тоже нагло подмигнула. Андрей засмеялся:

– Не сомневайтесь. Но! Строго по списку. И с учётом того, что кое-кто на дежурстве – заснул. Не будем показывать пальцем!

Провинившиеся потупились было, но он сказал:

– Ладно. Кто старое помянет, тому – глаз вон! Как говаривали в мои времена. Никого вниманием не обделю! Вы у меня – как картинки! И вас – ровно столько, сколько положено правоверному мусульманину!

– Вот не знала, что ты мусульманин!

– Ну – нет, Жаклин. Пока что – нет. Хотя… Именно так в Коране и описан мусульманский рай. Там мужчин всё время ублажают самые красивые и изысканные пэри. А у него – всё всегда работает!

– Погоди-ка… А что насчёт мусульманских – женщин?!

– А вот про женщин там ничего не сказано. Поскольку Коран не считает их – за людей! Следовательно, нечего им и в раю делать!

– Тогда я – против того, чтоб ты был мусульманином!

– Ну, если честно, пока и я против. Я не готов по пять раз в сутки молиться. Поскольку у нас сейчас всё равно, дел – невпроворот! А теперь дайте-ка мне встать!

Он действительно встал, отодвинув поднявшуюся с постели Анну, и влез в десантные полусапоги. Обратил внимание, что кто-то озаботился просушить их. Чудесно!

На камбуз шли, как бы автоматически выстроившись клином: впереди Андрей, чуть сзади, приотстав на шаг-другой – женщины. Но в коридорах никого не встретили.

Зайдя на камбуз, Андрей поразился:

– Сестра Ганна! Вы что – никогда не сменяетесь?! И не спите?

– «Спите», как же! Поспишь тут, когда вы так засра… э-э… Запачкали мне кастрюли, плиту и полы своим тротилом, будь он неладен, вонючка такая! Полдня с Ундиной отдраивали и отмывали! И проветривали!

Андрей усмехнулся:

– Вы молодцы, конечно… Но если честно, то силы потратили – напрасно! У нас предусмотрено «обработать» ещё минимум двадцать мин, залив туда оставшиеся примерно сорок килограмм взрывчатки! То есть – кастрюли так и так мы испачкаем!

– Ах вот как! Хм-м… Ну ладно. Зато я хоть уверена: отмыть их можно!

– Ганна! Ты прелесть! – Андрей не постеснялся подойти и чмокнуть коренастую женщину в щёчку. Та зарделась, как маков цвет:

– Ну вот ещё… Что за глупости!

– Не глупости, Ганна. А знак моего глубочайшего уважения! Ундина! Ну-ка, иди и ты сюда!

Ундине в щёчку тоже досталось, хоть она и не сразу подошла. А только когда он нахмурившись, подозвал её во второй раз:

– Помогала? Помогала! Кашеварила? Кашеварила! Драила? Драила! Так что пока – так. А во время переговоров с Советом буду выколачивать вам двойную зарплату!

Ну а сейчас – что там у вас найдётся поесть? И – не только мне. Но и вам, и моим жёнам!

За столом они сидели все вместе. Андрей видел, что повариха и помощница испытывают определённую неловкость: нечасто, видать, обедали вместе с высшим руководством Андропризона! Он спросил у Магды:

– Магда, прелесть моя. Сколько же я спал?

– Ха! – Магда ухмыльнулась во весь рот, – Четырнадцать часов! И такое впечатление, что запросто проспал бы и дольше!

– Ну тыть! В здоровом теле, как говаривали древние – здоровый дух!

– Ага. Ну а то, что тело у тебя, муж Андрей, и правда – здоровое, мы все видели! Так пахать при всём желании не смогла бы ни одна из нас!

– Всё верно. – он посерьёзнел, – У мужчин и конструкция тела другая, и мышц побольше, и выносливость… Но ведь женщина в древнем обществе и социуме и не должна была пахать! Не говоря уж о – добывать уголь в шахтах, строить метро, работать на станках, и вообще – выполнять работу, где требовалась грубая физическая сила и выносливость! Женщины в древних сообществах пряли пряжу, шили одежду, варили пищу. Наконец – перебирали бумажки в офисах! То, что весьма муторно и однообразно, но не требует особого напряжения сил. То есть – им нужны были искусные руки, и огромное терпение.

Ну и, плюс – огромная сила воли и ещё больше терпения при воспитании детей!

Это у вас всех выращивают и воспитывают в интернатах, или как они там называются, а раньше – у каждого ребёнка были отец и мать! А часто – и братья и сёстры.

– Это… – Ганна рассеяно, глядя на него, ковыряла вилкой в уже пустой тарелке, – так странно звучит… Нам все уши прожужжали в детстве, как это плохо, когда детей учат и воспитывают – плохо подготовленные, и разные люди! Не профессионалы!

– Ну, согласен, были родители, которые недобросовестно относились к этому делу. Такие и сдавали детишек – в интернаты да детдома. Чтоб самим «получать от жизни кайф»! Или… Или уж их у них отбирало государство. Чтоб детей не испортили плохим личным примером. Особенно, если родители любили водку! И не любили работу. К счастью, таких было всё же меньшинство.

– Андрей. А почему они любили водку?

– Ну ты и вопрос задала, Ундина! Где-то даже… Философский!

Водку обычно пили для того, чтобы… – он задумался. А для чего, и правда, раньше пили водку?! – Чтобы снять излишнее нервное напряжение. В каких-нибудь ужасных случаях. Например – умер кто-нибудь из родных и близких. Ну, или на работе какие-то неприятности. Ну, или наоборот – весело отпраздновать какой-нибудь праздник. Или семейное торжество. Чтоб ощутить… Счастье! Расслабиться, словом.

Дело в том, что в спирте имеются некие вещества, снимающие внутреннее торможение с мозга. И человек чувствует беззаботность. Радость. Лёгкость. Многие поют песни в такие моменты, ещё кое-кто идёт заниматься сексом, кого-то тянет подраться – чтоб утвердить своё «я». У всех – по-разному. А кто-то садился за руль, чтоб показать, как лихо он умеет ездить. И устраивал аварии. Со смертельным исходом. Поэтому одно время с такими нарушителями, и пьянством вообще – государство пыталось бороться…

– И – как?

– Да никак. Если запрещали продажу водки, люди начинали гнать самогон!

– Что?! Неужели можно делать спирт – не на заводах?!

– Можно, Ундина. Ещё как! У некоторых умельцев получалось даже лучше, чем у государства! И они даже изготовляли её – и на продажу!

– А мы… Можем попробовать эту водку, или спирт – на вкус?

– Нет, Ундина. У вас, женщин, нет генов наследственности, которые контролировали бы и ограничивали тягу к алкоголизму. Как не было их у эскимосов, иннуитов, североамериканских индейцев. И, воспользовавшись этим, американцы споили и почти под корень истребили коренное население своей страны. Захватив их исконные земли.

Я не хочу, чтоб вы наделали глупостей спьяну. Или пристрастились. И – главное! – я не могу допустить, чтоб мои жёны, и возможные будущие жёны портили свой (И наших детей!) генофонд! Потому что дети, зачатые в состоянии опьянения, или если беременная мать пьёт алкоголь – рождаются уродами! И калеками! Вот такое уж свойство у водки и спирта. Думаю, никому из нас не хотелось бы, чтоб наши дети были уродами!

– Вот уж точно!

– Да. Поэтому. Никакого спирта! Ну а пока… Вы тут всё уберите, поставьте на приготовление обеда, ужина, или какая там у нас намечается еда – своих сменщиц. И отправляйтесь отдыхать, наконец! А у нас, у Семьи, имеется много дел.

– И чем мы займёмся, муж Андрей? – слово «муж» Жаклин выделила, и вообще по её виду было заметно, что она ждёт – не дождётся. Дама только что не облизывалась!

Андрей хмыкнул:

– Эта работа – от нас не уйдёт. Но пока есть более насущные проблемы.

Сейчас ты, Анна, запасёшься каким-нибудь большим-большим (Я чую, что он должен быть реально – огромным!) блокнотом и ручкой, а вы, Магда, Элизабет и Жаклин, сходите за теми нашими подчинёнными, кто отвечает за какие-либо «производственные» и  техногенные участки Андропризона. И сейчас на вахте, или даже спит. Разбудите!

И мы пройдёмся по всем помещениям, механизмам и коммуникациям.

Обход начнём с самых верхних этажей, прямо от тамбура. И по дороге нам нужно выявить и записать все проблемные места, прохудившиеся трубопроводы, и изношенные механизмы. Чтоб знать, что нам требовать у Совета. В качестве платы за мои услуги!

– Андрей! Но это же работёнка – на добрых двенадцать часов!

– Думаю, и побольше. Так что через часов шесть сделаем перерыв на обед. А, может, ещё и на ужин!

 

14. «Эл-один» и «Эл-два»

 

«… на этот раз даже особо напрягаться не пришлось. Эта гадина, можно сказать, сама шла к нам в руки! А вернее даже – бежала!

Поскольку она почему-то не вышла замуж. (Как объясняла этот странный факт моя Юлечка – «Уж больно гонору много! Подай ей и прынца, и – чтоб послушный был!» )

А поскольку «прынцы», добившиеся успеха на ниве добывания денег, и самодостаточные, ну вот ни в какую не хотят «перевоспитываться», и «стелиться» под всяких недоделанных «Золушек», ещё и с «гонором», наша красотка до сих пор зависает в состоянии перманентного поиска. Ну, или вернее – она уже целенаправленно не ищет, а более-менее спокойно и целеустремлённо делает карьеру. И её сексуальная энергия, по меткому выражению моей ласточки, сублимировалась в супер-деловитость, и амбиции.

Она даже добралась уже до поста вице-президента.

А ещё бы! Шеф, убелённый сединами, и полуразбитый первым инфарктом старпёр, рад-радёшенек, что кто-то ходовой готов взять на себя ответственность, и проявить инициативу, и поехать туда и сюда, чтоб подписать контракты. Поэтому и спихнул почти все эти контракты, и прочие рутинные, но необходимые дела – на свою заместительницу!

Вот и приходится той пахать от восьми и до восьми, хотя рабочий день в их корпорации начинается в девять, и заканчивается в шесть. Ну а для поддержания себя, любимой и умной, в должном тонусе, она взяла за правило вставать в шесть утра, и с полчаса бегать. Вокруг озера. Рядом с которым находится элитный жилой массив с многоэтажным домом, квартирку в котором она прикупила с год назад. Разумеется – в ипотеку.

Но – Статус! Положение, как говорится, обязывает…

Беговая дорожка, проложенная по берегу, иногда действительно служит для этих целей. Но нечасто. Гораздо чаще туда выползают, после десяти утра, все мамаши с колясками, и их чуть более старшие отпрыски, которых они прогуливают, постоянно выкрикивая: «Ну-ка! Кому сказала! Быстро отойди от воды! Нет! Не смей трогать эту утку! А то придётся опять руки салфеткой вытирать – у них полно всякой заразы!»

Выкрики эти предназначены в-основном для таких же мамаш, и для немногочисленных мужчин и старичков, греющих косточки на расставленных вокруг озера скамеечках. Ну и, разумеется, для того, чтоб на их чад обратили внимание: какие на них сегодня чистенькие и новенькие шмотки надеты, и сами эти чада отмытые до синевы, аккуратно стриженные, ну, или причёсанные. И с бантиками. А уж как «убойно» сегодня выглядит их мамаша, одетая в платье от Нины Риччи, или ещё какого Армани – это уж – само-собой!.. Ну и прочий выпендрёж в этом духе: вот! Как хорошо зарабатывает мой муж!

Для молодых мамаш, ничего сами из себя не представляющих, но сумевших отловить-таки «прынца», как мне кажется, нет ничего приятней, чем покичиться перед окружающими, как хорошо и богато им живётся. (Ну правильно: унижения и скандалы же остаются там, за стенами отлично звукоизолированных квартирок, на двести и более, квадратных метров…)

Всё правильно: народ сейчас чётко поделён, как бы – на касты.

Эти – могут себе позволить и дорогое жильё, и престижные машины. А эти – так, середнячки. Вот и живут в старых домах, в квартирках, полученных ещё их родителями, и на большее со своей зарплаткой и не претендуют. Разве что ремонт затеют: косметический. Опять-таки – чтоб повыделываться перед соседями. Ну а эти – совсем уж быдло. И жильё – аварийное. И соседи все – алкаши. Профессиональные. И рано или поздно таковыми станут и все обитатели таких районов и домов… От гнёта безысходности и вечного пиления со стороны супруги. Не «Золушки». А старой и страшной…

Но для нас главное – что пробежку наша молодящаяся коза делает в половину седьмого. Народу в это время в её элитном районе на улицах почти нет: все ещё спят. Чтоб на работу их отдохнувшие начальственные задницы попали к десяти.

Для «вхождения в роль» пару раз и я пробежался по дорожке по утру – каждый раз обгоняя её. Одет был соответственно: в стандартном тренировочном костюме, в поношенных кроссовках, и с аккуратно подложенной на пузе подушечкой – типа, у меня – животик. Который надо порастрясти.

В третий раз она меня уже узнала. И даже кивнула. Молча, чтоб не сбивать дыхания. Ну и я ответил тем же. Не останавливаясь. О том, что на лице моём имелась пластимаска, можно и не упоминать: тут всё оборудовано видеокамерами наблюдения!

Ну – так! «Элитное» же жильё! И жильцы – «вип»!

Однако очень глупо были расположены эти видеокамеры. Ну, или это за пару лет кусты и деревья сами так разрослись – некоторые участки явно не просматриваются. А на стрижку или корректировку зарослей явно ни у кого нет ни желания, ни желания выделить деньги! Чтоб нанять бригаду с подъёмником-люлькой. И бензопилой.

Вот и хорошо. Для нас с Юлечкой.

Вот на четвёртый раз я, обгоняя нашу милую бегунью, и поздоровался:

– Доброе утро!

А когда она повернулась ко мне лицом, чтоб ответить, я и накрыл ей это самое личико тряпкой со старым добрым хлороформом – Юлечка захотела, чтоб это был он, а не моя любимая пшикалка!

Долго биться и сопротивляться девушка не смогла: задыхалась от бега, поэтому даже дыхание задерживать не смогла. Даже руками практически не отмахивалась: так, пару затрещин мне отвесила. И почти сразу обмякла в моих руках. И завалилась тут же, на асфальтовую дорожку.

И вот, по тропинке, ведущей через кусты, расположение которой прекрасно знал, и всё рассчитал, догнав, я её и понёс, взвалив на плечо. Благо, из-за её спортивных пристрастий весила она килограмм пятьдесят пять: как говорится – «ни капли лишнего жира!»

Машинка наша, с поддельными госномерами, уже ждёт. Юлечка открывает заднюю и переднюю дверь, и озабоченно спрашивает:

– Без проблем?

– Без проблем. Люблю людей, соблюдающих режим. И ведущих «здоровый образ жизни»!

– Ну, укладывай! – слышу нетерпение и предвкушение в голосе любимой.

Вот и укладываю, и пледом прикрываю, и водочкой на сиденье у лица снова поливаю… Хотя в такое время менты обычно – как все. То есть – тоже спят.

На «утреннюю охоту» они выползают ближе к восьми: а то пока никто не ездит – и ловить на трассах некого. И нечего!

Действительно: довезли без проблем. Поставили машину в гараж, даму в подвал затащили. Юлечка говорит:

– Эту – давай сразу – как договорились!

Вот и привязываем руки и ноги нашей подопечной, лежащей сейчас на полу на спине – к блокам в четырёх углах нашего любимого подвала. Но пока – сильно не натягиваем. Ждём, пока очухается.

Правда, тренировочный костюмчик на ней пока оставили: ещё простудится – не дай Бог! Ха-ха. Шутка.

Пока ждём – завтракаем. Ну правильно: встали в три, чтоб успеть всё подготовить, и ещё пару «дел» провернуть. Подготовительных. Сюрпризы, так сказать, для нашей милой дамы! Понятное дело, позавтракать не успели. А кофе из термоса и пара бутербродов за завтрак не считаются. И вообще: мы теперь тоже ведём «здоровый» образ жизни. То есть: никаких излишеств, или кулинарных изысков. Пища только – полезная и «древнерусская». Поскольку моя лапочка любит смотреть передачи Прокупенко и Чапмен. А там как раз это дело и пропагандируют!

То есть, говоря проще, на завтрак у нас теперь – каши. Манная, гречневая, пшённая, или уж – геркулес. Ну а на обед – что-то обязательно из мяса!

И уж от пары огромных отбивных котлет с кровью, или полкило тушёной с овощами вырезки, или пяти палочек шашлыка, или ещё чего на усмотрение моей милой кулинарши, я никогда не отказываюсь! Потому что вечером – только перекус. И – секс!

Вот секс с ней, если честно, мне пока – не приедается (Тьфу-тьфу!).

Уж очень изобретательна, и непредсказуема, чертовка! И у меня иногда закрадывается подозрение – не ведьма ли она!!! Потому что так потакать моим прихотям и капризам, предугадывая их, словно мысли читает – может только реально: женщина с супер-развитыми экстрасенсорными способностями!

Ну, или они у неё появились и развились ещё тогда. Когда выжила. И очень захотела отомстить! И я даже начинаю сомневаться: может, и правда наша встреча оказалась не случайна?! И кто-то там, наверху, решил внять её молитвам, и послал ей… Ну, если не спасителя, то – помощника! Пусть и такого как я. С другой стороны – кто бы, кроме, вот именно, меня – потакал её грязным и гнусным проделкам?!..

Конечно, периодически у меня возникают нехорошие мысли или подозрения: в частности, о том, что она меня…

Действительно – банальнейшим образом – использует!

Для того, ясен пень, в первую очередь – чтоб рассчитаться со своими старинными обидчицами! Ну, и для умопомрачительного, как она его называет, секса!

В «компенсацию», так сказать, за «недополученное» по вине «сучек»!

И я вижу: что она и от этого самого секса реально кайфует! Не симулирует, а именно – кайфует. Отдаваясь этому занятию со всей страстью, практически – первобытной. Никогда не видел такой женщины…

Но ещё больше, если честно, она кайфует от мучений наших жертв.

После смерти второй, Раисы, она тоже потеряла сознание – так перевозбудилась! Я даже начал всерьёз опасаться за её здоровье! Подозревал даже эпилепсию.

Впрочем, нет. Всё же это произошло не совсем так. А просто после того, как у Раисы пропал пульс, и расширились во всю радужку замершие навечно зрачки, моя коза буквально за «хобот» потащила меня на матрац, и мы с ней!..

Неистовствали. (Вот хорошо, что подвал отлично звукоизолирован – я и орал и ревел, как какой самец марала по весне!)

Пока она в очередной раз не потеряла сознание.

Ну а сейчас она старается держать себя в руках. Но я же вижу, как трепещут и раздуваются, в предвкушении, её ноздри! И зрачки расширены!

Вот за это в том числе я и люблю её!

Да-да: я не стесняюсь самому себе признаться: втюрился я в эту извращенку! Эту садистку! Эту маньячку!

И, что самое странное и непонятное мне самому – кайфую я от этого!!!

Причём от «чувств» – чуть ли не больше, чем непосредственно от самого секса!

Но вот мы закончили завтрак, и наша подопечная завозилась, заёрзала там, на полу. Приходит в себя. Когда обнаружила, что привязана за ноги и за руки, и на глазах – повязка, начала орать – мы ей рот пока не затыкали:

– Кто тут?! Отпустите, немедленно! Мерзавцы! Вы ещё не знаете, с кем связались! Мой босс вас из-под земли достанет! Быстро: подошли и развязали!

Юлечка шёпотом говорит:

– Начинаем!

И мы действительно начинаем: лебёдками выбираем слабину тросов-верёвок, и не проходит и пяти минут, как наше уже матерящееся похлеще какого пьяного матроса, или прапорщика сокровище повисает, распятое, словно морская звезда, в полуметре от пола.

Подхожу к ней. Видеть она меня не может: повязка плотная. Но чует:

– Ты, мразь! Развяжи меня немедленно! Ублюдок сучий! Маньяк недоделанный!

Обижаюсь:

– Почему это я – «недоделанный»? Очень даже я доделанный! Ты у меня – двадцать первая. И, дай Бог, не последняя! – тут мы с Юлечкой переглядываемся, и начинаем снова ржать, как кони! Юлечка даже слезу с глаза вынуждена смахнуть.

Распяленная наша – Леной её, кстати, зовут, совсем забыл сказать. Вернее – написать! – вдруг затыкается, словно получила кувалдой в зубы. Похоже, анализирует. Осмысляет. Потом вдруг говорит:

– Юлия. Я знаю: это ты. Наняла кого-то, чтоб отомстить? Ну и зря. Я уже знаю, что Рая пропала три недели назад! И я связала это, и то, что и другая… Подруга из нашей компании, Наталья, пропала месяца полтора назад. Но не надейся, что тебе и это сойдёт с рук! Я всё, всё-всё, записала! И записи спрятала в сейф. У нотариуса. В случае моей смерти, внезапной смерти, или пропажи – сейф вскроют. И там конкретно указана ты – как главная подозреваемая!

Так что моё похищение и смерть тебе с рук не сойдут!

Поэтому – отпусти меня немедленно, и я, так уж и быть, посчитаю всё это – невинным розыгрышем! И забуду.

Слышали когда-нибудь, как разговаривают скалистые утёсы? Нет?

Вот и я не слышал, пока не услыхал голоса моей Юлечки. Стальной он у неё стал. И – непоколебимо уверенный:

– Ты, глупая наивная сука. Неужели ты думаешь, что мы не знаем об этом? И не проследили, как ты ездила к нотариусу, и как он поместил твою бумажонку в свой говёненький сейф! И как вы с Ленурой общались и обсуждали «подозрительное» исчезновение Раечки и той, второй?! Твой мобильник – давно на прослушке! (Ну, тут она чуть-чуть преувеличивает. Потому что на самом деле на прослушке – домашний телефончик Ленуры. Мы взяли её под «контроль» даже раньше, чем Леночку. И три кошки вовсе не помеха тому, кто, вскрыв три простеньких замка входной двери, устанавливает жучка – в трубку старинного аппарата, и видеокамеру – в угол гостиной! А вот с собачками такое не прошло бы…) И твои перемещения мы благодаря ему отслеживали. А бумажонка твоя – вот она! – тут моё солнышко делает ошибку, тряся этим самым нотариально заверенным заявлением у нашей Леночки перед лицом – та всё равно не видит. Но, правда, шуршание бумажки слышит!

– А у меня… – вдруг Леночка закусывает губу, и замолкает.

– Можешь не продолжать! Ключи к замкам твоей дверки ты любезно предоставила нам сама! Вот они! – она трясёт извлечёнными из кармана штанов Леночки ключиками, – И сейчас, пока я буду наслаждаться твоими мучениями, мой муж поедет, и заберёт второй экземпляр. А третий, который хранится у тебя на работе, он забрал сегодня ночью!

Леночка какое-то время молчит. Но губы – кусает. Но мы-то видим: проняло!

Но вот она говорит:

– Я не только написала. Ленура всё знает! И не только она!

– Правильно. Мы тоже знаем. Что бедная Ленура знает. Но кроме неё – пока никто!

И вот ведь неувязочка! Вон она: Ленура! Мы озаботились похитить её даже раньше тебя! И сейчас она висит на цепи, в углу нашего пыточного подвала, с кляпом во рту, и связанными руками и ногами! Но это не помешает ей «наслаждаться» твоими страданиями! Ведь у неё, в отличии от тебя, глазки – развязаны!

А вообще-то с твоей стороны было нечестно делиться с вашей туповатой, но болтливой Ленурочкой, своими «умными» подозрениями! Потому что если б мы их не слышали, может, девушка пожила бы ещё пару недель. Нормальной, спокойной жизнью!

А сейчас мы просто убьём вас обоих! Ты, как ты уже наверняка догадалась – первая! И уж не сомневайся: для тебя я приготовила чего «поэкзотичней». Быстро не сдохнешь! Ну, довольно предисловий – без всякого перехода моя коза меняет тему разговора, – Милый! Вырезай!

Киваю. Поддеваю комбинезон Леночки ножницами – обычными, портняцкими! – и вырезаю у неё на, извините, попочке, поджарой, мускулистой, и вздрагивающей от страха, большой, как бы – полукруг. Такой же, но чуть побольше, вырезал небезызвестный Шурик – у Феди, в «Операции «Ы» и других приключениях Шурика».

После чего Юлечка пододвигает к этой оголившейся части тела нашей дамы стальной и остро отточенный на гранях и вершине, Конус.

Конус у нас просто скопирован со средневековых – мы на древних гравюрах специально изучили его конструкцию. Так вот: наш, для придания вящей экспрессии этому виду пытки, сделан с более острой вершиной: углы градусов под шестьдесят!

И, чтоб всё соответствовало гравюре, верхнюю половину тела Леночки мы подтянули повыше! Любимая моя, пододвинув конус в нужное положение, подлезает снизу, подсвечивая светодиодным фонариком:

– Дорогой! Мне кажется, ручки надо – чуть повыше, а ножки – пониже!

Выполняю полученные указания. После чего моя ласточка самолично приподнимает бёдра нашей подвешенной, и, чуть подвинув конус ножкой, опускает: уже в нужное положение! Помогая его вершине войти в нужное «отверстие» ручками.

Подопечная наша пытается, понятное дело, слезть! Да не тут-то было! Древние инквизиторы толк в этом деле понимали! Написали даже руководство, как пытать: «Молот ведьм»! И уж не беспокойтесь: всю последнюю неделю мы с Юлечкой, скачав его с интернета, изучали эти методические материалы. Пристально и тщательно.

И даже подобрали кое-что… На сейчас. И – на будущее.

Пока наша «конусированная» зависает, шипя, матерясь, и приноравливаясь к «новым ощущениям», переходим мы к Ленурочке. Потому что нечего ей висеть без дела.

Я снимаю её уже вывернутые из суставов ручки с крюка, и несу на станок. Поскольку у кошатницы нашей – кляп, может она только глухим голосом что-то невнятное верещать. Но догадаться нетрудно по тону: умоляет нас пощадить её! Ага, два раза.

Верстак у нас располагается напротив конуса. Ну, вернее, это мы подвесили нашу Леночку так, чтоб он был ей виден!

Распинаем Ленурочку традиционно: ножки – врозь, плечи, талию, бёдра – ремнями и проволокой, ручки – плотно, и каждый пальчик – отдельно! И поскольку она у нас – раздета, проблем нет. Хотя пока она на крючке висела, фактически с четырёх утра, когда мы её «добыли», сонную и «тёпленькую», думаю, девушка замёрзла. Хотя вряд ли. У неё – жирок. Особенно на заплывшей талии. В этом плане спортивная Леночка выглядит предпочтительней!

Юлечка как бы невзначай роняет:

– Какое счастье, что дети были только у Раечки. Но, видать, Бог внял моим молитвам. Сирот после смерти этих сучек почти не останется. А муж у Раисы – хороший. Не даст их близнецам пропасть.

Спрашиваю:

– А ты сама… Что-нибудь в этом смысле – ну, детей! – планируешь?

– Хм-м… Позже, любимый. Не хочу в их присутствии обсуждать эту тему!

– Хорошо. Ну что? Снимаем повязку с Леночки?

– Я сама сниму. Приступай пока.

Подкатываю столик с переносной газовой плитой и уже раскалёнными гвоздочками к изголовью Ленурочки. Та начинает проявлять… беспокойство. Если назвать это столь мягким словом. А вот моя ласточка и сняла повязочку с глаз Леночки. И шутит:

– Вас же многие ещё в школе дразнили: «наши две-Эл»! Ты, насколько помню, была «Эл-один». А она – «Эл-два». И уж больно вы были – не разлей вода! И так ваш тандем и вписался – к Наташеньке и Раечке под крылышко. Ну вот мы и подумали, что не годится вас, оставшихся пока в живых, разлучать даже в смерти!

А чтоб вы полней прочувствовали её – мы даже покажем вам пытки вашей закадычной подруги! Никого не обделим! И ничего не скроем! Давай, милый!

Первый вишнёво-красный гвоздик с традиционным шипением входит под наманикюренный ноготок мизинчика Ленурочки! И показать его, держа плоскогубцами, и «Эл-один» и «Эл-два» я не примянул!

Ну, видом дёргающегося, или пытающегося дёргаться тела мы с Юлечкой уже почти пресытились. Хотя она и говорит, что это не так, и ей – дико приятно наблюдать! А мне вот – уже скучновато. Но! С другой стороны – зачем мудрить, и выдумывать что-то новое, если отлично действует старое! Вон: раскалённые гвоздики под ноготки – применяли даже гестаповцы! И церэушники. А уж они в этом деле поднаторели! Переняли, так сказать, «полезный опыт»! И хоть известно «мировой общественности» только про Гуантанамо, но понятное дело – только этой тюрьмой они не ограничивались!..

Словом, пока я вгонял гвоздочки под остальные ноготки, и продолжал вгонять так же, по очереди, и вторые, а затем и – третьи, Ленурочка вопила, извивалась, тряслась, потела, бледнела, и даже вырвало её – пришлось, чтоб не захлебнулась, (Вот только этого нам не хватало – чтоб она сдохла, ещё не получив по заслугам!) вынуть-таки кляп!

Ох и крику тут поднялось!

Но – не со стороны Леночки.

Та уже так хорошо «прочувствовала» свой «насестик», что помалкивала: понимала: малейшее движение, и даже каждый вдох, раздирает шире и шире её драгоценный задний проход!»

 

15. Буран

 

Сестра Дженифер в который раз положила руку на грудь: именно там, под тёплым свитером и паркой, хранилось её самое большое на теперешний момент сокровище: перепечатка мемуаров чёртова Андрея, добытая из каюты Жизель Бодхен, недоброй памяти главы Совета… Покойной.

Но вот сейчас, чтоб не стать покойницами и им всем, двадцати «отпущенным» заложницам… Придётся поднапрячься! И пошевелить извилинами. Потому что приближающуюся огромную тучу они все видят. Туманная хмара, дымка – уже затянула всё небо. Вон: и солнце не сияет ослепительным шаром, а превратилось в серое круглое пятно. И позёмка уже вовсю наметает снежные дюны. С гребней которых срываются небольшие снежные заряды. А скоро они превратятся и в большие! И температура упадёт!

