Часть 2. Меч обнажён

1. Первая «официальная» акция

Вылезаю снова наружу. Собираю манатки. Затаскиваю в нору.

А теперь — ещё раз наружу. Воды недавно напился, шашлык лежит себе в глубине желудка, переваривается. Значит — отлить, запечатать «вход» в берлогу камнями покрупней, да и на боковую!

А то подустал я с непривычки. К «девственной природе».

Однако когда проделал всё это, сильно расстроился. На (А вернее — в!) ложе барсука, будь он трижды неладен, оказалось полным-полно чёртовых блох. Так что и ругался вполголоса, и давил их, и ловить пытался наощупь, потому что тьма кромешная в чёртовой норе, а костёр здесь разводить — себе дороже: можно задохнуться…

Потом плюнул, разобрал баррикаду из камней, которую навалил у входа, да и вытащил наружу чёртов пук-подстилку! Уложился в три приёма, и оттащил охапки сразу подальше, «за угол» скалы — чтоб тварюшки-кусачки не вздумали возвращаться.

Выбил ещё раз о скалу и кабанью шкуру: чтоб и последних нахлебников с неё повытрясти. Солнце уже село, а луны тут никакой не оказалось, так что «запечатывался» обратно уже в полной темноте. Если, конечно, не считать за хоть какое-то подспорье дохленький свет пары сотен звёздочек.

Небо тут… Не побаловало знакомыми созвездиями. Да и те, что есть, какие-то небольшие и тусклые. И редкие. Похоже, я где-то на самом краю вселенной… В …опе, проще говоря! Большое спасибо, Машина!

 

Просыпаюсь как всегда — лёжа на полу, в горячо любимом бетонном зале.

Чувствую, что устал. Но не так, как обычно, а действительно — сильно. Странно. Мы же сегодня только «акцию» на рынке провели, а это полегче будет, чем наши стандартные «миссии». Ну, и спарринг-бои сегодня заменяла лекция про разведку и средства её тех.обеспечения… От такого, вроде, не устанешь. Ладно, дома отдохну. Надеюсь.

Несу в руке очки, бреду за нашими в раздевалку. Душ, переодевание в своё. Прощаемся как всегда — кратко, и без рассусоливаний: устал, и морально и физически, похоже, не я один. Вон: на Андрее лица нет, бледный какой-то весь, и расстроенный. И Эльдар помалкивает. Жалко им китаёз, что ли?..Не похоже. Тогда — что?

А раненных наших и вообще сегодня отправили по домам. Справки, со штампами медицинскими, и всем прочим для школы, Даниил Олегович организовал. Официально они — пострадали на тренировке, и получили помощь в травмопункте… Думаю, пару недель им точно понадобится на восстановление. Хотя бы первичное.

В метро ещё достаточно много народу, но умудряюсь сесть: и правда — устал. Ноги почему-то до сих пор трясутся. Странно. Никаких особых нагрузок сегодня, вроде, не было. Но поймал себя на том, что пялясь невидящим взором в вечно бубнящий монитор над дверью, с неизменной назойливой рекламой, чуть не проехал свою станцию — задремал под всхлипы-взлязгивания экзальтированных ведущих и рекламщиков-рекламщиц…

Дома всё как обычно.

Мать выходит из комнаты, услыхав, как я открыл дверь своим ключом.

Руки, правда, не заламывает, но в глаза глядит не отрываясь. (Надеется, наверное, «вычислить» меня! Очередное ха-ха.) Спрашивает весьма серьёзно:

— Сегодня все только о теракте и драке на Черкизоне и говорят. Ваша работа?

Ну, что отвечать, я продумал давно. Сегодня для разнообразия ничего отрицать не буду (Этот приёмчик уже приелся!), а буду «усугублять»:

— Ага. Наша. Мы сегодня много чего ещё успели. И главный мост в Лондоне взорвали, и ураган на Квебек наслали, и даже всю рыбу из Тихого океана повыловили — чтоб не досталась чёртовым япошкам! Кстати — поддержка Гитлера на выборах, Вторая Мировая, и атомная бомба на Хиросиму — тоже наша работа!

Мать криво ухмыляется (Чует она меня — говорил уже!):

— Недоделали вы всё-таки кое-что там, в прошлом. Надо было ещё при Хрущёвемалолетнего сволоча Горбатого — пристрелить как собаку! Может, тогда и не было бы никакой Перестройки, и развала великой страны!

— Ну извини. Ты права: недоработали. Но в следующий раз — обязательно займёмся!

— Ладно, хватит мечтать и лапшу мне вешать, конспиратор …ренов. Иди уж — ужинай. Контейнер в холодильнике.

— Иду. Спасибо.

Контейнер с действительно лапшой разогревался ровно три минуты. Я как раз успел руки помыть и посмотреть на свою постную физиономию в зеркале ванной.

Ну что сказать — бледноват я сегодня почему-то. Прямо — брюхо лягушки какое-то на морде лица. И выражение… Пессимистическое. А, вроде, ничего такого особенного не делал. Или это у меня от «моральных» терзаний?

По поводу «Хозяйки»? Или разгрома китаёз? Хм-м-м…

Думам да сомнениям предавался и во время ужина. Лапшу и отварную курицу съел, почти не замечая вкуса. Да и аппетита, если честно, никакого не было. Но ел — потому что надо. Чтоб не ослабнуть. И спать нужно лечь. Чтоб нормально выспаться. И хорошо бы сегодня никаких уже «снов наяву» не видеть…

Ладно — теперь помыть контейнер, да в ванную. Чтоб «расслабиться» под струями из ковшика. Где тут мой тазик…

 

Снов и правда почти не видел.

Ну, вернее, видел, конечно, но — нормальных. Привычных. Не резко реалистичных, утрированно чётких и контрастных, и красочно-запоминающихся, как в Машине, а тускло-серых каких-то. Обрывочных. Обычных человеческих. Совершенно изгладившихся из памяти, когда продрал глаза и сел на постели… И заткнул наконец будильник.

Мать уже как всегда ушла.

Встаю, умываюсь, завтракаю. Чувствую во всём теле какую-то разбитость, усталость. Плохо отдохнул. Но переться в школу надо!

Учёба, как отлично понимаю, даёт знания, и повышает мои шансы.

Выжить в любом Мире…

В школе учусь, учусь и учусь — совсем как завещал великий Ленин. А если привести цитату полностью — он завещал-то, собственно говоря, учиться — конкретно «коммунизму»! А этой штукой сейчас только детей пугать. Ну, или смешить. Потому что не верит в неё никто кроме наследников Зюганова… Идущих, по-моему, всё-таки больше на принцип, чем реально верящих.

На работе сегодня, как ни странно, никаких сюрпризов.

Посуда, посуда, посуда… И даже никто из начальства не приходит посмотреть, как я с ней справляюсь. А нормально справляюсь, хотя спина непривычно побаливает.

Но вот и сменщик мой прибыл, и даже на три минуты раньше, чем положено. Киваем друг другу, здороваемся за руку:

— Привет!

— Привет. Ну, удачи.

До Клуба добрался немного раньше обычного. У входа ждёт Миха. Жест:

— Привет.

— Привет. Что-то морда у тебя уж больно хитрая. Никак, случилось чего?

— Да уж случилось. Кое-что. Пошли. Похоже, сегодня нам тренер нечто оригинальное приготовил. Я видел только что, как два здоровенных бугая в синих комбезах, сгружалис микроавтобуса, и таскали внутрь пачки каких-то проспектов. Уехали — вот: буквально за минуту до того, как ты подошёл. Может, листовки-флайеры будем сегодня на улицах раздавать?

— Ага. Рекламирующие наш Клуб.

— Нет, не похоже. Уж больно красочные — там сигнальные экземпляры снаружи были наклеены. Что-то, по-моему, про питание. Здоровое.

— Ладно, не будем суетиться. Может, листовки, или там, проспекты, тем более про питание — вообще не по нашу душу?

— Может, и не по нашу. Ну а по чью тогда? — по его глазам вижу, что ехидствует он. И понимаю, что он прав.

Потому что и правда — по чью, если не по нашу?!

В здании-то больше никто на постоянной основе не базируется! Что сейчас, когда думаю о стоимости жилья и аренды помещений в столице, чертовски о многом говорит.

— Здравствуйте, тётя Люба!

— Здравствуйте, мальчики. Видела-видела. Вытерли. Ну, добро вам тогда пожаловать!

Поскольку и правда пошаркали подошвами о тряпку, да ещё с шутками-прибаутками, смело проходим. Однако в раздевалке встречаем тренера.

А вот и новое началось. Тренер говорит, убедившись, что теперь в сборе все:

— Внимание, Братство! Сегодня изменения в режиме нашей работы. Сейчас вы все идёте обедать, а после обеда — инструктаж, и удалённая работа. Переодеваться не нужно, останетесь в своём. Вопросы?

Вопросов нет: все прекрасно понимают, что тренер их не любит. Особенно — преждевременных. Вот покушаем, прослушаем, что и где предстоит делать — а потом и поспрашиваем. Если найдётся о чём. Хотя обычно объяснения тренера содержат всю необходимую информацию.

На обед сегодня гуляш. И мяса Раиса Халиловна не пожалела. Или, что вернее, на нашу долю просто пришлось и то, что досталось бы Грише и Чекисту. Выпиваю до дна и компот. Сегодня, чует моя …адница, «допинг» нам понадобится.

В классе тренер достаёт из стола пачечку действительно — проспектиков. В половину стандартного листа для ксерокса, но очень красочную. Пропечатанную картинками с обеих сторон. Раздаёт всем. Говорит:

— Внимательно изучите. Затем я дам пояснения. По поводу проспектов. И того, что с ними делать. И как.

Рассматриваю.

А грамотно сделано. На одной стороне — так называемый тройной бигтюйсти.

Огромный и жутко аппетитный бутербродище: с румяной разрезанной пополам булочкой, и листиком кучерявого салатика, и помидорчиком, и словно сочащимися жирком тремя котлетищами, и вообще — всем, чего положено туда класть. И ещё так красиво-живописно всё это полито майонезом и кетчупом — так бы и запустил туда зубы! Видать, на проф.фотографа и полиграфию кто-то не поскупился.

С другой стороны картинка ещё красочней: две фигуры. Обнажённые. Мужчина и женщина. Со спины. Но тут-то точно кто-то применил фотошоп, хоть различить, где реальность, а где — доработка, не удаётся.

Фигуры напоминают этакий, соединённый перемычками-перетяжками набор спасательных кругов, на толстеньких ножках, без шеи, с нелепо торчащими в стороны руками, выглядящими так, словно они не от этих тел, а просто наспех пришлёпаны к ним — потому, что их даже нельзя приблизить впритык к огромному туловищу. Видно, что всё сделано словно специально: если перевернуть снова на другую сторону, видно, что форма бутерброда практически повторяет фигуры: слоями… А весят такие «бегемотизированные» тела на вид ну никак не меньше трёхсот кило!

У мужчины ягодицы бесформенны, и задница, и складки, что отделяют её от остального торса, делают мэна на вид здорово похожим на самца гориллы. У женщины…

Ну, что сказать. На такую, как мне кажется, даже у самого нетребовательного и долго не имевшего «этого дела» извращенца ничего не встанет. Б-р-р-р!..

Контрастно-яркая надпись красными буквами, расположенная под фигурами снизу, на почти чёрном фоне асфальта улицы, гласит: «А как невинно всё начиналось!..»

Тренер говорит:

— Это — не монтаж, и не фотошоп, как вы могли бы подумать. Фото сделано с натуры. И от этого наша сегодняшняя задача становится куда актуальней. Потому что если не остановить процесс приобщения наших сограждан к питанию в Макдунальдсах, и всяких Фастфутах и Киэфсе, то финал развития ситуации будет очень… Печален. И предсказуем.

Уже сейчас население самих США на семьдесят процентов состоит из людей с избыточным весом. И не выкосил их до конца никакой Ковид. И неистребима там повальная тенденциия вкусно и много… жрать!

И вся их промышленность сейчас переориентирована на пошив гигантской одежды, конструирование особо прочных кроватей, строительство домов с усиленными полами и расширенными дверьми, усиление каркаса автомобилей, и так далее.

Более того: ведущими маркетологами и руководством спецслужб США проводится целенаправленная политика, чтоб и всё остальное население планеты низвести до этого уровня. А лучше — ещё ниже, потому что тогда и воевать будет не с кем. Все повымрут сами. От сердечной недостаточности и инфарктов. Из-за избыточной нагрузки на сердце. А уж про то, чтоб держать в таких руках автомат, или пистолет, и речи нет.

Надеюсь, про проблему с внешней политикой объяснять не надо? То есть — наше Правительство, однажды, при старом руководстве, выдав этим организациям разрешение на работу в стране, и сдав в аренду помещения и землю, теперь не имеет возможности как-то ограничить, или запретить их рекламу. И деятельность на нашей территории.

Однако мы — не Правительство. Мы — молодёжная организация. Прогрессивная. И называемся мы «Вернуть здоровье нации!». Сокращённо — ВЗН. Вот, кто сомневается: наш Устав, — тренер достаёт из ящика стола и демонстративно листает увесистый комплект документации, все листы которого испещрены печатями и подписями. — и наши официальные атрибуты, и регистрация. Все необходимые документы рассмотрены и утверждены в соответствующих ведомствах, министерствах, банках, и прочих нужных местах.

Всё абсолютно легально и законно.

Это и будет залогом стабильности и успешности нашей политики и деятельности: все акции, которые мы с вами будем проводить под эгидой этой организации — будут осуществляться на абсолютно законной основе! Легально, открыто и публично.

Теперь о непосредственной задаче на сегодня. Вот — все необходимые документы, которые вам для проведения предстоящей акции понадобятся. А это — их нотариально заверенные ксерокопии. Которые вы будете показывать всем, кто имеет право их потребовать. А проводить сегодняшнюю акцию вы будете так…

Мы с Цезарем, а затем и с Владом переглядываемся: похоже, теперь никаких сомнений в том, кто, и для чего организовал наше «Братство», нет. Да и хорошо.

Потому что Цель кажется вполне благой! Ну как же: и здоровье нации сохранить, и проклятому вражьему Макдунальдсу и его прихвостням на хвост наступить!

Инструктаж и план операции, тренер проводит и разъясняет методично и спокойно. Вопросов и правда — не возникло. Значит, кто-то умный и ушлый спланировал всё это давно. И даже все необходимые документы подготовил. И разрешения взял. В положенных местах. И о нашей безнаказанности позаботился!

Так что спустя час приступаем непосредственно к проведению акции.

 

До центрального филиала Макдунальдса на Тверской доезжаем на метро.

У входа в заведение рассредотачиваемся, занимаем позиции согласно поставленным задачам. Те, кто похудосочней и помоложе, типа вашего покорного слуги, и Андрея и Стаса, начинают молча раздавать листовки входящим в почтенное заведение тощим же, или ещё не слишком толстым «клиентам». Молодым и средних лет. Как объяснил тренер, «подсевшим» на это дело давно и капитально уже ничего не втулишь. А только вызовешь раздражение. Потому что для них этот фастфуд — как наркота. Ещё бы: тут и глютамат натрия, и усилители вкуса, и прочие добавки! Подсели.

Не успеваем проработать и пяти минут, как к нам выходит вежливый, и одетый в безукоризненный серый костюм молодой человек приятной наружности. Представляется:

— Здравствуйте. Я старший менеджер Логинов Сергей Анатольевич. Могу я попросить вас прекратит делать то, что вы делаете?

Андрей, получивший соответствующие инструкции, спрашивает:

— Не могли бы вы, уважаемый Сергей Анатольевич, уточнить, что именно мы делаем? А конкретней: что именно мы должны прекратить?

— Вы проводите масштабную и несанкционированную кампанию, наносящую ущерб престижу и товарообороту нашей фирмы.

— Ничего подобного. Мы, как сознательные граждане своей страны, пользуемся своим правом свободного волеизъявления, и призываем население задуматься над своим рационом. Где в нашей листовке критика, или призывы не покупать продукцию, производимую конкретновашей фирмой? Покажите! Не можете? Ну тогда всего вам хорошего!

— Но вы производите свою акцию, незаконно находясь в частных владениях! То есть — на территории нашего заведения! Что нарушает законодательство России.

— Ничего подобного. — Андрей достаёт весьма устрашающего размера сложенный план, и разворачивает, — Вы не имеете права частной собственности на территорию вашего заведения. Вот утверждённый план территории, арендованной вашей фирмой у Правительства России и города Москвы на девяносто девять лет. Как отлично видно из Договора, — он разворачивает и ксерокопию этого документа, — вы имеете право работать только на заштрихованной здесь, на плане, территории. А она вся — внутри здания. И тротуары и проезжая часть улицы — вне вашей юрисдикции.

— Но вы… — видно, что враг не ждал столь капитальной подготовки и юридической поддержки, — Проводите несанкционированный митинг!

— Тоже неверно. Вот, полюбуётесь. — Андрей достаёт третий документ, — Разрешение на проведение пропагандистской акции. Мирной и легальной. Ратующей за здоровый образ жизни и питания. Подписан, кстати, заместителем Мэра, и всеми ответственными чиновниками. Так что официально мы имеем полное право делать то, что мы делаем. Находясь там, где мы находимся.

— Хорошо. — видим, что молодой человек понимает, что пока придраться не к чему. Его самомнение и уверенность ощутимо потрёпаны, хоть он и старается клиентам и нам этого не показать. Но сдаваться он тоже не собирается. Потому что не хочет потерять тёплое местечко, да ещё в центре столицы. — Я сообщу своему руководству.

— Мы всегда к вашим услугам.

Продолжаем с улыбками, но так же без единого слова, раздавать листовки входящим людям. А их немало, потому что время — ближе к окончанию работы, когда многие хотят прикупить чего, что можно потом, не заморачиваясь готовкой, съесть дома.

Через ещё пять минут к нам выходит, и подходит пожилая и весьма самоуверенная на вид женщина лет пятидесяти. С усталыми глазами много повидавшей в этой жизни прагматички: директор этого филиала лично, Гасюк Елена Викторовна. Хорошо приглядевшись, легко понять, что ей куда больше пятидесяти — скрадывают впечатление отлично сидящий деловой костюм, тёмные колготки и изящные фирменные туфли на среднем каблуке. Да и помним мы из вводной, что ей пятьдесят шесть.

— Молодые люди. Прошу вас ещё раз предъявить все те документы, что вы предъявили моему заместителю, чтоб прояснить вопрос законности вашей деятельности окончательно.

Андрей вежливо передаёт ей «пакет документов». Вижу, что — запасной. Дама даже не удосужась взглянуть в них, достаёт их из пластикового конверта, резкими движениями сильных рук рвёт на весьма мелкие части. После чего бросает в ближайшую мусорную корзину. Снисходительно бросает:

— Н-ну? С официальной частью, надеюсь, мы покончили?

Тут к нам подходит Владимир, до этого спокойно стоявший в стороне у киоска с прессой, и сообщает пожилой начальственной девушке, вскинувшейся к нему:

— Уважаемая Елена Викторовна. Сообщаю вам официально от лица нашей организации. Вам будет предъявлено обвинение в попытке сорвать акцию молодёжной организации, официально разрешённой Правительством России и Москвы, и в преднамеренной порче важных документов. Можете не сомневаться: все положенные санкции, предусмотренные Законом по этим статьям, будут к вам применены. Потому что за доказательствами в суде дело не станет.

Потому что к счастью, всё, что здесь происходит, снимается на наши, — он хлопает рукой по животу, и указывает на наши пуговицы, — бортовые камеры. Равно как и ведётся аудиозапись всех наших разговоров и переговоров. А кроме того, документы, которые вы столь опрометчиво уничтожили, являются лишь нотариально заверенными ксерокопиями подлинных документов. А они — у меня. И я с удовольствием предъявлю их вызванным вами представителям полиции, или другим официальным лицам или структурам.

Он показывает пакет из пластика, где и правда лежат все вышеназванные, и ещё многие другие, документы.

Женщина краснеет, затем кровь отливает от её лица. Но выражение на этом самом лице не изменяется — вот что значит огромная практика и сила воли проф. Администратора! Елена Викторовна молча разворачивается и быстро уходит внутрь заведения. Влад говорит несколько утратившему свой холёно-самоуверенный вид типчику:

— Возможно, у вашей хозяйки сложилось неверное мнение о нас и нашей организации. Она не дослушала. Но вот наше официальное заявление. Для вас, для неё, и для прессы: Мы не желаем нанести коммерческий вред вашей организации. Мы просто хотим, чтоб наши сограждане задумались о месте и способе приёма пищи. И продуктах для своего рациона питания. И о своём здоровье.

Потому что наша организация ставит своей основной целью восстановить здоровье нации. Что и записано в нашем Уставе. — Влад трясёт этой книжицей, но серый костюм на неё даже не смотрит.

Молча этот холуй разворачивается, и так же молча уходит за хозяйкой. Которая явно времени не теряла. Потому что не проходит и четырёх минут, как из ближайшего переулка к нам выбегают шустрые и борзые молодчики в капюшонах и масках, и с резиновыми дубинами в руках. И много их — аж целых двенадцать человек. Ой, как страшно…

Наивные сопляки. Со всех сторон Макдунальдс подстрахован нашими парнями. И если мы вдвадцатером легко раскидали семьдесят профессиональных каратистов, то отлупить так, чтоб не встали, десяток доморощенных качков — как отобрать леденец у младенца… Даже стыдно. Так что пока наши в тщательно накинутых таких же капюшонах и новых пластимасках лупят чужих прихвостней, мы просто отходим чуть в сторону, и продолжаем… работать.

Драка закончилась едва начавшись. Отключенных придурков ребята отволакивают в тот самый переулок, из которого наши и выскочили, а на Тверской раздаются завывания быстро приближающихся сирен. Менты. В-смысле — полиция.

На некоторое время нашу деятельность приходится приостановить. Чтоб «прогуляться» по выражению старшего наряда, вежливо представившегося нам, лейтенанта Слепнёва, до участка. У входа в который уже ждёт наш адвокат. А с ним — и два помощника. А мы «препятствий» нашему задержанию не чинили! Сразу согласились «проследовать». И вообще — мы тщательно придерживаемся полученных инструкций.

Сильно помогает и звонок начальнику местного РОВД от прокурора района.

И поскольку с документами у нас и правда, всё в порядке, а о том, кто это выскочил из проулка, и кто этим выскочившим навалял, мы не имеем ни малейшего представления, и в связи с тем, что их никого так и не поймали, и даже «отрубленных» и где-то-там валяющихся, не нашли, «досадный инцидент-недоразумение» становится исчерпан через полтора часа. И нас «любезно» возвращают даже на то же место, где произвели наше незаконное, как выяснилось, задержание «до выяснения обстоятельств».

Ну вот теперь, когда они «выяснены», и все «изъятые для изучения» материалы нам любезно возвращены с подобающими (Адвокат проследил!) извинениями, мы можем смело продолжать свою общественно полезную и социально ответственную деятельность, направленную на сохранение здоровья Нации.

Что мы и делаем. Ещё добрых два часа, пока поток желающих поужинать не превращается в ручеёк, а пачки наших проспектиков не превращаются в тонюсенькие стопочки. А у меня они так и вовсе — закончились. Как обозначил это дело Андрей:

— Это потому, что у тебя улыбка такая… Хищная! Уж больно похожа на оскал акулы. Типа: попробуй не возьми — голову откушу!

— Это неправда. — я и обижен, и польщён одновременно. Вот какой я, оказывается, «крутой», — И вообще: я незлоблив и безопасен. Как… Как… э-э… цыплёнок!

— Ну вот. Ты даже сравнения не можешь подобрать. Настолько незлоблив.

Дружно ржём. Тут как раз подходит всё так же стоявший в сторонке Владимир. Поправляет пальцем микрофон в ухе:

— Всё. Операция окончена. Тренер приказал закругляться. Грузимся в машину, которая ждёт вон в том переулке.

Машина оказывается доработанным микроавтобусам «Фольксваген». С тонированными стёклами. И — готов спорить! — меняющимися, словно у Джеймса Бонда, номерами. И сидя на боковом сиденье, и глядя на ещё незасохшую кровь и её размазанные потёки на резиновом половичке, понимаю я, куда делись нападавшие балбесы, да так, что их не нашли. Спрашиваю как бы невзначай:

— Далеко их отвезли?

Водитель, незнакомый мне мужик лет сорока, явно в пластимаске, не оборачиваясь говорит приятным баритоном с несколько нервным смешком:

— Меньше знаешь — лучше спишь. Да и здоровье… лучше сохранится.

Я хмыкаю:

— Точно!

Водитель, помолчав, смилостивливается:

— Нет, не далеко. В лесополосу у водохранилища. Мобилы отобрали, руки-ноги связали. Освободятся и до дороги дотопают… Ну, или доползут — к утру.

— Супер. Ай да мы. Ай да вы. Наверняка никто из них не был в сознании, пока всё происходило! И на головах были чёрные мешки.

— Ясен пень! Не впервой. Но я вам ничего не говорил.

— Ха! Ясен пень! А мы ничего и не спрашивали!

 

Прибыли в Клуб к восьми вечера.

Всю оставшуюся дорогу мирно молчим, переглядываемся с кривоватыми улыбочками, и прикидываем. Что наши, группа прикрытия, уж наверняка все эти три с лишним часа провели на канвасе — тренируясь, ясно. И нам теперь нужно как-то нагонять.

Моемся, переодеваемся. И — в подвал! А там уже все перешли на прохождениеТретьего. Ну и мы присоединяемся.

Лично мне с третьим Уровнем сегодня подфартило.

2. За Родину!..

В-смысле, с конкретикой действий. И их однозначностью. Всё — чётко и ясно!

Потому что прихожу в себя я в траншее, и вот что удивительно: на мне униформа! Вроде, такая, как была у бойцов Красной Армии в сорок первом году. Сапоги, штаны, гимнастёрка. И даже на голове пилотка… А в руках — винтовка Мосина. С оптическим прицелом. И слышу я звуки выстрелов, в затылок светит яркое и жаркое солнце, и тяжёлые, едкие запахи так и бьют в ноздри! Пахнет и порохом, и свежеразрытой землёй. И…

Кровью. Уж этот-то запах ни с каким другим не спутаешь.

А задачу тренер поставил на сегодня чёткую и однозначно понятную: «Уничтожить всех врагов, удержать позицию!»

Вот и оцениваю быстрым взглядом ситуацию в целом. И позицию.

Позиция, на которой нахожусь, в-принципе, неплохая. Реально господствующая над полем боя. Окоп-траншея «наша» тянется, извиваясь положенным по правилам сооружения фортификационных сооружений, зигзагом, по склону невысокого холма, недалеко от его вершины. С наружной стороны насыпь — широкая и плоская: бруствер. С фронта, со стороны равнины, покрытой полями, сейчас, правда, пустыми и голыми, наступают, двигаясь грамотно, перебежками, несколько десятков парней в болотно-зелёной форме. Вот они-то и стреляют. Очередями. Не особо целясь, а пользуясь преимуществом в огневой мощи: у них в руках автоматы. Пули так и свистят вокруг, и над моей головой, иногда выбивая фонтанчики земли из бруствера. Высунуться из окопа особо не удаётся: на это явно и рассчитан такой огонь. И все эти наступающие гады — в касках очень характерной формы: трудно не узнать самых обычных, «классических», фашистов.

Рядом со мной в траншее, с обеих сторон от меня, лежат, в мятой одежде, сплошь покрытой кровавыми пятнами, с десяток уже наших — мертвы, даже не шевелятся. В некоторых местах, как я вижу, в траншею явно попадали снаряды артиллерии: в таких местах есть и воронки, и бока траншеи разворочены… И дрожь пробирает от того, что вижу я там и неприбранные человеческие останки, и куски и части тел! Вот уж «мясорубка», так мясорубка! В буквальном смысле. Жуткое зрелище. Однако мне паниковать и выказывать особую брезгливость противопоказано. Да и некогда. Нужно работать.

Потому что — на войне как на войне.

Сдерживаю позывы к рвоте, заставляю себя отвернуться от трупов. Задача мне поставлена чёткая и конкретная. Вот и нужно выполнять. Враг наступает, а у меня в руках — винтовка! Значит, нужно заставить сердце перестать стучать, как у загнанного кролика, а пальцы — перестать дрожать. Начинаю дышать. Так, как нужно для концентрации.

Тут слышу я со стороны примерно центра нашей позиции, из траншеи, оттуда, где видно что-то вроде командного блиндажа, хриплый голос, направленный в мою сторону:

— Москалёв! Москалёв же, твою …! Видишь офицера? Сними его!

Быстро соображаю, что раз у меня — с оптическим, и я, стало быть, снайпер — относится приказ ко мне. И надо обозначить, что я жив, и приказ понял. Отвечаю:

— Есть, снять офицера!

Вот и настало время показать навыки. И работы в команде, и владения оружием.

Осматриваю винтовку. Простая, надёжная конструкция. Младенец разберётся. Но поскольку привык я к СВД, то есть — «классической» снайперской Драгунова, отличия всё-таки имеются. И не в пользу Мосинской трёхлинейки.

Ладно, тянуть смысла нет. Вытряхиваю из подсумка, лежащего тут же, на бруствер окопа рядом со мной, всё, что там есть. А немного. Пять обойм по пять патронов. Промасленная тряпка. Отвёртка. Коробок спичек. Бутылочка со смазочным маслом. Записная книжка. Книжка вдруг некстати открывается, из неё вываливается чёрно-белая фотография. Почти не выгоревшая и не затёртая — недавняя, значит.

Фотография…

Миловидной женщины лет двадцати, и крохотного карапуза с пухлыми щеками и удивлённым взглядом у неё на руках — нет, это девочка, потому что в платьице. А лицо у женщины сосредоточенное и серьёзное — похоже, не до улыбок ей было в момент съёмки… Вот она, моя «семья». За них, за Родину, за…

За Сталина? Чушь. Это только в пропагандистских фильмах так кричали. Артисты. А на самом деле, в жизни, все просто матерились. И орали «Ура!» Когда дыхания хватало.

Проверяю винтовку — патронов нет. Выдёргиваю опустевший магазин, вставляю новый. Передёрнуть затвор. Надёжно пристроить винтовку на бруствере. Чтоб был упор. Теперь — выдохнуть. Прицелиться.

А с этим — проблемы. Нет, не потому, что видно плохо — видно как раз хорошо. (Солнце потому что светит прямо в глаза наступающим — отлично расположена наша позиция!) А потому, что хитро…опые немцы стали сейчас, к моменту нашего боя, учёные. (Наверное, всё же сейчас — идёт сорок второй!) и не одевают офицеров в офицерское, отличающееся высококачественным сукном и шитьём. И погоны не вешают. Знают, что снайперы у нас — будь здоров!

Но от моего намётанного глаза эта примитивная «маскировка» не спасёт.

Сразу вычисляю по характерно наглой роже, приказным жестам, и злобным окрикам, кто командует наступающими пехотинцами. Да и идёт он почти по центру, держась чуть позади… Ну, получи, голубчик!

Едва поражённый в центр груди сволочь падает, издав слышимый даже за сто шагов стон-всхлип, в дело вступает наш пулемёт: косит подчистую всех остальных балбесов, застывших, и на какие-то мгновения растерявшихся от зрелища убитого командира. Падают наземь, стараясь откатиться вбок и назад, все эти пехотинцы. Потому что пулемётчик наш на высоте: косит, словно косарь — траву… Даже залёгших!

А приятно, что у нас есть, оказывается, и пулемёт. Пусть и расположенный с той стороны блиндажа — то есть, вне моего поля зрения.

Остатки выживших гансов очень быстро всё соображают, и отступают — то есть, проще говоря — пригибаясь, бегут, и буквально падают в свою траншею, оказавшуюся всего в пятидесяти шагах от того места, где мы их столь удачно затормозили. Убежать удалось примерно двадцати гаврикам из где-то пятидесяти. Плохо. Потому что вот чует моя задница, что сейчас начнётся. И точно.

— Москалёв, Ивушкин! Укрыться! Миномёты!

Я и сам вижу, что по ту сторону немецкой траншеи, в вырытых отдельно окопах-укрытиях, возятся шустрые и деловые миномётчики, устанавливая полевые, то есть — небольшие и короткоствольные, миномёты. Отсюда выглядящие как отрезки труб на крышках от канализационных люков. Что не делает их менее опасными. Мина калибром сорок пять миллиметров убивает, насколько помню, «гарантированно», в радиусе пяти метров.

Ах, вы так со мной!..

Лезу в прицельную планку, устанавливаю на триста метров. Хоть наводчика у меня и нет — я и сам с усам!

Выцеливаю долго, но — грамотно. Жду, пока заряжающий, приподнявшись на коленях, замрёт, готовясь опустить мину в ствол… Есть! Вот он вынужденно чуть привстал!

Мина, правда, всё же в ствол вошла, и упала на иглу-боёк. Зато «мой» миномётчик, отброшенный силой удара пули, попавшей в грудь, падает навзничь. Второй злобно смотрит в мою сторону — отлично вижу его гримасу в оптический. Но поскольку мне нужно перезарядить, он успевает нырнуть вниз — за невысокий бруствер окопа.

Тут мины начинают сыпаться вокруг нас: потому что миномётов при этом подразделении целых десять! И вижу я, что пять из них работают по позиции нашего пулемётчика, то есть — бедолаги Ивушкина, а пять — по моей.

Что не радует.

Сгребаю все вещички, что вывалил из подсумка, и — бегом в дальний конец траншеи, почти на четвереньках, чтоб неприятель этого не увидел.

Конец траншеи оказывается всего в двадцати шагах, и кончается она тоже чем-то вроде блиндажа, в один накат. Всё лучше, чем ничего…

Проползать мимо растерзанных будто чудовищной собакой, ну, или уж ти-рексом, трупов, с развороченными животами и оторванными руками-ногами, стараясь не задевать их — жутко! Нет, не жутко — а чудовищно жутко! Потому что сейчас, когда увидал «обстоятельства», невероятно сложно втюхать своему мозгу, что это — только картинка! Иллюзия! Работа Машины!

Ну вот не хочет мозг верить в то, что это — невзаправду!..

Диким напряжением воли удерживаю новые позывы к рвоте — сейчас не до этого, а нужно успеть залезть в укрытие!!!

Вот и падаю на пузо, поскользнувшись на мерзкой луже — из крови, но по инерции всё равно въезжая головой вперёд в это самое укрытие.

И вовремя! Прямо за спиной как ухнет, как бахнет! По голове словно осёл лягнул! В ушах чудовищно звенит, жутко больно — то ли выбило мне барабанные, то ли — контузия! Меня буквально приподнимает на мягких руках, и вбрасывает вглубь землянки!

Чёрт возьми. Моргаю, трясу головой. Разеваю несколько раз рот — не сразу, но помогает. И вот вокруг и проясняется — зрение по-крайней мере снова при мне…

О, Господи!.. (Прости, что помянул всуе…) Сразу становится не до собственных «ощущений».

Потому что в землянке с десяток трупов. Наших. И у всех такие жуткие раны… И такое выражение на лицах… Кто сам не видел такого — всё равно не поймёт.

Похоже, блиндаж использовали как склад. Для убитых. Или раненных. Пока было кому их сюда стаскивать. И перевязывать.

Отворачиваюсь, скрежещу зубами. Ах, вы ж сволочи фашистские. Легко воевать, когда у тебя и гранаты, и мины, и артиллерия, и автоматы. И танки. А у противника — только винтовки, «патриотизм», да русский мат…

Обстрел минами продолжается пять минут.

Похоже, просто очередной боекомплект мин закончился. Ощущаю, что он закончился по тому признаку, что земля подо мной перестала содрогаться. А самих взрывов вообще не слышал — точно: контузило. Но за пять минут как-то собрался с духом и силами. Оправданием мне может послужить только то, что никогда до этого меня не «бомбили». И в блиндаж с «нашими» трупами не попадал…

Но вот и более-менее пришёл в себя. Продышался немного. Могу встать, и идти. А, вернее — передвигаться. На четвереньках. Что и делаю.

На своей старой позиции разместиться не удалось.

Там вся траншея так разворочена, что укрываться невозможно. Сволочи. Метко целились. Профессионалы. Продвигаюсь дальше, обнаруживаю более-менее подходящее место — траншея и бруствер целы. Относительно.

Снова вываливаю слева от себя обоймы, трясу головой — так и гудит, зар-раза, всё это время, как казан. И кружится. Смотрю в оптический, моргаю, щурюсь. Заставляю взгляд сфокусироваться, и цветные круги перестать «плыть» и вибрировать по краям поля зрения. Понял я уже, что получил ещё и сотрясение мозга. И если в ближайшие полчаса не вкатят мне «горячий» укол, то — просто отключусь. Сознание уедет!

Значит, нужно успеть поубивать их всех до этого момента…

Вот и смотрю на них в свою оптику.

Идут, гады. И даже не бегут уже, а спокойно так движутся, пешком. Словно на прогулке. Видать, уверены. Что миномётчики справились с задачей. И сопротивляться уже некому.

А погодите. Сейчас я вам…

Вынимаю ту обойму, из которой использовал два патрона, кладу в карман. Вставляю целую — с пятью. Стреляю я быстро. Вот и проверим. Насколько быстро.

Удивляюсь своим мыслям: нет даже ни малейших колебаний, или сомнений, типа, что передо мной живые люди. И у каждого — тоже, типа, семья, дом. Работа.

Ваша работа сейчас, твари профессиональные, когда вы нагло впёрлись на нашу землю, одураченные Геббельсовской пропагандой — убить нас, нас всех. Мужиков. А женщин наших — вывезти к себе. В качестве бесплатных рабынь. И игрушек для удовлетворения вашей кобелиной похоти!

И заселить нашу освободившуюся землю своими …раными колонистами!

Так не бывать же этому! Плевать на гул в голове, и круги перед глазами!

Устанавливаю прицельную планку на сто метров…

На выстрел уходит меньше секунды, поэтому когда пять скалящихся, ковыряющих в зубах травинами, и переговаривающихся между собой бугаёв падают, так и не успев ничего понять, мордами вниз, в пыль, для остальных это настоящий шок! Они на мгновение ошарашено замирают. Но затем снова кидаются наземь. Но двигаются теперь уже вперёд! Хотя, конечно, не как на параде, и не перебежками, а ползком — по пластунски.

Видать, начальство приказало добить оставшихся в живых русских, и захватить упрямо сопротивляющуюся высоту любой ценой!

Ну-ну.

Пока они ползут, время у меня есть. Хватаю винтовку, обоймы, так же, на четвереньках, двигаюсь к тому месту, откуда слышал команды.

Чёрт. Убит тот, кто раздавал их. Вижу я лежащего на спине молоденького худого младшего лейтенанта, в форме явно не по размеру, и во лбу у него огромная кровавая дыра — неровная, значит, осколок от мины. Поражают меня его устремлённые в Вечность и широко открытые голубые глаза. И такая в них ненависть… Уважаю. Но глаза бедолаге прикрыл — сил нет смотреть в них.

Ползу дальше по нашей траншее. Проклятье!

Нет больше ни пулемётчика, ни пулемёта! На их месте большая воронка, и вокруг снова — куски и части. Тела и пулемёта. Бедняга Ивушкин — не мог даже его головы найти. А от старинного «Максима» остался только искорёженный тубус ствола…

Вот я и остался один. Да ещё и контуженный.

Высовываюсь из-за бруствера. Ползут, гады. Не встают — уважают. Боятся.

Но до них уже не больше шестидесяти-семидесяти шагов.

Перезаряжаю. Стреляю теперь, переставив прицельную планку на минимум — на пятьдесят метров. И их дохленькие каски моим пулям — не препятствие! Пуля у Мосинской — мощная. Да ещё на таком расстоянии…

Обойма. Ещё пятеро «ползунов» замирают на месте. Оставшиеся десять вскакивают во весь рост, и бегут ко мне, вихляясь, словно зайцы, и на полной скорости — видать, поняли, (Ну, или кто-то приказал — я всё равно ничего не слышу!) что я остался один!

Вскакиваю — так целиться удобней. Стреляю теперь стоя, и приложив винтовку к плечу. В четверых попал, в одного промазал. Зацепило и меня: чувствую ожог, как будто от раскалённого гвоздя, меня отбрасывает назад, и левая рука вдруг падает вдоль тела бессильной плетью… Ощущаю, как по плечу расползается горячее и мокрое пятно: моя кровь!

Прячусь за бруствер, заставляю онемевшую руку снова двигаться: перезарядить!

Последняя обойма. Гадов — шесть.

А, да! У меня же ещё в кармане — три патрона!..

Снова вскакиваю на ноги, когда фрицы подбегают уже на десять шагов.

С такого расстояния не промахнёшься!

А сволочи настолько были уверены, что убили меня, что даже не позаботились перезарядить свои с…аные «шмайссеры». (Хотя отлично знаю я, что эти автоматы называются на самом деле МП — 40…) И вот лицом к лицу со мной остаётся один. Но крупный и наглый. Видит, что я — мелкий, и сейчас безоружный, и нарочито неторопливо направляется ко мне. Демонстративно неторопливо и небрежно закинув за спину свой автомат. И вынув здоровенный нож. Которым играет так, чтоб зайчик бил мне в глаз.

Рукопашная?

Не-ет, без одной-то руки, да ещё контуженный, я сейчас немного навоюю. Даже со всеми моими навыками. И мне — не до игры в «благородство». Мне нужно…

Просто закончить работу. И завершить задание.

То есть — убить всех!

Достаю, ухмыляясь, (А, скорее, как наверняка кажется ему, скалясь, как загнанная в угол крыса!) неполную обойму из кармана. Вставляю, передёргиваю затвор правой — она функционирует пока исправно (Тьфу-тьфу!).

Вижу, как выражение лица у гада меняется, но он не сдаётся: первым кидает в меня свой чёртов нож!

Уворачиваюсь с трудом, (Тело плохо и медленно откликается на команды!) но уверенно: профи же!.. На тренировках я и от стрелы из лука уворачивался. А на «миссиях» — и от болас, и от стрел, и от томагавков, и от копий… Правда, не контуженный.

А поскольку злобно щерящийся гад уже в пяти шагах, мне не до шуток: стреляю прямо ему в центр груди! Не сделав ни единого движения, он падает навзничь.

Немец не уворачивался. И на лице врага ни капли страха или сожаления: только звериная злость, и гнев. Оттого, что кто-то оказался искусней его.

В работе.

То есть — в ежедневном систематическом убийстве себе подобных…

И, похоже, ему такая работа нравилась. Хотя я где-то слышал, что кадровые военные, то есть — не СС, а простые, армейские, солдаты и офицеры, Гитлера не жаловали. Однако воевать «на всю катушку» это им не мешало.

«Профессиональные» же «Кшатрии», мать их!..

С другой стороны — чем я-то лучше?..

Тем, что в этой «миссии» воевал за «правое дело»?.. Или…

Или всё это так специально организовано, чтоб я помимо обучения боевым навыкам, ещё и усваивал основные «моральные ценности»?!.. И уважал павших за Родину?

Не успеваю предаться сомнениям как следует. Потому что гул в голове вдруг усиливается, круги перед глазами застилают всё поле зрения, а ноги подкашиваются… И вот уже к моим глазам несётся поверхность кровавой лужи на дне окопа!..

И — всё.

Чернота.

 

Очнулся на татами.

Лицо упирается в пахнущую пылью и шершавую поверхность неопределённого серого цвета. Вокруг слышу привычные, и сейчас до дрожи приятные голоса: наши! Собираюсь с силами, и переворачиваюсь на бок, а затем и на спину. Даже не помню, когда сдёрнул с лица визиоочки… С наслаждением ощущаю, что рука снова подчиняется командам, и в голове не гудит. О-о-х… Повезло сегодня. «Пост-эффектов» нету.

Тренер спрашивает:

— Боец Ривкат. С вами всё в порядке? Идти можете?

Становлюсь на четвереньки — чёрт возьми! А трудно устоять даже в таком положении: качает, словно я на палубе судёнышка в штормящем океане!

Тренер опускается возле меня на колени, даёт нюхнуть из флакончика без этикетки.

Ф-фу!!!

Чёртов нашатырный спирт ни с чем и без этикетки не перепутаешь!

Но мне реально — полегчало.

С подавленным в последний момент стоном встаю. Спрашиваю:

— А на четвёртый?

— Не сегодня, боец. Занятия окончены, время.

— Понял, тренер.

— Отлично. А сейчас — в душ, и домой.

— Есть, в душ и домой.

 

В душе сегодня привычно тихо. А, вернее, даже тише обычного. Ребята даже не переглядываются. Смотрят в пол, и в стороны. Видать, каждому досталось что-то вроде того же, что и мне. Не из придуманного искусственного Мира. А «из жизни»…

А что же это такое «из жизни» досталось сегодня мне?

Об этом и думаю всю дорогу до дома, привычно пялясь в экранчик монитора в вагоне метро. Но абсолютно не видя, что там происходит.

Нет, умом-то я отлично понимаю, что патриотическая кампания, начатая российскими СМИ, и кинематографом ещё двадцать с чем-то там лет назад, такими фильмами, как «Т-34», «Мы из будущего», «Штурмовик ИЛ-2», и прочими, имеет целью воспитание подрастающего, а сейчас уже подросшего поколения как раз в духе этого самого патриотизма. А то и правда — надоело осознавать, что только американская мораль, и их представления о правде жизни и справедливости — истинны. А все остальные нации и просто — люди — или слишком тупы, чтоб разделять их чувства и ценности, или вообще — враги. И нужно срочно «приобщить» их к демократии и американским ценностям и традициям. Пусть даже и насильно. Например, разбомбив, как несчастных югославов. Или афганцев. Или Сирийцев. Или…

Да примеров тех, кого они пытались и пытаются «приобщить», и заставить проникнуться — десятки наций и народов. По всему миру. Воздействуют они всеми возможными путями и на сознание народов, и Правительства всех стран, просто окружающих Россию. А сейчас — и Индию, и Китай. Или, проще говоря, стран, объявленных политологами США «агрессорами» в отношении чёртовых США. Таким они открыто вредят. И физически и экономически. Достаточно вспомнить хотя бы тот же старинный коронавирус…

Всё это я отлично понимаю. Как понимаю и то, что никакой «фильм», даже снятый самым расчудесным режиссёром, и с самыми невероятными спецэффектами, Хоть в пять, хоть в пятьдесят пять — «Дэ», не заменит того, что сегодня пережил я.

Именно — пережил.

Потому что, чтоб мне провалиться сквозь пол вагона, — ну до дрожи всё, что показывает Машина — достоверно! Эффект «присутствия» — как мне иногда кажется, намного, намного полнее, чем у самой реальности… Серой и пыльной. Банальной. Скучной.

Впрочем, сегодня-то нам никому точно скучно не было! Особенно у Макдунальдса. А уж насколько не было скучно Елене Викторовне и её холуям!.. Тому, холёному, и тем, борзым, с дубинами… Небось, подумают в следующий раз — на того ли «работодателя» они пашут! И пахать ли на него же и дальше. Или просто… Уволиться. От греха подальше. Всё целее будут их драгоценные шкуры!

Думы мои снова закольцовываются, и возвращаются к одному и тому же.

Понимаю я, что вот и подошло время «активных» действий нашего Братства.

И если и сваливать к такой-то матери из него — то вот оно: самое время!..

Но не собираюсь я сваливать — в этом-то всё и дело!!!

Очень потому что мне понравилось сегодняшнее боевое задание. Наша акция.

Приятно было ощущать и чёткую проработку всех деталей, и всех наших действий. И подготовку всех документов, в плане всяких там Уставов да разрешений… Чувствовать, что у тебя прикрыта задница в плане официального Законодательства — это совсем не то, что набить морды неорганизованным китаёзам, да сжечь их подвальчики…

И никуда бегать и скрываться, когда всё подготовлено, как положено, не надо!

Хотя…

Вот в связи с моей сегодняшней миссией на третьем Уровне уже пришли мне в голову определённые опасения. Например, что если прикажут мне занять позицию где-нибудь на крыше, или в арендованной квартире, да расстрелять из СВД несанкционированный митинг всяких там трансгендеров, или голубых, или фриков, не вызовет такое дело у меня внутреннего протеста или отторжения этой идеи. Никакого!

Расстреляю за милую душу! И даже, если нужно будет — не резиновыми пулями!

Потому что все эти навязанные через Сеть, да и не-Сеть, нашим «толерантным» баранам пропагандой с запада «ценности» — ничуть не лучше того же фашизма! Потому что точно так же рассчитаны они — на зачистку нашей территории! От коренного населения. Потому чтосами эти «категории» и «объединения» иметь потомство не могут.

Да и хорошо! Потому что страшно подумать, как они воспитают даже взятых из детдомов приёмных детей…

И мысли такие у меня не вчера появились. Хотя, конечно, осознаю я, что не сам до них додумался. Но — полностью разделяю!!!

И я уверен, что и большинство наших, и даже Влад и Цезарь, теперь, воочию познакомившись с «официальными» методами работы нашего Братства, и тем врагом, против которого направлены наши «акции», уже не помышляют отказываться. От участия.

Зачем?!

Ведь мы как раз всю жизнь именно о таком и мечтали!!!

Указать наглым иностранным торгашам их место!

Загнать распоясавшихся феминисток, педиков, и разных там «сменивших пол» — в подполье. Глухое. Чтоб, как при коммунистах — носа не смели высунуть!

И не подавали отвратительнейших примеров тем, у кого ещё нет твёрдого хребта. Характера. Воли. Мировоззрения.

Детям и подросткам, то есть.

И пусть я и осознаю, что мыслю и пафосно, и «общечеловечно», и банально, но…

Но сидеть и равнодушно смотреть, подобно баранам-геймерам, ничего не желающим видеть, кроме своего пуза и планшета с приложениями, как наше официальное Правительство про…ирает страну и подрастающее поколение — не по мне!

И пусть я отлично понимаю, что я — просто орудие в руках каких-то мощных закулисных спец.структур — на…рать!

Главное, что эти структуры — за нашу Родину!

И против врагов.

И пока нам по пути — я весь в распоряжении этих самых структур!

И тренера.

А там — посмотрим…

3. «Казёл!»

Задание на сегодня я получил чёткое. И простое.

Хотя назвать его лёгким язык не повернётся.

Но тщательную разведку, «изучение обстоятельств, и характера объекта», и всю необходимую подготовку проделали за меня. Те же хорошие и добросовестные люди, которые подсуетились со всем этим «обеспечением» и в случае с нашей «акции» против чёртова Макдунальдса. То есть — мне остаётся только исполнить завершающий этап работы, девяносто девять процентов которой уже сделали. Сыграть в этом шоу, без накладок и «экспромтиков», свою роль. А именно — подсадной утки.

И уж не сомневайтесь — я не подкачаю!

Все эти мысли мирно проносятся в голове, пока подхожу к шикарной «Ламборджини», которую мой «клиент» поставил аккурат посреди проезжей части. А вернее — пешеходной зоны. На Арбате. Нагло презрев существующее законодательство, порядок, и распоряжения: что мэра, что арбатской Администрации.

Туристы и пешеходы проходят мимо тачки, пялясь, а некоторые из «наших», те, кто пошустрее и понаглее, даже фоткаются на её фоне — спорим на что угодно, потом выставят в инстаграмм, ютиюб, и прочие соцсети: дескать, зацените, какой я крутой: прикатил на Ламбо на Арбат, (Ну, или мой хахаль прикатил!) да ещё и не боюсь за последствия.

Правда, вот чтоб найти владельца, и указать ему на абсолютную незаконность нахождения здесь его тачки, местная официальная власть в виде двух полицейских, застрявших, и, похоже, навечно, в дальнем конце этого самого Арбата, не делает ничего. Если, конечно, за действия не считать того факта, что старательно прячутся эти стражи Закона от людских взоров в одной из последних лавочек — это я, такой дотошный и «наблюдательный» засёк их там, когда проходил мимо.

Да и правильно: кому ж хочется портить отношения с папочкой …раного мажора!

А папочка у него — не так, чтобы особо заметная, но — шишка. Глава администрации Белого Дома, как он себя обычно именует при знакомстве с нужными и важными людьми. Но на самом деле он глава — не совсем Правительства. А — кадров и матчасти.

То есть, должность у него, которую раньше называли «Комендант здания».

Поскольку сынуля сейчас торчит у своих корешей-художников в отлично мне известном магазинчике, и не выйдет, пока не бухнёт с ними, и не получит положенную ему от «крышевания» доляну, могу спокойно приступать. Одет я неприметно: на лице у меня очки в железной тонкой оправе, галстучек, как у учащегося какого-нибудь колледжа, и остальные шмотки под стать: чёрные брючки. Белая рубашечка. Словом, интиллигентный и мирный вид. И того, что собираюсь сделать, явно никто из присутствующих вокруг зевак от такого скромного, низкорослого и щуплого очкарика не ждёт.

Вот и достаю из кармана отлично отточенный толстый гвоздь, примерно с мою ладонь длинной, и этак спокойно царапаю на правой дверце: «Казёл!».

Нет, я, разумеется, знаю, что это слово пишется «козёл», но сто пудов даю за то, что и все граждане, мирно проходящие, или, как сейчас, в о…уении застывшие перед тачкой, пялясь во все глаза на чётко выделяющуюся на красной краске надпись и на меня, как и сам хозяин, увидав её, отлично меня поймут. А чтоб сомнений не оставалось, перехожу на ту сторону шикарного авто, и корябаю на другой дверце: «Пи…арас!».

Некоторые из особо смелых столпившихся туристов и наших, прохожих, начинают фотографировать и снимать онлайн, и меня и надписи. А пара вышедших из своих лавчонок местных продавцов — хлопать в ладоши, улыбаться, словно я им деньги подарил, и тыкать пальцами. (Культура, мать их!..)

Ещё бы им не радоваться: достал их наверняка этот сопляк со своими понтами и вы…боном! Но, понятное дело, на открытую конфронтацию идти никто из этих самых продавцов, дорогу к которым перекрывает крутая тачка, не хочет. И правильно.

Найти сейчас в столице отлично оплачиваемую, престижную, и непыльную работу ох как трудно! Так что к активным действиям против тачки и её распоясавшегося владельца вряд ли кто возжелает перейти. А вот позлословить и вволю посмеяться, видя похабные надписи на супердорогом покрытии — это пожалуйста! Это — все смелые.

Подхожу к Ламбо и спереди. Жаль, конечно, уродовать такую красоту: я всегда реально восхищался и дизайном с совершенными стремительными формами, и окраской с блестящим лаком, и мудростью проектировщиков: прошло пятьдесят (!) лет, а ну вот ничего в экстерьере и механизмах снова запущенной в микропроизводство модели «Дьябло» ни отнять ни прибавить!

Царапаю на капоте слово: «Долбо…б!». Тут наконец из лавчонки выбегает хозяин.

Выглядит он как нечёсаное быдло, честно говоря: причёска, если спутанные и немытые лохмы, аж завивающиеся от пота, и доходящие до плеч, можно так охарактеризовать, явно стилизована под «хиппи», которые сейчас снова в моде. В ту же дуду дуют и джинсы в обтяжку на ляжках, но — гигантские клеши понизу, и сланцы на огромной платформе. Плюс ко всему и дикой расцветочки а-ля Гаваи батник с расстёгнутыми тремя верхними пуговицами — чтоб было видно явно нарощенные волоски на груди, чуть кучерявящиеся, как на голове у негра.(Тьфу ты — афроамериканца!) И — главное! — массивный, в добрых полкило, золотой крест на толстой золотой же цепи.

Козёл сходу орёт благим матом:

— Ты, козёл вонючий, д…мо собачье! … П…рас …банный! Чего делаешь?! Совсем …банулся, что ли?! Давно никто тебе …рен в …опу не вставлял?! Ну так сейчас я тебе!..

Несчастный дятел и правда — пытается со всего маху ударить меня кулаком в лицо.

Не уклоняюсь.

Мне доказательства того, что он ударил первым — очень нужны! И то, что чётко подставил нос, и из него тут же полилась кровь, и перегородка, ломанная-переломанная, сейчас, похоже, опять накрылась, мне на руку. И теперь, если у этого наивного хамла хватит глупости подать на меня в суд за возмещение материальных потерь, я (Ну, а вернее, наши юристы!) просто подам встречный — за компенсацию «морального». На сумму вдвое больше, чем потребует он.

Однако когда дебил пытается развить свой успех, подключая и ноги, приходит и мой черёд. Уклонившись, и быстро присев, сильно бью его правым кулаком в область печени своим коронным. Не так, понятное дело, чтоб она разорвалась. (А запросто мог бы! Но отлично помню наставления инструктировавшего меня мужичка в неприметном сером костюме и с незапоминающимися чертами лица: тварь должен остаться… Целым.) А просто — чтоб на несколько секунд сбить его с дыхания и боевого порыва. Ну, и частично обездвижить. Гад должен понять, что против меня его кишка тонка. И вызвать «подкрепления».

Осадить засранца даже столь нехитрым приёмом — удалось. Не привык, видать, огребать. А ещё бы: его-то наглую рожу знают все: в каких только криминальных новостях он за свой стрит-рейсинг и понты не светился! Вот связываться никто и не хочет…

Но вот спустя пару десятков секунд мой клиент поднимается с колен снова на ноги, и шипя: «Ну погоди ж ты, гандон вонючий!» принимается тюкать в планшетнике.

В это время из лавчонки выбегают наконец его «кореша».

Ну как — кореша. Те, кто случайно оказался отдалённо знаком с каким-то там его одноклассником, показал свою лавчонку, и товар, и кого он теперь доит почище, чем якудза — своих японских предпринимателей. То есть — с его стороны это банальный рэкет, проще говоря. И поскольку выбежали они все, и «босс», и продавцы, и даже грузчик, понятное дело, не с пустыми руками, какое-то время мне приходится отбиваться и уклоняться: от бейсбольных бит и здоровенных ножей, похожих на поварские тесаки для разделки мяса. Идиоты. Впрочем, нет: просто они все уже под мухой. И сильно. Поэтому и не боятся меня — считают себя заведомо сильней. И даже сесть за «вооружённое» не боятся. Поскольку «прикроет» их задницы папочкин любимый говнюк.

Ну-ну.

Конечно, в мои планы (И раскладки моих инструкторов!) не входит человекоубийство — мы ж гуманные, мать его! Так что успокаиваю их тем, что отключаю нервные центры, отвечающие за опорно-двигательный аппарат. Сами уже знаете: я с методикой знаком.

Теперь картина выглядит гротескно комично: у капота что-то злобное бормрчущий и обиженно вякающий в мобильник «хиппи», а вокруг стонут, лёжа на брусчатке, и держась за разные части тел, пятеро одетых не менее комично «представителей богемы»: в заляпанных красками потёртых и драных джинсах, мятых рубахах навыпуск — чуть не до колен, аккуратном костюмчике, (Это — босс. Он же и главный менеджер и продавец.) синем затёртом халате (Это — грузчик.) и простых китайских шлёпках.

Козёл наконец сообщил, чего хотел, в мобилу. Лицо бледное, и пот течёт буквально ручьём. Попыток «показать мне» больше не делает: хорошо попал я, значит. Или вид валяющихся корешей несколько отрезвил. Осталось посмотреть, кто сейчас вступит в «дело»: то ли сразу «тяжёлая артиллерия», то ли — вначале шестёрки.

Теперь уделанный мной хиппианский мерзавчик, держащийся от меня подальше, но злобно шипеть не переставший, постоянно косясь на надпись на капоте и дверце, усмехается, хоть и весьма криво: видать, боль до сих пор сильна, но на том конце провода его обнадёжили:

— А погоди-ка ты убегать, трусливая шавка. Сейчас поглядим, насколько ты крутой!

Не считаю нужным удостаивать его ответом. Просто стою и жду.

Гляжу без выражения ему в глаза. Кровь с лица утереть уже успел. Платок спрятал.

Дуэль наша кончается так, как и предполагал: трус опускает глаза, и начинает снова что-то натюкивать в мобиле: может, СМС пишет… Я стою, жду.

Начало «ответной акции» как раз такое, как и рассчитывали наши аналитики: не проходит и пяти минут, как к нам подкатывают три (!) чёрных джипа, окружают Ламбо. Из них вываливается с десяток молодчиков в аккуратных и хорошо подогнанных по атлетическим, или просто массивным, фигурам, чёрных деловых костюмах.

Любимый мажор отскакивает чуть назад, и обращается к своим (А вернее, папочкиным!) холуям, буквально трясясь от радости и чуть не визжа от распирающих эмоций:

— Вот он, вот он, этот пидар! Уделайте его! Но — так, чтоб остался жив! А потом — загрузите в багажник, и — к нам на дачу! Я хочу сам ему кое-что объяснить! — при этом его даже не останавливают нацеленные и на меня и на него несколько уже десятком мобильников зевак — как наших, отечественных, так и зарубежных.

Запрыгиваю на капот «Дьябло», чтоб дать нашим, сидящим по позициям, больше оперативного простора, и на какое-то время затруднить козлам их миссию.

А не подвели наши. Недаром рассаживали их по всем этим арендованным и опробованным комнатам с открытыми сейчас окнами.

Выстрелов, конечно, не слышно, но падают, как подкошенные, мерзко скалящиеся молодчики, падают прямо щерящимися рожами в брусчатку.

Сказать, что мой мажор удивлён — ничего не сказать! Но вот падает и он, застонав, и сложившись пополам: резиновая пуля в живот — это удовольствие, мягко говоря, ниже среднего! Ну а козлам его пришлось ещё хуже: им досталось пластиковыми! Они, понятное дело, не убивают, но если такой шандарахнет по затылку или в лоб — сознание «уплывает» гарантировано! А в тело стрелять бессмысленно: они ведь наверняка все в жилетах.

Спрыгиваю снова с капота на брусчатку. Достаю из другого кармана алмазный стеклорез. Пишу, царапая, на лобовом панорамном стекле: «Гандон!». Подумав, добавляю чуть ниже: «…уесос!». Зевак прибавляется, но что-то я не вижу, чтоб хоть один из них попытался вызвать к «пострадавшим» скорую помощь. Всё верно: никто не хочет связываться. А тем более — выступать свидетелем. Сейчас у всех, как в старинном мультике «Маугли»: «Каждый — сам за себя!»

И поэтому толпа за моей спиной начинает вдруг весьма быстро рассасываться — всё-таки услышал я приближающееся откуда-то издалека завывание полицейской сирены.

Тихо и мирно удаляюсь в поперечный проулок, что как раз в двадцати шагах от лавчонки. Видеокамер наблюдения, натыканных тут через каждые десять шагов, не боюсь: на этот раз над пластимаской моего лица поработалине какие-нибудь кустари-одиночки. А профессионалы! Так что теперь только бы добраться до метро, и снять мою «личину» за какой-нибудь колонной, чтоб поменять «лицо». А вернее — открыть очередную пластимаску. И заодно и поддетую снизу, под белую рубаху вульгарную рубашечку в клеточку скинуть, чтоб остаться в майке… Ну, и кроссовки переодеть — а то белые уж слишком бросаются в глаза.

Второе переодевание — уже на станции прибытия.

 

На разборе «полётов» тренер много вокруг да около не ходит:

— От лица командования выражаю благодарность всем участвовавшим в сегодняшней операции. Особо хочу поблагодарить бойца Ривката. Он абсолютно чётко выполнил все указания, и операция прошла штатно. И без проблем.

Ну а теперь неофициальное сообщение.

Сегодня, спустя десять минут после инцидента с Грязевым-младшим, с Грязевым-старшим, его отцом и комендантом здания Белого дома, произошла ужасная трагедия. Он, обеспокоенный сообщением, поступившим от его сына, так торопился спуститься на лифте вниз, что не дождался, пока закроются двери кабины. И оказался зажат ими.

Поэтому при движении лифта вниз его буквально разорвало. На две части.

Пострадавший умер на месте, от потери крови.

Но поскольку именно он отвечал за технику безопасности, подбор персонала, надлежащий вид и функциональность здания, и нормальную работу всех его механизмов и устройств, всё случившееся срочно созванная чрезвычайная комиссия признала несчастным случаем, произошедшим по собственной вине пострадавшего. Проявившего беспечность, некомпетентность, и разгильдяйство. (И не только в работе, а и в воспитании сына.)

К сожалению, все видеокамеры, как та, что находилась в лифте, так и те, что располагались на этажах этого лестничного пролёта, в это время были отключены на профилактику. Приказом этого самого коменданта.

Но обстоятельства настолько однозначны, что никаких сомнений в отсутствии должной квалификации и преступной халатности со стороны самого пострадавшего, у комиссии не возникло. Протокол уже подписан. Семье выплатят компенсацию.

Из казённой квартиры в доме для чиновников из Администрации, разумеется, выселят. Льгот и правительственных пайков, естественно, лишат. Грязеву с работы в секретариате премьер-министра уже уволили.

Адвокаты, обслуживавшие эту семейку, уже отказались работать с ними.

Всё. Эта миссия успешно завершена.

А сейчас — все в зал.

 

В зале мне сегодня опять — и повезло, и не повезло.

Потому что снова в спарринг-партнёры достался мне тренер.

Ну, пытаюсь найти хорошее и в этой ситуации. Злости после встречи с подонком-мажором, которого мне даже не разрешили размазать по стенке, у меня в глубине души осталось предостаточно. Пытаюсь, как учит тот же тренер, «перенаправить эмоциональный выброс» в нужное и полезное русло. А именно — на адреналине и развившемся в последнее время коварстве и беспринципности, наносить удары… Не совсем, скажем так, по уставу. И простой порядочности.

Тренера, конечно, на все эти финты и заморочки не подловишь. (Да я и удивился бы!) Зато узнал и «прочувствовал» много такого, чем могли бы мне на мои финты и заморочки ответить не вырубившиеся бы сразу другие оппоненты. Более крепкие, и высокие, чем тренер. И тоже — беспринципные и бесчестные.

Это мне ещё повезло, что тренер не бил в полную силу!.. И не трогал мой нос.

После окончания всё как обычно: я весь в синяках, мокрый как мышь, и запыхавшийся, руки-ноги трясутся, дыхалка сбилась. Тренер же — как огурчик, бодр и спокоен. Хоть ещё пять раундов проводи. Но говорит он мне так:

— Боец Ривкат. То, что вы научились переводить злость в дополнительный импульс при ударах — хорошо. Но вот контроля вам пока не хватает. Скорость — да, большая. А вот с направлением удара — пока тоже плохо. Точнее нужно выцеливать, когда ведёте работу по нервным центрам. И даже — просто мышцам. Ну ничего. На следующем занятии займёмся.

Вот уж обрадовал он меня, так обрадовал! Значит, придётся после этого «следующего занятия» наверняка ходить в огромных синяках, и с полупарализованными мышцами. И «нервным центрам», ох, чую, достанется…

Но не в моих привычках отступать. Или искать себе поблажек. Говорю:

— Есть, заняться не следующем занятии отработкой точности ударов!

— Хорошо, боец Ривкат. А сейчас — мыться и обедать.

 

На обед сегодня плов.

Вот не знал, что Раиса Халиловна умеет готовить и это чисто узбекское блюдо. Но получилось и вкусно, и сытно. Правда, если б к душистости и неповторимому вкусу добавить ещё чуть сильнее пропаренный и мягкий рис, переваривалась бы желудком эта штука, наверное, всё же получше.

А так к концу теоретических занятий не только меня, но и всех наших — уж я-то видел! — реально клонило в сон!

4. Заложник

Теория наша сегодня касалась в-основном тактических разработок, позволяющих элитным спецподразделениям грамотно выполнять спецзадания. Так что не надейтесь, что буду рассказывать, о чём шла речь — всё секретно. Для «внутреннего пользования».

Но вот с теорией и покончено.

Задание для очередного уровня сегодня у меня выглядит так: «найти заложника и доставить его в точку выброса-эвакуации живым и по возможности здоровым».

А прикольно.

До сих пор с меня требовали только убивать всех, кто мешал моей «миссии», заключавшейся в банальном выживании, причём — без разбору. Теперь же выясняется, что убивать можно только «плохих». И ещё кого-то-там спасать! А чёртова заложника нужно сперва найти, а потом ещё и вытащить, как я понял, из какого-то каземата, где его — не то содержат, не то — допрашивают. Да ещё и доставить в место эвакуации. Желательно — целым. И по возможности «здоровым». Хм-м…

Хотя в целом — как раз то самое, чего сегодня разбирали на теоретических. Только вот я буду один. А не в «составе спецподразделения»…

Озадачили, ничего не скажешь.

А ну как чёртов заложник в эту точку — «целым» не доставится?!

Например, упрётся, и скажет: «Никуда я из своей комфортабельной камеры не пойду! И вообще — когда меня пытают, унижают, и мучают, я получаю неземное удовольствие?!». Ну, или вообще окажется уже «обработанным». То есть — самостоятельно не ходящим. И мне придётся какого-нибудь стокилограммового козла переть на себе! Я, конечно, парень выносливый и жилистый, но тащить кого-то или что-то, и одновременно адекватно отстреливаться и отбиваться от явно имеющихся врагов вряд ли удастся даже мне…

Все эти невесёлые мысли проносятся у меня в голове, пока стою на татами и глупо так пялюсь во внутреннюю часть визиоочков, которые держу в обеих руках. Тренер говорит:

— Боец Ривкат. Проблемы?

— Нет, тренер. Просто очки…

— Что с ними?

— Да вот: посмотрите! В них какие-то… Дырочки?

Тренер берёт очки в руки, поворачивает внутренней частью к свету ближайшей лампы. Прищуривается. (Вау! У тренера — дальнозоркость начинается?! Старый стал?!)

— Да нет, всё с ними в порядке. А дырочки эти и всегда тут были. Думаю, они — для вентиляции. Чтоб пот выходил. Вперёд! — он протягивает мне очки назад.

Одеваю. Предварительно поглядев тренеру в глаза.

А ничего хорошего я там, в этих серо-стальных глазах, не увидел.

И во вранье тренер явно не силён. Что странно.

И врубаюсь я вот так — сходу, что и глаза он отвёл, и в голосе прорезалось что-то вроде неловкости, и на дырочки он глядел явно отнюдь не в первый раз, и прекрасно понимает, что и я догадаюсь, в чём дело.

А дело в том, что никакие это на самом деле не визиоочки.

А очень хитрое устройство, то ли подающее внутрь специфический газ, то ли — наркоту какую вводящее через то ли микротрубки, то ли уж — электроды, вводящие электрические сигналы непосредственно в мозг, (Ну, или нанотрубки, такие, которые запросто входят напрямую через кости черепа и кожу — прямо в мозг!) чтоб сознание «въехало», и как раз и отвечающие за создание у «пользователя» всех тех «незабываемых» ощущений, что так достоверно и реалистично «развлекают» меня и ребят все последние годы… И огромные фальш-экраны, что приходятся напротив глаз, равно, как и микрофоны, приходящиеся напротив ушей — просто декорация. Бутафория.

А все наши «ощущения» поступают наверняка напрямую — в мозг!

И все эти сигналы — не «аналоговые», а — электронные!

То-то мне всё непонятно было, как это ровный пол зала превращается в горы, холмы и непролазные лесные чащи…

А оказывается всё это — транслируется мне в мозг, пока я мирно полёживаю на мягком мате… А вокруг — суперреальность. Куда более яркая и сочная, чем настоящая.

И, разумеется, нет и не может ещё быть в распоряжении самых сверх-секретных государственных ли, или частных, ведомств и агентств такой уникальной и продвинутой методики.

Значит, варианта всего два.

Или всё это сверхсекретное оборудование, и технологию его изготовления наши где-то спёрли…

Ну, или его им действительно предоставили чёртовы инопланетяне.

А я, собственно, и не удивлён. Потому что, как уж тыщу раз сказал — слишком яркие и чёткие ощущения. Абсолютно затмевающие те, что в жизни. Свет, цвет, запахи, тактильные ощущения…

А такого ни на одном, вот именно, земном, тренажёре не добьёшься.

Но предаваться всем этим интересным, и если уж совсем честно, давно занозой сидящим глубоко в подкорке, подозрениям и рассусоливаниям мне некогда: сработала потому что хреновина чёртова, причём очень быстро. И вот уже я — в очередном Мире.

А интересно тут. И непривычно.

Сижу потому что я на голой заднице в каком-то не то — сарае, не то — домишке. Ну, или говоря по-простому — хибаре. Или лачуге. Потолок сделан из балок: кривых очищенных от коры стволиков каких-то деревьев, на которые навалены связки камыша. Сверху наверняка покрытых толстым слоем земли. (Видал такие только недавно — в давешнем ауле с горцами!) Но вот стены — из саманно-глинянных, даже не обожжённых, кирпичей: торчат из них во все стороны, словно нестриженные лохмы у нашего соседа-алкаша дяди Феди, клочки соломы. Кирпичи, впрочем, неправильное название. Потому что выглядят они так, словно отлиты на месте, сразу по всей длине каждой стены, в какую-нибудь опалубку из кривых досок. Отлиты слоями. И насчитываю я таких слоёв в каждой стене аж девять. И даже десять…

Пол тоже глиняный, и кроме меня и стен в каморке два на три больше ничегошеньки нет! Ну, кроме лавки во всю ширину стены у торцевой стенки. А свет ослепляющего даже так солнца проникает только через единственный дверной проём: и вместо двери и нормальных дверных косяков тоже торчат две кривоватые дрюковины из стволов какого-то выбеленного солнцем до бесцветности потрескавшегося дерева. А проём занавешен слабо развевающейся от ветерка, выгоревшей до светло-серого, тряпкой.

Ладно, в-принципе, неплохо. Хотя не представляю, как нас с заложником отсюда заберут… Но это уже не моя проблема.

Потому что обычно в предыдущие разы мне особо думать и осматриваться было некогда. Поскольку сходу приходилось от кого-нибудь отбиваться. Ну, или уж — бежать! А тут я даже успел ощутить, что жара стоит неимоверная, в тени, наверное, под пятьдесят, и даже моё полностью обнажённое тело начинает покрываться бисеринками пота. Чёрт. Как бы не «обезводиться» с непривычки. Вон: уже к заднице прилипла чёртова пыль!

Рано я порадовался, что меня не трогают — как сглазил!

Потому что тут же слышу я приближающиеся к дверному проёму шаги — скрипят они не то по песку, не то — по пыли! — и разговор. Говорят на неизвестном мне языке, гортанном, похоже — на арабском. Впрочем, может и на афганском: резкости произношения и непонятных слов в духе «Равшана и Джамшуда» не расслышит только уж совсем глухой. И непонятливый.

Ну, я парень шустрый, как вы, вероятно, уже догадались. Поэтому за те несколько секунд, что проходят с момента обнаружения говорящих, до того, как они входят в проём, успеваю занять стратегически господствующее положение: слева от этого самого проёма. Поскольку я — правша. Добро пожаловать, друзья!

Первый, откинув занавеску, входит уверенно. Словно он тут хозяин. И направляется, не замедляя шага, к дальней стене, где расположилась та самая полка, на полметра возвышающаяся над уровнем земляного пола, с торчащими из-под неё мешками и прочими пожитками. Одет в типично арабскую одежду: белый балахон непонятной формы, белые шаровары, на голове — что-то вроде чалмы. Всё выглядит очень опрятно и благочинно: чистое, белое и непыльное. (Шейх, что ли, какой?) На ногах — афганки с загнутыми вверх носами. Второй, одетый точно так же, но словно бы попроще, и выглядящий более мятым и пропылённым, и с АК в руках, входит за ним.

Убеждаюсь, что больше ничья тень на пороге не возникает, и нагло использую тот факт, что войдя с ослепительного сияния, царящего снаружи, они наверняка ничегошеньки не видят. На то, чтоб глаза привыкли к полумраку, обычно требуется хотя бы пара секунд. А раз не выждали — меня здесь точно не ждут. И, раз уж уверены, что охрану тут выставлять без надобности — точно: местные боссы. Или боевики. Презирают плебеев, держат власть в железных руках. Следовательно — вряд ли мои потенциальные союзники.

Ладно. Друзья они мне или враги — разбираться буду потом. А пока…

Делаю быстрый бесшумный шаг вперёд, бью типа с автоматом сложенными в кистевой хват костяшками пальцев в основание черепа за ухом. Прямо под чалмой.

Боец, даже не всхлипнув, падает на пол. Первому, резко обернувшемуся на звук падения, прикладываю кулаком в челюсть — без каппы это чертовски действенно!

Связать кусками распущенной на отдельные полосы чалмы обмякших боевиков нетрудно. Равно как и обеспечить их молчание — кляпами из уже другой чалмы. А вот надеть на себя истоптанную обувь и воняющие потом белые тряпки того, которого принял за охранника, удалось не сразу. Я, оказывается, брезглив.

Впрочем, нечего придираться и выделываться — я теперь готов поспорить на что угодно, что тело — не моё. Как не мой и автомат, который вешаю себе за спину, и подсумок с семью магазинами, который нашёл в пространстве под полкой, и плоская фляга с монограммой, весьма вычурной, но с обычной водой, которую снял с пояса главного — того, который получил в челюсть.

Когда закончил изучать столь полезное пространство под полкой, занялся и тем вторым, на котором из одежды остались только трусы. Упаковал на совесть — можете не сомневаться. Самое время получше обыскать того, который «шейх».

А он молодец. Вот и ножичек-кинжальчик, незаметно припрятанный в складках балахона, и второй: уже в складках шаровар… На правах победителя тоже смело беру себе. Как и мобильник, нашедшийся в каком-то кармане. Хм-м. А мобильник-то… Старинный. Таких не делают уже лет пятьдесят. По всем признакам я — в Афганистане. И на дворе — восьмидесятые. Или девяностые. Когда тут, вот именно — хозяйничали америкосы.

К этому моменту очухивается тот, раздетый. Подхожу. Смотрит на меня во все глаза. Рычит сквозь кляп. Извивается, пытаясь освободиться. Ага — два раза. Уж если я связываю — так на совесть! А кинжальчик из его шмоток уж тоже извлечь не забыл. А на голом, хоть и смуглом, теле ничего не спрячешь. Разве что — в …опе!

Вот об этом у нас вскоре и заходит речь. Потому что на все мои вопросы эта сволочь только рычит и матерится. Ну, это я так думаю, что матерится — не по-русски же! Потому что если б матерился по-русски, я бы с ним так не поступил.

Достаю его же ножичек, и показываю ему. После чего вонзаю в его тощую ягодицу на добрую ладонь! Проворачиваю. «Наслаждаюсь» его возмущённым полузадушенным рычанием, извиваниями, вытаращенными глазами и обильным потом, сразу покрывшем тело: от подмышек до икр обеих ног. Ножечек вынимаю — гад верещит снова. Показываю ножичек ещё раз, и пальцем тыкаю во вторую ягодицу, которую этот гад сразу норовит отвернуть и отодвинуть от меня.

Ну я добрый и покладистый. Если меня не злить, конечно. Спрашиваю поэтому ещё раз. Уже на английском:

— Где заложник?

На меня выпучиваются два о…уевших глаза. Но вместо ругани и воя на этот раз изо рта явно выходят явно какие-то осмысленные слова. Говорю на том же языке:

— Если заорёшь — перережу горло! — и делаю соответствующее движение.

Он кивает торопливо и истово: понял. Спасибо, стало быть, Галине Викторовне. Обучила английскому неплохо. (Ну, или это уж в Братстве постарались: через какой-нибудь гипнопед обучили меня во сне — с помощью импланта!)

Развязываю полосу, удерживающую кляп. Вынимаю тряпичный ком, уже насквозь пропитанный слюной, изо рта. Повторяю:

— Где заложник?

— Там! В доме Рахим-бека. — тут он явно видит, что я недоволен, и хмурю брови, поскольку нетрудно догадаться, что с Рахим-беком я незнаком. Равно как и с расположением его дома. И парень услужливо, как все эти азиаты, выше всяких там «долгов» и «совестей» ценящие свою жизнь, и, вот именно — задницу, спешит исправиться, — На северной окраине кишлака! В самом большом доме. Там много охраны и стена высотой в три метра.

— Много — это сколько?

— Пятнадцать… Нет — шестнадцать человек. И две пулемётных вышки. С пулемётами. И два джипа. И вертолёт на заднем дворе!

— Что за люди? Повстанцы, как вы? Или солдаты?

— Солдаты! Американцы. Профессионалы!

— А кто — заложник?

Тут наступает словно бы ступор. Связанный моргает на меня недоумённо, явно пытаясь понять — прикалываюсь я, или спрашиваю серьёзно!

Прекращаю его терзания показом окровавленного лезвия кинжальчика, демонстративно снова хмуря брови.

— Русский он, русский! Военный советник!

— Он ещё жив?

— Да, да, он жив! Его пока не разрешено убивать. Хочет приехать какой-то американский полковник из спецслужб — чтоб допросить лично! Вот за ним после обеда и должен полететь вертолёт!

— А когда обед?

— В три часа! Это у американцев — строго! По часам!

— А сейчас сколько времени?

Снова вытаращенные на меня глаза. Но на этот раз сообразил быстро: я даже сузить глаза и кинжальчиком поиграть у него перед членом не успел:

— Сейчас половина третьего! Ну, или чуть больше!

Не вижу смысла спрашивать больше ни о чём. Аккуратно бью его, как в первый раз, но посильнее — за ухом. Ну вот парень (Ну как — парень! Мужик лет сорока, и на добрых десять килограмм потяжелее меня!) и «отъехал». В небытиё. Продолжительное.

Думаю. Потом всё же решаю не перерезать им глотки.

Мало ли! Вдруг какой-нибудь мудила зайдёт в хибару, да и обнаружит лужищу крови! А в утоптанный пол она так просто не впитается. Или, может, просто придушить?

Нет, тоже не хочется. И вообще, может, вы не заметили, но я — очень человеколюбивый и спокойный. Повторю: если меня не злить!

А эти меня не злили. Ну, почти. Так пусть же так и думают: раз быстро пошли на контакты и рассказали всё правдиво — останутся жить!

Быстро завязываю их для страховочки ещё парой полос импровизированной верёвки — то есть, притягиваю ноги — к связанным за спиной рукам, чтоб уж не дёргались. И заталкиваю вынутый кляп на место. И перетаскиваю тела к полке.

Чтоб вытащить из-под неё всё барахлишко, пришлось поднапрячься: пот так и тёк со лба, и по рукам и телу. Но справился быстро. Зато два тела туда вошли очень даже спокойно. И после того, как заложил их снова всеми этими циновками, коврами, узлами со шмотьём, и мешками с какими-то крупами, получилось отлично. Натекшую из ягодицы лужицу затёр подошвой афганки: не видно. Потому что пыль.

Не видно и моих гавриков.

А когда их найдут, надеюсь, меня с заложником здесь уже не будет.

Правда, тянуть с его освобождением и транспортировкой сюда смысла не вижу.

Поскольку если прилетит высоконачальственная сволочь, и допрос не сложится… Ну, или америкос посчитает, что военный советник унижает его достоинство или грубит, запросто может моего друга и — того! А мне это ни к чему. Следовательно, плевать на яркое освещение — буду пытаться сделать всё в «обеденное время».

Потому что приём пищи в любой армии мира — это — святое!..

 

Достаю снова из кармана мобилу того, «шейха». Нажимаю красную. Точно: вот оно местное время. Четырнадцать тридцать девять. О — уже сорок! Стало быть, осталось двадцать минут. Нормально. И мне для настройки «внутренних часов» — достаточно. Кладу сломанную мобилу прямо на пол, у проёма. Мне она не нужна: чтоб какой-нибудь идиот, позвонив на него в самый неподходящий момент, выдал моё местонахождение?! Дудки. Ну, а «шейх» купит себе другой.

Высунув нос наружу, только огромным напряжением воли удержался от того, чтоб не засунуть его вместе со всем остальным организмом обратно. Потому что если в хибаре ощущалось как градусов пятьдесят, то тут — все семьдесят! Хоть яйца куриные в песке вари. Вкрутую. Кстати — насчёт песка тоже угадал. Вся улочка покрыта именно им. И имеются здесь следы от колей машин, и, кажется, даже танков: вон они, характерные отметины от траков. Но уже полузанесённые вездесущим песком и пудрообразной белой пылью. Которая, несомая обжигающим порывистым ветерком, сразу же начинает набиваться мне в ноздри и рот, и омерзительно скрипеть на зубах. Вот теперь понятно, зачем на чалмах оставляют полосы материи: прикрывать рот и нос!

Улицей, собственно, эту штуку можно назвать с большим натягом. Вся она — кривая, и извивается, словно тот, кто составлял план кишлака, ну, или архитектор, страдал идиотизмом. Или любовью к зигзагам. Впрочем, о чём это я: не бывает тут «архитекторов». Каждый строит из чего может, располагая свою халупу так, как считает нужным, и втыкает эту несчастную мазанку на «улице» туда, где найдёт незанятое место!

Два ряда этих самых мазанок из самана, сделанные как моя, или даже ещё попримитивней, тянутся куда-то на вот именно — север, оставляя между домиками без окон пространство не шире десятка шагов. Я невольно снова вспомнил горный аул. Где побывал только недавно. (Вчера?!) Только там ширина была метра в три-четыре, и стены саклей были сложены из плитняка, а тут стены сделаны по-другому. Пространство, ограниченное рамами из тех же голых белёсых стволов, а в нём — доски-обрешётка, заложенные крупными обломками из глины, и обмазанные той же глиной. Не фонтан. Впрочем, мне здесь не жить. Надеюсь.

Не могу не порадоваться тому, что окон, выходящих на саму улочку, нет. Всё верно: я — точно в Афганистане. У них менталитет такой: все окна и дверные проёмы смотрят во внутренний двор. И там же и происходит вся «сложная и многогранная» жизнь. Ну как сложная: отец семейства по весне отбывает, и следит за плантацией опийного мака. А когда тот созревает, делает насечки на бутонах, и собирает скребком сырец… Который затем продаёт перекупщикам (Если ему повезло!), или сдаёт Хозяину — если в долговой кабале.

Что куда чаще.

Выползаю наконец на свет Божий полностью: никого на улице нет. Встаю во весь рост. Нет, и правда — никого. Пригибаясь (Наверное, чисто по привычке!), быстро двигаюсь вдоль стен мазанок к другому концу аула. Три (!) раза оглядываюсь, чтоб уж точно запомнить, где расположена моя мазанка. Порядок.

Теперь — к дому почтенного Рахим-бека.

Добрался быстро: всё селение не длиннее ста шагов. Но вот со штурмом…

Придётся повременить.

Потому что всё верно мне рассказал мой «язык»: стены, огораживающие пространство с три-четыре теннисных корта, из нормального кирпича. По верху — штыри с колючей проволокой в три ряда. По диагонально противолежащим углам — две вышки. Высотой метров по шесть. На каждой — по гаврику в камуфляже с характерной «пустынной» расцветкой и винтовками М-16. Точно: америкосы. И нагло-пренебрежительного, словно у верблюдов, выражения на обгоревших нехудых рожах не скрывает даже густая тень от широких пирамидальных навесов-крыш и кромок касок.

Незамеченным не подберёшься. И пулю получишь раньше, чем перелезешь — стена, и правда, метра в три с половиной. Да и ток, небось, пропущен — вон изоляторы…

Ворота. Нет. Глухие, стальные. С узкой прорезью на уровне глаз, и калиткой.

А что самое обидное — от ближайших строений кишлака отделяет усадьбу добрых сорок шагов пустыря. Подстраховался чёртов Рахим-бек. Видать, продал свою шкуру с потрохами. За нехилые бабки. Да и …рен с ним. Мне так и так придётся выжидать хотя бы с полчаса — пока там, внутри, эти придурки, гарнизон, не усядутся за свой «армейский стандартный».

Вот и жду, не забывая оглядываться, и прислушиваться. А не зря.

Потому как через минут пятнадцать услыхал подозрительные звуки: едет по моей улице какая-то бандура. По звуку мотора — джип. Мощный. Ну, а поскольку я оказался в Афганистане «эпохи» америкосов, нетрудно вычислить, что это — Хамви. Блинн!!!

Похоже, сама Судьба дарит мне шанс!!!

И не воспользоваться будет верхом глупости! И пока не выехало это замечательное транспортное средство из-за ближайшего угла, мне нужно срочно придумать, как бы сделать так, чтоб он притормозил.

Отбегаю как можно дальше назад — чтоб меня невозможно было увидеть с вышек. Кладу в пыль посреди дороги тряпку, срочно снятую с головы, и нагребаю прямо ладонями возле белого лоскута холмик из пыли. Оставляю на нём «ясно различимые следы от пальцев». После чего кидаю рядом ещё и один из магазинов от АК — теперь не проникнется «подозрениями» только совсем уж полный дебил. А они тут, скорее всего, уже учёные.

Сам срочно скидываю за углом наземь белеющие шмотки и даже афганки, и остаюсь снова нагим. И прячусь ещё дальше — в узком проулке между двумя мазанками.

Не подвела моя придумка. Затормозил джип, не доехав до моей кучки шагов двадцать. Вначале ничего не происходило. Но через левое боковое бронестекло трёхтонного монстра вижу я, как офицер, сидящий на переднем сидении рядом с водителем, что-то говорит в чёрную коробочку с антеннкой — рацию. Похоже, за пару минут все вопросы улажены. Он поворачивается к заднему сиденью. Раздаёт указания. Потому что открываются задние дверцы, и вылезают три солдата. У одного в руках штырь миноискателя, к концу которого он на ходу прицепляет кольцо, вставляя в уши наушнички.

У двух других — М-16. И, понятное дело — полный обвес. Всяким барахлишком. Таскать его, знаю, тяжко: двадцать кэгэ, плюс каска и бронежилеты… Не то, что у меня!

Но к делу относятся серьёзно. И пока тот, с миноискателем, не прошерстил всё вокруг моей чалмы, и пыльного холмика, обратно в Хамви они все не залезли. А уж о том, что не утрачивали бдительности во время поиска, хмуро и злобно пялясь во все подозрительные дыры, в том числе и мою, можно и не говорить. Как и о том, что меня не обнаружили.

Вижу я, как сапёр со своей дрюковиной вернулся к дверце босса, и что-то ему деловито объясняет, оживлённо жестикулируя. Слышу только «дети!» и «опять шутят!». «Вообще ничего!». Что ему отвечает офицер из машины не разобрать даже с моим отличным (Тьфу-тьфу!) слухом. Затем этот офицер что-то говорит в рацию, после чего прячет её.

Вот и наступил решающий момент. Два балбеса, уверовав, что прикрывать некого и не от чего, и что всю эту хохму опять подстроили местные сопливые балбесы, любящие поприкалываться над погаными оккупантами, пытаются залезть в машину. Парень с миноискателем отсоединяет колесо от палки и тоже собирается влезть внутрь джипа. Пользуюсь тем, что дверца, открытая двумя прикрывавшими, как раз распахнута настежь.

Мужика, взявшегося за поручень у неё, снимаю метко брошенным кинжальчиком: входит он ему точно в шею за ухом, под каску, но повыше бронежилета — это вообще моё самое любимое место! Второго, ещё развёрнутого ко мне лицом, угощаю ещё одним брошенным магазином от калаша: угодил он ему прямо в переносицу!

Теперь нырнуть в освобождённый проём широченной двери и разобраться с теми, кто сидит внутри, труда не составляет: офицера прикончил вторым кинжалом, остальных двоих, включая сапёра и шофёра — ударами рук. Первого — пальцами в горло, второго — рубящим ударом ладони — по шее.

Не хочу показаться злобным сволочем, или, там, расистом каким. Мне просто не нужно, чтоб в самый неподходящий момент какая-нибудь мразь из этих «миротворцев» очухалась, и сорвала мои планы. Поэтому безжалостно добиваю всех. Ударами второго кинжала в горло. Поскольку до сердец, находящихся сейчас под жилетами, не добраться.

Запихиваю трупы горе-прикрывальщиков на заднее сиденье. Офицера оставляю на его месте. Сам переодеваюсь в шмотки шофёра, и даже каску напяливаю. Шофёра, оставшегося в нижнем белье, отправляю тоже на заднее сиденье. (А вернее — под него, на пол.) Туда же кидаю и их оружие. Кроме пушки, которую позаимствовал из кобуры босса — похож на Глок, но всё-таки не он. Дурацкие и ненадёжные М-16 мне без надобности, а свой верный АК устраиваю поближе — чтоб был под рукой! Подобрать запасные магазины из пыли не забываю.

Разобраться в управлении армейским вездеходом может и младенец. Двигаю вперёд. Но — медленно. Не проходит и минуты, как я у ворот. Нагло и долго сигналю. (Ох и гнусный у Хамви клаксон!)

В воротах открывается планка — только для глаз. Офицера рядом с собой я постарался пристроить так, словно он жив, и даже смотрит вперёд. За себя не переживаю: я в каске. Да ещё делаю вид, что жую жвачку: шофёр и правда так делал. Похоже, офицера узнали, да и то, что он только что что-то про «ложную мину» говорил, действует. Ворота открываются, и я въезжаю.

Ну всё, дальнейшее, как говорится — дело техники.

Подвожу армейский вездеход к навесу, имеющемуся в конце двора — ставлю на пустое место между двумя другими джипами: ещё одним Хамви, и чёрным Гранчерокки с тонированными, и тоже наверняка бронированными стёклами — для начальства! Глушу мотор. После чего с самым невинным видом направляюсь прямо ко входу в блокгауз, на который похож практически кубообразный по форме дом. Сделанный, кстати, тоже — из кирпича. Явно привозного. (А небедно, похоже, живёт уважаемый Рахим-бек. Только вот как бы его не забили камнями свои же, когда штатовцы отсюда отвалят. А они — отвалят.Уж я-то знаю…)

У входа — парень с любимой М-16. Пялится на меня во все глаза — пытается узнать. Но когда глаза часового недоумённо раскрываются, равно как и рот — для дикого вопля! — «успокаиваю» всё тем же верным кинжальчиком. Отлично он сбалансирован, и подходит для метания: я как раз на таких (Да и на любых других!) тренировался. Бдительный парень с торчащей из раззявленного рта рукояткой оседает на пол, балбесы, расположившиеся на вышках, хоть мой подлый поступок и видят, но среагировать, развернув во двор турели стандартных пулемётов-пятидесяток, не успевают, потому что я ныряю в проём двери.

Некрасиво убивать людей во время трапезы.

Но именно так и приходится делать, проскочив сходу что-то вроде кухни, где торчат три растерявшихся афганца в традиционно белых прикидах, и сквозь дверь в её торцевой стене — прямо в столовую. Опустошаю магазин калаша за пять секунд — стрелял сразу длинными. За пару секунд меняю, но оставшиеся в живых пятеро раздолбаев успевают нырнуть за укрытия: кто в углы, а кто — и за шустро перевёрнутый стол.

Поможет это, как же! Пуля у АК мощная и тяжёлая, потому как это — не новомодный, пять сорок пять, а тот, старый АК. Ещё сорок седьмого года образца. Семь шестьдесят две. Легко прошивает и столешницы, и тела…

Чтоб с гарантией добить всех, пришлось вставить и третий магазин.

Бегу в имеющийся в боковой стене проём. Точно: коридорчик. Теперь — наверх. На лестнице укладываю выскочившего из своих «апартаментов» на втором этаже местного офицера. Явно брезговавшего есть с рядовым составом. А затем — и его охранника. Или кто он там — не знаю.

Обегаю весь второй этаж, пинками открывая двери, оказавшиеся запертыми. Чёрт! Можно было догадаться. Никого больше здесь нет. Даже Рахим-бека.

Спускаюсь вниз как раз вовремя, чтоб успеть оказать достойный приём прибежавшим с вышек и из будки при воротах раззявам, и ещё одному рядовому — судя по перепачканным смазкой рукам он чинил какой-то агрегат. Может, электрогенератор?

Имеем в активе ещё четыре трупа. И во мне — дырку. К счастью — сквозную и не опасную: опять в левом предплечьи. Заговорённое оно у меня, что ли?..

Плевать. Захожу в кухню. Говорю на английском трём поварам, забившимся почему-то в угол, вместо того, чтоб мирно слинять отсюда к такой-то матери:

— Убирайтесь из этого дома. И из усадьбы. — пальцем указываю в сторону ворот.

Старший по возрасту, с шикарными усами и перекошенным потным лицом, говорит, запинаясь и мямля:

— Господин… — он кивает в ту сторону головой, — Ворота… Они заперты!

Достаю из подсумка противопехотную гранату. Кидаю ему. Говорю:

— Попробуйте замок открыть — вот этим!

После чего провожаю их, недвусмысленно указывая дулом автомата на дверь. Провожаю и до ворот: мне сюрпризы в виде коварно нанесённых в спину предательских ударов вовсе ни к чему.

А умеют, оказывается, тут все, от мала до велика, обращаться с гранатами и замками стальных ворот. Через минуту замок распылён на атомы, ну, или в пыль, если вам так больше нравится, на его месте полуметровая дыра, ворота открыты, и мои прятавшиеся в будке привратника повара выбираются оттуда, и бодрой рысью, оглядываясь на меня, сваливают к такой-то матери…

Закрываю ворота. И хоть замка в них теперь нет, готов поспорить на свою шляпу, что никто ко мне сюда из местных не сунется.

Возвращаюсь в обеденный зал. Трупы мирно лежат — ну правильно: им-то что сделается…

Произвожу несложный подсчёт. Пятерых я обезвредил в Хамви. Ещё восемнадцать (Сволочь «телохранитель»! Наврал-таки!) тут, внизу. Плюс двое на лестнице. И на вышках. И в будке. Заложника ни на первом, ни на втором этажах нет. Зато нашёл я на лестничной площадке типа люк — открыв, обнаружил и лестницу. Сырую, вонючую, и ведущую в темноту. Блинн…

Значит, ещё кто-то наверняка меня поджидает с оружием в руках! Там.

Ну и чего тут удивляться: пленников, врагов, и сексуальных рабынь (Ну, это касается маньяков!) всегда держат в подвалах!

Прячу офицерский Глок за пояс, за спиной, и с АК в руках не торопясь иду по обнаруженной узкой цементной лестнице — вниз, «к новым приключениям»…

 

А правильно я вычислил: тут внизу имеется узкий коридор, жутко воняющий плесенью и нечистотами. Не убирают они за пленником, что ли?! Дальняя дверь в ряду трёх таких же, открыта. Из-за неё торчит дуло всё той же М-16, направленное на меня, и держит её весьма ощутимо дрожащая рука безусого сопляка лет двадцати — почти моего ровесника. И вижу я, что перед ним стоит, удерживаемый только рукой америкоса, явно в полубессознательном состоянии, какой-то коренастый мужик лет пятидесяти. Небритый. Весь в синяках. На месте правого глаза — пустая глазница. Руки связаны. Одет в форму, но погон на ней никаких нет. Но похож он, вот именно, на нашего. На русского.

Обстановочку я оценил. Мирно и спокойно говорю:

— Отпусти заложника, и останешься жив. Обещаю.

Этот гад отвечает дрожащим от не то — злости, не то (Что куда вероятней!) банального страха, голосом:

— Нет! Это ты положи автомат на землю, и подними руки, чтоб я их видел! И тогда я не пристрелю этого сволоча!

Отвечаю:

— Хорошо.

И прежде, чем придурок успевает что-то сообразить или сказать, действительно быстро кладу АК на бетонный пол, выпрямляюсь, показываю пустые руки, и вздыхаю. Потом, видя, что балбес на секунду онемел от моей странной покладистости, выхватываю Глок из-за спины, и стреляю.

В центре лба бедолаги появляется третий глаз. Он медленно оседает наземь, утягивая за собой и моего заложника. Тот, очевидно, сильно ударившись, хрипло шипит:

— Да чтоб тебя, …дарас вонючий!

Точно — наш!

Подхожу. Окидываю взглядом его конуру. Для этого пришлось щёлкнуть выключателем у двери. На потолке бетонной клетушки два на три загорелась голая лампочка ватт на пятьсот — настоящий прожектор. Небось, рассчитано на то, что пленника будет слепить, и нервировать…

Нет, никого в комнате больше нет. Ну, порядок. Будем надеяться.

Подхожу вплотную к лежащему, помогаю подняться на ноги. Достаю верный кинжальчик, перерезаю его верёвки. Подсовываю плечо под довольно увесистое, но явно обессилевшее от пыток и невзгод тело. Мужик шепчет:

— Я знал…

После чего вполне буднично и мирно теряет сознание.

Да что же это за!..

Мне тут долго рассиживаться вовсе не с руки. А ну — как какое-нибудь высокое начальство начнёт вызывать местный контингент, да и что-то заподозрит, поскольку вряд ли им кто ответит. И пришлют кавалерию. В виде Апачей…

Поэтому напрягаясь изо всех сил, и подхватив по дороге с пола любимый калаш, волоку тело мужика на закорках к лестнице, а затем — и по ступенькам наверх.

Вот это пропотел так пропотел! Нужно будет всё-таки поработать. Над выносливостью. И силой. А то при моей тщедушной конструкции волочить на себе семьдесят с чем-то кило — проблематично! И ноги трясутся. И ведь не поволочёшь его вот так — по улице!

А, чего я парюсь. У меня же есть Хамви!

Кладу мужика в столовой: на один из устоявших на ножках столов. Вливаю ему в рот чего-то из стакана, чудом уцелевшего на соседнем столе. Сработало. Мужик закашлялся, захрипел, и очнулся! Делает попытки повернуться на бок и сесть. Говорю:

— Нет. Лежите вот прямо так. Сейчас я подгоню машину, и мы уедем. Хорошо?

— Хорошо?! Да это просто за…бись, мой юный спаситель!!! Ты, кстати, кто?

— Боец Ривкат.

— А фамилия твоя как?

— Это не важно. Просто лежите здесь, и ждите. Я постараюсь побыстрее.

— Хорошо. — по глазам вижу, что понял он. Но спрашивает ещё, — А что с гадами?

— Порядок с гадами.

Вижу, понял и это. И увидел. Киваю, и ухожу.

Завести Хамви и подогнать всё к тому же заднему выходу нетрудно. Пока протаскивал понятливого заложника к офицерскому креслу, мужественный мужик даже не стонал. Зато когда увидел трупы на заднем сиденьи, которые я так и не удосужился убрать, посчитав, что некогда, да и не мешают они, присвистнул:

— А ты, боец Ривкат, крут!

На этот раз моя очередь криво усмехнуться:

— Стараюсь. Да и работа такая.

Весь путь до «моей» хижины молчим. Выгрузились, правда, не без проблем: опять мой мужик попытался потерять сознание. Привёл его на этот раз в чувство глотком воды из фляги «моего» шейха. Вот теперь он очухался настолько, что флягу из моих рук забрал, и до дна опорожнил. Ага — стало быть, жаждой пытали, твари…

Зато когда вошли в проём халабуды, вопросы о «транспортировке» сразу отпали. Вселенная вокруг нас раскалывается с треском рвущейся материи, в глазах — искры, и такое впечатление, что меня осёл лягнул по голове! Причём — куда сильней обычного.

Прихожу в себя на чём-то мягком. Один.

Точно: татами. Снимаю визиоочки. Тренер подходит, смотрит. Говорю, встав:

— Разрешите доложить. Боец Ривкат задание выполнил. — однако ощущаю, что ноги всё ещё трясутся, как у паралитика какого. Блинн… Это уже тоже становится как бы традицией — как и получать дыры в левую руку!..

— Вас понял боец Ривкат. Подтверждаю: задание выполнено. Если есть желание, можете переходить на четвёртый Уровень.

— Есть желание, сэр. Разрешите приступить?

— Разрешаю.

5. А природа-то — не такая уж «девственная»!..

Кусать меня чёртовы блохи, похоже, всё равно не переставали и во время сна, потому что всё тело, когда очнулся, дико чесалось.

Но проснулся, понятное дело, не от этого.

А от того, что кто-то наглый и большой пытается, пыхтя, сердито взрёвывая, и царапая стены и пол, влезть ко мне в нору!

И поскольку вокруг царит темень — хоть глаз выколи, приходится действовать наощупь, чтоб найти свои «грабли». А в случае с врагом — и наугад. Вот и втыкаю изо всех сил самый острый зуб своего немудрёного орудия в то место, где у пришельца должен быть нос. Ну, или просто — передняя часть тела. Оснащённая, как это обычно и бывает у всех хищников, самыми нужными при поиске добычи, сенсорами. В виде глаз и ноздрей. Чувствую, что попал. И попал — хорошо. От души. Да и по «косвенным» признакам понял, что «хорошо»: вот это рёв! Такое впечатление, что земля с потолка пещеры сыплется!

Морщусь, но уши ладонями не закрываю: всё-таки — не тираннозавр-рекс!

Туша начинает, сердито взрыкивая, подвывая, и сопя, весьма шустро упячиваться, и вот уже проход расчищен, и на меня грозно рычат снаружи. Типа, приглашая подлого и трусливого обитателя норы на смертный бой.

Ага — нашли дурака.

Сижу себе в норе, и даже огрызаться не думаю. Да и смысл: голос у меня всё равно пожиже, чем вылетает из этой, явно лужённой и большой, глотки! А биться «не на жизнь а насмерть» я всё равно предпочитаю при свете. И на «своей» территории. Так что если хочешь меня уделать, глупая тварюга — милости прошу снова вниз!

Монстра однако тоже не лыком шита, и лезть вот именно — ко мне, не спешит. Но взрёвывания ещё с десяток минут продолжаются, и обладатель свирепого баса некоторое время явно ходит, наматывая круги вокруг входа в моё убежище. Хоть вниз и не суётся: впечатлил, стало быть, я его.

Нагло ложусь спать, поскольку ноги почему-то всё ещё трясутся, и даже позволяю себе проигнорировать попытки со стороны обиженной мной животины (Правда, весьма слабые, и безуспешные.) расковырять окружающие вход камни, или подкопаться сзади. А что: засыпал я и в худших условиях!

Выспался неплохо.

Как ни странно, на этот раз меня даже, как это обычно происходит при засыпании, не унесло назад — в зал с татами.

Странно, да… Непривычно. Или начальство посчитало, что больно мне будет хорошо, если я одним столь «дохленьким» ночным «приключением» в это прибытие отделаюсь? Или решило дать, вот именно, прийти в себя после перетаскивания тяжестей?..

Внимательно оглядываюсь и прислушиваюсь. Но в норе пусто. И никакого рёва снаружи больше нет. Сквозь узкий лаз входа проникают тощенькие лучики света, в которых, словно мальки в луже, плавают редкие пылинки. Ничего: мне освещения как раз хватает, чтобы закусить остатками того, что приготовил себе вчера.

А нормально. В-смысле — вполне подходящий завтрак. Пусть и из одного мяса.

Собираю свои немудрёные пожитки, вооружаюсь грабельками, и осторожно вылезаю наверх.

А не повредила осторожность.

Потому что в пяти шагах от выхода на земле лежит мордой ко мне весьма грозно выглядящая буро-коричневая туша. И даже лёжа она возвышается практически почти в мой рост. А когда красавец, напоминающий самого банального медведя, поднимается на все четыре могучих лапы, становится видно, что в холке он меня даже повыше. И в длину — шага четыре. Гигант, туды его в качель.

Но вот правый глаз у мишки не открывается, и под ним явственно вижу я дорожку из крови, уже застывшей, а самого глаза попросту нет. А молодец, получается, я.

Попал куда надо. Пусть и инстинктивно.

Поэтому когда злобно на меня косящий единственным оком местный крутой «венец пищевой цепи» раскрывает пасть, куда свободно влезет микроволновка, и направляется ко мне, недвусмысленно облизываясь и выставив огромные зубы явно не в приветственной улыбке, я даже ухом не веду. И в свою нору, как, может, этот лохматый идиот надеялся, продемонстрировав мне отличный набор белейших и острейших штырей-зубов в добрых три дюйма длиной, совсем не собираюсь нырять!

Подпустив шага на три, делаю вид, что собираюсь упятиться, но вместо отступления резко бросаюсь вперёд, оттолкнувшись от камня ногой. И втыкаю в оставшийся неповреждённым глаз заострённый и прокопчённый на костре колышек из дерева, который на всякий случай хранился у меня в шкуре кабанчика, и который держу в левой руке, правой размахивая для отвлечения внимания чудища зубастым рогом кабанчика.

А поскольку кол с пару ладоней длинной я прятал за своим предплечьем, такой подлости мишка явно не ждал!

Ну, после этого осталось только пригнуться, увернувшись от удара могучей лапы с пятидюймовыми лезвиями-когтями, да заскочить наверх: на макушку трёхметрового в высоту валуна, под которым располагалась моя нора. Какое-то время у могучего монстра уходит на то, чтобы выковырять из глазницы отлично там засевшую дрюковину-занозу. Воет он при этом уже, скорее, жалобно. Даже жалко придурка. А ты не лезь к мирно спящему человеку со своими претензиями, зубами и когтями!..

Потом неуверенно, ощупью двигающийся монстр тонны на полторы, начинает пытаться забраться ко мне — наверх. Ворчит, щерится, пасть разевает…

А упрямый. И злой. И мстительный.

Как, впрочем, и все медведи. Они, по отзывам дрессировщиков, как раз этим и отличаются: жуткой мстительностью, упрямством, и коварством. И дрессировке если и поддаются, то — только до тех пор, пока дрессировщик не повернётся к ним спиной…

Я однако спиной поворачиваюсь. И тихо и мирно, и по возможности бесшумноспускаюсь с камня на его противоположную сторону. После чего иду себе дальше — туда, куда наметил ещё вчера. А именно — вниз по течению, по берегу реки, держась шагах в пятидесяти от воды. Пить пока не хочу. Да и берег уж больно болотистый. Мне бы песчаный.

Пройдя шагов двести, и оглянувшись, обнаруживаю неприятную вещь: как ни старался я ступать бесшумно, и запутать противника, он обнаружил моё бегство: вон, тычется в землю за валуном рылом, и сердито взрёвавает. Но по моему следу движется. Хоть и медленно, но вполне уверенно. Вот ведь настырный гад… Нужно было просто убить.

Но с таким оружием, как у меня здесь и сейчас, это нереально. Разве что я хочу себе на …опу приключений в виде огромных рваных ран и жутких укусов. Не-ет, тут нужна или винтовка с жаканом, да не одним, или уж — алебарда. С длиной лезвия фута в два.

Меняю свои планы, и подхожу к берегу ближе: благо, здесь и правда оказался участок с песчаным как бы пляжем-отмелью. Бегом направляюсь к воде, кидаюсь на колени, жадно пью — прямо засунув рот в воду. Так же быстро отскакиваю, и бегу как можно быстрее туда, куда намечал, но — по мелководью. Так, чтоб ступни оставались в воде.

Когда удалился от места водопоя на пару сотен шагов, приостанавливаюсь, сделав с десяток огромных (По возможности!) прыжков подальше от воды. Вот я и вдали от русла, на очередном валуне-камне. Ну, что придумает мой мишка?

А ничего ему придумать не удаётся. От последовавшей тут же трагедии у меня буквально дыбом встают волосы на коротко стриженном затылке! Потому что едва мой бурый друг подходит к пляжу, на него из воды кидается старший брат моего старого знакомца — бегемото-крокодила. Но от первого он отличается, как волкодав от таксы. То есть — размерами.

Бедолага медведь практически целиком поместился в чудовищной пасти, шириной, наверное, почти с меня! А в длину, как ни странно, этот почтенный представитель пресмыкающихся показался мне всего шагов семи-восьми. Странно, да. Кургузый он какой-то. Впрочем, это не помешало десятитонной по самым скромным оценкам махине почти мгновенно утащить злобно, а затем — жалобно заревевшего медведя под воду…

Вот я и напился, и от настырного преследователя отделался. Что дальше?

А дальше почуяла моя …опа атас.

Поэтому кинулся я, как стоял, лицом вниз — прямо с верхушки камня на землю, поросшую мягкой травкой. И откатился под этот самый валун. И вовремя.

Потому что обиженный клёкот и хлопок огромных крыльев над головой сказали мне, что я опять был на волосок от смерти!

Но поскольку я поспешил отползти чуть дальше, под прикрытие небольшого навеса из того же камня, сердитому орлу пришлось основательно сесть на валун, и пытаться достать меня уже из не столь выигрышной позиции. А крупная у него голова. Да и клювешник — будь здоров. С добрый утюг. И шея длинная. Запросто приводит этот самый клювешник в опасную близость к моему драгоценному телу! Ах ты так со мной!..

Наотмашь луплю орла, грифа, или, там, кондора — не суть! — своими граблями по наглой морде, целясь передним рогом в глаз! Блинн… На этот раз не попал — гриф шустрый, и башку убирает!

Ну а пока она отдёрнулась, вскакиваю, и бью со всего размаху подобранной тут же каменюкой по огромной лапе! Вернее — по её ближайшему пальцу с чудовищным когтем!

Эффект сказался сразу, и оказался именно таким, как нужно.

Птица размером с добрую корову, и размахом крыльев метров в десять, с душераздирающим кличем, похожим на визг попавшего в пилораму гвоздя, снимается с камня, и отваливает к такой-то матери обратно в небеса, продолжая высказывать во всю глотку своё недовольство! Если назвать его столь слабым словом.

Начинаю ломать голову, и чесать то, что положено чесать, недоумевая, где это были мои глаза, и как я такую гигантскую тушу там, в небе, не заметил! То, что следил за медведем, в данном случае — не отмазка. Может, гад скрывался за каким облаком?

Так ведь нет их там, в вышине, ни одного. И чёртово вылезшее наконец почти в зенит солнышко нагло и упрямо начинает прожаривать моё тощее тело своими яркими и горячими лучами… Блинн.

Если оно и дальше будет жарить вот так, мне придётся всё время тащиться по берегу. Потому что пить я буду хотеть постоянно. Залезаю снова на камень.

Хм-м, что это?!

Вон там, вдали, прямо по курсу. Надо же… Напоминает, конечно, развалины какого-то поселения… Но только очень уж сильно, вот именно — разваленные. И невысокие. Словно кто-то разрушил некий город, да и для гарантии приложил по нему ещё и огромной кувалдой — чтоб сплющить все руины в лепёшку.

Да и плевать — хоть какое-то разнообразие после чёртова «заливного» луга с травой, кустиками, и постледниковыми глыбами-валунами.