Что такое буран в Антарктике, сестра Дженифер понимает отлично: сколько раз им с доктором Джонс приходилось лечить обмороженных, и даже отрезать отмершие почерневшие пальцы… И на ногах и на руках. А однажды пришлось отнять даже ступню.

Но сейчас все они понимают, что уйти от снежного бурана вряд ли удастся. Потому что отошли они уже от Андропризона на почти полсуток пути. А до побережья со спасительным кораблём – ещё целых двое. С лишним.

Конечно, они встретили часов пять назад штурмовой батальон. Но те не стали заморачиваться с ними: выслушали, что им рассказала сестра Нина, как-то автоматически, на правах старшей по званию, взявшей командование отрядом заложниц на себя. Начальство батальона провело перекличку, сверившись с имеющимися у них списком, и…

Их отпустили. Напутствовав на прощанье так:

– Дорога – одна. Сбежать тут особо некуда. Разве что кто-то захочет замёрзнуть во льдах! Хе-хе. Добровольно. И избавив наш Трибунал от проблем. А когда доберётесь, вас всё равно допросят. И уж правду-то из вас добудут! Так что – вперёд, «освобождённые»!

По лицу говорившей, как она представилась, майора Сюзанны Ливингстон, было заметно, что она ни в грош не ставит ни их «показания», ни ценность их жизней. Как, вероятно, и Совет. И ей глубоко по … доберутся ли они действительно до корабля. Сестра Дженифер сразу поняла, что ни о каких переговорах между «мятежниками» и руководством батальона альпийских стрелков речи не идёт. Бравые вояки просто всех перестреляют! Без, как говорится, суда и следствия. Во избежание.

Впрочем, вспоминая прецеденты с другими мятежниками, ничего другого ждать и не приходится! Совет предпочитает решать проблемы в духе древнего тирана Сталина: есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы! Ну, или – людей. Пусть их и много…

В какой-то степени ей даже стало жалко чёртова самца: пусть он и не заинтересовался её крупным породистым телом, но она… Хотела бы, конечно, попробовать! Чего греха таить: за…бал потому что этот фалоимитатор! Но…

Но теперь вряд ли удастся. Разве что каким-то чудом Андрею удастся отбить нападение: он ведь готовился! Она не слепая. Несмотря на пасмурное небо, и отвратительную видимость, увидела какие-то странные шесты, пусть и второпях закопанные в снег у выхода из тюрьмы: чтоб не бросались в глаза, и чтоб уходящие их не заметили… Они и не заметили – только она, двигавшаяся сзади, взяла чуть в сторону, и разглядела.

Наверняка эти шесты – часть какого-то плана по защите Андропризона! И его теперешних обитателей. Что ж. Будем надеяться (Хоть это и не лояльно по отношению к Федерации и Совету!), что план защитников тюрьмы сработает…

Ну а сейчас, спустя ещё шесть часов после того, как бравые десантницы походным быстрым маршем скрылись за очередным ледовым бугром, проблема надвигающегося бурана выглядит куда актуальней.

Сестра Дженифер закричала, пытаясь перекрыть завывания ветра:

– Сестра Нина! Пожалуйста, остановитесь! Есть разговор! И предложение!

Сестра Нина Хазарцопулос, так и возглавлявшая их маленькую колонну на правах старшей по званию в их отряде, остановилась. Повернулась, сдвинув капюшон:

– Что у вас, сестра Дженифер? – ей приходилось напрягать голос, чтоб перекрыть вой ветра. В лицо им всем уже вовсю била мелкая жёсткая крупа: словно пшено какое!

– Это – не у меня, госпожа старшая оператор! Это – у природы! – Дженифер обвела рукой вокруг них, словно начальство само не видело мчащуюся по поверхности позёмку, и не слышало завываний поднявшегося ветра, и не чувствовало, как потемнело небо, затянутое пеленой тёмно-серых туч, и её лицо не было иссечено острыми крупинками, – Надвигается буран! Сильный! Скоро совсем ничего видно не будет! Даже сигнальных вешек! – Дженифер указала на торчавшие вдоль дороги трёхметровые чёрные деревянные шесты, установленные ещё самой первой экспедицией, – Уже и сейчас жутко похолодало и видно только ближайший шест! А ведь до следующего – всего пятьсот метров! Заблудимся!

– Ваши предложения, сестра Дженифер?

– Я предлагаю прямо сейчас остановиться, собраться всем в плотную кучу, и ждать. Забравшись в нашу палатку! Тогда за счёт тепла друг друга, может, и выживем! А если будем идти – просто замёрзнем на таком ветру! И отморозим себе и руки и ноги! И лицо!

– Чушь собачья! Мы тепло одеты! И не кисейные барышни: не раскиснем! Дорога нам известна, вешки ещё видно! А если будем сидеть в палатке, и «пережидать», просто подохнем с голоду! Если вспомните – этот мерзавец отправил нас даже без продуктов!

– Да нет. Он же дал нам галет и шоколада.

– Вы его ещё и оправдываете?! Это – не продукты! Тем более, мы давно их съели!

– Вот-вот, сестра Нина. И я о том же. Я слышала, что когда человек идёт по рыхлому снегу, преодолевая ветер и сугробы, он расходует в десять раз больше энергии, чем когда сидит или лежит, закутавшись в тёплую одежду, или забравшись в спальный мешок!

– Что за бред! Тем более, что у нас нет спальных мешков!

– Но ведь палатка-то – есть!

– Ну и что?! Вот как раз если заберёмся в неё, и будем неподвижны – точно замёрзнем! Только движение сохраняет наши руки-ноги в целости!

– Это не так. На ветру субъективно температура ощущается на двадцать градусов ниже, чем она – на самом деле! И если сейчас здесь минус двадцать, и понижается, на ветру – все минус сорок! И мы точно получим обморожения!

– Довольно! Приказываю: отставить панику и провокационные разговорчики! И вообще: откуда вы всё это про «субъективные» ощущения знаете?!

– Ну я же – медсестра! И я помогала доктору Джонс лечить эти самые обморожения! И при ампутациях тоже помогала! Вот и запомнила, что она говорила!

– Плевать на доктора Джонс. Мало ли чего она там говорила! Вы все сами видели, до чего её – её разговоры и «ум» довели! Приказываю: выдвигаемся к кораблю! Держимся в шаге друг от друга! Не останавливаемся!

– Так ведь все замёрзнут! И будут падать, и умирать от потери сил!

Этот отчаянный выкрик сестра Нина проигнорировала, но когда начальство действительно двинулась снова вперёд, за ней потянулись лишь три женщины: её непосредственные подчинённые в Андропризоне. Все остальные шестнадцать женщин остались стоять рядом с Дженифер и палаткой, лежащей на нартах у её ног: как самая крепкая и сильная, она с двумя помощницами и тянула эти самые нарты. С тяжеленной – это надо признать! – палаткой, и мешком с примусом и ещё кое-каким оборудованием, которым всё же снабдил их новый хозяин тюрьмы.

Пройдя с десяток шагов, Нина приостановилась. Развернулась.

– Ах, вот значит, как?! – ей приходилось сильно напрягать голос, чтобы её слова доходили до отколовшейся группы, – Вы все – будете отмечены в моём рапорте! Как пособники мятежников! Поскольку отказались выполнить прямой приказ старшего по званию! Ну-ка: предупреждаю в последний раз: кто хочет жить, и жить без деклассации и неприятностей – ко мне!

Одна из женщин – Ванесса, кажется – отделилась от группы Дженифер. И примкнула к отошедшим, пристроившись в хвост колонны.

– Вот, значит, как?! Ну, пеняйте на себя! – Нина порывисто развернулась, и нарочито бодрым шагом двинулась прочь. Сестра Дженифер отметила, что уже не видно и ближайшей вешки. И метель поднимает с поверхности ледника и несёт прямо в лицо большие клочья снега. Не опоздали ли они с остановкой?!

– Джина, Мирабель, Лиза! Разворачивайте чёртову палатку! Кэтрин, Марина! Устанавливаем нарты – вот так! Чтоб защищала палатку от наносов! Девочки, не стойте! Помогайте! Вы все знаете, что делать! Быстрее установим – быстрее влезем внутрь! И включим печку! В одном эта идиотка права: долго стоять без движения на таком ветру – нельзя! Но идти при таком буране – просто самоубийство!

Как ни странно, но приказов Дженифер никто оспорить даже не пытался. Как и поставить под сомнение её право взять на себя командование примкнувшими к ней.

Чему она была несказанно рада: им сейчас ссориться нельзя! А надо скооперировать силы, и поскорее влезть в палатку! И включить печку!

Иначе – просто не выживут!

 

Через рекордные (На учениях они делали это за полчаса! И – без ветра!) пять минут палатка, рассчитанная на десятерых, была установлена. И колышки – вбиты на совесть! Все видели, что ветер и метель разгулялись не на шутку! Полярный буран вообще не располагает к благодушию, или лени. Ну и тем более – халтуре в борьбе за выживание!

Себя, любимой!

Наконец все, сопя, и тихо – голоса решили поберечь: тех, кто пытался ругаться громко, тут же затыкал сухой и лающий кашель! – переругиваясь, забрались внутрь. Сестра Дженифер, пахавшая больше и быстрее всех, стянула рукавицы. Попыталась негнущимися пальцами разжечь небольшую газовую плитку, которой их снабдили, в расчёте на то, что на пару ночёвок им баллона сжиженного газа должно хватить.

Ну а в такой ситуации – не до экономии! Выжить бы здесь и сейчас!

И даже пока прилаживали вытяжную трубу к вставке, имевшейся в крыше палатки, успели продрогнуть: ветер так и закидывал огромные снежные комки через отверстие для трубы! А уж о том, чтоб вылезти наружу по «санитарным» потребностям – речи и не шло! Сестра Дженифер скомандовала:

– Приказываю всем! Беречь каждую калорию тепла! Чтоб не «подогревать» лишней массы – приказываю: избавиться от лишней воды в организме! Вон там: в углу у входа!

Пока печка нагревала воздух у дальней стены палатки, все «сходившие» по малой нужде убедились, что то, чем они сходили, почти мгновенно превратилось в тонкий и желтоватый кусок льда! Который сестра Дженифер, расстегнув молнию на переднем торце палатки, просто выбросила наружу! Благо, палатку установили так, чтоб ветер бил в её закрытый задний торец. После чего Дженифер снова сунула руки в перчатки и варежки:

– Ну а теперь – собираемся в кучу! Да-да, садимся на чехол от палатки, или что там ещё у нас? А-а, да: мешки из-под печки и оставшийся от продуктов! И сбиваемся в плотную толпу. Нет, спиной друг к другу! Ну, теперь правильно.

Я печку врублю на полную! Когда кончится газ, придётся, конечно, помёрзнуть.

Ну а пока остаётся только молиться. За души наших законопослушных, но глупых спутниц! Ну, и за то, чтоб Бог не оставил своей милостию, и пощадил своих несчастных оставшихся без крова сестёр… То есть – нас!

Отче наш, иже еси на Небеси…

 

Сколько времени на самом деле они провели так, сбившись в плотный комок, в полудрёме, иногда просыпаясь, чтоб снова и снова слышать завывание, словно ругавшегося и злившегося, на сотне голосов, и тысяче языков, ветра, вряд ли кто-нибудь смог бы сказать. Но сестра Дженифер, ещё и успевавшая приглядывать за печкой, полагала, что не менее суток… И это – ещё хорошо для Антарктического бурана!

Иногда мысли, вновь и вновь вращавшиеся, словно жернова в кленовом сиропе, по кругу, возвращались к идиотке Нине, и её глупым приспешницам-подчинённым, иногда – к Андрею. И его союзницам и жёнам. Иногда – к бравым десантницам. Дженифер отлично понимала, что если они не отбили вход, и не проникли внутрь тёплого и безопасного Андропризона – спета, скорее всего, их песенка! Потому что на таком морозе абсолютно нереально выжить без укрытия! Хотя бы такого убогого и примитивного, как у них…

Но всё же молодец этот Андрей. А вот она даже и не подумала бы взять палатку в трёхдневный, и казавшийся вполне рутинным и простым, поход! А ведь он снабдил палатками (Двумя!) даже первую партию заложниц, дошедших, впрочем, наверняка без проблем: погода тогда стояла тёплая и солнечная.

Вот как наверняка настанет сейчас: завывания ветра стихли с полчаса назад, но она продолжала сидеть, не спеша отдавать приказ на выход, полагая, что метель, может, и стихла, но солнце ещё за тучами: снаружи темновато…

Но вот – снаружи резко посветлело, сквозь стены палатки стали слышны шорохи и жужжание: это наметённый снег съезжает с крыши!

Порядок. Теперь можно и выбираться.

– Внимание всем! Просыпаемся! Подъём! Выходим наружу!

К её глубочайшему удовлетворению, очнулись от сна или дрёмы, зашумели и загудели радостными голосами, все: помогла, значит, печка! В палатке наверняка было не ниже ноля! А ноль по сравнению с минус сорок – это буквально тропическая жара!..

Однако вот вылезти наружу оказалось вовсе не так легко и просто, как она по наивности понадеялась.

Вокруг палатки, и даже с её подветренной стороны, намело сугробов! И чтоб вылезти, пришлось отгребать. Прямо руками, примерно полуметровый сугроб, перекрывавший выход. Но они это сделали.

Выбравшись, порадовались: действительно, в небе снова сияло полуденное антарктическое солнце, голубело безоблачное небо, словно и не нависали над головами, будто придавливая людей к земле сутки назад, свинцово-чёрные тучи! И хоть утоптанного ногами десантниц полотна дороги видно и не было, поскольку она оказалась погребена под не менее чем полуметровым слоем свежего снега, но вешки видно было отлично: ближайшая всего в ста шагах!

До Дженифер донёсся удивлённый не крик, не то вздох:

– Чтоб мне провалиться! А заднюю-то стенку – придётся вырубать топором!

Она поспешила перейти туда, откуда «выступала» сестра Полетт.

Действительно: вся сторона палатки, обращённая к ветру и снежным порывам, оказалась прикрытой увалом из снега, а внутри – и промёрзшей насквозь! Слой льда достигал чуть не десятка сантиметров! Похоже, здесь оседало и намерзало то, что оказывалось как бы растоплено теплом, идущим изнутри…

Ну и хорошо, что оно так происходило: зато в палатке, прикрытой таким своеобразным бруствером, не дуло! Ну, почти.

Дженифер попробовала отделить ткань от ледяной корки, прогибая ту внутрь. К счастью, она отделялась легко, хоть и со скрипом и потрескиванием: похоже, разработчики этой ткани учитывали такие ситуации! Она закричала:

– Палатку всё равно – собираем и скатываем! Ещё один буран маловероятен, но бережённого, как говорится – Бог бережёт! Сёстры! Начали собираться! Быстрее закончим – быстрее выйдем! И быстрее доберёмся до еды и тепла!

Как ни странно, но никто ей снова не возразил: похоже, впечатлила всех её готовность взять ответственность на себя. И трезвый подход к ситуации. Ну как же: замёрзнуть и погибнуть они могли вот прямо сейчас, здесь, буквально не сходя с этого места, а «деклассация» и прочие возможные репрессии ожидали где-то там: в далёком будущем!..

Вышли всего через полчаса после подъёма: много времени ушло на то, чтоб раскопать и загрузить нарты. Но теперь двигались легко даже по свежевыпавшему снегу: у всех имелись и снегоступы. Собственно, они просто были «встроены» в их обувь: широкие и плотные закраины подошв позволяли идти, проваливаясь даже в рыхлый свежий снег лишь на пару-тройку дюймов!

Они прошли не меньше мили, прежде чем обнаружили сестру Нину.

Над снегом, чуть в стороне от дороги, возвышалась некая чёрная поверхность: чей-то бок в парке. Женщина лежала в позе младенца в утробе матери: скрючившись, и подогнув колени, обхваченные руками, к груди.

Когда откопали и перевернули, Дженифер передёрнуло: такого злобного и одновременно отчаянного выражения на превратившемся в бюст закаменевшем лице она ни у кого не видела!.. Девочки заценили: повздыхали, посетовали. Пообсуждали. Теперь несомненную, и приведшую к летальному исходу глупость Нины. Комментировали весьма живо, и с матюгами. Дженифер не материлась и не охала. Сказала просто:

– Возьмём её с собой. Как напоминание всем: приказы должны быть обдуманными. И ещё – как пример глупой и некомпетентной начальницы. Самоназначившейся. И не справившейся. Потому что – ну очень хотела выслужиться. Хотя особой разницы не было: пришли бы мы через двое суток, или через трое… А сейчас – грузим её на нарты, и – вперёд! Нам ещё, вот именно, минимум двое суток тащиться по этой равнине.

А есть нечего.

Так что чем быстрее доберёмся до корабля, тем быстрее поедим!

Пусть нас и действительно будут допрашивать, но наверняка – в тепле!

 

16. «Нечестный» поступок «Эл-один»

 

«…когда закончил с ногтиками «Эл-два», подошёл к Юлечке.

Мне показалось странным, что вот уже с десяток минут она, вроде, ничего не делает (Собственно, она и до этого ничего не делала: предоставляла, похоже, все «делать» – пирамиде! А в том, что та «делает» – сомнений никаких!). Молчит моя коза. Смотрит.

Ну, я тоже – смотрю. То на неё, то на нашу подопечную. Ту, которая Леночка.

У моей ласточки вид – сосредоточенно хищный. Как у орлицы какой, перед тем, как та бросится на добычу. А вот про «Эл-один» так не скажешь. Истекает она потом, тот буквально заливает ей глаза. Знаю, что их при этом щиплет, и вообще – противно. Но не спешит мотать головой, или хотя бы – моргать наша Леночка. Только слабо так постанывает – скорее, даже просто – часто и прерывисто дышит. Похоже, привела свой анус в состояние хрупкого равновесия – когда она напряжением его мышц, и сильных и тренированных ягодиц, пытается хоть как-то замедлить своё наползание на остриё нашей пирамидки! И малейшее отвлечение её от этих усилий – недопустимо!

Спрашиваю у Юлечки:

– Ну, как тут наша пирамидка? Не соврали инквизиторы? Работает?

Юлечка словно очнулась: смотрит на меня диким взглядом, но быстро врубается: Взгляд становится нормальным. Ну, почти: всё равно как у фурии какой:

– Чтоб мне лопнуть – работает! И ещё как! Я сроду не видела такого выражения на лице этой гадины! Но сейчас она даже и морду не кривит – похоже, боится, что мимика может ей сделать ещё больней! Вот уж – классную штучку мы с тобой позаимствовали из «анналов»! И хорошо, что подумали, и – чуть-чуть модернизировали! И заказали!

Пусть и обошлась недёшево – металл всё-таки! – но уж – окупается, не сомневайся!

– Да я и не сомневаюсь. Сам вижу. Смотрю, что этот вид старинной пытки – очень даже… А, кстати: мы ничего не хотели у неё узнать? Типа: где и как часто она и другие ведьмы собираются на свои поганые шабаши? И кровь каких младенцев там пьют? – я ржу, но Юлечка, похоже, мой юмор не заценила как именно – юмор. А, скорее, восприняла как руководство к действию. И вот она приближается к пытаемой вплотную, подойдя к той между растянутых в стороны стройно-мышчастых ножек. Лицо наклоняет к перекошенному страданием лицу Леночки:

– Признавайся, ведьма поганая! Сколько раз в год вы с подругами собираетесь на ваши поганые шабаши?! И скольких младенцев вы за эти годы съели?! Иначе!..

– Да, дорогая, – мне и правда интересно, – Что – иначе?!

– Иначе я пригружу её милый мускулистый животик вон тем мешочком с песочком! И не помогут ей никакие «сильные и тренированные» мышцы ягодиц!

Похоже, предупреждение возымело действие: на и без того наморщенном лбу Леночки появились новые складочки: может, это так у неё проявляется интеллектуальная работа мысли? Или она на глаз, скосив его, заценила, что в «мешочке» килограмм десять?! Впрочем, я загружал туда семь. Но выглядит – и правда, солидно!

– Нет! Нет, Пожалуйста, не надо мешка на живот! – а плохо её слышно. Потому что боится, похоже, говорить в голос. Ну ещё бы! Брюшина и грудная клетка при громком разговоре напрягаются ещё как! Это мне какие-то певцы из оперного театра рассказывали. Ну, вернее, это они подругам рассказывали, сильно подвыпив в баре. Пытаясь, очевидно, вызвать к себе уважение, и дать понять, что они в постели – ого-го! А я там как раз музыкальный автомат чинил. Я в своё время где только не работал. И чего только не чинил!

– Громче говори, с-сука! А то не слышно тебя!

– Да-да! Я… буду говорить громче! – а дорого ей это обещание обходится!

– Тогда признавайся, мразь! Где и сколько раз в году вы проводите свои поганые сборища?!

– Клянусь, я даже не понимаю, о чём ты говоришь, Юля! Мы нигде не собираемся!

– Ах, вот, значит, как? Не хочешь по-хорошему?! Ну всё. Я сделала что могла. Теперь – мешочек! На животик чёртовой ведьме!

– Нет-нет-не-е-ет!!! Умоляю! Заклинаю всем святым, что у тебя есть! Не нужно мешочка! Я… Я всё расскажу! Всё, что захочешь!

– Говори!

– Я… Мы… Собираемся на наши… ведьмины шабаши три раза в год. На Хеллоуин. На Новый год. И на праздник урожая, осенью! Одиннадцатого сентября. Мы там…

– Да-да?

– Всё верно: пьём кровь невинных младенцев! Каждый раз убиваем двоих – мальчика и девочку… О-о-о… – Леночка подкатывает глаза к потолку, и снова принимается подвывать и постанывать: похоже, закончились силы в её ягодицах, и пирамидка снова начала действовать! От разговора трепещут и постепенно сдают мышцы пресса и ануса.

С другой стороны – ей нужно выбрать меньшее из зол. А то от мешочка – !..

– Не останавливайся! Рассказывай, тварь! Мешочек – вот он!

– Юлечка! Умоляю!!! Пощади! Ну нельзя же вечно пылать жаждой мщения! Снимите меня с этого… С этой пирамиды! И я расскажу всё, что вы хотите! Даже о том, как мы взорвали чёртовы башни-близнецы в Америке – только сними меня-я-я-я!..

– Обрати внимание, милый, – это Юлечка, как бы с сожалением, поворачивается ко мне, – Как быстро эта тварь сломалась! И умоляет! А вот когда я просила их, как людей, и заклинала жизнью и здоровьем их родных и близких – никто и не подумал сжалиться! Все только ржали, как дебилки! И били, и били!.. Но всё же я не настолько бесхребетница, как эта Эл-один, храбрая, только когда их четверо – на одну: умолять я их – ни разу не сподобилась! А спаслась от дикой боли и отчаяния, только потеряв сознание!

А они, судя по рассказам хирургов, ещё долго… «Работали» надо мной!

По покрасневшему лицу и стиснутым так, что вены выступили, кулачкам, понимаю, что задели-таки эти воспоминания нечто запретное и глубоко похороненное с помощью психоаналитиков в глубинах души: секретные и потаённые струны!

И сейчас – готов поставить дохлого таракана против тонны апельсинов! – никакой пощады нашей Леночке и временно отключившейся Ленурочке – не будет!!!

 

Угадал. Потому что ещё с десяток минут моя коза «выпытывала» у нашей милой «ведьмочки» тонкости их похабных ритуалов, места, где они проводят шабаши, с какими бесами трахаются, и какими способами, а так же состав зелья, с помощью которого они, натеревшись, летают в ночном небе!

Вот уж – на интереснейший рассказ хватило бы! А богатое воображение у Леночки! (Собственно, кто знает, какое бы разыгралось у кого угодно, с пирамидкой-то в заднице!..) Хорошо, что мы всё пишем на видео, и позже сможем ещё раз переслушать – поржать! Правда мне, как подкованному в литературном плане парню ясно, что большую часть подробностей Леночка позаимствовала – плагиат это называется! – у Шарля де Костера, из его «Уленшпигеля», из «Мастера и Маргариты», и из фильмов: типа «Гензель и Гретель – охотники на ведьм», и «Последний охотник на ведьм» с Вин Дизелем.

Или…

Так, зар-раза, красочно и подробно описывает – словно и правда, всё это и происходило! А, может…

Одёргиваю сам себя: чушь! А то, что звучит правдоподобно – ещё бы ему так не звучать: ведь мешочком-то Юлечка перед личиком заплаканной и ещё сильнее пропотевшей Леночки так и поигрывает! А уж взгляд у неё – куда там Торквемаде какому!..

Наконец Юлечка оборачивается ко мне:

– Милый! Может, ты тоже – того? Хочешь чего у этой стервы узнать?

– Узнать я, пожалуй, ничего не хочу. А вот такое у меня есть предложение: давай-ка для «чистоты эксперимента» поменяем их местами! Ну, то есть – Леночку – на верстачок, и ей – гвоздочков под ногтики. А Ленурочку – на пирамидку! И если эффект будет таким же, я просто… Сниму шляпу перед старой доброй Святой инквизицией!

– Хм-м… А это ты хорошо придумал! Твоя правда – нам важна «чистота эксперимента»! Ну-ка, где твой баллончик с пшикалкой? Не хочу возиться снова с тряпкой и хлороформом!..

Пшикнули и Ленурочке, открывшей было свои карие глазки, и Леночке, закрывшей после этого свои небесно-голубые. Некоторые ещё называют такие – васильковыми.

Перетащили, поменяв местами, легко. Леночку я сам распял, затянув так, что не шелохнёт своим мускулистым торсом и ручками, а Ленурочку пока просто привязали, как до натяжения верёвок была привязана Леночка. Но теперь решили кляпов им не вставлять: как заявила моя милая придумщица, она хотела бы, чтоб всё-всё записалось. И чтоб она позже – слушала и слушала. И смотрела и смотрела…

Ну а я не в силах отказать девушке. Которая мне бесподобно даёт!

Да и кто был бы в силах?!

 

Леночка очнулась первой.

Но снова «поумолять» не спешит. Ждёт. Не пойму только – чего.

Ну вот и дождалась. Юлечка подходит, встав с табурета у стола, и нависает над ней. Леночка начинает дрожать мелкой дрожью. Моргает. Кусает губы. Потом всё же говорит. Прерывающимся голосом, сквозь рыдания:

– Это нечестно! Мы тебя не пытали! И никакую …рню выдумывать не заставляли! А просто – били! А ты уже перебарщиваешь! Смотри: Господь тебя за такое – покарает!

Юлечка молчит какое-то время. Похоже, обдумывает. Потом пожимает плечами:

– Если б Господь, которого ты, тварь без чести и совести, упомянула, действительно хотел меня покарать – он сделал бы это после смерти Наташеньки и Раечки. Особенно – Раечки. Мы залили ей в вагину – расплавленного свинца! Думаю, она оценила!

Но он вместо этого отдал нам в руки, практически без хлопот – тебя и Ленурочку. Думаю, это – знак! Того, что он хочет, чтоб мои молитвы за эти долгие годы, оказались услышаны. И мои мечты о вашей смерти в диких мучениях – воплотились в Жизнь!

А ещё я благодарна ему за то, что он послал мне Помощника! И какого!

Если есть на свете Рай – так для меня он уже здесь! На Земле! В его объятьях!

Но довольно болтовни! Мы узнали у тебя всё, что хотели! И за то, что ты ведьма – сурово покараем тебя! А чтоб больше не слушать всей этой чуши про «перебарщивание» и «совесть», мы сейчас заткнём тебя снова! Милый! Поможешь?

– А то!.. – подхожу и вставляю кляп в начавшийся кривиться и что-то пытающийся сказать ротик. А ротик-то… Ничего себе. Вполне рабочий. Но дать ей сейчас…

Просто побоюсь! И не её – она давно сломлена! – а Юлечку. Если такая девушка приревнует – никто не гарантирует, что однажды утром не проснусь со своим же отрезанным хозяйством во рту!..

Юлечка изъявляет желание лично проделать с гвоздочками всё то, что уже проделал я – с Ленурочкой. Да пожалуйста: гвоздочки я, пока Ленурочка пребывала в «неземных сферах», а, проще говоря – без сознания, повынимал, почистил ножом и шкуркой и снова поставил на плитку – калиться. И вот они уже снова – вишнёво-красные.

Первый гвоздик вошёл под ноготок как всегда – с приятным шипением, и неповторимым запахом!.. Ну а остальные почти ничего к нашим «впечатлениям» не добавили: Леночка и извивалась, как червяк на крючке, и вопила, и рыдала, пусть и сквозь кляп, и потела, и тряслась… Ну и Юлечка уж расстаралась: вгоняла по самое основание!

Похоже, тело Леночки уж как-то слишком чувствительно к физической боли. Или это её психика так устроена. Что странно. Во-всяком случае, такой «хлипкой» подопытной нам до этого точно не попадалось – теряла дама сознание во время этой простой операции аж пять раз!

Ну вот, терпеливо дождавшись, когда вошёл в плоть последний гвоздик, и Леночка перестала содрогаться и вопить, Юлечка и говорит:

– Пусть полежит пока. Да подумает. Да попереживает. Может, со страху и обделается! Потому что когда раздерём до пупа задницу Ленурочке, на пирамидку снова усадим и её! Понравилась мне эта древняя методика! Пронимает пытаемых до самых печёнок!

– Погоди-ка, сердце моё. А как же – расплавленное масло? Мы что – его сегодня никому на грудь, на голову, или в другие места вливать не будем?

– А-а, верно. – она поворачивается к Леночке, – Представь, милая?! Я беседой и «работой» с тобой так увлеклась, что и забыла про главное «блюдо» нашего сегодняшнего – в вашу честь! – шоу! То есть – про раскалённое маслице вам в глазки! И на животик! И – туда! Ну, куда мы влили Раечке свинца. Но свинец – это слишком уж «гуманно»! Раечка сдохла за какую-то минуту! А вот масло – оно не столь горячее! Максимум – градусов сто пятьдесят! И уж оно там, внутри ваших тел, поработает! Тем более, что у нас приготовлено на каждую не каких-то пара литров – нет! А целых – пять!

Так что лежи тут, думай. Готовься. Предвкушай. А мы пока посмотрим, как получше достать Ленурочку! И заодно узнаем предел выносливости её ануса. А то, может, ей и маслица-то заливать не нужно будет!

Всё – здоровая экономия нашему хозяйству!

Мы с ней снова смеёмся, но Леночка не оценила: снова отключилась!

От страха, что ли?

Вот уж правда – нервная она какая-то…

 

Ленурочку на пирамидку насадили буквально через минут пять: имела она глупость очухаться. Ну вот я и растянул, как положено, все верёвки рук-ног, подняв тело с пола, а Юлечка подвела и подставила куда надо пирамидку. Я по её глазам сразу понял, что никому другому она эту операцию не доверит!

Впрочем, Ленурочка нам особого кайфа не доставила.

Она только слабо кряхтела, да подвывала, причитая. Что-то типа: «за что мне такое наказание! Я же – не била! Ведь я же только помогала – держала её… Нет-нет-нет-нет!..»

Ну и, конечно, тоже прерывисто и часто дышала.

Но как ни странно, задница у этой вообще нетренированной овцы оказалась покрепче, чем у «Эл-один». Ну, или у той, как уже говорил – слишком высокая чувствительность. «Повышенная резистентность», так сказать. Вот и получили мы с Юлечкой не столь «качественный» результат. Хотя на пирамидке наша «Эл-два» сидела ничуть не меньше, чем Леночка: мы засекали! Юлечка говорит:

– Придётся-таки попробовать. Действительно ли твой мешочек поможет!

А ведь я оказался прав: мешочек очень даже помог!

Потому что таких воплей и проклятий и ругательств я давно не слыхал! Даже от грузчиков и алкашей! (Хотя, если честно, самые изысканные и изощрённые матюги я слыхал как раз от тех же оперных певцов – работников «культуры»!)

Ну и сам чисто «физический» процесс оказался очень даже захватывающим: смотреть, как тело нашей Ленурочки, медленно уступая, насаживается всё глубже и глубже на пирамидку, оказалось очень даже занимательно! Конечно, пришлось для придания «пикантности» добавить и второй мешочек на животик. И после этого мы с восторгом констатировали, что остриё пирамидки медленно вышло из животика нашей подопечной, а задница её и ножки разъехались, растягиваемые верёвками с противовесами, словно апельсин – на две половинки, будто разрезанный ножом!

Юлечка оказалась настолько довольна результатом, что долго ползала под телом потерявшей сознание Ленурочки с нашей портативной камерой с прожектором: всё смаковала «детали»!.. И комментировала. Стараясь, понятное дело, не испачкаться: кровищи натекло литра три! Хорошо, у нас рядом с центром подвала дренажное отверстие: всё, что не стекло сразу само, потом смоем из шланга!

И даже мне пришлось подлезть, чтоб сделать Юлечке приятное: посмотреть и «убедиться» – почему именно инквизиторы делали угол заострения поменьше.

Чтоб чёртовы ведьмы всё же не «разрывались», как мартышки в анекдоте про секс со слоном. А могли самостоятельно потом дойти до костра. Хе-хе.

Вот чует моя задница, придётся нам заказывать другую пирамидку…

Когда Юлечка подошла к очнувшейся Леночке, та была в полном сознании. Но почему-то нависание Юлиного лица над собой восприняла не как обычно – то есть – не затряслась, и не принялась «умолять» или проклинать.

Вместо этого она принялась хихикать! И смотреть каким-то… Лучистым, почти детским, взглядом!

В лицо Юлечке не смотрела, и вообще никуда не смотрела – взгляд даже не фокусировался на ближние предметы! А только – по сторонам, и в потолок!

И по выражению глаз легко можно было догадаться, что съехала крыша у нашей бедной Леночки.

Похоже, видела она незавидную судьбу Ленурочки, выпустившей из кишков огромную лужу чёрной крови, (Я прекрасно понимаю – кому теперь полы и пирамидку придётся на совесть отмывать! Вашему покорному слуге…) и скончавшуюся до того, как мы принесли котелок с раскалённым маслом.

Ну, мы не варвары какие. Поливать шипящей жидкостью труп не стали.

А вот с Леночкой теперь как быть – уж и не представляю. Потому что не реагирует она на другие пытки. Сдавили ей сосочки плоскогубцами – она на нас и на сосочки и не смотрит: сморщила носик, похныкала, и говорит, тоном, как у маленькой девочки:

– Ну пожалуйста, мамочка, не надо меня ставить в угол! Я буду хорошей девочкой, когда пойду гулять! И больше в лужи наступать не буду! И носочки пачкать не буду!..

Переглядываемся с Юлечкой. Она говорит этак раздражённо:

– Вот ведь сволочь! Сбежала-таки от расплаты!

– Да нет, солнце моё. Не сбежала. – говорю нарочито раздумчиво, качая головой, – Ты только представь, что она, с её «физической гиперчувствительностью», должна была испытать, чтоб сбрендить! Да ещё тут – такое зрелище! Причём – вживую, без «компьютерных спецэффектов»! И перспективка – повторить судьбу Ленуры.

Уж сильнее отомстить, по-моему – и невозможно!

– Да? Хм-м… Ты и правда так считаешь?

– Разумеется! И уверен: спятить – куда страшнее, чем сдохнуть!

– Ну, это – для окружающих оно выглядит страшнее! А вот сами спятившие… Ну, или, скажем, люди с деменцией, или Альцгеймера – они-то этого ничего уже не осознают!

– Точно. Зато мы, с неповреждённым разумом – всё это отлично осознаём! И уж не сомневайся: получила эта мразь по-полной!

– Нет! – вижу, взъерепенивается снова моя ласточка. В такие моменты даже боюсь возражать ей: ещё попадёшься под горячую руку – так и воткнёт нож в живот не поколебавшись ни секунды! В состоянии «аффекта»! – Она – ещё не получила чего заслужила!

Ну-ка: насаживай её на кол!

Ну, насадить-то на кол распяленную на станке девушку – дело теперь почти привычное. Как и установить кол в его станину. Но эффект… Слабоват.

Мы с Юлечкой три часа смотрели, как извивается тело нашей жилистой дамочки, всё глубже насаживаясь, пока притуплённое остриё не вышло из шеи у ключицы. Но Леночка наша все «извивания» «комментировала» только глупым поскуливанием, и всё звала мамочку. Хотела, чтоб та погладила ей нарядное новое платьице, и отпустила погулять. А то она дома сидеть не может. Здесь душно. И почему-то у неё животик болит – она обещает, что не будет больше есть немытых фруктов.

Мне, если честно, смотреть на это было…

Тяжко. И больно. И муторно.

Насчёт Юлечки – не знаю. По её сосредоточенно-хмурому лицу понять ничего было невозможно. Но кайфа она точно не испытывала.

Через три часа, убедившись, что никакого толка из наших наблюдений не извлечь, говорит моя Юлечка. Этак разочарованно:

– Обломала-таки меня эта стерва. Смогла откосить от мести.

Придуши её, пожалуйста, да пойдём спать…

 

17. Переговоры. Трудное продолжение

 

Когда наконец покончили с «инвентаризацией», девочки только что с ног не валились. Андрей держался: положение обязывает! Но к концу одиннадцатого часа обхода гигантского пространства и десятков спусков-подъёмов по многочисленным лестничным пролётам ноги дрожали и у него. А перерыв на «обед» они сделали только один.

Заметок и комментариев, которые он приказал записать, хватило бы на два солидных тома: как раз «Война и мир». А записать всё пришлось: в Андропризоне, если честно, чертовски много чего нужно было чинить. Ну, или уж – сразу менять!

Убедившись, что на складе у Моны Макшарри имеется до безобразия скудный запас расходуемых материалов и запчастей, Андрей приказал всем своим помощницам вернуться снова в столовую. Пока неизменная Ганна раскладывала всем по тарелкам ужин – гречневую кашу с подливой и котлетами, а Ундина занималась остальным шипяще-шкворчащим на плите варевом, Андрей пролистывал и пролистывал два блокнота с записями Магды и Анны. Почерк у его жён был округлый, аккуратный, и вполне читаемый – не то, что у него. Кое-что они с девочками пообсуждали. Поуточняли. Прокомментировали. Вздыхать и чесать затылок Андрею пришлось куда чаще, чем он хотел бы…

Когда тарелки с едой оказались перед ними на столе, Андрей предложил своей семье не тянуть с приёмом пищи. Закончили трапезу за десяток минут. Он сказал:

– Определимся с приоритетами. Основная наша забота сейчас, как ни крути – реактор. И даже не его основной контур с жидким литием – тот сделан с очень большим запасом, и ещё послужит! – а второй. Водно-водяной. Охладительно-испарительный. Тот, от которого приводится турбина. Вращающая электрогенератор. Наш пока единственный источник электричества. На котором работает тут буквально всё.

Тут у нас проблем полно. Основная – протечки. Без новых труб с материка реактор проработает максимум ещё с полгода. Или его придётся заглушить. Собственно, чего бы мы хотели: оборудование простаивало пять веков. Конечно кое-что прогнило и проржавело! К счастью, лопатки турбины, самый важный элемент этой штуковины, сохранились, по словам Элизабет, неплохо. Ещё бы: их делают из титанового сплава. А он не гниёт и не корродирует. И это счастье. Потому что необходимой для замены лопаток и центровки ротора квалификацией не обладаю даже я.

Ещё о трубопроводах. Латать те, что в третьем контуре, смысла особого нет. Потому что ставить заплаты на заплаты – глупо и недостаточно надёжно. Вот только не представляю я, как наши подруги из Совета организуют нам доставку сюда трубопроводов из хромо-молибденистой стали, с толщиной стенок в десять мэмэ, да ещё и с диаметром в двести сорок этих самых мэмэ. Эти трубы будут жутко тяжёлыми, а сюда, в Андропризон, никакой транспорт кроме собачьих упряжек не дойдёт! Трещины и заструги! Лёд.

– А, может, они смогут доставить их сюда – кусками? Ну, секциями? Короткими?

– Это не выход, Магда. Потому что обеспечить качество многочисленных сварочных швов, которые придётся делать нам, здесь, на месте, вряд ли удастся. И течи появятся снова. Нет: основные трубы, при длине в двенадцать и десять метров, нам нужны цельными! Вот и давайте подумаем, как нам их заполучить и доставить!

– Муж Андрей. Это, несомненно, важная задача. Поэтому как вы смотрите на то, чтоб мы её решали – отдохнув и выспавшись?

– Здравая мысль, жена Жаклин. Как говорится, утро вечера мудренее. Поэтому. Предлагаю спокойно отправиться в нашу каюту, и предаться… Отдыху и сну. Кто – за?

Руки подняли все его жёны. Андрей, встав, кивнул через огромный проём Ганне и Ундине, подняв кверху большой палец:

– Спасибо, девочки! Еда отменная!

– Ну-так! На том стоим! – Ганна, распластавшись над плитой, словно могучее мангровое дерево, ухмылялась весьма плотоядно, что-то мешая в огромной кастрюле на плите. Ундина же просто улыбнулась, кивнув, и откинув чёлку с потного лба.

 

В каюте Андрей приказал:

– Девочки. Если кто хочет мыться – вперёд! В смысле – в ванну. Пропускаю!

Ответила за всех Анна:

– А, может, можно нам как-то обойтись без мытья? Мы же – не очень воняем? А то мы так вымотались – только бы плюхнуться на нашу мягкую огромную постель!

– Хм. Не возражаю. Но сам – помоюсь! А то от меня – точно разит, как от козла!

– Да ладно вам, Андрей! Мы уже принюхались! Да и спать это вряд ли помешало бы! – Жаклин, похоже, не кривила душой. Да и носом, как он заметил, никто из девочек от него больше не «воротил»… Хотя они и раньше старались этого не делать – тактичные же, мать их, но он-то видел… И сморщенные носики, и нахмуренные бровки.

Может, и правда – «принюхались»? Он слышал такую теорию: когда долго живёшь, например, на свалке, очень скоро перестаёшь замечать отвратительное зловоние: рецепторы обоняния как бы притупляются и вносят коррекцию в мозг.

Ну, или наоборот – не суть.

– Нет, я всё же выкупаюсь. Потому что кто его знает – что там нам предстоит завтра. А вы, любимые – ложитесь! Смотрю, вы и постель нам организовали! – действительно, Андрей через дверь в спальню уже разглядел огромное ложе, которое его жёны, похоже, просто собрали из нескольких постелей, скопировав с того, на котором они все спали в «Новом Берлине», сбившись поневоле в плотный ком: чтоб не замёрзнуть.

Девочки принялись раздеваться, Андрей, заставив себя отвернуться, зашёл в душевую кабину. Повздыхал.

Вот что значит: настрой! Ну нет сейчас у него никакого желания заниматься – этим самым! Может, возраст? Или просто – чудовищная усталость?..

Но деваться некуда: работать, как папе Карло, придётся и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… И так далее. Назвался груздем – полезай в кузов! Взял на себя ответственность за чёртову тюрьму – работай! Над её обустройством для комфортной жизни.

Какое наслаждение – наконец-то ни о чём не думать, отключившись хоть на мгновения от насущных нужд, и просто растереться мочалкой с мылом. И стоять затем, закрыв покрасневшие от напряжения глаза, под почти обжигающими струями душа!..

Когда вылез, буквально через пять минут, застал умиляющую картину: все женщины, кое-кто даже недосняв с себя верхнюю одежду, лежали, приобнявшись, на постели. И мирно посапывали. Магда расположилась с краю. Андрей, чтоб не изменять «традициям», переоделся в сухое и чистое нижнее бельё, и забрался в постель с другой стороны: он ничего не имел против, снова – просто погреть вымотанных им же девочек.

С другой стороны – какое счастье, что никто из них не настаивал на выполнении им «супружеского долга»!

Этого он сегодня просто не потянул бы.

Несмотря ни на какую накопленную за время «отдыха» «жировую прослойку».

Тем более, что она наверняка закончилась…

 

Весь следующий день они посвятили ремонту и отладке работы вторичного контура охлаждения-испарения любимого реактора. Он действительно напоминал решето с многочисленными нашлёпками наваренных накладок: дыра на дыре!

Андрей командовал, девочки подносили или уносили, он приваривал или развинчивал-заменял-завинчивал. Все «общебытовые» хлопоты по Андропризону Андрей спихнул на плечи Элизабет. А все организационные – на Анну. Магда и ещё пять наиболее крепких и сильных девочек помогали ему – чисто физически: «подай-принеси-подержи».

Ну и заодно – обучались. Правильной работе с «оборудованием».

После того, как он приварил первую заплатку, Сара Васси, убедившись, что он обстучал шов от шлака, проворчала:

– Чтоб мне провалиться! Это первый шов, который сделан так, как надо по технологическим нормативам! Как тебе это удалось, Хозяин?

Андрей похмыкал. Покачал головой. Взглянул женщине в глаза:

– Как говаривали древние сварщики и слесаря: «навыки не пропьёшь!». А если честно, руки сами помнят всё, чему научился за годы практики. И даже номер электрода выбирал не я, в-смысле – не мозгом! А – инстинктивно. Посмотрев на толщину металла, и его тип. Но всё равно: давай сюда этот чёртов дефектоскоп. Буду проверять!

Обед прошёл незаметно: Андрей за думами и заботами даже не ощущал, что ел. Но поблагодарить поварих – сегодня это были Мила и Полина – не забыл. Полина, оказывается, умела очень мило краснеть. А Мила – так и вообще: красотка. Но ему сейчас…

Незадолго до ужина его созидательно-ремонтный труд прервали: прибежала из диспетчерской Ида Хуллко:

– Андрей! Вас вызывает временно исполняющая глава Совета – сестра Меделайн!

– Хорошо. Скажи, будь добра, сестре Фоссетт, что я сейчас приду.

– Вы – что же… Не побежите прямо сейчас?!

– С чего бы это? Пока Хозяин Андропризона занимается своими делами, какой-то там Совет может и подождать! – он сознательно почти повторил слова русского императора Александра Третьего, когда его звали решать «сверхсрочные и сверхважные» дела Европы, а он как раз ловил рыбу в пруду: «Пока русский Царь ловит рыбу, Европа может и подождать!» Правда, Андрей не думал, что его спутницы знакомы с этой цитатой.

Ида убежала, Андрей одним движением закинул маску снова на лицо, и закончил сварочный шов. После чего маску с головы снял. Но в грубой робе сварщика остался. И так и пошёл в рубку, сказав девочкам:

– Без меня ничего не трогайте. И не варите. А, да: принесите со склада ещё электродов – четвёрки и шестёрки. Я скоро вернусь. Жена Магда. Прошу вас пройти со мной!

 

В диспетчерской царила напряжённая атмосфера: сестра Меделайн молчала, и только грозно хмурила брови, а находившиеся на постах перед экранами внешнего обзора, и за пультом прослушки дежурные старались на неё не смотреть.

Андрей прошёл – не быстро, но и не мешкая! – к креслу у центрального стола, уселся:

– Моё почтение, сестра Меделайн.

– Здравствуйте, Андрей.

– Я вас внимательно слушаю.

– Благодарю. У нас действительно есть что сказать. А вернее – что спросить.

Андрей не стал задавать наводящих вопросов. Вместо этого, не сводя внимательных глаз с глаз женщины, просто кивнул.

– Так вот… Мы высылали батальон альпийских стрелков с оборудованием и продуктами. Чтоб помочь нашим девушкам, а вашим – заложницам, и организовать их надлежащую эвакуацию. И мы хотели бы знать, что с ними. С бойцами и заложницами.

Андрей какое-то время просто молчал, глядя в лицемерные (Профессионально!) глаза. Он, конечно, мог бы и поиграть в эти мерзкие двуличные игры…

Но – зачем?! Он – мужчина! И может сказать всё, что думает – в лицо!

– Батальон альпийских стрелков подбирался ко входу в Андропризон с трёх сторон. Скрытно. Ползком, в белых маскхалатах. Оборудования и продуктов для «эвакуации заложниц» при них не было никакого. Атаковали они тюрьму без всякого предупреждения, держа в руках оружие. Заряженное, между прочим, вот такими патронами. – он показал припасённый патрон с пулей, – Я сталкивался, и поэтому отлично знаю, что это. Пули со смещённым центром тяжести. Такие пули вызывают смерть от болевого шока, оставляя в теле человека раны, в которые свободно пройдёт кулак. Так что все ваши уверения, уважаемая сестра Меделайн, что альпийские стрелки хотели просто «помочь с эвакуацией» я считаю наглой и циничной ложью. Никому они тут ни с чем «помогать» не собирались.

А собирались просто всех до последнего человека – перестрелять.

И даже не брать пленных.

В лице Меделайн что-то проскочило. Но она – дама с огромным опытом и незаурядной силой воли. Андрей не смог прочесть, что это – то ли разочарование, то ли и правда – радость. От того, что план «А» провалился.

– Вынуждена принести вам, брат Андрей, свои персональные извинения. Я была против этого плана. Но у нас в Совете всё решает большинство.

– Отлично. Собственно, я и не сомневался. Поэтому может, вы перестанете делать вид, что одни, и сёстры уважаемые члены Совета включат и свои камеры и мониторы?

Донеслись и вздохи, и сопение, и даже смешки. Но все экраны перед ним ожили – все женщины снова оказались на своих местах. Кроме, понятное дело, сестры Хадичи.

– Здравствуйте, уважаемые члены Совета. Итак. Что вы хотели узнать?

– Мы хотели узнать, брат Андрей…

Это, конечно, сестра Тейлор Ракк. Глава МВД. Стараниями которой наверняка и был принят «традиционный» план «переговоров». То есть – вначале стреляем, а потом…

Просто хороним трупы!

И когда их скроют могилы – вот и нет мятежников и мятежниц!..

А, соответственно – и проблем!

– … что случилось с десантницами. И их руководством!

– Хорошо. На прямой и честный вопрос я и отвечу прямо и честно.

Все они мертвы.

– То есть – как?! Уж не хотите ли вы сказать…

– Именно это я и хочу сказать. Что я и мои жёны и подчинённые смогли организовать оборону Андропризона должным образом. И у нас потерь – ноль. А если у нападавших десантниц и имелись выжившие, то могу поспорить обо что угодно: отступившие и сбежавшие назад, к пристани – наверняка погибли по дороге. Замёрзнув во время бурана!

– Но погодите… Не можете же вы вот так, уверенно и нагло, утверждать, что…

– Почему – не могу? Могу. Поскольку руководил уничтожением нападавших – лично. Как и проконтролировал затем их смерть! И можете больше своё «послание» в эфир не транслировать. Всё равно ответить на него некому!

– Но – как вы их?!.. И – неужели вот прямо – все?!..

– «Как» – это – секретная информация. И отвечать на этот вопрос, раскрывая стратегические секреты нашей обороны, я не буду. Ну а насчёт того, что все они мертвы…

У меня нет причин лгать вам. Ведь вы легко могли бы в этом убедиться, вернись туда, к кораблю, хоть одна выжившая.

Повисшее молчание можно было бы назвать зловещим.

Но затем инициативу снова взяла в свои руки сестра Меделайн:

– Мы поняли. Стало быть – все десантницы мертвы. Хотя и верится с трудом! Но вы правы: у вас нет причин лгать нам.

– В отличии от вас, уважаемые члены Совета, их пока, – он выделил тоном это слово, – действительно нет. Так не заставляйте меня своими действиями думать, что они должны появиться! Я веду честную игру. И действительно предлагаю вам всё то, что позиционировал в нашем с вами предыдущем разговоре.

Обучение.

Ремонт.

Оплодотворение.

Как пойдут наши с вами совместные дела и проекты в будущем – зависит только от вас. Я свою добрую волю озвучил!

– Да. Мы поняли. Но сейчас… – Меделайн переглянулась с остальными женщинами, – Мы должны подумать!

– Минуту! – Андрей увидел, что женщины собрались отключиться, – До того, как бойцы альпийского корпуса напали на нас, за десять часов до атаки, мы выпустили из Андропризона очередную партию заложниц. Двадцать человек. Знак нашей доброй, – он снова подчеркнул это слово тоном, – воли. К сожалению, спустя буквально час после атаки, на нас и на заложниц обрушился буран. Мы, конечно, снабдили и эту партию уходящих палаткой и печкой… Однако не знаю, удалось ли этим женщинам грамотно ими воспользоваться: вряд ли они – специалистки по экстремальному выживанию. Однако!

Думаю, руководству с вашего корабля всё же есть смысл выслать кого-нибудь навстречу: для спасения возможных выживших!

На этот раз кивнула сестра Яхен Куркен, ведавшая как раз, насколько он помнил, здравоохранением:

– Да, брат Андрей. Мы непременно пошлём кого-нибудь. Забота о каждой нашей сестре – первейший долг Федерации!

Андрей заставил себя сохранить каменное лицо, и не рассмеяться в лицо не то – идиотке, не то – лицемерке. Вместо этого снова – просто кивнул.

 

Когда погас последний экран, и Андрей отключил видео и аудиотрансляцию, не выдержала Магда:

– Андрей!!! Почему ты не сказал этим тварям, этим курвам, всё, что мы о них думаем?! Вот ведь сучки вонючие! Б…ди! Ведь они всех нас – хотели просто – !..

– Магда, сердце моё. – он вздохнул, – Пожалуйста. Ты – моя правая рука! И случись мне быть занятым, или – в отлучке, ты будешь вести с ними переговоры. И прошу тебя впредь не забывать: вопли, ругань и голословные – то есть, не аргументированные! – обвинения не являются предпосылками плодотворной работы. Хоть с порядочными людьми, хоть – с суками и тварями. В первую очередь мы все – не должны терять лицо! Положение обязывает! И чего бы я добился, если б выкрикивал в их адрес оскорбления и угрозы?

Вот именно: ничего. Кроме того, откуда нам знать: может, они прекрасно поняли всё и сами, и сейчас просто пытались нас спровоцировать на что-то подобное?

Чтоб уже официально иметь повод прервать все переговоры, и продолжить попытки «достать» нас – силой?

– Ха! А почему ты думаешь, что они и так – так не сделают?!

– Ну почему же – не думаю? Думаю. У них сейчас начинается следующая стадия «разборок» и предложений. По поводу нас. И выбор политики, которую они будут пытаться претворить в жизнь. Всё зависит…

От денег и материального обеспечения!

То есть – высылать против нас новые отряды, числом – побольше, с тяжёлым вооружением, к тому же знающих о судьбе «первопроходцев» – чертовски хлопотно и… Накладно! Снарядить толпу народа и заправить солярой корабль – это та ещё головная боль!

– И что ты думаешь, они надумают? – в голосе Магды, да и во взглядах остальных, находившихся в диспетчерской женщин Андрей видел опасение, если не открытый страх. Он и сам боялся – но не так, как они! А ведь они отдались ему в руки! Поверили. Пошли за ним. И сейчас ждут. Как он сможет их защитить! От чёртова Совета!

– Думаю, они продолжат переговоры. И, возможно, даже действительно пришлют нам первую партию для «оплодотворения» – тем более, женщины наверняка так и сидят на корабле. Но!

Не нужно головокружения от успехов. Мы теперь всегда должны быть настороже! Возможно, придётся даже организовать какую-нибудь видеокамеру возле причала… Посмотрим. И я уверен: даже если нам пойдут на уступки, сделают это – наверняка снова только для отвода глаз!

А сами исподтишка будут снова готовить коварный и подлый удар в спину!

Это же – Совет! Со своими стереотипами поведения и мышления! То есть – консерваторши до мозга костей! Ну вот не верят они в то, что один-единственный мужчина и горстка женщин сможет реально противостоять силам всей их Конфедерации!

Поэтому всех новоприбывших придётся обыскивать тщательнейшим образом! Чтоб те не подбросили нам в котёл какой-нибудь отравы…

– Ну а если… Они откажутся от переговоров, и просто уведут корабль?!

– Этот вариант тоже, конечно, возможен. Да, в самом крайнем случае члены нашего «любимого» Совета надумают просто бросить нас – на, как они думают, произвол судьбы! То есть – чтоб мы банально погибли с голода! Если они уведут отсюда корабль, они полагают, что нам отсюда, из Антарктиды – просто не выбраться.

А напрасно они так полагают.

Внимание, всем присутствующим! – он повысил голос, – Секретная информация! Запрещаю делиться ею даже с подругами, да и вообще – хоть с кем-то!

Так вот.

Я разработал многолетнюю программу противодействия Совету – именно Совету, с целью полной дискредитации как его самого, так и его действий!

Первый этап предусматривает создание средств преодоления обширного водного пространства, отделяющего нас – от материков. Второй – доставку меня и отряда наших диверсантов – в места дислоцирования чёртовых хранилищ спермы, и Центров по выращиванию младенцев.

На третьем этапе мы выведем из строя все эти хранилища и Центры.

И на четвёртом – распространение по всем континентам листовок с нашим «Воззванием»! Где мы призовём всех, ещё имеющих собственные мозги женщин – свергнуть устаревший и выставивший себя в самом неприглядном свете, орган Власти!

Я не сомневаюсь, что если скоординировать и объединить усилия недовольных – а таких ведь большинство! – мы легко свергнем этих зажравшихся администраторш! И нам нужно, чтоб у нового Совета, или того органа власти, который займёт его место – не было другой альтернативы выжить, чем вступить с нами в контакты.

И сотрудничество!

Но это – в отдалённой перспективе.

А пока нам нужно, как это говорится в дешёвых боевиках, собрать всю волю в железный кулак, и… Поработать!

Для себя же, и для будущих наших детей, стараемся!

 

18. Странный поступок Юлии

 

«… не смогли даже заняться любимым «хобби» – сексом!

Собственно, я даже не настаивал, ведь обычно это она, сама, первая – предлагала.

Ну а сейчас – не предлагала, а я тактично помалкивал, да расправлял нашу монументальную трёхспальную постель. (Прикупили сразу, как стали жить. Юлечка её в самом престижном мебельном и выбрала. С резными спинками, и даже с балдахином…)

Собственно, ничего удивительного, что ей сейчас не до «увеселений» – с азартом, или без. Видно невооружённым глазом: всем своим сознанием, нутром, потрохами – всё ещё там моя Юлечка! В подвале.

Смотрит мысленно в подкаченные к потолку лучезарные глазки, вспоминает тупые реплики про «платьичко в горошек, и носочки с воланчиками, и бантики – в косички!» и прочую чушь. И никак не может простить – не то себе, не то – Леночке, что «откосила» та от полномасштабной  мести. Обманула, получается, её. Поскольку, как Юлия моя выразилась: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное». (Вот, кстати: не знал, что она так хорошо знакома со Священным Писанием!)

Ну, я же не насильник какой: понимаю её состояние!

Поэтому предложил просто погреть её – теплом своего тела.

На это она не возражала. Одела свою тёплую ночнушку – ту, что подлиннее. Прижалась своим пикантным задом к моему паху, поёрзала, устраиваясь. Говорит:

– Пожалуйста. Обхвати меня покрепче! Мне… Тошно. Но от твоего тепла мне чуть легче. Да и никого у меня не осталось, кроме тебя!

Я, в некотором недоумении, решаюсь всё же спросить:

– Но у тебя же есть сестра? И племянники?

– Да, есть. Но у сестры своя жизнь. Трое детей, которых, если честно, я не очень-то люблю и жалую. Раздолбаи и дебилы потому что. Сопливые и крикливые. Бесят!

Муж – алкаш. Свекровь – тварь вонючая… Как ни созваниваемся, сеструха мне полразговора рассказывает, как та её изводит и достаёт, пока муж – на вахте. Вот: кстати: может, на досуге займёмся этой сволочью – свекровью. Только уж больно далеко за ней ехать – в Нижневартовск… Муж у сестры – нефтяник. Ну, это я уже говорила.

– Да, малышка. Не парься: надо будет – и съездим. И привезём. Ну, или прямо там арендуем какую-нибудь халупу, да уволоктём эту стервозину! Или просто – прикончим. Или…

Или её тоже – обязательно надо вначале – пытать?

– Да нет. – она чуть дёргает худеньким плечиком, – Не обязательно. Ладно. Завтра подумаем. А сейчас давай спать. А то тебе завтра с утра – на работу.

– Ага. Э-э, ничего, если даже немного опоздаю – я же работаю автономно. То есть – не завишу ни от кого. Сам себе начальник. И работник. «Ценный кадр».

– А вот, кстати. Всё хотела спросить. Как получилось, что ты – так много всего умеешь? Ты, наверное, работал местах в двадцати-тридцати? И институтов закончил хотя бы – парочку?