Выдвигаюсь. Потом качаю головой: нет, развалины сильно в стороне от реки. Нужно напиться, пока я поблизости. Так сказать — впрок.

Вот и мечусь снова к воде, и снова пью с колен. Убегаю. Странно — но никого нет. Никто не преследует. Э-э, чего я придираюсь: не всё же мне тернии и препоны! Можно и спокойно один раз напиться. Для разнообразия. И пройтись. Отдыхая.

Вот и иду. Но перед походом пришлось-таки накинуть на плечи шкуру кабанчика, а всё своё немудрёное хозяйство тащить в руках: иначе точно солнечных ожогов не избежал бы.

Иду я по мягкой траве и чавкающей под ногами в низинах почве довольно долго: похоже, неверно оценил расстояние до развалин. Не пять-шесть, а, скорее, десять кэмэ. То есть — почти два часа. Попутно выяснил, что водятся здесь и чертовски злые и крупные полосатые змеи: пришлось двоим приложить по башке и в шею моей кочерёгой, чтоб они убрались с дороги, и не пытались меня цапнуть. Порции яда в ногу мне только не хватало!

Но вот я и на месте.

А поскольку внимание моё разделялось между целью моего пути и то — небом, то — тылом, то обеими флангами, то — землёй, только теперь могу рассмотреть их нормально.

А ничего. В-смысле, ничего особо интересного. Развалины как развалины. Очень старые и действительно от души разваленные. Видно, что вон там и там — остатки от обрушившихся небоскрёбов, сейчас полностью утративших форму, и превратившихся просто в валы из сгнившего в труху бетона, с рыжими вкраплениями торчащих штырей и сеток из железа: полусгнившей арматурой. И всё это поросло чахлой и какой-то желтоватой травкой. Похоже, …реново ей растётся на обломках этого самого бетона. И асфальта.

Пробираюсь поближе, залезаю на ближайшую кучу, кажется, из обломков кирпича.

Ух ты!

Вон те странные удлинённые холмы — похоже, сгнившие остовы от гигантских судов! Кораблей! И вон те квадратные в плане коробки, а, вернее, их фундаменты — гигантские пакгаузы и склады! А вон там, похоже, были причалы. Вон: валяются словно скелеты динозавров, а на самом деле — остатки башенных и портовых кранов!

Картина ясна: я в порту! Но их обычно строят у моря. Или океана.

И где же тогда, чёрт его задери, само море?! Или океан?

Напрягаю глаза, но дальше, до самого горизонта — только река, и плоские берега. Правда, тут они раздвинулись гораздо, гораздо шире.

Всё ясно. Река, никем не контролируемая, и не углубляемая драгами, нанесла чертовски много наносов. Вот и вытянулось её илистое русло вглубь океана. Или моря. Отвоевав часть акватории. Не суть.

Мне бы не в плавание пускаться, а пошарить здесь на предмет поиска каких орудий. Ну, или того, что можно использовать как оружие. Ну, и, понятное дело — еды! И воды. Потому что поймал себя на том, что постоянно губы облизываю — высохли, паршивцы такие, опять. Море, ау! Где ты?.. Ну, или хотя бы ручеёк какой… Нету.

Двигаюсь я, понятное дело, к центру города, рассчитывая, что если и есть где какие хорошо построенные, и, следовательно, получше сохранившиеся здания, так только там. И расчёты вполне оправдываются. Правда, это не совсем, конечно, здание. А, скорее, бункер. Ну, или что-то, очень на него похожее. Потому что вижу я монументальный, если можно его так назвать, оголовок, из толстого когда-то слоя бетона, и по центру — уводящий в глубину пандус, над которым имеется почти трёхметровое перекрытие из всё того же любимого бетона. И тут он почему-то не сгнил. Особо качественный, наверное.

Пандус шириной метра в четыре, с потолком — рукой достать, и завален тоже обломками, нападавшими когда-то сверху. Но там, в черноте проёма, обломков практически нет. Невольно вспоминаю «Машину времени» — как там мужик попал в музей всего-что-было-на-свете, но чуть было не забрался вот почти по такому же пандусу незаметно для себя в царство противных морлоков. Эх, поистине шикарное воображение было у Уэллза. Не хуже, чем у тех, кто эти все Миры выдумывает для нас. Ну, или уж транспортирует туда меня и наших ребят…

Стою, думаю. Живёт ли там кто-нибудь до сих пор. Мне забираться в чужие владения ни к чему. И проблемы со всякими «обитателями пещер» мне без надобности. Но вот побывать там, и посмотреть, чего тут, под городом, и как, конечно, хотелось бы. Вылезаю наружу. Залезаю снова на кучу щебня. Осматриваюсь. Ага, есть!

Пучки травы, а затем от них и найденную дрюковину из просохшего и побелевшего от солнца дерева разжёг с помощью всё того же кремня. Полезная штука — хорошо, что таскал с собой. Как знал, что огонь понадобится. Но палка небольшая, немного трухлявая, и сгорит явно быстро. Поэтому у меня на весь осмотр не более получаса. Вот и осматриваю вход повнимательней — нет, никаких ловушек-сюрпризов в виде захлопывающихся створок. Потому что створки, которые тут имелись раньше, попросту сгнили в ржавую труху: вон они, лежат поперёк коридора невысокой рыжей кучкой. Да и не ходил здесь никто, чертовски, похоже, давно: самый придирчивый осмотр не выявил ничьих следов.

Вначале коридор плавно понижался. Всё время загибаясь вбок: по направлению, как я прикинул, к лесу. Я постоянно оглядываюсь — ничего не могу с собой поделать, это — нервное. Но что стены, что свод не удивляют загадками или подвохами: монолитный серый бетон, сверху, снизу и с боков.

Когда углубился шагов на триста, опустившись, как прикидываю, на пятьдесят, и пятнышко входа давно исчезло из глаз, а свет, доходящий с поверхности превратился в намёк на слабое мерцание, четырёхметровый коридор расширился во что-то вроде приёмного тамбура. Квадратная комната десять на десять на три. Три нешироких коридора. Вперёд, налево, направо. Сыро, да. Но зато нет никаких грунтовых вод. Что говорит о высоких гидроизоляционных свойствах того же бетона, и нежелательности для строителей затопления всего этого обширного, как теперь вижу, хозяйства.

Иду вперёд, прямо. Через двадцать шагов упираюсь в переборку, стальную, а в ней вижу дверь. Тоже стальную. Из нержавейки — не сгнила!

Тяну, поворачиваю, дёргаю за имеющуюся на вполне привычном месте, рукоятку.

Ух ты, открылось! Засовываю внутрь руку с факелом.

Освещаю. Коридор продолжается. Но теперь по его бокам — двери. Вхожу, открываю первую.

Проклятье!!!

Можно было этого не делать: и так ведь понял. Что это — Убежище… Типа как вот именно — бункер. На случай войны. Или катастрофы какой глобальной…

Ну и явно она случилась. И известно было о ней заранее.

Потому что тут везде, и прямо на полу, и внутри контуров, напоминавших остатки кроватей — скелеты, скелеты… Заходить и проводить разведку сразу расхотелось. Но успел отметить себе, что скелеты какие-то маленькие. Похоже, местное человечество было ростом не более полутора метров — мне по грудь.

Возвращаюсь к развилке в тамбуре. Иду теперь налево. Через ещё двадцать шагов — снова переборка и дверь. Открываю — та же история. Да что же это за!..

Пару секунд думаю, не двигаясь с места.

Затем поворачиваюсь к двери спиной, и иду назад — в тамбур. Правый коридор.

А, вон оно как… За третьей переборкой коридор и повыше, и пошире. Тут стояли машины и механизмы для обслуживания всего этого, явно обширного и сложного, хозяйства. Насосы, фильтры, баки: кажется, с водой, и топливные, генератор с дизелем… Разрушено и проржавело, и, понятное дело — вытекло, но узнать можно. Невольно напрашивается аналогия с миром, где обнажилось дно океана, но всё «хозяйство» на попечении механизмов-роботов. Различие бьёт в глаза. Там — благодать, ухоженность. Тут — труха и запустение.

Возвращаюсь снова в тамбур, и скрепя сердце выбираюсь наверх. Посмотрел, называется. На фиг бы нужно такое смотрение. Картины постапокалипсиса всегда вызывают смешанные чувства. Но в-основном — печали. По придуркам, создавшим что-то глобально-летальное, и позволившим своим Правительствам войну — развязать…

Ладно. Мне здесь почти всё понятно. Людей нет на поверхности уже веков пять-шесть, если не больше. А животные стали поистине чудовищных размеров всё от того же. Доминантные мутации от повышенного уровня радиации. И если вот этот мой город от бомбардировки не пострадал, (Ну, смотря что называть — «постраданием»!) это не значит, что на другие, размером и статусом побольше и поважней, ракеты с боеголовками не сбросили.

Что дальше-то делать?! Куда идти? Продолжить поиски где-нибудь на отдалённых островах сохранившихся аборигенов, скатившихся до полной дикости?Или просто походить тут, посмотреть, может, удастся высмотреть чего, ради просто — развлечения?..

Правда, всем моим соображениям, сомнениям и мыслям о предстоящей скучище очень быстро приходит конец. Потому что чую я своим новым, как-то чертовски сильно обострившимся в последние дни внутренним оком (Ну, или любимым «задним» барометром!), что ко мне приближается опасность! В мозг буквально вламывается тысячегласый вопль: «Еда!!!» И понимаю я, что это кто-то мелкий, но чертовски многочисленный, думает так именно обо мне! И пусть он словами не формулирует, но именно это понятие лучше всего передаёт суть азартно-яростных мыслей нападающих!

Заскакиваю я на кучу щебня, отстоящую подальше от зарослей кустиков и травы, и уже воочию вижу, как ко мне начинают стягиваться, шелестя этой самой травой и осколками кирпичей, приземистые и вытянутые серо-бурые тела. И вот прямо чувствую я своими обострившимися «телепатическими» способностями, что уже выделяется у них слюна, и они себе воображают мерзкие картины: как сейчас меня будут… Есть!!!

Но вот я и конкретно вижу, кто это подбирается ко мне с трёх сторон. Пытаясь отрезать и четвёртую, со стороны леса.Посверкивая искорками злых чёрных бусинок-глазок, и шевеля над землёй длиннющими белёсыми антеннами-усиками-вибриссами-или-как-они-там-называются.

Крысы.

И пусть размером они не больше среднего сурка, их много. Очень много. Пытаюсь мысленно же заорать на них:

— «Пошли вон! Сейчас всех поубиваю!!!»

Ага, помогло это, как же! Даже на секунду не приостановило! И вот я, «венец творения», и гигант по местным меркам, вынужден постыдно спасаться банальным бегством, в сторону чернеющего в паре километров леса, даже не сделав попытки поотмахиваться.

А смысл мне «отмахиваться»: крыс видимо-невидимо, тысяч пять, как прикинул, оглянувшись пару раз, и удивляюсь я только одному: почему не напали, когда шастал по подземельям, там, в замкнутом пространстве. Потом всё же дотумкал: радиации боялись. Или каких «охранных» примочек. Чисто на инстинктивном уровне. Так что как бы мне тоже не «словить» нехилый зарядец от остаточной…

Но пока это не актуально. А актуально сделать ноги от весьма шустрых серых монстриков, нагло клацающих на меня своими острейшими зубёхами, и возмущённо верещащих! Похоже, оскорбил я их в самых лучших чувствах, не позволив сомкнуть вокруг меня кольцо, и взять в «обработку». А вернее — переработку.

Меня, пока бегу со всей возможной скоростью, стараясь выбирать открытые места, так и передёргивает: быть сожранным мутировавшими крысами — наверное, одна из самых неприятных (Мягко говоря!) смертей!

Впрочем, и все остальные её варианты мне нежелательны.

Больно потому что.

Вот и несусь на всех порах, стараясь только не наступать на слишком уж остро выглядящие обломки (Кожа ступней у меня, конечно, привычная, но лучше всё-таки перестраховаться!), и дышать равномерно. С сожалением констатирую, что ни одна зар-раза от меня особо сильно не отстала: чешут они, как гончие, настоящим галопом, и лапки так и мелькают, двигаясь куда быстрее моих нижних конечностей!

Но фору в пару десятков шагов всё же удаётся заполучить, и сейчас я напряжённо всматриваюсь в приближающийся, и подпрыгивающий от моих движений, лес: как бы туда вбежать поскорее. И найти какое-то естественное препятствие, хотя бы в виде того же оврага, чтоб я оставил его между собой и наглыми голодными тварями!

Преодолеваю на одном дыхании крутой откос, точно такой же, как тот, по которому спускался на равнину. Чешу прямо в чащу: благо, она словно тоже — та же самая. Отбегаю от кромки обрыва на пару десятков шагов, оглядываюсь. Ага. Удалось на время затормозить моих мышек-крысок: похоже, земляной откос не даёт им вскарабкаться ко мне так быстро, как они чесали по кирпичам, гравию и траве.

Но не повезло. Не прошло и десятка секунд, как они снова — тут как тут. И выражение на мордах первопроходцев, поднявшихся ко мне, ничуть не более толерантное, чем у Ти-рекса, видящего добычу. Да и сигналы в мозгу только усилились: хотят, гады такие, сожрать! И, похоже, ничего нового для них в преследовании жертвы нет. Они словно бы именно так и охотятся. Загоняя добычу до полного обессиливания. И тренируя таким образом серые мускулистые тела.

Ну, так не на такого вы сегодня напали, идиотки!

Направляюсь прямо, ориентируюсь по солнцу — чтоб светило мне теперь в глаза. Потому что так, я знаю, углубляюсь я в чащу. Перехожу на крейсерский ход: то есть — так, чтоб не бежать на пределе возможностей, и чтоб быстро не выдохнуться, а лишь бы не догоняли! Они ведь — тоже твари из плоти и крови, так что и обезвоживаются, и устают…

Хотя к концу первого часа погони, смахивая со лба пот, матерясь про себя, и задыхаясь от собственного же обжигающего дыхания,я уже не столь в этом уверен.

Но вот мне наконец повезло! Встречаю потому что довольно быстрый и широкий ручей. Ну как широкий: метров десять. И глубиной, как выяснилось, когда перебегал его вброд — мне по грудь. И вот я — на одном берегу, а крысы — на другом.

Передние остановились, словно перед ними стена из пламени! Странно. Я точно знаю, что наши, земные, отлично плавают. По-собачьи. (Извините за каламбурчик!) И воды уж точно не боятся. Чёрт: накаркал. Вот и эти, вначале поодиночке, а затем и всей толпой, ринулись в воду: потому, видать, что задние ряды сильно напирают, и деваться, даже упираясь в скользкий илистый берег, некуда!

Не без трепета наблюдаю, как вал из сразу почерневших от воды упругих тел начинает накатывать на мой берег… Но…

Вижу как вдруг не доплыв шагов пять начинает этот почти монолитный вал как-то резко уходить под воду!!!

Что тут началось!!!

Не знаю, как описать: я же не поэт. А простой боец. Но то, что кто-то коварный, многочисленный, и очень голодный напал на моих преследователей снизу, из-под воды, сомнений не вызывает! Потому что сразу идиллически прозрачный и чистый ручей покрылся кровью, шерстью!И всплывают откушенные и растерзанные куски тел, и визг стоит просто оглушительный: это визжат в предчувствии своей судьбы те, кого уже сбросили в воду напирающие сзади голодные товарки, но до кого ещё не дошёл фронт «переработки»!

Но визг сработал: почти сразу давление на передние ряды вынужденных ныряльщиц ослабло, и вижу я, что не менее шустро, чем за мной, все эти оставшиеся на берегу крысы, развернувшись на сто восемьдесят, чешут теперь — от меня! И от ручья.

Ну, вернее, всё-таки, от того, кто их тут с таким аппетитом, молча, и не останавливаясь ни на секунду, поглощает!

Появляется, конечно, у меня мысль подойти поближе к воде, да и попробовать рассмотреть, кто это там, внизу, такой свирепый и голодный. Спаситель мой.

Но потом более здравые раскладки возобладают.

Какая мне разница, кто это сожрал чуть не половину всех этих гнусных крыс! Да и какая может быть гарантия, что если я сам сдуру не предложу своё тело, приблизив его в зону досягаемости обоняния, зрения, и прочих «чувств», они не надумают выскочить из воды, и попробовать и его?!

Однако расстояние в пять шагов, на которые успел отойти от воды, пока ждал крыс, кажется мне недостаточным, и медленно и осторожно, без резких движений, отодвигаюсь ещё на пару шагов.

Отсюда трудно что-то разглядеть в кровавой до сих пор бурлящей жиже, в которую сейчас превратился чистый и гладкий поток, но всё же замечаю я то тут, то там взлетающие над водой фрагменты тел — и не только моих старых знакомцев. Но и новых.

Ну, что сказать…

Похожи эти тела на туловища чудовищно увеличенных пиявок. Ну, или угрей. Тела практически прозрачны: ну, вернее — это в тех местах, где они ещё не набиты с переднего своего конца кусками сожранных крыс!.. (Меня от омерзения чуть не вывернуло: благо, нечем было!..) Чёрта с два таких тварей в даже кристально прозрачной воде разглядишь. В-смысле — голодных, и «пустых». Только вот ротик не как у пиявок, то есть — не тонкий кончик, чтоб присосаться, а наоборот: та ещё ротяка! Когда увидал один такой настежь распахнутый, чуть, как говорится, в штаны не наделал со страху — благо, у меня этого предмета гардероба нет. Та ещё «пещера в ад!». С зубами по всему периметру.

Не дожидаясь окончания кровавого пиршества, неторопливо удаляюсь в чащу берега, на котором оказался. Недоумеваю: как мне-то удалось столь благополучно перебраться?! Может, потому, что сделал это быстро, и не дал себя обнаружить? Или они просто не успели подобраться?

Повезло.

А вот дальше — не очень!

6. Задержался я что-то на этом уровне…

Потому что вылезает из-за огромного дуба — или из какого дупла между корней этого самого дуба! — здоровущая бочкообразная скотина, разворачиваясь ко мне передом, расправляет длинные шеи, и «приветливо» щерясь приоткрытыми ротиками с отличным набором «столовых приборов» в виде острых и многочисленных зубов, обрадовано ревёт. Видать, рада до у…ёру, что обед сам припёрся в лапы.

В первую минуту, конечно, испугался: монстра здоровущая, от кончика хвоста с характерным заострением в виде наконечника стрелы, до ноздрей на передних частях носов — шагов семь. (Как она там, в своём дупле, помещалась?!) И толщиной в самом широком месте туловища — не меньше бегемота. Нормального — а не того, который прикончил бедолагу медведя. А пасти — ого-го! Голова поместится запросто. Моя. Только вот…

Голова у меня одна. А ощерившихся пастей, как, впрочем, и голов, в которых они располагаются — две! Соответственно, и ноздрей, принюхивающихся, и глаз, выпуклых и больших, как у коровы какой, и пялящихся сейчас на меня — четыре.

Когда первый приступ естественного удивления проходит, начинаю я смеяться, как идиот, ещё и указывая на недоумённо выпучившуюся скотину пальцем, присев, и хлопая себя по коленке другой рукой. Потому что уж больно комично выглядит чудище: ни дать, ни взять — этакий миниатюрный Змей-Горыныч из сказок! Почти как в мультике: милый и толстенький. Единственное, что не совпадает — что головы всё-таки не три. И крыльев никаких и близко нет. Скорее уж всё-таки — динозавр, чем дракон.

Удивление моё, впрочем, как и желание смеяться, быстро проходит. Потому что вспоминаю я о том, что от радиации мутанты рождаются и с двумя головами. Ну, во всяком случае, в документальных фильмах про Припять, Фукусиму, и всякие другие «приятные» места видел я и двухголовых змей, и лягушек, и даже телят.

Так почему бы не быть динозавру с двумя головами? Вот только…

Динозавр ли это?

Оскорблённое до глубины души моим несерьёзным отношением животное между тем явно сердится, возмущённо фырчит, и решает и пообедать, и заодно достойно наказать обидчика и хама. Понимаю я это по тому факту, что кидается оно на меня со скрежетом зубовным и сердитым рёвом из двух глоток. Опять вместо того, чтоб сразу бежать, начинаю, как придурок, снова ржать: правая голова ревёт на пару тонов выше, и получается у них этакий дуэт в терцию… Те ещё вокалисты! Только в самодеятельности петь!

Впрочем, весьма быстро пришлось перестать смеяться, а развернуться и бежать со всех ног: когда монстра развела свои головы на полутораметровых шеях в обе стороны, понял я, что она-то со мной шутить не собирается: едва увернулся от одной сердитой морды, как тут же чуть не попал на «зубок» второй! Ага: стало быть методика охоты у неё отработана! И напоминает таковую у велоцерапторов. Это те загоняют и атакуют жертву, набрасываясь с двух (Или более!) сторон одновременно, понимая, что два фланга одновременно с одной парой глаз не проконтролируешь. Действенно.

Но не в случае со мной: уворачиваюсь, уворачиваюсь, и кидаюсь бежать подальше от ручья. Стараясь найти место с густым подлеском. Бегу так, чтоб преследующая меня галопом и вожделённо сопящая мне в затылок с двух сторон тварь даже со своим квадро-зрением испытывала трудности с передним обзором. Но и одновременно чуяла азарт погони: не отдаляюсь больше, чем на пять шагов. Благо, её относительно короткие, хоть и когтистые четыре ноги не могут двигаться достаточно быстро, поскольку жутко кривые! И работают не как мои, которые движутся параллельно друг другу, а, из-за того, что приделаны к бочкообразному туловищу с боков, скорее, по круговой траектории: те ещё «рычаги»! Словно у ящерки какой.

Но вот и нужное мне дерево. Сам его еле заметил: расположено в тени, и его скрывает поросль чего-то вроде ежевики: вижу я потому что и колючие побеги, и чёрные ягодки. Некстати мелькает мысль о том, что, как уже не раз убеждался, здесь кончается лето… Притормаживаю: чтоб и слева и справа видеть на уровне своей задницы обе головы моего Горыныча — он невысок, хоть и, как уже отмечал, толстоват. Кидаюсь вдруг к дереву, и пролетаю в нырке за него, стараясь оказаться вплотную к стволу!

Сработала, как ни странно, моя примитивная уловка: не успела вожделённо клацающая зубами монстра подобрать и свести свои головы так, чтоб они огибали со своими шеями ствол с одной стороны! Вот и приложилась с разбегу животина «развилкой» между шей, там, где имеется странное утолщение, о ствол толщиной в мою ногу.

Мне стыдно. Удар, судя по-всему, оказался и неожиданным и болезненным, потому что воет и взрёвывает моя «двухголосая» скотина — почище медведя, который достался на закуску крокодило-бегемоту: очень обиженно и громко.

Странно, но интерес ко мне она после этого утрачивает сразу, и медленно упячивается назад, направляясь обратно к своему дуплу. И одна из голов, задравшись кверху, воет и стенает, словно жалуясь, и смотрит то на небо, то на дорогу перед собой, а вторая длинным розовым языком пытается зализать место ушиба, подвывая хоть и не в тон, но тоже весьма жалобно.

Что за дела? Может, там у неё — особо нежное место?! Да и сам удар, если уж совсем честно, не мог быть вот прямо такой силы, чтоб сломать ей какую кость, или, там, рёбра… (Те вообще должны находиться в другом месте — в брюхе!)

Как бы то ни было, от Змея-Горыныча я отделался. И весьма, получается, нетривиальным образом. А ведь планировал, если тварюга не почешется от удара, или вообще не купится на мой финт, начать снова работать моими граблями. Вышибая традиционно: глаза, ноздри, и прочие важные органы чувств… Так что спасибо, что отвяла: себе же лучше сделала.

Иду я себе по лесу, уже куда спокойней, но по сторонам крутить головой не прекращаю: знаю, что тут водятся и сердитые кабанчики, и наверняка змеюшки, и много кого ещё. Мечтающего полакомиться человечиной — таковы у нас в Мирах всегда условия игры. Сердито-обиженные взрёвывания всё удаляются, затихая, но когда, казалось бы, уже должны затихнуть окончательно, вдруг слышу я, как мой обиженный друг словно получил новый заряд бодрости: жалобы-стенания становятся куда громче и активней.

А что меня больше всего напрягло, так это то, что на эти жалобы ответил кто-то. И судя по басовитым взрёвываниям — этот кто-то очень большой. Что, впрочем, если подумать, как раз характерно для этого Мира.

Наябедничал, стало быть, на меня этот отпрыск кому-то из своих родителей.

Беру ноги в руки, и припускаюсь уж не на шутку — вперёд. Даже если у «родителя» всего одна голова, уж с обонянием-то у него точно всё в порядке!

Чешу я прямо, стараясь держаться всё того же направления — чтоб моя тень была впереди, и мечтаю ещё об одном ручейке!.. Впрочем, на такую удачу вряд ли стоит особо рассчитывать: мелких, шириной в полшага, попадается много, а вот большого, чтоб пробежать по дну, убивая запах — нету!

Э-э, кому я голову морочу: по дну ручьёв, что мелких, что глубоких, бегать мне не рекомендуется, помня печальную участь крысок-мышек.

Местность между тем начинает повышаться, словно там, впереди — гора. Пробегаю я мимо сердито зафырчавшего на меня ежа, несущего на иголках какие-то яблоки, и размером похожего больше на дикобраза — говорю же, какие-то они тут все гигантские!.. Впрочем, в погоню пускаться ёж не собирается явно. И на том спасибо. Хотя…

Рёв приближается весьма быстро, я уже задыхаюсь, и понимаю, что далеко так не убегу.

Однако вскоре повезло мне.

Выбегаю потому что я на что-то вроде сильно заросшей подлеском поляны, на которой располагается огромное и сильно вытянутое в длину строение. Похоже на не то ангар, не то — хранилище какое. И как это оно не сгнило, и не распалось в труху?! А-а, вот почему: стены из двухметрового бетона! А вот крыша — кажется, была из шифера. Ну, или профнастила: не суть. Потому что лежит она, эта крыша, на полу ангара, и передних ворот в нём не имеется. Поэтому прекрасно вижу я, что огромное, с пару гектар, пространство внутри заполняет ржаво-серая труха, щебень, и стандартно-чахленькая травка. И с десяток дохленьких и кривеньких деревьев: похоже, нету тут сколько-нибудь приличного слоя почвы. Ну, плюс к этому ещё и высоченные полуметровые колонны в пять рядов, в пяти-шести шагах друг от друга, тянущиеся до самого конца длиннющего сооружения.

Мне выбирать особо не приходится, потому что хруст веток и треск ломаемых за моей спиной деревьев уже слышится в каких-то паре сотен шагов за спиной, и нужно срочно решать: надеюсь ли я на то, что у этого «склада» есть подвал, или я просто огибаю его, и чешу дальше!

Инстинкт говорит, что подвал есть.

Хватаю поэтому пару ближайших обломанных бурей или временем и хорошо просохших дрын, и вбегаю во внутреннее пространство ангара. Есть!!! Ф-фу-у-у…

Вижу я в углу справа как бы приямок, в глубину которого уходят сгнившие наверху, но вполне приличные там, поглубже, ступеньки. Единственное неудобство при спуске — что сделаны ступеньки под ступню гораздо меньше моей. Но я это неудобство игнорирую, поскольку рёв уже в сотне шагов за спиной, и, оглянувшись, я вижу, как ходят и раздвигаются верхушки деревьев, и ломаются, хрустя, стволы, пропуская явно немаленькое тело моего главного преследователя.

Лестница оказалась стандартная: то есть — с поворотами, и площадками на каждом полуэтаже, а глубина одного такого полупролёта оказалась не более двух метров. Несусь сломя голову в кромешную тьму, благодаря судьбу и интуицию за то, что не бросил кремень, грабли, шкуру, и труху, которую заранее набрал на всякий случай: для разжигания костерка в любых условиях. Ну и, понятное дело, радуюсь и тому, что сунулся-таки именно в ангар. Пусть и без кровли. И хорошо, что без: а то бы в темноте кромешной …рен бы заметил этот приямок со ступеньками!..

Успел я преодолеть три полных этажа, как вдруг слышу жуткий грохот! И остатки света, падающего в пролёт сверху, перекрывает чья-то мегатонная туша: не то папа, не то мама моего «обиженного» не шутит, а реально хочет навалять гаду, обидевшему, да ещё и посмевшему поржать ипоприкалываться над его отпрыском!

Не мешкая, начинаю перепрыгивать не через три, а — пять ступенек. А-а-а! Быстрей! Быстрей!

Успел вовремя. Щелкающая огромными треугольными зубками голова, (Не понимаю, как этот чудовищный сундук-контейнер вообще протиснулся в лестничный колодец!) не добралась до меня всего-то на паруметров! Да и то: если б освещение тут было получше, может, она и сцапала бы-таки меня, не обмани я её хитрым финтом, буквально нырнув в последний миг головой вперёд — вниз по лестнице!..

Приземление, кувырок, переворот. Порядок.

Ударился не сильно, но обе ладони себе ободрал до крови: те ещё царапины. Правда, фигня это по сравнению с тем, что со мной сделала бы открывшаяся сейчас в возмущённом рёве пасть! И уж эта родительница (или родитель) ревела — мало не покажется. Как у меня барабанные не полопались!..

Зажал, может, потому что вовремя ладонями.

Но рёв оказался реально: самым сильным из того, с чем до сих пор сталкивался. Не может ему достойную конкуренцию составить ни Ти-рекс, ни бегемото-крокодил, ни медведь. А уж лёгкие какие у этого сволоча… Запаса воздуха хватает на полминуты!

Но если я не хочу оглохнуть, и не горю желанием подразнить его кажущейся доступностью своего тела, мне бы сбежать подальше и побыстрей.

Так и делаю, предпочитая спускаться всё ниже по лестнице, игнорируя имеющиеся на каждом этаже входы в явно обширные тёмные подземные подуровни.

К сожалению, на десятом этаже лестница закончилась.

Ну, теперь осталось только дождаться, пока сердитый папа, или, там, мама, моего двухголового ябеды отвалит, и уберёт свою длиннющую шею и шкафоподобную голову из колодца. Ага, вроде, есть! Потому что стало чуть посветлей: видать, ищет мой рассерженный родитель другие, соответствующие своим габаритам, входы сюда, в подземелье.

Кладу своё нехитрое хозяйство на пол. Начинаю традиционный процесс высекания искр из кремня: в сто пятьдесят третий раз хвалю себя за то, что позаботился подобрать и охапку просохшей трухи из подстилки леса. А без этого чёрта с два бы удалось хоть что-то разжечь: вокруг все отсырело, и воняет гнилыми тряпками и плеснюхой!.. Но вот коптящий маленький костерок и готов, и я разжигаю об него свою первую дрюковину.

Слава Богу, никаких зомби, мутировавших крыс, летучих мышей, или ещё каких монстроподобных обитателей здесь, внизу, моё дохленькое освещение не выявило. Да и вообще ничего оно не выявило, кроме огромного — как могу прикинуть — во весь ангар! — подземелья. Естественно, от души бетонированного, и всё с теми же колоннами через каждые пять-шесть шагов. Но эти — почти полутораметровой толщины. Понятно, почему не сгнили — влага не добиралась…

Для начала обхожу всё немаленькое пространство по периметру, чтоб выяснить, не прячется ли здесь кто-нибудь злобный и голодный, да и осмотреться.

Ну, что могу сказать. На полу зала имеются, конечно, разные полурассыпавшиеся в труху остатки мебели — вроде столов и стульев, а на них когда-то явно имелись и техногенные устройства. Вроде компов. Сейчас выглядящие как ржавые и деформированные короба. От которых в полы уходят остатки кабелей. С медными многожильными проводами, пластиковая оплётка которых даже более-менее цела…

Всё ясно. Я в одном из так называемых «командно-оперативных» бункеров. Откуда производилось дистанционное управление сотнями беспилотных дронов, проводящих боевые операции: по бомбёжке, отравлению водоисточников, выпусканию боевых отравляющих газов или болезнетворных бацилл в населённых пунктах. И всего такого прочего, чем можно уделать врага без применения «разрушающего инфраструктуру» ядерно-водородного…

То, что меня интересовало, нашёл в углу у торцевой стены. Тоннель.

Перекрытый мощной стальной дверью, толщиной в добрых полметра. Ну, вернее, это раньше он был перекрыт, а сейчас дверь распахнута настежь: заходи, как говорится, кто хошь, бери, что хошь… Короче: выход. Путь экстренной эвакуации.

Свет у меня ограничен, поскольку догорела до середины моя первая палка, так что обследовать уровни выше этого у меня нет ни возможности ни желания, пусть бы они там хоть золото, хоть алмазы хранили. Какая мне с того радость?! Я отсюда ни пылинки забрать туда, домой, всё равно не смогу! А единственное, что я могу отсюда забрать — это воспоминания. Навыки. Ну, и шрамы. Которых хотелось бы всё-таки поменьше.

Вот чтоб избежать их, и очередной крайне неприятной смерти в чужих зубах, я и иду, прикидывая направление, по тёмному узкому и сырому бетонному коридору, тянущемуся, кажется, насколько хватает взгляда. Воняет как обычно тут плесенью, застаревшей пылью, гнилью, и, как ни странно, гречкой. Да, непонятно.

К счастью, впечатление о бесконечности пути оказалось обманчивым, и я только-только успел поджечь от первой свою вторую сухую дрюковину, как показался выход. Ну как выход: небольшой квадратный тамбур, из которого ещё одна открытая настежь дверь ведёт в очередной лестничный колодец.

Ступеньки тут сохранились получше. Поднимаюсь. Вроде, преодолел все десять положенных пролётов, а подъём всё идёт и идёт. Что за!..

Но когда поднялся ещё на девять пролётов, упёрся, наконец, в тамбур для выхода.

А-а, вон оно в чём дело…

Выходной двери, или что там положено, попросту нет. Похоже, вырвало её вместе с приличным шматом бетона из этой каморки. И сейчас вместо одной стены тут просто огромная дыра, открывающаяся прямо на довольно отвесный склон каменистого холма, густо заросшего деревьями, вродесосен, кедров, лиственниц и берёз. Ну, во-всяком случае, некоторые стволы бело-чёрные, вроде берёзовых. В листьях, правда, как уже говорил, ничего не понимаю, так что о подобии деревьев — нашим, судить не берусь. Но прикрыт выход из моего подземелья всеми этими стволами, кронами и кустами неплохо — похоже, можно было отсюда спокойненько эвакуироваться.

Вот так и делаю, направляясь сразу вверх по склону. Потому что там, ближе к подножию холма, до сих пор слышу я возмущённо-злые затихающие взрёвывания.

До гребня добрался минут за десять. Переваливаю. Одновременно пытаюсь отсюда, с самой верхней точки, на которой в этом Мире побывал, хоть примерно оценить обстановку.

А простая она. Вдаль, насколько хватает взора, и там, где вид не застилают стволы и ветви с листьями и хвоей — тайга, тайга… А вернее, каменистые и пологие холмы, поросшие этой самой тайгой. В хорошем месте, значится, построена чёртова База для операторов дронов. И даже уцелела она от разбомбления… Ну, или не уцелела, раз весь персонал вынужден был эвакуироваться. Похоже, атака была не традиционная, бомбово-ракетная, а химическая, или биологическая.

Но вот вопрос. Куда и как отчаливали все эти эвакуировавшиеся потом, когда добегали до сюда?..

А очень быстро я выяснил этот вопрос, когда начал спускаться в ближайшую достаточно широкую и пологую лощину, внимательно осматриваясь по сторонам, и следя, чтоб никакие камни из-под ног предательски не вылетали.

Внизу, там, где мирно журчал под поросшими мхом камнями и обломками маленький и кристально чистый ручеёк, навалено их оказалось буквально грудами. Уходящих вниз, вниз, насколько хватало взгляда — и там белевших, словно выходы каких меловых пород.

Черепов.

Некоторые казались почти целыми — видать, оказались крепкими. Другие, которые явно несло потоками весенних ливней по камням русла, казались помятыми, повреждёнными, расколотыми. Да и вообще, если б тренер не объяснил, что череп — самый крепкий и долго сохраняющийся предмет, остающийся от человека, (Как не вспомнить: «Бедный Йорик!») сильно удивился бы я. И мог бы подумать, что катастрофа произошла не пятьсот-шестьсот лет назад, как решил вначале, а всего каких-нибудь сто-двести…

Ладно, суть понятна. Не спасся никто из этих бедолаг. Впрочем, почему — бедолаг? Готов поспорить на свои брюки (Которых до сих пор нет! И хожу я, подобно Гераклу какому — в шкуре!) против большого казана плова от Раисы Халиловны, что и сами эти операторы отнюдь не коров пасли на территории противника… Так что получили, получается, по заслугам.

Иду по берегу ручейка вниз, но потом решаю, что так я снова приближаюсь, как балбес, к любимому берегу реки, и, следовательно, попаду опять к чёртову порту. Поэтому меняю планы, и лезу теперь на противоположный склон лощины. Переваливаю через гребень, и по следующей лощине, ничуть, кстати, не отличающейся от оставшейся позади, начинаю подниматься вверх — к истокам текущего и здесь ручейка. Из которого я, кстати, наконец решился напиться.

Когда добрался до более-менее ровного места, порадовался, что нога кабанчика, несмотря ни на какие мои приключения, сохранилась при мне. Вот и развожу очередной костёр, нарезаю очередные пять палочек, и обжариваю. Посетителей не боюсь: с пылающей головнёй в руке я тут самый «страшный» зверь!..

Поев, лежу с полчасика, перевариваю, думаю, вспоминаю произошедшее. Потом скрепя сердце поднимаюсь: нефиг сачковать, нужно работать. То бишь — обследовать. Вот и двигаюсь дальше — мне бы найти убежище какое, а то солнышко-то… Зенит давно перешло.

Через пару часов подъёма деревья стали как-то пожиже, стволы потоньше, и покривей. Да и стоять стали куда реже, так что если б кто следил за мной, теперь-то никого я своими перемещениями в стороны в заблуждение не ввёл бы — почти как на ладони я! Но упорно лезу вперёд и вверх. Рассчитывая, что чем неприглядней и голее будет окружающая меня природа, тем меньше у меня шансов нарваться на каких-нибудь очередных сердитых и голодных зверушек.

Вот некстати вспомнил: боковым зрением вижу, как мелькнула по земле какая-то тень, и инстинктивно бросаюсь наземь, откатываясь к ближайшему стволу. А молодец я.

Сердито заухавший гигантский филин, со своими пушисто-перистыми охотничьими крыльями, конечно, приблизился абсолютно бесшумно. И тормозя, ими не хлопал, как давешний орёл-кондор. Но когда пернатый хищник уклонился от встречи с землёй, и взмыл вверх, плюхнувшись на ближайшую толстенную ветку, и обернулся ко мне «лицом», явно здорово сердился. Потому что и гугукал на меня, и клювом щёлкал, и глазищи свои выразительные на меня выпучивал, и крылья приподнимал — словно угрожая. Ещё и пёрышки свои распушил — тот ещё пучок для набивки подушек…

А я парень мирный и незлобливый. Если меня сожрать не удалось, особых претензий почти не высказываю. Вот и сейчас я только пальцем у виска покрутил, другой рукой показав фигу морде моего пернатого друга, размерчиком напоминавшую, если честно, медвежью. Да, собственно, и размах крыльев у моего сердитого пушистика не меньше четырёх метров: не гриф, конечно, давешний, но и не воробушек какой. И явно рассчитывал застать меня врасплох. Оно и верно: я устал с непривычки от лазания по горам, и наверх почти не поглядывал.

Смотрю я, проняло моего филю: после того, как показал я ему, что думаю о его мыслительных способностях, фыркнул он, снялся он с места, и отвалил восвояси. То есть — в неизвестном направлении. Я, однако, посчитал нужным проводить его взглядом, а когда он скрылся за ветвями, и запрыгнуть на ближайший подходящий ствол. И по его веткам быстро забраться на самую верхушку: ну как верхушку — не выше пяти метров, но господствующую над окружавшей местностью.

Думал я одновременно с лазаньем о том, что странно устроена моя психика.

А, что вернее, это теперь она странно устроена. Если раньше я всю эту тайгу наблюдал бы с точки зрения обычного человека, ну, или там, туриста, то есть, ходил бы не торопясь, любовался, восторгался красотами, дышал кислородом… То теперь — не-ет!

Рассматриваю я окружающую местность только как декорацию, построенную эксклюзивно для меня. Ну, или — как поле боя! Которое нужно, вот именно — разведать, выявив ключевые моменты, и приспособить для своих нужд, если на меня кто-нибудь!..

То есть, это теперь отлично понимаю я, что таким моё сознание сделали чёртовы препараты, что нам добавляют в чёртов кисель. И «идейная» обработка от тренера. И превращаюсь я, помимо собственной воли, в биоробота.

В киборга.

В универсального и мыслящего «творчески» солдата.

Идеальный боец, так сказать.

А что самое интересное — ну вот никакого внутреннего протеста у меня ни в мозгу, ни в подсознании не наблюдается!

Видать, оттого, что получил порцию очередного «подкрепляющего»!

7. Проблемы и терзания «ягодки опять»

Видно всё, что вокруг, неплохо.

Почти оголившиеся горно-холмовые хребты тянутся, насколько могу видеть, во все четыре стороны, и много их, этих хребтов и их отрогов. С тайгой тут, конечно, пожиже. Что плохо. Поскольку мне так и так нужно или найти себе убежище, где меня — Ну, вернее, моё здешнее тело! — не достал бы кто плотоядный во время сна.Или уж, оставшись, как говорится, в дебрях, набрать дров побольше, чтоб поддерживать всю ночь нехилый такой костерок: чтоб враги из диких сунуться боялись!

Однако, когда подул ветерок, и кое-какие ветви чуть раздвинулись, замечаю я, на самом высоком месте того хребта, по гребню которого движусь, нечто, очень меня заинтересовавшее.

Развалины замка.

Впрочем, никакие они не развалины. Стены, из каменных блоков, отвесные, с башнями, прямыми ровными участками, и даже кое-где зубцы на кромках сохранились неплохо. А вот крыши, что башен, что строений, явно имеющихся там, во внутреннем дворе, похоже, сгнили и провалились куда-то вниз. Это может означать две вещи. Первое — что погибли люди, обитавшие тут когда-то. Ну а второе — что все они до сих пор скрываются где-то в подвалах или подземельях, и восстанавливать крыши поэтому не стремятся.

Интересно. Мне так и так придётся двигаться туда. Потому что с местными людьми я уж как-нибудь надеюсь договориться. (Вы же знаете: я умею убеждать!) Ну а если людей не осталось — мне, как уже говорил, так и так нужно убежище. Поскольку солнце сейчас висит достаточно низко над кронами тощеньких деревцев, что чудом выросли тут, на почти сплошных камнях и их обломках.

Быстро спускаюсь с дерева, и поспешно иду, почти бегу, в направлении замка. Попутно как всегда оглядываясь по сторонам. О! Здесь есть и ящерки. Если этих полутораметровых серых тварюг с огромными зубастыми пастями можно так назвать. Когда приблизился к сборищу из пяти-шести таких монстров, греющихся на ещё тёплых валунах, расползлись они в стороны, сердито шипя, и, как ни странно, не намереваясь вступить в схватку.

Да и … с вами — мне вы без надобности, поскольку у меня ещё добрых полноги.

Но вот я и у стен. Высокие: в добрых пять-шесть моих ростов. Кажутся вполне себе неприступными. И встаёт та ещё проблемка: ворота из отличной нержавейки закрыты и заперты, (Проверил!) а на мой торопливый громкий стук и крики никто не откликается. Если за таковое не считать вылет откуда-то из-за стены огромной стаи ворон — это уже когда закинул туда, во двор, приличный булыжник, чтоб привлечь внимание хоть так. Кстати, вот вороны почему-то оказались вполне «традиционных» размеров…

Обойти эту крепость с боков, чтоб поискать пролом какой, или «чёрный» ход, мне вряд ли удастся: она специально построена так, чтоб со всех сторон её окружали весьма отвесные, похоже, специально доработанные именно так, каменные обрывы и кручи. С другой стороны, ночевать тут, под стенами, всё-таки не хочется. Да и то, что там базировались вороны, говорит о том, что некому уже открыть мне. А ещё о том, что нет там никого, кого эти хитрущие птицы считали бы опасным для себя, любимых.

Значит, остаётся одно.

Увязываю я в этакую скатку всё нехитрое барахлишко: в снова снятую с себя любимую шкуру. Перебрасываю (Со второй попытки!) через стену, там, где она кажется пониже. Слышу звук удара: приземлился, стало быть, мой тюк там, во дворе, вполне нормально. Вылетело ещё с десяток ворон — упорные самые, стало быть. Отлично.

Теперь возвращаюсь к опушке, если её так назвать, леса. Набираю с десяток сухих стволов и веток. Иду к стене, и тоже, того — закидываю. Теперь бы мне воды какой.

За ней пришлось вернуться почти на полкилометра вниз по склону: отлично запомнил я, где там выходит на поверхность из-под скалы маленький ключ. Напиваюсь, так сказать, впрок — даже в животе стало булькать. Ну вот. А теперь, пока сумрак после заката ещё не сгустился, нужно бы прошустрить, и залезть прямо по стене — пальцы у меня, тьфу-тьфу, крепкие. А щелей в каменной кладке я заметил много: сразу понял, что трудностей быть не должно.

Собственно, их и не было.

На гребень стены забрался минуты за три. Правда, не благодаря тому, что я такой вот ловкий малый, или крутой альпинист, а просто потому, что выщербилась от времени и всяких погодных явлений эта самая стена — тут и неуклюжий лох влез бы. Единственное, что напрягает — мысль о том, что раз удалось мне, никто не мешал сделать это и каким-нибудь другим обитателям. Местной «экосистемы». Тем, кто не вымер от остаточной, и разных там бацилл…

Двор осмотреть почти не удалось: вокруг уже сгустилась ночь, а внутренний двор ещё и в густой тени от самих стен. Однако парапет в примерно метр толщиной, имевшийся за гребнем, и позволявший, если что, защитникам весьма удобно располагаться тут, под прикрытием зубцов, вывел меня прямо к двери в башню. А там нашлись вполне каменные, и поэтому сохранившиеся целыми, ступени. Которые очень удобно привели меня в этот самый двор. Ну а найти своё нехитрое барахлишко, сухие дрюковины, и развести в очередной раз маленький костерок — уже дело техники.

Когда подбросил в пламя и самое толстое полено, и оно занялось, беру в левую руку подходящую головню, а в правую — любимые грабли. И — вперёд, на подвиги. То бишь — в глядящий на меня пустой чернотой злобного глаза проём от двери, имеющийся в центре самого большого здания во дворе. Парадный вход, стало быть.

Пока я не нашёл себе подходящего места для безопасной ночёвки, нужно бы сходить вот именно — на разведку. А то, может, тут хоть и тихо с виду, но в тихом омуте, как это говорится… Вот именно.

Войдя в прихожую, покивал я головой: всё верно: прихожая. Без комментариев. Поскольку комментировать нечего: сгнило вообще всё. А дальше — двери в главный зал: вон он, тянется на добрых сорок шагов. Вхожу свободно: никого тут нет, и толстый слой пыли и сухих скрючившихся листьев на полу говорит о том, что не посещал это место уже давно ни один из представителей что двуногих, что четвероногих. А птичек я не боюсь.

Зал меня порадовал. Привёл в восторг, если говорить честно. Потому что обе его боковых стены оказались буквально увешаны разным колюще-режущим оружием! Не иначе, как хозяин собирал коллекцию. Ну, или осталось от каких благородных предков. Мне по барабану — главное, сохранилось оно неплохо! Правда, от алебард пришлось отказаться, хоть и не сразу: сняв со стен, прикинул я их под себя, но уж больно они оказались тяжёлыми. Зато пару метательных кинжалов, с немного грязными от ржавчины лезвиями, (Плевать! Мне не любоваться на них, а — метать!) подобрал себе без проблем. Не мучился и с выбором сабли: выбрал ту, что казалась изогнута не столь сильно, и с рукоятью под двойной хват. Плевать мне и на то, что она снабжена гардой — всё равно чертовски напоминает нашу старую добрую катану.

Ну вот я и экипирован. Почти. Потому что всё равно пришлось снять со стены и пояс, но не кожаный, (Те, как понял, давно сгнили.) а сделанный из отдельных стальных ажурно-кованных звеньев — немного напоминал он мне карикатурно уменьшенную копию самой обычной гусеницы от танка: со звеньями-траками и штырями-осями. Легко разместил своё оружие за этим предметом экипировки.

Ну вот. Теперь я готов обследовать и верхние этажи, и подвалы!

Верхние этажи ничего мне не дали. Правда, нашёл одну кровать — из железа. Похоже, какого-нибудь лакея. Или камердинера. Которая ещё не сгнила, в отличии от шикарно-помпезных гигантских деревянных сексодромов господ.

А так — ничего интересного. Останки шкафов, комодов, трюмо там всяких с потускневшими зеркалами, и вывалившимися ящичками. Наполненными трухой. Разруха!

В подвале оказалось поинтересней. Потому что имелся тут нехилый винный погреб — не иначе, как коллекционировал мой хозяин и редкие вина. Да, я слышал, конечно, что многие нувориши и так называемые дворяне вкладывают деньги в предметы роскоши, искусства, типа картин и статуй, ну, и вот в эти самые вина. Поскольку со временем их ценность только растёт. Сам-собой напрашивается тут же и вопрос о тщете всего сущего: кому они теперь нужны, ваши картины, (Видел их здесь. Но в отличии от оружия всё потемнело, потускнело, или вообще висит в рамах неаккуратными ошмётками, порвавшись, сгнив и окислившись на воздухе…) и статуи — вот эти, надо признать, лишь слегка пожелтели. И вот теперь — и вина. Бутылки с которыми сейчас безобразными грудами с тёмными потёками пролившейся жидкости лежат на каменных плитах пола: рассыпались в труху козлы и этажерки, на которых они хранились.

И неутешительный вывод: никому. Разве что каким извращённым инопланетянам, прилетевшим бы сюда в поисках артефактов местной цивилизации.Ну, или мне.

Потому что если никакой воды здесь не найду, в каком-нибудь секретном колодце на случай осады, придётся волей-неволей попробовать чего из оставшихся целыми бутылок. Но это — только в крайнем случае.

Кроме винных погребов обнаружил и обширные подвалы с топками-печами, котельную, угольные запасы в трёх гигантских хранилищах (Офигеть! Уголь!!!), и огромный дизель-генератор. Понятное дело, сгнивший и проржавевший. Нашёл к своей радости (Преждевременной, как оказалось!) и огромную цистерну с простой водой. Вот только пить её, когда попробовал, оказалось невозможно: затхлая потому что. И даже какие-то ошмётки тины в ней нашёл: лягушки, что ли, какие, «освоили» просторы ёмкости?!

Ведущий в самый нижний уровень подвала коридор, окончившийся массивной и на удивление несгнившей дубовой дверью, окованной толстыми медными полосами, даже открывать не стал: заперта потому что оказалась дверь на амбарных размеров замочище. Стало быть — никто. Ни туда, ни — оттуда.

Возвращаюсь во двор. Прикинул я, ещё не начав обход замка, что если перетащу свой костерок вон туда, в простенок между каким-то сарайчиком, и основным зданием, будет мне вполне удобно. И тылы защищены массивной стеной, и фланги. А ещё сохранился там какой-то навес, из древней черепицы. Натуральной. Вот! Учитесь, балбесы «техногенно-продвинутые», каким должен быть материал кровли, стен, и вообще — всего, что подвергается воздействию всяких там дождей-ветров-снегов-солнца!..

Перетащил с трудом, и не весь костерок, а только те части, которые смог забрать, не обжигаясь. Ну, ничего. Дров-то у меня много. До утра должно хватить. Сутки здесь, как прикидываю, такие же, или даже чуть меньше, чем наши.

Подумав, отрезал я и поджарил ещё пару палочек шашлыка: нет у меня соли, и кажется мне, что завтра моё непровяленное мясо начнёт портиться. Поэтому режу и его остатки на длинные узкие полосы, и вешаю на палку несколько в стороне от костерка: чтоб на них тянул дымок, и мясо таким образом провялилось бы. Ну, или типа того. Тренер уже объяснял нам принципы и способы консервации с применением подручных средств.

Стелю свою пованивающую шкурку, вздыхаю. Уж больно много на моём «ложе» всё равно осталось чёртовых блох. И ведь не дохнут, гады такие, от моих разных там микробов и вирусов! Вот и верь после этого всяким там ксенобиологам, которые нагло заявляют, что человек и его кровь — яд для чужеродных хищников. И паразитов.

Не яд. Убедилсмя на собственной шкуре. И опыте.

Заснуть удалось легко.

 

Но вот и родимый до боли тренировочный зал.

И сняв визиоочки, вижу я, что и остальные ребята закончили работу, неторопливо направляясь к душевой. Иду и сам. И кажется мне наш подвал словно бы ещё тусклей и невыразительней, чем раньше. Словно бы у меня два уровня зрения: один — здесь, а второй — там, в Мирах. И сравнение отнюдь не в пользу нашей привычной реальности…

После обжигающих упругих струй невольно приходишь в себя: бодрят они здорово! Когда растирались полотенцами, постанывая и покряхтывая, Санёк спрашивает:

— Слышь, Волк.

— Да?

— Что там у тебя нового? На четвёртом?

Думаю, прежде чем ответить. А что у меня, и правда, нового? А ничего такого. Особенного. Или интересного. Но поделиться, и правда, надо. Опыт!

— Да ничего особенного. Просто продолжение вчерашнего. Правда, проснулся от чёртова медведя… — рассказываю кратко и чётко. И про то, как «разобрался» с гигантом, и про то, как меня от его упорного преследования избавил очередной крокодило-бегемот. И про крыс. И пиявок-угрей. И про двухголового дракончика с его сердитым родителем. И даже про ежа размером с дикобраза, и обиженного мной филина. Кузьмич говорит:

— И это ты называешь — «ничего особенного»?! Да тут хватило бы на три Мира!

— Ну, не знаю… — чешу как обычно затылок, но думать это помогает тоже — как обычно. То есть — ни …рена. — Мне показалось скучновато. Если сравнивать с тем, через что уже прошёл. Тогда было — оригинально, свежо. А сейчас… Средневековье какое-то. Единственно, удивил чёртов ангар. Там явно сидело несколько сотен человек. Операторов. И, думаю, такой ангар был не один. Причём — только в одной этой стране. А сколько их было всего? У всех остальных стран?

Получается, в моём новом Мире военные отказались от ядерного в пользу мелкомасштабного вредительства. С помощью этих самых дронов. И как мне кажется, тот, у кого дронов оказалось поменьше, ну, или они про…рали войну чисто в количественном плане, решили, пока не сдохли, ударить-таки по всем своим врагам именно этим самым. Последним козырем. То есть — ядерным и водородным. Наплевав на сохранение в целости инфраструктуры и всяких там материальных ценностей.

— Да, очень похоже на правду. — это резюмирует нашу дискуссию Владимир, — А сейчас давайте-ка по домам. А то мы что-то сегодня переработали целых пятнадцать минут. А завтра — снова в школу.

Расходимся, прощаясь тоже фирменными жестами.

В метро действительно почти пусто: все уже по домам. Думаю, думаю, уставясь как всегда ничего не видящим взором в тихо бубнящий ящик с рекламой. Ничего путного в голову не приходит. Устал, наверно, потому что. Оно и верно: получил я сегодня и в нос от чёртова мажора, и на татами меня прилично погоняли, и на четвёртом сегодня пропутешествовал: от моря до гор… Ладно, попробую побыстрее поесть, да на боковую.

Ни фига на боковую побыстрей не удаётся.

Дома застаю я настоящий кавардак: по всему коридору и залу разбросаны и развешены на вешалках-стульях-диване-креслах — шмотки, шмотки…

Мать сидит среди всего этого бедлама, и вижу — плакала. И — самый тревожный признак! — ящик даже не включен.

Молча отодвигаю какое-то платье, сажусь на наш многострадальный диван рядом с моей родительницей. Молчу. Знаю — сама скажет. И точно.

Кидается она вдруг мне на шею, и начинает в голос рыдать:

— Ривкат! Да что же это такое! Какая я дура! На старости лет собралась гулять! Куда мне — пансионат! Мне уже надо успокоиться, выйти на пенсию, да осесть дома! Вышла я в тираж! Как посмотрю на себя в зеркало — жуть!!! Старуха!!! Только плакать!

И продолжает, вот именно, плакать.

Тяжко вздыхаю. Затем беру её голову, которую она спрятала у меня на «широкой» груди в обе ладони и поднимаю на уровень своих глаз. Говорю:

— Ма! Кончай. Ты, когда так говоришь, и сама начинаешь постепенно в эту чушь верить, и мне — как ножом по сердцу от таких слов! Никакая ты у меня не старая. А вот как раз — в самом соку! «Ягодка опять!» Посмотри ты хоть в тот же ящик: как ни включишь какую-нибудь передачу, там все зрительницы — толстые старые коровы. Или завзятые суки! Или — и то и другое!