– Вот уж нет. Институт, правда, я закончил. Университет даже. По диплому я – специалист по организации производства. И инженер-технолог по наладке прецизионного оборудования. Но поскольку работы по специальности долго не было, а жить на что-то надо, твоя правда: работал я… В разных местах. В том числе и на оборонку. Но всё же не в двадцати-тридцати. А в восьми. Но зато – какие это были места! Ну а разные мелкие «подработки» – вообще не в счёт: мы сейчас говорим только про то, что в трудняке. Электронном и обычном. А так… Да, пришлось научиться всякому. Словом, повезло мне.

– Но откуда ты знаешь столько – про пыточные орудия… И как вообще к этому пришёл? Ты ведь – только женщин?..

Усмехаюсь. Вот так вопрос она задала! Не в бровь, а – в глаз!

– Не знаю, что тебе ответить, сердце моё. Вероятно, всё же это – так же как у тебя. Комплексы. Разрушенные надежды. Обо…ранные мечты…

Словом, пережитки со времён школы, будь она неладна. А говоря проще: мордой я не вышел. Оказывается. А ведь я-то – так не считал… И хоть фигуру потом «доработал», но до пластической хирургии дело не дошло: я позже, когда осознал, уже просто – не хотел. Ну а поскольку я лицо не исправлял, девочки, и после школы, и универа…

Скажем так: никто мне не давал! Даже под сильным градусом!

– И ты – озлобился?

– А кто бы тут не озлобился?! Хозяйство у меня – сама видела. И ощущала. Вполне на уровне. – она тоже усмехается. Теснее прижимаясь к этому самому воспрявшему хозяйству своей тёплой попкой, – А применить свои достоинства – не к кому! Вот и занимался… ну, тем, чем занимаются одинокие мужчины. А поскольку наследственность у меня – вроде, тьфу-тьфу, неплохая – дед мог до почти семидесяти! – занимался я этим по семь раз в неделю! И вот ведь свинство: посмотрю, бывало, на девочку какую, ну, покрасивей – и уже бегу. Если в школе – то в туалет… Или уж терплю до дома. И там, заперевшись тоже – в туалете – «левой, левой, левой!..»

– То есть – ты ещё с детства – очень даже… Активный?

– Ага. – вздыхаю, – Получается – с тринадцати лет. Но с женой не сложилось. Она сказала, что не хочет доводить дело до бешенства матки, и ушла. Собственно, я видел, что она тоже меня… Не любила. А – по расчёту. Поскольку ей было двадцать девять. А мне – двадцать пять. Последний, так сказать, шанс быстро увядающей и толстеющей старой девы. Лицо, правда, у неё было… Вполне себе на уровне. Вот только характер…

Детей у нас не случилось. Как сейчас думаю – и слава Богу!

– Вот как. Жаль. С другой стороны теперь мне понятней. Ты, как и я – на женщин тоже зол. На них на всех!

– Вот уж нет. На тебя я – не зол. Наоборот. Ты смогла… – не знаю, как поточней сформулировать. Но решаю, что женщины – они все телепатки! И враньё она почует! Поэтому придётся – правду! – Что-то такое… Очень… Сокровенное в моей душе затронуть. Причём – очень глубоко лежащее. Такое, что я давно похоронил в себе, сам, считая, что такие чувства делают меня… Ну, слабее!

– Балда. – она чуть дёргает плечиком, – Это называется – «человечнее»!

– Ну, может, и так. Но с другой стороны… Если б я не был таким, какой я сейчас – только давай честно! – жила б ты со мной?

– Хм-м… – она мнётся с ответом. Но, похоже, тоже решает, что ответить лучше – правду, – Наверное, всё же – нет! Потому что – что рохлей, что плейбоев – ненавижу!

А ты… Ты – именно такой, как я всегда и хотела!

Сильный, храбрый. Уверенный в себе! А ещё и – хитрый! И, что бы ты там не говорил про своё лицо – оно очень даже преображается! Ну, в такие моменты!

И зуб даю: никто и никогда не сделал бы для меня – того, что сделал ты! – тут чую я, что слеза навернулась у неё на глаза. Потому что течёт прямо по щеке, а я в это время нежно глажу её по волосам и щекам – и ощущаю влагу…

– Ну а то, что ты изображаешь из себя маньяка – да наздоровье! У каждого, как говаривали в фильме «В джазе только девушки» – свои недостатки!

– Ну… Да. – хмыкаю. Вот уж никогда я не рассматривал свои пристрастия и бзики с такого ракурса! Получается, она просекла мою «чувствительную и ранимую» натуру – лучше меня самого! И – куда быстрее…

– Ладно, милый. Пошёл он в …опу, этот «психоанализ»! Люблю тебя! Таким, как ты есть! А сейчас… – она вдруг разворачивается, роняет меня на спину, и принимается покрывать моё лицо, шею, грудь – бешеными поцелуями, одновременно уливая меня своими горючими слезами! Рыдая в голос. И такая вся…

Чертовски желанная! И любимая!!! И так жаль её! Хотя…

Чего её, по-идее, жалеть – девушка воплотила в жизнь свою мечту!!!

Но от её вида, и ощущения на себе её тела, у меня в груди прямо всё переворачивается! И слёзы тоже почему-то наворачиваются – словно всё это – в последний раз!..

И целую и я её – в горячие мягкие губы, мокрые солёные глаза, и прочие разные места её милого личика. Но молча. Думаю, что наконец-то у неё наступила разрядка! Хоть выплачется всласть! У женщин вообще: слёзы – это некий волшебный «предохранительный клапан»! И если его держать завинченным – они могут и просто – спятить. Ну, или получить инфаркт!

Наконец, выплакавшись действительно всласть, она говорит, чуть отстранившись:

– Я и правда – верю, что тебя мне послал сам Господь Бог!

Глядя в её искрящиеся в тусклом свете ночника фанатизмом и страстью глаза, понимаю, что она не кривит душой! Так ведь и я – не кривлю:

– А я думаю, что – наоборот. Послал он – тебя – мне!

– Ах, милый! Какое счастье, что ты много не говоришь! И понимаешь… Всё-всё!..

Молчу. Понимаю, что – что я не скажи – всё будет глупо и ненужно. Вместо этого нежно целую её прямо в глаза. Плевать, что солёные – зато такие красивые!..

Она шепчет мне в ушко:

– Но игрищ сегодня всё равно не будет! Я… Всё ещё расстроена!

– Ну, давай тогда снова сюда, – указываю себе на волосатую грудь, – Прижму тебя покрепче, чтоб ты уснула.

– Нет. Давай лучше, как мы до этого лежали. Как ни странно, но я куда лучше себя чувствую – да и тебя ощущаю! – когда лежу к тебе… спиной!

– Ага. Как скажешь, лапочка моя.

И мы действительно разворачиваемся так, как лежали до этого. Она с минуту ёрзает, устраиваясь. Стараюсь ей своими мускулистыми «граблями», как она их называет, ни на какие места сильно не надавливать – но и хватку особо не расслаблять. Пусть чувствует себя – защищённой. Как в коконе. Предохраняющем от внешней угрозы!

Но проблема в другом: угроза сейчас – не снаружи. А где-то, чую, глубоко внутри неё самой…

Через минут пять-шесть – чую я, как нагрелись, а затем и расслабились её мышцы – и спины и ягодиц… И вот уже головка откинулась, плотнее вжалась в подушку. И засопело это странное создание.

А оно – действительно странное. Загадка. Шарада. Не могу понять.

То – взрывная и беспощадная. Как фурия какая! То – мягкая и ранимая…

Может, от того и люблю так сильно – что не понимаю?!

 

Запишу сейчас, пока ощущения свежи.

С работы я вернулся часов в пять. Привёз большую пачку домашних пельменей – чтоб не возиться с готовкой. Потому что устал: пришлось «девочек» до завтрака закопать.

Нету наверху, в доме, моей Юлечки. Не встречает в прихожей в коротеньком платьице, или моей рубахе, как обычно делала. Мелькнула мысль, что, может, вышла в какой магазин. Или по делам. Но инстинкт гонит меня, даже не переодевшись, в подвал.

Всё верно. Не подвёл инстинкт.

Висит на крюке в центре подвала моя Юлечка.

Смотреть страшно. Несмотря на то, что, по-идее, полагалось бы мне привыкнуть за эти-то годы…

Лицо всё посинело, и вижу я, что поздно пытаться спасти её. Давно она умерла. Подхожу, трогаю руку. Всё верно: уже холодная.

Поднимаю табурет, который она откинула ногой. Ставлю рядом. Подхожу к столу, беру нож. Возвращаюсь. Залезаю на табурет, перерезаю верёвку. Принимаю в объятия обмякшее, уже не застывшее тело: ну точно: давно сделала это.

Отношу к основному выходу, укладываю на матрац.

Делаю всё на автомате: заставил себя сжать зубы, и перестать ощущать и переживать все эти чёртовы чувства!

Им «предаваться» можно и потом, когда сделаю всё, что нужно сделать!

Яму копать отправился всё же – переодевшись. В спортивный костюм и кроссовки. Плевать, что днём. Забор у меня высокий, а у соседей нет вторых этажей – так что то, что происходит на моём участке, им так и так не видно.

Закончил к восьми. Сделал потому что – поглубже.

Но всё равно пришлось подождать ещё с час: пока совсем не стемнело.

Всё это время я сидел на кухне, а вернее, бродил по ней, пока закипала вода, а потом варились пельмени. Вот только есть их…

Не смог.

Уселся за стол. Велик он для меня одного – а как приятно было, когда моя коза сидит напротив! Что-нибудь говорит. Да даже просто – молчит! И всем видом показывает, что вот прямо сейчас готова меня – хоть под стол завалить! Что она, кстати, пару раз и проделывала… Да и вообще: у неё реально с юмором было – куда там даже мне!

Что бы там ни говорили её жертвы, а она у меня – прелесть! Была.

Вот именно: была.

Сволочная эта мысль так и долбит в виски. Словно стая дятлов каких: «была-была-была!»

Сижу, как последний кретин, и пялюсь в угол. А там у меня – пенал. С посудой. И кому она сейчас нужна, если я сам себе почти никогда не готовлю? А предпочитаю просто покупать полуфабрикаты. Или пиццу. Или цыплят табака. Хотя, если честно – Юлечка тоже готовить не любит. Не любила. А я и не напрягал её…

Гос-споди, какие глупости я пишу!

У меня на сердце – тоска смертная, грудь словно сотни голодных котов раздирают. А я тут – про «готовку»…

Нет. Нужно завязать с этим самоедством! Иначе меня и инфаркт какой трахнет. А мне ещё Юлечку – хоронить. Это – тоже «мировоззренческий» вопрос. Остальных-то я – просто закапывал. А вот её – только – хоронить!..

Вспоминаю теперь уже с особым пристрастием, как у нас что происходило утром. Ведь она наверняка ещё тогда всё решила! А я…

Ничего не почуял, балда тупорылая. И никакой инстинкт мне ничего не…

Погоди-ка. Не может такого быть, чтоб она мне не…

Иду снова в подвал. Где тут можно?..

А, всё верно: на верстаке! Просто не заметил сразу, поскольку она листок положила под тиски. Всё точно рассчитала: чтоб сразу не заметил. Но потом – нашёл!

Листок вырвала из моей тетради. И моей же ручкой и писала.

«Милый!

Пожалуйста, прости свою глупую козу, и не поминай лихом!

Если честно – я думала, что, отомстив, смогу наконец расслабиться, остыть, и перестать ненавидеть этих тварей. И жалеть себя.

Но вышло по-другому. Ничего я не исправила в своей судьбе, а только, вот именно – отомстила. Но месть, оказывается, сама по-себе – очень страшная штука. Она – как отвратительная чумная крыса!

Она и сейчас грызёт меня изнутри, и не уменьшилась ни на грамм!

А тут ещё эта «сверхчувствительная» мразь, со своим «Перебарщиваешь!»

Наверное, я действительно переборщила. Застлала мне глаза, да и сердце – эта самая месть. Из простой обиженной и избитой я превратилась в…

Не знаю, как и написать: посчитала себя в своей гордыне чуть не – «ангелом мщенья»! На чёрном коне. С карающим мечом в руке… Думала, что и тебя мне послал Бог, и их мне – прямо в руки отдал!..

А получается – дьявол!

Потому что давит меня сейчас и душит! Проклятая дрянь, которую, как я раньше думала, изобрели дебилы или поэты – совесть!!! Не смогу дальше жить с этим!!!

В голову приходят тысячи вещей, о которых хотела бы написать! Но зачем?! Ты ведь и так всё понимаешь! Ты ведь и сам – прошёл через всё это. Или – похожее.

Умоляю тебя только об одном: не вини себя в том, что произошло, что я фактически заставила тебя помочь мне убить четверых, пусть и не слишком хороших, женщин. И, главное – не вини себя в моей смерти! Ты и правда – отличный человек!

Я знаю: я видела тебя! Я говорила с тобой!

И всё то напускное, внешнее, происходящее от детских комплексов – оно пройдёт!

Прости, если сможешь, твою глупую «ласточку», и живи спокойно!

Своей помощью мне, и любовью – я её видела! – ты уж точно искупил всё, что сделал! А, главное: ты же – отпустил самую первую! И помог ей деньгами – потом, позже. Значит, что бы ты там о себе не думал – ты – не маньяк!

А просто – Орудие! Карающее. Грешниц.

Все остальные твои, как я теперь понимаю – просто получили то, что заслуживали!

Ну а я – сама себе и судья, и палач!

Хоронить «по-христиански» меня не нужно!

Просто закопай меня, где и остальных.

Прошу тебя лишь об одном: поставь за мою душу свечку в Храме.

Навеки твоя, Юлия.»

 

Чувствую, что кулаки у меня сами собой сжались. А челюсти свело. Но слёз нет.

Иду на кухню. Оттуда выхожу во двор.

Стемнело.

Приступаю.

Спустя полчаса всё сделано. Завернул её в старое покрывало: оно ей всегда нравилось. Хотя для нашей новой постели она выбрала другое – шикарное.

И вот я опять – один.

Снова сижу на кухне: дебил – дебилом!

Мысль приходит только одна: как не уследил?!

Хотя…

Она явно – прекрасная актриса. Ещё и с огромной силой воли. Прощаясь, не мог бы – ни ухом, ни рылом…

Почуять!

Но чего же ей всё это стоило?!

Ведь наверняка когда дверь за мной закрылась, и машина скрылась за воротами – и рыдала, и каталась по полу, и волосы на себе рвала: я видел и их, и следы от солёных высохших ляпок на полу…

А точнее говоря, это я только сейчас их заметил – когда стал присматриваться…

Но она – попрощалась. И просила себя в её смерти не винить…

Что вряд ли реально.

Потому что надломило что-то во мне общение с ней. Наш короткий роман.

И пусть мы и сблизились на почве только мести – я же не слепой! Понимал. Видел, что переросло это потом во что-то большее…

И вот её нет.

И как мне дальше жить с этим?!..»

 

19. Корабль

 

Сестра Дженифер, как идущая впереди, и ещё из чистого упрямства поднимавшая иногда слезящиеся и воспалённые глаза от ослепляющее сверкавшей белой поверхности перед лицом вперёд – к горизонту, первой увидела их. Но чтоб убедиться, пришлось проморгаться, и стереть набежавшую слезу. Всё верно!

Несколько чёрных точек приближались как раз оттуда, откуда они и ждали помощи: со стороны причала, из-за гребня ближайшего пологого холма.

Наконец-то! Хоть какие-то признаки того, что они – не одни в этой безбрежной скованной многомильными в толщину льдами и занесённой хрусткими снегами бесконечности, больше похожей из-за снежных увалов на странную пустыню! А ещё – слава Богу, что они всё же движутся в нужном направлении! А то, несмотря на вешки, ей всё же начинало казаться, что они заблудились…

Дженифер остановилась так резко, что шедшая за ней сестра Лайла ткнулась ей в спину:

– Ты что, Дженифер?!

– Внимание, девочки! – Дженифер обернулась назад, говоря так громко и гордо, словно это она самолично снарядила и послала за ними спасателей, – Мы спасены! Вон: к нам на полном ходу спешит подмога!

Девочки разошлись в стороны, заняв сразу всю ширину заметённой дороги. Кто-то прикладывал козырьком ладонь ко лбу, кто-то щурил побитые порошей и истерзанные морозом и снежной слепотой глаза, но большинство загалдели, словно кайры на базаре:

– Ого! Точно! Да-да, вижу! Ур-ра! Слава Богу! Ну наконец-то!..

Сестра Дженифер сказала:

– Отлично. Теперь мы все их увидели. Я уверена, что и они нас видят: давайте-ка помашем им! – все принялись истово махать руками, – И это – явно спасательный отряд с корабля. Значит, сдержал слово этот… Андрей. Связался с Советом, и сказал про нашу команду. Какое счастье, что мы воспользовались палаткой! И живы!

– О, да! Спасибо тебе, Дженифер! Ведь если б не палатка и ты – так бы мы и пёрлись, как тупые овцы, за этой идиоткой! И тоже подохли бы – ни за грош!

– Идиотку-то мы с собой везём… Но вот что. Повторю на всякий случай то, о чём мы уже говорили на прошлом привале. Там, на корабле, нас всех наверняка будут допрашивать. И всех вместе, и по отдельности. Служба Безопасности. Поэтому. Давайте сразу договоримся. Чтоб мы не путались в показаниях, и не подставляли сами себя, противореча друг другу – говорить только… Правду!

То есть – рассказывать всё, как оно и было!

Ну, вы все присутствовали при нашей с этой Ниной «беседе». Если её можно так назвать. И слышали её аргументы. А, вернее – то, что у неё их просто не было! А было только дурацкое желание выслужиться перед начальством, и добраться до корабля поскорее… И плевать ей было на наши жизни, и риск!

Да, там, на корабле, члены Трибунала могут меня обвинить в том, что пыталась поднять бунт. Отказавшись выполнить прямой приказ начальства. Но!

У меня есть железный аргумент: мы все, кто послушался меня, живы. А Нина и её дуры – нет! А основной Закон Федерации и Конституция гласят, что нет ничего важней, чем жизни членов Федерации. И Нина, получается, хотела всех нас погубить, наплевав на этот Закон. Так что это – она, получается – преступница! Мятежница! И это – на её совести жизни трёх наивных сестёр, отдавшихся в её руки! Ну, и плюс её собственная.

Короче: пусть мы и отказались выполнить приказ вышестоящего по должности начальства, но мы поступили так – согласно не букве, но – Духу нашего Закона! На этом и будем стоять, и повторять неустанно – хоть сто раз!

Мы спасли свои жизни! Значит – правы! И чисты перед Законом!

А теперь – пошли. Чем быстрее мы попадём к ним, к этим встречающим, тем лучше. Кстати: про этот наш разговор тоже обязательно нужно будет на допросах – рассказать! Чтоб они понимали: мы – не мятежницы и не бунтовщицы.

А просто более умные и законопослушные гражданки, чем эта идиотка Нина!

 

Проснулся Андрей от стука в дверь каюты.

Девочки, лежащие рядом с ним, морщились, слабо мычали, но глаза открывать не собирались явно. Как и просыпаться. Если честно, он тоже не выспался. Но он – Муж. И глава своей Семьи. Поэтому ему пришлось перекатиться, и встать с кровати.

Запахнувшись в халат, он отправился, шлёпая босыми ступнями по линолеуму первой комнаты, открывать. Впрочем, пол был не холодный – это вам не «Новый Берлин»!

В дверь аккуратно но настойчиво стучала Ида Хуллко. Андрей, понимая, что в одних кальсонах и майке, пусть и запахнутый в банный халат, выглядит не совсем подобающе для Хозяина Андропризона, предложил:

– Ида. Зайди, пожалуйста. Не хочу в таком виде маячить в коридоре.

– Там всё равно никого нет, Хозяин. Но боюсь, выйти вам придётся. Как и переодеться.

Вам снова звонит сестра Меделайн.

– Ах, вот как. Ты права. Выйти и ответить придётся. Да и одеться… Минуту.

Он, отойдя в угол, где у него на стуле лежали аккуратно сложенные брюки и китель, стал быстро одеваться. Полуботинки стояли здесь же – под стулом.

Ида, вероятно, из природной скромности (Ха-ха!), отвернулась.

Из спальни, потягиваясь и постанывая, вышла Магда. В своём неглиже она была поистине великолепна! Но Андрею было не до рассматривания красот главной жены:

– Магда, сердце моё. Там опять звонит твоя любимая Меделайн. Хочешь поприсутствовать?

– Он ещё спрашивает! Да меня хлебом не корми, только дай посмотреть на то, как ты изображаешь «трезвого» и бесстрастного политика! Прирождённого лицемера и лгуна. Будущий ты наш Верховный Правитель! Или даже – Император!

– Хватит прикалываться. Да ещё при нашей сестре Иде.

– Во-первых, я не прикалывалась. – а томный у неё, и одновременно серьёзный взгляд. Даже не поймёшь: может, действительно – не прикалывается, – А во-вторых, «сестёр» тут у тебя – нет. Рано или поздно тебе придётся взять в жёны и Иду, и всех остальных, кто остался с тобой. Ведь, если вспомнишь, именно таким и было основное условие!

– Хм-м… Да. Точно. Ида, перестань так мило краснеть. А то ты меня смущаешь!

– Хозяин… Простите! – потупленный взор и изящно изогнутая шея с милыми кудряшками умилили Андрея. Да и попка у Иды – будь здоров!..

А действительно – милый у неё вид. Магда права: рано или поздно…

– Ладно, – он криво усмехнулся, а вот «бессовестная», и явно всё просёкшая Магда нагло заржала во весь голос, – Отставить шутки и прибаутки. Пора делом заняться. Пошли в рубку.

– Не ждите. Я должна… Привести себя в порядок!

– Хорошо. Придёшь, как сможешь.

По дороге в диспетчерскую Андрей пытался привести в порядок мысли.

А не очень они приводились: явно он проспал не больше пары-тройки часов. Надо было хотя бы холодной водой сполоснуть лицо. А впрочем…

Зайдя в первую попавшуюся комнату, поскольку из-за отсутствия ключей все они стояли отпертыми, он подошёл к рукомойнику. Умылся. «Сестра», а будущая «наложница-любовница-возможно-тоже-жена», тихо стояла, наблюдая, как он отплёвывается.

Андрей вытер лицо ладонями. Сказал:

– Идём. Высохнет по дороге. Зато уж – проснулся.

– Поражаюсь я вашей выносливости, Хозяин. Ведь вы спали – не больше трёх часов. А выглядите сейчас – как огурчик!

– Ида! Не подлизывайся. Всё равно тебе придётся ждать своей очереди!

– Ну и подожду! – она опять очень мило надула губки. Андрей не выдержал: тоже рассмеялся в голос:

– Ты у меня – прелесть! Но – всему своё время. Поскольку дело – прежде всего.

Пошли.

 

Сестра Меделайн явно уже начинала сердиться.

Это Андрей заметил по поджатым губам, едва появившись в дверном проёме. Однако к тому моменту, как он уселся в кресло, женщине удалось усовершенствовать выражение на симпатичном, в-принципе, хоть и несколько суровом, лице:

– Доброе утро, брат Андрей.

– Доброе утро, сестра Меделайн. А где остальные сёстры?

– Они отправились спать. Решив, что с передачей вам нашего решения вполне справлюсь и я одна.

– Вот как. Понятно. Я вас внимательно слушаю. – Андрей не сомневался, что это – дешёвый театр, и на самом деле все остальные члены Совета исподтишка наблюдают за ним и слушают, что он скажет. Может, они полагают, что оставшись один на один с Меделайн, к которой уже более-менее привык, он «раскроется»? Выставит свои слабые стороны? Или сделает какую-нибудь глупость? Хе-хе.

Не на такого напали!

– Решающим аргументом в нашей дискуссии о вас и ваших предложениях стал тот факт, что наши спасатели, отправленные с корабля, действительно встретили группу отправленных вами заложниц. Хоть среди них и не обошлось без… э-э… потерь, но ключевую роль в их спасении сыграло то, что вы предусмотрительно снабдили их нартами и палаткой. Вот наиболее умные и решительные и установили её. И пересидели там, греясь у вашей печки, те двадцать восемь часов, что продолжался буран. Сейчас они снова сидят, но уже в палатке встречающей партии, греясь и получая горячее питание. И мы вынуждены примириться с тем, что командование ими временно брала на себя сестра Дженифер. Собственно говоря, своим решением и спасшая весь контингент.

– То есть – та, – Андрей поколебался, но подумал, что назвать дурой ту идиотку, что попыталась по праву старшей по званию возглавить партию спасаемых заложниц, будет некорректно и невежливо, – сестра, что командовала первоначально, со своими обязанностями начальницы… не справилась?

– Вы совершенно верно оценили ситуацию, брат Андрей. Но поскольку она, и те трое сестёр, которые пожелали продолжать выказывать ей свою лояльность, и последовали за ней сквозь снежный буран, погибли, спросить нам не с кого.

– Ситуация теперь мне точно – ясна. Итак?

– Итак, как я сказала, именно тот факт, что шестнадцать человек были отпущены вами в качестве жеста доброй воли, сыграл решающую роль в нашем решении. Оно таково: мы немедленно отправляем вам первую партию женщин для оплодотворения. Как вы и просили, их – тридцать человек. И с ними – караван из пяти нарт, с продуктами и запчастями, которые вы указали в предварительном списке.

Ориентировочное время их прибытия к вам – через трое суток. Если, разумеется, не будет нового бурана.

– Отлично. Это – действительно замечательная новость! – Андрей заставил себя улыбнуться, – В таком случае я сделаю ещё один «жест доброй воли».  Когда прибудет караван с моими… Хм. Акцепторшами, я отпущу ещё часть оставшихся у меня заложниц. И они смогут отбыть отсюда, разумеется, с ещё одними нартами и палаткой. Вот, кстати: хотел попросить вас вернуть мне с партией женщин для оплодотворения и пару палаток.

– Э-э…Хорошо, Андрей, – он мог бы поспорить на что угодно, что она-таки переглянулась с кем-то и слева и справа от себя, перед тем, как кивнуть, – Мы отправим их на ещё одних нартах. Правда, тащить их тоже придётся вручную: собак или трактора у нас…

Нет.

– Замечательно. В таком случае у меня пока нет других условий.

– Замечательно. – она явно почувствовала облегчение от того, что он не пробует выторговать что-нибудь ещё, – В таком случае, мы решили все вопросы. До связи!

– До связи!

Он выключил видеотрансляцию, и звук. Но продолжал сидеть перед потухшим экраном, подперев подбородок кулаком. Сзади, неслышно ступая, подошла Магда, стоявшая до этого в дверном проёме. Обняла его за плечи:

– Милый! Колись. Чего они там на самом деле придумали?!

– А с чего ты взяла, что я именно так и думаю? – он усмехнулся, гладя её руки, и откинув голову на тёплую мягкую грудь, которую она не забыла ему подставить вместо подголовника кресла.

– А с того, что уж больно у тебя задумчивый вид. Шутка. Ну а на самом деле, зная наш Совет, только идиот посчитает, что здесь – всё – без подвоха!

– Ты как всегда права, сердце моё.

Думаю, впрочем, что для первой партии число таких «придумок» и подвохов должно быть сильно ограничено. Ведь они собирали этот корабль и первую партию женщин, ещё не зная, что мы тут вытворим!

Следовательно, чего-то совсем уж подлого или сложного, вроде бацилл сибирской язвы, или чего подобного, вирусно-бактериального, или, скажем, отравляющих веществ, можно пока не опасаться. А опасаться надо пищевых или воднорастворимых ядов, которые они могут попробовать пронести с собой, и незаметно подсыпать нам в пищу, или питьевую воду.

Ну, или – какой-нибудь простой болезни. Типа гриппа. Или ковида. Которая наверняка есть у кого-нибудь из отправленных. И если та перестанет принимать положенные лекарства, случится рецидив. С последующим инфицированием всех нас…

– Так что же нам делать?! – теперь в голосе Магды звучала не беспечное благодушие, как до этого, а вполне серьёзный страх. И даже грудь её – словно напряглась.

– Остынь, любимая жена. Наша подготовка к встрече не будет слишком уж сложной. Во-первых, мы заставим их всех попросту… раздеться до гола! И пропустим через душ с дезинфицирующим раствором. Якобы для того, чтоб выполнить наши санитарные нормы. А вот одежду их… Мы им отдавать не будем – а вынесем её обратно. На мороз. А вместо неё выдадим им со склада Моны тридцать комплектов стандартной армейской экипировки: её там – девать некуда! Ну а затем…

Во-вторых мы посадим их на карантин, туда, где сейчас сидят оставшиеся заложницы – в подвал. Починив, разумеется, чёртов второй туалет. И принеся туда складные койки из пустующих комнат. А главное: надеюсь, доктор Джонс к тому времени очухается достаточно. Чтоб тщательно осмотреть их всех!

Потому что осматривать их придётся каждый день, все десять-двенадцать дней обязательного карантина!

Как тебе идея?

– Хм-м… Вроде, неплохая. И должна сработать! Очень трудно что-то пронести тайком – голой! И ты прав: они ведь не знали, что мы захватим Андропризон. И выдвинем «Ультиматум»! И им не удастся «силовое решение» – лобовой штурм!

– Я рад, что ты со мной согласна по основным пунктам. Но поработать – снова придётся! А именно – оборудовать душевую, приготовить дезинфицирующий раствор, подготовить комплекты одежды-обуви. Починить туалет. Вот: кстати. Сколько у нас там, в нижнем подвале, осталось человек?

– Не больше десяти. Все остальные – или уже отчалили, или – с тобой, или… Ну, все мои бывшие подчинённые – так и сидят в той каюте. С замком. Их тоже десять.

– Прекрасно. Значит, двадцать человек. Подходит для последней партии заложниц. Хватит им одной палатки. Только вот что: нужно сейчас же, ну, вернее – уже после завтрака, перегнать тех, из нижнего подвала – к твоим воякам. А освободившееся помещение – продезинфицировать. Тщательно.

А забившимся туалетом я займусь сам!

 

«… приходит мне в голову не часто.

Возможно, потому, что наша дочь абсолютно ничем не напоминает меня.

С другой стороны – и слава Богу! Ещё не хватало, чтоб её муж, этот вонючий клерк, крыса канцелярская, хоть что-то заподозрил!

А ещё восхищаюсь я, без дураков, её предприимчивостью. И способностями. Охмурила она даже с рукой в гипсе этого несчастного театрального бухгалтера – как нефиг делать. И его не смутило, что ребёнок появился всего-то через восемь с небольшим месяцев…

Да и ладно. Отмахиваюсь от всех этих привычных мыслей, которые приходят мне в голову при виде малышки с пепельно-русыми кудряшками, и очаровательными голубыми глазками, старательно пачкающей своё нарядное платьичко и трусики с кружавчиками – в песочнице. Где сидят, правда, и другие балбесики и балбески с ведёрками, совочками, машинками и прочей требухой, нужной для того, чтоб занять детишек. И локализовать их местоположение, пока их мамы чешут языки, сидя на лавочке рядом, обсуждая тех из соседок, кто ещё не пришёл. И прочие актуальнейшие вопросы, интересные только солидным дамам. Могущим позволить себе не таскаться каждый день на обрыдлую работу.

Мне, если совсем уж честно, не слишком нравится, что моя Аминочка так свободно «вписалась» в социум ворчливых востроглазых старушек и хвастливых домохозяек, но с другой стороны…

Прекрасно понимаю я, что и ей, и дочке нашей, Динарочке, это – необходимо.

Нельзя выбиваться из Социума! Нельзя ставить себя – вне его законов, традиций, обычаев. Иначе рискуешь стать изгоем. Как я. И будут тебя все презирать, или тихо ненавидеть. Особенно, если материальный достаток будет повыше, чем у соседей. И друзей-знакомых.

И если ты ещё при этом будешь нос воротить от окружающих тебя людей – так и вообще дрова. Заклюют. Оклевещут. Будут показывать пальцем, и проходу твоей бедной малышке давать не будут: «Смотрите! Вот эта дурочка, у которой мама воротит нос от нас, простых смертных»!»

Вот поэтому я и доволен, глядя, как легко (Ну, на мой взгляд!) и просто вошла моя коза в круг соседок и родственничков этого Эльдара Рифатовича, который на пять лет её старше, но наверняка был девственником до того, как она его – !..

С другой стороны, она ведь – умная. И прекрасно понимает: и для неё самой, и для дочери будет лучше, если она так и будет изображать… Вполне обычную мать. И домохозяйку. И спрячет где-то там, глубоко, свою подлинную, стальную и несгибаемую, натуру, управляя и мужем и обстоятельствами – исподволь. Опосредованно. Незаметно для этого самого Эльдара. И его мамочки. Которая, если честно, в маленькой кудрявой внучке души не чает!

Ну, это потому, что ей и в голову не приходит, что её любимая внученька, «сокровище» и «золотце» – не от её до сих пор затюканного, закомплексованного, молчаливого и туповато-упёртого барана. Одно слово – бухгалтера!

До сих пор он, видать, не понимает, как получилось, что он оказался в гримуборной моей Аминочки, пьяненький по случаю восьмого Марта, и весёлый и немного смущённый от шуточек и многообещающих взглядов.

Не могу в который раз не подивиться и циничности и трезвости расчёта своей первой козы. Молодец! Кандидата себе нашла – замечательного! Впрочем, вполне возможно, что она его и до этого присмотрела. Но рассматривала – как запасной аэродром.

На который и приземлилась. Встав «на все четыре»!

Уважаю.

Потому что государство у нас – гуманное и заботливое. И всячески поддерживает и деньгами и сервисом молодых мам. И в декретном отпуске моей сидеть ещё месяца три.

И дочурка наша мне – до дрожи нравится.

Но теперь деньги Аминочке через её племянника, как сделал в самый первый раз, передавать не рискую: слишком уж подозрительно это выглядело бы… «Гонорар за съёмки» в видеоклипе Сергея Лазорева. Которого и в эфире-то нет уже сколько лет!..

Поэтому понаблюдав через опущенное боковое стекло машины ещё пару минут, и увидев, что подошла наконец моя Аминочка к дочурке, и заставляет выплюнуть пирожок из глины, умиляюсь я в очередной раз. И отчаливаю.

Следующий «визит», вероятно, не раньше, чем через год.

Когда снова наступит лето. И потеплеет – для песочницы.»

 

Лейтенант Ли Краймбери закрыла распечатку. Вздохнула. Спрятала назад – в сейф.

Неудивительно, что эта чёртова Дженифер так тщательно её прятала на теле. И до сих пор не призналась, откуда взяла. На самом деле. Потому что версия о том, как «нашла в подвале под станиной токарного станка» выглядит…

Ну – крайне неубедительной!

Да и сама эта Дженифер производит впечатление очень даже себе на уме дамочки. Недаром же «проявила инициативу» – а проще говоря, отказалась выполнить прямой приказ начальства. Пусть и глупый, и волюнтаристский, но – приказ!

И пусть на предварительных допросах, с пристрастием, и без, все эти дуры и утверждали на все лады одно и то же, буквально слово в слово повторяя то, что кто-то (Наверняка – «сестра» Дженифер!) намертво вбил в их тупые головы, но чует её задница – не всё так просто с этой Дженифер…

Да и если вспомнить – Глава Совета, сестра Жизель Бодхен погибла там, в Андропризоне, весьма странной смертью. После вполне ординарной, и успешной, по словам доктора Джонс, операции. Это ведь – сестра Дженифер сидела после операции с выздоравливающей! Неужели не заметила признаков сепсиса?! Или…

Что-то тут – точно не так!

Эх, допросить бы ещё и эту самую доктора Джонс!..

Но это уж – вряд ли. Поскольку ни за что не отпустит её теперь этот гад. Ему очень нужны специалисты. И медицинский персонал. С опытом. И умные.

Но раз он эту, сестру Дженифер, так легко отпустил, даже – отправил, значит…

Ничего это, конечно, не значит, кроме того, что не захотела она сама, по её версии, оставаться там. С бунтовщиками. И Андрей был вынужден отослать её.

Он же не дурак! Не хочет иметь в тылу – «законопослушного», коварно затаившегося и принципиального, врага! А в данном случае сестра Дженифер – враг. Вот он её и…

Нет.

Не сходятся тут у неё концы с концами!

И есть где-то в этой ситуации – подвох!

Но как докопаться до него?! До правды?!

Не будешь же эту суку – пытать?! Как делал этот самый Андрей с первыми своими двадцатью двумя жертвами…

Не получится, к сожалению. Законы же Федерации, и, соответственно, методы допроса подозреваемых – «гуманны», мать их!.. И всё – записывается в обязательном порядке на видео… Хотя…

Начальства сейчас здесь, на корабле, над ней – практически не осталось. Оно же, туды его в качель! – ушло с основным десантом! Выслуживаться! Идиотки…

Поэтому никто не мешает ей, например, «частным образом» зайти в каюту, где сейчас содержится эта хитро…опая сука, с ещё парой-тройкой из оставшихся на корабле десантниц! И навалять «сестре» Дженифер – по полной! И вытрясти из неё то, что она скрывает!

А сомнений в том, что нечто такое имеется, у сестры Краймбери – нет!

 

20. «Грязная и трудоёмкая» подготовка к «тёплой» встрече

 

На завтрак сестра Ганна и сестра Ундина приготовили тосты и кашу. Гречневую.

Андрей, не слишком хорошо выспавшийся за ещё пару часов, остававшихся до стандартной побудки, кашу тем не менее съел с удовольствием. Поблагодарил Ганну через окно, подняв вверх кулак с большим пальцем. Ганна в ответ помахала.

После чего они с Семьёй традиционно занялись разбором полётов и планированием. Предстоящих на сегодня первоочередных работ. И постановкой задач на будущее.

– Элизабет. Тебе придётся взять на себя оборудование душевых. Там, поближе ко входному тамбуру.

– Задача ясна. Но есть, в-принципе, более простое решение.

– То есть?

– То есть, на втором уровне, там, где раньше была оранжерея, имеется вполне себе приличная душевая. Сейчас закрытая и законсервированная. Поскольку мы, все прибывшие, вполне обходились душевыми в каютах, где жили. И живём. То есть – тех, что для «командного» состава. Двухкомнатных. С отдельными ванными и туалетами.

– Твоя правда: имеется она там. Мы же побывали внутри, когда делали обход, и составляли опись. Хотя, конечно, и далековато от входного тамбура, но подойдёт. Но что там – не работает? И как можно её – расконсервировать?

– Вот этого пока не знаю. Так как прибывший для расконсервации Андропризона отряд техников душевыми просто не занимался. Поскольку они ни коим образом на функционирование основных систем жизнеобеспечения, и ключевых механизмов не влияли.

– Хм. Ну, вот и выясни. Нам предстоит запустить их. И чтоб вода была – по возможности горячей. Так же придётся оборудовать и ручное обмывание – тьфу ты! – я хотел сказать – мойку новоприбывших. То есть – возьми кого-нибудь в помощь, и перевезите туда ручной агрегат «Карчер». Колёса у него есть.

Такими в моё время, вообще-то мыли машины на автомойках…

Ничего: не оскорбятся, надеюсь.

Я видел несколько штук на складе у Моны. Найдёшь рабочий. Его вполне можно переоборудовать и отрегулировать так, чтоб факел распылителя высокого давления бил послабей. И не сбивал с ног. Дезинфицирующим раствором у нас займётся доктор Джонс – вот, кстати. Нужно как-нибудь зайти её проведать. И озадачить. А то без сестры Дженифер ей будет хлопотно и проблематично. Впрочем, можно выделить ей кого-нибудь из наших низко квалифицированных. Для работ типа «подай-принеси-перетащи».

Задача ясна?

– Вполне, босс!

– Отлично. Теперь ты, Анна. Тебе придётся как обычно заняться логистикой. То есть – продумать, каким коридором прогнать до душевой эту партию прибывших, чтоб они не встречались с нашими, и никого не заразили. И после душа чтоб не заразили, если зараза всё же останется при них, внутри тел. (Вот, кстати! Хорошо – вспомнил! Та, кого назначим промывать женщин из «Карчера» – должна обязательно промывать им и там! – он показал под стол, себе на ширинку, – Ну, между ног! И ещё заставлять раздвинуть их как следует: чтоб ничего не могли пронести – в «полостях» своего тела! А ещё одну сестру нужно посадить на выходе из комнаты – чтоб уж ощупывала и засовывала! Палец! Внутрь! Продезинфицированный, понятное дело!) Далее. Нужны зубные щётки, кружки, мыло, майки, трусы – всем тридцати. И полотенца тоже всем: чтоб обтирались. И комнату, где будут обтираться после дезинфекции, нужно будет натопить от души – чтоб не простыли. Ну и, понятное дело, тридцать наборов униформы и сапог. Подходящих.

То есть – запасти всего этого нужно побольше: комплектов сорок, чтоб подобрать размеры.

Ну и, конечно, бери самых крепких из наших подчинённых, и переносите в подвал тридцать складных кроватей. И тумбочки. Где всё это брать, ты знаешь. Вопросы?

– Да нет, муж Андрей. Вопросов пока нет. Всё ясно.

Он ухмыльнулся. А молодец Анна. Отлично понимает, что в процессе выполнения задания проблемы и вопросы наверняка появятся. Но ему она озвучит только те, с которыми не в состоянии окажется справиться самостоятельно.

– Жена Жаклин. Задача для тебя. Оборудовать как можно большим числом видеокамер – подвал. Где сейчас сидят остатки заложниц, и где мы планируем содержать доставленных нам девственниц. И все коридоры, находящиеся на этом уровне.

Ну а если бы тебе удалось реанимировать систему аудио-прослушки, и вывести выходы в диспетчерскую – я был бы просто счастлив!

Сможешь?

– Ну, видеонаблюдение – без проблем. Кабеля и проводов у нас теперь – сколько душеньке угодно. А вот прослушка… Придётся повозиться. Микрофоны посдыхали, но на складе у Моны я, вроде, что-то подходящее видела.

– Замечательно. Магда. У нас с тобой – самая сложная и «грязная» работа. Поэтому отбери и для нас – пару помощниц. Займёмся чёртовым забившимся туалетом. Потому что пока мы его не сделаем, и не наладим там нормальную вентиляцию и водоснабжение, ни о какой работе Анны и Жаклин речи быть не может! Но вначале, конечно, возьми человек пять поздоровее. Вооружи карабинами и ножами. И перегоните, наконец, этих паршивок из подвала – к твоим бывшим подчинённым! Придётся им пока потесниться.

А, да. Нужно будет перенести для них и матрацы. Или уж – дать новые.

Я пока – на склад. За оборудованием. Для прочистки.

У кого-нибудь есть вопросы? Предложения? Отлично.

Приступаем.

 

На складе у Моны Андрей в первую очередь запасся двумя вантузами и начатой бухтой мягкой проволоки-тройки. Разумеется, не забыл и резиновые прокладки, и муфту-«вонючку», и всё, что могло понадобиться для ремонта или замены сантехники.

К тому времени, как он всё это с помощью двух помощниц, присланных Магдой, перетащил к дверям подвала с пленницами, Магда этих самых пленниц успела переселить. Что было поистине замечательно. Поскольку войдя внутрь, Андрей невольно скривился: амбре в огромном помещении стояло… То ещё!

Однако до того, как заняться вентиляцией и вытяжкой, нужно было всё же обеспечить отсутствие поступления новых порций дикой вонищи.

– Девочки. Отойдите подальше. Так, на всякий случай. – стоя над унитазом, в котором до сих пор вода стояла почти под горловиной, и плавали «продукты дефекации», он подумал, что разумней вначале просто… Раздеться!

Решение оказалось разумным.

Потому что когда принялся активно и с азартом прочищать выходное отверстие унитаза вантузом, брызги полетели во все стороны! Разумеется, уделав и его.

Но излишняя брезгливость в данном случае не спасает. Он заставил себя не морщиться, и просто… Работать. Пришлось подналечь, и спустить ещё воды из бачка, пока наконец вода не стала более-менее уходить. Но всё же недостаточно быстро, а так – тоненькой струйкой. Проклятье. Не «поверхностный», стало быть, засор. А капитальный.

Придётся, значит, повозиться…

Отключение вентилей водоподачи от бачка прошло без проблем – вентили, к счастью, не сгнили. И воду перекрыли надёжно. Андрей принялся раскручивать болты крепления унитаза к основанию. Прошло тоже нормально, а воду, которая вылилась на пол, девочки подтёрли тряпками – омерзительного содержимого в ней уже не было: Андрей загнал-таки его в сливные трубы. Отсоединённый толчок он прямо с бачком положил рядом с открывшейся дырой.

Наконец дошло дело и до проволоки. Однако уже на втором метре её конец во что-то упёрся. И капитально. Вытащив щуп, Андрей загнул с помощью плоскогубцев на конце небольшой крюк. Затолкал назад – к пробке. Отрезал проволоку в двух метрах от дыры. Изогнул на своём конце ручку. И принялся вращать кусок отрезанной проволоки. Шло туго, но он проворачивал. Через минуту решил, что достаточно.

Вытащил с большим трудом. Да и то: пришлось упереться обеими ногами в пол!

Ну вот: всё верно!

На крюк намотался огромный и неприглядно выглядящий продолговатый ком из волос, тряпок, каких-то обрывков, д…ма, и слизи. Чтоб не счищать его, пришлось откусить кусачками небольшой кусок проволоки с крюком. И кинуть «добытое» в ведро. Девочки, стоявшие рядом, невольно отшатнулись и скривили носики. Андрей сказал:

– Волосы здесь – уж явно не мужские. Как и тряпки. И тампоны. И салфетки. И прочее добро. На будущее придётся приказать, чтоб наши девочки всё это в унитазы не спускали! Пэйдж. Будь добра, вынеси это ведро наверх. И выброси его содержимое – подальше от выходного тамбура. А ты, Алёна, принеси мне пожалуйста новое ведро.

Вскоре Алёне тоже пришлось отправиться наверх, выбрасывать то, что насобирал новый крюк, но на нём «добра» оказалось уже гораздо меньше. На третий раз Андрею удалось наконец пробить пробку насквозь. Теперь в трубу свободно заходило до десяти метров новой проволоки, и он решил воспользоваться «кротом». Жидкость легко прошла куда-то вглубь системы канализации, бурча и булькая.

Райская музыка! Потому что чисто, значит, там, в трубах!

Андрей принялся вновь монтировать унитаз на его место, затягивая болты и снабдив, разумеется, новыми прокладкой и соединительной муфтой. Подключение водоподачи к бачку прошло в штатном режиме, и спускалась и уходила вода теперь отлично.

Андрей, одев верхнюю одежду, сказал:

– Я – в душ. Пэйдж. Идём со мной. Заберёшь испачканную одежду и обувь, и выбросишь её туда же. На поверхность. Потому что стирать и мыть всё это смысла нет. А мне со склада принесёшь новую форму и обувь. И трусы и майку не забудь. А, и носки. Алёна. Бери вантуз, и прочищай второй унитаз. Если увидишь, что с ним всё более-менее – вытирайте тут всё начисто, и командуй девочкам, чтоб начинали переносить мебель, и оборудовать подвал видеокамерами.

 

В душе Андрей стоял минут пятнадцать. Но зато уж – отмылся и отмок от души!

Он бы стоял и дольше, поворачиваясь под упругими обжигающими струями, и смывая последние остатки мыла с коротких волос и похудевшего и почти аскетичного теперь тела, но к нему в угол, за занавеску, вдруг влезла Пэйдж. Абсолютно обнажённая, и весьма недвусмысленно ухмылявшаяся и щурящаяся прямо ему в лицо.

Сказать она, правда, ничего не надумала, зато сразу опустила глаза вниз, и взяла его «хозяйство» в свои мягкие пальчики. И принялась осторожно перебирать ими.

Андрею было вполне понятно, что женщина никогда раньше мужского «хозяйства» вживую не видала, и не прочь сейчас ознакомиться с «устройством». Любопытство – основа натуры любой Женщины!

Поэтому он не мешал, а с интересом рассматривал «исследовательницу».

Красивым лицо девушки назвал бы только очень большой оптимист. Ну, или сильно близорукий. Но зато фигурка – м-м-м! Миниатюрная, не выше метр пятьдесят пять. Стройная – в меру. То есть – килограмм пятьдесят. Но непрезентабельными складками, «спасательными кругами», жир на упитанной талии всё же не висит. И ноги вполне. Стройные. Хоть и коротковаты, конечно. А вот волосы с них она явно – удаляет.

Женщина, убедившись, что хозяйство Андрея от её нежных ласк вполне воспряло, подняла голову. Смотрела… И игриво, и где-то в глубине глаз таилось что-то вроде опасения. Похоже, впечатлил даму – «размерчик». Андрей нежно взял лицо женщины в обе ладони. Заглянул в глаза – а ничего, всё там уже нормально! – и принялся осторожно, а затем и страстно целовать Пэйдж в щёки, глаза, и губы. Переключился на шею – женщина замычала, застонала. Потому что в это время его сильные руки прижали её тело к его сильному торсу – Андрей старался всё же не прижимать очень уж сильно: не наставить бы синяков этой извивающейся и часто задышавшей паршивке!

А в том, что она пока просто – изображает страсть, он не сомневался!

Да и трудно ожидать тут «отклика» от практически любой: эти женщины никогда не то, что не прикасались, а и не видели настоящего мужского органа! Разумеется – они его опасаются! А ну как – порвёт чего!..

Но показывать ему это – они наверняка будут стесняться!

Не все же такие крупные и сильные, как его Магда!

Значит, нужно не кидаться безоглядно в «пучину страсти», а нежно и бережно сделать женщине…

Приятное!

Он развернул Пэйдж спиной. Опустился на колени. Чмокнул туда – в трепещущие «нижние» губы. Женщина охнула. Он принялся ласкать её кошечку и своими губами, и языком, осыпая и всё, что имелось вокруг лона жаркими, но нежными поцелуями.

Когда через пару минут Пэйдж застонала, и как бы обмякла, схватившись руками за трубу теплообменника, он понял, что можно.

Вошёл он тоже – бережно. Двигаться начал медленно. Очень осторожно усиливая нажим и амплитуду. Чтоб женщина не упала на пол от слабости и новых ощущений, нежно но твёрдо поддерживал за бёдра и живот ладонями.

Голова женщины стала мотаться – из стороны в сторону. Задышала она тоже – прерывисто, часто, со всхлипами. Дыхание самого Андрея тоже стало прерывистым и частым – он наконец принялся «за дело» страстно и увлечённо. Так, как привык.

Не прошло и минуты, как женщина в его руках закричала – пронзительно, тоненько!.. Тело содрогнулось в могучих конвульсиях!..

Но вот крик стих, и Пэйдж замычала – устало и как-то всхлипывающе-укоризненно: словно он заставил её разгрузить вагон с мешками картошки.

Но вот конвульсии прекратились, и тело окончательно расслабилось в его руках. Однако слабо постанывать и прижиматься, чуть покручивая, ягодицами к его паху, дама продолжала. Складывалось полное ощущение, что он может делать с «обессиленной» им женщиной и дальше – всё, что захочет. А она – типа, покорная жертва! Отдающаяся…

Ну уж – нет! Никаких «вторых заходов!»

Тем более, что сам он не «приехал».

Да и правильно: он читал про «работу» султанов в гареме: удовлетворить женщину – надо! Но! Нельзя кончать – каждый раз! Мужчина должен экономить «сексуальную энергию»! Иначе на всех жён и наложниц его сил просто не хватит!..

Андрей взял Пэйдж под спину и колени, и вынес в предбанник. Усадил на стул. Закутал в махровый халат, который предусмотрительно захватил:

– Ты… Сидеть-то – можешь?

Женщина чуть подняла упавшую было голову, полузакрытый глаз с трудом сфокусировался на нём. Она всё ещё часто и прерывисто дышала. Но ответить смогла, хоть и хриплым шёпотом:

– Смогу. Только… Мне бы, конечно, лучше – лечь…

– Ха! Ну ты и нахалка, между прочим. Раскрутила меня на внеплановый секс, и теперь ей ещё и постель подайте! – он деланно сердито фыркнул, – Нет уж. Сиди, отдыхай. «Отходи». Работу на сегодня ты закончила. Теперь только – в твою каюту. И – спать!

Андрею пришлось лезть под душ снова. Воспрявшее естество, впрочем, помыл быстро. А с тела уже смывал только пот – ладонями.

Вытеревшись, он принялся одевать новое бельё, которое принесла Пэйдж. Затем одел и форму. Зашнуровав сапоги, выпрямился. Пэйдж, откинувшаяся на спинку стула, не выказывала признаков прихода в «норму». Странно. Переборщил он, что ли?!

Но ведь остановился сразу, как почуял её оргазм…

А не почуять его было невозможно.

И, вот что удивительно – он даже не верил, что всё у них «получится» с первого раза! Ведь одно дело – поколение, с детства приученное к фалоимитатору, а другое – нормальные женщины его времени! Разница, по-идее, должна иметься…

Но он её не заметил!

Реагировала на «него» эта Пэйдж – ну совершенно так же, как абсолютно нормальная женщина!

Инстинктивное это у них у всех, что ли?..

И десять поколений без мужчин, и суровое «муже-ненавистническое» воспитание ничего из подлинной женской натуры выбить не могут!

К счастью.

В любом случае – приятно, что, получается, уже вполне он «оправдал» чаяния и надежды хотя бы одной «девушки»!

Ну, или двух – считая Магду.

 

До её каюты ему донести Пэйдж всё равно пришлось. Потому что попытки женщины встать на ноги и одеться не увенчались, мягко говоря, успехом:

– Андрей! Я… Как-то… Сил нет! И голова кружится! Что ты… Со мной сделал?!

Вид у женщины, впрочем, говорил вовсе не о том, что ей плохо. А, скорее, об обратном. Эти выводы Андрей сделал по хитрущей улыбке и прищуренному глазу.

По коридорам и лестницам пришлось так и нести её завёрнутой в халат. Который приготовил, если честно, для себя. Голову Пэйдж нагло положила ему на грудь, ещё и обхватив руками, словно он – утёс в штормящем море, и её последняя надежда и опора.

Навстречу им попалась только одна женщина, спешившая, впрочем, явно по каким-то важным делам – Флора Даффи. Андрей пронёс свою ношу мимо неё без комментариев, просто поздоровавшись.

Но тут он ничего не опасаться – эта девушка вполне себе на уме. Молчаливая и деловая. И распространяться об увиденном уж точно не будет. А вот Пэйдж…

Кто её знает, чего она надумает «поведать» подругам, когда проснётся. Более-менее очухается. И сможет встать.

 

21. «Обработка с пристрастием» и «последствия»

 

В каюту к сестре Дженифер они вошли молча.

Но по плотоядным ухмылочкам на широких, раскормленных явно на привилегированных казённых харчах, рожах, догадаться, зачем пожаловали, было не трудно.

Замыкавшая тройку вошедших лейтенант Ли Краймбери, впрочем, сохраняла на лице то же каменно-равнодушное выражение, что имелось там и во время обеих допросов.

Сразу сестра Дженифер поняла, что сейчас допрос продолжится.

Дополненный не совсем «законными» и гуманными методами и способами. Из «третьей» степени. Ей ли не знать, что «методические материалы» работы гестапо Служба Безопасности проработала, и даже их опыт обогатила и своими… наработками!

Сердце невольно забилось быстрее, и ладони вспотели, словно собираясь её выдать: хорошо, что никаких «детекторов лжи» у них не сохранилось. Впрочем, тогда и «допросы» были бы не нужны!

Сестра Краймбери, заперев дверь каюты, прошла к постели, и села на неё. Стоявшей в центре камеры Дженифер указала на стену напротив себя:

– Снять обувь. Снять одежду. Лицом – к стене. Руки – на стену!

Дженифер, понимая, что несмотря на свои восемьдесят килограмм отличных крепких мышц явно ничего не сделает против откормленных и натасканных в рукопашном бою холуйш, вынуждена была повиноваться. Вещи сложила в угол, возле рукомойника. Обе «сестры», судя по их погонам – рядовая и прапорщица, встали с обеих сторон, чуть сзади её, поигрывая снятыми с поясов резиновыми дубинками.

Лейтенант, словно они расстались минуту назад, продолжила допрос:

– Итак. Я повторяю вопрос, сестра Дженифер. Как именно умерла Жизель Бодхен.

– Но лейтенант! Я же вам уже рассказала! – Дженифер, попытавшаяся было повернуться лицом к лейтенанту, и сразу уткнувшаяся носом в торец поднятой дубинки, почла за благо развернуться снова к стене, и постаралась добавить в голос отчаяния и страха, понимая, что эти самые дубинки неспроста оказались в руках подчинённых лейтенанта. Используют – как пить дать! А кто вставит ей, простой медицинской сестре, новые зубы?!

Да оно и понятно, что лейтенант Краймбери вольна сейчас делать всё, что ей угодно: ведь Дженифер сама видела, что всё вышестоящее начальство отправилось на «усмирение» взбунтовавшегося персонала Андропризона. Очевидно, в расчёте – выслужиться, доказав особым рвением свою преданность и компетентность в таких вопросах!

А «сестра» Краймбери сейчас тоже – того! Проявит «служебное рвение»! Наверняка постарается выбить из неё – неважно что, лишь бы «вскрыть» какой-нибудь заговор. Или подловить Дженифер – если не на прямом вредительстве, то на халатности уж точно!  И отправят её тогда в соответствующие места, это однозначно! На рудники…

Следовательно, нужно держаться.

И несмотря ни на какие побои и мучения – стоять на своём. И, плюнув на гордость, умолять, и рыдать! Но только – чтоб было убедительно! А для этого нужно дождаться, пока эти твари начнут «обработку»! Не переборщить бы только с «умолянием»…

– Нет. Я хочу, чтоб вы повторили рассказ. Как так получилось, что после вполне, по словам доктора Джонс, успешной, и рутинной операции, Глава Совета скончалась от банального сепсиса!

– Доктор сказала правду! Мы… Ну, операция и правда была – рутинной. Обычной. И все меры, и стерильность, и наркоз – всё было стандартно! И когда доктор закончила, все раны были вычищены, и зашиты! Противостолбнячное, и все нужные антибиотики и жаропонижающее – введены. И мы планировали повторить курс инъекций через стандартные же шесть часов!

– Так почему же не повторили?

– Ну, потому, что она к этому времени уже умерла! – Дженифер жалобно шмыгнула носом. И страха постаралась в тон добавить побольше. Но на лейтенанта это впечатления не произвело. Её тон был всё так же равнодушен, и сбить себя с мысли она не давала:

– По вашим словам вы всё это время, пока она отходила от наркоза после операции, провели возле неё? На стуле у изголовья?

– Да!

– И как же так получилось, что такая опытная, – лейтенант тоном подчеркнула это слово, в то же время произнося его как бы с иронией, издеваясь, – медсестра проморгала тот момент, когда у пациентки поднялась температура, посинели конечности, и начались судороги и необратимые в изменения в состоянии?! И почему вы не поставили в известность доктора Джонс?

– Так ведь признаков никаких не было! – понимая, что это самое слабое место в её «показаниях», сестра Дженифер тем не менее гнула свою линию, – И температура подскочила внезапно: я же почти каждые десять минут трогала рукой её лоб!

– То есть, вы считаете, что ваша «рука» – объективный датчик нормальности температуры пациентки? Почему не ставили градусник? И не вели записей?

– Ну… Раньше моя рука меня никогда не… Подводила! И уж за пятнадцать-то лет практики я вполне уверена в её «показаниях»! А если б я ставила градусник – госпожа Глава Совета просыпалась бы! А её лучше было не беспокоить!

– И, значит, температура подскочила – резко, «буквально за пять минут», по вашим словам, а руки и ноги пациентки посинели мгновенно – «прямо на глазах»?

– Да, госпожа лейтенант! Да! Именно так всё и было!.. Не знаю, может эти проклятые черви – ядовиты, и яд был уже в крови… Но мы никакого яда не обнаружили!

И я понимала, что бежать за доктором Джонс уже поздно, и велик риск, что пока я буду бегать, госпожа Жизель может просто умереть! И вот я, на свою ответственность, тут же ввела ей ещё антибиотиков, и жаропонижающего! И капельницу установила! С плазмой крови её группы – чтобы сделать переливание! – Дженифер отлично понимала, что без трупа и его экспертизы опытными патологоанатомами хрен эта лейтенант чего докажет, но притворяться испуганной и растерянной – надо! А вот в показаниях путаться – не надо!

– И – что?