А ты — и не толстая, и не сука. (Извини!) В-смысле — характер у тебя…

Ещё от тех, старых, времён. Социалистических. Когда человек человеку — друг, товарищ и брат. Ну вот не вписываешься ты в сегодняшний менталитет! Когда все хотят только о себе думать, а остальным — подна…рать! Не воспитывает тебя «окружающая среда», делаятварью расчётливой и мразью вонючей. И слава Богу. Я так рад, что ты у меня тойзакалки! И моральных устоев. Может, поэтому мне так и обидно было за тебя, когда ты этих тупых дешёвок сюда, к нам, водила! Ты у меня достойна чего получше.

— Это — Сергея Николаевича, что ли? — ощущаю я, что она рыдать-то — перестала, и сейчас смотрит мне в мои ясные и правдивые (Когда хочу — умею!) глаза уже не с тоскою смертной, а с иронией. Ну, хоть что-то!

— А хотя бы и его. Понимаешь, все люди, которые примерно одного мировоззрения, ну, те, что попорядочней, они как-то, чисто инстинктивно, наверное, тянутся друг к другу! Ну так не сыпь бедному завскладу соль на рану! Если ты откажешься с ним ехать, он подумает, что это — он тебе неинтересен. Или несимпатичен. Типа: старый, противный, занудный… Мужик расстроится.

Довольно продолжительное время она молчит. Вижу — думает. Похоже, как это обычно у женщин бывает, начинает ситуацию оценивать не только с точки зрения «Я не хочу делать то-то, и плевать мне на всех остальных!», или «Ах, я такая старая и страшная — мне будет стыдно!», а с позиции: «А ведь и правда — несчастный Сергей Николаевич ничего плохого мне не сделал. И подумает, что он мне не нравится. (А что ещё он, как мужик, может подумать?!..) А он мне!..»

И вот вижу я, как у матери в глазах просыпается хитринка:

— Ривкат! Скажи мне правду! Ты как-то подозрительно поумнел в последнее время. И просекаешь, как это сейчас говорится, любую жизненную ситуацию… Гораздо даже глубже, чем я! Ты… У тебя появилась девушка?

Я не придумал ничего лучше, чем рассмеяться. Просто и весело:

— Ма! Ты юмористка. Если б у меня появилась девушка, чёрта с два бы я стал задумываться о ком-нибудь, и чужих проблемах, кроме наших с ней! Потому что при влюблённости мозгов не прибавляется, а как раз наоборот — они все словно отправляются — в …опу! Ну, это у женщин. А у мужчин — в другое место!

— Хам малолетний! Но… В-принципе, сказано довольно верно. У всех нынешних девок старше десяти лет, оно и верно, весь мозг направлен только на это — как бы придать себе «товарный вид», поудачней выйти замуж, осесть дома, сев на шею мужу, и ни …рена не делать! А у вас, кобелей — как бы «погулять», а потом не отвечать за последствия!

— Смотрю, ты и сама очень чётко просекла сегодняшние «приоритеты». Молодёжи. Ну а теперь соберись с духом, и выкладывай. Начистоту. Почему хочешь обидеть ни в чём не повинного симпатичного старичка?

— Никакой он не старичок! — ну вот!!! Я своего, похоже, добился! Она его уже и защищает!!! — Он очень… Галантный. И, оказывается, стеснительный. Старых правил и устоев. Мне, если честно, даже стыдно его… Охмурять!

Отпускаю наконец руки, и начинаю ржать, как придурок. Мать обижается:

— А что такого сказала? Ты — идиот?!

— Да, да, точно! Я — полный идиот! И как это я раньше не догадался, что ты испытываешь к «милому старичку» что-то посильней просто симпатии!.. — чуть продышавшись, спрашиваю, уже серьёзней, — Давно? — смотрю ей снова в глаза.

— Ну… — вижу, мнётся и мило так краснеет, — Да. С самого момента моего прихода туда, в гипермаркет. Но он тогда был и помоложе, и не такой лысый. Симпатичный.

— Ерунда. Раз он тебе нравится — он и всегда останется для тебя и милым, и симпатичным, и самым волосатым в мире! Ну так не обижай же бедолагу наивного «охмуряемого»! Не лишай последней надежды! Дай ему возможность быть охмурённым! Или…

Ты уже позвонила ему? Сказать, что не поедешь?

— Ну… Нет. Ещё не успела. Подумала, что уже время позднее. Хотела завтра сказать. Там, на работе. В глаза. Извиниться. Лично. Чтоб не обиделся.

— Ну ты даёшь, ма! Как раз в таких обстоятельствах он бы точно — обиделся! И самооценка у него упала бы. И тоска заела. Не стыдно так с нами, пожилыми мужиками?

— Ну… Стыдно. Получается, хорошо, что передумала. Звонить. Надеялась, что утро вечера мудренее, и тогда уж точно — решу. Ехать, или не ехать.

— А чего тут думать. Сделай добросовестного работника ещё добросовестней — чтоб понимал. Что ему теперь Семью кормить! А одновременно и сделай закомплексованного мужика второй молодости — счастливым! Покажи, что он тебе симпатичен! И ты готова и на что-то большее, чем дружба! Только…

Пожалуйста, без пошлых выкрутас и рисовки, как это делают все: что семидесятилетние старушки, что девочки — даже пятилетние. (Это у вас — инстинктивное, как понял! И сидит на уровне рефлексов.)

— Ладно. Уговорил, считай. Понятливый ты мой. Постигший все тонкости нашей, женской, натуры.

— Я против женской натуры ничего не имею. Но я — категорически против того, чтоб из-за банальных капризов, комплексов, и заниженной самооценки некоей симпатичной дамы бальзаковского возраста страдали ни в чём неповинные симпатичные старички!

— Ах ты хамло моё родное… — притягивает теперь она меня к своей «широкой» груди, и чую, что опять плачет — но на этот раз уже совсем по-другому, скорее, умиротворённо, если это можно так назвать, — Хватит прикалывать. Вставил ты мне на место мозги…

И всё остальное.

Усмехаюсь:

— Слава Богу, у тебя хоть есть, чего вставлять. А у большинства этих, современных, заточенных только на то, чтоб накачать губы, …опу, и рёбра удалить для стройности талии, и получше устроиться в жизни, продавшись подороже, мозгов ещё меньше, по-моему, чем у кур!

— Ну вот ещё! Не оскорбляй кур!

Ржём оба, как два балбеса — вернее, как балбес, и его мать. Потом она говорит:

— Завтра уже всё уберу. Устала. Изнервничалась вся. Сил нет. Но тебя ужином накормлю. Идём-ка на кухню…

8. Проходное задание

Переночевал сносно.

Почти ничего из снившегося снова не помню, не потел, кошмаров не видел.

Дала мне, стало быть, Машина отдохнуть.

Мать, не знаю, в пять, что ли, встала — в коридоре и зале полный порядок, все шмотки убраны, и даже, вроде, пыль протёрта. Усмехаюсь себе в ещё мягкие и блёклые, «татарские», как мать их называет, усы: неужели и правда: удалось мозги на место вставить моей ягодке? А то…

Закомплексованная она у меня какая-то. Хоть в Братство приводи. (Вот! Кстати! Нужно подать тренеру мысль сделать «Сестринство»! Для тех, кому, как говорится, за. Думаю, из сотен тысяч чувствующих себя одинокими и ущемлёнными дам запросто удастся отобрать пару дюжин физически крепких и сильно обозлённых. Задания ведь наверняка имеются у нашего Руководства и не только непосредственно — боевые. Где надо стрелять и махать кулаками. А и, так сказать, бытовые. Такие, для которых лучше подойдут те, кто — языком балаболят, и про кого ну никак не подумаешь…)

Впрочем, кому я голову морочу.

Не получится из женщин — хороших тайных агентов и идейных борцов… Не те у них в жизни приоритеты. Да и мозги — не приспособлены.

А если есть дети — так и вообще дрова. «Дети — наше всё!»

После завтрака снова решаю не бегать трусцой, а просто быстро идти. Сегодня для разнообразия погодконтроль оставил тучки на небе с утречка — вокруг прохладно и очень даже приятно. Народу только много, и все спешат, спешат. Ну, это как раз нормально. Многие сейчас предпочитают и до работы пешком добираться: тут тебе и физзарядка, и сбережение нервов независимостью от транспорта, и здоровая экономия для бюджета семьи. Да и работу с заветной пропиской москвича нетрудно подобрать такую, чтоб поближе к дому. Или вообще — на дому. На удалёнке, так сказать.

Вот! До сих пор сказываются последствия самого первого коронавируса.

До школы дотопал вовремя. Даже успел сесть за рабочий стол в своей кабинке, ничем «индивидуальным» не выделяющейся среди кабинок остальных уже сидящих девятнадцати моих «одноклассников». Многие любят пришпандорить себе на стены какие-нибудь красочныестикеры для «создания уюта», или, там, календари — для удобства. Я предпочитаю спартанскую простоту. Кабинку свою уж ни с чьей не перепутаю.

Те, кто уже сидят, кивают мне. Отвечаю тем же.

Некоторых знаю только по фамилиям-именам, но почти никогда не общался. Тут как раз звенит звонок. Всё! Перекрыты входы в среднее учебное заведение под номером десять двадцать девять. Платите штрафную денежку, родители опоздавших лохов!..

Окидываю взором наш огромный светлый класс. Все камеры в углах и по центру уже светятся красными огоньками. Впрочем, я и без этого напоминания прекрасно знаю, что мы — под наблюдением. Недрёманного, так сказать, наставнического ока.

Уроки прошли штатно. Повеселила немного Ита Львовна, рассказами о Французских революциях. И грызне между собой тех завзятых радикалов, что приходили там к власти, сменяя и казня что предшественников, что соратников. А заодно полностью разорив страну, и развалив её хозяйство — так, что люди голодали.

И такая хрень продолжалась, пока туда, во власть, не впёрся Наполеон Бонапарт. Наведя наконец тиранско-диктаторской рукой замечательный порядок, завоевав пол Европы, и сделав Францию величайшей державой современности. Правда, обжегшись на России. Ну и так ему, козлу, и надо. Ибо нефиг лезть к нам с мечом!..

Зато вот на втором уроке Анна Семёновна напрягла — то ли случайно, то ли намеренно, она сегодня буквально сиськами в огромном вырезе так и лезла в камеру: уж так их выставляла, так выставляла… Не думаю, что хоть кто-то из мужской половины класса понимал то, о чём она там вещала — все только пялились. Да и голос наша преподша сделала такой… Чарующе-воркующий. Медовый. Отрабатывает она на нас, малолетних, приёмы воздействия на более возрастных кандидатов, что ли?! Тогда это вообще нечестно.

Ну а я поступил просто: помня, что нельзя закрывать глаза, чтоб не запикали сигналами гудками следящие индивидуальные камеры над нашими мониторами, смотрел только в тетрадь, слушая, и записывая. Заодно думая, что, может, это просто такой новый хитрый финт со стороны нашей дамы на выданье: чтоб потом валить всех нас скопом на квартальных экзаменах! Может, она доляну от штрафов получает от школьной Администрации? Хотя вряд ли. На такой риск сейчас никто не идёт: пожизненная деклассация, лишение диплома, штрафы… И работа — только разнорабочим. Ну, или посудомойкой.

Порадовал предсказуемостью и стабильностью только Вадим Петрович: он сегодня очень интересно рассказывал про эндемичные виды животных и растений Австралии.

Не думал я, что они настолько странные. (Особенно — коалы, и, словно сделанные под их специфично-бедный рацион, эвкалипты.) Но для меня эта информация действительно полезна — в свете тех фактов, что с эксклюзивными видами животных и растений я сейчас сталкиваюсь почти каждый день. Там, на Четвёртом…

А вот на работе — никаких проблем и неожиданностей. Париловка, шум, звон, посуда, посуда — словно даже больше, чем обычно. Напрягло, правда, то, что своим обострённым чутьём почуял, а затем — и увидел. Походная жена нашего Рафика Сурэновича, чёртова «мисс Набережные Челны», сегодня соизволила припереться в нашу кухню, и вволю попялиться на меня с тыла. Думая, что я её не вижу.

Ага, два раза не вижу! Но как раз вида, что заметил — не подал. Мою себе любимую посуду. Думаю. Если эту сексапильную паршивку послал босс — проверить, на месте ли я — это одно. А вот если она пришла по собственной инициативе — совершенно другое. Может обернуться для меня проблемами. Рафик Сурэнович — большой собственник. И не любит, когда кто-то, даже крутой и молодой, кладёт глаз на его вещь. А она — его вещь.

У входа в клуб встречаю Рыжего — хоть мы и учимся в одной школе, я с ним практически там и не вижусь. «Квартируем» на разных этажах. Редко-редко — с учащимся через два помещения от меня Цезарем. И то — только тогда, когда у нас совпадают перерывы, и он тоже вытаскивает свою задницу в коридор, размяться.

Жест, рукопожатие. Входим. Рыжий сразу кричит:

— Тётя Люба! Мы ноги не вытерли!

Тётя Люба у нас девушка ушлая. Нагло делает вид, что не слышит. Все наши финты и подколки она выучила наизусть. Зато когда подходим к её стойке, сердито ворчит:

— Опять ноги не вытерли! А ну-ка!..

Идём к тряпке на входе, и долго и тщательно делаем вид, что шаркаем по ней ногами. Смысла, правда, особого в этом нет — тряпка с утра опять успела высохнуть, словно лежала не в тёмном прохладном холле, а в песках Сахары.

В классе нас ждёт сюрприз. В виде сидящего в углу на стуле неприметного по внешности мужичка неопределённого возраста и среднего роста в невзрачном сером костюмчике. Всё правильно: сразу понимаю я, что столь неприметным и незапоминающимся может быть только работник спецслужб, и — явно не кабинетный. А оперативник. Готов поспорить на свою кепку против поломанной зубочистки, что мышцы там, под костюмом — у него ничуть не хуже наших! Или — тренерских.

Тренер говорит:

— Сегодня у нас изменения в распорядке работы. Сейчас мой друг, Александр Иванович, даст вам вводную, и разъяснит сегодняшнее задание. И распределит обязанности. Затем — инструктаж по конкретным действиям. После чего вы пообедаете. Затем — погрузитесь на спецтранспорт, и вылетите к месту… работы. Миссия сегодня выездная.

Однако, согласно нашим планам и расчету времени, она должна закончиться к двадцати двум часам. Именно к этому времени вы прибудете сюда. Вопросы?

Ага — нашёл дураков. До того, как в дело вступит с конкретными раскладками и инструкциями так называемый «Александр Иванович», смысла задавать любые вопросы — нет. Да и, готов поспорить теперь уже на свои штаны (запасные), что после чётких и конкретных инструкций этого сорокалетнего на вид профи, их тоже не возникнет.

Разве что о времени и меню ужина.

 

Естественно, всё именно так и произошло.

Серый костюм говорит негромко, но очень чётко. Дикция отличная, фразы построены грамотно и логично. Всё последовательно. Доходчиво. Ничего сложного в наших действиях я не обнаружил. Да и все остальные, похоже, тоже — вопросов потому что после часа инструктажа никто так и не задал. Всё верно. Задание понятно. Задницы наши прикрыты. Никаких проблем не предвидится. Оно и правильно.

«Грамотное планирование»!

После того, как нас «подгребли» под крылышко, пожинаем мы плоды малины под названием «оптимизация действий и чёткое планирование боевой операции». Профессиональными и матёрыми аналитиками и руководством. Всё, как говорится, расчитано, расписано и разжёвано. Разведка проведена до нас. «Ложный след» создаст группа прикрытия. Работающая там, на месте. Всё, что касается соответствующей подачи акции в прессе, и т.п. — сделает, если понадобится, наша пресс- и информационная служба. Ну а на нас — непосредственно проведение боевой миссии. Работа.

Вот только не ждите, что буду раскрывать секретную информацию.

На обед сегодня — кавардак. Вкусно — пальчики оближешь!

Раиса Халиловна реально насладилась адекватной оценкой её кулинарных талантов: подходил, улыбался и благодарил — каждый! Григорий даже позволил себе похлопать ладошкой по своему чуть выпершему животу, и прокомментировать: «Век бы такую еду кушал!»

Хозяйка наша буквально млела: видела, что нам и правда, очень понравилось.

А я подумал, что, похоже, знает она про предстоящую нам операцию — первую по-настоящему боевую. Вот и расстаралась. Сытно, вкусно, но — в сон не клонит!

Ну, спасибо ей!

А вот за чуть увеличенную дозу нашего «третьего» — киселя! — спасибо явно тренеру. И вкусный он оказался тоже — все с удовольствием… А мы с Владом и Цезарем — с пониманием. И переглядыванием. Но тоже — до дна. Потому что явно — нужно!

Но вот после еды — не как обычно. А поднимаемся мы на второй этаж.

Я-то всегда думал, что его помещения пустуют. Заброшенные, или даже аварийные. Ни разу потому что не видел, чтоб хоть кто-нибудь туда хоть когда-нибудь поднимался. Ага — два раза пустуют! Во-всяком случае, то огромное, в котором происходила наша экипировка, и этой самой экипировкой, и оружием, и оснащением, чуть не под завязку оказалось набито. Реально — всем необходимым. Только с той разницей, что на нашем симуляторе снаряжение и оружие — символическое, а тут — настоящее.

Экипировались за каких-то десять минут. Свои шмотки, понятное дело, пришлось скинуть, включая и трусы и майки. Всё надеваемое теперь, даже те же трусы и майки, не говоря уж о боекомплекте Ратник-5 — армейское. Ну, вернее — спецслужб. Нижнее — отличное хэбэ. То, что сверху — сплошь кевлар и карбоновые бронепластины.

Всем прочим, входящим уже в боекомплект, обвешались — как новогодние ёлочки. С непривычки, конечно, не слишком удобно. Я, да и, готов поспорить, и все остальные, привыкли работать на наших виртуальных Миссиях и Уровнях, голышом. Ну, или в нашем тренировочном. Хотя иногда, конечно, «работаем» и в камуфляже и в униформе, и в латах. Напоминает, конечно, то, что имеем сейчас. И я даже понимаю, почему. Ха-ха.

Ладно, пока немного непривычно, но пообвыкнуть и приспособиться можно. Да и особо много нам во всём этом ходить не придётся: не более пяти-шести часов. И не шуметь и не скрипеть при движениях мы научились почти сразу: всё оно так и сделано, чтоб не шуметь. А поскольку наше обмундирование и оружие покрыто спецнапылением и спецпокрытием — мы чертовски малозаметны. Даже друг для друга: так называемый адаптивный камуфляж. Почти как у Хищника из одноимённого фильма.

— Лидер группы. Доложить о готовности подразделения Братства.

Владимир строит нас в шеренгу, проходит вдоль неё, глядя в сосредоточенные лица и окидывая быстрым оценивающим всю фигуру каждого бойца. Возвращается к началу шеренги. Кивает нам с довольным видом. Поворачивается, пара шагов к тренеру, щелчок каблуками армейских десантных полусапог:

— Тренер! Подразделение Братства к выполнению боевого задания готово!

— Включить индивидуальные передатчики. Сохранять радиомолчание. На крышу!

На крыше глаза у меня буквально вылезают из орбит, и челюсть сама-собой отваливается чуть не до пупа! Да и у остальных тоже: от удивления (Непроизвольная, но простительная реакция!) Только затылки, на которые надеты каски, не больно-то почешешь! Но и говорить уженельзя — режим «радиомолчания!» Теперь — только шифром.

А ждёт нас на крыше, еле слышно работая движком на холостом ходу, а вернее — двумя, могучая и чудовищно огромная вблизи, вертушка «Чёрный ястреб». Только — модифицированный. То есть — тоже с адаптивным камуфляжем. И его контуры не столько видно, сколько — угадываются по дрожанию воздуха. Готов поспорить уже на что угодно: когда он в полёте — его вообще не видать и не слыхать!!! Да, мощно… Моё уважение к «работодателям» сразу подскакивает чуть не до небес!

Грузимся через задний люк-пандус. Быстро рассаживаемся на длинных скамьях, идущих вдоль обеих бортов. Если честно — там запросто поместилось бы и ещё такое же подразделение, как наше. Владимир говорит в микрофончик, который у него, как и у всех нас, пришпандорен к шлему, и маячит чуть пониже подбородка:

— Овощи согласно накладной погружены. Включайте холодильник.

В наушниках, передающих звук почти так же хорошо, как динамики в визиошлеме, слышу голос тренера:

— Вас понял, старший кладовщик. Дальнейшее руководство — на вас. Желаю удачи. И… Будьте внимательны и осторожны. Отбой связи. — Пандус закрывается.

В ту же минуту ощущаю я, как сильней завибрировал корпус вертушки, и сиденье под моей задницей (Довольно жёсткое, кстати!) сильней давит на мою пятую точку.

Полетели.

 

Через крошечные отверстия иллюминаторов видно немного. Только то, что летим на предельно низких — не выше тридцати, или даже двадцати метров. Судя по теням, движемся на запад и юго-запад. И очень быстро: километров триста, не меньше, в час.

Во время полёта, занимающего чуть больше двух часов, никто из наших ни о чём не говорит. Да и не слишком-то располагает к разговорам осознание того, что всё, что скажешь — наверняка будет записано, и прослушивается. И нашими и врагами. А выглядеть что мандражирующим салагой, что нарочитым пофигистом не хочется никому. Как и рассекречивать нашу первую действительно боевую.

Прилетели, сели. Люк открывается, мы выбегаем. Всё, что видим вокруг, полностью соответствует картине, которую нам продемонстрировал на фотках «Александр Иванович». Картина мирной послеполуденной природы наверняка успокаивает и завораживает. Но только взгляд стороннего наблюдателя, то есть — бездельника, предающегося блаженству послеобеденной умиротворяющей полудрёмы. А не наш. Нам впитывать «очарование» сельских пейзажей нельзя: нам нужно рассматривать их только как место проведения боевой миссии. Со всеми соответствующими раскладками.

Что делать, усвоили отлично: серый костюм, следуя рекомендациям тренера и Влада, каждому бойцу поставил чёткую и конкретную задачу. Соответствующую его склонностям и способностям. Простую и легко выполнимую.

Лично я, когда перебежками, укрываясь то за деревьями, то за заборами окружающих нашу цель дач, добрался до положенного места, никаких сложностей не встретил.

Двигаюсь я бесшумно, в камуфляже я могу и не прячась идти — хоть по центральной улице: что дачного посёлка, что — Москвы, никто меня и не обнаружит, пока носом, как говорится, не треснется. Но всё равно действую с гарантией: прячусь за укрытия, и жду моментов, когда на меня или в мою сторону не смотрит тот, к кому приближаюсь.

Усмехаюсь в усы: чётко выбрано время операции: тут сейчас как раз послеобеденная жара, «сиеста», и обитатели домиков-коттеджей наружу носа не высовывают. Или сделали всё, что полагалось делать на приусадебных участках ещё до обеда, или уж ждут вечерней прохлады. А пока — отдыхают в кондиционированном воздухе своих привилегированных дач. Правильная информация, следовательно, попала в распоряжение наших разведслужб, ианалитиков.

Подобравшись к своему объекту на пять шагов, стреляю из своей фирменной духовой «трубочки» прямо в шею раззявы-часового, если за такового может прохилевать обычный чуть подвыпивший сторож элитного дачного товарищества, мирно раскачивающийся в кресле-качалке на открытой веранде перед своей сторожкой, пялясь то в телевизор, то в небо. (Не знаю уж, чего он там нашёл — может, тут дождь обещали синоптики. Но вдоль улицы, которую, по-идее, должен охранять от прохода посторонних, не глядит вообще. Видать, надеется на свой слух — ну правильно, никто же не пойдёт пять кэмэ пешком. Следовательно — на автомобиле…)

Бедолага обмякает, даже не успев пикнуть. Быстро перезаряжаю трубочку новой стрелкой-иглой, медленно и бесшумно открываю дверь в помещение сторожки. Сменщик-напарник моего раззявы мирно дрыхнет на кровати, даже нагло подхрапывая. Спокойно подхожу на два шага: для гарантии. Попасть стараюсь тоже в шею. Порядок.

Подхожу, извлекаю из шеи исчезающее тонкую иглу, обёрнутую в ватный тампончик: методика, которую мы применяем, практически не отличается от таковой у туземцев Южной Америки. Только у них — кураре, а у нас — кое-что получше… Иглу аккуратно прячу в коробочку, где они у меня хранились. Только в отделение «использованные». Возвращаюсь к первой жертве, извлекаю, и прячу и его иглу. Киваю Стасу.Затем, вспомнив, что он меня вряд ли видит, похлопываю его по предплечью. Он кивает, чего не вижу, а, скорее, ощущаю, и пробирается мимо меня внутрь помещения.

Отлично. Осталось самое простое, но трудоёмкое.

Роняю «своего» подопечного на расстеленный кусок спецткани. Заворачиваю.

Сторож, сволочь он такая, мог бы, если честно, жрать поменьше. А «бдить» и заниматься спортом — побольше. Потому что весит он ничуть не меньше, чем давешний заложник, которого «спасал» в Афгане, только, кажется, вчера. Но всё равно: до вертушки дотащил его на закорках без проблем. Ну а затащить внутрь, вытряхнуть из маскткани, и тщательно «упаковать», связав нашими нейлоновыми, неперетираемыми ни обо что, шнурами — пара минут.

Гружу сторожа — в ящик. У торцевой, то есть, той, за которой кабина пилотов, стены. Не нужно про нас плохо думать: большое количество вентиляционных дырок (Пардон: отверстий!) в дне и крышке ящика имеется. Через минуту притаскивает «своего» и Стас. Помогаю развернуть, а затем — и упаковать, так, чтоб руки тоже — за спиной, и притянуты к ногам, и расположить в ящике. Стас жестом показывает, что мужик ему попался ещё потяжелей, чем мне. Беззвучно ржём: нервная разрядка.

Снимаем адаптивные маски-невидимки. Садимся на скамью, и спокойно ждём.

Не проходит и пары минут, как возвращаются и ещё шестеро наших. Им сегодня задания достались, конечно, потрудней. Но вижу, что справились.

У двоих на спинах — дети. Тоже, понятное дело, спящие. И в маскткани. Девочка лет пяти, и мальчик, примерно восьми. А ещё двое наших волокут бессознательное тело пожилого и весьма благообразного на вид старца: по вводной знаю, что он приходится деткам — дедушкой. Остальные двое «прикрывают», хотя отстреливаться, к счастью, явно не пришлось.

Аккуратно связывают, (Не бойцы же, а очень ценные заложники!) и грузят ребята принесённые тела в тот же ящик, куда мы уже упаковали и беззаботных сторожей. Для чего приходится им тела этих немаленьких мужиков лет сорока сдвинуть к одному из боков ёмкости. После чего разместились и остальные трое похищенных в своём «помещении» вполне комфортно. Хоть и лёжа. Хоть и «аккуратно» связанными.

Не проходит и пяти минут, как появляются и остальные наши. Влад пробегает сразу к стене кабины пилотов, и стучит в неё: три раза, а после паузы — четыре раза.

Люк закрывается, вертушка снова натужно и мощно сотрясается, и ускорение набирает такое, что меня буквально вжимает в сиденье. Наши переглядываются, тоже сняв адаптивные маски-невидимки, и вижу я на лицах довольные улыбки и чистую радость: всё сделали, значит, чётко. И прошло без осложнений.

Оно и верно: не успела наша шустро удаляющаяся от объекта птичка отлететь на пять-шесть километров, как раздаётся позади приглушённый взрыв. И готов я поспорить уже на своё драгоценное ухо, что сгорит от «неаккуратного обращения с бытовым газом», пару баллонов с которым мы на всякий случай привезли и занесли в дом-объект, в дополнение к трём, которые там имелись, в подполе под домом, этот самый дом. А поскольку до ближайшей пожарной части восемнадцать километров, и всё — по узкой сельской дороге, к моменту приезда пожарных всё сгорит капитально.

Потому что три канистры с бензином, тоже задействованные, и сейчас погромыхивающие у дальней стены пустыми брюхами, этому в немалой степени поспособствуют.

Вот и выполнено, считай, наше задание. А уж о том, что ни один — что радар, что наблюдатель, нашу вертушку не заметит, можно не говорить: маршрут проложен специалистами! В облёт городов и сёл, по низинам. А звука форсированных движков с глушилками всё равно не слышно на расстоянии больше двадцати-тридцати шагов. Да и кто будет прислушиваться к нам, к небу, когда там, на земле, сейчас такое началось!..

На крыше оказываемся в двадцать один двадцать семь. Опередили, стало быть, график. Выгружаемся. Тренер встречает. Говорит:

— Проверить, отключены ли индивидуальные средства связи. Построиться. Слушаю отчёт.

Собственно, он мог и не напоминать: едва вылезли из вертушки, сами всё в соответствии с инструктажем, отключили. И проверили.

Влад строит нас, снова проверяет. Всё отлично — мы только что не светимся от гордости. Наш лидер подходит к тренеру, каблуками снова щёлкает, отдаёт честь:

— Товарищ завсклада! Продукты на базу благополучно доставлены! Усушки и утруски нет. Непредвиденных задержек по дороге не произошло.

Тренер кивает, но честь не отдаёт: он, в отличии от Влада, без каски:

— Отлично. Всем грузчикам и шоферам моя благодарность. А сейчас — проследуйте в помещение для санитарной обработки. Но вначале сдайте пустые ящики.

Идём в огромный склад, где экипировались. Обалдеть! Или Раиса Халиловна, или сам тренер позаботились наши майки и трусы постирать, высушить, и даже прогладить!

Но восторгаться некогда: расстёгиваем и разлепляем липучки на всём оборудовании, снимаем, аккуратно раскладываем назад — по полкам. В таком же порядке, в каком и лежало. Сдаём и оружие — расставляем в его пирамиды и горки. Запасные обоймы. Пистолеты. Коробочки со стрелками и трубки. Аптечки. Бельё. Ну, и всё остальное.

После чего переодеваемся. В своё. И идём в «помещение для санитарной».

Это наш класс. Там уже ждёт тренер. И серый костюм. Тренер говорит:

— Поскольку мы следили в режиме онлайн по закрытому каналу за ходом операции, — а ещё бы им не следить, когда каждый шлем оснащён по центру отличной камерой с широкоугольником! — могу сказать уверенно: операция прошла чётко, в строгом соответствии с планом. Никаких нареканий. Выражаю вам всем, и лидеру Владимиру, благодарность от лица командования, и от себя лично. Александр Иванович, хотите что-нибудь добавить?

Серый костюм встаёт, и говорит:

— Добавить нечего. Операция и правда — проведена образцово. Ни за что бы не поверил, что боевая у вашей команды — первая. Благодарю и от себя лично, и от лица моего начальства. В целях поощрения предложил бы вашему непосредственному начальству премировать вас. Деньгами. У меня всё.

Тренер резюмирует:

— Отлично. Занятий сегодня не будет. Можете быть свободны. Материальное поощрение в виде двух минимальных окладов получите завтра. После занятий. Отбой.

До завтра, братья.

 

У пожарного выхода, а вернее — запасного входа в клуб, того, что с задней его стороны, обнаруживаю я — специально, собственно, сунулся за угол! — три спецджипа. С тонированными стёклами и спецпропусками на лобовом. Чёрные, массивные, наверняка со всех сторон бронированные. Цезарь, который и без моего кивка и подмигивания и сам сунулся бы туда, смотрит мне в глаза, чуть заметно кивает, поджав губы: тоже легко догадался, что это — за доставленными нами бедолагами. И ждут сейчас хорошие люди, явно сидящие в спецмашинах, только одного: когда мы наконец разойдёмся по домам, и окончательно стемнеет. Чтоб спокойно перенести тела в транспортные средства.

Мешать не собираемся, и мирно «растворяемся во мгле преданий».

Увидели, чего хотели.

В метро сегодня людно. Ещё бы: еду на добрых полчаса раньше, чем всегда. Так что даже сесть не получилось. Да и ладно: я сегодня достаточно насиделся. Хотя…

Нервничал, конечно. Потому что одно дело — когда ты, как на нашем тренажёре-симуляторе отрабатываешь, вот именно — индивидуально, а другое — когда вживую, да ещё всем Братством. Ответственность уже совсем другая! Да и чувство «локтя»…

С другой стороны, когда лупили желтомазых в переулке за заведением Сурэновича, да и когда сжигали и взрывали подземелья Чайнатауна — здорово сплотились. Думаю, уж не обошлось тут без чёртовых препаратов из киселя: способствуют они тому, что понимать друг друга стали буквально с полуслова. А иногда — и вовсе без слов!

Ничего не скажешь: очень грамотно всё это дело устроено.

И воттеперь пожинаем, так сказать, плоды. Ну и радость и гордостьза сделанное сегодня — реально обалденныя. Но всё же…

Циничный наблюдатель, что с некоторых пор сидит у меня в голове, вполне мирно уживаясь со звероподобным сволочем-берсерком, отмечает этак равнодушненько: по большей части — напускное всё моё волнение. И переживания.

Потому что вполне штатно и как-то даже походя, всё прошло.

И пусть теперь беспокоятся те, кто добивался доставки сюда этих ценных заложников. А уж тут много чего может пойти не так.

А ну, как не поведётся на шантаж объект, чьих детей мы спёрли вместе с его отцом, и их дедом?!.. И просто заведёт себе других детей? Жена-то у него… Очень молода. Ещё бы: когда наш деятель брал её в супруги, в звании «Мисс Незалежна — 20…», ей ещё не было и двадцати. А ему — сорок.

Да и к деду, то есть — упёртому бандеровцу, своему отцу, он может вовсе и не питать тёплых чувств. Хотя, если честно, сам дед — тоже не подарок. Это именно этот сволочь благообразный с виду, написал тот, прошлый, учебник истории, в котором доказывалось, что это русские — виновники всех проблем несчастной Незалежной. И с самого начала «оккупации», которую москали называли «воссоединением», гнобили, унижали и эксплуатировали они несчастных хохлов — что твоих рабов! И приводились и «факты» — абсолютно вымышленные, конечно, и легко доказуемые. Вернее — это они в России — доказуемые. А простые хохлы уж точно сейчас к гос.архивам доступа не имеют.И доказывать своим детям, что их учат неправильно — ни за что не будут. Чтоб те случайно где-нибудь, а особенно, в той же школе, не брякнули чего «антигосударственного». И чтоб такой «несознательный» родитель не отправился в те заведения, где труд — как в концлагерях у Гитлера. Или Сталина. Рабский. То есть — неоплачиваемый. По двенадцать часов в сутки, под бичами и электрошлокерами надсмотрщиков-бугаёв. И всё это удовольствие ещё и с конфискацией всего имущества, и репрессированием всей семьи.

Кстати, это именно от Большого Брата, ещё со времён недоброй памяти Трампа, пошла в Украине такая методика: сажать в тюрьмы побольше людей: чтоб не платить, а только кормить. Потому что только в этом случае Государство имеет право принуждать заключённых работать! И получается — хорошо. Расходы минимальны, эффективность — максимальна. В той же Америке сейчас сидят по реальным и надуманным поводам почти семь миллионов из трёхсот восьмидесяти. А вот в Незалежной — четыре из семидесяти.

Дома застаю полный порядок — в смысле, мать смотрит сериал.

Но на звук открывшейся двери ко мне весьма шустро выходит. Лицо сияет.

Спрашиваю, ехидно ухмыляясь:

— Ты — что? Конфет с коньяком наелась?

— Нет, лучше! Гораздо лучше. Представляешь, Ривкат? Сегодня уже я уговаривала Сергея Николаевича ехать со мной! Этот паршивец с утра завёл меня в нашу подсобку, и начал разводить бодягу. Типа: он уже старенький, и ворчливый, и брюзгливый. И занудный. И что он не хотел бы своим непритязательным видом, отвратительным характером, и вредными привычками портить мне удовольствие от отдыха… Вот баран, а?

— Точно. Баран. Свинья. И как он только посмел вытворить то, что, собственно, ещё вчера собиралась проделать одна милая девушка преклонных лет!

— Ты сам свинья! — вижу, как мать опять мило краснеет, явно конфузясь, — Вот хотела тебе сказать спасибо за то, что вставил мне мозг, а теперь не буду. Пока не извинишься перед Сергеем…

— Ладно-ладно! Извиняюсь, конечно! А что? Он уже здесь, у нас дома?

— Нет, конечно! — мать делает большие глаза, и притворно сердито выпячивает губы, — Он, может, и после санатория будет жить у себя. Ну, он так сказал сегодня, что, вроде, не хочет пока обременять меня. И менять свои привычки. И что консерватор. И любит опрятность и чистоту. И всё такое прочее. Чего я и сама отлично знала.

Словом — ещё посмотрим. Может, ещё и я к нему перееду.

— И оставишь нашу многострадальную квартиру на моё пофигистское попечение?! Чтоб всё запылилось, покрылось паутиной, и заполнилось и завоняло нестиранными носками? Ну уж нет. В квартире должна чувствоваться заботливая женская рука! Так что никуда я тебя не отпущу. Приводи, так уж и быть, своего завсклада в наши хоромы. Кстати. Ты, надеюсь, ему мозг тоже — того? В-смысле — вправила?

Мать смеётся. Потом говорит, дёрнув худеньким плечиком, и приподняв бровь:

— Уж не сомневайся! Получил он у меня по-полной. Даром, что ли, только вчера у меня был неплохой урок по поднятию самооценки, и вправления этих самых. Мозгов.

Киваю. Вздыхаю. Спрашиваю, искоса глядя на неё, улыбаясь одними глазами:

— Ну и как этот старый соблазнитель целуется?

— Ривкат!!! — тут она вообще заливается краской, что твой маков цвет, — Как ты можешь!.. — и, спустя паузу, довольно большую, выдавливает-таки, — Как догадался?

— Тоже мне — проблема. У тебя губы припухли. И помада — видно, что свеженаложенная.

— Чёрт! Правда, что ли, так заметно?! Вот же блинн… А я-то, дура старая, все недоумеваю: чего это Надька с упаковочного так на меня сегодня пялилась в обед!.. А что? Действительно — сильно заметно?

— Нет. И вообще — это заметно только мне. Поскольку часто вижу тебя вблизи. И при хорошем освещении. Так ты не ответила. Он целуется-то — нормально?

— Свинья! Как ты можешь такое спрашивать у своей матери?!

Не выдерживаю, и убираю с физиономии задумчиво-серьёзный вид. Ржу, как конь, прислонившись, чтоб не грохнуться, задницей к стене у вешалки. Мать даёт мне шутливого тумака, сердито выговаривая и фыркая. Потом тоже похихикивает пару раз. Говорит:

— Никогда не думала, что придётся второй раз в жизни брать на себя обязанности матери и покровительницы. Но, похоже, Сергею Николаевичу такая девушка в хозяйстве не повредит. Уж больно он… Наивный и необученный. Такой прямо весь… Беззащитный. И вообще он — душка!

— Ага. Точно. Тот ещё душка, пристёбывавшийся к тебе, доводя до слёз, в самом начале твоей карьеры.

— Так это, оказывается, было от того, что я ему понравилась. Тоже — сразу. Ну, и для общего повышения трудовой дисциплины у остальных работников.

Руку от затылка убрал волевым усилием — иначе точно себе плешь прочешу. А ведь верно: пока не вступил в Братство, и сам инстинктивно так поступал: гнобил, дразнил, и пристёбывался к тем девочкам, которые нравились особенно сильно.

Ну что сказать: и правда — баран!

Правда, сейчас-то мне не до девочек. Спасибо химикатам.

Говорю:

— Похоже, твой завсклад и правда — тот ещё закомплексованный бедолага. Прикрывающий свою ранимую и чуткую душу маской вредного и придирчивого козла.

— Ривкат. Прекрати. Он — начальник. И не должен допускать никакого панибратства. Или делать поблажки кому бы то ни было! Иначе потеряет авторитет.

— Ну… Согласен. Ладно. Я, если честно, рад, что у вас всё, вроде, налаживается. (Тьфу-тьфу на вас!) Со своей стороны обещаю его не бить. И не третировать. И вообще — буду молчать. Вот и сейчас: за квартирой присмотрю, питаться буду полноценно. Баб водить не буду. Так что спокойно езжай себе, и ни о чём не беспокойся.

Мать констатирует:

— Нет, ты всё-таки у меня, хоть и свинтус порядочный, а понимающий сынуля. Предотвратил, можно сказать, наметившийся в наших с Сергеем отношениях кризис. За что тебе — без дураков! — спасибо. А теперь пошли-ка. Сегодня я сама всё тебе разогрею.

Нервно вздыхаю, но на этот раз обхожусь без комментариев. Нельзя подкалывать. Молчу. Раз он уже — «Сергей», значит, точно — всё у них в порядке.

 

После ужина и мытья захожу в Сеть — благо, освободился от трудов праведных на полчаса раньше обычного.

По нашим новостным каналам, понятное дело — ничего. Тишь да гладь.

Зато уж по Евроньюс!..

И так и так, буквально с пеной у рта завзятые бабы и мужики — корреспонденты расписывают, как радикально настроенные террористы подло, напав многократно превосходящими силами, уничтожили целый взвод (Брехня. Охраняло наш объект всего-то семь бойцов печально известного «Азова»!) патриотически-преданной национальной Гвардии. И взорвали и сожгли дачу сенатора и известного правозащитника Семёна Грицацуйло. (Вот только не надейтесь, что я его настоящую фамилию назову!)

Нападение было произведено в дневное время, нагло, открыто, и демонстративно. И уже нашлись свидетели, которые, якобы, видели отряды нападавших повстанцев, в их «фирменной» военно-камуфляжной форме. Напавшие, вероятно, надеялись застать там в это время и самого правозащитника. Однако он в этот момент представлял интересы своей партии и избирателей в Раде. И что хотя тела отца Грицацуева, и его детей до сих пор не найдены, никакого сомнения в том, что варварски были убиты и сожжены и они, нет.

А посмешило меня интервью этих так называемых свидетелей, глазки у которых затравлено бегали, и руки, которыми показывали туда и сюда, стоя возле дымящихся руин, тряслись. Придурки, которые их инструктировали, позаботились общую информацию вдолбить, конечно, такую, чтоб они не противоречили друг другу. Единственное, что немного напрягало — так это то, что оба барана, выступавшие в роли свидетелей, буквально слово в слово повторяли то, что им вдолбили. Словно зазубренный наизусть текст.

А что самое смешное — ни одна зараза и не заикнулась, что ничегошеньки не зафиксировала ни одна из многочисленных камер наблюдения, которыми оснащён чёртов элитный дачный посёлок… (А ещё бы: проверить, не попало ли чего на эти самые плёнки, наши «прикрывающие» не забыли!)

Ничего: эти факты всплывут, когда Комиссия «по правам человека», или ещё какая, из ООН, будет допрашивать этих лже-свидетелей.

Ну, понятное дело, не обошлось без пресс-конференции, срочно созванной Правительством, и на которой босс этого самого Грицацуйло с пеной у рта призывал всех сограждан теснее сплотить ряды, и ответить повышенной дисциплиной и бдительностью на угрозы как со стороны внутреннего, так и внешнего врага.Особенно смешно было слушать комментарии про всё это от Сиэнэн, и Энбиси. Прямо — мировая трагедия! И сейчас всё мировое сообщество, все прогрессивные демократические страны, сплотятся, и прям единым фронтом выступят в поддержку… Ага — два раза.

Всем странам Европы и их правительствам на самом деле плевать. А особенно — плевать на побирушку-Незалежну. Поскольку своих внутренних проблем хватает.

Не без удовольствия отметил, что на этот раз инсинуаций про то, что это всё — тщательно спланированная провокация, спец-акция, проведённая спецслужбами России, почему-то не озвучивалось. Видать, никаких зацепочек или даже малейших следов не нашли. (Ещё бы!) А нагнетать лишний раз и без того напряжённую атмосферу на границах, в экономике, и в дипломатических отношениях — Правительство Незалежной всё же поопасалось.

Не хотят, видать, чтоб получилось как в прошлый раз: когда они обвинили, не предъявив реальных доказательств, а наши отключили им трубу. А дело как раз было зимой. И в самом Киеве, даже в доме этого самого Правительства, и в Раде, у всех буквально сосульки из носу торчали! И заседали в шубах и дублёнках.

И пока наше Правительство не получило от их Правительства официальных извинений, газ не включали.

А ещё бы их не получить: даже при всей ловкости подразделения США, фабрикующего эти самые «доказательства», реально неопровержимых не нашлось ни одного!..

Я же, пока смотрел и слушал все эти репортажи с места событий, и из Столицы Незалежной, со стандартно-симпатичными (Для вызывания вящего доверия к словам!) комментаторами и коментаторшами, буквально выпучивающих красивые глазаи брызжущих слюной из перекошенных справедливым негодованием ртов, думал только о том, не пострадало ли и правда — подразделение, осуществлявшее прикрытие нашей операции. И не поймали ли кого из них.

Потому что разоблачить проинструктированных «пойманных» «якобы исполнителей» прошлой акции не составило ни малейшего труда: подставу и фальшивых свидетелей выявили даже эксперты так называемого ООН. Хотя сейчас эту организацию никто и в грош не ставит. Но формально она — всё ещё в теме! Способствует. Разрешению конфликтов и предотвращению «недопонимания» между странами.

И установлению мира во всём мире.

Вот именно — три «ха-ха!»

Выключаю комп. Вздыхаю. Всё верно: развиваются события именно в том ключе, в каком наметили наши спецслужбы. Ещё какое-то время, для отвода глаз, и для предотвращения сплетен о том, что с какого бы переляку наш сенатор и провозащитник так круто сменил позицию, он попузырится. И пообвиняет. В частных интервью.

А потом заткнётся в тряпочку, и будет, как говорится, плясать под нашу дудку.

Ну а бедолагам-охранникам садово-дачного кооператива уж наши какую-нибудь работёнку подберут. Хотя бы лес валить где-нибудь под Нижневартовском.

Заснуть долго не удавалось: перед глазами почему-то всё время встают обмякшие от снотворного, беззащитно-расслабленные тела и лица детишек. Они-то, крохи такие, не виноваты, что их дед — бандеровский козёл, а отец так вообще — гнусная националистическая сволочь.

С другой стороны, содержать-то их точно будут вполне комфортно…

Может, даже учить будут по школьной программе.

Нормальной.

 

Просыпаюсь, как от толчка.

Хотя когда автоматически вскочил на ноги, выставив остриё сабли в открытый участок с фронта, ничего опасного, да и вообще — необычного, не заметил. Странно, да.

Подбрасываю дровишек в угасающий костерок, в котором светятся только угли, да редкие язычки выбираются из торцов брёвнышек потолще. Вдвигаю и дрюковину посолидней: …опой чую, что понадобится. Через минуту становится посветлей. Но я саблю откладывать и ложиться снова на свою шкуру не тороплюсь: чую подвох. Кто-то там, в темноте, притаился, внимательно изучяя меня, и сейчас то ли соображает, как получше напасть… То ли ждёт подхода подкреплений.

Подкладываю и вторую дрюковину в разгоревшийся огонь, и на всякий случай одеваю давешний железный пояс, заткнув туда оба кинжала. А то, что я без трусов — меня не коробит. Не впервой. Главное — с оружием!

Но вот и началось.

9. Чёртова гидра

С трёх сторон ко мне из колодца двора начинают приближаться странные чёрные тела. И сразу понимаю я, что это — змеи. И, что стало здесь уже традицией — не маленькие!

Выхожу вперёд, становлюсь перед костром: знаю, что у змей и зрение, и теплочувствительные рецепторы, и слух. А если я буду маячить перед огромным источником теплового излучения — видно меня будет хуже. Равно как и сложнее «теплоулавливать».

Первой твари, с тихим шелестом приблизившейся на пару шагов, и уже поднявшей голову с приоткрытым зубастым ротиком на полметра от земли, перерубаю шею, сделав быстрый шаг вперёд. Может, конечно, учёные и вычислили, что бросок кобры происходит быстрее, чем удар профессионального боксёра, но я-то — не кобра. И даже не боксёр. Я куда быстрее. И это — не хвастовство, а банальная констатация фактов.

Не успела тварь среагировать. Перерубилось туловище, толщиной в мою икру, отлично. Что говорит о двух вещах: прекрасно сохранилась сталь моего оружия, наточено оно отлично, (Уж проверил!) и слабенький позвоночник, да и шкура, у змеюки. Чешуйки не бронированные, как можно было бы подумать по звуку: словно волокли по брусчатке двора связку ржавых цепей.

Туловище начинает извиваться, брызжа чёрной кровью из обрубка, голова с куском шеи отлетает далеко: теперь не страшны мне её клыки!

Тут же прыгаю в сторону, и отрубаю метнувшуюся ко мне голову второй змеи: знатно и она покатилась! Но торжествовать и хвастаться пока рано: как по команде все десять оставшихся ползучих гадин кидаются ко мне, и только невероятная реакция и скорость движения помогает мне уворачиваться, изгибаясь, и извиваясь, почти как и сами гадины, и прыгая, отмахиваться саблей и выхваченным кинжалом!

Стараюсь держаться на открытом пространстве, не давая загнать себя в угол. Ругаюсь, про себя и вслух. Но пока удаётся избежать контакта с клыками длиной в мой указательный палец, загнутыми и острыми. Впрочем, особым разнообразием тактики нападающие не порадовали: садятся на туловище, а ко мне головы типа — выбрасывают. Рублю! Вскоре приноровился: отсечённые головы летят только так! Да и туловища, разрубленные пополам, добивать куда сподручней: нет у них ни былой прыти, ни точности.

Но вот вокруг только бьющиеся или уже затихающие тела, а брусчатка двора и моё тело всё в потёках и брызгах вражеской крови. Придётся так и так перебазироваться со своей шкурой и костром: сейчас здесь будет и скользко, и вонять начнёт… Готов спорить на свою лысину, которую скоро прочешу до плеши, что на всю схватку ушло не более полуминуты.

А чесать приходится.Потому, что пока тела некоторых настырных тварюг ещё слабо подрагивают и извиваются, сворачиваясь то в кольца, то — в спирали, то снова распрямляясь, в зловещей тишине медленно поднимается в воздух в дальнем конце двора что-то уж совсем чудовищно-большое.

И это — не червяк, и не прозрачный угорь. И даже не змея.

Вернее — не совсем змея. Потому что туловище ниже пояса у этой монстры — точно змеиное. Длинное, метров двадцать, и толстое — как раз как торс у лошади. И не просто лошади, а тяжеловоза. И сейчас свёрнуто это туловище в широкое кольцо — чтоб обеспечить устойчивость всему тому, что увенчивает верхний конец странной уродины.

Ну а то, что это «навершие» мутантоподобной змеюки не имеет отношения к людям и змеям — сомнений не вызывает. Потому что уж слишком похоже на тело спрута. Осьминога. Кальмара. Только с отрезанным брюшным мешком. Словом, называйте эту дрянь как хотите, но именно сгусток чудовищно омерзительных и извивающихся щупалец «украшает» верхушку странной химеры. А между этими пятиметровыми хлыстами-конечностями, в центре, вижу я сжатое пока до небольших размеров, отверстие. Явно — ротовое. И уж что-что, а проверять, особенно на своей драгоценной шкуре, до каких пределов оно может раскрываться, пропуская вовнутрь добычу, мне почему-то не хочется. Как в сказке про колобка: «я от медведя ушёл, я от крыс сбежал, я от дракона спрятался…». А быть сожранным отвратительным непонятным существом — и подавно не охота! Б-р-р-р!

Как ни странно, не видно ни глаз, ни рта, ни вообще каких бы то ни было органов чувств, которые я привычно намылился было вышибить или распороть. Как же эта штука ориентируется в пространстве? И видит?

Прикидываю. Толщина каждого щупальца у основания — с мою ногу. То есть — с бедро. А вот сосчитать их никак не удаётся: во-всяком случае не меньше десяти. И длина — да, не меньше пяти-шести метров. Мне как вспышкой озаряет: да это же поганый ок-друк-джахар, из старинного комикса «Хеллбой»! Только мой — какой-то… Маленький. Не вырос ещё, что ли? И туловище у него… Не совсем, конечно, такое, как там.

Но как бы там ни было, а кормить его собой, чтоб подрос, мне почему-то совсем не хочется. Как и вступать в схватку с омерзительно присосчатыми щупальцами. Поэтому хватаю свою самую хорошо горящую дрыну, и бегу к монстре.

Если разобраться, мне — грех жаловаться. Не настолько же он всё-таки большой, как тот, что нападал на Фродо из заколдованного озера у ворот в Морию.

Драпать через стену? Или, может, справлюсь?

Справиться-то я, может, и справлюсь. Только не этой зубочисткой, что сейчас у меня в левой руке, и не палочкой с огнём. Нужно было-таки взять с собой одну алебарду! Ну и полежала бы она себе рядом со мной, ничего ей не сделалось бы…

Однако пока суть да дело, пытаюсь следовать поговорке «Используй то, что под рукой, и не ищи себе другое!». Вот и метаю, как копьё, свою горящую с одной стороны дрюковину прямо в центр ротика, надеясь, что тварюга хоть на пару секунд отвлечётся! И я смогу прорваться к центральному входу в замок, и вооружиться, вот именно, алебардой.Или хотя бы парой пик или копий.

Тварюга отвлеклась, конечно, но не так, как я рассчитывал. Несколько щупалец невероятно быстро взметнулись вверх и вперёд, легко перехватив в полёте мой огненный таран, и отшвырнув в сторону. Не мешкая, ныряю вниз, уклонившись от тех отростков, что устремились ко мне, и… Мне удаётся прорваться! Путь свободен!

Бегу что есть мочи ко входу в прихожую, и сразу — в зал. За спиной слышу шум и скрежет: чешуйки пустившегося в погоню змеюшного тела скребут о камни двора!

Жиденькие отсветы от моего разгоревшегося костерка проникают и внутрь зала, стены с замечательными железяками видно неплохо, и хватаю я сразу самую большую и ближе всего висящую алебарду. Едва успеваю обернуться, а монстра уже тут как тут!

Очень быстро эта штука движется с помощью своего «змеедвижителя»!

Размахиваюсь, заревев так, словно я — Илья Муромец, и наношу удар режущей кромкой сверху — вниз!

А неплохо получилось, чтоб мне провалиться! (Хотя лучше не надо!)

Два щупальца, которыми эта штука, похожая на самом-то деле, как прикидываю сейчас, на самую банальную пресноводную гидру, только чудовищно увеличенную, попыталась прикрыться, перерубились практически у основания! И из ран брызнуло что-то голубое! Да ещё и фосфоресцирующее в темноте! И вонючее — сразу вокруг завоняло тиной, и каким-то медным купоросом. Чёрт! Голубая кровь!!! Инопланетянин?!

Нет: тут же вспоминаю уроки Вадима Петровича: у некоторых головоногих и правда — не гемоглобин, который окрашивает в красный, а гемоциан! Этот кислородоноситель и правда — голубой. Но особенно много задумываться о тонкостях кровообращения местного животного сообщества, равно как и о извращённой фантазии того, кто эту чудовищную тварь генно намодифицировал, не приходится. Потому что выдёргивают мою алебарду у меня из рук, да так, что едва устоял на ногах, а замершая было на секунду монстра вновь кидается ко мне, а я не успеваю добраться до очередной секиры-алебарды. Потому что ноги мне словно каким кнутом спеленуло, охватив в три оборота!

Однако я тоже не лыком шит, и успеваю отрубить конец щупальца, опутавшего мои нижние конечности, саблей — её-то, родную, ни за что из руки не выпущу!

Ко мне мечется сразу два новых щупальца, но я уже далеко: отпрыгнул, даже не распутав ноги, в сторону! Там, в стороне, и скинул чёртову петлю: такая, сволочь, прочная и цеплючая оказалась!.. Мечусь к следующей алебарде-секире. Сдёргиваю с держаков. Едва успеваю обернуться, как приходится рубить. И снова — рубить!

Тварь стала опытней, и щупальца успевают отдёрнуться! И пока в очередной раз замахивался, получил в лицо заряд какой-то клейкой фигни — брызнувшей прямо из «ротового» отверстия! И такая толстая и мощная оказалась струя: чуть не захлебнулся с переляку! О-о-о…

Вот теперь я понимаю, что чувствовали те, кто попал под действие наших стрелок с парализующим нейротоксином…

Потому что подгибаются вдруг как-то сами-собой ноги, сознание плывёт, в голове словно граната взорвалась!А глаза этак нагло берут и закрываются!..

И я проваливаюсь в ревущую на тысячу глоток темноту. Даже не ощущая боли, когда падаю на каменный пол…

 

Очнулся уже в сидячем положении. На кровати.

В дверях — мать: кутается в тощенький застиранный халатик, смотрит на меня выпученными со страху глазами, тяжело дышит.

Спрашиваю, криво усмехаясь:

— Кричал, что ли?

Мать наконец входит, садится ко мне, на краешек постели. Кивает:

— Ещё как! Я думала, ты сам проснёшься, ещё после первого раза. А ты… Как завыл, как завыл!.. И ещё такие выкрики… Как будто дерёшься с кем! А что там было на самом деле? Ну, в твоём кошмаре?