– И не успела даже подключить! Раньше-то у нас был в Андропризоне аппарат для как раз таких случаев: для очистки крови, и насыщения её кислородом. Привезла ещё самая первая партия работниц. Для реанимации этих, ну, мужчин! Но сейчас, вернее – за месяц до этого, он испортился!

– Ах, вот как. Очень кстати он испортился. Так удобно. – иронии в голосе Краймбери не заметил бы только бегемот. Если б он тут был, – Главу Совета, которая отправила наставницу нашей милой Дженифер на рудники, на верную смерть, отдают на попечение этой самой Дженифер. Доктор идёт спать. А Глава Совета неожиданным образом умирает.

Совпадение более чем странное – вы не находите, сёстры? – несмотря на то, что, по-идее, среди контингента военных должна царить «суровая дисциплина», и чёткая субординация, «сёстры» непримянули от души поржать – словно две жирующие жеребицы. Переступали с ног на ноги они вполне недвусмысленно – словно дождаться не могли, чтоб пустить в ход – свои!..

Лейтенант их не прерывала. Но сказала:

– А теперь мне бы хотелось услышать подлинную версию произошедшего. Только не нужно снова вешать нам на уши ту лапшу, что вы мне скормили на первом допросе, и сейчас. Так что теперь открывайте рот только для того, сестра Дженифер, чтоб вопить от боли. И, разумеется, чтоб озвучить новый вариант событий, когда от боли… Устанете!

Имейте в виду: я и без ваших слов догадываюсь, что произошло на самом деле!

Собственно, тут и идиот догадался бы. В ваши руки попала тварь, обрекшая на мучительную смерть вашу лучшую подругу. И эта тварь оказалась совершенно беззащитна! И я уверена на девяносто девять и девять десятых процента: это – вы убили её!

А мне просто интересен способ.

Девочки: приступайте. Не торопитесь. Дайте ей – «прочувствовать»!

Первый удар по правой почке оказался, несмотря на то, что чего-то в этом роде она и ожидала, настолько болезненным, что Дженифер не сдержала дикого крика!

Перед глазами поплыла чёрная пелена, словно она вот-вот потеряет сознание, дыхание перехватило, и тело перестало её слушаться! И вот она – на коленях у стены! И сидит, согнувшись в калачик, пытаясь вдохнуть, и подвывая, а слёзы так и льют из глазниц!

Потому что боль – поистине адская!

Нет, она, конечно, читала в «мемуарах» чёртова Андрея, что он «обрабатывал» свои жертвы ещё и не так, но испытать такое – самой!..

Это – жутко!!!

Но, похоже, её мучения только начались: две сильные руки подняли её. И поставили в прежнее положение, заставив держаться прямо, и широко расставив ноги. Дженифер, задыхаясь и рыдая в голос, попробовала «отмазаться». Правда, лицо от стены уже отвернуть не пыталась: получила-таки в зубы! Как те ещё не посыпались, словно горох… Но пара – точно сломана. А рот наполнился кровью.

– За што?! Госпо… ша лейфенанф! Я… клянушь фам! Фсё именно так и…

Похоже, лейтенант сделала указующий жест, потому что удар по второй почке отозвался во всём теле ещё более страшными ощущениями! Теперь у Дженифер буквально сыпались искры из глаз! Она завопила. И грохнулась на пол, жалобно поскуливая – как побитая собачонка! И попыток сдержать крики и стоны, и слёзы больше не делала: пусть видят, что ей уже не до «гордости»!..

Однако больше минуты ей полежать и «насладиться ощущениями» не дали: снова поставили на ноги, и теперь приковали за кисти к трубе отопления: упасть можно стало только на колени. А, как известно, почки от этого менее доступны для ударов не становятся! И руки в тех местах, где в них врезается холодное равнодушное железо, болят жутко!

– Ещё одна попытка, сестра Дженифер. И затем девочки перейдут на режим «непрерывной обработки»! Ну, так как вы её убили?

– Пощадифе, лейфенанф! Клянуш вшем швятым, што у меня ешть! Я её не убивала! Я и тумать жабыла о том шлушае! Да и зашем бы мне её убивать?! Ведь я рашшытыфала, што она што-нибудь хорошее для меня шделает: ведь мы ш доктором Джонш шпашли её!

– Ах, вот как. Хм. Резон тут конечно, имеется… Однако, хоть свежо предание, но верится с трудом! Сёстры.

Теперь удары следовали через каждые несколько секунд. Удары хлёсткие, сильные. И – не только по почкам, а и по груди, и по рёбрам. И – в промежность!

А самое страшное началось, когда «обрабатывать», тоже, очевидно, по сигналу лейтенанта, принялись её пятки! Вот уж – поистине дикая боль пронзала её теперь от этих самых пяток до макушки!!!

Так могут бить только умелые, натренированные и крепкие, руки! И поскольку падать ниже было некуда, как и бежать, сестра Дженифер только выла и содрогалась всем телом. Дышать и истошно вопить, умоляя и рыдая, тоже было тяжело – словно каждый удар выбивал из её трепещущих лёгких последние остатки кислорода! Чудовищная боль пронзала всё её существо, и чувство отчаяния стало наполнять душу: они – не остановятся!

Не остановятся, пока не выбьют из неё признание! Оно этой твари – лейтенанту! – очень нужно!

И бить будут или до «признания», или уж – пока она не умрёт!..

А что для таких – жизнь одной паршивой медсестры?!

К тому же – без «крыши», могущей бы оказать протекцию или защитить, и, соответственно, без перспективы на лучшую карьеру.

И если сейчас эта сволочная троица тешит свою страсть к садизму и удовлетворяет своё тщеславие за счёт унижения низшей по званию и беззащитной жертвы, так только потому, что реально – ничего не стоит её жизнь!

Но сознаться…

Нет, нельзя!

Потому что вот тогда её точно – отдадут под Трибунал. И казнят!!!

Как особо опасную и изощрённую преступницу. Поднявшую руку на Начальство! И казнь, в назидание, будет публичной!

Так что придётся орать, умолять, рыдать, терять сознание, но… Держаться!

Ну, пока силы и мужество ещё не совсем покинули её душу. И тело.

Многострадальное тело!

Вот уж не думала она, что столь простыми методами можно добиться столь «чувствительных» и отлично «ощутимых» результатов!

Фейерверки ослепительных цветных ракет стали взрываться перед её глазами и в мозгу всё чаще. Почки, на которые твари снова переключились, казалось, заполняют весь её большой живот и грудь… И она почувствовала злобное удовлетворение, ощущая, как визжащее сознание с воем и визгом куда-то уехало – словно ребёнок в парке аттракционов на американских горках…

 

В себя пришла там же, в своей камере, на полу. От, похоже, ведра воды – с неё так и текло, и лицо всё было мокро… Перед глазами имелась стена камеры – выкрашенная казенной тускло-зелёной краской.

Она попробовала сесть. Но обнаружила, что руки скованы теперь – за спиной. Решив, что вставать, собственно, особого смысла нет, она осталась лежать.

Как сквозь вату до неё донёсся равнодушный – а, нет! Теперь в нём имелись нотки мстительного удовлетворения! – голос лейтенанта:

– Третья попытка, сестра Дженифер. И только от вас зависит, кончится ли она вашим признанием… Или вы останетесь без рук!

Дженифер взглянула вниз, себе на ноги.

Всё верно: привязаны они к ножке кровати. А кровать – привинчена к полу. А к её рукам в наручниках привязана верёвка. Которую держат две скалящиеся холуйши!

– Итак. Каким именно способом вы убили Жизель Бодхен, Главу Совета?

– Умоляю, лейфенанф! Ну шего фы от меня хотите?! Штоб я фам придумала какую-нибудь шушь?! Хотя фы уше отлишно жнаете, што нишего такого не пыло?!

– А почему бы и нет? Придумайте! Вам от этого хуже не будет. Только получите избавление от новых страданий! А умереть вам рано или поздно придётся!

– Ах, фот ф шом тэло… – Дженифер сделала вид, что только сейчас догадалась, – Фы хотите нафесить на меня и мятеш, и организацию пунта, и упийштфо Глафы Шофета…

Но это ше – нешестно! И подло!

Лейтенант фыркнула:

– Честно оно или нет – решать мне! Я сейчас здесь – за главную! А вы, как действительно, организатор бунта против сестры Нины, и медсестра – идеально подходите для моих целей. И убили вы эту Жизель, или нет – принципиального значения не имеет! Поскольку если я решу, что убили – значит, вы её и убили. И можете даже не особо стараться, придумывая, как вы это сделали. Или не сделали.

Потому что у меня и у самой – воображение на высоте! Уж как-нибудь справлюсь!

Девочки. Начинайте.

Верёвка, привязанная к её кистям, натянулась. Затем руки стали выворачиваться. Она кричала, визжала. Снова умоляла пощадить её…

Но пока  – держалась. Не признаваться. Не признаваться. Рано или поздно, конечно, она сдастся… И признается в чём угодно. Но – теперь она старалась держаться ещё и назло этой с-суке: лейтенанту!

Руки с мерзким хрустом вывернулись из плечевых суставов. Перед глазами снова потемнело, и в мозгу взорвались разноцветные фейерверки… А поскольку боль и правда была – адской, она отключилась во второй раз…

Очнувшись, обнаружила, что ничего в её положении не изменилось: ноги привязаны, руки – тоже. Как сквозь вату донеслось:

– Она очнулась. Продолжим.

Теперь они принялись растягивать её тело с вывернутыми руками – дальше!

Она, вопя и вереща, словно поросёнок на бойне, где-то в глубине сознания подумала было, что сейчас и правда – останется без рук… И умрёт от потери крови.

Но вдруг раздался требовательный стук в дверь, и напряжение на её суставы ослабло. Донёсся сердитый голос лейтенанта:

– Ну?! Кто там ещё?

– Госпожа лейтенант! Вас срочно к пульту видеосвязи! Там сестра Меделайн Фоссетт, временная Глава Совета!

– Чёрт!!! Вот уж нашла подходящее время, ничего не скажешь… Так, капрал, рядовая. Отпустите её руки. Но наручники на кистях, и ноги привязанными – пока оставьте.

Мы закончим допрос, когда вернёмся.

По полу затопали сапоги, дверь открылась, и захлопнулась. Щёлкнул ключ в замке.

Сестра Дженифер подтянула тело к ногам, свернувшись в калачик. Руками она обхватить себя не могла, и только жалобно подвывала, пытаясь хоть как-то прийти в себя, и придумать, как бы ей спастись. От неминуемой смерти.

И как избежать новых мучений!

 

Лицо временной Главы Совета выражало глубочайшее презрение и злость.

Особенно, когда лейтенант доложила, что никто из десантниц так и не вернулся, и дознание, проведенное по всем правилам, среди последней партии спасшихся заложниц, ничего не дало. Сестра Фоссетт, тоном, словно забивает гвозди, сказала:

– А я и не сомневалась в вашей некомпетентности, лейтенант. – слово «лейтенант» Меделайн произнесла таким голосом, что у Краймбери в промежности похолодело: как пить дать – разжалует! – Ну-ка, подайте мне сюда ту самую сестру. Как её… да, Дженифер. Которая по вашим словам организовала спасение выживших!

– Но госпожа временная Глава Совета… Она сейчас… Не в лучшей форме после э-э… похода!

– Что?! Уж не хотите ли вы сказать, что когда обычные методы дознания не сработали, вы применили к ней… Силовые?! Ну-ка, немедленно! Приведите её сюда! И в ваших же интересах, чтоб она была жива. И – в состоянии говорить!

По лицу временной Главы Ли Краймбери поняла, что если не приведёт – её точно деклассируют. Или вообще – казнят. Как саботажницу и вредительницу!

С другой стороны, если и приведёт…

Из двух зол придётся выбрать меньшее!

 

– Ну-ка, вставай, сука! – отключившуюся Дженифер привёл в себя ощутимый пинок под рёбра, – Сейчас тебе придётся отвечать перед Главой Совета! Лично!

И попробуй только хотя бы заикнуться о том, как мы тут с тобой… Развлекались!

Смерть будет – ну крайне болезненной! И долгой!

Однако им всё равно пришлось развязать, расковать, поставить её на ноги, и переодеть в сухую одежду. А вот идти самостоятельно она уже не могла. Поэтому в пункт связи, оказавшийся расположенным в носу ледокола, десантницы её просто несли – закинув её вывернутые из суставов и чудовищно болевшие руки себе на плечи.

Лейтенант, идя сзади, напутствовала:

– В твоих же, с-сука, интересах сказать правду! Потому что новая Глава Совета – ну очень хочет, чтоб кто-то понёс наказание за смерть этой Жизель! А если будешь снова молчать и запираться – мы всё равно это признание из тебя выбьем!

Дженифер помалкивала. Она уже вычислила, что лейтенант сама жутко боится новой Главы. И готова уже сама навесить ей на уши любую «лапшу», только бы избежать наказания за самоуправство и побои вверенных её заботам заложниц!

Пред светлы очи её усадили, предварительно причесав и стерев кровь со рта и лица. К счастью, глаза Дженифер не пострадали. Как и большая часть лица. Только зубы…

Расползшись задницей по стулу, и кое-как удерживая не желавшее слушаться тело от падения, стараясь, впрочем, на отбитые пятки не наступать, и вывернутыми руками краёв стула не касаться, она наконец посмотрела в глаза сестре Меделайн.

Та не без интереса наблюдала. Оставшись, очевидно, удовлетворённой увиденным, сказала:

– Лейтенант. Я не верю, что так она стала выглядеть после ледового перехода. Говорите: вы её пытали?

– Нет, госпожа Глава Совета! Как вы могли подумать?! Это они все сейчас так выглядят! После бурана!

– Сестра Дженифер. – теперь Глава обратилась непосредственно к Дженифер, – Говорите честно. Вас – били?

– Нэф, Фаше Префосхотителстфо, шештра Фошшефф. Меня не пили!

Сестра Фоссетт откинулась на спинку стула. Побарабанила перед собой по пульту пальцами обеих рук. Вернула тело в прежнее положение:

– Эй, кто там есть из подчинённых лейтенанта! Я видела как минимум двоих, принесших истерзанное тело этой Дженифер! Выйдите, и встаньте так, чтоб я вас видела!

Рядовая и капрал вышли и встали по бокам от Дженифер.

– Фамилии, имена, звания.

– Капрал Норма Бейкер, ваше Превосходительство.

– Рядовая Джейн Остин, ваше Превосходительство.

– Приказываю, как временно исполняющая должность Главы Совета. Вы, капрал – производитесь в лейтенанты. А вы, рядовая – в капралы. А лейтенант Ли Краймбери разжалована в рядовые. За нарушение Законов Федерации и прямой отказ подчиниться приказу Главы Совета. Сорвите с неё знаки различия, и арестуйте!

До особого распоряжения она должна находиться в камере. На положении узницы, ожидающей решения Трибунала. Ведите! Нас с сестрой Дженифер оставьте наедине.

Вернётесь сюда, за новыми распоряжениями, не раньше, чем через десять минут.

Выполнять!

Лейтенант, похоже, вполне осознавала: без оружия против своих же «дрессированных» холуйш она много не навоюет. И не сопротивлялась. А, может, понимала, что те её не слишком любят, и непримянут воспользоваться случаем, и навалять ей!

Поэтому Дженифер не без удовольствия слушала, как трещит разрываемая материя, когда с Краймбери срывают погоны, и как громко топают сапоги новоявленных лейтенанта и капрала, уводящих арестованную в арестантскую каюту. Это не мешало ей напряжённо думать. Какую политику ей проводить с новой Главой Совета. И чего та может от неё захотеть. Но та не дала ей слишком уж долго размышлять:

– Сестра Дженифер. В пункте связи больше никого нет?

– Только дешурная шфясиштка.

– Выгоните за дверь и её тоже. И пусть не входит, пока не позовут!

Дженифер, собравшись  с силами, повернулась к женщине:

– Вы шлышали прикаж Главы Шофета. Ишполняйте. Дферь закройте плотно. И никого не фпушкайте. Подшлушивать запрещаю!

Когда проследила за выполнением приказа, повернулась снова к сестре Фоссетт:

– Фшё готово.

– Отлично, сестра Дженифер. Теперь первый вопрос. Имейте в виду: от правдивости ваших ответов зависит ваша дальнейшая судьба. Итак.

Это вы спровоцировали бунт против сестры Нины?

– Так тошно, я. Фы наверняка в курше: она хотела любой шеной заштавить наш идти к кораблю. Шквозь шнешный пуран. А я отлишно понимала, да и вше понимали, што попрошту – не дойдём… – Дженифер кратко рассказала про противостояние. И про добровольное присоединение к ней большей части разумно и трезво мыслящих заложниц.

– Я так примерно себе это и представляла. – по тону и виду Главы Совета невозможно было сказать, что она на самом деле думает по поводу «правдивости» рассказа. Ведь сестра Нина – на Небесах! И пропавших в буране – не допросишь! А все напарницы Дженифер – гнут свою линию. – Теперь второй вопрос.

Как на самом деле погибла Жизель Бодхен?

Дженифер пришлось сглотнуть.

Вот!

Настало время – всё поставить на карту!

И сейчас эта умная и очень, судя по её виду – ушлая женщина легко вычислит, если она попробует соврать. Ведь наверняка про её наставницу знает и она.

Ну, как говорится, с Богом!

– Я её убила. Привяжала к поштели ремнями череж тряпки, штоб не пыло шлетов на киштях и лодышках. А шатем ввела ей в руки и ноги культуру шесшиса. Её я хранила в морожильной камере, в шприце.

– И… как долго она умирала?! – показалось Дженифер, или в глазах Меделайн сверкнуло мстительное удовлетворение?!

– Она мушилашь больше шаса. И мушилась жутко! Но я фоткнула ей кляп. А доктору Джонш я дала шнотворное. Штоб никто не помешал мне. Отомштить!

– По вашим горящим глазам я вижу, что вы не раскаиваетесь, сестра Дженифер.

– Нет, гошпожа Глава Шовета. Я не рашкаиваюшь! И ешли бы нушно было шделать это фо фторой раж – шделала бы, не затумыфаяшь!

– Долго они вас пытали? – без всякого перехода Глава Совета вдруг сменила тему.

– Тошно шкажать не могу – три ража отклюшалась. Но… Чаша три-шетыре.

– Били – по почкам и по пяткам?

– Та. – сестра Дженифер невольно содрогнулась, прикрыв на секунду глаза, вспоминая, через что ей пришлось пройти. Но она понимала, что и сейчас её жизнь – ещё в опасности!

А вдруг всё же – сестра Жизель была – из подруг этой Меделайн?!

– Но вы не признались?

– Нет.

– Почему же сейчас сказали – мне?

– Я думаю, фаше Префошходительстфо и шами знаете, пошему. Фы бы пошуяли моё враньё! Федь фы – кута умней этих… Дур. И наверняка жнаете про Наштавницу…

– Это хорошо, что вы тоже – умны. И преданны. И инициативны. Мне как раз сейчас именно – преданные, – она явно неспроста выделила это слово тоном! – сёстры и нужны. В Совете. У нас – одно место вакантно. И от меня зависит, кого я туда назначу!

Вы… Поняли?

– Та, гошпоша!!! Мошете быть абшолютно уферены как раж – в этом! В моей вешной преданношти! Лишно – фам!

– Вижу, мы поняли друг друга. Приятно иметь дело со столь понятливой… И Законопослушной и сознательной Гражданкой нашей Федерации. А теперь позовите этих холуйш.

Я раздам им новые указания.

И подтвержу ваш новый статус!

 

22. Организационные заботы

 

Смотреть переоборудованный подвал Андрея позвали к концу дневной смены.

Он, не без удовольствия отметив, что за сегодняшний день заварил и подстраховал практически все наиболее опасные места трубопроводов второго контура реактора, скинул маску на пол, и рядом же сложил и робу сварщика:

– Пусть-ка полежит прямо тут – до завтра. – он потряс головой, но басовитый монотонный, зудящий, назойливый, словно писк комара размером со слона, всюду здесь проникающий звук от реактора никуда не делся, – Я, конечно, не эксперт, но гул, по-моему, стал куда равномерней, без подвываний. Ладно. Сестра Ариана. Сестра Рэчел. Свободны на сегодня. Можете идти ужинать и отдыхать!

– Ну наконец-то. А то у меня уже спина колом встала. И глаза красные, как у рака.

– А я так вообще скрючилась, как старушка. И ноги затекли! И в носу свербит!

Андрей с одобрением и иронией посмотрел на них. А здорово они прикидываются. И подыгрывают друг другу. Попались ему сегодня – юмористки! Прикалываются постоянно – чтоб и самим не заскучать от тяжёлой, но нудной работы, да и ему настроение поднять… Вряд ли всё же они устали ну очень сильно. Ведь варил – он. А девочки только держали и подтаскивали! И сейчас разыгрывают микросценку.

Всё – прямо как в старинном мультике «Маугли». Старый дикобраз катит дыню, а двое детёнышей идут сзади, и утирают со лбов пот: «Уф-ф!» «Фу-у-у!..»

– Ну-ка, уставшие вы мои. Будете много выступать – завтра возьму вас же в помощницы. У нас ещё – весь третий контур впереди!

– Ну и ладно! – это Ариана. Пожимает плечами, делая вид, что не испугана перспективкой. А вот Рэчел Ким более конкретна:

– А почему бы вам, Андрей, не дать и нам поработать сварными? Мы же за сегодня увидели и поняли вполне достаточно! И тогда работа пошла бы втрое быстрее!

– Хм-м… Интересная мысль. – нет, он, конечно, объяснял – что, и как, и почему делает, и какие типы электродов выбирает, и какую силу тока выставляет, но… Хотя они – взрослые девочки. И, вроде, понятливые. Ну – кивали же! – Я, конечно, сомневаюсь, что всего за восемь часов теории и наблюдения вы смогли понять – вот прямо всё до тонкостей. Впрочем…

Вполне можно попробовать! Договорились. Завтра будет у вас экзамен. Сразу – выпускной!

Ну а сейчас – ужинать и отдыхать. Мне нужно идти на инспекцию. Веди, Веспер.

Веспер Хинкель, которая, сообщив о готовности «объекта», молча стояла всё это время в уголке, загадочно улыбаясь, и моргая на него лучистыми глазками, двинулась вперёд. Задом виляла более чем откровенно. И через плечо хитрущим карим оком оглядываться не забывала.

Андрей невольно почесал в затылке, двигаясь следом. А неспроста ведь дама с ним не говорит! Видать, как только они дойдут до «малонаселённых» зон тюрьмы…

Угадал.

Не прошли они по коридорам третьего уровня до нового лестничного пролёта и десяти шагов, как миниатюрная и очень стройная женщина, вдруг развернувшаяся, буквально запрыгнула на него! И, обхватив за шею и плечи руками, принялась покрывать поцелуями его лицо, щёки, и губы. Говорить она, конечно, ничего не говорила, но уж – дышала! Порывисто, страстно и пылко…

Андрей не стал много мудрить: подхватил под ляжки и забросил вскрикнувшую от неожиданности нахалку на плечо. И, вздыхая, понёс дальше по коридору, похлопывая по дёргавшейся под его ладонью попке и вертящейся, словно уж на сковородке, талии:

– Молодец. Супер-секси! Возбуждают твои старания – этого не отнять!

За инициативу, конечно, хвалю. Но!

Сейчас нам важнее вначале встретить делегацию моих новых жён. Подготовить на всякий случай новые мины – а то вдруг нам предстоят новые подлые провокации! Ну и разобраться с нашими остальными недоделками и слабыми местами тоже надо. Неизвестно, сколько нам ещё предстоит тут жить. Выживать. И держать осаду!

Дама на его плече наконец перестала издавать возмущённые возгласы и междометия, и ворчать, и ругаться, что он – «Нахал! Дебил! И импотент!» Вертеться тоже перестала – поняла, что из железной, но нежной хватки не вырваться. Руками погладила его спину и то, что пониже. Прижалась к этой спине головой, со вздохом. Сказала:

– Извиняюсь за импотента. Это я от обиды. Сгоряча. Небось, Пэйдж-то вы своим вниманием не обошли! И ей такой бодяги не задвигали!

– А быстро у вас расходятся слухи… нужно будет учесть. – он говорил вполголоса, как бы для себя. И, уже громче, – Просто Пэйдж подобрала реально – подходящий момент. Во-первых, я был обнажён. И хорошо вымыт. И – не устал, как собака, после девяти часов сварки. Во-вторых – она тоже была обнажена. А в-третьих – она всё сделала сама!

– Тоже мне – проблема! Хотите, я прямо сейчас – разденусь?! И тоже – сделаю всё – сама?! И вашу усталость – как рукой снимет?!

Андрей рассмеялся. Ему было легко и весело. Вот уже его женщины начинают с ним шутить, и пытаются «скрасить» его серые рабочие будни!

Он снова нежно похлопал по прелестной ягодице. И даже чмокнул её прямо сквозь штаны:

– М-м-м! Лапочка! Спасибо. Без дураков: спасибо! Ты замечательно подняла мне настроение. Но вот насчёт внепланового и внеочередного секса – вынужден пока отказаться. Ты, конечно, женщина красивая. И я с тобой с удовольствием займусь! Но!

Только после того, как проведу инспекцию, и раздам девочкам задания на завтра!

Так что – молчи, и жди. Каюта с душем, и приготовленным новым халатом никуда не денется! А Забот у меня – полон рот. И работы сейчас много. И работы тяжёлой!

– Это какая же работа для вас – тяжёлая?! Секс?!

– Насмешила. Секс – это отдых. Хобби. А мне сейчас проблем хватает и без него. Если разобраться, я сейчас – самый несчастный и задрюченный обитатель Андропризона!

– Это как?!

– Да вот так уж. Если вспомнишь – жил я себе – не тужил в своей камере! Ни забот, ни хлопот! Ходи себе по шикарным апартаментам, жри в три горла деликатесы всякие, да в потолок поплёвывай! Потрахивай раз в неделю пластиковую куклу, а в остальное время балду гоняй, да тренажёры мучай. Вот уж – элитный мужской рай! Без дураков: именно так у мусульман рай и описан: вдоволь жратвы, и шикарнейших женщин-гурий! И это дело – всегда стоит!

А у меня сейчас – что? Вот именно: нашёл себе на шею забот!

И за обороноспособность я – отвечай, и за ремонт всего барахлишка, что тут посдыхало за эти годы: чтоб нам на воздух не взлететь от ядерного взрыва. И канализация, которую вы, не понимая специфики, почти доконали! А ещё на моей шее – пусть небольшой, но уже родной коллектив. Из вас. Доверившихся мне.

И мне нельзя подвести вас! То есть – я должен защитить вас! Значит, я не должен ни на секунду давать слабину. И всегда быть наготове! Во всеоружии! И с отличной соображалкой! А то вдруг эти сучки из Совета придумают что-то новенькое?!

Так что я и правда – всегда в напряге. И должен думать на три хода вперёд их.

– Хм-м-м… – женщина на его плече окончательно угомонилась, подпёрла голову ручкой. И даже говорила теперь совсем другим тоном, – Тогда, может быть… Вы отпустите меня – на пол? А то ведь я – тяжёлая? А вы и правда – устали!

Он снова рассмеялся, вполне дружелюбно и весело:

– Лежи уже, заботливая ты моя! Тебя даже носить – приятно! А до секса у нас так и так дойдёт! Обещаю. А ты знаешь: я на ветер слов не бросаю!

– Да уж. Мы все это видели, и знаем! Особенно, когда вспоминаем про ваши «переговоры» с этой стервой из Совета. Ну, новой – Меделайн. И вы ей прямо так и сказали: пошлют десантниц – убьёте их всех! И ведь – убили!

Он, переведя дух, и тоже посерьёзнев, вздохнул:

– Если честно – мне их всё же – жаль.

– Ничего себе! «Жаль ему»! Они же шли – убивать нас! И не колебались ни секунды! И пули у них были – жуткие! Просто страшно подумать, что было бы, если б – !..

– Да. Они, само-собой, поубивали бы нас. Но не потому, что вот прямо все они – такие сучки! А просто – исполняли приказ! И ты не хуже меня знаешь, что с ними было бы, откажись они! Ведь они – солдаты. То есть – за неисполнение Приказа – под Трибунал! И не какая-нибудь деклассация или рудники. А просто – расстрел!

– Да, ваша правда… Их бы точно – расстреляли. Свои же.

– Вот именно. Теперь ты и сама видишь, в каком они были безвыходном положении. Если б ослушались – Трибунал. А уничтожать последнего в мире мужчину, как я думаю, им и самим не слишком хотелось. Ну, вернее – это простым десантницам не хотелось. А вот для их начальства и я, и все вы, наверняка были просто – разменной монетой. Способом выслужиться. Доказать свою лояльность и преданность идеалам Федерации.

А идеалы нормального, человеколюбивого Общества не должны требовать смерти тех, кто не согласен с её Законами.

Особенно – несправедливыми.

– Но  ведь… Жили же мы как-то с этими самыми Законами – целых пятьсот лет?!

– Вот-вот. Ключевое слово – «как-то». Как-то живут и муравьи в своей куче д…ма. Не буду повторять свои доводы: нет у вашего общества никакого прогресса. И нет достатка. И нет социальной, если уж на то пошло, справедливости. Вы – доживаете!

За теми, кто был до вас. И создал и построил всё это. – он обвёл вокруг свободной рукой. Женщина, лежавшая на его плече, покивала:

– Ну… Пожалуй, так. Но мы до вас об этом как-то…

– Не задумывались?

– Ага.

– Всё верно. Потому что нет у вас ни времени, ни возможностей, чтоб думать. Уж Федерация позаботилась, чтоб отбить у вас способности к критическому мышлению! «Отличное» у вас обучение! А нужно вашему начальству только одно: превратить вас всех – в простых винтиков! В придатки к работающим ещё механизмам и агрегатам.

В рабов.

И что бы там ваша пропаганда вам не задвигала, во времена, когда у власти стояли мужчины, такого свинства не было! Каждый мог работать – где ему нравилось. И хотелось. И жить – где угодно, в каком угодно месте. И доме.

И пищи, и жилья, и товаров, особенно – первой необходимости, хватало всем!

Ну, солнышко моё нетерпеливое, нудная моралистическая лекция окончена. Придётся тебя с твоего «тёплого» места снять. Мы пришли.

Они действительно пришли. Андрей, сгрузив на пол притихшую Веспер, поправил брюки и китель. Глянул на выглядевшую несколько опешившей женщину. Улыбнулся:

– Не сердись. Делу – время, потехе – час.

– Да ладно вам, Андрей. Если честно, я не в претензиях! Но уж больно завидно!

– Ха-ха-ха!.. – он снова рассмеялся, – Иди в каюту, где мы с Пэйдж мылись. И начинай, если хочешь. Мыться. Ну, или уж вначале – дождись меня.

Правда, когда приду – не ручаюсь. Потому что буду осматривать тщательно. И придираться. Если найду к чему.

 

Видеокамерами Жаклин и её помощницы оборудовали все углы и закоулки обширного помещения. Проводку закрепили так, чтоб никто из подопечных не смог бы до неё добраться без стремянки. А стремянку уже вынесли.

Отвратительный запах уже тоже успел повыветриться. Почти. Но девочки не поленились: опрыскали все углы дезодорантами и освежителями воздуха.

А постели с тумбочками создавали видимость настоящего походного госпиталя. Одеяла, свежие простыни и подушки были сложены аккуратно, в головах. Впрочем, расстояние между кроватями оказалось вполне приличным – типа, личное пространство.

Андрей спросил у ожидавшей его у входной двери Анны:

– А где – столы? Какие-нибудь книги? Игрушки? Картины на стенах? Табуреты?

– Ха! Насмешил. Ты что, любимый, и правда думаешь, что они будут – читать?!

– Ну… Может, и не все. Но кто-то же – может захотеть? Да и вообще: мы должны организовать девочкам возможность какого-нибудь досуга. Иначе нам не избежать проблем. Как пить дать – передерутся! Потому что даже самые лучшие при наличии моря свободного времени и отсутствии обязанностей всегда впадают в сплетничество, дружат друг против друга, разбиваются на группировки. И, как логичный финал этого – дерутся!

– А ты неплохо разбираешься в женской психологии.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб в ней разбираться. Ничего особо сложного в ней, что бы там психологи и сами женщины о ней не думали, нет. Поэтому нам так и так придётся по мере того, как я буду их, извини, оплодотворять – отселять отдельно тех, кто забеременел. Или просто – побывал со мной. Иначе им… Хм. Попортят товарный вид!

– Пожалуй, сермяжная правда в твоих раскладках есть… Но – куда?!

– Вот уж – не проблема. У нас тут, в Андропризоне, полно пустых кают.

– Кают-то полно, да не запирается ни одна из них!

– Это – на ключ. Изнутри. Но нам и не надо, чтоб они запирались там – изнутри! Нам нужно – чтоб мы могли их контролировать! Снаружи! А я видел там, на складе у Моны, кучу шпингалетов! И ушек для них.

– Но их же ещё нужно установить?!

– Вот уж – не проблема. Саморезы у Моны тоже остались. А я у вас – забыла?! – на все руки! И временем мы тоже не особо будем ограничены. Если вспомнишь – первую партию мы – ну, то есть – я! – планируем закончить «обрабатывать» за пять-шесть месяцев. Успеем оборудовать отдельные каюты и запоры. Вот только с кормёжкой…

– А что – с кормёжкой? Они что – не смогут есть, что и мы?

– Смогут, конечно. Да только вот беременные – они же – не как все. То им подай солёного, то – жирного. То вообще – глины! Или мела. Или рожна горячего!

Э-э, ладно. Поживём – увидим! И вообще – проблемы надо решать по мере возникновения. Так что заканчиваем с осмотром. Я его произвёл. Увиденным и сделанным доволен! И объект принял! Где акты о приёмке?! – он подмигнул Анна. Та, подкатив глаза к потолку, покачала головой. И проворчала: «Бюрократ!»

Андрей рассмеялся, радуясь, что все работы сделаны на совесть:

– Всем – спасибо! – он повернулся к пятерым женщинам стоявшим вдоль ближайшей стены, – Вы просто молодцы! Чудесно! Сам бы тут жил: на всём готовом!

А сейчас всем – ужинать! А затем – мыться и спать! Ну, конечно, кроме тех, чья вахта. Анна. Тебе отдельная благодарность. Прекрасная логистика. Какое счастье, что ты – со мной. Без тебя… ну, и без моей Семьи, и остальных девочек – как без рук!

– Ага, спасибо. Но ты у нас и сам – не промах. Девочки сказали, что вы там практически закончили со вторым контуром?

– Ну, в-принципе – да. Так, осталось по мелочи. Но главное – сделали. И протечек больше нет, и прокладки заменили, и насос отрегулировали. Уже так не дребезжит. И гудит – куда равномерней. И завтра, не напрягаясь особо, закончим, даст Бог, с третьим контуром. А потом и за теплицу возьмёмся. Чует моя задница, что придётся нам ещё выращивать в ней. Фрукты-овощи.

– Ха! Ничего не забыл, муж наш Андрей?! А где – семена?!

– А семена, даже не зная об этом, нам везёт первая партия племенных «самок». Помнишь, я поставил условием – ящики со свежими овощами и фруктами?

Ну так вот: получить семена из помидоров и огурцов – как нефиг делать. Как и прорастить. Даже мороженных. Потому что живучие они очень. Правда, вот ждать, пока прорастут и начнут давать плоды яблони, вишни и груши, придётся лет пять – семь…

Ну а сейчас – идёмте ужинать!

 

От группы оживлённо переговаривавшихся и вполне довольных женщин Андрей отстал вполне технично: вроде, никто не заметил. Ну, или не придал значения.

По лестницам двигался быстро и бесшумно. Но в каюту заходил не без волнения: а ну как дама всё же – не поверила? Или обиделась?..

Дама не обиделась. И за это время даже успела перетащить в спальню дополнительный матрац. Его, и спущенный с постели второй, она сейчас и осваивала, валяясь на них прямо в одежде. Когда он нарисовался на пороге, тоже явно испытала облегчение:

– Ну, наконец-то! И где тебя носит? Тоже мне – «занятой и деловой» самец!

– Хватит ворчать. С меня и жён хватает. Ну-ка, пошли мыться!

Мылись они всё-таки не совсем тщательно. Ну, вернее, Андрея-то Веспер намыливала и оттирала мочалкой от души. А вот он всё ещё опасался драить как следует нежную женскую кожу. Поэтому водил по телу мочалкой – бережно. Дама хихикала:

– Я – не хрустальная ваза! Три крепче! Сильней!

– Не-ет. Это – потом! Уже когда переберёмся. На матрац.

Они наспех вытерлись. И действительно перебрались на матрац. Андрей уложил женщину на спину. Сказал:

– Чур, я всё сделаю сам!

Женщина пожала плечами, снова заговорщически улыбаясь сквозь полуприкрытые веки:

– А я и не возражаю. И вообще – отдаюсь на милость победителя!

Андрей ласкал тело ещё не совсем, всё же, «расслабившейся» женщины вначале традиционно: осторожно. Девушка не высказывала никаких эмоций, и ничто не указывало на то, что ей приятна его ласка. Зарычав, он сменил тактику: принялся тискать её нарочито сильно и грубо! Жаркими и жадными поцелуями теперь покрывал шею и грудь. И саму грудь стискивал сильно и где-то даже – свирепо!

А вот такой «подход» оказался очень даже «в тему»!

Веспер теперь стонала и извивалась, пытаясь вырваться, и даже пыталась укусить его! Ну уж дудки!

Задышав ещё громче и чаще, он понял. Что возбудился – дальше некуда! И его воспрявший красноголовый воин мощно устремился туда, где всё уже увлажнилось, и стало горячим, словно раскалённый чайник!

Правда, остатки разума всё же Андрей сохранил: не стал погружать своё орудие сразу – на всю глубину! А принялся постепенно увеличивать её!

По мере проникновения его орудия во всё более глубокие своды, Веспер всё сильнее билась под ним, и, тоненько вскрикивая, принялась царапаться: в спину Андрея впились крохотные, к счастью – предусмотрительно остриженные покороче, ноготки! Он, зарычав, наддал!

И теперь без сомнений и колебаний двигался мощно, резко, погружаясь на полную глубину в тёплое и упругое лоно!

А лоно и правда было – поистине восхитительно упругим! И податливым!

Веспер закричала в голос!

И вот уже её тело бьётся под ним в судорогах экстаза, пытаясь сбросить с себя мускулистое и большое тело партнёра.

Разумеется, ничего у неё не получилось: Андрей держал женщину крепко!

Только вот отключиться после восхитительного оргазма Веспер не пожелала:

– Ещё!

Андрей грубо, рывком, вышел из неё. Перевернул на живот. Раздвинул ножки.

И снова навалился, рыча и часто дыша.

В глубине сознания мелькнула непрошенная мысль, что хорошо, что вчера – не приехал! Сберёг своё семя и сексуальную энергию для той, кто в состоянии достаточно долго наслаждаться любовными игрищами!

Однако не прошло и минуты, как Веспер, стонавшая и бившаяся, ещё и пытавшаяся укусить его, вывернув голову, снова завопила, и её тело забилось в новом экстазе!..

После которого наступила наконец релаксация: женщина со стоном обмякла на ложе. Он нежно чмокнул её в основание черепа, где вились пикантные колечки волос.

Но тут Андрей оказался удивлён: на спину ему мягко легло ещё одно тело!

Явно – женское!!! Мягкие груди упёрлись в лопатки, горячий лобок опустился на крестец, руки обхватили тело, а в ухо нежный голос прошептал:

– Попался, муж и будущий отец наших детей? Так-то ты хранишь верность своей Семье?!

Андрей усмехнулся:

– Да-а-а… Подловила ты меня. Кобель я вонючий! Раб своего… э-э… похотливого естества! Ну, теперь как порядочный человек, я должен овладеть и тобой!

Он аккуратно сгрузил на матрац рядом с собой совершенно обнажённую Анну, и принялся ласкать и целовать её так же сильно и почти грубо, как до этого Веспер: возбудился он и правда: обалденно! Анна помогала ему в основном вздохами и стонами, показывая, что движется он в нужном направлении!

Вдруг он резко передвинулся: теперь напротив его горячих губ оказалась её вздрагивающая в предвкушении кошечка! И уж он непримянул «обработать» её всю – и губами и языком! Анна застонала. Задышала. Он снова переместился. Обратил внимание, что грудь наконец набухла и затвердела! А соски – торчат, почти  как его орудие!..

Когда вошёл в неё, женщина задышала ещё чаще!.. Но Андрей не останавливался: видел, что ей трудно пока отдаться ему так, чтоб отбросить все сомнения и предубеждения, и наслаждаться только ощущениями от животной страсти! Вот что значит – работница «интеллектуального труда»!

Поэтому он наддал, и ещё и ещё наддал!

Навалился на неё всем своим сильным и почти звенящим от восторга телом! На лежавшую рядом восхитительную спину косился тоже – с вожделением!

Вот это – да!!!

А что мешало ему ещё тогда, в той, старой, жизни – попробовать сразу с двумя?!

Анна наконец зарычала. Чтоб не вопить уж слишком громко, сунула в рот кусок простыни! Вот уж – контроль… Ну ничего: время у него есть. Отучит сдерживать себя!

Но он не остановился, а, наконец, со звериным рыком, кончил!

Фейерверк!..

Когда тело его второй жены наконец затихло, и судороги экстаза прекратились, он мягко вышел из её ставшего тоже обжигающим, лона. Прилёг рядом на бок. Подпёр голову рукой. Нежно погладил пальцем уже ставший мягким и податливым сосок.

Анна разлепила один глаз, чуть повернула голову:

– Скотина похотливая! Никогда тебе не прощу!

– Это чего же ты – не простишь мне? – он улыбался.

– Того, что я тут, понимаешь, пашу, как рабыня галерная, для него же стараюсь всё в тюрьме наладить и организовать! Устала, как собака! А он!..

Ты почему не сказал, что собираешься заняться сексом с Веспер?!

– А ты, солнышко моё ненаглядное, не делай вид, что посылала её ко мне – не именно для этого! Я сразу понял: самую красивую женщину (Ну, после тебя и Магды, конечно!) ты подослала ко мне специально! Чтоб я, даже уставший, как последняя сволочь, всё равно – возбудился! Да и подкралась ты, если честно, не совсем неслышно!

– Да-а?! Хм… А я могла бы поспорить, что действовала абсолютно бесшумно! Даже петли не скрипели!

– Они и правда – не скрипели. Зато я почуял сквозняк! Спиной!

– Так ты… Видел меня?

– Нет. Но догадался, что это – ты. Ты же у меня – самая умная. И ушлая.

– Хамло. Подхалимское. Но в постели и правда – бесподобен… Этого не отнять! Да и семя твоё… Во мне! Ладно. Считай, что на первый раз ты прощён!

– Ага, понял. А кого мы возьмём в компанию для второго?

– Ну, нет, это переходит всякие границы! Ты, грязный и похотливый самец!

– А я никогда этого и не отрицал…

И, если вспомнишь, именно на это вы все, мои любимые и желанные, и рассчитываете!

 

23. Новые мины и прочие «приключения»

 

Ужинали они втроём.

Потому что все остальные члены его команды и Семьи покончили с приёмом пищи час назад. И разошлись по комнатам. И Ганна высказала-таки ему своё «фи»:

– Вы, уважаемый Андрей, могли бы и не нарушать наш распорядок. Положено ужинать в семь – будьте добры! Потому что война – войной, а ужин – по расписанию!

Андрей покивал. Его позабавило, что его главная повариха, сама того не зная, почти повторила лозунг солдат Вермахта. Но вслух сказал:

– Согласен, Ганна, Ундина. Постараемся придерживаться. Ведь это – вам мыть посуду и всё тут подготавливать. К завтраку. Вот, кстати. Хотел спросить.

Мы при инвентаризации, конечно, записали, всё, что у нас на складе и в холодильниках. Ну а всё-таки. Каких ещё продуктов, кроме стандартных, нам бы нужно доставить?

Потому что вам теперь предстоит какое-то время потакать капризам беременных. Да и нам самим неплохо бы разнообразить стандартный рацион. Ты готовишь, конечно, замечательно, но понимаешь и сама! Приедается даже деликатес, если есть его каждый день! Например – даже самая вкусная в мире чёрная икра! Если есть с неделю – начинает подташнивать… (Сам-то он отлично помнил эту ситуацию по старинному фильму «Белое солнце пустыни», ну а девочкам придётся поверить ему на слово: давно уже никто здесь никакой икры ни из какой «элитной» рыбы не добывает…)

Разнообразие – нужно!

– Ха! Да возможностей «разнообразить» даже типовые блюда – море! Потому что и первая и вторая партии прибывших сюда привезли, ясен пень, только самое необходимое! И, конечно, никто ни о каких экзотических приправах, или там, деликатесах, не заботился!

– Вот и иди сюда, за наш стол. И продиктуй. Анна запишет!

Анна, ни вздохом, ни движением не показав, что не в восторге от идеи, достала из кармана неизменный блокнот и карандаш. Но Андрей чуял её настроение – вот что значит – только раз побыл с женщиной, и уже почти понимает её мысли и чувства… Любопытно.

– Значитца, так. – Ганна, вытирая широкие красные ладони мускулистых рук о передник, действительно подошла и уселась на четвёртый стул, – Во-первых, конечно, перец. Не болгарский, зелёный, а болгарский – красный. Но не горький, а тот, большой. Красивый такой, с глянцевой кожицой и обалденным запахом! С витаминами. Особенно – Це. Их в нём, говорят, побольше, чем даже в малине! Так. Дальше – перца нормального, молотого: чёрного и красного! Ну, и, конечно, куркумы. Корицы. Ещё мне бы…

Перечисляла нужные приправы и продукты женщина минут десять. Но в конце стала повторяться. Анна сказала:

– Ганна. Заказать-то мы всё это, конечно, закажем. Но нужно учитывать, что другой корабль прибудет взамен этого – не раньше, чем через шесть месяцев.

– А-а, ничего страшного. Продержимся, даст Бог! В крайнем случае я настрогаю базилика, кориандра, или гвоздики. Их прессованные палки хранились на складе ещё до нашего прибытия – остались с тех времён! И просто сильно задубели. Пятьсот лет всё-таки. Но не думаю, что пропали: приправы же! Насекомые их не жрут! Особенно – промёрзшие насквозь… Единственное что, может, они повыветривались. Э-э, проверим!

– Хорошо. Тогда – всё. Анна. Сворачивайся, и идём спать. Ганна, Ундина, спасибо ещё раз! – он помахал сквозь огромный проём так и не сдвинувшейся от плиты, где она что-то делала с большой сковородой, женщине, и кивнул Ганне.

– Наздоровье. – Ганна ехидно ухмыльнулась, – И вообще. Пора тянуть спички!

– В-смысле?

– В-смысле – разыгрывать, наконец, очерёдность! А то у Веспер – вон: вид, как у кошки, обожравшейся сметаны! Явно влезла вне очереди!

Веспер потупилась, Андрей рассмеялся:

– От вас, детективы доморощенные, ничего не скроешь! Согласен. Можно бы. Но! Только после того, как обезопасим себя от провокаций прибывающих. И встретим. И проведём обеззараживание и карантин «элитных самок»!

Вот тогда у нас будет сколько угодно времени!

А сейчас – спать! Устал я что-то…

 

Ездить везде на нашедшейся на складе инвалидной коляске было жутко унизительно. И неудобно. Но Дженифер посчитала, что для новой помощницы Главы Совета, а затем и его члену, ходить на цыпочках – глупо. И недостойно статуса. А наступать на пятки она всё ещё не могла. Вот и знакомилась с «контингентом» из оставшихся на корабле тридцати десантниц (Стандартный взвод!), членами экипажа, и «элитными самками», сидя в кресле на колёсах. Которое возила новоявленная капрал.

Зато врач при судовом госпитале – ну как – госпитале: двух комнатах, в одной из которых была операционная, а в другой стояли две койки, на одной из которых врач и жила и спала – без проблем обезболила суставы плеч Дженифер, и вправила руки на место.

А ещё быстро и тоже безболезненно подлатала её зубы. Нарастила отломанный частично, и вставила временные протезы взамен выбитых. Теперь Дженифер могла хотя бы изъясняться вполне членораздельно. Что она с удовольствием и продемонстрировала, когда сестра Меделайн позвонила ей на следующее утро.

– Рада, что вы быстро приходите в норму, сестра Дженифер.

– А уж я как рада, ваше Превосходительство! Благодарю ещё раз за… Мой статус!

– Ну-ну, оставим эти официальности. Называйте меня просто: сестра Меделайн.

– Так точно… э-э… сестра Меделайн!

– Вот и отлично. Теперь слушайте внимательно. В пункте связи вы – одна?

– Так точно го… э-э… Сестра Меделайн! Я связистку выгоняю теперь – сразу!

– Предусмотрительно. Ну, ваш ум и сообразительность как раз и обусловили ваше теперешнее положение. Старшей по судну. И вот что вам нужно будет сделать, прежде чем отправить в Андропризон тридцать из отобранных Советом женщин…

Дженифер внимательно слушала. Не перебивая и не переспрашивая, хотя иногда её брови грозили достичь линии волос, а глаза – вылезти из орбит. Но она сдерживала рвущиеся на язык вопросы. Знала, что уточнения и прерывания нервируют начальство. А память у неё действительно хорошая – что будет нужно, она потом уточнит.

За двадцать минут «сестра» Меделайн конкретно обрисовала стоящие перед Дженифер задачи, разложив их по пунктам. И даже сделав кое-какие пояснения.

В завершение спросила:

– Вопросы?

– Если позволите. – на этот полувопрос-полуутверждение Меделайн кивнула.

– Так вот. Насколько я поняла, мы от открытых действий против этого Андрея переходим в, так сказать, «партизанский» режим. – вопросительный взгляд, на который Дженифер получила ещё один кивок, – Но ведь использование против бунтовщиков культуры сибирской язвы, имеющейся в холодильнике при биолаборатории, уничтожит не только весь оставшийся с ним персонал, но и наших «отборных» производительниц!

– Это не должно вас, сестра Дженифер, волновать. В данном случае эти потери – приемлемы. Особенно, если учесть, что мы уже лишились трёхсот с лишним десантниц.

– Поняла. Но есть ещё вопрос. Этот Андрей очень… Умён. Предусмотрителен. И наверняка будет ждать от нас новых подвохов. Думаю, он первым делом обыщет всех наших отобранных. И наверняка открыто проносимые ампулы найдёт.

Как и где порекомендуете их спрятать? Надёжно?

– Хм. Да, вы правы. Он будет настороже. А спрятать… Как насчёт – зашить в подкладку парок? Или в подкладку рюкзаков, которые будут у женщин?

– Разумно. Но – вряд ли надёжно. Впрочем, можно попробовать и этот вариант.

– Вот как. Стало быть, вы можете предложить и другой?

– Да. Я взяла бы на себя смелость порекомендовать и запасной вариант. Как насчёт – спрятать запасные ампулы, перед самым приходом на место – в те самые места?

– Интересный план. А если – разобьются?

– Тоже ничего страшного. Ведь заражённые так и так – попадут внутрь. А вы сказали, что потери среди них – вполне допустимы!

– Да, разумно. Правда, совсем уж надёжно было бы заразить их прямо на корабле… Но у этой болезни слишком короткий инкубационный период. Боюсь, они тогда просто не дойдут до тюрьмы. Ну, или их легко будет вычислить по симптомам. Особенно – по поздним симптомам. Они… Весьма заметны. И характерны. И если этот Андрей действительно такой умный и ушлый – доктора проконсультирует. Впрочем, Джонс и сама не дура.

И понимает, чего им нужно бояться и ожидать.

– Ваша правда, го… сестра Меделайн. Ампулы надёжней доставить туда – в целости. И, если позволите, ещё один маленький вопрос.

– Прошу.

– Мы отправляем с партией женщин ещё и нарты с заказанным Андреем продовольствием: овощами. Может, стоило бы обработать бациллами и их?

– М-м-м… Пожалуй, нет. Точно – нет! Мы прибережём этот вариант – для следующего раза! Незачем давать этому мерзавцу повод заподозрить нас в непорядочности!

– А если «мерзавец» всё-таки поймёт, что мы пытаемся вести против него бактериологическую войну с помощью заражённых женщин, или заражения места, или мест, где он их поселит?! Ведь он наверняка предусмотрит что-нибудь вроде карантина?

– Если не найдёт остатков ампул… Вот! Хорошо, что вспомнила! Позаботьтесь, чтоб предупредить всех: уничтожить остатки ампул! А появившиеся ранние симптомы… Он может подумать, что женщины просто простудились по дороге.

В любом случае доказать не сможет ничего, даже если выживет! А смертность от сибирской доходит до девяноста процентов. И если предки-предтечи не использовали эти ампулы, так только потому, что и сами боялись этой супер-болезни пуще чумы!

Именно поэтому там, в оружейных могильниках, это модифицированное и смертоносное оружие и сохранилось…

Ещё вопросы?

Дженифер не казалась разумной и последовательной такая позиция. Ведь Андрей так и так проверил бы с помощью доктора Джонс – и новоприбывших, и фрукты-овощи.

И если б не нашёл бацилл в продуктах, нисколько не «расслабился» бы. И следующую партию и женщин и продуктов так и так – проверял бы. Но, похоже, что-то тут в раскладках Совета и Меделайн – не предназначено для её ума. И придётся не «выделываться» с возражениями, а исполнять!

– Я всё поняла, сестра Меделайн. Разрешите приступать?

– Да. Как только партия женщин будет отправлена – доложите!

– Слушаюсь, сестра Меделайн!

 

Новоявленная лейтенант и бравый капрал оказались весьма понятливы.

И, прочувствовав, откуда и куда дует ветер, приказы Дженифер исполняли быстро и основательно. Грех, как говорится, жаловаться. И, тем не менее, последний инструктаж отправляемых девушек Дженифер производила лично. Впрочем, напутствовала она их уже вполне известными им инструкциями, внимательно разглядывая лица стоявших перед ней в ряд породистых и явно скучающих молодых самок. Наблюдавших за ней, если честно, не без доли презрения: ну так: новоявленная «начальница» выискалась! Ещё и на инвалидной коляске! А туда же: учить нас, призовых красавиц и умниц!..

Лица девиц, если честно, уже о многом говорили Дженифер: эта – слишком тупа, эта – интересуется лишь собой и своей «бесподобной» задницей. Эта – хитро…опа, и наверняка – карьеристка. Стало быть, чтоб выслужиться – сдаст их планы. Врагу.

А вот эти, вроде, вполне сообразительны. И лояльны…

Явно из тех же слоёв Общества, что и сама Дженифер!

И, стало быть, с теми же моральными принципами и привычками…

– Все свободны до завтра. Кроме тебя, тебя и тебя, – Дженифер не постеснялась ткнуть прямо пальцем, – И вас двоих. Вы же – сёстры? Отлично.

Ну вот. Теперь – самое сложное. Нужно с одной стороны – надавить на сознательность и патриотизм. А с другой – придумать какую-нибудь лапшу. Правдоподобную. Типа: глобальная дезинфекция тюрьмы! Потому что самец человека, оказавшийся на свободе, запросто может заразить их, отборную элиту – какой-нибудь, чисто мужской, заразой!

Жертвы не должны знать, что они понесут на себе и в себе – страшную болезнь!

 

Инструктаж прошёл нормально. Сравнительно.

Разумеется, ей пришлось ответить на массу вопросов, неудобных или просто глупых, задаваемых не на шутку перепугавшимися женщинами. Пришлось нагло врать. Что, дескать, эта информация секретна, и остальные, не столь умные и сознательные «производительницы» могут попросту не поверить. Или – испугаться. Дезинфекции тюрьмы.

Благо, перенять эту манеру общения – лжи в глаза и циничного лицемерия! – у профессионального члена Совета было нетрудно.

Но в целом надавить, уговорить и вразумить – удалось.

Хотя пришлось, конечно, и припугнуть.

Что было нетрудно: никто из женщин не собирался навсегда остаться жить там, в бетонных стылых подземельях Антарктиды. Все хотели вернуться. В тёплые края.

Ладно. Завтра с утра эти дамы отправятся с партией из десяти оставшихся при корабле десантниц – туда. К тюрьме. И если их миссия увенчается успехом, с головы Совета Федерации свалится наконец огромная проблема.

С другой стороны – Дженифер не страус. Невозможно долго прятать голову в песок, когда пол – бетонный! Проблем и забот у Федерации – море. И с каждым годом их всё больше и больше, потому что и правда – портятся даже казавшиеся вечными аппараты и устройства! И никто сейчас не обладает достаточной квалификацией, чтоб их восстановить. Или починить. Кроме… Хм. Всё же – основная функция у него сейчас должна быть другой!

Оплодотворение!

Ведь если погибнет последний живой и способный давать потомство мужчина – нет никаких перспектив у их Общества! Не позже, чем через пару веков посдыхают и оставшиеся немногочисленные механизмы, холодильники со спермой, и выводковые капсулы. И тогда выращивать потомство ин-витро станет невозможным!

И что тогда будет с их чёртовым Социумом?! И без этого явно катящимся в пропасть?!

И что бы там она не думала, что то, что случится через сто-двести лет – не её забота, эти рассуждения – чушь!

Её это забота!

Поскольку именно её руками… Ну, и телами посланных «производительниц» пытаются сейчас убить их последнюю надежду. На возрождение нормальной человеческой Цивилизации!

С другой стороны, ей нельзя идти и на открытую конфронтацию с новой Главой Совета! Ещё и спасшей по сути её жизнь! Нужно что-то придумать…

Нужно!

Ну а пока…

Ей лучше всего «думается» в процессе… «Осуществления мести»!

 

Раздетая лейтенант Ли Краймбери выглядела вовсе не столь грозно, как одетая.

Похоже, пренебрегала она работой в качалке. И мышц у неё имелось даже меньше, чем у самой Дженифер. Вот и хорошо.

– Лейтенант! Капрал! Свободны. Уходя, я сама запру арестованную.

Когда за вышедшими из камеры закрылась дверь, Дженифер встала из кресла.

И пусть она до сих пор передвигалась на цыпочках, ради такого случая можно и поднапрячься! Уж перед бывшей лейтенантом ей – не стыдно!

Дверь она заперла, после чего убедилась, что руки стоявшей лицом к стене Краймбери прикованы к трубе отопления надёжно.

Можно было бы, конечно, предварительно поговорить… Высказать свои раскладки: дескать, ни один подлый поступок не останется безнаказанным. И путь на вершину служебной лестницы не должен быть вымощен трупами невинных жертв…

Но – зачем?! Всё предельно ясно и так!

Первый удар Дженифер нанесла несильно: по правой почке!

Хорошо, что кляп в рот бывшей лейтенанта вставили заранее: из-под него донёсся только приглушённый отчаянный рык! И даже булькающий: перед тем, как заткнуть матерящийся рот, Краймбери от души напоили: влили ей в пасть литра полтора из баклажки!

Впрочем, самой обычной воды.

Но пусть крика и не слышно даже в соседних каютах, ей самой его отлично слышно! Поистине – райское наслаждение! И пусть удары отдаются глухой болью во всё ещё опухших и не слишком подвижных плечевых суставах, добиться того же результата, что и бывшие холуйши этой твари, она сможет! Постепенно усиливая.

И даже хорошо, что руки всё ещё не совсем её слушаются: а то в порыве азарта она могла бы и просто убить стерву! Быстро и жестоко!

Но нет! Она будет действовать по методике какого-то там древнеримского диктатора Калигулы. То есть «казнить мелкими и частыми ударами! Чтоб человек чувствовал, как умирает!» А что: заманчиво. Очень даже. Так и тянет облизнуться!

Да, она даст пожить подольше – ну как подольше: дня три. И сможет сделать так, чтоб при неизбежном теперь справлении малой нужды лейтенант и корчилась, и плакала, и вопила: потому что боль в отбитых почках и каналах не снимали полностью даже анальгетики, которые Дженифер вколола помимо всего прочего доктор Марион Киплагат – чёрная, словно головешка, стройная и длинноногая афроамериканка. Увидав которую, Дженифер невольно подумала, что чёртов Андрей мимо такой – точно не прошёл бы!..

Ну а у Краймбери анальгетиков не будет. Как и шансов спастись.

Уж Дженифер позаботится.

И «обрабатывать» стандартной резиновой дубинкой и почки, и пятки, и грудь, и промежность будет – тщательно. Не торопясь. Со смаком!

Сегодня – час. Завтра – час. А до послезавтра прикованная лейтенант может и не дожить… Или уж – до послепослезавтра!

Вот и славно.