Чешу, традиционно, в мокром от пота затылке. Затем пытаюсь пригладить упругий и неподатливый ёжик. Вздыхаю, киваю:

— Всё правильно. Дрался я. С… э-э… чудовищем. Ох и противная штуковина попалась. Злая. Хитрая. Сильная. Уж я её, зар-разу такую!..

— Не может быть. Тогда бы ты радовался. А так, похоже — всё-таки она — тебя!

— Твоя правда, — снова усмехаюсь, дёргая плечами. Говорю же: чуем мы с ней друг друга. Телепатия? А …рен её знает! — Уделала она меня. Ну и ладно. То, что бывает во сне, обычно получается наоборот — в жизни!

— Ну, дай-то Бог… А вообще-то кошмары — это к здоровью. Ну, это по соннику мисс Хассэ. А по Миллеровскому — к неприятностям.

— Ну, я тогда за мисс Хассэ. Даёшь крепкое здоровье и хорошее настроение!

Мать тоже усмехается:

— Даёшь. Может, переоденешься — а то майка буквально насквозь?

— Ну понятно, переоденусь. Вот. Кстати: надо бы снова зайти в военторг, да маек защитного цвета прикупить. А то я из этих… Уже вырос. Да и поизносились они.

— Пожалуй. Ладно, как-нибудь на днях зайду. Ну, или сам зайди — деньги я дам.

— Да не надо. Деньги уж на майки как-нибудь найду. — сам во время разговора скидываю майку, действительно всю тёмную от пота, и одеваю приготовленную на спинке стула сухую, — Может, и носки какие прикуплю. И трусы.

— Ага. Заодно уж и сапоги, и гимнастёрку. А то на днях ты ночью орал: «За родину!» И ещё «Ура!». Воевал, что ли?

— Точно. Воевал. — не помню, чтоб что-то такое мне снилось здесь, дома! Ведь я «воевал» — там, на Базе!!! На четвёртом. Но вон оно как получается. Если уже не помню, что снилось, и как кричал — нужно бы насторожиться. А то крышняк только так съедет…

— А с кем?

— Да с фашистами проклятыми. Ну, их-то — точно уделал!

— Молодец ты мой. Патриот! Защитник Отечества. — она хлопает меня по спине в сухой майке, и говорит, — Спи уже, беспокойное хозяйство! Прадедушка наш уже отвоевался за нас с фашистами…

— Ага. Ну, спокойной ночи. — киваю, ложусь. Мать вздыхает, но тоже кивает, вставая. Уходя, оборачивается через плечо: взгляд чертовски озабоченный, но она старается держаться. Ничего не говорит. Лишь кивает ещё раз, вымучивая улыбку.

Глядя в тусклом свете ночника в потолок, лежу и думаю.

Оно и верно: прадедушка наш успел повоевать. Правда, недолго: с сорок четвёртого по сорок пятый. Зато после Потсдама, куда дошёл с частью, перебросили его в Манчжурию. Уже в июле сорок пятого. И выбивал он оттуда чёртовых япошек весь август. А те — настырные были и упорные. Злые. Себя вообще не жалели… Ну, это так про них уже дед рассказывал, Пулат-ака. Рассказывал, конечно, моей матери.

А мне уже — ничего не рассказывал про прадеда. Похоже, считал, что мне или рано… Или, как почти всем современным молодым — до лампочки. Стриг, короче, всё подрастающее поколение под одну гребёнку…

А мне вот не до лампочки. Горжусь я прадедом.

Может, ещё и поэтому пошёл в Братство. Поддержать честь фамилии. Семьи. И показать распоясавшимся и зарвавшимся, что честь и долг всё-таки превыше стяжательства и пофигизма…

Ладно. Что-то меня от чёртовой гидры на философию потянуло. И социологию. Рановато. Она — только в выпускном. А пока лучше поспать. Завтра снова — в школу.

 

Утром всё как обычно.

Мать уже ушла. Встаю, умываюсь.Заправляю постель, завтракаю.

До школы приходится бежать: завозился, пока менял бельишко, запасные штаны, и прочие тетрадки — в своём ранце. Но успеваю вовремя: дошёл до класса, когда зазвенело.

Уроки проходят штатно.

В кафешке Сурэновича тоже всё на удивление спокойно. Даже его походная жена сегодня не пришла. Странно. Задницей чую атас. Может, нужно снова поговорить с Рыжим? Пусть-ка возвращается? Или у него ещё аллергия не рассосалась?

Ладно. Посмотрим.

В Братстве сегодня — тоже всё как по накатанной колее. Единственное, что необычно — обед. Раиса-опа сегодня кормит нас отбивными котлетами из говядины с гарниром из пюре. Отбиты кусищи мяса от души, и поистине огромные — чуть не на всю миску. Жуются легко, но челюсти у меня с непривычки слегка побаливают.

Теоретические занятия сегодня посвящены фортификации: от простейших окопов до сложных сооружений — настоящих фортов. Информация эта не то, чтоб секретная, а просто достаточно скучная. Да и едва ли нам придётся в нашей практике много «окапываться» — ведь мы вряд ли будем заняты в строительстве долговременных оборонительных сооружений, и их удерживании. Война сейчас мобильная, и на поле боя — всё больше роботы да летающие дроны… А от них не скроешься «за бруствером».

В спарринг-партнёры сегодня достаётся мне опять Эльдар.

Парень он настырный и ушлый. Только не любит ничего нового, или импровизаций. Работая от обороны с ним легко справиться. Что и делаю, хотя вижу, что ближе к концу Эльдар начинает сердиться на меня по-настоящему: ему, понятно, обидно, что практически ни один из его ударов и финтов не проходит!

Подловить такого, рассердившегося, противника легко — как я уже много раз и проделывал, что в зале, что на улице. Когда к Эльдару возвращается способность нормально дышать, он выдавливает, кривясь:

— Ну ты и гад, Волк. Если б не татами — точно позвоночник бы мне сломал таким броском!

— А ты не подставляйся под «такой бросок». Сам же понимаешь, что сделал не так?

— Ну… Понимаю. Слишком увлёкся нападением, забыл про твой фирменный. И подсечку проспал.

— Нет. — не хочется читать ему морали: я кто такой, чтоб поучать и читать нотации? — Это — вторично. А главное — ты позволил своей злости возобладать над сознанием. Мозг затопило эмоцией. А ведь ты прекрасно можешь и контролировать эту злость!

— Чёрт. Твоя правда. — он протягивает мне руку, помогаю ему наконец подняться. Он морщится: ещё больно, — Если честно — ты меня сильно… Разозлил. Я же не дурак — вижу, что ты работаешь от обороны, и так, словно походя.Без особых усилий. Ну, как Нео от Агента, отбиваешься от меня. А ведь я — поопытней тебя. И постарше. И потяжелей на три кило. Обидно мне стало.

— Вот! Ты, без дураков, прав! А уж как мне становится обидно, когда меня лупит тренер. Или Влад. Или Гриша. Да и злюсь я обычно ещё похлеще тебя. Но за эти годы уж выучил главный урок от тренера. Не позволять мозгу делать из меня жалкого раба!

Да и вообще: тот, кто лупит нас — делает нас сильнее!

— Нет, там не так. — Эльдар усмехается, становясь снова в стойку. Стараюсь не отстать, и тоже становлюсь в позицию левши, — Там: что не убивает нас — делает нас сильнее!

— Точно. Ну что? Я уж расстарался в этом плане. Теперь твоя очередь!

— Ага. Ну, погоди, Волк! — он делает выпад, пытается достать загибом. Отскакиваю, захожу сбоку. Эльдар успевает уйти от удара. Ворчу:

— Там было: «Ну погоди, заяц!»

Эльдар ржёт, некультурно показывает на меня пальцем:

— Если бы тот волк был таким, как ты, мультик закончился бы ещё в первой серии!

Понимаю, что ржать нельзя, и он таким хитрым способом хочет отвлечь моё внимание и сбить смехом концентрацию.

Правда, не видел я ещё финта, или не слышал фразы, которая сбила бы меня с неё.

Разве что ворчание тёти Любы про «вытирание ног!»

 

На третьем Уровне сегодня, для разнообразия, забросило меня прямо в центр гнездовища птеродактилей. Или птеранодонов — никогда не мог разобраться, кто из них — кто.

Но вонища вокруг стоит — куда там твоим носкам: хоть топор вешай! Яма, в которой эти твари гнездятся, оказывается воронкообразной формы, а вокруг — мрачные и отвесные утёсы. На которые пока будешь взбираться — точно получишь и по затылку тяжеленным клювешником, и спину располосуют острыми когтями!

Озираюсь, озираюсь, в поисках хоть какого-то пути к бегству. И спасает от разрывания меня на кусочки вопящими, словно чудовищной ложкой — а вернее, миллионом! — водят по миллиону краёв чудовищных же чашек, пока только то, что твари атакуют с воздуха, пикируя сверху! И из-за того, что крылья очень большие — мешают друг другу!

Поэтому пока уворачиваюсь легко. Ну, сравнительно: пару раз всё же получил царапины. На спине и голове. И заднице и плечах.

Руками всё же стараюсь не касаться тварюг: коготки у них, что на задних лапах, что на крыльях — будь здоров! Но вот и нужное мне место.

Кидаюсь туда со всех ног, не забывая пригибаться, и метаться из стороны в сторону. Ещё иногда и падая в омерзительную жижу с навозом и глиной, имеющуюся тут везде под ногами. И перекатываясь. Действенно, конечно, но…

Но вскоре покрыт я вонючей и отвратительно склизкой субстанцией с головы до ног. Зато вожделенная цель уже рядом: из последних сил ныряю головой вперёд в узкий чёрный лаз, ведущий куда-то под гору, и через который, я это вижу, выливается отсюда, из этой котловины, лишняя дождевая вода, не позволяя яме наполниться до краёв!

Ого-го! Вот это я попал!

Тот ещё «водный спуск» в аквапарке! Лечу это я, головой вперёд, ревя от омерзения: чёртова жижа так и вспухает впереди меня волной, и брызги так и норовят попасть в глаза и рот! Тьфу, мать вашу! Мерзость! А коридор ещё и извивается!

Но к счастью, никаких тупиков.

Поэтому через минуты вываливаюсь я в какую-то реку, грохнувшись метров с десяти прямо в небольшое, типа проточное, озерцо. Глубокое дно которого в виде чаши вымыли, похоже, как раз дождевые потоки из этого самого тоннеля.

Ныряю поглубже, моргаю. Пытаюсь сориентироваться: вон там, похоже, над берегом нависают кусты погуще. Можно будет всплыть так, чтоб сверху меня видно не было.

Можно было не заморачиваться. Летающие ящеры, похоже, ещё тупее, чем остальные динозавры: с глаз долой — из сердца — вон. Ну, вернее, всё же — из мозга. Никого тут нет свирепо вопящего, крыльями хлопающего, и охотящегося на меня.

Да и слава Богу. Поэтому пока не нарвался на водных тварюшек типа сомиков кандиру, или тех же прозрачных угрей, нужно смыть отвратительную жижу, да вылезать на сушу.

Так и делаю, посвятив водным процедурам не больше минуты. Порядок.

Теперь от меня не разит, как от золотарей — ассенизаторов средневековых городов.

Природа оказывается привычная. То есть — деревья вполне обычные, травка, мох, толстая подстилка на земле из хвои и опавших листьев. Ну, плюс, конечно, вездесущие колючие кусты с ягодками, сине-красно-чёрными, и папоротник.

Вот и славно. Начнём обживаться… Пока не найдём основного противника.

Огромного варана.

Которого надо убить.

Именно так и сформулировано сегодняшнее Задание.

10. Варан. Да нет — варанище!..

То есть — найти и убить доминирующего хищника местного биотопа. Тренер сегодня оказался настолько любезен, что на мой автоматический, и бессмысленный, в-общем-то, вопрос «А насколько он большой?», этак с расстановкой ответил:

— Не перепутаешь.

Напрягает такая информация. Крупная, стало быть, тварюга.

Ну, мне с гигантами, и монстрами, и чудовищами, воевать, в-принципе, не привыкать. Да и, если честно, не интересно мне было бы уже встречаться в битвах с кем-нибудь мелким, или не-смертельно опасным. Просто какое-то западло. Нет, мне теперь подайте самую «крутую» и смертоносную животину, которая зайдётся в каждом новом Мире. Ну, или уж — робота. Ремонтника там, или охранника. Главное — чтоб с оружием, и патологической ненавистью ко всему гуманоидообразному.

Усмехаюсь сам себе. Что-то больно уж я развыделывался. И развоображался, пусть и иронизируя над собой же. Как бы за амбиции и спесь не наказали…

Особенно, если Хозяйка реально существует, и действительно улавливает мои эмоции и мысли.

Трясу головой, тяжко вздыхаю. Затем начинаю неторопливое движение по берегу пятиметрового в ширину ручья — вверх по течению. Найдя более-менее прозрачное и мелкое место с песочком, убеждаюсь, что никто тут не плавает. (Пара банальных форелей не в счёт!) Снова залезаю в воду. Теперь уж оттираюсь капитально — тем же песочком. Отплёвываюсь, полощу рот и носоглотку, промываю так называемые волосы. Короткие. Оглядываюсь на массив скалы, за которой, как знаю, прячется яма чёртовых птеранодонов.

Видно скалу плохо, потому что почти закрыта она растительностью. Но смотрю я не потому, что собираюсь туда вернуться, (Тьфу-тьфу!) чтоб реваншироваться за царапины и омерзительный «грязево-навозный» аттракцион, а для того, чтоб не пропустить новых атак с воздуха. Вроде, пока никаких поползновений. Может, эти твари ведут ночной образ жизни? И это я их сбил с панталыку своим «внеурочным» появлением?

С другой стороны — вполне логично. С их позиции. Простая оборона и защита гнездовища и яиц. А то — «появляется вдруг, понимаешь, словно с неба свалившись, прямо у нас дома, некий противный лысый двуногий! А ну как он хочет наших детёнышей загрызть и наших самок перетрахать?!» Тупорылые ящеры. Хоть и летающие.

Да и …рен с ними.

Мне теперь нужно найти что-то, могущее служить оружием. Ну, или такое, из чего я мог бы как-нибудь изготовить это самое оружие.

А поскольку никаких признаков цивилизации я тут поблизости не заметил, да и наличие древних пресмыкающихся, варанов и птеродактилей, говорит о том, что её и нет, придётся довольствоваться самыми примитивными средствами: например, копьём, заострённый конец которого нужно будет обжечь на костре.

Вот, кстати, о костре. Пытаюсь найти хоть какой-нибудь булыжник. Странно, но хотя там, за моей спиной, осталась целая здоровущая скала, ничего подходящего поблизости нет. Трава, мох, опавшие листья и хвоя. Приходится забрать чуть вправо, чтоб приблизиться опять к скальной гряде, идущей по этому берегу ручейка. Вот. Теперь стали попадаться и камешки, и подстилка лесная тут куда тоньше: буквально сантиметры.

Выбираю камень, похожий коричневым цветом на кремень. Пробую почиркать по нему другим — который удобно держать в руке. Порядок. Есть искра.

Ну, дальше — дело, как говорится, техники. Насобирал старых сухих шишек, веток, мха, опада, и листьев. Скомяхал из этого и легковоспламеняемого и отлично просохшего (Редко здесь, стало быть, идут дожди!.) добра этакий пук. Почиркал над ним, подул… Подул… Ещё почиркал и подул… И — пожалуйста! Пусть не с первой попытки, но — занялось и загорелось. И вот вскоре я при костре и отлично понимаю, что демаскирую своё местоположение треском и шипением горящих веток, и вонючим дымом. Но уж с этим сделать пока вряд ли что удастся: мне нужно копьё. А лучше — два. Плюс дубина. Лук, подумав, решил не делать. Во-первых, мне не из чего соорудить тетиву. А во-вторых — судя по «намёкам» тренера, животину мою здешнюю стрелочкой не уделать…

С дубиной проблем не было: легко нашёл подходящую палку с мощными наростами из смолы. Нормально — и держать, как примерился, удобно, и тяжёлая на конце.

С копьями пришлось повозиться: две прилично ровные палки, которые выбрал вначале, пришлось выкинуть: уж очень они оказались хрупкими: ломались в местах, где из них росли сучки-веточки. Пришлось заморочиться, и влезть на что-то вроде тиса. Вот его ветки еле отломал от ствола: если бы не камушек, который заострил обстукиванием о свой кремень, и захватил с собой наверх, ни за что не «срубил» бы упрямые ичертовски упругие дрюковины!

Зато вот эти копья вышли вполне приличными. Когда удалил все сучки, листья, и выровнял торчащие огрызки тем же камнем, получилось вполне ухватистое оружие. А уж подержать их толстые концы в костерке, чтоб обгорели снаружи, было нетрудно. Как и стесать сгоревшую древесину, заточив на конус, всё тем же «обстучённым» камнем.

И вообще: поймал я себя на том, что простейшие орудия теперь изготовляю — на раз, даже особо не задумываясь. Да и камушки дорабатываю ударной методикой под древние «рубила» и «скребки» — как нефиг делать. Э-эх, сюда бы, ко мне в ученики, всех моих одноклассников, когда мы проходили года два назад про первобытный строй и пещерных людей — уж я бы их заставил овладеть всеми «навыками»!.. И наглядно показал, какие предки были «тупые»! Ха! Вот уж изобретательности, усидчивости, и хитрости при изготовлении всего этого инструментария наверняка нашим «пещерным пращурам» было не занимать!

Вскоре загасил я свой костерок, чтоб, во-первых, не привлекать лишнего внимания моих «пернатых» и прочих местных друзей, поскольку какая-то наглая сойка, или сорока, или ещё какая птица из их семейки, мелкая, но очень противная и настырная, уж так орала, так тараторила над моей головой, словно ей за стукачество деньги платят! А во-вторых, смысла в этом костре я не видел: жарить мне на нём всё равно пока нечего.

Следовательно, снимаемся с места стоянки, и движемся дальше — в поисках добыть чего поесть, и найти, где переночевать. В безопасности. Потому что никогда не знаешь теперь, когда встретишься с любимой «заданной» монстрой. Да и вообще я отметил себе — что-то уж слишком много я в последнее время по всяким полям-лесам-горам скитаюсь, прежде чем найду «главного какашку Уровня». Хотя грех, вот именно, жаловаться: всё лучше, чем скитаться по безводным пустыням и руинам. А тут хоть вода есть. И не печёт.

Не прошло и получаса осторожного продвижения по берегу всё того же ручья, как встретилась мне «добыча». На небольшой поляне пасутся маленькие такие, типа — антилопы. Или косули. Не смог определить: похоже, или неземные виды, или, вот именно — какие-то предки этих копытных из далёкого прошлого.

Подкрасться за кустами и запустить в ближайшую малышку одной из своих дрюковин удалось легко: похоже, непуганая тут людьми травоядная популяция: никто и не почухался, хотя вожак и ещё парочка газелей меня уж точно заметили. Зато когда примерно двадцатикилограммовое тело грохнулось наземь, забившись в агонии, остальное стадо, штук двадцать взрослых и с десяток детишек, весьма резво бросилось наутёк.

Подхожу, выдёргиваю из бока бьющейся на земле животины копьё, и приканчиваю ударом уже в шею.Вот я и при мясе.

Наколотить из моего куска кремня узких острых пластин-лезвий для разделки нетрудно: говорю же — приспособился: (тьфу-тьфу) куда там до меня какому питекантропу или неандертальцу. Освежевал и снял шкурку тоже быстро. Хотя…

Шкурка-то — маловата. Только-только бёдрас самым моим ценным органом прикрыть. А вот на плечи её ну никак не хватает. Да и ладно: пока я иду по лесу, мне солнечные лучи не страшны.

Через час я прикончил отлично прожаренный шашлык. А уж как он пах!.. М-м: божественно! Аппетитно. Век бы так питался. Жалко только, что шашлык был несолёный. Мясо оказалось нежным и сочным — это вам не варан какой. Хотя едал я и варанов. И похуже кое-кого едал: года полтора назад на третьем мне достался в качестве «пищи» сурок. Или суслик. Сумчатый. (Тьфу!..) А год назад — вообще змея. И, кстати, хоть мясо было и жёсткое и вонючее, а прекрасно пошло — особенно с голодухи.

Полежав с полчасика на мху в тенёчке, решаю я, что переварил пищу. И без набедренной повязки обойдусь прекрасно: поскольку никакого наплыва сердитых пуританок и скромных девственниц не ожидается. Вроде. Ну, а появятся — так и ничего страшного.

Прикроюсь ладошками. Или уж сразу зарычу, сделаю страшные глаза, и накинусь! Чтоб потешить свою похоть.

Ха-ха.

Заворачиваю снова в своё новое нехитрое одеяльце кремень, лезвия из него, и обтёсанные скребки. Беру за концы в руку. Копья и дубину беру в другую. И выдвигаюсь.

Вскоре идти становится труднее: ручеёк бежит теперь куда быстрее: уклон ложа возрос. И берега стали каменистей: булыжников и обломков теперь вокруг — бери — не хочу. Хочу, конечно. Выбираю пару из тех, что подходят мне для моих целей получше. Растительность по берегам почти срослась верхушками над потоком, который теперь в ширину не больше пары шагов. Продолжаю смело идти вперёд, надеясь, что никаких тигров-львов тут не водится. Хотя… По-идее, должны. Ну, или уж — волки.

Кто-то же здесь является гордым носителем звания «Царь природы», и исполняющим функции «Вершина пищевой цепи», и потребляет всех этих птичек-рыбок-косуль. И кроликов — вот их семейка весьма шустро кинулась от меня врассыпную, буквально ввинтившись в норы, понарытые на какой-то поляне, неподалёку от ручейка.

Однако где-то через минут десять замечаю я, что впереди стало гораздо светлее, и словно бы деревья заканчиваются, а начинается что-то вроде предгорных холмов.И точно.

Выбираюсь я на опушку, но вперёд двигаться не тороплюсь: вначале внимательно изучаю открывшиеся впереди долины и гряды, тянущиеся насколько хватает взгляда, чтоб там, вдали, завершиться высоченными горами, сейчас нагло голубеющими отвесными обрывистыми склонами, и белеющими шапками из снега на своих макушках.

Да чтоб вас. Похоже, не в ту сторону я двигался. Здесь, среди трав и россыпей оползней, вряд ли водится вот именно — гигантская ящерица. Что вараны, что «драконы» предпочитают наверняка места, где в достатке водятся добыча. Например, комодские вараны предпочитают всяких там буйволов. Пасущихся на лугах и полях. А среднеазиатские — других ящерок. Ну, и насекомых. Которых откапывают. А здесь… Никого не видно.

Тем не менее, решаю, что раз уж попалсюда, почему бы не посвятить некоторое время небольшой разведке: вдруг удастся найти что-то, чем я смогу заменить своё не слишком адекватное оружие.

Неторопливое путешествие по верхней кромке ближайшей гряды ничего мне не даёт. Ну, если не считать того, что запыхался я, и спину снова напекает — не обгореть бы. А лучше бы добыть кого, чтоб, вот именно, сделать из него «шкуру», и прикрыться.

Холмы и каменистые осыпи, на которых и сквозь которые прорастает жёсткая и на вид колючая трава и такие же кусты, не балуют глаз ни красотой, ни какой-либо живностью. Если не считать моих «друзей» сусликов, верещащих и скрывающихся в норах при моём приближении. Могут они не беспокоиться: потреблять их в пищу я зарёкся. Пусть местные и не сумчато-мускусные.

Через ещё минут двадцать я уж совсем было намыливаюсь повернуть обратно, в связи с бесперспективностью «выбранного направления», как вдруг замечаю впереди подозрительную дыру в склоне холма, который повыше остальных. Хм-хм…

Уж больно смахивает на вход в пещеру. А в таких как раз обычно и живут разные хищники. И их семьи.

Осторожно спускаюсь с вершины гряды, и ложусь на склон, так, чтоб моя голова не сильно маячила над гребнем. Автоматически отмечаю направление ветра — дует от меня — туда, зараза он такая. Ну и ладно. Посмотрим, кто там базируется.

Никто ведь мне не запрещает наблюдать хоть до второго пришествия. А если это — тот, кого ищу, так и вообще отлично. Побыстрее прикончу, стало быть — побыстрей и Уровень завершу! Оглядываться вокруг не забываю, стараюсь не шуметь.

Не прошло и пяти минут, как подтвердились мои подозрения.

Правда вот, моё желание и надежды «побыстрее» прикончить местного «доминатора экосистемы» сразу показались мне излишне… Как бы это помягче — наивными.

Длина в «варане» метров двадцать, и весит он на вид ну никак не меньше пяти-шести тонн. Тот ещё сухопутный «кит». В ротяку на переднем конце украшенной гребнем головы поместится и конь, а не то, что какой-нибудь Гомо. Сапиенс. Лапищи с загребущими коготками движутся солидно, я бы сказал — монументально. И следует надеяться, что бегать мой друг может не слишком быстро, потому что эта явно хищная тварюга сразу начинает вертеть головой, жадно принюхиваться, и безошибочно поворачивает её в сторону вашего покорного слуги. После чего из широченной щели пасти появляется двухметровый хлыст раздвоенного языка, и тут же втягивается — подтвердила, стало быть, ящерка, свои подозрения насчёт пришедшей к ней еды. Вот и направляется плотоядно (Как мне сразу показалось!) и нагло ухмыляющаяся монстра прямиком ко мне.

Ну, что сказать.

Так быстро я никогда ещё не осознавал ничтожность своих «орудий». И так быстро ещё никогда не бегал.

Шкурку с кремнями-камнями и отрезанными ногами газели-серны, конечно, сразу отбросил. Оставил себе только копья и дубину. Бегу по лощине меж холмов, по более-менее мягком и покрытому травкой дну, надеясь лишь на то, что между деревьев смогу-таки дать моей монстре фору. А то здесь она меня, несмотря на кажущиеся вроде бы неторопливыми движения лап, уверенно догоняет. Сердито клацая челюстями.

Расстояние, на которое убил почти час, пролетел я за каких-нибудь десять минут!

Но вот и лес! Ныряю в чащу, прикидывая, где тут мой спасительный ручеёк. Должен быть левее. Точно! Мечусь к нему, и чешу, наплевав на брызги и скользкое дно, прямо по воде туда — вниз по течению!

Однако чёртова ящерка ориентируется уже не столько по нюху, сколько по зрению: сопит она мне в спину уже в каких-то двадцати шагах! Приходится сходу нырнуть вбок, пытаясь скрыться в непролазной чаще колючих кустов и часто стоящих невысоких деревьев — типа, подлесок!

Не помогло. Кусты эта штука проскочила, словно вообще не заметив, а хруст от ломаемых стволов сказал мне, что не удержит её надолго этот тощенький молодняк.

Мечусь снова к ручью, и бегу теперь уже вполне сознательно: к яме своих «приятелей» птеродактилей: созрел у меня коварный план! Только бы добраться туда раньше, чем проклятущая монстра подомнёт меня и сожрёт!

Мне теперь нельзя ни в коем случае допустить, чтоб меня сцапали до того, как я…

С другой стороны, понимаю я, конечно, что даже если меня и сцапают, и «сожрут», ничего особо страшного не случится. Вроде. Ну, подумаешь — очнусь в очередной раз на татами, только задание не выполнив. Провалив. Не в первой, конечно. Но — обидно.

Какая-никакая гордость, опыт, и воз упрямства есть и у меня: не дамся просто так, не испробовав для достижения победы всех местных возможностей и обстоятельств!

Да и неспроста, думаю, дали мне эту самую яму с птеродактилями — а то сам-то я вряд ли её, блуждая по лесу, обнаружил. Разве что по запаху.

Гонит меня чёртов варан, а точнее — настоящий варанище, упорно. Но иногда удаётся сдержать его напор, снова ныряя в чащу, и там вихляя между стволов уже потолще — эти его и правда, задерживают. И тогда он разевает чудовищную глотку, и орёт благим матом. Словно мутировавшая, в тысячу раз увеличенная, коза: «М-ме-э-э!»

Но вот наконец и каменная гряда, за которой, как знаю, моя любимая яма!

Из последних сил, понимая, что отступать некуда, кидаюсь туда. Надеюсь лишь на то, что взобраться по обрывистой круче смогу. И что мой дракончик тоже сможет. Когтистый же! Иначе грош цена всем моим усилиям!

Однако опасения оказались напрасными. И я легко (Сравнительно! Будешь тут «шустрым» и цепким, когда в затылок дышит локомотивный «ротик»!) залезаю на верхушку ямы. Заглядываю внутрь. Внутри царит определённое оживление: похоже, готовятся мои птички к вечернему вылету! А ещё бы: вокруг уже почти сумерки.

Ладно, милые, не торопитесь! Я вам «пожрать принёс»! А вернее — привёл.

Оглядываюсь на варана. Лезет он по уступам и камням довольно уверенно, целеустремлённости во взоре не уменьшилось ни на волос, и вожделённое сопение вот уже в десятке шагов от меня. Кладу на скалу свою дубину и копья, и поднимаю оттуда же здоровенный булыжничек. Который со всего маху запускаю в противную морду.

Попал прямо в верхнюю челюсть. И попал нехило: тварюга аж крякнула! И поморгала. Ну, если она теперь не разозлилась до предела, я — японский император!

Однако когда пышущая справедливой жаждой мести и аппетитом тварюга, даже не особо запыхавшаяся, пытается до меня достать выброшенным языком, прыгаю вниз: «дорожку» себе для спуска уже приглядел и наметил. И видно её в предзакатном освещении пока неплохо. Заодно ору во всю глотку, стараясь шуметь посильнее.

Что тут началось! Какой переполох! Сотни ящеров взлетают со своих насестов, и начинают создавать оглушительнейшую какофонию. Впрочем, меня ею не напугать: уже слышал. А варану, по-моему, вообще — плевать на всё, кроме наглой и больно кусающейся добычи, которую он сейчас загоняет. Вот и несёмся с ним: я, прыгая с уступа на уступ, и даже не давая себе труда отмахиваться от поналетевших, и он — буквально на брюхе съезжая по крутому спуску. В чём, как мне кажется, ему вообще препятствий нет. И нападки кусачей мелюзги сверху он пока просто игнорирует. Ну-ну.

Путь для «выхода» из гнездовища я помню прекрасно. И уж поверьте: проходить во второй раз водно-навозный аттракцион удовольствие не из приятнейших. Но терплю.

Плюхнулся в воду традиционно: гулко и ногами вперёд. Выплыть, отдышаться. Теперь отмыться, хотя бы приблизительно. Теперь успокоить дыхание, и выругаться всласть.

Ну а теперь и не торопясь вернуться туда, где сейчас разворачиваются, судя по оглушительнейшим звукам, весьма драматические события.

Повезло мне. Залез снова на кромку ямы и нашёл своё нехитрое оружие вообще без осложнений: судя по огромному мельтешащему телами и крыльями сгустку тел внизу, на дне ямы, «птичкам» не до меня. Да и варанчик, поскольку явно не смог протиснуться в ту дыру, по которой я благополучно ускользнул, должен обороняться, пытаясь теперь вылезти наверх уже тем путём, которым попал сюда.

А не тут-то было!

Птеродактили отнюдь не расположены позволить ему сбежать, и несмотря на потери — вижу пять или шесть застывших на дне в неподвижности распластанных тел! — атакуют со всей возможной остервенелостью, не позволяя подниматься ящерице по пологим у дна, и более отвесным, и скользким от того же гуано, склонам по сторонам ямы!

Уж так они бедолагу лупят клювами и крыльями с когтями по голове — аж жалко. Тем более, вижу я, что один глаз у монстры уже выбит… Не проходит и минуты, как выбит и второй. И теперь мой варан может только жалко тыкаться в разные стороны, двигаясь и пытаясь найти место с более пологим склоном, лишь наощупь…

Действительно жалко: заклевание до смерти — по-моему один из самых неприятных способов убийства. Думаю, думаю. Чешу традиционно репу.

Да, ловлю себя на том, что вот теперь мне стыдно!

Потому что зверушки — они не люди. Они и как-то чище, и непосредственней в своих желаниях и действиях. Нет в них ни коварства, ни подлости.

Не обманывают они никогда.

И если сейчас чёртов «Царь» местной природы падёт от многочисленных, уже покрывающих его с ног до головы, мелких, но обильно кровоточащих ран, это будет реально — нечестно. И вообще: разве это не Я должен его убить?!

Оглядываюсь по сторонам. Почти стемнело. И он — и так без глаз.

Я решаюсь: снова начинаю скакать с уступа на уступ, стараясь оказаться прямо над шеей уже весьма слабо сопротивляющейся, и вяло двигающейся обессилевшей ящерицы.

Прыгаю. В красивом полёте изгибаюсь. И со всего размаха, и пользуясь своим весом, вонзаю самое острое своё копьё в холку моего ящера. Потому что до сердца — далеко. Значит, нужно сразу перебить позвоночник у черепа…

Вонзилось хорошо. И — как раз куда надо!

Сразу замерла моя жертва, словно распластавшись по дну ямы, на омерзительных от жижи камнях. И явно скончавшись.

Вот и избавил я своего недавнего самого страшного врага от ненужных мучений.

Хорошо мне?

Нет. Потому что всё равно: и стыдно, и тоскливо как-то. А ну как у него там, в логове — табун голодных варанят? Но не позволять же, в самом деле, сожрать ему — меня?!

Ладно, предаваться терзаниям и сомнениям я смогу и позже, а сейчас изо всех сил бегу, отмахиваясь кулаками, бьющими по наглым рожам и клювам, и спешу проехаться по жёлобу из грязи и гуано в третий раз! Говорят, Бог как раз её, троицу, и любит…

Купаюсь уже в почти полной темноте: солнце как-то очень резко скрылось за кромкой горизонта. А вернее — это я так думаю, что горизонта, потому что здесь, в лесу, никакого «горизонта» нет и в помине. Только стволы и кроны.

Трусь и полощусь куда тщательней, чем раньше: кажется мне, что навсегда я пропитался отвратительной вонищей и слизью…

Спускаюсь теперь вниз по течению ручья. Думаю, думаю.

Сообщать ли тренеру, что моя миссия здесь успешно завершена? Или остаться переночевать, и поблуждать тут ещё? Как я понял, теперь для меня третий Уровень почти не отличается от четвёртого. Сложный, иногда длинный. Не иначе — существует-таки чёртова Хозяйка. Ну, или операторы, ведущие меня.

А вернее — моего аватара. В вот этом теле.

Уже в почти полной темноте нахожу я вполне подходящую пещерку под корнями какого-то вывернутого бурей лесного исполина. И пусть мои копья и палица остались там, на гребне ямы, я и с голыми руками — не подарок.

Желающих — милости прошу убедиться на своей шкуре!

11. Клоны

Странно, но очнулся не на татами, как обычно, когда здесь, на Уровнях, засыпаю, или теряю сознание или жизнь, а — в своей ночной берлоге, под комом из корней с землёй.

Качаю головой: вот что-что, а непредсказуемость моих «миссий» до сих пор сильно удивляет. И самими Мирами, и процессом их прохождения. И вот оно как получается: захотелось мне остаться пока здесь, осмотреться, может, обжиться — и нате вам! Или где-то там, в недрах таинственной Машины, имеется некий невидимый и своеобразно действующий переключатель, который и даёт команды: оставить ли меня «доживать» в уже «пройденном» Мире. Или вообще — дать мне этот, или иной Мир — прямо во сне?..

Ладно, напросился, получается сам. Можно приступать. К осмотру и обживанию.

Для начала вылезаю на корневище, под которым ночевал. Осматриваюсь. Тишь, да благодать! Солнышко уже встало, но высоко не поднялось: вокруг царит этакий волшебный полумрак, пронзаемый ослепительными косыми лучами, которые отлично видны, как понимаю, из-за крошечных пылинок. Или пыльцы какой. Красиво. И пахнет… Хвоей.

Птички мирно этак чирикают где-то в кронах, там же засёк я и пару белок: собирают что-то вроде желудей, или, что вероятней, орехов. Вот: напомнили про завтрак! Правда, с едой у меня проблемы. Готов поспорить на своё копьё против прошлогодней шишки, что уволокли давно мою шкурку с ногами давешней косули…

Да, кстати: о копье.

Возвращаюсь на пару сотен шагов, лезу по уступам к любимому логовищу-яме. Забираюсь на кромку.

Отлично. Ничего не изменилось, если, конечно, не считать того, что уже объедена спина моего варана, до позвоночника объедена — вон, рёбра торчат, и видно и кости позвоночного столба… И спускаться вниз за своим копьём, и вновь проделывать чёртов аттракцион с погружением в «нирвану» и лихие водно-…овённые спуски как-то не хочется. Какой я молодец, что подстраховался. Вот и беру в руку своё второе, запасное, копьё, сиротливо лежащее на верхушке гребня. Подбираю и дубину.

И — вперёд. В смысле — теперь вниз по течению ручья. Потому что есть у меня некое смутное подозрение, предчувствие моего самого чувствительного барометра, который пониже спины, что найду я там то, чего, по-идее, находить не должен. Здесь.

Вот и посмотрю, что это. Да и вообще: как тут и что.

Идти по берегу ручья нетрудно. Тут и деревья словно бы стоят пореже, и повыше они и посолидней — как я понимаю, это оттого, что слой почвы тут потолще, чем в каменистых предгорьях. Даже ягоды выглядят вполне… Съедобно.

Нахожу куст, с которого нижние ягоды словно объедены — торчат пустые белёсые шпеньки. Ага — точно! Вон он и «едок»: колючий комочек, сердито фыркающий мне в лицо, когда приблизил его, растянув рот до ушей в невольной улыбке, к объедающему — ежу. Ну спасибо тебе, местный всеядный собиратель: съедобны, стало быть, ягоды. А по форме чертовски напоминают самую банальную малину. Только покрупнее, и поволосатей.

Обхожу куст с другой стороны, чтоб не мешать маленькому колючему собрату по завтраку, и начинаю быстро запихивать себе в рот те ягоды, что выглядят поспелей.

Ха! Отличный вкус. Сладкие, сочные, у меня прямо слюноотделение началось.

Через каких-то пяток минут вполне я подкрепился. Теперь только напиться, умыться, помыть липкие и ставшие красно-бордовыми руки. И можно и дальше идти.

Вот и иду, поглядывая по сторонам, и внимательно прислушиваясь. Но вокруг — всё та же идиллия. Начинает и правда — напрягать. Потому что понимаю я: не бывает леса — без санитаров. И «верхушек» пищевой цепи. То есть — волков, медведей, рысей, лис, росомах. И прочих хищников. Кто-то же здесь, вот именно — кушает всех этих косуль-кроликов-сурков-мышей-белок? А где они тогда? Почему не нападают?

О! Есть.

Увидал я вдали, за стволами, шагах в ста, что-то серо-бурое, большое. Похожее формой и размером на как раз медведя! Однако в ту же секунду эта двухметровая в холке гора шерсти заметила и меня: вон, сверкнули в пятне пробившегося сквозь листву солнца, злющие глаза! Уставленные на меня. Сжимаю в руке своё второе копьё: пусть оно и не столь ровное — зато уж тяжёлое и толстое!

Однако мишка поражает меня: со всех ног кидается он вдруг в чащу, да так, что слышу я треск ломаемых кустов, и вскоре только раскачивающиеся верхушки папоротников и кустов говорят о том, что только что здесь промышлял монстр на добрых триста килограмм тяжелее меня.

Выводы сделать нетрудно.

Есть, значит, всё-таки здесь некто, похожий привычками и внешним видом на человека. И этот кто-то доказал всем местным хищникам, что его лучше не трогать! Не говоря уж о — вступать в схватку! На этот раз удалось затылок просто погладить.

Отбрасываю почти всю свою осторожность, и перехожу с крадущегося на нормальный быстрый шаг. Бояться мне теперь практически нечего — пользуются тут существа вроде меня непоколебимым авторитетом. Через примерно час быстрой ходьбы обнаруживаю я впереди просветы. Вскоре сливающиеся в одно большое ровное и ничем не заросшее пространство. Нет, вру. Травой оно всё-таки заросшее.

Подумав, нахожу ближайший куст со спелой малиной, и наедаюсь её до сытости. Запиваю водичкой из ручья — здесь он уже течёт медленно и солидно, и в ширину достигает добрых пятнадцати шагов. И до дна — не меньше метра. Думаю, думаю.

Купаюсь ещё раз. Благо, снимать мне ничего не надо, а здесь вполне тепло и комфортно: даже ночью не опускалось ниже плюс двадцати. Благодать.

Ха-ха. Знаем мы эту «благодать». Уже вижу я, пока частично скрытые кустами опушки и стволами, но от этого не менее характерные. Здания.

Невысокие, но широкие, приземистые, словно склады какие, у окраин. И узкие, и подпирающие небо, там, в центре: небоскрёбы. Город, стало быть.

Вздыхаю. Но деваться некуда: нужно идти. В конце-концов я всегда могу попросить тренера забрать меня отсюда. Или это произойдёт автоматически. Если меня здесь грохнут. Ну, это — если и случится, так, вот именно, лишь после того, как местные враги поймут, что я — тот ещё подарок, и захотят, вот именно — пристукнуть. Значит, прикинемся скромными и невинными. Приветливыми и неопасными.

То, что принял за травяные луга, оказалось полями. С отличными дорогами между ними. Растёт тут, насколько могу судить, что-то невысокое: мне по пояс максимум. Некоторые культуры похожи на пшеницу, некоторые — на рапс. Но больше всего чего-то, цветущего густо-фиолетовым цветом — такими мелкими-мелкими цветочками, но собранными в огромные соцветия. Кстати: только сейчас обратил внимание на солнце. А всё потому, что начало припекать. Вот и отмечаю, что от нашего обычного, то есть — Земного, практически не отличается. Да и небо — голубое, туды его в качель…

До города оказалось ближе, чем я думал: за какой-то час дотопал. Вот и прикидываю: раз здесь всё так близко, и горы, и поля, и равнины какие-то словно — карликовые… Может, планетка-то всё же поменьше нашей? Правда, как быть тогда с силой тяжести — должен я себя ощущать, словно я на Луне. То есть — легко и необычно. Вот только нет ничего такого: шаги делаю нормальные, и прыгнуть дальше, чем в нашем зале, не удалось.

Как ни странно, людей мне по дороге не попадалось. Вместо них — некие невысокие машины, похожие на этакие универсальные комбайны-трактора. И ездят они по полям, и что-то — то распыляют, то пропалывают, то косят, вываливая из своего нутра огромные круглые штуковины: спрессованное, как понял, сено. Ну, или то, что там из него потом извлекут. На меня внимания абсолютно не обращают. Да и ладно — я не гордый, и не спесивый, словно телезвезда какая, требующая внимания и почитания.

Когда дошёл до первого дома-ангара, даже без окон, а только с парадным входом в центре длиннющей стены, вдруг выскакивает навстречу мне из этого самого входа, местный сапиенс. И до него уже не больше двадцати шагов. Приветливо улыбаюсь, поднимаю руки с моими дрынами вверх, кричу: «Привет собратьям-гуманоидам!»

Ну, что сказать. Похож, конечно, на меня.

Только вот затылочная часть черепа очень сильно удлинена, и ростом он пониже меня на добрых полметра. И одет. (Мы как-то привыкли, что все «зелёные человечки» в легендах о них, и фильмах — раздеты. Что по меньшей мере странно. Только идиоты ходят нагими, когда можно удобно одеться! Так и теплее, и в карманы всегда можно что-то положить.) На нём что-то вроде красных тренировочных штанов с лампасами голубого цвета по бокам, и белой форменной рубахи. С погонами. А на поясе — ремень с кобурой. А из кобуры этот ощерившийся на меня мелкими жёлтыми зубами гад вдруг достаёт предмет, чертовски напоминающий самую банальную пушку, и присаживается в стойку! И рожа у него какая-то сосредоточенная и зверская!

Мало того: прицелившись, он сразу, без лишних слов, стреляет!!!

Хорошо, что реакция у меня — на автомате: успел заранее отпрыгнуть с линии огня!

Но злой свист пули явно нехилого калибра, просвистевшей в паре сантиметров от уха, никаких надежд на «мирное урегулирование» конфликтика не оставляет.

Чёрт возьми!!! Нет, я, конечно, не ждал, что он сразу обрадуется, проникнется ко мне симпатией, и кинется меня целовать-обнимать… Гуманоид же! Но и безнаказанно палить в себя без малейшего повода с моей стороны тоже не дам!

Мгновенно приходит решение, и я кидаю в него что есть силы свою увесистую дубину, которую, к счастью, нёс в правой руке. Мудила отскакивает в сторону, еле успев, но мне и не надо, чтоб его зацепило: мне надо, чтоб сбился хоть на миг прицел! Потому что пока этот тормоз уворачивается, и думает, и снова целится, успеваю зигзагом пробежать шагов пять, и изо всех сил мечу в него теперь уже копьё!

С пяти шагов промахнуться сложно.

Правда, не убил, конечно, но в живот попал конкретно. Бедняга буквально сложился пополам, завыв и застонав! Мордочка сморщилась, и грохнулся этот гад на полотно дороги, похожее на самый обычный асфальт. Подхожу. Выдираю пушку из скрюченных рук: никак, понимаешь, не хотел гад с ней расставаться, и всё норовил на меня направить!

Переворачиваю его на бок: чёрная коробочка коммуникатора, дубинка в соответствующей петле на поясе… Ага, есть! Вынимаю из кармана на боку запасные магазины от пушки: она чертовски похожа на самый банальный Глок. Калибр только оказался всё же поменьше. Как и рукоятка: ну ясное дело: его ладонь-лапка на пару сантиметров поуже моей. Но держать — нормально. И целиться — тоже. В чём убеждаюсь быстро: из того же парадного входа здания-ангара выбегает уже целый отряд одетых так же, как мой друг, существ с удлинёнными черепами, явно — мужчин, они злобно щерятся, и палят в меня почём зря!

Правда, не попал ни один: я успел распластаться на животе за моим ещё скорчившимся от боли другом, который теперь служит мне щитом, и дёргается каждый раз, как в него попадает пуля, предназначенная мне.

Странные тут «гуманоиды». Мало того, что палят в чужака, не спросив ни слова, так ещё и жизнью своего сородича готовы пожертвовать, лишь бы убить меня!..

Впрочем, рассусоливать, и морали им читать не собираюсь. Тем более, что редкий Уровень или Мир обходится как раз без этого: приучили меня, что никто нормального «сапиенса» с распростёртыми и дружескими не ждёт! Вокруг — только твари и враги!

А здесь я уже попробовал «пообщаться». И руки поднимал. И свою самую «дружелюбную» улыбку посылал. Да без толку.

Вот и сейчас не буду стараться что-то объяснить, или попытаться помириться.

Вместо этого стреляю на поражение, целясь сразу в грудь, когда подбегают на десяток шагов. Выясняется, что патронов в обойме помещается десять: три этот гад успел выпустить в меня, ещё семь выпустил уже я. Счастье, что нападавших было шестеро: в одного я промазал, но последней пулей добил-таки!

Перезарядил не вставая. Без проблем. Теперь убедиться, что они — готовы. И не будут в меня коварно с земли стрелять. Нет, лежат себе полёживают. Пятеро явно мертвы. Шестой сдох, когда я подошёл поближе. Рожу на меня перед смертью такую прям страшную скорчил: словно это именно я — злейший враг всего местного цивилизованного Сообщества. Непонятно, мать их.

Думаю. (Стал замечать за собой в последнее время, что куда чаще я теперь делаю это самое действие: шевелю извилинами! Да оно и логично: обстоятельства уж слишком быстро… Меняются!)

Одежда их мне явно не подойдёт. Самый рослый потому что — не выше, чем мне по плечо. Ну, значит, воспользуемся только поясом от их портупеи. Расстёгиваю, одеваю. Хорошо, запас в поясе был: как раз застегнул на последнюю дырочку. Сую теперь в кобуру запасной Глок, запасные обоймы отбираю у всех: благо, у одного из гавриков имелось нечто вроде подсумка. Вот туда обоймы и запихиваю, перекинув через плечо.

Едва двинулся дальше, как новая проблема: летят на меня, нагло и тонко, словно комары какие, жужжа, с десяток явно боевых дронов. Летят откуда-то из конца улицы. Выглядят грозно, поскольку ощетинились со всех сторон дулами чего-то явно огнестрельного. Хмыкаю. Да чтоб вас!..

Подбегаю к тем двустворчатым стеклянным дверям, откуда все мои гаврики повыбежали. Не поддаются! Ни туда ни сюда. Ни ручек, ни кнопок. Есть только пластина… С контуром ладони.

А я, кажется, говорил, что когда хочу — соображаю быстро. Подбегаю к ближайшему трупу, хватаю его на плечо, словно таран какой, бегу назад — к двери. Успеваю прислонить его ладонь к сенсору, и дверь распахивается. Вбегаю, гаврика несу с собой: мало ли! Вдруг тут, внутри, все двери такие же… Но пока пришлось тело всё равно с плеча скинуть, и заняться насущной обороной: пока двери не захлопнулись, успел внутрь влететь один дрон.

Не успел этот паршивец развернуться ко мне, как я запустил в него дубиной!

Сбил, словно страйк сделал: врезался в стену мой дрон, и дубина удачно приложила ему поперёк корпуса. Подбегаю. Первым делом оторвал те штуки, что походили стеклянным блеском на видеокамеры: насчитал три. Самая большая под брюхом, на поворотной платформе. Ещё одна — сверху. И последняя над дулом какого-то оружия с уходящим внутрь корпуса магазином, явно не маленьким, подвешенным на кронштейнах повыше «брюшной» видеокамеры. Дрон невелик: размером и весом со среднего ворона, килограмма два. Для вящего «успокоения» ещё вращающейся пары пропеллеров треснул ими по той же стене. Легко отодрал то, что принял за оружие. Вот только магазин остался в корпусе…

Фигня это оказалась, а не пушка: пусть дуло и длинное, но калибр не больше, чем четыре миллиметра. А когда попробовал пострелять — ничего не вышло. Просто спускового крючка не нашёл. Стало быть — только электронными импульсами. Плевать.

Вооружён я и двумя Глоками нехило — тем, что в кобуре, и тем, что просто заткнул за пояс. Так, на всякий пожарный.

Вот теперь, наконец, настало время оглядеть повнимательней и помещение, куда попал. Нет, я, конечно, бегло окинул его взором, вбежав — на предмет поиска потенциально опасных соседей, или неприятеля, но никого из живых не обнаружил. Зато сейчас отмечаю себе и барьер вроде стойки для регистрации, за которым явно и сидел один из бравых охранников, и распахнутую дверь: явно в караульное помещение, где проводила время дежурная смена. Понравились мне и два громадных холодильника-кондиционера, наполняющие помещение с теннисный корт тихим гудением и прохладным воздухом.

А больше в огромной низкой комнате ничего и нет! Ну, разве что с десяток кресел вокруг пары журнальных столиков. Подхожу, смотрю. Точно: журналы. Вполне обычные, глянцевые, с фотками и текстами. Тексты абсолютно непонятны, и алфавит совершенно чужой. Неземной уж точно. Да и на фотках… Всё больше тела. Тела таких гавриков, которых пристукнул: но почему-то в голом виде, и в разных ракурсах. Со стрелками и чем-то вроде поясняющих надписей… Потом до меня дошло: я в медицинском центре, и что-то они тут делают с клиентами. Бодиформационное.

Больница? Косметический центр по «ремонту» местного электората?

Ха! А посмотрим!

Снова взваливаю себе на плечо труп моего «пропуска», и иду к ближайшей запертой двери. Оглянувшись, убеждаюсь не без злорадства, что все поналетевшие дроны так и висят у прозрачных дверей снаружи, бессильные проникнуть внутрь. Правда, они не стреляют. Вероятно, прозрачные стеклянные тонированные стеклопакеты всё равно настолько толсты, что из их мелкашек не пробить! И теперь ждут мои «пчёлки» подкреплений. Да и на здоровье: чтоб «пронять» меня, нужен танк! А он на верхние этажи не проедет. Ха-ха.

За ближайшей дверью оказалось служебное помещение. Вёдра, швабры, тряпки… Но понимаю, что я на верном пути: лестничные пролёты всяких там пожарных лестниц где-то поблизости от таких каморок и бывают. Для персонала. А для «клиентов» — лифты!

Дверь такого лестничного нашёл действительно рядом. Открывается она от ладони моего подопечного легко, тихо щёлкнув. Поднимаюсь по мелким ступенькам на три пролёта. Лестница уходит вверх, но здесь есть ещё дверь — на второй этаж, насколько могу судить. Сканнер, ладонь. И вот я и внутри.

Коридор налево и направо. А вперёд, прямо напротив входа — дверь. Открываю ладонью моего «пропуска» и её. Поражает мертвенно-сиреневый свет, льющийся оттуда. Вхожу.

Дверь за моей спиной автоматически, и медленно, закрывается. Тело бедолаги-мертвеца как-то само падает с моего плеча. Но я не обращаю на всё это внимания.

Потому что то, что увидел — поражает до глубины души. Можно сказать — в дрожь бросает. Так, что дышать забываю. Потом только судорожно так вдохнул. И заставил себя вернуться к реальности. И перестать рефлектировать, а внимательно изучать. Смотреть.

Передо мной — ряды. Ряды подвешенных на тросах за узкие стальные распорки, на которых покоятся затылки, запястья, плечи, бёдра, колени и пятки — тел.

И не кого-то вроде мелких инопланетян.

А нас. Людей. Хомо сапиенсов.

И не просто — людей, а нас. НАС!!!

То есть — членов Братства!!!

Потому что первый ряд — сплошь Влады. С его спокойным и уверенным выражением на спящем лице, и могучими мышцами бицепсов и икр. И волосатой грудью. В мертвенном сиреневом освещении, льющемся и с потолка, и со всех сторон, зрелище — вообще как в фантастическом кошмаре! Особенно напрягает, что к каждой голове подключён толстый кабель — и ко всему черепу из него отходят проводки.А к боку, возле печени — подключены трубки от какого-то небольшого аппарата, стоящего под каждым телом. И аппараты жужжат. Стало быть тела — в коме. Но готовы, по первому требованию, ожить. И тогда их можно в этом Мире перенести куда угодно. И дать любое Задание…

«Владов» насчитал тридцать пять.

Дальше идут ряды — Кузьмича, Андрея, Эльдара, Михи… И меня. За мной — и все остальные. Все двадцать один член. И за последним, это — Стас! — сразу стена.

Сглотнув, и стараясь только не вопить во весь голос, подхожу к себе. Смотрю.

Ну и противный же я вблизи. Когда смотришь словно со стороны. Отрешённо.

Тощенькие белёсые усики, которые сейчас сиреневого цвета, как и кожа, делают моё лицо, оказывается, похожим чем-то на Гитлера. Молодого. Дикая мысль пронзает меня до корней мозгов: а ну как я — и правда: малолетний клон Гитлера?! И все наши — тоже чьи-то клоны?! Каких-нибудь известных психопатов, или маньяков? Или — особо храбрых и сильных солдат?!

С этой немудреной мыслью я и замечаю боковым, всегда настороженным, зрением, откуда-то сзади движение! От стены отделился, и движется ко мне странный агрегат — наподобии шкафа. Направляющий на меня что-то вроде тарелки от спутниковой антенны.

И падаю я почему-то на пол. Сознание отключается как-то не сразу, и хоть тело больше ничего не ощущает, глаза продолжают, словно у той же видеокамеры, фиксировать происходящее прямо перед ними. И отлично вижу я, хоть и под углом девяносто градусов, как в открывшуюся дверь в боковой части помещения въезжает каталка — самая обычная медицинская каталка, на которых возят неходячих больных. Везут её четыре длинночерепных, из местных. В белых халатах. А за ними маячит…

Там, за сразу закрывшейся дверью, успел я разглядеть.

Хозяйку.

После этого глаза тоже отключаются, и мозг мой устремляется в какую-то ледяную яму, сотрясаемый диким воем сирены, и дрожью боли и отчаяния!..

 

Очнулся, естественно, на татами.

Странно, но всё произошедшее помню! Ничего из памяти, как я уж было испугался, не пропало! Не стёрли…

Или не захотели — а вдруг такое «стирание» уничтожает часть мозга? Или делает его работу менее эффективной? Но тогда получается…

Что получается, размыслить не успеваю, потому что слышу голос тренера:

— Внимание, бойцы! После душа и одевания всем подняться в класс!

И поскольку все и правда, потянулись в душ, не успел я сегодня, значица, перейти на Четвёртый…

Пока моемся, не пообщаешься. Но пока одеваемся, успеваю подобраться к Владу, и подмигнуть ему. Он ситуацию просекает сразу:

— Завтра. Там же. В двенадцать.

Больше говорить ничего не надо, и, сразу понимаю, что предупредит он и Цезаря.

В классе рассаживаемся как всегда, тренер стоит, ждёт. Когда все замерли, глядя на него, он говорит:

— В полном соответствии с пожеланиями нашего руководства, выдаю вам, бойцы, в виде поощрения за отлично выполненную Миссию, премиальные. В размере двух минималок. Сидите, я раздам.

И действительно, он проходит между рядами, и раздаёт, вынимая из коробки от печенья «Улькар», конверты. Незапечатанные. Заглядываю внутрь, как уже делают и все другие получившие.

Купюры некрупные, потёртые. Явно настоящие! И готов поспорить на что угодно — нигде ничем криминальным или компрометирующим не запятнанные…

Тренер, закончив, возвращается на своё место. Говорит:

— Вопросы?

Руку тянет Стас:

— Тренер! А когда следующее задание?! — на лице его играет довольная ухмылка, и тон этакий экзальтированно-весёлый. Словно мы не обрекли на тяжёлую работу в лагерях двух повинных только в собственном ротозействе сторожей, и на заточение до конца жизни в пусть и комфортабельной, но — тюрьме, двух детишек, и их теперь наверняка опечалившегося дедушку… Но эти мысли лучше придержать, потому что тренер усмехается, да и остальные наши ржут. Как жеребцы, увидавшие после двух лет воздержания, молодых половозрелых кобылиц.

Впрочем, без особого удивления замечаю, что улыбки-усмешки на лицах что Влада, что Цезаря — несколько натянутые. Спешу срочно поработать над своей мимикой: чтоб хотя бы похоже было на радость. Народ у нас наблюдательный.

Тренер говорит:

— Сроки следующего задания пока засекречены. Но не волнуйтесь. Вводную, оборудование и оснащение вы получите своевременно. Разумеется, материальное поощрение новой Миссии предусмотрено. В случае её успешного осуществления.

Ну, а на сегодня всё. До завтра. Братство!

— Братство!

Расходимся. Ребята, вижу и чую, в очень радостном настроении. А что? Тут чтоб заработать хотя бы минималку, приходится горбатиться минимум месяц — пусть и по три часа в день. А тут — вот так — раз, и всё!.. Конечно, все рады, и с нетерпением ждут…

Следующей возможности подзаработать!

И уж будьте уверены — расстараются!..

Пока еду в метро, одолевают чёртовы думы.

Получается, заготовлены на каждого из нас клоны. С большим запасом. Это может говорить о том, что на самом-то деле — все наши Миссии на третьем и четвёртом Уровнях проходят именно там — на этой планете-полигоне, просто в разных её местах.

Впрочем, нет.

Как же тогда мир с плавающими в кислоте стволами-цилиндрами? Или с пустыней? С планетами, где солнце других цветов? Или…

Нет, не получается.

А что получается? Что где-то в каждомМире-уровне есть такое Хранилище?

12. Охотники за разумом

Возможно и есть. А возможно, что Хранилище расположено и, например, на орбите: думаю, в Мире с океаном из кислоты так оно скорее всего и обстоит. Но как же тогда доставляют мои, да и ребят, клоны — туда, где мы приходим в себя? И как подгадывают тот момент, когда тело приходит в «сознание»?

Или эти гады научились и временем управлять?!

Так задумался, что чуть было свою станцию не проехал. Но успел среагировать на голос дикторши. Вышел.

Дома всё благополучно. Мать, слышу, напевает что-то на кухне. Вау!!!

Как же это она даже никакой сериал не смотрит?! Небывальщина какая-то…

Захожу к ней туда.

— А-а, привет Ривкат! Как дела? Кушать будешь?

— Привет, ма. Нормально. Буду. А что сегодня на ужин?

— Тефтели. Вот: успела приготовить. — вижу, что она и правда, уже моет целую кучу «вспомогательной» посуды, которая всегда образуется при готовке: ковшики, миски, чашки, разделочную доску, мясорубку, ложки-поварёшки. На плите на слабом огне побулькивает наш самый большой, на семь литров, казан. Ого!

Если там и правда — тефтели, как вижу по их выступающим из бульона всплывшим фрагментикам шаровидных тел, так хватит нам тут на три-четыре дня! Если не больше.

— Ух ты, супер! Давненько не едал! — вру, конечно. Не далее как на позапрошлой неделе Раиса Халиловна как раз их и готовила. Но — не суть. — Пахнут обалденно.

— Ага, спасибо. Да, кстати. Помоешь руки — примерь майки и трусы. Я сегодня прикупила. В военторге. Размерчик взяла побольше.

— Спасибо! В обеденный перерыв, что ли, ходила?

— Нет. Это Сергей Николаевич меня сегодня пораньше отпустил. Я ему как-то случайно сказала, что ты у меня пообносился, вырос из нижнего. Ну, он и отправил меня за покупками. Предложил и себе что нужно, если нужно, приглядеть. И даже денег предлагал.

— А ты?..

— А я пока отказалась. — мать приподнимает плечико, но на меня не смотрит. Мысль, впрочем, и так понятна. Пока ещё не хочет «зависеть», но уже показывает завскладу своё расположение. — Сказала, что ты мне отдаёшь зарплату.

— Да, вот! Кстати! Чуть не забыл. — достаю из рюкзака деньги, (Конверт догадался выбросить!) и кладу на тумбочку у двери, — Вечером в руки — нельзя, но вот они и деньги!

Мать заламывает бровь, как всегда делает, когда чем-то поражена, срочно кладёт в сушилку последнюю домытую чашку, и вытирает руки о наше застиранное кухонное полотенце. Не без явного подозрения берёт пачечку, считает. Глаза её расширяются:

— Ривкат! Почему так много? И не вовремя? Это — не зарплата?

— Нет. — ответы продумал заранее, — Это — премия. Мы в марте участвовали в соревнованиях. Вот, наконец, бюрократы всё начислили. Это — за первое место. Командное. Или… Тебе больше понравилось бы, если бы я притащил какой-нибудь дурацкий кубок?

— Ха! Нет, конечно. Надо же, никогда бы не подумала… Но приятно. Не совсем, значит, зря ты ходил первые два года весь в синяках и ссадинах. А молодцы ваше начальство. Просекают реалии нашего времени.

— Точно. Просекают. Ну ладно, я — помою руки, и примерю.

Так и делаю, оставив мать переваривать мою, как мне кажется, вполне убедительную брехню, и наслаждаться ощущением того, что с финансами у нас теперь полный порядок. Впрочем, сейчас и правда: почти никогда никому не дарят — призов, а организаторы любых Конкурсов и соревнований дают, вот именно — премии, и прочие материальные блага. Стимулирующие соревнующихся, как показала практика, куда лучше каких-нибудь эмалированных фигнюшечек. Пусть и с памятной выгравированной надписью.

Маек и трусов мать прикупила аж по три комплекта. И ещё пять пар носок. Чёрных, хэбэшных — как я люблю. Примеряю. Чётко — в мой теперешний размер!

Возвращаюсь в кухню, касушки с тефтелями и бульоном уже на столе. Ставлю свою сразу в миску с холодной водой, я привык есть не обжигающе-горячее, как любит мать, а тёплое. Мешаю, жду. Тефтели удались. Из чего делаю немудрёный вывод. Что всё в порядке у матери с Сергеем Николаевичем. Да и слава Богу. Я рад.

Собственно, понял бы это и без тефтелей — по материнскому вполне довольному и улыбчивому лицу. Расслабленному. Без хронической складки на лбу. Такой она почти не бывала со смерти отца… Похож, значит, чем-то доблестный завсклад на моего родителя. Женщины, они же — консервативней раков: упорно и последовательно выбирают то, что, как им кажется, отвечает их запросам и требованиям… Да и на здоровье. Как уже говорил — судя по описаниям, этот завсклад и мне подойдёт. Поскольку вряд ли начнёт выделываться, лезть со своим уставом в чужой монастырь, и учить меня, как жить.

Уже в постели долго моргаю в потолок, слабо сереющий в свете ночника.

Вот это задачку мне сегодня Машина поставила.

Вернее — это я сам на неё напросился. Решив не завершать Задание сразу по выполнении, а поддаться на вредный голосок подсознания, и посмотреть, «что там и как».

Ну вот и посмотрел.

Полегчало мне? Вот именно: чёрта с два!..

Другое дело, что как нам быть, когда я завтра сообщу обо всём увиденном Владу и Цезарю. И что делать.

Да и можно ли, и — главное! — нужно ли что-нибудь тут делать?!

Я же не совсем дурак: понимаю, что такие клоны можно как нефиг делать доставлять не только в тот Мир. И остальные Миры. Но и сюда. При необходимости у нашего, «Братского», руководства запросто наберётся несколько сотен (Если не тысяч!) супер-подготовленных и безотказно работающих биороботов, готовых буквально на всё! На всё!

Например, на небольшой такой закрытый путч. В результате которого мы запросто свергнем старого, и посадим на трон нового Президента. Из тех, на кого нам укажут. Что в нашей стране, что в любой другой. Или, к примеру, нападём на чьё-нибудь Посольство, с гарантией перестреляв и вырезав всех, кто там найдётся. Взорвём чью-нибудь военную базу. Перестреляем или даже перережем контингент ударного авианосца. Или…

Вариантов использования такой армии можно придумать хоть тысячу. И ведь никаких проблем не будет, если тренер и серый костюм объяснят ребятам, что для лучшего выполнения того-то и того-то нам в помощь придадут отряд из нас же самих!..

А что самое страшное — если кого-то из клонов и убьют, моё, в-смысле — моё! — сознание не пострадает, поскольку можно его тут же вселить в следующего дежурного клона! А я и не замечу. Да и вообще: моё ли сознание сейчас во мне самом?!!!

Или настоящий «я» так и погибал каждый раз, когда его убивали, а в моё здешнее тело «вселяли» просто подправленную полученным опытом матрицу моего сознания?!

Жуть.

Или я сгущаю краски? И на самом деле наши боссы просто хотят подстраховаться? Чтоб всегда был запас. Тел. Для тренировки. И если там, в Мирах, убьют чьего-нибудь клона во время очередной учебной Миссии, чтоб в следующего можно было бы вселиться без проблем, старого, убитого — просто выкинув. Ну, или «утилизировав».

Рано я, похоже, расхвастался своим «расширившимся кругозором». И способностью к «аналитическому мышлению». Вариантов много, но что из них — правда? Или…

Или я пока к правде даже не подобрался?!

Ладно, завтра вывалю ребятам сюрпризец. Пусть тоже головы поломают. А то им больно хорошо живётся. Ха-ха.

 

Африканская саванна мне сразу не понравилась. (Впрочем, мало припомню Миров, которые мне, вот именно — «сразу» нравились бы!)

С другой стороны разве может понравится почти лысая плоская равнина, поросшая низкой, сейчас абсолютно сухой травой, с редкими и колючими кустами, простирающаяся от горизонта до горизонта, и утыканная кое-где почти лысыми деревьями — с жиденькой листвой и огромными колючками на стволах? На такие при необходимости и не залезешь! А мало ли от кого здесь придётся спасаться — вон, вижу я в отдалении, в тени одного из более-менее приличных деревьев, целый прайд. Ну, в-смысле — семейку львов. Вернее, не так: вижу я штук десять львиц, с пяток вяло резвящихся львят примерно пары месяцев от роду, и одного нагло дрыхнущего самца с огромной свалявшейся до состояния старой растрёпанной половой тряпочки, гривой.

Заодно понимаю, что всё-таки не на Земле я. Потому что солнце тут не оранжевое, а блёкло-малиновое, а небо так и вообще сиреневое с оливковым отливом. Выглядит жутковато, да. Но — привыкнуть можно.

Для разнообразия никто на меня вот так, сходу, не нападает. Оглядываюсь повнимательней. Нет, не показалось — реально никого поблизости! Хорошо. Раз так — двинемся-ка вон туда: подальше от львов, которые, похоже, недавно поели, и мной поэтому не заинтересовались, и поближе к пологим холмикам, за которыми в дымке маячат где-то очень далеко нежно-нефритовые, с густо-изумрудными вставочками, горы. Которые, как понимаю, вызваны просто тенями.

Идти трудно. Чёртова жёсткая трава сильно колется. Высохла она явно давно, и если кто её тут и поедает, находится он вне пределов моей видимости. Никаких положенных саваннам огромных косяков, или, там, табунов, зебр, антилоп, или жирафов нет. Зато есть, как ни странно, весьма обширные и высокие термитники, и ещё чьи-то городища: круги из рыхлой земли с сотнями небольших норок. А, понял: цурикаты. Типа сурков, но тощие. И внимательно на меня смотрящие, выгнув поднятое на задние лапки тело. Стараюсь не приближаться: мало ли. Может, они здесь особо дикие и злые, и чуть что не по ним — нападают всей толпой!

Шутка.

Впрочем, шутить я могу сколько угодно, но поднять себе настроение не удаётся. Потому что воздух вокруг обжигающий, лёгкие протестуют против глубоких вдохов, а солнце немилосердно палит тело и голову. Воняет пылью, какой-то тухлятиной, и навозом.И идти больно: я уже несколько раз прилично накололся ступнями о сухие колючки, нападавшие явно с деревьев, и которых из-за невысокой но густой травы не видно, а ничего особо обнадёживающего глаз в плане оснащения, или попить-поесть, не попадается.

Вскоре однако приблизился я к холмам, оказавшимся куда ближе, чем показалось вначале: это, видать, странное освещение, от которого все тени лежат не так, и все предметы и достопримечательности ландшафта выглядят по дурацки, меня обмануло. На верхушке первого холма, возвышающегося над равниной аж на два моих роста, смог осмотреться получше.

Всё, как и предполагал: холмы идут чередой, постепенно становясь выше и круче, вдаль — туда, где зубчатые вершины гор замыкают видимый горизонт, и рельеф постепенно повышается. Впрочем, местность в холмах тоже выглядит весьма пустынной, пропылённой и унылой. Мне, однако, предаваться этому самому унынию недосуг — мне нужно найти, чем обороняться, и что поесть и попить. Ну, и где поспать. Не боясь проснуться в чьём-нибудь желудке. Значит — вперёд. Через холмы — к горам. Или как там это фильм какой-то старинный назывался: через тернии — к звёздам!

Ну, к звёздам, не к звёздам, а вскоре удаётся выйти к тощенькому ручейку, мирно пробирающемуся, чтоб через пару сотен шагов сгинуть в почве равнины, между двух гряд холмов. Подбираюсь к берегу, внимательно осматриваю глину по берегам. Ага — есть!

Вон там и там какие-то копытные подходили, и пили. А вот тут, где, казалось бы, самое удобное и ровное местечко, и воды поглубже и побольше — их следов нет. Берег ровный и не затоптанный.

Понятней некуда. Кто-то хищный здесь, значица, поджидает. В омуте. Зазевавшихся жаждущих путников. Крокодил? Возможно. Но я сейчас не в форме, чтоб его адекватно встретить. Не говоря уж о — уделать.

Двигаюсь вдоль берега, подбираюсь туда, где видны следы от копыт. Бегом преодолеваю пять шагов, кидаюсь на колени. Пью, зачёрпывая ладонями, воду почище. И так же бегом отскакиваю от берега подальше, и — сразу повыше на склон холма.

А хорошо, что так сделал. Потому что заходила, забурлила вдруг вода на том месте, напротив которого пил. И выплывает на берег этакая… Монстра. Очередная.

Ну да — крокодил, конечно. Только в длину — метров десяти, и в ширину — метра два! Но — плоский, какой-то приплюснутый, словно по нему дорожный каток проехал — не выше, чем мне по колено. Камбалообразный, короче, крокодил…

Ну, мысль в целом понятна: чтоб можно было коварно прятаться даже в самых мелких речушках и ручейках. «Естественный отбор», мать его! Преследовать меня чудище, впрочем, не спешит, поскольку явно понимает, что его сравнительно коротенькие и кривенькие лапки не смогут нести его быстрее, чем я только что двигался. Поэтому рептилия, вероятно, чтоб похвастаться передо мною, широко разинув и сразу закрыв ротик с великолепным набором столовых приборов, медленно упячивается назад — в воду. И скрывается под её поверхностью. Бегу туда, где у неё задняя часть. Отбежав с сотню шагов по берегу, вброд перебегаю неширокое, всего с десяток шагов, русло. Странно, но никто не попытался попрепятствовать. Ну и ладно. Я не в обиде, что мной как обедом, побрезговали. Или не посчитали достойным королевской глотки. Ну, или, что вернее, просто не успели развернуться и доплыть. Направляюсь себе дальше — куда шёл.

За девятой или десятой грядой холмов обнаружилось вполне приличное озеро. Даже с не то утками, не то — гусями. (Надо было лучше слушать Вадима Петровича!) Но раз они тут спокойненько плавают, можно, вроде, не бояться. Хе-хе. Не на такого напали. Знаем мы эти штучки. Подбегаю, чтоб напиться, точно таким же манером: быстро, чётко, отбегаю назад ещё быстрей. Нет. На этот раз и правда — никого. Ну и ладно. Двигаюсь вдоль берега, туда, где холмы повыше, и где вижу русло впадающей в озерко реки.

Через десяток минут я там. Дно видать отлично, мелко, вода чиста… Какого же …рена я не могу заставить себя перейти это дело тоже — вброд?!

Чешу напечённый затылок. Вздыхаю. И направляюсь вверх по течению ручейка в каких-то пять шагов шириной. А ведь только недавно перебрался через ручей вдвое шире! И — с крокодилом! Что за дела?

Что за дела понимаю через минут пять. Заодно убеждаюсь лишний раз, что «барометр» у меня — будь здоров! Развился, кажется, до такой степени, что будь у моих врагов мозг — запросто читал бы я их мысли!

Но пока что обнаруживаю, что некий волнообразный плавник, очень тонкий и длинный, следует чуть пониже поверхности ручья за мной: теперь, когда ему приходится держать высокую скорость, вижу его чётко. А вот его обладателя — нет. Странно. Впрочем, с невидимыми угрями я только недавно встречался — не удивите!

Подбираю с земли длинную палку, кажется, ветка от любимой колючей акации — по берегам иногда до сих пор попадаются, что сухостойные, что — ещё живые. На то, чтоб привязать к её концу здоровенный шип от той же акации уходит минуты три: попался мне очень кстати какой-то пук особо прочной и длинной водной не то травы, не то — куста, вроде рогоза. Вот из его перекрученного стебля и сделал что-то вроде верёвки.

Подхожу к берегу, вижу, что теперь мой обладатель гребня замер напротив того места, где я задержался для изготовления импровизированной остроги. И ждёт. Ну-ну, наивная скотина. Жди. Вот прям щас буду тебя кормить. Собой.

Чтоб выманить моего врага из ручья и заставить показать себя во всей красе, похлопываю по воде другой палкой — просто иссохшим сучком. Не проходит и пяти секунд, как оказывается он схвачен, и его с остервенением тянут в глубину! Ага, размечтались!

Выдёргиваю что было сил, напружинив спину, скотину, намертво впившуюся в побелевшую от солнца древесину, на себя!

Ох я и идиот! Ну, или просто — наглец.

Если крокодил показался мне гигантом, так эта тварь ничуть ему в длину не уступает! Правда, в ширину куда как хилее: всего с мою руку. На вид — скользкая, чешуйчатая, густо-зелёного сейчас, на берегу, цвета, и вдоль всей спины поверху проходит этот самый гребень — как у какой морской змеи. И пасть хлопает очень устрашающе, хоть открывается всего на пару ладоней, но уж зубками оснащена — будь здоров! И настроена скотина весьма сердито: ещё бы! Кто-то посмел её мало того, что надурить, так и из родной стихии выдернуть! Но пока она свёртывается и развёртывается в спирали и кольца, покрываясь пылью, шурша по островкам жёлтой травы, и пытаясь вернуться туда, где осталась её хвостовая часть, я вполне спокойно луплю её палкой, с помощью которой и выдернул, по голове! А когда она от такой наглости на долю секунды замирает, разинув пасть и выпучив глазёнки — протыкаю её голову в основании черепа своей острогой!

А здорово я навострился (Тьфу-тьфу!) определять уязвимые места всяких там пресмыкающихся: змей да варанов. Перебил, похоже, главную нервную магистраль от мозга к туловищу. Потому что замерла сразу моя монстра, и грохнулся на песок бугор из пары свитых колец. Жду пару минут. Но тварь не шевелится.

Ну вот я и при мясе.

Разделать бы только чем…

Разделать нечем. Вот и пришлось закинуть скотину, скользкую, грязную и колючую, себе на плечо, да и тащить туда, куда направляюсь — то есть через гребень очередного холма-увала. Тащить и тяжело и неудобно: словно грузовик за собой на канате пру, поскольку большая часть добычи волочится за мной по земле. Да и тяжело: весит, наверное, как небольшой баран! Хорошо хоть — рыбой не воняет. А то бы точно — стошнило.

За гребнем очередного холма вижу то, что мне надо: выход так называемых «коренных пород». И целую россыпь камней внизу, под ним. А уж найти среди обломков подходящий мне, и придать ему другими камушками нужную форму — нетрудно. Говорю же: скоро я запросто сдам курс «молодого первобытного охотника и собирателя».

Змеюку разделал вдоль всей длины. Выгреб наружу омерзительно скользкие ярко-синие маслянисто-блестящие внутренности. И плёнку, устилающую брюшную полость изнутри, тоже выскоблил — мало ли. Не рыба, конечно, но подстраховаться не помешает. Ещё не хватало помереть от отравления!..

Нарезал монстру на четыре части: теперь под ногами не путается, хоть нести и потяжелей — на двух плечах. В очередном встретившемся ручейке, совсем уж крохотном, не шире метра, промыл свою добычу. И снаружи, и изнутри. Из сухого ствола, поваленного не то бурей, не то — временем, наломал дров. Пособирал сухой травы. Почиркал, раздул…

Жарить пришлось прямо с кожей, просто развернув, внутренней частью к костру, как папку скоросшивателя — никак чёртова шкура моим примитивным скребком не желала от мяса отделяться. Но усилия не пропали даром: через полчаса уплетал я импровизированное барбекю за обе щёки! Костей — минимум, да и то: после прожарки костяк хребта оказалось очень удобно вытащить, и выбросить вместе со словно намертво присобаченными рёбрами — повезло!

А вот зря ты, монстра чешуйчато-гребнистая, показала мне, что мясо у тебя очень вкусное! Почти — курятина! Так что если что — знаю, на кого охотиться, когда доем. Ну, или вынужден буду, как в предыдущем Мире, бросить добытый, как говорится, кровью и потом, запасец.

Подумав, и полежав у своего костерка, наломал я ещё дровишек, да и обжарил ещё пять кусков примерно с локоть длиной — запас не помешает. Кто знает, когда мне удастся ещё столь просто и удачно поохотиться! Жаль только, что завернуть всё запасённое и добытое не во что: ну вот не пожелала шкура сниматься!..

Встаю, вздыхаю, беру в руку свою импровизированную острогу, и сухую дрюковину — для разжигания нового костра. Взваливаю остальное добро на плечи: всё какая-никакая, а защита от солнца. А вот с солнцем, кстати, проблема. Замечаю я, что тень моя за эти явно — часы, не удлинилась, кажется, ни на палец. Значит — или застыло тут всё в одном положении, или очень медленно планета вращается вокруг светила.

Как ни странно, но оказался я неправ. Примерно через четыре часа пути тень моя удлинилась вдвое, а холмы-предгорья закончились довольно обширным каменистым плато. Выходящим уже прямо к подножию гор. И вот теперь чешу я традиционно репу, и думаю: а какого …я я сюда так рвался?!

С другой стороны, вроде, понятно. Задание: выжить. Стало быть, вот и надо найти убежище на ночь. Например, пещеру. Сухую травку и ещё дровишки — для костра. Оружие, или то, из чего его можно изготовить. Ну, и еду-воду.

С этим, вроде, полегче: напился я из последнего ручья, а, вернее — подхолмовского ключа, вволю. Вода попалась… Как бы это… Ну очень вкусная — наверное, потому, что без жёстких солей, и чистая. Вот именно — ключевая!

Змеюки моей нежареной мне хватит, теоретически, на неделю. А того, что нажарил, и недоел — на сегодня. Потому что на «полдник» сожрал я пару кусочков. Осталось три. Теперь бы какую пещеру…

Дотопал до конца плато и до голых скал уже на закате — по моим прикидкам, ещё два часа на это ушло. И вижу в скале очень даже подходящее тёмное отверстие. Кладу на землю своё «пропитание», кусок древесины, который пру тоже с собой, уже начиная потихоньку сатанеть, и начинаю его в очередной раз разжигать: благо, сухая трава имеется и на плато. Равно как и колючие сухие кусты.

Когда разгорелась моя самая толстая головня, иду я к зёву пещеры, и смело этак вступаю под её трёхметровые своды. Головню держу в правой, острогу — в левой.

Хорошо-то как!..

В-смысле, никого живого нет. Довольно высокая пещерка, типа, как прихожая.

Но на полу скелеты. Не то — зебр, не то — антилоп. Но уж точно — не змей и крокодилов. И старые, иссушенные временем, и новые. Свежие. И кем-то явно обглоданные. Совсем недавно. Потому что полно на них местных мух — как полно их, кстати, и вокруг моих сырых отрезков змеюки.

Н-да, озадачили!

Что же за гадина обитает здесь, что жрёт травоядных, которые, кстати, наверняка способны бегать весьма шустро?! А главное — где она их берёт, если я за время своего довольно долгого похода так и не встретил ни одной антилопы?! Ведь чтоб добыть такую тушу, наверняка приходится за ней достаточно далеко выбираться? Получается — в настоящую «экспедицию»!

Вглядываюсь в чёрное пространство, которое в каких-то двадцати шагах впереди вновь сужается, ведя в три невысоких коридора-прохода. Идущих куда-то вниз. Хоть и с небольшим уклоном. Размеры коридоров такие, что свободно вошёл бы какой пещерный медведь. А у меня — ни стальной остроги, ни сабли, ни даже приличного копья — не подходят для них местные кривые и колючие ветви акаций!

И что теперь прикажете делать?

Стою, думаю. На пределе слуха слышу приближающиеся из средней пещеры звуки. Кто-то словно коготками цокает по камням. Нехорошие предчувствия начинают в заднице свою непрошенную работу, а сознание так и вопит: «Беги отсюда! Да побыстрей!!!»

Однако не желает моя гордость и амбиции так просто оставлять поле боя. (Я же, мать их, «крутой» боец!) Свалить, если что, успею. (Надеюсь!) Но для начала хорошо бы просто посмотреть — кто это там цокает. Вряд ли он очень большой: иначе шаги не были бы столь частыми.

Но вот мой противник и показался.

Вначале ничего я не мог понять. Но потом присмотрелся, глаза привыкли к необычности вида выбравшегося на свет факела монстра. И задохнулся я. Буквально задохнулся. Потому что столь несуразной, но и омерзительно выглядящей твари пока не встречал!

Туловище — один в один — паук. Огромный. Примерно такой, как в старинном фильме про приключения Бильбо — «Хоббит», что ли. Но ни единого волоска на теле монстра нет. На концах членистых ног — этакие коготки. Толстые, широкие. Но явно — острые! А сверху… Нет, это не паучья головка. Вместо жвал с восемью глазками над туловищем возвышается, увенчивая его, настоящая…

Человеческая голова.

Ну, не совсем, конечно, человеческая — лысая, землистого цвета, глаз нет вообще, как и носа — только две ноздри на его месте. А когда это «нечто» открыло ротик, поразили меня огромные острые штыри зубов — как у акулы какой. Ну, или того же Ти-рекса! Да и ротик… Раскрылся почти до ушей — широченная пасть, а не «ротик»!

И совсем уж было я намылился развернуться, и задать дёру, как вдруг у меня в мозгу начинается как бы… Копошение! Словно кто-то пытается до моего сознания достучаться… Или открыть ко мне дверцу. Затем что-то словно проламывается через… Ну, не знаю, как сказать — границу моего сознания, что ли…

И вдруг я слышу голос. Спокойный и очень убедительный:

— Подойди. Не бойся. Подойди ближе. Ты испытаешь неземное блаженство!

Крохотный кусочек, который остался от моего «я» вопит мне где-то там, в глубине мозга, что бежать нужно скорее — напоролся я на тварь, которая может подавлять чужие мысли, волю…И гипнотизировать!!! Как земные змеи…

Но уже включилось что-то большое, сильное, непреодолимое. Заработало в полную силу то, к чему обращается этот голос… И как последний идиот, ну, или загипнотизированный воробушек, я сам понимаю, что моё тело уже не совсем как бы — моё.

Потому что делает оно вперёд крохотный шаг, стремясь выполнить мягкие и почему-то притягательные команды… И вожделею я, предчувствую, что сейчас и правда — тело и рассудок испытают — это самое.

Неземное Блаженство!

Но прожигающее из глубин, затмевающее всё остальное, возникает где-то в самых потаённых уголках мозга, желание: ВЫЖИТЬ!!!

Потому что глазами отлично вижу я на конце брюшка твари огромное жало, с которого капает наземь, вызывая лёгкие облачка дыма там, где они падают на дно пещеры!

Яд! Сейчас меня парализуют! И сожрут моё тело за милую душу!..

Однако если часть меня, отвечающая за рассудочную деятельность, ещё что-то соображает, и пытается сбросить путы гипноза, та, что отвечает за моторную реакцию мышц и остального тела, продолжает тащить меня, словно на невидимом аркане, к монстре!

Невольно опускаю взгляд вниз — точно! Осталось пройти не больше пяти шагов!!!

Но тут мне в поле зрения попадает и моя рука с факелом. Пытаюсь со всей возможной концентрацией сфокусировать мои мысли на ней! На руке! И вот она чуть поднимается! Факел оказывается ближе к монстре!

На секунду страшный гибрид видимо всё же отвлекается, испугавшись: огонь же!!!

Ослабевают на долю секунды тянущие меня вперёд невидимые вожжи!

Мне этого достаточно.

Не глядя на мерзкое создание, вспоминаю некстати легенду о Горгоне-медузе — там нельзя было смотреть ей в глаза. А мне и смотреть-то некуда: нету глаз! Зато есть псевдочеловеческое «лицо»!

Вот в него и тычу со всей возможной скоростью моим факелом!

Ф-фу…

Совсем пропали вожжи, тянущие и направлявшие меня в пасть и объятья жала! И мерзкий визг и верещание восхитительной музыкой наполняют мои уши!

Ур-ра!

Тварь шипит, откидывается, отскакивает назад! Всё ещё пытаясь передними лапами-члениками отгородиться от жгучей напасти. Но я времени не теряю: тычу и тычу пламенем прямо в безглазую зубастую морду!

Тварь отступает, отходит. Упячивается в то отверстие, по которому прибыла! И вдруг слышу я, как по левому и правому тоннелю тоже стучат коготки…

Ору дурным голосом, и отскакиваю, словно от кипятка! Бросаю факелом в монстру! Пробкой вылетаю наружу, и чешу со всей возможной скоростью назад — к холмам!

На бегу успел только подхватить свои поджаренные куски мяса с кожей, да самый большой камень.

Пока бегу, затылком чую: копошатся на границах сознания, настраиваются, настраиваются на мою «волну», а, вернее — на частоту моего мозга, новые подлые твари!

И вот — мысленный приказ. Вернуться назад!

Ага — нашли дурака!

Нетушки — теперь, когда я увидал, что за «неземное блаженство» уготовано мне, фига с два я вернусь — хоть орите там, у себя в мерзких головах, во всю глотку!!!

И только когда, наплевав на наколотые ступни, спустился с гребня плато в первый овраг-лощину, мыслефон ослаб. Но не пропал совсем. Нет: он остался где-то на уровне подсознания, словно тянущая боль где-то под рёбрами, в селезёнке: «Вернись! Вернись!»

Кидаюсь уже в почти полной темноте к своему родному ключику, пью, пью…

Ну вот и полегче стало. Скрылся я, похоже, из пределов «мыслевидения» моих телепатических монстров.

А неплохо я попался. Как самый распоследний лох!

И даже не заподозрил — что раз нету поблизости никаких копытно-травоядных, значит — поубегали они все!!! Скрылись «вне зоны доступа»! Наученные горьким опытом!

Потому что противиться приказам монстров, да ещё если они работают всей «семейкой», коллективно — нет никакой возможности!

Ну, для неразумных.

Или даже разумных. Но — неподготовленных.

И думаю я, что случись такое с обычным, нетренированным, и не слишком волевым и упёртым человеком — хана бы ему!..

Ох и тварюги мне попались… Страшно. Спасибо, что приучили меня последние Миры без адекватного оружия, или хотя бы, вот именно — факела, никуда не соваться!

Но всё хорошо, что хорошо кончается.

Теперь ноги — в руки, и чесать отсюда подальше! Пока чёртов шёпот где-то глубоко у меня в подкорке окончательно не затихнет!

13. Проверка «скрытых» способностей

Особо много выбирать не приходится. Горы мне теперь заказаны. Особенно, если там живут вот такие чудовища. С другой стороны, на равнину тоже не больно-то сунешься: львы! А, может, и гепарды-леопарды, и носороги да слоны какие имеются. Про африканских я слыхал, что весят до шести тонн, бегают под шестьдесят, и крайне агрессивно к человеку относятся. Ха! Я бы тоже относился агрессивно, если б моих собратьев отстреливали разные «спортивные» охотнички ради трофеев себе над каминной полкой!..

Однако уже практически стемнело, и местной Луной и не пахнет. Зато проявились невероятно огромные звёзды! Гос-споди! Да сколько же их тут! Горят ярко, отсвечивают, конечно, зеленоватым — из-за атмосферы! — и практически не мигают, как наши. Земные.

Знакомых созвездий, естественно, нет.

С другой стороны, чего бы я хотел? Мечтал о «неземных» и экстремальных приключениях? Ну так и вот они!

Вздыхаю. Тяжко. Ощущаю себя последним кретином. Приключения… Вот уж нарвался! Охотнички за разумом! Вредоносные телепаты-монстры. Убийцы.Хотя…

Если подумать, ведь неспроста у этих странных химер такая конструкция. Тот, кто создал их, (Ни за что не поверю, что это — «эволюция»!) наверняка пользовался типовыми конструктивными решениями: стало быть, лучше всего для телепатического управления любыми мыслящими организмами подходит именно человеческий… Ну, или сходный с ним по форме и конструкции, мозг!

А я — как раз человек!

Следовательно, получил я сейчас колоссальный урок! Нагляднейший!!! И мне убедительнейшим образом доказали, что и сам я могу «работать» в таком же ключе.

То есть — управлять другими организмами, и, само-собой, и людьми — телепатическими приказами! Нужно только… Освоить командно-гипнотический приказной тон. Чётко формулировать команды. И, главное, — научиться настраиваться на волну того, кем буду управлять.

А вот с этим пока проблема. Хотя, с другой стороны, думаю, она вполне решаема! Ведь я видел, ощущал на собственной, так сказать, шкуре, что такое настраивание и управление возможны! И очень эффективны!

Потому что при передаче команд непосредственно, напрямую, из мозга — в мозг, не существует ни лингвистических барьеров, ни недопонимания! Так сказать, стопроцентная отдача! Потому что слово — оно только звуковоевыражение, обозначение какого-либо понятия. А без звукового эквивалента, непосредственно мыслью, понятие передаётся чётко и точно — как именно понятие! И если я приказываю подойти — мой подопечный прекрасно поймёт, что от него требуется. Но!

Только в том случае, если я сумею чётко настроиться на его «мыслеволну».

Так что только что в мои руки попало, быть может, самое страшное оружие!!!

И не нужно будет ни махать саблей, или тыкать острогой. Или даже палить из пулемёта. А достаточно будет «подстроиться» и приказать. И враги сами перережут себе глотки! Ну, или застрелятся из своих же пушек. Перестреляв вначале коллег и товарищей по оружию. И взорвав штабы и технику. Ну, а уж про «подслушивание» чужих мыслей и переговоров и говорить смешно. Запросто!

Эк я задвинул. Хотя, в-принципе, если пораскинуть этим самым, то есть — мозгом, ничего нереального в этом нет. Ведь недаром же учёные утверждают, что мы его, мозга, возможности используем не больше, чем на десять процентов. А вот я нашёл возможное применение и для остальных девяноста! Ну, теоретически.

Остаётся только и правда — поработать над этим, и попробовать кем-нибудь поуправлять! Ну, или хотя бы — настроиться на чью-нибудь волну, и поподслушивать.

Все эти мысли я перебираю, сидя на небольшом бугорке уже где-то в паре километров от моего ключика, и наслаждаясь остатками барбекю из змеюки. Когда облизал пальцы, даже крякнул — реально вкусная тварюга. Хоть и жутко чужеродно выглядящая. Вот, кстати, возвращаясь к вопросу о «странности» — наверняка и над моей аппетитной змеюкой кто-то хорошо поработал. Потому что уж больно она неестественна. Ну не бывает в природе вот таких прозрачных в воде и зелёных на суше тварей! И не водятся они в пресноводных мелких и проточных водоёмах. Как не водится в пещерах и слепых телепатических гигантских пауков.

Стало быть, хищников (Ну, кроме, возможно, львов!) понасоздавали тут искусственно. Осталось только выяснить — кто. И для чего.

Сам себя ловлю на мысли: а точно ли мне надо это выяснять?

А то, может, нарвусь я на ещё более жуткие приключения?

С другой стороны, как уже сто раз отмечал — я как раз для этого и здесь! Проверить всё, чем могут меня поразить и «уделать» разнообразные Миры!

Ну, и научить.

Повздыхав, и справив на какой-то небольшой кустик малую нужду, отхожу к неглубокой впадине в склоне очередного холма, которую приглядел, пока ужинал. Вот в неё, не слишком мягкую и ровную, и забираюсь. Выковыриваю из-под боков разные острые камушки, да колючки. Выдираю, а где не получается — прихлопываю колющуюся траву. Шиплю в ответ на шипение какого-то мелкого хомячка. Он предпочитает покинуть поле боя без боя. А молодец — в трезвости мышления грызуну не откажешь…

Жестковато тут. Но ничего. Спать мне приходилось и в условиях похуже. Единственное, что напрягает — что под открытым небом. Хотя нападения плотоядных гостей не боюсь — всех таких приучили держаться подальше мои «друзья» из ближайшей пещеры. А если пойдёт дождь, уж как-нибудь не раскисну. Не сахарный.

 

Просыпаюсь, что сразу поразило до глубины души — в своей постели!!!

Это что же получается — никто меня не прикончил, а я — просто… Проснулся?!

А, вот оно как: вероятно, я должен был, по задумке Машины, в жутких мучениях погибнуть в пасти чёртовых телепатических химер, и проснуться как всегда — с дикими криками, и в поту!

Странно.

Но с другой стороны — это может говорить и о моей повысившейся «квалификации». То есть — способности к адаптации. И выживанию. И что раз уж я по Конфуцию — не «убился», значит, встреча с пауками-химерами должна «сделать меня сильней»!

Ага. Мысль интересная. И, вероятно, мне теперь и правда — стоит поработать над своей «сенситивностью» — то есть, чтоб я научился для начала мысли других хотя бы считывать. Не оглушая их своими, и не демаскируясь. И над «руководящей ролью» — то есть, чтоб я мог (Желательно — тоже незаметно!) другими людьми управлять, поработать!

Ух, какая интересная перспективка! Даже мурашки по коже.

Ну, мурашки там, или не мурашки, а встаю я с постели, и топаю в туалет. Хоть во сне и как бы «справил», наяву оказалось — что нет. Захожу и на кухню — попить. На кухонных часах полтретьего. Отлично. Может, успею ещё где «поприключаться»?

Или уж — выспаться?

Удалось выспаться. Будильник не подвёл, хотя звук какой-то странный — дребезжащий. Пора, наверное, батарейку менять: всё правильно, эта стоит уже пятый месяц.

Завтрак, путь до школы и занятия — без происшествий. Но вот после занятий поспешаю к трансформаторной будке. Дверь уже приоткрыта, и Цезарь с Владом внутри.

Влад говорит:

— Прикрой поплотнее. А то тут менты ходят.

Так и делаю. Поворачиваюсь:

— Камеры сняли?

— Да. Давай твою — сюда. — Цезарь подставляет ведро.

Быстро кладу оборудование туда, Цезарь придвигает тару к гудящему кожуху.

— Давайте поближе. — делаю жесты руками, — Сейчас расскажу, чего звал.

Про жуткую лабораторию с сиреневым светом и подвешенными клонами членов Братства рассказал быстро. И про Хозяйку. Вот только про мыслепауков не стал пока делиться. Поскольку ещё сам не убедился, что это не банальный кошмар, каким он мне теперь, после сна, и кажется. Вначале хорошо бы просто — проверить. А не гнать пургу.

Цезарь хмурится, Влад пожимает плечами:

— Твоя версия насчёт того, что клоны нас, нас всех — есть в каких-то Лабораториях, или Хранилищах, в каждом из Миров, где нас планируют гонять по тамошним полигонам, и проверять на боеспособность, кажется разумной. И логичной. И хотя мы все видели, что и ты, и все наши, получают якобы травмы на Миссиях, и даже шрамы остаются — это не может быть правдой. Думаю, это уже здесь, на Земле, наша Машина проводит адаптивную модуляцию травм. И наносит символические раны и ожоги. Потому что если бы эти раны и ожоги, и прочие повреждения мы действительно получали, то есть — на свои тела, там, в Мирах, давно бы отбросили мы коньки! Ну, или просто спятили от боли.

— Согласен. — Цезарь гладит подбородок: у него там начинает пробиваться чёрная борода, и это его явно нервирует, — Нам и правда — дают «раны и увечья» со значительным, как бы это назвать-то… Ослаблением. Не более, думаю, пяти процентов от того, что получают наши клоны там, в Мирах!

Ладно. Что это нам даёт? В-смысле, как повлияет на наши теперешние действия?

— Думаю, Цезарь, что «влиять» оно не должно никак. Ну, пока, во всяком случае. И какое-то время нам нужно просто… Помалкивать об этом. Дело-то в том, что мы пока не знаем, не понимаем — как мы можем воспользоваться этим знанием. Для своей пользы.

— Думать нам, конечно, никто не запрещает. Но мне обидно. — Цезарь и правда, чуть выпячивает губы, — Почему это какая-то сволочь должна использовать моего клона — как пушечное мясо?! Ну, или как подопытную крысу?

— Цезарь! Кончай это дело. Ты что — и правда предпочёл бы, чтоб во всех этих Мирах испытывали, и убивали — твоё тело?! Причём — без «ослабления ощущений»? Да тогда бы ты ещё три года назад просто сдох от ран, или разозлился от боли! Ну, и после пары таких «смертей» просто послал бы наше любимое «Братство» на три весёлых буквы!

Цезарь сопит и чешет репу — иногда он соображает медленней Влада. И даже меня.

Я говорю, чтоб заполнить возникшую паузу:

— Нет никакого сомнения, что наших клонов используют, вот именно, как «пушечное мясо». Но цель такого использования вполне понятна: наши мозги воспринимают все полученные уроки. И набираются опыта. Так же, как тело от тренировок — рефлексов. Боевых. Но вот то, что можно перетащить все эти клоны в какой-то один Мир — пусть даже и не наш! — и использовать для какой-нибудь революции, или путча — ерунда. Я ведь теперь, когда пораскинул умишком, понимаю: заставить слаженно работать и эффективно действовать пусть даже пару дюжин, но, например, меня — невозможно!

— Почему это?

— Да потому, что мозг-то будет у всех — один! Мой! И все действия и даже мысли будут возникать и искать выхода — одновременно! А представьте, что будет, например, если двадцать-тридцать Ривкатов одновременно ломанутся через дверной проём! Ну, или начнут стрелять в одного солдата! Матрица-то мышления — одна!

— Вот-вот, Волк. Ты, кстати, поднял очень интересный вопрос. Я вот тут подумал… — Влад качает головой, как бы показывая, что он озабочен не на шутку, — что запросто могут они, наше начальство, и разные матрицы тебя (Да и всех нас!) использовать!

Если у них есть возможность на какой-то носитель, типа супер-флэшки, записывать наше сознание, то ведь никто им не мешает сохранять, скажем, такую матрицу тебя, каким ты был год назад. Или два. Или месяц. Ну и, понятное дело, тебя теперешнего. Так вот. Если такие даже три-четыре матрицы вселить в три-четыре твоих клона — они вовсе не будут делать в одних и тех же обстоятельствах одно и то же! Потому что у всех — разный опыт.И разные приоритеты, и разная тренировка. И желания и знания!

— Хм-м… Пожалуй. Об этом я не подумал. Более того — я не подумал даже о такой возможности. Что где-то может (И, по-идее, должна!) храниться исходная, так сказать, нулевая, версия моего сознания. И при гибели меня запросто можно будет с неё…

Начать всё с ноля! То есть — с начала! С момента вступления в Братство.

— Ну, это-то — вряд ли. Невыгодно. Зачем снова тратить кучу времени и сил на новое обучение?! Но вот идея о том, что наше сознание запросто можно вот именно — где-то хранить записанным, как видеоклип — более чем вероятно. Уж слишком навороченная и продвинутая техника в распоряжении наших боссов. Ну а в том, что «вселять», или переносить такое записанное сознание в разные тела можно запросто, я не сомневаюсь. Иначе за каким бы …ем нашим любимым начальникам столько наших клонов? И «крутые» инопланетные технологии.

— Точно. Точно. А знаете, что? — Цезарь плюёт в темноту, густая слюна исчезает в темноте, чуть слышно шмякнув по стенке будки, — Дорого бы я дал, чтоб узнать. Или, скажем, понять, догадаться, о чём думает наш тренер. Или так называемый Александр Сергеевич. Ну, или хотя бы — Раиса Халиловна! Потому что готов съесть свою кепку — никогда и нигде никаких архивов, или Приказов, или директив, или ещё каких материальных источников про настоящую деятельность нашего Братства мы не найдём!

— Аминь! — Влад усмехается, правда, весьма невесело. И подводит итог, — Ну что? Разбегаемся пока, и продолжаем думать над кучей проблем, обрисовавшихся после сообщения Волка?

— Наверное. Потому что вот так, сходу, я придумать ничего толкового точно не в состоянии. — Цезарь пожимает плечами.

— Ха! В моём распоряжении было больше полсуток. (Правда, большую часть этого времени я банально спал!) Но придумать не то что — толкового, а и вообще — никакого, тоже не смог!

— Согласен, проблемка не из элементарных. Ладно. Хватит трепаться — пошли работать. Одновременно будем думать. У кого появятся светлые мысли — сигнализируйте.

— Ага.

— Ладно.

 

На работе мне, к счастью, пораскинуть умишком никто не мешает. Руки делают всю нужную работу на автомате. А пар вокруг словно отрезает меня от остального мира, помогая сосредоточиться. Мозги… Напряжённо работают.

Так. Вот она: тётя Света. Толстая и уже насквозь пропотевшая помощница шеф-повара. Малоразговорчивая, всегда сосредоточенно-нахмуренная и деловая. Попробовать подобраться к ней для начала? Ведь она — точно ничего такого не ждёт. И занята насущными проблемами — ей не до посторонних, копошащихся у неё в мозгах. Поскольку как раз остервенело мешает она что-то в очередной кастрюляке на огромной плите.

Попробуем? Попробуем.

Осторожно, осторожно… Как настроиться-то?! Попробовать оказаться на её месте? Постараться взглянуть на мир её глазами? С учётом того, что у неё между ног не член, а как раз наоборот?..

Нет, не получается. Когда пытаюсь вообразить, будто у меня между ног — эта самая штучка, что-то, конечно, возникает… Очень слабенькое.

Потому что оно явно — вторично!!!

А на главном месте в приоритетах… Есть!

Поймал интересы и приоритеты, если их можно так назвать. А как конкретно придётся все эти новообнаруживаемые фиговины называть, какие термины применять — Бог их знает. Потому что нету никаких готовых Инструкций для юных телепатов.

Вот: дом, семья, пусть и с придурком-алкашом в мужьях, но — в уютно обставленной квартирке, и с замечательно любимыми и талантливыми детишками!!! Которые, уж конечно, не повторят судьбы самой Светы, потому что обязательно пойдут учиться в институт, а не будут, как она в молодости, каждый вечер мотыляться по танцулькам!.. А что самое смешное, (Или трагичное?!) что сама Света до сих пор, даже когда глядит на себя в зеркало, на красное лицо и чётко обозначившиеся морщины, всё ещё считает на полном серьёзе, что ей — восемнадцать. И она просто чудо как хороша и привлекательна. И здорова, и умна, и оптимистично настроена… И приходится терпеть на таком жутком месте только из-за дефицита рабочих мест в Первопрестольной!

Но зарплата здесь хорошая, и вполне позволяет откладывать, чтоб заплатить за обучение старшей. А там, глядишь — и младшей! Главное — продержаться тут хотя бы ещё лет десять — до пенсии! Да и потом, если шеф не турнёт, можно и поработать ещё…

Все эти мысли возникают у меня в мозгу не как мысли, а как, скорее, картины-виденья. Типа, с комментариями: например, вот так выглядит старшая дочь, (Не фонтан, если на мой взгляд, но чую, что обожает её тётя Света!) а вот так комментарий: «Как бы платье-то ей — покрасивей прикупить! То, синее! Тогда любой козёл, из даже тех, кто посостоятельней, и постарше, серьёзный жених, непременно запал бы на неё!»

А больше всего меня удивило то, что хоть я и старался, и глаза пробовал закрывать, но «проникнуть» в мысли и сознание женщины, о которой подумал, а в конце даже на неё не глядел, и особо не напрягался, удалось как-то…

Чертовски легко!!! Может, это от того, что оснащён я теперь внутренним убеждением, что это — просто возможно?!.. И раз я — человек, осуществить такое с другим человеком мне куда проще, чем чужеродной насекомоподобной твари?!

Вдруг затылком чую я, что вновь на меня смотрят.

Боссовская походная опять, похоже, тут. Ловлю себя на мысли: откуда знаю?!

И тут же сам себе отвечаю: учуял я её мыслефон!!! И мысли. Направлены потому что — на меня! А окружающее пространство для меня теперь — словно наполнено образами-силуэтами: вон — сам шеф-повар, вон — Паша-кладовщик, а вот — официант Савелий. И располагаются все эти милые люди так, что вижу я и их, и иногда — когда переключаюсь! — словно их глазами!!!

Вау!!!

С непривычки так чудно!

Даже сразу не сообразил, что вот он: очередной подходящий случай!

Могу попристальней и поглубже покопаться в чёртовой «мисс Набережные…»!

Потому что даже если и спорю …йню, и она меня почует, или насторожится, не сможет толком рассказать. А если и попробует — никто всё равно не поверит! Особенно Рафик Сурэнович. Он реалист. И «ковыряния в мозгу» явно отнесёт к сказкам. Или — плодам буйного воображения. А заодно наверняка подумает, что она на меня наговаривает.

Чтоб он меня выгнал.

А немудрёную мысль-ощущение как раз об этом выудил я буквально с «поверхности» её сознания легко. Да и вообще: устроено оно, это сознание, просто. Почти как молоток. Всего две детали. Тьфу ты — мысли. Как бы ни …рена не делать. И оставаться в фаворитках подольше — для обеспечения этого самого нихренанеделанья. Ну, плюс ещё мыслишки, так сказать, сиюминутные — о новых тряпках и туфлях…

Очень быстро мне удалось перестроиться на её волну. Буквально за пару секунд. Может, так и должно быть? Я — человек, и она человек. Впрочем, нет.

Она — не человек. Она — женщина!!! И хотя её мышление, если его можно назвать столь громким словом, до крайности примитивно, и базируется чуть ли не целиком на стремлении удовлетворить почти первичные животные инстинкты, человеческое, она для меня почти столь же чужеродна, как давешние пауко-монстры. Даже тётя Света была мне и понятней, и как бы — родней. Потому что мысли и интересы — про детей!!!

Зато очень быстро научился я отстраивать своё мышление от «волны» пялящейся на меня дамочки. Абстрагировался буквально за доли секунды — просто постарался мыслить так, как будто меня тут и нету вовсе… И это не я сейчас окопался в её черепе, считывая и осознавая её мыслишки и желаньица, а некто абсолютно незнакомый ей. И мне. Этакий независимый наблюдатель. Свидетель. (Только не Иеговы!)

И вот теперь замер я, словно в трансе, продолжая однако весьма быстро перебирать руками, работая с посудой, и одновременно затылком и этаким… как бы внутренним оком, впитывая всё, чем девушка вынуждена поделиться со мной. А, собственно говоря, нетрудно было это вычислить и без непосредственного проникновения в её мысли!

Ну так вот.

Во-первых, она вовсе не прониклась ко мне уважением после того, как Сурэнович сдуру показал ей, как я машусь с уже уволенным китаёзой-посудомойщиком. Наоборот: она-то , конечно, прониклась… Но вовсе не уважением! И основная её мысль такая: «как бы этот смертоносный сволочь не захотел меня избить и изнасиловать! Ах, почему он ещё не хочет меня избить и изнасиловать!»

И, во-вторых, другая немудрёная мысль-вывод: «Как бы убедить босса, чтоб он этого козла уволил от греха подальше! Только так, чтоб, типа, это не я его на это дело надоумила. А, например, шеф-повар. Из-за того, что этот Ривкат сачок. И бездельник».

Вот и понимаю, что таскается она сюда для того, чтоб подловить меня на отлынивании от прямых обязанностей. И вижу я в её мозгу не только мысли, но и даже вижу картины, от которых ей и страшно, и одновременно дико возбуждает! На одной из картин я в тёмной подсобке на втором этаже нагло задрал ей юбку на голову, поставив на колени, руками вцепился в пышные бёдра, и наяриваю её — в положении «а-ла-ваш». А на другой — опять-таки я, но уже с огромной плетью, и она — обнажена, и привязана к столбу за руки, словно какая-то рабыня Изаура, ну, или Анжелика-маркиза-ангелов, а грязные ругательства, и удары, которые я выкрикиваю, и наношу по её спине, и тем частям тела, что пониже, хоть и воображаемые, но буквально заставляют эту «страдалицу» задыхаться, краснеть, и… Вожделеть! И вижу, чую я, что она уже почти… Приехала!!! И хоть она даже на ногах уже еле держится, но думать об этом продолжает… Озабоченная маньячка!..

И пусть эти две её мысли и противоречат друг другу, девушку такой факт вовсе не смущает, а как раз наоборот — возбуждает, словно бифштекс — голодного!

Ну, тут она, собственно, не оригинальна: крайней противоречивостью отличается и поведение других женщин. И не столь породистых и красивых, и молодых как она. Я такое и раньше замечал. И вот теперь я, наконец, ясно вижу, почему.

Их мозг так устроен.

Там словно нет единого Командного Центра. Планирующего действия так, чтоб они совершались логично и последовательно. А есть целая команда руководящих Боссов. Кто-то отвечает за походку. Кто-то за осанку. Ещё кто-то — за речь. Ещё кто-то — за чувство голода, другой кто-то — за стремление к комфорту в плане одежды, ещё — обувь в тон к платью, сумочка, и так далее — по всему списку. И каждый Босс отдаёт свой приказ. И то, чей приказ в данный конкретный момент возобладает, зависит не от логики. Или реальной важности этого для текущей и перспективной жизни и ситуации.

А от банальной случайности! То есть — как в рулетке: что выпадет!

Словно там, в мозгу, имеется устройство типа генератора случайных чисел, и что на нём выпадет — то и попадает на «приводные механизмы». То есть — рот с голосовыми связками, глаза, руки, ноги, и то, что между ними…

Довольно дико. Особенно с непривычки. Не-ет, не может быть, чтоб вот прям все они были так устроены!!! В-смысле — так примитивно. И нелогично!!!

С другой стороны, есть же, например, такие женщины, как та же тётя Света. На которых держатся и Семьи, и производство, и быт, и вообще — всё. Или как, например, моя бабушка. Ну, может, в несколько меньшей степени — мать. Хотя если вспомнить знаменитых артисток, типа той же Гурченко, то быт и Семья были у неё где-то глубоко в — …опе. А на первом месте — задача блистать! И поражать воображение всех увидевших её самцов!

Ну и боссовская «мисс» недалеко от этого амплуа ушла.

Мне более-менее понятно становится, что грубо, пока условно, всех женщин можно поделить как минимум на два типа. Первые — вот такие, как та, что сейчас пытается просверлить взором мой затылок, вероятно, чтоб обернулся! — для сексуального стимулирования мужчин. Красивые, стройные, обалденно вызывающе держащиеся, и привлекательные! Вамп. А вторые, домовитые, спокойные, и упитанные — для, вот именно, ведения домашнего хозяйства, и воспитания детей! (Недаром же есть поговорка: «Никогда женщинам не понять, почему мы трахаемся с одними, а женимся — на других!»)

Было бы смешно, если б не было так обидно.

Получается, прав был чёртов Гитлер, который как раз и ввёл в правила разделения женского социума именно эти два расхожих типа.

Поглядев на первый в каком-нибудь кабаре-варьете, возбудившиеся немецкие самцы-работяги должны были идти домой, и там трахать своих дебёлых и породистых самок, чтоб те наплодили для великой Германии отличное и здоровое поколение…

Вот же блинн.

Но что мне делать с этой проблемой?

Ждать, пока эта паршивка не наклевещет на меня Рафику Сурэновичу, или пока она сама не схватит меня за … в каком-нибудь тёмном проходе кабака?! Тогда уж точно сможет настучать: если кто заметит, она скажет, что я ей угрожал и заставил!.. Вижу потому что и эти планы в её подленьком милом мозгочке.