Потому что навсегда бесследно «похоронить» бездыханное тело, привязав к нему какой-нибудь старый колосник, когда вокруг корабля-ледокола – полным-полно ледяной антарктической воды – пара пустяков!

А, что самое главное – никто с неё за эту «потерю» не спросит!

Выдохнув, и убедившись, что лейтенант снова встала на обе ноги, поднявшись с коленей, Дженифер ударила… По той же самой почке! Знала, что Краймбери будет ожидать удара по второй, и может напрячь мышцы. Впрочем, никакого значения, будет знать жертва, куда она ударит, или нет – не имеет!

Ведь «обработать» так и так предстоит всё тело!

Так что всем его частям достанется!

Дженифер никакую часть тела врага без пристального «внимания» не оставит!

 

Уезжая из каюты, и запирая дверь, Дженифер плотоядно ухмылялась: наверняка никто не догадается, что она может и ходить и бить! Сильно.

Ну а «сестра» Краймбери точно никому не расскажет. Потому что так и остался у неё в зубах кляп. Ну а кроме того, потеряла она сознание…

В пятый раз!

И уж так приятно было смотреть, как корчится и извивается эта вонючая карьеристка, явно умоляя о снисхождении, и как слёзы текут по искажённому мукой, и казавшемуся каменным только недавно лицу… Восторг! Ах…

Как жаль, что нельзя пытать и избивать её – вечно!

Вот чёрт.

Кажется, она заразилась этим желанием у Андрея?!..

Или… Это было заложено в ней с рождения? Гены?

Э-э, неважно! А важно – что она (Слава Господу!) получила шанс отомстить – во второй раз!

И это – явно неспроста…

Какая же Судьба уготована ей кем-то свыше?!

 

Доктор Джонс выглядела куда лучше, чем в тот раз, когда видел её «свежеобработанной». Лицо уже не представляло сплошной кровоподтёк с гематомами, а глаза, с которых тоже спала опухоль, глядели вполне осмысленно.

Андрей сказал, присаживаясь на край постели:

– Пришёл извиниться. Что не навещал лично. Ну, вы сами понимаете, доктор: хлопот полон рот! А девочки мне сказали, что у вас всё нормально.

Но как вы всё-таки себя чувствуете?

– Как-как… – было похоже, что доктор всё ещё сердится. Что отдал её «на растерзание», – Хреново! Всё тело болит. Особенно – там! – она перевела взор вниз, на своё лоно, и снова подняла его, буквально впившись горящими глазами в его глаза. – И заниматься с вами сексом я не смогу ещё как минимум две недели!

Андрей пожал плечами. Рассмеялся. Хоть и через силу:

– Вы все, девочки – не иначе, как сговорились! Хватит доканывать меня с этим «сексом»! Сказал – всем достанется – значит, всем достанется! Ну а если серьёзно – я рад, что вы уже можете шутить.

– Фи! Я и не думала шутить! Теперь, раз уж я вынуждена остаться в вашей «команде», я и собираюсь получать. То, что положено всем её членам. Вернее – членшам!

Рука Андрея невольно потянулась к затылку. Но, сдержав первый порыв, он просто погладил свою стриженную ёжиком голову. Покивал головой:

– Рад, что вы согласны. Без дураков: вы красивы. И желанны. Но…

Как вы смотрите тогда на то, чтоб тоже поучаствовать в общественно полезных делах нашей Команды? Поработать, так сказать, на Благо всех нас?

– Согласна, конечно. Тем более, что я понимаю: вам наверняка скоро доставят первую партию женщин. Для осеменения.

И с ними нужно будет поработать! Мне.

– Вы, доктор, абсолютно правы. Именно вам и предстоит  в первую очередь «принять удар на себя»!

– Ага. Я уже вычислила вас, перестраховщика и прагматика.

– А ну-ка! Было бы интересно послушать!

– Женщин вам отправят наверняка в ближайшие дни. Или уже отправили. Потому что я – не глухая! И слышала, как волокали и ворочали что-то у меня над головой вон в том углу! А там у нас – закрытые законсервированные душевые. Стало быть, вы планируете подстраховаться – чтоб никто из новоприбывших красоток не протащил на корабль, в себе или на себе, никакую заразу!

А для этого вам нужно раздеть девиц до гола. Вещи – выбросить. Девиц – вымыть как следует, обработать дезинфицирующим раствором, и проверить все полости их тела. На предмет спрятанных «сюрпризов»!

И, конечно, главное – проверить их всех на предмет уже осуществлённого заражения.

То есть – чтоб они не были носителями.

Ну а после всех процедур и проверок – поместить их ещё и на карантин!

– Доктор. Снимаю шляпу. Вы в точности воспроизвели все процедуры, которые мы с теперешним руководством тюрьмы, в лице моей Семьи, и запланировали. Единственное что – мы не специалисты. И не сможем выявить заражение, если оно уже произведено, но не имеет ещё явных внешних признаков!

И вот тут вступаете в дело вы!

– Ну понятно! – доктор криво и через силу ухмыльнулась, – Кто же ещё?!

– Вот именно. И вы умны. И сами понимаете: если не подстрахуемся, и не обнаружим опасность, можем все… Вымереть! И – весьма мучительной смертью.

– Да уж – понимаю. И, понятное дело – согласна! Но!

– Да?

– У меня есть условие. И вы должны согласовать его с вашей… Хм… Семьёй!

– Слушаю.

– Я, как сильнее всех рискующая, осматривая лично всех этих с-сучек, должна получить за это… Внеплановый и внеочередной секс! Разумеется, после того, как мы промоем и осмотрим всех наших новых пациенток. И прокарантиним их. И я очухаюсь. До такого состояния, когда смогу сексом – наслаждаться. А не терпеть, стиснув зубы.

Вот теперь рука, словно сама, почесала-таки затылок:

– Доктор Джонс. Думаю, проблем с моей Семьёй не будет. Все они, как на подбор – сознательные и разумные женщины. И понимают, что без вашей постоянной помощи и консультаций мы, мы все, окажемся – в …опе!

 

Кастрюлю под тротил Ганна выделила уже без традиционного ворчания:

– Ладно уж. Судя по эффекту, кастрюля очень даже… В тему!

Андрей поспешил уверить её, что после заливки очередной партии уже сваренных девочками корпусов мин, кастрюлю вернёт. И, вероятно, она не понадобится ещё долго.

– Ага, знаем мы это «долго»! Максимум – недели через две!

Андрей подумал, что хотя никому пока и не говорил про то, что собирается на всякий случай переправить в Андропризон и содержимое боеголовки второй торпеды, «вычислили» его его дамы. Да и ладно. Кастрюля ему, вероятней всего, так и понадобится.

Ну а пока…

А пока они с проверенной бригадой занялись расплавлением и заливкой.

Сварку и заделку дыр в третьем контуре реактора Андрей смело спихнул на вполне успешно «сдавших экзамен» Рэйчел и Ариану. За них он был спокоен: женщины показали себя аккуратными и добросовестными работницами, несмотря на ставшее традиционным ворчание, что, дескать, опять на них навалили работы – непочатый край…

 

24. Ледокол

 

Отправка первой партии женщин для оплодотворения прошла штатно.

В том смысле, что никто не выкрикивал лозунгов типа «Трахайтесь там – качественно! Чтоб зачатие произошло гарантированно! Не подводите – на вас равняется вся Федерация!», или не размахивал транспарантами с надписями «Наши самки – лучшие самки во вселенной!», а члены экипажа спокойно и деловито выгрузили «самок» на лёд. И те двинулись в путь по проложенной прямо от пирса дороге.

Несколько человек экипажа ледокола, пришедшие на палубу только для того, чтоб убедиться, что всё прошло, вот именно – штатно, и убрать сходни, по которым сошли последние женщины, направившиеся к уже стоявшим шагах в пятидесяти снаряжённым нартам, сделав своё дело, ушли в натопленные помещения. Дженифер, заметив, что некоторые из уходящих всё же  оглядываются, помахала им, хоть и прекрасно понимала, что смотрят не на неё, а на корабль: оплот и символ оставляемой надолго Цивилизации. И только когда нарты, в каждые из которых впряглось не меньше, чем по пять женщин, тронулись, сказала:

– Капрал Остин. Поехали домой.

Капрал отреагировала стандартно:

– Есть, госпожа начальник корабля!

После чего развернула кресло, и двинулась к люку, ведущему с палубы в главный уровень. Но оглянувшаяся Дженифер ещё успела заметить, что сопровождавшие маленькую колонну бойцы эскорта выстроились профессионально, по уставу: двое – в авангарде, шагах в пятидесяти от колонны, ещё двое – позади, остальные – прикрывают с флангов. Хотя от кого тут «прикрывать», ей до сих пор не понятно: разве что от агрессивно настроенных пингвинов. Но они вглубь суши не забредают…

Остин ввезла её в центральный коридор уровня, задраив за собой люк. Дженифер с облегчением скинула парку. Внутри казалось тесно, и уныло, возможно, из-за скупого освещения, выдаваемого только аварийными тусклыми лампочками. К этому сомнительному удовольствию ещё и воняло застарелым тюленьим жиром и потом. Но натоплено было от души: не меньше двадцати градусов. После минус двадцати это казалось тропиками…

Осматривать ещё раз корабль и инспектировать его команду и помещения Дженифер смысла не видела: ознакомилась ещё вчера, сразу после посещения лазарета. И хотя от блокады и наркоза мозг работал вяло и как бы нехотя, она заставила себя всё показываемое – впитывать. И запоминать, что рассказывали, отвечая на её вопросы.

Верхний уровень, над этим, – командный. Там расположена кают-кампания, и каюты офицеров корабля, и ангар десанта. Ещё выше – уровень капитана и помощников. На верхнем ярусе – огромная, во всю ширину корпуса, рубка. И радиобудка.

На самых нижних уровнях, у толстенного усиленного дна – балластные цистерны, цистерны с топливом, питьевой водой, огромный дизель, генератор, и прочие вспомогательные механизмы. А между палубой и подволком технического уровня – жилой уровень для «элитных самок». Сейчас занятый «освобождёнными» из Андропризона заложницами. Которых тут сейчас не меньше шестидесяти пяти. А могло бы быть и больше, не будь сестра Нина такой идиоткой, и не соблазни чёртов Андрей остальных «радужными перспективами».

Собственно, секс с единственным сейчас на весь белый свет мужчиной, был бы интересен и ей. Чисто в научно-познавательных целях. Поскольку здоровущий фалоимитатор из шкафа каюты Краймбери, где сейчас Дженифер и жила, её вполне устраивал.

Как и порадовал её дневник этого гада, который она, вооружившись конфискованными ключами, извлекла из сейфа бывшего лейтенанта. Но сейчас…

Работа есть работа.

 

– Сестра Меделайн. Прошу извинить меня, если оторвала от дел.

– Ничего, сестра Дженифер, я как раз освободилась. – освободилась ты, как же! «Сестра» Дженифер, удерживая на лице лояльную улыбку, подумала, что о таком «трудовом графике», как у членов чёртова Совета, можно только мечтать! Ведь что такое – при обычном, когда ничего не происходит, «штатном», режиме, потрепаться через видеосвязь с остальными «членшами» о делах насущных пару часов, не вынимая задницы из удобного кресла в шикарно обставленных апартаментах?!

Вот именно! Ерунда! И поэтому – мечта каждой хоть сколько-нибудь амбициозной дуры! А о том, что именно для этого – чтоб ни …рена не делать! – сотни претенденток на высокий пост и готовы впахивать по двадцать часов в сутки, и порвать соперниц на куски при первой подвернувшейся возможности, можно и не упоминать! И для этого «девочки» и интригуют, пытаясь этих соперниц – и оклеветать, и подставить, и просто… Убить!

Так что если судить по дневнику Андрея, ни на дюйм их «общественные отношения» и традиции «добрососедских взаимоотношений» в социуме, от времён Предтеч, вперёд, к светлому идеалу, не сдвинулись! И никакого «гармоничного Общества» построить за пятьсот лет без мужчин – не удалось! Как была, так и осталась грызня за место у Кормушки, сопровождающаяся хрустом: локтей о рёбра, и выбитых зубов. И хрипами от вонзённых в спину ножей…

– Вы просили позвонить вам, как только мы отправим эту партию. Вот. Готово!

– Отлично. Я рада. И… Как?

– Всё, что вы предлагали – сделано. Инструктаж проведён. Ослушаться – не посмеют. Я специально отобрала таких кандидаток, на которых можно было надавить.

– Превосходно, сестра Дженифер. Замечательно, что вы профессионально… Работаете с персоналом! Я рада, что выбрала именно вас. В свои помощницы. А сейчас и – в ближайшие помощницы. Теперь сообщите мне, как только на корабль прибудет последняя партия заложниц. И можете командовать отплытие. Больше в этом сезоне мы передавать этому Андрею ничего и никого не планируем.

Теперь – только через полгода!

«- Да и то – если будет кому!» – хотелось сказать Дженифер. Но она благоразумно промолчала, только кивнув.

– А пока предлагаю вам провести инспекцию вверенного вашим заботам судна. Чтоб проверить его готовность к переходу в Сидней.

– Уже сделано, го… э-э… сестра Меделайн. Я осмотрела всё, и познакомилась с командой и оставшимся контингентом – ещё вчера. Корабль благодаря заботам капитана, коммандера Рокфеллер, в полной готовности. К отплытию.

– Вот как! Приятно, что вы столь… Расторопны! – по улыбке Меделайн она понимала, что та и правда – удивлена её «расторопностью», а, скорее – силой духа и настырностью. Готовностью работать, даже превозмогая чудовищную боль. Что, понятное дело, повышает её шансы. На место у Кормушки, – В таком случае не стану вас больше ничем утруждать. Работа проведена. И проведена – тщательно и добросовестно.

Отдыхайте, сестра Дженифер!

– Слушаюсь, сестра Меделайн! И вам – всяческих Благ!

Посидев перед потухшим экраном с минуту, и побарабанив – переняла у Меделайн! – пальцами по столешнице у монитора, сестра Дженифер вздохнула.

«Мониторинг» корабля и всех его помещений, кроме огромных кают, где содержались «заложницы», она действительно провела, сопровождаемая капитаном Рокфеллер, и капралом Остин. А вот к бывшим сослуживицам ей заезжать совершенно не хотелось!

Раздражали потому что. Да и с самого начала, если честно, она никого из них не особо жаловала. Не говоря уж о – любить!

Да и смущало её то, что наверняка помнили они её прежний, непрезентабельный, низший статус. И наверняка не без оснований посчитали бы тоже – карьеристкой!

Вот! Кстати – о карьеристках! Чёрт возьми!

Она ведь – реально: совсем о ней забыла!

Нужно навестить…

 

Поскольку ключ от арестантской камеры так и хранился теперь в её кармане, въехала в каюту с заключённой Дженифер без проблем. И в коридоре никого не встретила. Капрала Остин отпустила заранее, но доехала, крутя колёса сама – без проблем.

В коридорах этого уровня слышны, конечно неизбежные «технические» шумы: вот качает воду помпа, вот вентилятор гонит по магистрали тёплый воздух, а вот это – щелчки реле, отвечающего за автоматику датчиков температуры и пожаротушения… Но людей тут сейчас нет. Всё правильно: все члены экипажа – на своих рабочих местах, (У капитана Рокфеллер, суровой плотной дамы лет шестидесяти, не забалуешь!) или в своих каютах. А все оставшиеся на борту десантницы – в казарме! Которая теперь почти пуста. Из ста двадцати трёхъярусных коек занято десять… И всё гигантское помещение практически пустует. Вот: кстати. Почему бы не отключить там отопление, перегнав десантниц – в каюты поменьше? Всё – экономия соляры! А она, как объяснила капитан – главная ценность!

Невидящий из-за таких новых, посвящённых хозяйственным, свалившимся на её голову, заботам, мыслей, взгляд, направленный на Краймбери, наконец сосредоточился на пленнице.

А плохо та выглядит.

Повисла на браслетах, словно без сознания. Ну, или уже отдала Богу душу…

Однако заперев дверь каюты, и подъехав поближе, Дженифер убедилась, что и сил и коварства у арестованной ещё – охо-хо!

Потому что въехала та ей босой ногой, а вернее – пяткой – в челюсть! Явно рассчитывая на то, что не ожидающая такого поворота Дженифер отключится, а Краймбери сможет подтащить её кресло к себе, да и вынуть из кармана – ключи от браслетов!

Босой ногой!

Однако удар у Ли не получился!

Потому что соскользнула опорная нога, поехав на стальном полу в луже кровавой мочи, что натекла из-под самой лейтенанта…

Отъехав чуть в сторону, и утираясь от брызг, Дженифер усмехнулась: теперь явно придётся одежду стирать! Потому что испачкала ей лейтенант и воротник и грудь, куда пришёлся удар! Не говоря уж о – забрызгала лицо кровью с подошвы.

Ну, ничего: лицо она утрёт. И помоет. А стирать теперь предстоит точно – не ей! А низшему обслуживающему персоналу. Его она, конечно, вчера не осматривала. Да и кому это интересно: знакомиться со стюардами, поварихами, техниками и рабочими. Которых на корабле всего-то – восемнадцать человек! Вот и пусть работают. А она сейчас…

Поразвлечётся всласть!

Ведь лужа ей – не помеха!

Раздевшись до трусов, благо, в каюте она приказала поддерживать плюс двадцать пять, Дженифер воспользовалась ведром и тряпкой, хранящихся в стенном шкафу. Кровавую мочу подтирала не без мстительного удовольствия: наверняка исторгая эту лужу, её «подопечная» испустила не один отчаянный, и заглушённый кляпом, вопль! И проклинала день, когда родилась. Да и про баклажку, влитую ей в рот её же холуйшами, вспоминала!..

Но вот лужа ликвидирована, тряпка постирана, и ванна помыта. Лицо умыто. Пол просох. Краймбери стоит снова на коленях – Дженифер двумя ударами дубиной под колени быстро вернула её в эту позицию.

Можно приступать. Тем более, что жертва продолжает что-то верещать, и это – явно не комплименты!

Ничего! Сейчас уж она постарается, чтоб ругательства сменились мольбами.

«Обработку» Дженифер начала снова – с почек. И била вначале – снова несильно. Затем перебралась на промежность, и, поскольку Ли сдвигала ноги – на анус. Била и по болтавшимся и опухшим после вчерашних «упражнений» посиневшим грудям. Не забыла и печень, и яичники. Через полчаса утомилась.

Тогда достала из кармана сигару, которую подарила ей «на память об экскурсии» капитан Рокфеллер. Сама Дженифер не курила. Но знала, что уж толстый конец раскалённой сигары – тот ещё «раздражитель»!

Вот его-то она и приложила прямо к анусу лейтенанта, присев и сама, и удерживая ляжки стоявшей на коленях женщины – ногами.

Эффект получился настолько впечатляющим, что Дженифер не остановилась, раскуривая до красноты, и прикладывая, пока сигара, к сожалению, не кончилась!

От «прижиганий» Краймбери сознания не потеряла, но выла уж как-то совсем отчаянно! А вот сил сдвинуться, или сбросить могучий захват, уже не было. Да и тренировала Дженифер этот захват – на случай случавшихся между девочками «боёв без правил».

Решив «подбодрить» свою подопечную, Дженифер нагнулась к её ушку:

– Тебе повезло! Сигара закончилась! Правда, не думаю, что для тебя это будет иметь значение. Ведь я тебя не кормлю. Стало быть – по-большому тебе ходить нечем! Ну а чтоб ты не заскучала, пока меня не будет, я припасла немного горчички!

Вылить на дёргающийся анус и обожжённое тело вокруг него пару столовых ложек, которые помещались в крошечном тюбике, было делом пары мгновений. А уж размазывать густую жидкость цвета детской неожиданности по всей «обработанной» поверхности пришлось ладонью. Ничего: помыть руку нетрудно.

Зато Дженифер была вознаграждена за старания особенно отчаянными воплями и визгами! И рывками и отчаянной тряской – словно у Ли – судороги!

Достигнут, значит, желаемый эффект.

А ещё радовало то, что, получается, не надо больше бить жертву – на это уходит слишком много сил! Да и плечи потом болят…

 

Динамиком первый шест, самый дальний от тамбура, Жаклин Бьёрк оснастила без особых хлопот: у неё в распоряжении теперь были две специально назначенные ей самой женщины. Андрей подтвердил право Жаклин распоряжаться ими:

– Выполнять её приказы, как мои! Для себя же работаем! А не будете слушаться – лишу права на положенный по графику секс!

И вот настал тот день, когда его позвали «встречать» прибывающих – запыхавшаяся Пэйдж прибежала в душевую, которую Андрей как раз дооборудовал: крючками для дополнительных полотенец:

– Идут!!! Их видно! Они – не более, чем в километре!

Понимая, что тут не до «сохранения имиджа», Андрей ломанул со всей возможной скоростью в диспетчерскую.

Все его девочки – Семья! – были уже на местах. Плюс дежурная смена операторов. Андрей сел за центральный пульт, где ему оставили его место:

– Десантниц в маскхалатах не видно?

– Нет, Командир! – это, конечно, Магда! – Похоже, они наконец играют честно!

– Очень сомнительно. Однако пора встречать! – он взял микрофон, щёлкнул тумблером. Незаметно сплюнул через плечо. – Внимание! Делегация прибывающих в Андропризон! Бойцам эскорта остаться там, в ста шагах! Ближе не подходить! Женщины, предназначенные к осеменению – вперёд. Ко входу. Нарты оставить прямо у входа. Самим спускаться через двери – вниз. И двигаться в направлении, указанном стрелками!

Он повернулся к Магде:

– Сердце моё! Что там – с твоими бывшими бойцами, и последними заложницами?

– А всё отлично с ними. Парки и запас продуктов в мешке, как и палатка – готовы!

– Отлично. Прошу тебя: лично проконтролируй, чтоб они начали сборы. И выбирались наверх, когда эти – пройдут. Возьми как всегда: человек пять с карабинами и пистолетами себе в поддержку.

Магда ушла, Андрей с опаской наблюдал, не начнутся ли какие провокации со стороны прибывших. Но всё, казалось, шло спокойно: ни на одной из охранявших периферию входа видеокамер, никого «крадущегося» заметно не было. Бойцы эскорта так и стояли в ста шагах, а вереница девушек, дотащивших гружёные нарты до входа, начала проходить в двери.

Андрей вывел теперь на свой экран изображение из коридора. Есть – вот они идут. По стрелкам. Никто никаких подозрительных движений не делает.

Вероятно, потому, что через каждые десять метров коридора тоже стоят его люди – все настороженные до дрожи, и с карабинами в руках! Не забалуешь!

Но вот все новоприбывшие и зашли в душевую. Он щёлкнул микрофоном, расположенным в душевой:

– Прошу вас, ради вашей же безопасности, не делать резких движений. Иначе охране придётся применить оружие! Мне бы не хотелось, чтоб кто-то погиб. По недоразумению. Поэтому. Разойдитесь по кабинкам, приготовленным для вас.

И полностью разденьтесь.

Снимите даже нижнее бельё. Всё снимите. С собой в душ ничего не брать!

Смотреть, как под дулами винтовок раздеваются несколько опешившие от такой «тёплой» встречи породистые «элитные» самки, было приятно. И забавно.

Но протестовать никто не стал.

Похоже, проинструктировал их кто-то умный!

Но вот они и обнажены. Ничего: не простынут: натоплено до плюс тридцати!

– Теперь проходите в зал для осмотра! По одной! Будьте добры – постройтесь по очереди, в соответствии со списком!

Он перевёл себе на монитор изображение из комнаты, где в окружении ещё двоих его женщин с карабинами, восседала за столом с видом царицы доктор Джонс.

Ну, теперь можно особо не волноваться – она сама прекрасно знает, что и как делать! Профессионал же!

Осмотр каждой женщины много времени не занимал: температура, давление, сердце. Лёгкие. Язык. Зрачки. И, пройдя чуть дальше – присесть пять раз над широкой кюветой с подстеленной на дно мягкой тряпкой, широко раздвигая ноги.

Ну, и – завершающий штрих: осмотр на кресле гинеколога.

Доктор Джонс командовала каждой своей подопечной сама. Нацеленные на каждую кандидатку дула не слишком способствовали желанию спорить или отказываться повиноваться. Уж двух самых здоровых и свирепых своих подчинённых Андрей выбрал сам! И грозно хмуриться и играть желваками обучил по системе Станиславского.

Осмотренных, и проверенных путём ощупывания интимных отверстий пальцем в медицинской перчатке, пропускали, наконец, в помывочный зал: там вовсю парило, и было градусов сорок!

У троих женщин из тридцати ампулы из вагины или ануса вывалились в поддон сами, при приседаниях. Ещё у двоих – сестёр! – нашлись при непосредственном осмотре «полостей» тела. Таких «заряженных»  Андрей заранее приказал задерживать.

Пятерых сконфуженных женщин перегнали в отдельную комнату.

А вот там было – прохладно. Всего плюс пятнадцать.

Но вот все тридцать кандидаток на осеменение и пропущены через доктора Джонс.

Когда за последней закрылась дверь в душевую, доктор подошла к видеокамере:

– Андрей. Вы оказались правы. Вот эти ампулы. – она продемонстрировала пять блестящих небольших цилиндриков. Андрея поразило, как небрежно женщина обращается с найденным смертельно опасным компроматом, – Думаю, вам лучше прийти самому.

И посмотреть… На них!

 

Андрея удивило, что женщины за дверью моются практически молча, не переговариваясь, и не посмеиваясь и прикалываясь. Но потом он подумал, что так, наверное, и должно быть: не может быть мира и согласия между «призовыми» красавицами и конкурентками. Ведь это – почти конкурс «красоты»! На «мисс самую посещаемую акцепторшу!». И ещё он похвалил себя за предусмотрительность: таких нельзя, действительно, держать вместе – долго! Перегрызутся!

Но довольно тянуть!

Нужно узнать, чего они – тьфу-тьфу! – счастливо избежали благодаря предпринятым мерам безопасности!

– Девушки! – он обратился к двум свирепым стражницам, – Прошу вас. Пройдите пока – туда. За двери. И охраняйте нас. У нас с доктором важное совещание.

«Девочки», каждая из которых весила килограмм по восемьдесят, и роста была соответствующего, переглянувшись и кивнув, вышли. Двери за собой прикрыли.

– Доктор. Теперь можете сказать. Мы – наедине. И трансляцию из этой комнаты я отключил, и запретил к ней прикасаться. Анна проследит.

– А сказать, собственно, почти нечего. Кроме, разве что, того, что сделали вы, Андрей, из мухи – слона!

– То есть?!

– Ну, или если вам такая версия понравится больше, могу предположить, что тот, кто снаряжал этих женщин и инструктировал – играет на нашей стороне!!!

Доктор протянула ему ладонь с пятью стеклянными цилиндриками, ёмкостью примерно по десять кубиков. Андрей осторожно, боясь повредить, взял один.

Рассматривал долго. Особенно надпись: «Новокаин. 10 мл.».

Прищурившись, посмотрел на доктора:

– Доктор. Вы думаете… Здесь действительно – новокаин?

– Ну, нужно бы, конечно, провести исследование, и анализы… Но ставлю за то, что здесь – именно то, что написано – девяносто девять и девять десятых процента!

– Почему вы так уверены?!

– Большой опыт. Применения именно этого анальгетика. Я лично вскрыла… Ну, по-крайней мере – не меньше тысячи родных сестёр этих ампул! Он именно в таких, стандартных и неизменных, ампулах, и поставляется.

– То есть…

– То есть, похоже, подстраховочка наша выявила. Попытку, конечно, диверсии. Но!

Что самое интересное – похоже, действительно кто-то из персонала, непосредственно снаряжавшего и инструктировавшего этих идиоток – работает на нас!

И, думаю, сделал он это в тайне от начальства!

– Хм-м… Возможно. Но как проверить?!

– Да никак! То есть – если мы начнём спрашивать у этой Меделайн, почему – новокаин, а не – «почему они хотели нас не то – отравить, не то – заразить!» – подставим этого нашего союзника! И его – репрессируют! А для нас важно, чтоб он оставался на своём посту! Наверняка впереди – не одна такая диверсия!

– Думаю, вы правы, доктор. – Андрей хмурился, напряжённо думая над странным фактом, – Но! Тогда нужно провести вначале допрос с пристрастием – тех пятерых дур, что позволили использовать себя как контейнеры! И, если выяснится, что им навесили лапшу на уши, сделать вид перед Меделайн, что мы возмущены её коварством и попыткой саботажа! Да и просто – убийства! Ведь наверняка планировалось доставить сюда не безобидный новокаин – а чего пострашней! Типа бубонной чумы. Или сибирской язвы!

– А, может, это просто была такая… Проверка? Обнаружим мы запрятанные так «хитро» ампулы, или нет?

– То есть – чтоб протащить сюда бациллы – уже в вагинах следующей партии? Хм. Возможно, конечно. Но лучше мы будем придерживаться вашей версии с нашим «тайным» помощником. Тогда мы её точно – не подставим. И не заложим.

А сейчас, доктор, спасибо за всё! И – идите отдыхать.

А уж с этими, – он кивнул на дверь комнаты с «отсеянными», – я как-нибудь разберусь сам. Прошу только об одном. Кроме вас и, разумеется, моей Семьи, никто не должен знать, что мы нашли на самом деле…

Новокаин, это ж надо! – он дёрнул плечом.

– А уж про то, что что-то нашли – пусть знают все! Нам бдительность не повредит! Потому что, как известно, лучше сто раз «перебдить», чем один – «недобдить»!

Пусть все думают, что нас пытались коварно заразить! И убить!

– Но что тогда говорить? Что мы нашли?!

– Говорите, что нашли ампулы. Вероятней всего – с бациллами. Смертоносной заразы. А какой – боитесь вскрывать, чтоб не заразить случайно пространство тюрьмы!

И, кстати, я лично организую экспедицию, и мы увезём эти ампулы – подальше. И я заверну их и упакую в мягкую упаковку и ящик – чтоб не разбились! И брошу их в какую-нибудь трещину в леднике. Самую глубокую!

Но это – позже.

А пока – допрос. – он подмигнул доктору. Доктор насупилась. Потом мило покраснела. Андрей рассмеялся:

– Проводить буду – точно: с пристрастием!

Но уж – не настолько, чтоб и вам всем ничего не досталось!..

 

Конец второй части