Чёрт бы её подрал. Да и Сурэнович спорол …рню, показав… Впрочем…

«Одарили» меня мои пауко-люди нехилой сенситивностью, и позволяет мне какой-то новоприобретённый инстинкт действовать… Как бы — направлено. «Глаза разума» быстро и чётко движутся сквозь лабиринт коридорчиков, комнат и этажных перекрытий нашего кафе — туда, куда я своё сознание мысленным приказом направляю.

Найти на верхнем этаже Сурэновича нетрудно. И пробраться сквозь ворох его сугубо деловых и материальных мыслей и стремлений тоже легко. Вот!

Нашёл я это. Словно нужную папку с документами с огромного стеллажа снял.

Оказывается, он неспроста показал ей меня в «действии». Он мечтает, чтоб его зазноба возбудилась, (Он знает, что бойцы и боксёры её заводят!) и «наломала дров».

То есть — завалила меня где-то под застрех, а он бы её с удовольствием застукал, (Для чего оснастил малютку крохотным микрофончиком, спрятанным в каблуке изящной туфельки!) и наконец послал бы чёртову вымогательницу бабла на три весёлых буквы!

Оказывается, пресытился он её телом. И надоела она ему как уже подруга.

Потому что то, что вначале казалось занятным, и даже умиляло, со временем стало тяготить. В частности, тупость, которую обычно называют помягче — душевной простотой. А подобрать себе новую стандартно тренированно-стройную, личиком миловиднуюнаботексованную козу, согласную на должность содержанки, уж Сурэновичу-то будет нетрудно: у него и сейчас кандидаток хватает.

Вдруг чую, что словно что-то щёлкнуло в мозгу дамы, и отвяла от меня эта «озабоченная» коза. А-а, телефон.

Босс звонит. Ну, чао, лапочка моя с садо-мазохистскими наклонностями.

Нет, точно пора работёнку менять. Да и аллергия у Рыжего, наверное, уже прошла.

Впрочем, пока не горит.

Да и посмотрим, как там у нас обстоит с тренером.

Вдруг удастся и его мысли «прочувствовать»!..

А то, может, пора мне не из кафешки валить, а из Братства!..

14. Братство без прикрас

С тренером пока ничего не получилось.

Потому что есть у него этакий… мыслеблок! Некая глухая Стена!

Уж не знаю, кто и как ему эту штуковину поставил, но реально — проникнуть в его сознание не удаётся! Я уж к концу обеда даже было заподозрил. Что он — инопланетянин какой. Но это подозрение быстро прошло, потому что организм его оказался ни на волос не отличающимся от, скажем, моего. Или Санька. Или Кузьмича. Или Чекиста. У которого, кстати, до сих пор очень сильно болит травма. И гипсовая повязка на рёбрах сильно раздражает его, и кожа под ней жутко чешется: потому что не подлезть — чтоб помыть…

Изучил я, словом, пока поглощал замечательные тефтели (Даже вкусней, чем материнские!) с картошкой, и запивал обед традиционным компотом, всех наших. Всё наше горячо любимое Братство. И поскольку мои «глаза разума» действуют очень послушно — то есть, избирательно «слушают» только того человека, про которого в данную секунду думаю, предполагаю я, что это — всё же Дар. Который мне преподнесли на блюдечке с голубой каёмочкой мои работодатели. Оснастили, так сказать, меня им после того, как выжил после встречи с телепатами-гипнотизёрами. Вот только — для чего?..

Но считывать мысли ребят реально просто, и слышимость (Если так можно это назвать!) хорошая.

Рыжий может думать только о Надьке — его вертлявой и сильно похожей на «мисс Набережные Челны» повадками и внешностью, однокласснице. Строящей ему, как он не без оснований думает, «глазки». Странно это. Что же — получается, в его случае компот-кисель не работает? А-а, нет: работает. Вот сейчас он мечтает пробиться, наконец, как я, на четвёртый Уровень. Чтоб доказать себе, что не хуже владеет. Всем тем, чем мы научились владеть. Да и любопытство его разбирает: что же ему там дадут?..

Стас… Стас мыслит, оказывается, весьма примитивно. В его голове полно этаких, как бы, полочек. Почти как у Сурэновича. И на каждой — определённые знания и желания. Немного похоже на устройство женской психики, но с огромным отличием! У Стаса ЕдиныйЦентр управления стремлениями и действиями имеется. А там имеется и чёткая задача: взять у тренера и Братства всё, что они смогут ему дать, то есть — научиться всему, чему удастся, и… Свалить!

Пройти все нужные инстанции, собрать документы, сдать нормативы и всё, чего положено сдать. Чтоб купить себе лицензию.

Чтоб перейти на вольные хлеба. То есть — открыть свой бойцовский клуб. И там обучать малолетних детишек искусству постоять за себя.И драть бабло с их родителей.

Интересно. О такой возможности я даже не догадывался. Ну, или просто не думал.

Гриша тоже не прост, но сейчас все его мысли посвящены проблеме тоже до сих пор сильно болящей ноги. Поскольку боится он с одной стороны — нагружать её, а с другой — опасается, что мышцы выйдут из тренажа. И он не сможет драться в ночном клубе за бабки ещё минимум недели две. А бабки ему нужны. Для своей матери-одиночки, и больной бабушки — та сидит на дорогих лекарствах.

У Андрея совсем нет никаких амбиций или задумок. Он озлоблен и замкнут. А в Братство он ходит, чтоб не оставаться дома: его мамочка уж очень любит скандалить по поводу и без повода, и когда дома отчим — достаётся отчиму, а когда Андрей — Андрею.

У Михи особых проблем нет. Как нет сейчас и особо сильной мотивации — его сестра вышла замуж за типичного очкарика-программиста, то есть — «белого воротничка», и тот (Вот ведь сволочь! Как посмел?!) оказался вполне… Нормальным парнем.

Так что кого презирать и бить теперь, Миха не слишком хорошо представляет. И иногда в его мозгу даже возникает «революционная» мысль о том, что, может, не все, против кого нас тут, в Братстве, настраивают, и на кого науськивают, так уж прям плохи…

Просмотрел я, словом, мысли всех наших ребят. Кроме как у Цезаря и Владимира ничего подозрительного или странного не нашёл. А вот у своих «единомышленников по трансформаторной будке» обнаружил я кое-что любопытное.

Влад успел додуматься до того, что будут наших клонов использовать, скорее всего, на этих самых других планетах. Как элитный спецназ. Вселяя в них, разумеется, не нас, а тех нас, которые вот именно — записаны и хранятся на Матрицах. Записи нашего сознания. Обученного. И мы про такое использование и не узнаем никогда… И это может быть неплохим межзвёздным бизнесом.

Ну, про другие Миры — это логично, хотя сейчас бойцы-люди как таковые, наверное, мало кому нужны: их и на Земле-то с успехом заменяют дроны и роботы, управляемые по радио. Но ведь есть же планеты, где цивилизация не достигла такого технологического уровня — и там вполне можно применять для военных действий таких тренированных и резвых наёмников вроде нас. Или даже использовать их как хорошо законспирированных агентов. Таких, как вон: Румата у Стругацких. Ну, или как инструкторов для обучения контингента солдат. В зависимости от того, кто насколько хорошо прошёл тесты в каждом конкретном Мире. И за таких агентов или инструкторов тоже можно получить нехилую аренду, или плату. А получат её, ясен пень, те, кто сдаст нас в такую аренду.

А есть в этом смысл. И, возможно, уже вовсю нами приторговывают. Потому что Влад прав: клонов некоторых членов Братства, например, меня и Эльдара, да и самого Влада в сиреневом зале действительно было на два-три меньше, чем клонов остальных! То есть — их, и правда — для чего-то уже применили!

Причём, разумеется, без нашего с Эльдаром и Владом ведома…

Пользуемся мы с ними, стало быть, определённой популярностью у «работодателей». А точнее — определённым спросом. Для выполнения определённых работ…

Молодец Влад. Это он хорошо продумал. Логично и дальновидно.

Ну а у Цезаря нашёл я только довлеющую мысль о том, что не нравится ему идея о том, что его тело — вернее, тела! — будут использовать без его ведома, и даже убивать. Пусть он при этом и получает «бесценный опыт». И уже вполне всерьёз наш Брат подумывает о том, как бы слинять из Братства… Под каким-нибудь благовидным предлогом.

 

Теоретические занятия сегодня посвящены сложностям дроностроения. И создания для них защищённого канала связи.И проблемам управления.

И поскольку в условиях совершенствования электронных средств перехвата и постановки помех самый наворочено-продвинутый автомат или устройство не гарантируют надёжной связи, мораль урока проста: так и так потребуется оснащать все эти дроны, что летающие, что плавающие, что ползающие — собственными мозгами. Отлично оснащёнными собственными программами «поведения». В хорошо герметизированном и изолированном от чужеродных электромагнитных полей кожухе. На случай перехвата их управления противником. (Не без ужаса представил я, развивая мысль Влада, что вместо компов и процессоров могут ведь напихивать в такие, особо дорогие, и сильновооружённые дроны — и наши мозги. Уж их-то — не собьёшь с выполнения Задачи!..)

Вот про тонкости электронного программирования самостоятельных действий боевых роботов тренер больше всего и говорил. Я смог отключиться от мыслефона остальных наших, и, как всегда, добросовестно всё запоминал. Отключился, кстати, без проблем: просто представил себе — себя такого, каким я был до того, как узнал, насколько легко прослушивать мысли и ощущения других. А ещё я лишний раз уверился в том, что всё-таки не сам собой я дошёл до этого знания и умения. Особенно — так быстро и просто. Словно всю жизнь пользовался.

Помогли мне в этом.

И «работодатели», и Машина, и психотропные препараты. Улучшающие, конечно, реакцию и скорость движения тела. Но и усиливающие и обостряющие «сенситивность», нестандартность, интуицию, и прочую интенсивную, вербальную и интуитивную, деятельность мышления! (Не зря же в последние дни я так хорошо «чуял» свою мать!)

И вот теперь чую я своим любимым барометром, что если и правда — использовать нынешнюю матрицу моего текущего сознания — страшнее меня противника нет!

Ну, это я, как всегда, скромничаю. А если реально — так я и правда, на редкость циничный, прагматичный, и подлый боец. Злейший и коварнейший враг любому противнику-сопернику! Что из людей, что из монстров, что из инопланетян.

После окончания занятий, когда мы уже направлялись в Зал, попробовал я ещё раз пробиться к сознанию тренера, подобравшись к нему поближе — только что в затылок не дыша. Не тут-то было. Глухо. Даже фона, что он — вообще жив, и мыслит — нет! Странно.

Зато пока шёл прямо позади него по дороге в Зал, понял одну хитрую вещь.

Череп тренера закрыт изолирующим от любого излучения шлемом. Изнутри!!!

И не просто — шлемом, а — невесомым, не мешающим работе мозга, и выстилающим сам череп тончайшими платиновыми нитями! Вживлёнными теперь прямо в кость! Даже не представляю, как именно это можно сделать, но, похоже, для инопланетной нано- и прочей навороченной технологии — не проблема. Вот и работает эта сеточка, укрывающая весь мозг этаким… Как раз — экранным электро-магнитным полем!!! Не давая его импульсам-мыслям выходить наружу! А чужим — проходить внутрь!

А умно. Снаружи — никто не увидит, и не догадается. Мыслить это устройство самому тренеру явно не мешает. Как и действовать. А вот никто посторонний, типа меня, или ещё кого с телепатическими способностями — …рен чего уловит и прочтёт! Ни про планы тренера, ни про Братство. Ни про то, на кого он на самом деле работает. А насчёт этого, уж не сомневайтесь — сразу возникли у меня подозрения и домыслы.

Да, наводит всё это дело меня на интересные мысли. В частности, о том, что, похоже, телепатия, и внушение не являются для наших Боссов каким-то супер-сюрпризом. И давно они готовы к борьбе с её обладателями. Ну, или противостоянию механизмам, или живым мозгам, могущим транслировать или принимать мысли и команды.

Присматриваюсь внутренним взором ещё раз к затылку тренера. И черепу — изнутри. Точно. Вон он: управляющий блок. Крохотный, расположенный под мозжечком, (Спасибо Вадиму Петровичу — рассказал, как и чего у нас в мозгу устроено!) и подключено это миниатюрное устройство к источнику питания, который вживлён тренеру в позвоночный столб, у атланта.

Гос-споди помилуй!!! Жуть! А мы-то думали, что тренер наш — ас. Титан. Самый «продвинутый» и способный боец в мире. Умный и сверх-начитанный. А он…

Кто-то тренера нашего, получается, и прикрывает… И контролирует! Потому что наверняка через эту систему можно не только блокировать выход его мыслей наружу, но и — внушать ему другие, чужие, мысли! От Большого Босса! Словно — суфлёр. И команды. Запросто можно отдавать. И могут эти «Боссы» наверняка и непосредственно управлять его действиями и речью!!! Превращая в самого совершенного и послушного биоробота!

А я-то, наивный идиот, думал, что это нас, членов Братства, делают рабами те крошечные бисеринки имплантов, что наверняка есть в теле каждого члена Братства!

А главный раб — вот он! Идёт прямо передо мной, и уже проходит в проём двери.

Остаётся тренера только пожалеть.

Ну, и порадоваться, что он не может видеть и чуять мыслей, которые у меня возникают в отношении него…

А заодно и надеяться, что такой вот «сеточки» нет у меня, и остальных ребят.

Хотя, если б была — …рен бы я смог заделаться телепатом!..

С другой стороны, как же мне теперь узнать, что же на самом деле происходит, и что планирует наше начальство делать, и сделать? И как использовать нас, рабов? Нет, не тех «нас», которые пока в коме в Мирах, ждут своей участи и распределения на то место, куда их «сдадут в аренду» работодатели, а — нас. Людей. Землян. Членов «Братства».

Широко открываю те, другие, как я их стал недавно называть, глаза разума. Осматриваю теперь Зал и пространство вокруг него.

Ух ты! А чего я, балда зашоренная, раньше так не сделал?! Или…

Стереотипы мышления помешали? Или просто — не догадался?

Но тем не менее — вот они.

Операторы. Люди.

По оператору на члена Братства.

Сидят в расслабленных позах, в комфортных условиях: мягкие удобные кресла, огромные визиошлемы на головах, куча приборов и сенсоров под пальцами и перед каждым оператором. Можно наших ребят и контролировать, и отключать, отправлять в разные Миры на разные задания, и вообще — делать с нами почти всё, что придёт в голову каждому такому оператору.

И располагается их удобный и кондиционированный бункер прямо под нашим тренировочным залом. Близко и удобно. И связь — беспроводная. И их рабочая смена — около пяти-шести часов.

Благодать! Работай — не хочу. Управляй своей марионеткой, как сочтёшь нужным, отправляй в любой из тысяч, как сейчас вижу, Миров, и затем — только следи. Да посмеивайся. Находясь в безопасности. Словно кино в пятнадцать-дэ смотришь…

Вот ведь свинство-то какое!!! Получается, те, кого нас приучали и презирать, и ненавидеть, как белоручек, сутками просиживающими задницы в удобных креслах, и ни …рена не производящих руками, дармоедов и бездельников, сидят у нас на шее?!

Ещё и упиваясь своей вседозволенностью, и полномасштабной властью над нами?!

Но кто же они, эти операторы?

Успел залезть в мозг только к одному — потому что настало время для единоборств.

Конечно — к своему. (Увидел себя в его мозгу!)

Ну и ничего необычного. Это — самый обычный мужик средних лет. Но — матёрый геймер с огромным стажем, бывший хакер. С высшим техническим. Профи, конечно. Серьёзный, спокойный. Как ни странно — патриот. Считающий, что эта Программа, разработанная, как ему растолковали, Министерством Обороны, поможет в случае чего, защитить нашу страну от… От много чего.

Ну, по-крайней мере — так ему объяснили при инструктаже.

Завербован он семь лет назад, нашим АНБ. И сейчас честно отрабатывает свою капитанскую (Немаленькую!) зарплату. Потягивает он охлаждённое безалкогольное пивко, поглаживает нехилый животик, и ковыряет — свинья! — в левой ноздре мизинцем левой руки, а в правой — мизинцем правой. Он, разумеется, не догадывается о том, что теперь я его вижу, и могу отслеживать его текущие мысли. И даже копаться в воспоминаниях. Он просто, как понимаю, может смотреть на всё происходящее со мной моими глазами, слышать — ушами, и обонять все те запахи, что удивят меня своей «многокрасочной» гаммой. А вот ощущения от ударов, приходящихся на мою долю, он не чувствует.

Сволочь.

Ладно, досмотрю про него и себя позже. А сейчас — махач с Гришей.

Гриша парень, конечно — будь здоров. Но сейчас он, бедолага, в заведомо невыигрышном положении. Потому что те его действия и удары, которые планирует загодя, или даже за долю секунды до удара — я вижу отлично. И блокирую или ухожу. А те, которые он производит экспромтом — почти не причиняют мне вреда, поскольку рефлексы-то — работают! Наработаны!

Но и Гриша далеко не дурак. Поэтому где-то в середине второго раунда вдруг останавливается, хмурит брови, и говорит весьма сердито:

— Волк. Кончай это дело. Ты что — можешь мои мысли читать?

Не знаю, почуял ли он меня в своём мозгу, или просто — его инстинкт обострился почти как мой, но ответить что-то надо. Вот и вру напропалую:

— Нет, мысли я, понятное дело, не читаю. К сожалению. А то уложил бы тебя через пять секунд после начала. А вот отслеживать твои будущие удары по дёргающимся плечам, поджатым губам, и суживающимся зрачкам — как не…я делать! Привык я потому что к твоим «стереотипам поведения». Может, тёмные очки наденешь?

— Смешно. — он и правда, дёргает плечом. Потом говорит, — Ну ладно. Я тебя предупреждаю: ты меня здорово достал. Поэтому не обижайся — бить буду по-полной!

Приходится для предотвращения возможных подозрений и правда — отключить своё «сверхвосприятие», и драться так, как раньше — полагаясь только на «обычное» зрение и чутьё.

Ну и побил меня Гриша. Правда, и я в долгу не остался. И вот мы — два тяжко сопящих и потирающих огромные синяки, дебила. Отлупившие друг друга за просто так.

Но когда после окончания посмотрел снова в его мозгу — пропало его смутное подозрение насчёт моих новых способностей. Вроде бы. Не-ет, глубоко в его разуме оно всё-таки сохраняется, подогреваемое мыслью о том, что я просто поддался. Или «спустился» вновь на «его» уровень.

А в том, что я сейчас всё-таки повыше, чем он, и большая часть Братьев, он не сомневается — дошёл же до Четвёртого!.. Куда, кстати, так пока никто из ребят и не пробился. Что странно. И не может меня не напрягать.

 

На Третьем сегодня меня ждёт сюрприз.

Потому что оказываюсь я явно в чреве какого-то огромного космического корабля. Ну, или Станции.

А догадаться было нетрудно: царит тут невесомость!!!

Ну а то, что я — как всегда голый, и легко могу дышать местным воздухом, и не холодно телу и не жарко, меня не поражает — иначе дали бы мне скафандр!

Правда, не могу не отметить, что корабль — явно не для людей. Потому что нормальных, то есть — привычно прямоугольных как в плане, так и в сечении, коридоров, со всякими леерами или ручками для нормального движения в невесомости тут нет. Вместо этого овальные, изгибающиеся, словно спятившие от боли змеи, коридорчики в метр диаметром: только-только пролететь не задевая за стены — в одном таком и очутился. Темновато тут, конечно, но рассеянное оранжевое освещение имеется.

А вот стены — не стены вовсе. А этакие, как бы — бесконечные, уходящие за «горизонт» — ряды сот. Сами соты — овального же сечения ячейки, ограниченные жёлтыми валиками-стеночками, толщиной в два пальца, и неизвестной глубины. Сверху затянутые целлофаново-блестящей полупрозрачной плёночкой. Размеры ячеек — примерно с приличную дыню, и явно они достаточно глубоки, что вмещать то, что в них растёт. Потому что попросту вижу я там, за плёнкой, это самое что-то — созревающее. Ну, как зародыши пчёл. Или ос. Многоногое…

А, вот: почти «вызревшее» тело.

О-о… Страшно. Потому что если такие твари уже вылупились, (А что более вероятно — просто находятся на вахте!) зажалить до смерти голого, мягкого, и безоружного типа вроде меня им — пара пустяков!!!

А у меня задание — выжить!

Блинн… А ведь такие — запросто могут летать и в невесомости — крылья же!..

Против четырёхкрылых восьминогих ос размером с кролика, да ещё с жалом в пару дюймов, и жвалами, как у волка,у человека явно мало шансов. Особенно — безоружного. Да и с оружием! Если нет какого-нибудь бронированного скафандра — …рен ты чего сделаешь, если на тебя нападёт хотя бы сотня таких осичек! А тут их, как прикидываю, осмотрев только крохотный кусочек только одного коридорчика — должны быть сотни тысяч! Чтоб мне лопнуть. (Впрочем — тьфу-тьфу!)

Но почему в коридорчике никого нет? Ведь, по-идее, в любом муравейнике, или, там, осиннике, или улье — должны быть заботливые нянечки-сёстры. Которые кормят только что вылупившихся, ухаживают, чистят освободившиеся соты, ну, и так далее. Что же — здесь, всё — сами? В-смысле, вылупившиеся — на самообслуживании?

Репу удалось просто погладить — а то плешь будет. Но в результате сложных и тяжких умственных усилий пришёл я к выводу, что «яйца», или что там положено отложить — отложила какая-то пчело- или — осоматка в мой коридор не так давно. Отложила все — одновременно. Поэтому пока никто «вылупляться» не собирается. Жрут они потихоньку запасы того, что им наложили в «соту», и созревают. Тоже потихоньку.

И, значит, на этом корабле — во-первых, всегда есть вызревающая, а во-вторых — дежурная, рабочая, смена. А в-третьих — пока меня кто из «дежурных» не обнаружил, и не просигнализировал про врага — нужно мне срочно найти чем защищаться, и что надеть. Противоукусного. А ещё хорошо бы постараться «подстроиться» под волну мышления этих ос, (Если оно у них есть! А должно быть — иначе как бы они корабль-то построили?!) и постараться внушить им, что… Меня здесь попросту нет!

Это — единственная по-настоящему умная мысль, собственно, приходит ко мне первой.

А уж про — одежду и оружие — только по привычке…

Ведь я же теперь — «крутой» мыслебоец!

Правда — только против людей. А вот как будет против насекомых, да ещё и гигантских… Удастся ли «подстроиться»?

15. Осинник Ривката

И — козырный вопрос на миллион.

Нужно ли подстраиваться и использовать мысленные приказы?

Потому что тогда сразу догадаются (Если уже не поняли и не догадались!) сволочи вроде моего персонального оператора. Что могу я. И читать их мысли, и, при необходимости, и отдавать приказы, превратив разожравшихся, и не обременённых заботой о выживании и физической работе скотов, из «Богов и Царей» — в марионеток!

Нет, в том, что «кураторы» от инопланетян, ну, или высший эшелон нашего руководства об этом так и так уже знают, сомнений у меня нет. А вот в том, что они ставят в известность о полученных мной новых знаниях и умениях мелкую исполнительную сошку вроде «моего» капитана — так это вряд ли.

Но тогда у меня — реальная дилемма. Если не пользоваться новыми возможностями — как пить дать — зажалят. Когда обнаружат. А если пользоваться — мой козёл врубится.

И начнёт не без оснований опасаться за свои гнусненькие и секретненькие мыслишки, (Мало ли какие он там гадости мне подстраивал все эти годы!..) и положение ведущего в нашем тандеме. Настучит руководству. И тренеру. И…

И — что тогда?

Меня удалят с… планеты? (Вот! До чего доводит мания величия и хроническая паранойя! Боюсь я уже «удаления» с Земли! А что самое страшное — раз я этого боюсь, значит, где-то у кого-то витает в «мыслепространстве мозга и его окрестностей» такая идейка, и против этого факта не попрёшь… Вопрос, вероятно, лишь во времени…)

Или дадут другого оператора — с заблокированным черепом? Из, вот именно, более высокого эшелона власти? «Подкованного» и компетентного в достаточной степени?

Думаю все эти мысли, (Извините за тавтологию!) одновременно осматривая, и вслушиваясь, и ушами и мозгами, в оба конца моего коридорчика. Невольно вспоминаю аналогичную ситуацию у бедолаги Джанверта. (Есть такой герой в книге «Муравейник Хеллстрома». Ну а у меня — «Осинник Ривката»!) Прикидываю: куда бы двинуться?

По виду — особой разницы нет. Но по смыслу… Пытаюсь вычислить, с какого конца этого тоннеля начиналась кладка яиц — ну, то есть, где особи уже более-менее созрели. Потому что мне, по-идее, нужно чесать в противоположный конец. Надеясь на то, что его очередь на «обработку и ухаживание» подойдёт позже. Гораздо позже.

Ну, вроде вон туда.

Иду, а вернее — просто лечу, паря, аки голубь какой, или, там, Бэтмен. Ну, или Чёрный плащ. «Я ужас, летящий на крыльях ночи, я пучок волос, забивших ваш унитаз…». Отталкиваться приходится от чуть выступающих наружу краёв чёртовых сот, потому что больше не от чего тут отталкиваться. Прорвал, конечно, с непривычки парочку плёночек, запечатывающих эти самые соты. Нюхаю пальцы. Хм-м…

А ничего. Оказывается, не так уж страшно воняет. Не мёд, конечно, но и не какая-нибудь параша или тухлятина, чего, если честно, опасался: осы же!.. Типа.

Но вот я и в конце коридорчика. Пролетел всего метров двести, не больше, а больше, чем на тридцать-сорок шагов ни вперёд ни назад не видно: закрывают выгнутые и вогнутые стены. А кончается извивающаяся труба этакой, практически кубической, камерой. Большой. В три моих роста в высоту, и метров шести в длину и ширину. В стене напротив — по центру люк. И сходятся здесь ещё четыре уводящих в стороны коридора — точно так же «засеянных», и гнуто-извивающихся. Отходящих от камеры под прямыми (Ну, условно!) углами.

Так, понятно. Стало быть, я прилетел из «глубины» корабля. А камера-тамбур — у боковой его стены, и там, за люком — пустое пространство космоса. Что понимаю и по огромному люку самого обычного вида — как на подводной лодке, и голой поверхности металла стены, в которую вделан этот самый люк. Значит, за стеной — шлюз. И, вероятней всего, шкафы со скафандрами, лазеры, запасные баллоны с кислородом, и прочее оборудование, нужное для работы в космосе. Ур-ра!!!

Будет, похоже, во что одеться!

Заодно теперь я понимаю, откуда в этих коридорчиках свет. Идёт он от матовых розово-малиновых плафонов-паннелей, покрывающих практически всё пространство тамбура. Ну, или камеры. Кроме, понятное дело, стены с люком. К которой спешу подлететь, чтоб осмотреть.

Свет вокруг чуть блекловат, конечно, но видно неплохо. И в первую очередь бросается мне в глаза, что не только стена с люком — стальная. Но и судя по торцам остальных стен, под светящимися панелями — тоже металл. Но почему ни стена с люком, ни стены со световыми панелями в тамбуре не «упакованы» сотами?

Но задумываться над этим особо углублённо не успеваю: из первого «бокового» коридора прилетают, а вернее — приплывают несколько тех самых, про которых уже подумал: «сестёр-нянек». Действительно — ос. Размером с кошку.

Свинство. Абсолютно не слышал их приближения! Вот что значит — крылья!

Дёргаю рукоять дверцы люка по стрелке, имеющейся на её наружной стороне, ручка подаётся. А вот и люк открылся — я даже не успел его как следует потянуть. Видать, с перепугу усилия удесятерились! Влетаю, заодно успев подумать, что, похоже, работает мой «мыслеблок» о том, что никакого «меня» здесь нет: тварюшки даже не почесались двинуться в мою сторону! Начав вместо этого ползать по кромке отверстия коридора, откуда прибыли.

Но уже закрывая люк с той стороны, успеваю врубиться в момент, который впопыхах чуть было не прошёл мимо моего сознания: похожи, конечно, очень похожи летучие твари на ос: онии полосатые, традиционно чёрно-жёлтые, и с крыльями, и с ножками-члениками, и даже с усиками…

Но — абсолютно слепые! То есть — без огромных навыкате буркалов по краям головы, которыми оснащены наши, земные, насекомые! Или…

Или это специально так сделано, чтоб они уж не выдумывали чего, а, как рабочие в муравейнике, ну, или няньки в термитнике — занимались только тем, для чего предназначены? То есть — уходом и заботой? Без ненужной инициативы.

И вот теперь доходит до меня, что если они без глаз, и реально — слепые, работают они — только на ощупь. И, соответственно, и меня могут обнаружить, только с помощью обоняния. Ну, и слуха. Так что если я буду вести себя тихо, то есть — не производить агрессивных действий, и «подозрительно» не пахнуть, могу я здесь оставаться невидимкой… Сколько угодно.

Ну, или по-крайней мере до тех пор, пока меня кто-то зрячий не обнаружит!

Типа воинов. Или охраны. Или самцов-трутней.

С этой немудреной (Но запоздавшей!) мыслью я и поворачиваюсь наконец к пространству помещения, куда проник.

Чёрт. Никакой это, конечно, не шлюз.

Вернее, он мог бы быть шлюзом, если б не заваренный напрочь, причём — явно впопыхах, торцевой огромный, уже квадратный, люк, и не четыре круглых отверстия, тоже с люками, ведущих в какие-то ещё отсеки, в боковых стенах.

А, нет! Не отсеки. Когда открыл точно такой же рукояткой ближайший боковой люк, обнаружился за ним длиннющий коридор. Шагов десяти в ширину. И в высоту — метра три. Щурюсь, поворачиваю голову то так, то сяк, чешу (Уже деваться некуда!) затылок. Тяжко вздыхаю.

Нет, правильно я подумал. Я — на корабле. Летящем в космосе. И сейчас передо мной — теплицы. Наружные. Предназначенные явно для освещения внешним, то есть — даровым, солнечным светом. Потому что вижу я сквозь стеклянные потолки и стены — чёрное-пречёрное, словно негры в чёрной комнате, небо со звёздами, и внутри коридора-тоннеля — огромные стеллажи, тянущиеся, как мне кажется, до самого горизонта. А вот «дармового» солнца нигде не видно. Или просто нужно подождать, пока огромная дура, на которой лечу, повернётся к нему другим, то есть — моим, боком?..

Я не поленился: сунулся во все оставшиеся три люка. Всё то же самое: тянущиеся, плавно загибаясь вниз, по наружной поверхности, похожей на сферу, коридоры с высохшими растениями и пустыми гулкими (Не удержался: постучал, конечно!) трубами. Рядом с третьим проходит параллельно ему ещё два: выйти в них можно по ещё одному короткому коридору. А горизонт загибается, словно я — перед иллюстрацией из учебника природоведения за второй класс. Типа, я — на наружной поверхности чудовищно огромного шара, и поле зрения исчезает за горизонтом в результате кривизны поверхности этого искусственного шара. И представить его диаметр даже страшно! Километры! Если не их десятки… А, может, и сотни — кто их поймёт, этих инопланетян и их инженеров.

Вот только никаких «нормальных» растений, или, там, чего выращиваемого, на стеллажах, и в коридорах, нет. А есть там только пожухлые, коричневые и чёрные, наверное, от космического, или ещё какого, излучения, стебли-стволы-побеги. С абсолютно же мёртвой, скукоженной и съёжившейся, серо-коричневой ломкой листвой. И на полу коридоров толстый слой серой пыли. Девственно нетронутой — «не видать ничьих следов…»

Войдя внутрь последней, четвёртой, «оранжереи», понимаю, что ходить (Летать!) туда бессмысленно: всё живое давно и благополучно почило, и в трубах гидропонной системы не осталось ни капли воды. Или питательного раствора, если вам так больше нравится. Зато имеется сбоку от входа странная, похожая не то — на паука, не то — на небольшую танкетку, конструкция. С большими резервуарами на верхней части. И целой кучей манипуляторов — со щупальцами и даже какими-то шлангами. Мысль понятна: для автоматического ремонта, и заделки всяких трещин и дыр, которые могли бы возникнуть из-за метеоритов, или износа панелей. Робот-ремонтник. Правда, как ни искал, но никакого оружия у механического работничка не нашёл. Да и ладно.

Но теплица-оранжерея навела меня на интересные мысли.

Во-первых, судя по расположению труб с раствором, и торчащих из отверстий в ней стволов, становится понятно, что когда-то здесь существовала сила тяжести! Направленная, как и у нас, на Земле — к центру шарообразного корабля.

Ну а во-вторых — размеры коридоров, устройство стеллажей, и даже кое-какие инструменты для садоводства-огородничества, которые вижу на полках и в ящиках у входа в коридоры, говорит о том, что корабль-то строили…

Для людей!

Значит… Чёртовы осы — не строители, и даже не хозяева здесь?!

Но как же им удалось столь огромную и явно самодостаточную штуковину, как этот гигантский межзвёздный аппарат, захватить, и обустроиться на нём?!

А они ведь — смогли! И обустроились. И будут процветать явно ещё долгие годы — пока в аккумуляторах, или в реакторе, ну, или что там есть энергоснабжающего у этой посудины, будет достаточно энергии, чтоб поддерживать там, внутри, у меня под ногами — нормальную температуру, и освещение. И вентиляцию производить. Ну а пищи и стройматериалов у полосатых тварей, судя по масштабам «расселения», и активной деятельности, вполне достаточно. Вопрос только в том — что это за «питание». И стройматериалы.

А второй вопрос — действительно ли я хочу это узнать?

А то чёртова интуиция уже подсказывает. Чем (А вернее — кем!) могут питаться такие твари.

Разворачиваюсь снова лицом к люку, через который проник сюда. Вот он: выход. Потому что особого смысла оставаться здесь, без еды и воды, пусть и в гордом одиночестве — нет. И мне так и так придётся — не шнырять по всем этим запущенным и заброшенным годы или века назад оранжереям-теплицам, а вернуться к милым осичкам, и…

И — принять бой. Или уж постараться скрываться от них за, вот именно, мыслеблоком. Пока не найду себе пищи, воды и скафандра. Чтоб спать в нём. Чтоб жить тут.

А искать придётся. Потому что ни одного скафандра в нишах-шкафчиках, действительно имеющихся тут, в тамбуре, не наблюдается. Похоже, изъяли их ещё до меня. Те, кто проиграл битву за свой корабль. Позволил победить себя пусть не таким умным, но явно — дружным и отлично вооружённым насекомоподобным. Или, судя по восьми конечностям — скорее, паукообразным.

Оглядываюсь, оглядываюсь…

Нет, ничего хотя бы отдалённо могущего бы служить оружием, тут нет. Не проволочки же для подвязки, и не садовые щипчики да копалочки мне использовать?!

Удивляюсь, кстати, я тому факту, что до сих пор в такой хрупкой и ненадёжной конструкции, как наружные оранжереи, как-то сохранился воздух. Но, присмотревшись, вижу кое-что: вон там, и там — явно какие-то крошечные камушки-метеориты пробивали-таки купол! А на эти дыры кто-то заботливый и скрупулёзный наложил отлично выглядящие прозрачные заплаты!

Поработали, стало быть, мои ремонтники! Вот что у них в баллонах! Герметик!

Да и слава Богу, что они ещё функционируют. А то — вымело бы меня в открытый космос, в вакуум, едва только открыл бы вход в «шлюз».

А, может, и не вымело — наверняка он просто не открылся бы в этом случае. Автоблокировка! Ну, плюс, вероятно, зуммер какой, и мигающая красная лампочка, или надпись, и так далее.

Ладно. Надо возвращаться.

 

Решил я ничем не вооружаться.

Потому что если бы у меня в руках имелось хоть что-то, это сразу отвлекло бы моё внимание от создания мыслеблока — на «активное», физическое, противоборство.

Опускаю снова рычаг, открываю люк. Вплываю.

Ага. Вот оно как.

Робот-ремонтник, и не чета тем, маленьким, оказывается, имеется и во внутреннем тамбуре. И сейчас эта здоровущая и сердито рычащая явно давно не смазываемыми сервомоторчиками штуковина, размером с небольшой автомобиль, деловито соскабливает всю ту фигню, что мои няньки пытались было нанести на стены возле горловины люка, откуда прибыли. Соскабливает чем-то вроде скребка. И заталкивает очередную порцию соскобленного — в лючок в стене, который я не заметил раньше. Нет, заметить-то я его заметил, но не придал значения — моё туловище в такой всё равно не пролезло бы…

А нетрудно догадаться, что там, за лючком — конвертер. То есть — устройство, перерабатывающее мусор и прочее барахлишко в полезные для экипажа корабля вещи. Или реактивы. Ну, или просто сжигающая всё это добро, вырабатывая электричество.

Осички мои сердито нападают на автомат, пытаясь грызть манипуляторы и корпус солидно выглядящими челюстями-жвалами, но ему их наскоки абсолютно безразличны. Он даже не даёт себе труда отмахиваться. А мог бы: вон, его корпус покрывает не меньше десяти самого разного вида и назначения, манипуляторов.

Однако вдруг ближайшая оса начинает разворачиваться передним концом тела ко мне.

И понимаю я, что не особо эффективен на близком расстоянии мой «мыслеблок». И нужно бы срочно подстроиться под их волну, чтоб пресечь коллективные попытки уничтожить чужака.

Срочно начинаю вспоминать, как и что было, когда я «общался» с человеко-пауками. Вот так? Вот так?..

Нет: вот так! Потому что вдруг начинает ко мне, словно вода, проломившая плотину, поступать море информации!

Нет, не так. Море-то оно море, но уж никак не информации — потому что разумных и последовательных мыслей там нет. А есть только эмоции и что-то вроде… ДОЛГА!

Точно: вижу я впечатанные намертво в матрицу примитивно устроенного сознания этих трудоголиков, инстинкты. Заботы. Обслуживания. Охраны. И…

Всё!

Нет, может, у этих бедолаг и есть что-то ещё в том, что заменяет им мозг (Помню по Вадиму Петровичу, что — ганглий!), но оно или настолько чужеродно, что мной попросту не воспринимается, или… Или его и правда — нет.

Но проблема пока не устранена: вот и остальные паршивцы из нянек начинают разворачиваться ко мне! И я…

А-а, точно: уловил! Суть проблемы.

Пахну я, понимаешь, не так, как положено «своему». Вот и вступает в противоречие то, что пытаюсь им внушить, и то, что посылают из ноздрей — в ганглий их анализаторы — обоняние включилось!.. Вот же блинн! Как же мне…

Э-э, кому я голову морочу. Давно я всё продумал! Даже до их появления! Добраться бы теперь только невредимым до ближайшей соты, уж я бы им…

А вернее — себе. То есть — замаскировался бы!

Долетел до ближайшей соты в обход словно бы замерших пока в нерешительности пяти сестёр-нянек. Впрочем, это неверное определение. Они — не женщины. Вернее было бы называть их — бесполыми рабами. Толпой. Стадом. Монолитным и сплочённым ничто. Без малейшего понятия о собственной личности, и не идентифицирующим себя, как индивидуальности. А являющихся как бы… Единым целым с Семьёй!!! Жуть!!!

Вот это мне действительно трудно оказалось осмыслить — здесь никто из них не думает о себе, как об отдельном даже организме — что уж говорить о «личности»!..

Ладно, вот я и у ячеек. Прикидываю. Вижу в памяти ганглия ближайшей няньки, что вот эта ячейка — без зародыша. И предназначена только для подкормки тех личинок, которым не хватит собственных запасов питательной смеси. Отлично!

Вскрываю её. И, преодолевая естественную брезгливость, щедро обмазываю всё тело тягучей и прозрачной, похожей на желе, массой, имеющейся внутри. Странно, но пока проделываю всё это «кощунство», ни одна из нянек не шевелится. Словно каждый день у них на глазах какой-то борзый человечишка переводит даром добро, которым можно бы выкормить молодое поколение… Ну, или это мне мой мыслеблок всё-таки удалось усовершенствовать.

Желе, которым обмазался, как уже говорил, не воняет. И ощущения почти такие же, как если б обмазался простым кремом. Например, от загара. Очень быстро нагрелась эта субстанция до температуры моего тела, стала эластичной, мягкой, и вообще перестала доставлять какие-либо проблемы. Да и какие проблемы, если я всё равно — голый?!

В последнюю очередь растёр как следует остатки по своему непослушному ершику волос. Пробую посмотреть, какова реакция на меня теперь.

А отличная реакция. Все пять крылатых вернулись вновь к попыткам остановить работу механизма, уже сгружающего последнюю порцию соскребённого не то — воска, не то — слюны, затвердевающей на воздухе, в люк конвертера, и мирно отправившегося в свою нишу — вон её отверстие: чернеет сбоку от люка. Механизм въезжает, крышка задвигается по направляющим. Все няньки уже, похоже, опытные — никого не прихлопнуло, и в нише не заблокировало.

Однако снова строить свои соты они больше не пытаются. Вместо этого мирно направляются в то самое ответвление тоннеля, по которому прибыли.

Ну и я за ними. Держась только на расстоянии шагов десяти.

 

Вскоре прилетели мы к месту массовой «раскупорки».

И четверо из моих провожатых тут же включаются в работу: помогают что-то чистить, кого-то — кормить, а кого-то — и «облизывают» — то есть, помогают очистить тельца от желе, и слизи, покрывающей новорождённых.

И вот теперь-то я всё разнообразие этих самых тел и наблюдаю.

Ну, что могу сказать.

Это вам — уж точно не люди. Которые пусть и не на одно лицо, но физической конструкцией отличаются друг от друга мало. Разве что цветом кожи.

Не-ет, здесь типов и конструкций тел — не менее пяти-шести.

Вон те, с огромными жвалами и мощными ножками-члениками, ещё и с коготками на концах — солдаты.

Вот эти, с гораздо большими, чем у остальных, крыльями — вероятно курьеры. Потому что один такой тут же принялся «общаться», касаясь усиками с пятой нянькой, которая вернулась из тамбура. И весьма быстро общение закончилось, и этот курьер ринулся по ближайшему тоннелю в глубину корабля — по направлению к его центру.

Мигом соображаю я, что полетел он докладывать начальству о неудаче. Очередной. Что не удалось застолбить «неприкосновенное» и неосвоенное пространство, заняв его чёртовыми сотами. Поэтому я, презрев и наплевав на остальные «типы» и «виды» работничков, (Успею ещё познакомиться с пешками! А сейчас мне подайте Ферзя!) сломя голову кидаюсь преследовать этого самого вестника. Уж больно мне хочется посмотреть, что из себя представляет это самое местное руководство. Самка? Матка? Или ещё кто?

Копошащийся с деловым видом «обслуживающий персонал» на меня внимания не обращает: работает, стало быть, и мой мыслеблок, и «пахучая» маскировка. Ну а те, кто только что вылупился, ну, или «раскупорился», мной вообще не интересуются — они и двигаются ещё еле-еле…

Чёртова вестника еле догнал: приходится всё время корректировать свой полёт, маневрируя, и невольно проламывая пальцами некоторые соты, тоже имеющиеся здесь. Посланец-почтальон же делает это с помощью крыльев, отталкиваясь от воздуха. Мне легче: мне не надо следить за целостностью чёртовых плёночек ячеек. Успеваю рассматривать другие коридоры, когда пролетаем через «перекрёстки», и даже каюты, имеющиеся по бокам некоторых тоннелей. Незачем говорить, что все они заняты чёртовыми сотами. И никаких следов того, что было здесь раньше — это я про мебель, или личные вещи…

В одном месте застал процесс заполнения сот — крупные, размером с овцу, осы-«танкеры» с чудовищно раздутыми брюшками делают это, выпуская густую питательную жидкость из торца брюшек, а другие осы, помельче, заряжают в заполненную ячейку-капсулу что-то маленькое и белое, похожее размером и формой на мяч для гольфа. Яйца!!!

Третьи осы, с особо тонкими передними члениками-лапками, и очень вытянутым брюшком, укупоривают такие ячейки, выпуская из этого самого брюшка тонкую прозрачную плёнку, похожую на целлофан, и наклеивают её на наружную кромку ячейки.

Но вот мы и пролетели мимо, и я уж было начал волноваться, а заодно и недоумевать, где же чёртовы осы берут себе пропитание, воду, и материалы! Но тут…

Вылетел мой «посыльный» на открытое пространство, малиновым пятном маячащее в конце овала коридора, и сразу скрылся из глаз, завернув куда-то вбок. Невольно чуть притормаживаю: в мои планы вовсе не входит по инерции вылететь куда-то в неизвестность, может, в какую огромную внутреннюю полость, и оказаться таким образом абсолютно беспомощным! Ведь если не окажется поблизости предметов, за которые я смог бы цепляться — никуда я не смогу и двинуться! Невесомость же! А крыльев у меня нет.

А ещё я слышал где-то, что какая-никакая, а сила тяжести здесь, внутри вот таких полых космических кораблей, имеется. И центр тяготения расположен в центре сферы.

Не хотелось бы отправиться!

За «угол» задвигаюсь, да и вообще — вокруг оглядываюсь, выплыв к кромке выходного отверстия, медленно и осторожно. Цепляюсь за стенки ближайшей соты. Плёнку, понятное дело, прорвал. Ого!

Посмотреть есть на что.

Плутония!

В центре, в зените огромной сферы, наполненной воздухом и светом, висит солнце. Естественно, светло-малиновое. Оценил бы его размер в километр в диаметре — масштаб прикидываю, рассматривая весь тот «пейзаж», что имеется вокруг, уходя во все стороны от меня, и даже нависая над головой. А прикольно.

Есть здесь и реки, и леса, и поля… Озёра, дороги, и какие-то сооружения. Но — не дома в привычном смысле. Потому что глухие стены, да и сами сооружения — огромны: не меньше полукилометра в длину и ширину, и метров ста — в высоту. Ангары? Хранилища?

Но мне пока заниматься подробным изучением достопримечательностей открывшейся внутренней сферы диаметром не меньше десятка километров, недосуг.

Потому что вблизи, не более, чем в ста шагах, вижу я огромную, поистине чудовищную, с кузов-цистернуполивомоечной машины, осоматку. Если можно её так назвать. И что бы там мой «вестник» ей уже не наплёл, направляется эта жуткая туша сюда, поддерживаемая со стороны днища (Тьфу ты — брюшка!) целой кучей прихвостней-носильщиков! Коренастых и явно мускулистых.

И уж можете не сомневаться: у неё-то со зрением всё в порядке!

Потому что чёртовы выпученные красные буркалы, размером каждое — с арбуз, смотрят прямо на меня!..

16. Аборигены и их печальная участь

Очень хочется по примеру знаменитого Винни-Пуха пробормотать, что «Я тучка-тучка-тучка, а вовсе не медведь!», но вряд ли это поможет. Потому что вижу я, как уже направляется ко мне, шустро выбегая-вылетая из-за спины «осоматки», огромная толпа воинов. А с их «конструкцией» я уже познакомился. К счастью — пока только издали. Встречаться же для «близких контактов» почему-то не хочется!

Понимая, что хоть воины меня и не видят, (Нет тут ни у кого, кроме Главной Самки никаких глаз!) но теперь, когда их командирша признала во мне врага, науськать сможет запросто, (Что-то вроде примитивных телепатических сигналов есть и у неё! Я их… Слышу!!!) нахожу единственно возможный способ остаться пока в живых.

А именно — ныряю со всего маху обратно в тоннель!

И чешу что было мочи вниз — к ближайшему перекрёстку! А поскольку теперь уже не до «нежностей», прорываю, отталкиваясь, по-крайней мере несколько десятков ячеек с их тоненькой плёночкой. Да и наплевать! Мне никто не ставил задачу сохранять местное поголовье членистоногих в неприкосновенности! А их чёртовы ячейки — в целости.

Вот пусть сами и заделывают!

Когда долетаю до перекрёстка, думаю недолго: ещё пока летел сюда, прикинул, что выбрал бы именно это направление для отхода. Нет, не то, чтоб коридор не покрывали точно такие же соты — просто он и пошире, и идёт параллельно внутренней поверхности сферы. Примерно в сотне метров под ней. Оглядываюсь. За изгибами традиционно извилистых стен коридора моих преследователей пока не видно. Вот и хорошо. Будем надеяться, что оторвался я.

Лечу теперь, стараясь уже не прорывать плёнку ячеек — следы, по которым меня можно «вычислить», оставлять негоже. Однако недалеко я улетел. Притормаживаю.

Потому что вижу впереди что-то странное.

А-а, нет, обычный тамбур. Но абсолютно не заполненный сотами. Странно.

Но влетаю, по инерции проскочив его, в новый коридор — продолжая движение в выбранном направлении.

Сюрприз!

Впереди снова вижу толпу сестёр-братьев, занимающихся обслуживанием раскупоривающихся юных ос. Но…

Странно.

Эти — не жёлто-чёрные, а розово-коричневые!

Другой сорт, что ли?! Или, что вернее, другая Семья!!!

И эти-то наверняка мой нынешний запах воспримут, как запах врага! Члена соседней семьи. Нагло нарушившего Границы! А граница, как мгновенно понял, проходит по нейтральному, никем не занятому, тамбуру-перекрёстку.

В срочном порядке, пока нахожусь в двадцати, или чуть больше, шагах, торможу. Вскрываю ближайшую ячейку, и повторяю процедуру обмазывания! Проклятье. Если так пойдёт дальше, вскоре мне и скафандр никакой не понадобится. Потому что «слоёв» прозрачного подсохшего желе на мне нарастёт побольше, чем их в любом скафандре. Или дайверском костюме. И всё это хозяйство будет, как та же резина…

Однако особо тщательно «промазаться» не удаётся. Потому что вижу я, как на всех парах несётся ко мне оттуда, откуда прибыл, армия телохранителей первой осоматки. (А я уже не сомневаюсь, что рано или поздно встречу здесь и вторую, и третью… Посмотрим.) И они уже чуют меня (Ещё бы! Запах-то — свежий! И чужой!), и грозно размахивают, если так можно про них сказать, жвалами, и крючками на концах волосатых члеников-ножек.

«Врубаю» на полную свой ослабленный было «мыслеблок», и быстро разгоняюсь, направившись в сторону новых ос. Пролетев (Без приключений!) за их спины, оборачиваюсь. Точно. Вступили они в схватку с нападающими агрессорами, вероломно вторгшимися на их территорию. Правда, вот не думаю, что надолго задержат. Потому что специализация не та! Но почему они не зовут на подмогу?

Ага! Вот за спины обороняющихся, туда же, куда лечу и я, направляется знакомое по конструкции тело: посланец-вестник! А почему бы мне не помочь ему?!

Так и делаю, надавливая на его брюшко с тыльной стороны, моля только о том, чтоб он не захотел изобразить из себя гордеца, который «в посторонней помощи не нуждается!». Нет, всё прошло нормально, импульс удалось придать моему спутнику приличный, и вскоре он уже подлетает к перекрёстку, на котором поворачивает вверх — явно полетел жаловаться «своей» осоматке! И просить помощи в виде регулярных войск.

Я в междоусобице (Хоть, конечно, сам её и спровоцировал!) особого желания поучаствовать не испытываю. Вместо этого пролетаю ещё прямо — в продолжение коридора-рокады*, как его про себя обозвал. Некоторое время соты идут как обычно, а в очередном попавшемся тамбуре-перекрёстке никакого пустого пространства нет. Отлично.

*Рокада — дорога, идущая параллельно линии фронта в тылу.

Значит, я ещё в пределах территории розово-коричневых.

Лечу снова по тому коридору, что ведёт наверх, полагаясь на мысль, что какое-то время осоматке розово-коричневых точно будет не до меня. И её личной Гвардии тоже.

Так, собственно, и оказалось. Потому что когда очень осторожно выглянул из-за «наружной» кромки тоннеля-коридора, увидел необычное «роение» в примерно двухстах шагах от меня — со стороны тыла. Это из-за спины новой осоматки вылетают и выползают всё новые и новые полчища воинов, и всей толпой, явно мешая друг другу, устремляются на подмогу к своим. Почему-то воспользоваться альтернативными путями, вроде моего, или соседних, коридоров, в голову не приходит никому: все прут, как стадо баранов (Если только бывают бараны с крыльями!) в то отверстие, по которому прибыл вестник. Э-э, чего я …рню горожу: это матке их это в голову не приходит, что можно разделять силы её армии. Но, видать, предыдущий опыт показал логичность именно такого решения.

Вот теперь, без помех и ложной скромности, могу спокойно изучить «горизонты», открывшиеся мне.

А красиво тут, если абстрагироваться от того, что захвачена вся эта благодать смертоносными тварями. Действительно: «солнышко», леса, поля, реки… Но не на них я всё же в первую очередь обращаю внимание. Вижу я вдали, да и поблизости — ближайшая — в паре сотен шагов! — целую кучу соседних осоматок. Все они окружены толпой разнообразных прихвостней, и воинов. И располагаются по поверхности внутренней полости шара «квадратно-гнездовым» методом. То есть — территория каждой особи представляет собой как бы квадрат в плане, со сторонами шагов в триста-четыреста, и в глубину, как понял — до наружной поверхности сферы-корабля. То есть — ещё шагов пятьсот-шестьсот.

А приличный объём. Вот только…

Чего ж они все тут находят, чтоб нормально и регулярно — жрать?! Какая у этих, явно немаленьких, семей, кормовая база?! И куда девается вся огромная куча систематически выращиваемых ос?! Потому что по моим прикидкам, их здесь должны быть неисчислимые тыщи! Да что там: миллионы! Плодятся же непрестанно!..

Правда, пока этот вопрос носит чисто риторический характер. Потому что мне нужно найти средства для дальнейшего выживания. Пищу. Воду. Одежду. Убежище.

Поэтому придётся снова «нырнуть» в мою рокаду, и двигаться, пока не доберусь до вон того, перспективного на вид, ангара-хранилища. Сейчас я нахожусь к нему поближе, чем в предыдущее «выныривание» на поверхность внутренней полости, и вижу, что имеются там и люки — аналогичные тому, через который я попал в тамбур с оранжереями.

Чтоб «всплыть» возле намеченной точки, пришлось, понятное дело, пересечь ещё две «межродовые» границы, и соответственно, ещё два раза переобмазаться. Тьфу!

Но вот я и выбрался на поверхность, очутившись в непосредственной близости от стены гигантского сооружения. Нет, оно, конечно, не полкилометра в длину и ширину, как теперь вижу, соотнося с масштабом всего остального, но шагов триста в нём точно есть. А в высоту… Ну, метров восемьдесят. Тоже, в-принципе, неплохо: тридцатиэтажный дом! Напрягает только отсутствие на наружных стенах окон или ещё каких отверстий. Но люки — вон они. Подобраться бы только, так, чтоб не насторожилась ближайшая осоматка, расположенная в ста шагах слева, и повернувшаяся сейчас, к счастью, ко мне обширным тылом. Похоже, её насторожил переполох, всё ещё царящий там, где я пролетал, нагло нарушая границы, и «стравливая» друг с другом верных, но тупых, солдат-рабов-слуг.

Понаблюдав с минуту, прихожу я к выводу, что в данный момент я тут на …рен никому не интересен. Продышавшись, и укрепив (По возможности!) свой мыслеблок, направляюсь прямо по поверхности к ближайшему люку здания. А сложно это. Невесомость точно такая же, как раньше, правда, с одним маленьким отличием: минимальная прижимная сила тут всё же имеется. Правда, направлена,к счастью, не к центру сферы, как я было опасался, а — наружу, в космос. То есть — ноги мои могли бы ходить по чёртовой траве, над которой сейчас парю, отталкиваясь, для чего захватывая в пучок руками наиболее толстые травинки, и иногда вырывая их и с корнем. Но приспособился быстро.

Добрался к люку за минуту. Хватаюсь за его рукоятку, как за спасительный круг.

Поворачиваю по стрелке. Порядок — он открылся!

Влетаю внутрь.

И тут же падаю на пол!!!

Три тысячи чертей, как говаривал любимый Д,Артаньян! Здесь есть тяготение!

И нехилое оно: как минимум полтора «же». Да и дышится… Воздух словно разреженней и кислорода совсем нет! Но дышать… Можно.

Преодолев естественное удивление, поднявшись на ноги и закрыв и заперев за собой люк, приступаю к осмотру места, куда попал.

А ничего необычного. Люк привёл меня, оказывается, в тамбур. Но не такой большой, как наружный, а маленький: примерно три на три на три метра. Направо, налево, и прямо уходят пустые и ужеотлично, то есть — ярко, освещённые уже знакомыми мне матово-розовыми плафонами на потолке, коридоры со стальными стенами. Правда, от потолка до середины высоты закрашенными белой краской.

Что говорит о том, что явно не осы тут обитают.

Ну, и не военные — те приказали бы закрасить ещё и нижнюю половину — цветом хаки. (Шутка. Или — нет?..)

Решаю, что периметр странного здания мне обходить незачем, и иду сразу в центральный коридор, по обеим бокам которого тоже вижу проёмы с дверьми. Запертыми. Двигаюсь дальше: так сказать, в самое сердце «логова» врага. Хотя я и не уверен, что — врага. Но — привычка сказывается. Приучили меня в первую очередь считать всех врагами, и действовать так, чтоб с гарантией остаться целым и невредимым. Для чего иногда нападать и первым.

А как будет здесь?

Чешу многострадальный тыльный торец черепа. Вздыхаю. Подкатываю глаза к потолку. А других способов интенсифицировать процесс мышления я не знаю. А вы?..

Примерно через пятьдесят шагов попался мне проём побольше. Дверь — раздвижная. Ух ты! Сдвигается! И что мы имеем за ней? Логично: самая обычная межэтажная лестница. Со ступеньками под ногу, размером с мою. Поворачивает лестница на сто восемьдесят на каждой площадке — стандартно. Ведёт она как вверх, так и вниз. Решаю, что если здесь где и есть «командный пункт», так вероятней всего — наверху. Откуда чёртов комплекс «Осинник Ривката» наверняка видно во всей красе!

Вот и лезу, пыхтя, как паровоз, с непривычки, и иногда останавливаясь передохнуть, вверх. Чёрт. Одышка. Содержание кислорода здесь явно пожиже, чем там, снаружи. Да и у нас. В-смысле — на Земле-матушке. Всё верно: я слышал, что для того, чтоб насекомые достигли хоть сколько-нибудь приличных размеров, в атмосфере должно быть не меньше тридцати процентов этого самого кислорода. Так что снаружи — его, наверное, столько и есть, а здесь… Столько, сколько надо уже местным обитателям!

Насчитал двадцать два этажа, прежде чем лестница закончилась, уперевшись в люк в потолке. Ну уж нет. На крышу не полезу. Спускаюсь, возвращаясь к ближайшей двери, открываю её. Очередной коридор. Выбираю направление — прямо, движусь к центру здания. Тем более, там что-то светлое имеется с одной стороны. Добрался быстро.

Ого!

Стеклянные стены, помещение примерно в полгектара, квадратное в плане. Занимает всю центральную часть этажа. За стеклом — лаборатория.

Прийти к такому выводу нетрудно, поскольку все многочисленные «работнички», деловито чем-то занимающиеся там, внутри, одеты в розовые халаты и тонкие прозрачно-розовые перчатки. Как я понял, розовый здесь заменяет белый. Ну-ну.

Столы. Из дерева, большие, прочные. На них работают — на столешницах полно каких-то бумаг, с текстом и диаграммами, компы, и разные пробирки и приборы, да и в имеющихся ящиках, надо полагать, не конфеты разложены. Ближе к центру помещения — явно отдельный, изолированный, блок. Там что-то вроде ускорителя, шкафы, вероятно, с блоками памяти, и огромные чаны: не иначе — автоклавы. Охватил всё это одним взглядом, после чего упятился назад — за кромку коридора. Думаю, прикидываю.

Интересно, конечно. Как бы узнать, чем они здесь…

О! А чего я суечусь?! Я же теперь — «супершпион»! Имеющий возможность общаться, приказывать, или просто лазать втихаря по чужим мозгам!

Вот и лезу. Выбираю ближайшего учёного, как раз занятого какой-то пробирочкой с фиолетовой жидкостью, которую от суёт в устройство, напоминающее банальную центрифугу, и принимаюсь «подстраиваться под волну».

Ничего. Опять ничего. Ага — нашёл! Приспособился я у себя в сознании создавать мысленный «образ»: будто я на старинном приёмнике подкручиваю огромную рукоятку настройки частот. Медленно, по часовой… Вот и готово.

Весь этот шаровой гигантский Комплекс — один военный, и очень узко специализированный, Питомник. Построенный только для одной цели.

Выращивают они здесь универсальных бойцов. Инсектоидов. А поскольку «работать» этим бойцам предстоит на планете, где царит практически вечная ночь, то зрение у них атрофировано. Зато чертовски развиты специально усиленные обоняние и слух. Вижу, что и тяготение там почти такое же, как и в «рабочей зоне» Питомника — почти нулевое. Чёрт возьми.

А вот это мне непонятно: что за планета такая странная: тяготения — почти нет, темно, как у негра в …опе — а тепло. И атмосферу с содержанием кислорода в тридцать процентов — удерживает!

А-а, вот оно как… Это — не планета в прямом смысле. Это — почти такая же, как эта, искусственная космическая Станция. Но — жилая. И живут там некие крошечные… Как назвать-то?! Червячки? Гусенички? Термиты? Вижу образ обитателя-аборигена странной Станции в мозгу чёртова учёного, но описать трудновато.

Представьте малыша, размером с ладонь, у которого тельце — гусеницы, волосатенькое, и с крохотными ножками на каждом сегментике, а на конце тела — головка со жвалами, и две пары… Ручек! И сразу понимаю я, что противопоставить мощным жвалам и когтям выведенных здесь, в Комплексе, боевых ос-убийц, крохам практически нечего. Разве что у них имеется какое-нибудь техногенное оружие?..

Но за каким …ем людям стравливать между собой насекомых?! Тем более, ставя аборигенов чёрной Станции в столь заведомо проигрышные условия?! Нечестно!

Однако выкопать причины появления столь странного Технического Задания из подкорки моего подопечного не удалось. Он явно рангом не дорос, чтоб начальство «просвещало» его. Зато увидел я массу других, технических, подробностей.

Корабли-транспортники, снующие по космосу между этим Комплексом и атакуемой Станцией-планетой, регулярно доставляют оттуда убитых. И выведенных здесь ос, и убитых ими там аборигенов-гусениц. Сгружают их в специализированные люки для космолётов, каковых имеется на борту Комплекса целых десять — по числу огромных зданий. А сквозь все палубы-уровни от шлюза наверх проходит огромная шахта: лифт. Именно на нём привозят «убитых».И уже здесь, с помощью летающих дронов-автокаров, по воздуху развозят, и вываливают прямо каждой осоматке под самый, так сказать, бочок! Раз в сутки.

И живущая рядом с ней целая толпа прихвостней, занимающихся только пережёвыванием-измельчением трупов в пюреобразную кашицу (Тьфу! Когда увидел эту штуку — чуть не стошнило!), и скармливает и своей Госпоже-матке, и заполняет «отсеки» «танкеров» — то есть брюшки-ёмкости для пищи у ос, которые позже заполняют ячейки с новыми закладками яиц…

И свежую партию раскупоренных ёмкостей с Солдатами приурочивает каждая осоматка к определённому часу. И забирают воинов «на борт» эти же дроны-автокары. И произойдёт это торжественное событие через пять-шесть часов. А пока «раскупориваются» только ячейки с «рабочим и обслуживающим персоналом». Их-то никто и никуда не транспортирует. А когда состариваются — загрызают и относят на переработку прямо тут же. Свои.

Ну а столь большое число разных типов осоматок, и, соответственно, воинов, нужно для того, чтоб не могли приспособиться несчастные аборигены Станции к какому-то одному: как я понял, примитивная наука, и даже инсектициды, есть и у «червячков»…

Весьма подлая, должен сказать, и мерзкая ситуация.

Чистый геноцид. Почти как с индейцами в Америке…

Заведомо более сильные и лучше вооружённые осы, конечно, рано или поздно захватят всю Станцию-планету, и истребят всех аборигенов.

Но почему нельзя было просто — вот именно, создать инсектицид против гусеничек-червячков, да и распылить там — внутри их чёртова шара?!

Так же — и проще и эффективней?!

Ответа у моего «объекта» нет.

Ах вы так со мной?! Пойду поищу его начальство!..

 

Начальство нашёл легко. Заседает оно, понимаешь, в центральной, изолированной стеклянной камере. Чтоб «мысленно» добраться туда, пришлось поднапрячься: я же ещё ко всему прочему не хочу, чтоб моё присутствие в своём чёртовом мозге это самое начальство засекло! Вот и подобрался поближе, приказав заодно как бы — командой «второстепенного плана» остальным учёным меня «не видеть в упор!»

Вау! Какой тупой мужик мне попался!!! На уме только еда и самки! (Тьфу ты — для него они, конечно, женщины! И красивые!)

Но он здесь отвечает за всё. И всеми «Допусками» и «Уровнями доступа» обладает. В полной мере — Хозяин.

Вот и вижу я, что их Штабному начальству просто…

Заплатили.

Именно за такое, подлое и гнусное, уничтожение аборигенов Станции.

Заплатили инопланетяне, которые до этого пытались заполучить в своё распоряжение эту самую Станцию путём «мирных переговоров». А аборигены-червячки упёрлись, проявили гордость и свободолюбие, и заявили, что будут бороться за свой Мир! Родину!

И то, что теперь эти самые гусенички гибнут тысячами, отлично осознавая, что нет для них спасения и пощады — входит в «правила Игры».

Потому что именно так им заявили захватчики, которые польстились на их планетку. А выглядят они, эти захватчики…

Как гуманоиды, в принципе. Мой новый подопечный, какой-то там генерал, видел лично делегацию этих… Ранков, как они себя именуют. А что самое страшное — они могли, «без шума и пыли», «вычистить» этот мирок от гусеничек и сами, просто и быстро, вот именно — инсектицидами. Но предпочли заплатить не особо разборчивой Расе, чтоб та сделала эту грязную работу за них. Ещё и выполнив условие об унижении, глумлении, и созданию ощущения безысходности у несчастных инсектоидоподобных гордецов.

Ну вот я и получил вкратце представление о том, какой работёнкой мне предстоит заниматься, если наши с Владом и Цезарем подозрения имеют под собой почву…

Потому что более беспринципных и готовых за деньги на всё охламонов, чем у нас в Братстве, ни одна инопланетная сволочь-работодатель не найдёт! Естественно, «технологических разработок», или «аналитических способностей» от нас никто требовать не будет, зато вот «пушечного мяса» у нас — сколько угодно! И тренированного, и высококвалифицированного. И даже — многократно клонированного! Готового на всё ради денег!

Межзвёздные Наёмники.

Почуял я, что горят у меня уши.

Какой же я лох! И как здорово тренер и все остальные завесили мне лапшой все уши! Про то, что притесняют нашу Родину и моих сограждан «понаехавшие», отбирая рабочие места, и сбивая расценки на неквалифицированный труд! И целясь на территорию!

Они ведь — пусть и иностранцы, пусть и вредные и хитрые, но тоже — ЛЮДИ!!!

И «понаехали» к нам уж точно — не от хорошей жизни!

А если я, и мои собратья будем их «гнобить» — чем мы лучше чёртовых Ранков?!

Так Ранки ещё и честней — они и договориться пытались… И выполняют только то, что обещали — то есть, поголовно и методично уничтожают тех, кто отказал в сделке, сами оставаясь «чистенькими»!

Чужими руками!..

Что-то меня понесло. И зациклило. Чувствую, что зубы сжаты так, что буквально скрипят друг о друга. И кулаки сжались — вон, ногти впились в ладони!..

Параллели с обстоятельствами там, дома, вижу. Но пока чётко и однозначно сформулировать не могу. Зато могу…

Приказываю своему «объекту» захватить все «ключи» и направиться в реакторный Зал. Он — Большой Босс, и что бы здесь ни делал — никто и пикнуть не посмеет!

Он проходит тамбуры — первый и второй. Я жду его снаружи, уже снова отойдя за кромку коридора. Вот так и идём: он — спереди, даже не видя меня, я — в пяти шагах позади. Мне нельзя ослаблять мысленное давление!

Правда, сейчас, разозлённый дальше некуда, красный как рак, и кусающий губы, я позволить ему уклониться от моих Приказов уж ни за что не позволю!

Спускаемся по лестнице на пятый надземный этаж — благо, идти недалеко.

Отдать «второстепенные» команды пяти дежурным-дневальным-ответственным-вахтенным-офицерам меня не видеть — как нефиг делать! Сильно я «мотивирован»! Последний офицер заупрямился было, и не хотел пускать генерала в рабочую зону с пультом управления сердцем Комплекса, но я ему дал такой «посыл», что бедолага только за голову схватился, застонав! И тут же открыл все нужные двери!

Заходим в комнату. Имеющегося здесь дежурного я просто «вырубил» — он, бедолага, уже без сознания, сполз на пол из своего кресла…

Вставляет мой генерал в нужное гнездо универсальный ключ. Щёлкает всеми нужными переключателями, и вводит все нужные для экстренного самоуничтожения Комплекса коды. А молодцы военные — у них всегда что-то такое и предусмотрено. На случай неожиданного захвата такого Комплекса — превосходящими силами противника!

Но вот и готов к взрыву реактор, расположенный ближе к наружной поверхности Комплекса. И если взорвётся — всё, что здесь есть, уж точно «вылетит в трубу!..»

Тут мой генерал попробовал было поупираться — никак, понимаешь, не желал нажимать красную кнопку, гордо торчащую под уже откинутым колпачком! А как визжали, орали, и взывали к его благоразумию и совести, и патриотическим чувствам все те, кто оказался сейчас на линии экстренной радиосвязи!..

Делать нечего. Пришлось, чтоб не создавать межзвёздного прецедента, взять его за руку, и, продолжая оставаться «невидимым», нажать это дело его указательным…

Было не больно. Просто — чудовищная вспышка света перед глазами, и — всё…

Думаю, мгновенно распылиться на атомы — не самая неприятная смерть!..

 

Очнулся на татами.

Снимаю визиоочки, но встать не спешу: руки и ноги как всегда после таких «приключений»: трясутся, как у паралитика какого. И голос куда-то пропал. Тренер подходит:

— Отлично, боец Ривкат. На пятнадцать минут раньше отпущенного времени. — он чуть улыбается, — Четвёртый?

— Да. Давайте на Четвёртый!

Чую, что голос ещё предательски дрожит, но взгляд тренера стараюсь выдержать!

Потому что его мысли недоступны. И нельзя позволить ему о чём-то догадаться по моему «нестандартному» поведению.

17. Мир, вывернутый наизнанку

Впрочем, если он и догадывается о чём-то, виду не показывает.

Киваю. Одеваю очки обратно. Даже не вставая с татами…

Хлопок, удар!..

Хм-м… Ну и дела. А, похоже, предстоит мне что-то интересное! Потому что в таком Мире ещё не бывал.

Над головой — никакого солнца, небо — абсолютно белое, но освещено равномерно: словно я в помещении с матовыми плафонами на потолке. Направо, налево, да и вообще — во все стороны, уходит, теряясь в бесконечности, огромная плоская, и, понятное дело — тоже беловато-серая, поверхность. Довольно ровная и как бы матовая. Когда оторвал зад от этой жёсткой поверхности, и встал на колени, и постучал по ней костяшками пальцев, лишний раз убедился, что она и является тем, чем выглядит: бетонная плита. Стало быть — я — на бетонном поле.

Но — не сплошном, а выполненном из отдельных секций. Размером примерно десять на три метра. Почти как наши плиты для этажных перекрытий в типовых многоэтажных домах, но покрупнее. Стыков между плитами почти не видно, имеются только тонкие линии, их оконтуривающие: или подогнано очень тщательно, или отливали так — одну за другой, вплотную. Хотя, если так отливать — нужно снизу опалубку подводить каждый раз. А это сложно и хлопотно: сам видел, когда у нас рядом с домом гастробайтеры что-то частное возводили… Не-ет, слишком большая территория, чтоб по плиточке отливать. Тут — явно массовое, фабричное, производство, готов съесть свою шляпу, хотя и никаких «фирменных» меток или заводских штампов на поверхности плит не вижу.

Поверхность плит очень ровная, что тоже говорит в пользу теории об их массовом изготовлении. На заводе. Наружная сторона не источена никакой эрозией, и не выщерблена временем. Что за фигня?! Может, я — на космодроме каком? Но где тогда космические корабли?.. Вспомогательные механизмы? Бункеры? Да и просто — здания для обслуживания и технического персонала? Да и следов огня нигде не видно…

Да и вообще — ничего не видно. Никаких ориентиров, или «достопримечательностей». И, что самое странное — тихо здесь. Ни шороха, ни даже ветерка. Подозрительно.

Дышится тоже тяжеловато. Похоже, воздух здесь… разрежен.

Однако торчать, как надолба, на том месте, куда «высадился» смысла не вижу.

А поскольку определить направление, или стороны света, невозможно, решаю двигаться вдоль швов на длинных сторонах: если эти плиты лежат на каких-то стенах, колоннах, балках, или опорах другого типа, пряча под собой систему тоннелей или помещений, рано или поздно притопаю я к тому месту, где имеется в них вход! Ну а если плиты покоятся прямо на поверхности земли… Рано или поздно я притопаю и к тому месту, где эта самая земля не укрыта ими. Логично? Вроде, да.

Иду не торопясь. Вокруг не жарко, температуру оценил бы как комнатную, но потеть и терять силы и влагу раньше времени как-то не хочется. Осматривать окрестности, понятное дело, не забываю, но пока грош цена всем моим усилиям — ничегошеньки вокруг так и нет! Да что же это за… Остаётся только тяжко вздыхать, и хмуриться.

Ну, пока нет непосредственной опасности, и смотреть не на что, иду себе, ступая нарочито осторожно, чтоб не повредить ступни о твёрдую поверхность, и занимаюсь любимым в последнее время занятием — «самокопаюсь».

Предположим, что наше Братство и правда — создано спецслужбами, и «крышуется» инопланетянами. И что действительно хотят нас сделать этакими неразборчивыми в средствах и слепо исполняющими любые приказы, космодесантниками.

Но ведь это, как ни посмотри — глупо!!!

Давно перестали что пехотинцы, что артиллеристы, что даже танкисты и лётчики лично присутствовать на поле боя! Да и само понятие «поля боя» сейчас сильно видоизменилось и словно размазалось по смыслу. И пространству. Поскольку все скрытые бои проходят, вот именно — по всему миру, и в-основном — в виртуальном пространстве Интернета: кто компьютеры чьей системы обороны хакнет лучше. А все физические противостояния — Ну, на уровне армий Государств! — ведутся радио-, само- и прочими управляемыми дронами! Что танков, что самолётов, что подводных лодок.

Значит, очень узкой будет та ниша, в которой нам предстоит действовать. А именно — «воевать» нам придётся в социумах, и с цивилизациями, ещё не достигшими аналогичного нашему, технологического уровня. Примитивными дикарями, проще говоря.

А это — и унизительно и стыдно. На мой взгляд — позорно. Потому что биться можно, и честно — только с равными. А тут — светит явная нечестная игра. Примерно так, как у несчастных червячков — со специализированными осами-убийцами. Ну, или мальчишек с рогатками — против рыцарей с пулемётами… Ну а то, что критически мыслить из наших «братьев» сейчас никто явно не может, да и не собирается себя обременять разными философскими идейками да моралистическими рассусоливаниями, когда можно почти за просто так срубить реального бабла — это уж как пить дать. Воспитаны мы в таком ключе: «Вот вам боевое Задание и бабло. И вот они враги — а вот и адекватное оружие вам в руки. Стреляйте в гадов! Убейте всех! Командование за вас уже всё спланировало! И продумало!..»

Такая ситуация, если уж совсем честно, раньше абсолютно устраивала и меня.

Всё просто и понятно. Не нужно много — вот именно! — думать! Вот белое, вот — чёрное. Вот хорошие, вот — плохие… И — приказ поубивать плохих — как нечто само-собой разумеющееся! И тех, кто «плохие»— указывает Начальство… Ему видней!

А кто его знает — может, завтра они же укажут, что эти «бывшие плохие» — теперь хорошие! А плохие на самом деле — вон те!..

И сейчас лично ко мне приходит, типа, понимание, что не подходят к жизни шаблоны и стереотипы двуцветной окраски… И решения проблем путём простого истребления неугодных. Или «указанных» врагов. Всё в жизни куда сложней. И неоднозначней.

Это, похоже, события последних дней на меня так повлияли. Что стал задумываться. Да и разговоры с Владом и Цезарем показали, что процесс «взросления» начинает происходить не только у меня. И что и ребятам тоже…

Страшно.

И у некоторых в глубине души — тоже заметил как раз это самое.

Сомнение.

Но тут мои мысли перебивает какой-то странный звук. И очередная плита, оказавшаяся под ногами… Как бы вздрагивает! Точно! Похож этот звук на то, словно огромная бетонная плита скребёт, скрежещет, смещаясь куда-то, по другой такой же плите! Или плитам. И происходит это совсем близко: всего в каких-то пятидесяти шагах слева!

Потому что боковым зрением уловил я какое-то шевеление!

Инстинктивно, ещё даже не взглянув туда, кидаюсь со всем возможным ускорениием в противоположную сторону! И только развив максимальную скорость и отбежав на десяток шагов, рискую оглянуться через плечо.

Вау! Как говорят в дешёвых американских комедиях.

Одна из плит у меня за спиной явственно шевелится, приподнимаясь то одним концом, то другим, и поражает меня не сам факт её шевеления, а пробивающийся из щелей вокруг неё ослепительный свет, и невероятная её толщина!!! Как минимум — полметра! Это ж сколько десятков тонн она весит!!! И то, что она постепенно, под упорным нажимом снизу, со скрежетом зубовным, но всё же выдвигается наружу, не может не напрягать! Потому что тварюга, или уж механизм, который её «выдвигает», ну никак не может быть банальным, маленьким и слабым. И совсем уж «неопасным».

А я — как всегда голый и безоружный!..

Вот и продолжаю, оглядываясь через плечо, чесать что есть мочи куда подальше, рассчитывая на то, что бегает эта выбирающаяся на поверхность штука, чем бы не была, всё же медленней меня. Потому что по версии того же Вадима Петровича мышцы и мускулы сильных и массивных существ не приспособлены быстро бегать. С другой стороны, всякие там гепарды — не очень сильны…

Внезапно что-то впереди, в том направлении, куда бегу, привлекает моё внимание.

Точно: очень быстро приближаются от горизонта четыре чёрные точки. Укрупняясь на глазах. И превращаются во что-то вроде боевых вертолётов. И о том же мне говорит и чуть пульсирующий приглушённый рокот — а мощные, похоже, у них движки!

Падаю наземь, и стараюсь распластаться, словно растечься, оказавшись как можно ближе к поверхности плиты, сделавшись незаметным! Хотя, конечно, если на вертушках есть тепловизоры, …рен это мне поможет! Но так хотя бы надежда есть. Что меня не запишут в союзники той твари, что сейчас откинула, наконец, разбившуюся при падении на две половинки плиту, и выбирается наружу в ослепительном сиянии белого света, мощным пучком бьющего откуда-то снизу! Ну и страшилище!

Да уж, есть на что посмотреть…

Видали когда-нибудь помесь гремучей змеи и стрекозы? Ну вот и я — нет.

А монстра моя, выбравшись наружу из узкого (Для неё!) отверстия, сразу расправляет огромные — метров пятидесяти — каждое! — четыре крыла, переливчато-искрящихся, просвечивающих, и начинает трясти ими. Похоже, в стремлении побыстрей скинуть с них липкую тягучую жидкость, которой покрыта и вся остальная её поверхность, и просушить летательные приспособления.

Вижу я, что в длину чёрная змее-стрекоза не больше пятнадцати-двадцати шагов, и весьма толстенькая: туловище в диаметре не меньше пары метров. И всё оно — сегментированное, и у каждого сегментика снизу ещё и лапки. Нет, не так: лапищи! Как у паука какого. Поэтому её сходство со стрекозой становится ещё сильней: те тоже в ширину куда больше, чем в «длину». А что самое странное — поразила меня такая деталь, что заканчивается длинное, покрытое словно лоснящимися, и, вероятно, бронированными чешуйками, тело чудища как бы… Ну да — гремучками. Точь-в-точь такими же, как у гремучей змеи!

А вот для чего они предназначены, понимаю буквально в следующую же минуту!

Потому что едва пролетели над моей головой, на высоте не больше двадцати метров, вертушки, разворачивается передом моя стреко-змея к подлетевшим уже на пару сотен шагов атакующим, (Ничуть, кстати, от стандартных «Апачей» не отличающихся!) и начинает «палить» в них! То есть — выбрасывать резкими движениями над головой в их сторону задний конец туловища, в результате чего из шиноподобных ёмкостей-«гремучек» хвоста вылетают, с приличной скоростью, и явно недюжинной силой, некие снаряды! Круглые.

Вертушки сразу ломают линейный фронт, и рассыпаются в стороны, начав поливать тварюгу из пушек! Зажигательными! Потому что и бетон, куда ударяются снаряды, и тело монстры сразу покрывается огненными шарами, ослепительно вспыхивающими! И грохот от взрывов и выстрелов— просто оглушительный. И сразу начало вонять кардитом и гарью!

Тварюгу, однако, это не останавливает, и она с удесятерённым остервенением продолжает «обстреливать» нападающих из своей задницы. А вот она и попала!

Вертушка, которой досталось прямо в лобовую часть кабины, о чём догадываюсь по жуткому грохоту и треску, теряет управление, и заваливается на бок. А поскольку летела она уже на не слишком большой высоте, до падения её на бетонное поле проходит не больше трёх секунд. Взрыв оказался поистине чудовищный! По ушам больно ударило.

Тряхнуло, приподняв, а затем снова бросив на бетон, и меня!

Оставшиеся три вертушки переходят на обстрел твари ракетами — уж это оружие посерьёзней снарядов, пусть и с термитными зарядами. Вот только попасть в монстру не так просто: она теперь, быстро свивая, и извивая змеюшное тело, так и ёрзает по поверхности, отодвигаясь подальше от дыры с так и льющимся из неё пронзительно-ослепляющим, словно в хирургическом кабинете, светом, и продолжая обстреливать врагов, кажется, нескончаемым запасом своих «снарядов»!

Однако вот и наступает неизбежный конец: не то пятая, не то — шестая ракета наконец попадает прямо в тело монстры, сразу за тем бугром, к которому крепятся крылья.

Фаталити.

Туловище монстры разрывает на две половинки, которые теперь могут только слабо трепыхаться, пока оставшиеся три вертушки так и летают вокруг неё по кругу, добивая снова из пушек с термитными снарядами…

И вот от несчастной стрекозки осталась только горстка догорающей плоти, дымящей и коптящей, и распространяющей вокруг невыносимый смрад сгоревшего хитина…

Вижу я, как с той же стороны, откуда прилетели Апачи, появилось и быстро приближается что-то посолидней. Это оказывается тоже вертушка — двухвинтовая, но сделана не как Чинук, то есть — лопасти спереди и сзади, а по-другому: винты вынесены на консолях по бокам корпуса. Как у Российских транспортных. И тащит под брюхом эта штуковина огромную плиту — как понимаю, на замену выломанной, и вот теперь могу трезво оценить её толщину. Точно — больше полуметра. Обалдеть. Это по самым скромным прикидкам — пятьдесят тонн!..

Вертушка с плитой зависает над образовавшемся в равнине отверстием, освещённая снизу резким светом, отчего вся картина становится неправдоподобно-нереальной, словно смотрю какой боевик! С машины скидывают тросы, по которым начинают спускаться фигуры в чёрном: не иначе — аварийная бригада. Однако мне сейчас не до рассматривания в подробностях процесса заделывания дыры. Потому что остальные вертушки разворачиваются ко мне, и этак неторопливо подлетают на пятьдесят шагов, замирая…

Делать нечего: отлично понимаю, что не остался незамеченным, и, поскольку экипаж вертушек явно видел, как я чесал от выломанного отверстия, наверняка думают, что я — союзник выбравшейся оттуда твари!

А на их месте я и сам так же подумал бы.

Вот и встаю на ноги, поднимаю кверху лапки. На морде стараюсь изобразить страх и отчаяние. Пытаюсь пробиться к мыслям тех, кто пилотирует чёртовы агрегаты. И внушить им, что я — тощий и слабый. И безвредней кролика. Типа, тоже — белый, мягкий и пушистый. Только болею. (Хе-хе…)

Мыслей пока не услышал — далековато до вертушек. Но всё же что-то, исходящее от меня, похоже, до экипажей дошло. Потому что опускается на бетон одна из вертушек. Откидывается дверца. И выходит…

Самый обычный человек. Ну, в-смысле — пилот. В комбезе, со шлемом, и в сапогах. Идёт ко мне не торопясь. И вижу я у него в руках что-то вроде наручников. Да почему вроде — наручники и есть!!! И вот теперь мне наконец удалось настроиться на его «волну»!

Ну и всё правильно я определил.

Мир этот очень… Странный. Это если назвать его столь мягким словом.

Но описывать то, что и в смутных, и в чётких образах и понятиях увидал в чужом разуме, я буду, если позволите, позже. А пока мне предстоит неприятнейшая процедура. Ареста. Подошедший на пять шагов мужчина оказывается всего на полголовы меня выше. Но — гораздо плотнее. Держится он грамотно: так, чтоб не становиться на линии огня между мной и главной пушкой вертушки, сейчас недвусмысленно глядящей чёрным тоннелем дула мне в глаз. И делает пилот мне знак повернуться к нему спиной.

Так и делаю. После чего вижу в его мозгу приказ, который он и озвучивает незнакомыми на слух, но понятными по смыслу словами: «Руки — назад!».

Завожу руки действительно назад, за спину. Позволяю защёлкнуть чёртовы браслеты на своих запястьях. После чего, повинуясь новому приказу, вновь разворачиваюсь, и иду к опустившейся вертушке. Прохожу к её заднему торцу. Мужик отпирает люк, имеющийся в нём. Залезаю без дополнительных команд. Устраиваю свою многострадальную и много поверхностей поистиравшую задницу на чём-то вроде тюка со сложенным парашютом. Кивком показываю, что нормально всё.

Мужик тоже кивает, и захлопывает люк. И я оказываюсь в полной темноте…

А вскоре слышу я, как хлопнула дверца и первого люка, громче ревёт движок, и сильное ускорение прижимает меня к полу.

Но я к этому времени уже плюхнулся снова на пол, продел руки, скованные за спиной, через ноги — вперёд. Тело у меня гибкое и тренированное, и мне это сделать — пара пустяков, особенно если вокруг не слишком тесно. Ну а поскольку намётанным глазом успел осмотреть всё, приметив то, что мне нужно внутри узкого и низкого кормового отсека, быстро добираюсь до полки, и имеющегося на ней в числе прочего барахлишка, большого ящика. Явно с инструментами. Комплект, так сказать, для ТО…

Откинуть его крышку, закрытую на две простые защёлки — без проблем. Так же, как на ощупь найти среди всего там имеющегося барахлишка и приличные бокорезы. Цепочка браслетов перекусилась легко. Вот он и «оперативный простор!». Теперь занимаюсь и самими браслетами. Силы в кистях мне, вроде, не занимать. (Тьфу-тьфу!)

И вскоре перекушенные захваты валяются на полу отсека, а я продолжаю рыться в ящике. Вот. Вполне подойдут. Две простые отвёртки, разного размера. Плюс одна крестовая. Большая гайка. Плоскогубцы. Гаечный ключ. Нормально для начала. Можно перебираться и в кабину пилотов — ведёт туда узкий технический, сейчас запертый на замок, лаз. Замок вскрыть не проблема. Но…

Но не хочу пока никого их них убивать, и «захватывать» транспортное средство.

Во-первых, я не умею им управлять.

Во-вторых, незачем раньше времени давать понять экипажам остальных вертушек, что я захватил его.

Ну и в-третьих, незачем усложнять себе жизнь, поскольку после того, что я вычитал в мозгах подошедшего поближе, и «пленившего» меня пилота, мне так и так нужно тоже — туда, куда они, собственно, и направляются: то есть — на их Базу. В ангар.

А База недалеко: лететь не больше пары минут.

Вот за эти пару минут и постараюсь рассказать, чего я увидел в мозгах мужика. И что меня бесит: хуже, чем быка — красная тряпка!

Все чёртовы плиты, которые имеются вокруг — покрывают всю поверхность планеты. А, вернее — неба над планетой! Покрывают сплошным, почти монолитным, ковром. И покоятся они на чрезвычайно мощной контрфорсно-решетчатой опорной пространственной ферме: гигантской конструкции, парящей прямо в воздухе. На расстоянии шести километров от поверхности. А удерживается эта конструкция в воздухе с помощью чёртовой антигравитации. И служит она сейчас лишь одной цели: не дать выбраться с планеты той ксеноморфе, что находится сейчас там. Внутри. А вот раньше…

Служила для кое-чего другого!

Не буду ходить вокруг да около: в мозгу пилота увидел я то, чему его обучали в школе. Хотя, конечно, обучение могло быть и заведомо лживым. Чтоб сформировать его конкретно вот такое, мировоззрение. И оправдать то, что он и его коллеги творят.

В заповедные, стародавние, покрытые пылью, плесенью, мохом, и опутанные преданиями, века, человек жил на поверхности Земли. (Они в этом плане не оригинальны — у них тоже: «Земля!») И, что вполне естественно, первопредки моих «друзей», тоже прошли «Древние века», «Средние века», и дотопали до техногенной цивилизации. Естественно, разделившись на классы и социальные слои: олигархи-хозяева, и рабочее быдло.

Что занятно, про клерков-планктон, или, там, про ещё какой социальный балласт, ничего не производивший бы, вот именно — руками, никаких упоминаний не нашёл. (Вот теперь понимаю — не так сильно они, видать, всё же нужны, что никто про них и не упомнит… Или-таки — нужны. Учитывая то, чем здесь всё закончилось!) Ладно, не суть: как всегда не обошлось без перманентных революций. И проблем.

Тогда чёртовы местные глобалисты собрались на Мировой глобалистский сходняк, и приняли радикальное решение. В-принципе, не сильно отличающееся от тех, которые пытаются воплотить в жизнь наши, сейчас пока просто хуже подкованные и оснащённые в чисто техническом и научном плане: то есть — теорию Золотого Миллиарда. Живущего в заповедных, чистых и опрятно-девственных природных Зонах. Или уж на орбите.

Словом, когда все богатенькие и обличённые властью живут себе — поживают, в комфорте и покое, ублажаемые и блаженствующие, недоступные недовольному и злому быдлу. А это самое бесправное и тупое быдло тупо и много работает, чтоб банально — выжить. И не имеет никаких возможностей добраться до элиты, чтоб выместить на ней своё естественное, мягко говоря, раздражение.

И вот поднапряглись чёртовы богатеи, тряхнули мошной, понастроили специализированных заводов. Понаделали деталей и механизмов, исчерпав практически полностью запасы на планете металла и кое-каких ещё материалов-природных-ресурсов. Но им было на это плевать — для себя ж делали! И соорудили, смонтировали прямо на земной поверхности отдельные части гигантской конструкции. Которую затем, тоже по частям, подняли на встроенных антигравитаторах в воздух, довели до «рабочей» высоты, да и собрали в единый монолитный блок, полностью перекрыв всё небо. Оснастили внутреннюю поверхность монструозной конструкции мириадами искусственных «солнц» — для этого извели чудовищное количество урана и радия. (Ну, поскольку вся эта фигня находилась достаточно далеко от земной поверхности, никому она излучением навредить не могла. Якобы.)

После чего понасоорудили на внутренней поверхности небесной платформы сотни этаких гондол-баз-поселений, аналогичных тем, что имелись у древних дирижаблей, только в тысячи раз больших, экранированных свинцом, и, ясное дело, роскошно обустроенных.

Принцип был простым: один олигарх — одна База. А уж каких этот олигарх там себе возжелал бы набрать туда, в свои хоромы, наложниц-прислуги-собачек-кошечек-развлечений — личное дело каждого.

Вот богатеи и расстарались. Стремясь, понятное дело, перещеголять соседей и заклятых друзей! И вот из-за этого, из-за ревности да зависти, у них и начались конфликтики.

Быстро, впрочем, закончившиеся, когда оставшиеся на поверхности дерзкие и мерзкие плебеи умудрились восстать, уже в масштабах всей планеты, скинуть, поголовно истребив, клан «приповерхностных» надсмотрщиков, понастроить разных пушек и самолётов. И принялись нападать на элиту…

Пришлось забыть о дрязгах и междуусобных склоках, объединившись против общего врага. Организовать несколько огромных карательных отрядов. Спустившихся снова вниз, и напрочь разбомбивших, разгромивших восставших. И заодно разворотивших все существовавшие к тому времени заводы и фабрики. И «во избежание» забравших наверх, на Базы, оставшиеся запасы добытого к тому времени из недр планеты металла.

На планете, естественно, воцарился на какое-то время полный хаос. Как, впрочем, и на Базах. И, ясен пень, никто снизу наших олигархов больше ничем необходимым не снабжал, и за них не работал. Само-собой, пришлось часть прихвостней и слуг поставить к станкам. Там же, на Базах. И заставить выращивать всё необходимое для пропитания в теплицах — на них же. Естественно, бездельникам-прихвостням это не понравилось.

Ну, дальше можно не объяснять: восстание, и не одно, гражданские войны, военные Союзы, предательства, и всё такое прочее, чем столь богаты средние века в любой стране. При феодально-крепостном строе. Да-да, из-за уничтожения основных хранилищ знаний, и технических специалистов, вскоре всё тут, на внутренней поверхности огромного летающего острова, типа, Гулливеровской Лапуты, скатилось к средневековью. Впрочем, как и на поверхности планеты. Где воцарилось реальное варварство.

Быстро, впрочем, закончившееся. Потому что радиация от искусственных светил всё же стала сказываться. А люди — они не тараканы или скорпионы, которые могут запросто выдерживать, получив до пяти тысяч рентген за раз! Вот и повымерли все людишки, оставшиеся у разбитого корыта там, внизу, а на их место пришли…

Насекомые. Вернее — супернасекомые.

Образы чудовищ и монстров, понародившихся на планете, и выдернутые мной из мозга и первого и второго пилотов, испугали, если честно, даже меня. А поскольку изоляция от радиации у каждой Базы себя вполне оправдала, никто из ныне живущих в таких Базах, естественно, не хотел допустить, чтоб все эти страшные монстры, быстро освоившие полёты и обладавшие неуёмной жаждой убивать, начали свои массированные атаки.

Вот и пришлось тому руководству Баз, что пришло на смену олигархам, (Попросту вырезанных в результате путчей, которые привели к власти военщину!) снова объединить свои силы, выработать общую тактику, и организовать нечто вроде патрулирования. Там, внизу. На вертушках и на самолётах. Истребляя все сколько-нибудь крупные Гнёзда, и опасные скопления новых монстров. Что, конечно, на какое-то время помогло…

Но не очень. Потому что не без оснований, как я прочёл в секретных уголках их сознания, подозревали они, что всеми этими направленными мутациями, и стратегией атак супернасекомых руководил всё же…

Кто-то из выживших там, на планете, людей.

Чем не сюжет для фантастического романа? Пардон: суперромана!

Особенно если кто поталантливей возьмётся всё это хитросплетение интриг-боёв-трагедий красочно, с реалистичными подробностями, и напряжёнными диалогами, а желательнои с возбуждающе-эротичными постельными сценами, воплотить на бумаге!..

Только вот мне такой роли на себя брать, если честно, не хотелось бы. Потому что противно. А с другой стороны — справедливо. Получается, за что боролись — на то и напоролись. И я отнюдь не на стороне тех, за кого сейчас воюют мои пилоты. Скорее уж, я постарался бы как-нибудь помочь тем задрюченным и гнобимым бедолагам, что остались, чудом выжив, там, на отравленной и ограбленной поверхности Земли…

Меня, если честно, всё, происходящее сейчас, сильно нервировало.

Бараны чёртовы. Всё опять — по Герберту Уэллсу! (Вот уж гений — на века!!!) Вот они — «высокородные» и надменные Высшие. «Белая кость». Элои.

А вот угнетаемые, и свету белого не видящие за тяжким трудом — Морлоки.

И как всё повернулось?!

Вот именно. Так что, как бы «красиво» не выглядели местные «Элои», и какими бы страшными и уродливыми не получились местные облучено-мутировавшие морлоки, я однозначно — на стороне «трудящихся»!

Поэтому когда прилетели, сели, начали спускаться на лифте в какую-то явно — входную шахту, и опустились наконец на «внутреннюю» посадочную площадку, я уже был готов. А когда мой люк открыл с пяток крепеньких и ушлых ребят, типа морских пехотинцев, сразу и недвусмысленно дал я им понять, что по части «ушлости» им до вашего покорного слуги далеко!

Три отвёртки мгновенно вонзились во лбы и глазные впадины первых же трёх солдат, сдуру оказавшихся без шлемов, четвёртого я «угомонил» тяжеленной гайкой — тоже в лоб. Ну а последнего уложил метко брошенными плоскогубцами. После чего отбросил в сторону не понадобившиеся ещё три гайки, и выхватил из рук первого упавшего оружие. Ну очень похожее на любимый АК. Только пожиже.

Бедолаги пилоты, уже сдуру откинувшие бронедвери вертушки, умерли, как мне кажется, даже не поняв, что происходит…

Всё, «друзья». Пипец вашей Базе. За дело взялся Ривкат!

А в гневе я страшен. Особенно — в праведном.

18. Супердиверсия

Нахожу первым делом диспетчерский, он же — Командный Пункт. Мысленно. Потому что, если совсем уж честно — темно в этом чёртовом приёмном колодце: тускло светятся, погружая всё в мрачный, невольно вызывающий нервное напряжение и нагнетающий ощущение опасности, тёмно-красный тон, только матовые узкие светильники по периметру: наверняка аварийка. Спалили основной свет? Или экономят?

Ладно, мне сориентироваться помогает «внутреннее око» — выудил я местоположение КП из мозга того десантника, что получил плоскогубцами, и только поэтому до сих пор жив. Ну, эту недоделку я быстро исправил с помощью пары пуль ему в голову. Зато теперь — всё я про местную систему обороны знаю.

В ангаре на палубе под этой — пятнадцать боевых и пять транспортных вертушек. (Правда, в рабочем состоянии сейчас только девять машин.) В гигантском цилиндрическом резервуаре в самом сердце цилиндрической же бетонной цитадели — тысячи тонн горючего. К сожалению, это — соляра. Поэтому от мысли устроить небольшой такой пожарчик сразу пришлось отказаться: не взрывается и не горит просто так эта самая соляра. (Чем, кстати, и пользовались экипажи знаменитого танка Т-34! Да и остальных Российских бронемашин.) Зато увидал я и «ахиллесову пяту» чёртовой Базы.

Естественно, это ядерный реактор. Который, (Что тоже естественно!) охраняет до батальона живущих здесь мужиков, и две роты военнообязанных (Ха-ха!) половозрелых женщин. А этих больше семиста ртов местные теплицы, подвалы для выращивания грибов, дрожжевые фермы и хранилища сублимированных продуктов прокормить ну никак не могут. А сюда входят ещё и дети! А вот «пенсионеров» здесь нет. Не принято. Так что уж будь любезен служить верой и правдой до самой смерти! Иначе, собственно, и быть не может: позволить себе кормить бездельников и дармоедов этот замкнутый и ограниченный в ресурсах и продуктах мирок-социум просто не может!

Меня дешёвые стенания по поводу того, что губить невинные души детишек — большой грех, не вразумляют. И никакого протеста со стороны моей так называемой совести мысль о том, что собираюсь я чёртову «Лапуту» уничтожить, не вызывает.

Потому что отлично я помню про судьбу семнадцати миллиардов «морлоков», оставленных погибать от радиации и голода там, на поверхности «Земли». Ведь у тех тоже они были — и женщины, и старики. И дети.

И сейчас проблема, которая меня реально беспокоит — что не осталось тут сейчас никого, кто реально понимал бы, как мне запороть к …ерам собачьим местный реактор. Нет, не взорвать — с этим-то проблем нет! — а именно — испортить.

Но так, чтоб самому при этом остаться живым!

Потому что прочитал я в мозгах гада-десантника, что для того, чтоб грохнулась с неба вниз, на поверхность, хотя бы часть чудовищной конструкции, открыв доступ в космос тем, кто будет жить в далёком будущем на планете, нужно взорвать, или как-то заставить грохнуться вниз, как минимум три Базы. Причём — соседствующих. Только тогда ферма-решётка не сможет поддерживать многотонные конструкции, и разрушится, вычленив, выломав из своего монолита потяжелевшие секции. А заставить их снова приобрести нормальный вес можно, соответственно — только лишив питания, или приведя в негодность их антигравитаторы. Что всё-таки проще и надёжней, чем соваться в реакторы…

На все эти мысли и раскладки уходит у меня аж полторы секунды, пока стреляю из АК в троих смутно видимых воочию, но — как на ладони — тому, кто считывает мысли и зашкаливающие эмоции «внутренним оком», часовых, несущих вахту на галерее, расположенной на середине высоты колодца, по всему периметру шахты.

И поскольку они теперь явно мертвы, можно пока за свои тылы не опасаться. Настало время, стало быть, заняться насущными проблемами: вскакиваю в сиденье первого пилота, выдернув его оттуда так, что пролетает бедолага метров пять над стальной поверхностью пола, завожу снова моторы. Уж как делать всё это, и многое другое, из мозгов бедолаг — выудил. Взлетаю, и разворачиваюсь к двум припаркованным рядом с моей, вертушкам. Ох и страшный из меня теперь диверсант: ничего-то от моего взора не скрыто!.. Любой язык — понимаю! И со всем-то оборудованием я работать… Умею!

Вот они: приборы, и гашетки. Ракеты, пушка. Знакомые — словно родные. Огонь!

Обе машины исчезают в огненных шарах, (Отличные тут ракеты!) грохот взрывов сильно бьёт по ушам в тесном пространстве посадочного колодца. Не останавливаюсь, продолжаю стрелять, разворачивая машину к дальнему концу колодца, используя и ракеты и зажигательные снаряды, и вот уже диспетчерская с выбитыми стёклами тонет в зареве пожара и чёрном дыму!..

Видно, впрочем, даже в сполохах огня, лучше не стало. Но я сейчас и не на зрение в-основном ориентируюсь, как понял где-то в глубине подсознания…

Сажаю машину туда же, откуда взлетел. Собственно — не взлетел, а подлетел, не более, чем на метр, только чтоб сделать «круг почёта», постреляв во всё, что оказалось в пределах досягаемости. Прислушиваюсь мысленным ухом. Ага — в диспетчерской ещё кто-то выжил, и паника там сейчас царит — будь здоров!

С одеждой мне возиться недосуг, поэтому просто расстёгиваю на подходящем по размеру десантнике пояс с навешанным барахлишком, и одеваю на себя. Вот и появилось место, куда можно сложить нужное мне сейчас запасное оборудование и боекомплект!

Вынимаю все запасные магазины из подсумков убитых десантников, забираю оба пистолета пилотов, тоже с запасными обоймами. Один АК беру в руки, другой вешаю на плечо, туда же вешаю подсумок с десятком гранат, и направляюсь прямиком к тому месту в диспетчерской, где когда-то была дверь. Сейчас напрочь вынесенная внутренним взрывом. (Как там вообще кто-то выжил — ума не приложу!)

Однако когда вошёл в бетонированное, с облупившейся, и ошмётками свисающей со стен, краской, словно списанный давным-давно Бункер, помещение, понял, что если кто и выжил — так это сугубо временно. Валяется там масса трупов, (Начальство собралось поглядеть на «отловленного лазутчика»!) большинство — во вполне похожих на наши, «фирменные», мундирах. А многие операторы, сидевшие за пультами, так и остались сидеть на своих местах — кто уронил голову на руки, распластавшись по этим самым пультам, а кто — и соскользнул с рабочего кресла на пол, улив всё вокруг кровью. Ну а кто-то таки успел удрать — вижу их удаляющиеся мысли и тела. Полные паники и злости. Уж они-то о том, что произошло, оставшимся в казармах доложат! Несмотря на потерю радио- и прочей связи.

Однако я нашёл то, что мне нужно, быстро.

Вот этот начальственный сволочь ещё вполне способен более-менее связно мыслить. И вспоминать. И поскольку смотрит на меня с ненавистью, и даже пытается ругаться, и достать пушку из кобуры, отдаю мысленно дань его мужеству. Молодец. Истинный профи. И патриот. Потому что вижу: если б допрашивал его обычным способом, он даже под пытками ничего бы мне не…

Упрямство и принципиальность заслуживают всяческого уважения. Но быть застреленным даже пылающим справедливым негодованием упрямым и принципиальным служакой не хочется. Поэтому прошерстив как следует его мозг, и опередив держащегося только на адреналине паршивца, стреляю ему прямо в лоб. Чтоб уж не мучился.

После чего разворачиваюсь к пульту, и нахожу эти самые, нужные мне, кнопки и тумблеры. Нажимаю. Внешний люк, прикрывающий сверху колодец приёмной шахты, открывается. Отлично. Стреляю в то устройство, которое отвечает за управление его работой. Всё! Крышка люка заблокирована в открытом положении. Но на всякий случай выдергиваю чеку из первой гранаты, и кладу в другое место — на пульт, отвечающий за общее энергоснабжение диспетчерской.

Ныряю в люк в её полу, ведущий в лабиринт внутренних переходов-коридоров и помещений. Меня не смущает, что там темно, как у негра в …опе — выудил я про этот люк всё, что мне надо. Взрыв! Хорошо, успел крышку прикрыть…

Спуск по шахте с вертикальными перилами проходит быстро — единственное неудобство, что немного обжёг ладони, притормаживая об отполированные поколениями спускавшихся, перила. Но вот я и в лабиринте коридоров Главного жилого Уровня. Вижу внутренним оком, что уже бегут ко мне на всех парах, сурово глядя, грязно ругаясь, и потрясая оружием, те, кто находился в казармах — бегут и мужчины и женщины.

Закрываю герметичную (…рен его знает, почему они — именно — герметичные! Ведь здесь, на Базе — не космос! И вакуума точно — нет!) дверь, перекрывающую коридор, и расстреливаю её пакетник. Полыхает, трещит, закорачивает…

И вот — бронированные створки напрочь заблокированы! Всё верно: а кто бы мне про всё это «поведал», да ещё так быстро, как не Главная Начальственная сволочь?!

Но мешкать некогда: на вскрытие дверей или обход у нападающих уйдёт не более минуты. Бегу, бегу, пыхтя, и запоздало думая, что зря не одел хотя бы штаны — тогда всё это барахлишко, что сейчас имеется на поясе, не било бы меня так больно по …цам! Выход, впрочем, нахожу самый простой: прикрываю самые ценные причиндалы моего организма — ладонью.

Ныряю в очередную подходящую шахту экстренной эвакуации, и за пару десятков секунд долетаю до нужного мне служебного Уровня. Благо — план чёртовой Базы для меня теперь — открытая книга! Сюда, теперь — сюда… Вот здесь — повернуть направо! В очередной полутёмный коридор.

А вот и нужная мне бронированная дверь! С надписью на ней: «Зал аппаратов искусственного тяготения».

Ух ты! Видел, конечно, её мысленный образ, но — впечатляет! Настоящий сейф!

Планы я, ясен пень, подкорректировал, в соответствии с тем, что выудил из мозгов «своего» начальника. И теперь мне не нужно взрывать или обесточивать сам реактор. И не потому, что никто здесь не знает, как взорвать его замедленно. Или — с отсрочкой.

Есть решение и попроще: достаточно только вывести из строя антигравитатор.

И если я это сделаю, его никто из местных ни за что — не починит! Поубивали они сдуру всех технических специалистов, как уже упоминал! И спалили в костре гражданских войн всю техническую и справочно-обучающую документацию.

Поэтому сейчас «техобслуживание» агрегатов здесь, на Базе, напоминает не нормальный планомерный ремонт, а «молитвы и заклинания!». В стиле этаких шаманов. Когда с пультов и машин нежно стирают тряпочкой пыль, и про себя истово молятся, «чтоб эти штуки поработали ещё!»

За открытой с помощью «секретного» кода-комбинации дверью — и правда: машинный зал. Большой, высотой наверняка в три-четыре Уровня. Верх теряется в темноте. Стены — серые, бетонные. Внутри басовито и мерно гудит. Не давая себе труда даже соваться глубоко вовнутрь, достаю из подсумка пару гранат, выдёргиваю что положено выдернуть, и бросаю прямо с порога: на макушки двух ближайших огромных гудящих цилиндров с толстенными медными проводами и шлангами кабелей на их боках.

Едва успеваю закрыть створку обратно! Потому что бухнуло от души!

Сразу под ногами что-то словно просело!!! И понеслось вниз: как бывает на скоростном лифте, когда он идёт к нижним этажам! И на какие-то мгновения мне даже стало жутко: а ну — как ошибся мой подопечный, и сейчас не выдержит чёртова ферма, уже долгие годы работающая под дикой нагрузкой, и провалимся мы все до самой поверхности!..

Но, к счастью, после трёх-четырёх секунд неприятнейшего чувства в паху, ощущение падения сменяется ощущением сильнейшего давления на ноги: застопорилось, стало быть, падение. Удержали нас соседние Базы! Еле успеваю схватиться за стену, чтоб не сесть на пятую точку. Ф-фу…

Открываю дверь снова, вбегаю, и кидаю ещё две гранаты на два следующих агрегата — первые два стоят, развороченные до половины своей высоты, и из трубопроводов, находящихся в их утробе, хлещут на стальной пол кроваво-красная и синяя жидкости. И внутренности ещё и искрят ослепительными вспышками электричества!

Несусь со всех ног, только бы успеть выскочить из чёртова зала!

Дверь за собой уже, понятное дело, не закрываю, поэтому взрывная волна валит-таки меня на палубу коридора чёртова сооружения!

Вскакиваю, и бегу на всех парах в дальний конец узкого служебного прохода. А там по узкой пожарной лестнице, о которой помнит только высший офицерский состав местной Базы, выбираюсь, всего с тремя «пересадками», почти куда мне надо: на нижний Уровень полётной шахты. Парень я шустрый и сильный, но всё равно ушло минуты три.

Осторожно и по возможности бесшумно откидываю люк в полу вертолётной платформы, и вот я снова на дне приёмного колодца! И возле моей единственной рабочей машины, взяв её в кольцо, «бдят» всего тридцать человек!

Ну, к счастью, приборов ночного видения у них нет, (Посдыхали, как пить дать!) а мыслефона моего они не воспринимают. Поэтому ждут моего появления как раз с противоположного конца — то есть, от диспетчерской. Пришлось покрошить их, не вылезая из люка. Аж стыдно.

Но предаваться моралистическим рассусоливаниям о своей подлости, и рыданиям об их печальной участи, мне недосуг.

Заскакиваю в вертушку, и с иронией думаю, что если б эти балбесы умели и правда — её обслуживать как положено, сейчас бы не постеснялись просто испортить что-нибудь внутри боевой машины. Несущественное. Главное — чтоб я не смог взлететь!

Мысленно пробегаю ещё раз маршрут, которым только что пронёсся.

Пульт связи с другими Базами, находящийся в диспетчерской, я уничтожил. Починить там, в диспетчерской, наверняка ничего не удастся. Взорванно-развороченные четыре из шести контуров антигравитатора — тоже. «Мавр сделал своё дело — мавр может валить». То есть — можно отчаливать.

Взлетаю на форсаже, радуясь, что «научился» от пилотов этому делу — управлению вертушкой. Заодно усмехаюсь про себя: а действенная это, оказывается, методика — ворошить чужие мозги в поисках что информации, что навыков…

И заносить, словно в конспект, добытые знания и умения — в мозг и мышцы!

А я-то считал старый фильм «Матрица» и методы тамошнего «виртуального» обучения — полной чушью! А оно — вон оно как!..

 

Не успел отлететь на десяток километров, как замечаю на радаре пульта пять точек позади себя: смогли, значит, как-то вытащить из ангара и пустить в погоню некоторые из вертушек! А, нет, не пять. Вон и шестая возникла: вылетела, стало быть, из колодца.

Радуюсь про себя, что, похоже, вовремя успел я уничтожить связь с соседними Базами. И вряд ли они решились (Или — успели!) предупредить их о сумасшедшем диверсанте, который разгромил их дом родной. Значит, бригаду встречающих можно не ждать. И слава Богу. Потому что боекомплект моей верной и почти родной машины на исходе, осталось всего три ракеты и половина последней обоймы в пушке. Из десяти имевшихся.

То есть — штурмом взять шахту следующей Базы мне так и так не удастся. Остаётся надеяться, что они меня просто… Впустят. Сами.

Успеваю плюхнуться на крышку шахты этой самой Базы, помигав фарами, и предоставить тем, кто внутри, думать, за каким …ем я к ним пожаловал. Вижу их мысли. Диспетчерская от меня, к сожалению, далеко, и «работать» со внушением трудно, особенно, сквозь мощную броню крышки. Но удаётся мне внушить местному Главному, что наверняка тут что-то интересное — похоже, перебежчик! Такое уже случалось, и от усиления своего ох как потрёпанного авиапарка ещё одной рабочей машиной никто не откажется!

Крышка начинает сдвигаться в сторону, в свои пазы. Взлетаю, чтоб почти тут же опустить вертушку вниз — ко дну колодца. Разворачиваю её носом к окнам и люку диспетчерской. Теперь ничто не мешает мне мысленно приказать им всем замереть на месте… Ну а на таком расстоянии я — сильней любого Кашпировского!

Ну и всё — больше мне ничего и не надо.

Теперь — выбить окна и люк. Трёх ракет и половины обоймы мне — с лихвой…

База к встрече со мной абсолютно не готова.

Похоже, те, кто захватил меня, действительно не потрудились предупредить «коллег», что у них появилось что-то новенькое: а именно — впервые в их руки попал человек, пришедший, как они думают, с поверхности планеты. Ну, тут я их вполне понимаю: такое «сокровище», естественно, хочется без помех, и присланных посторонних делегатов-«наблюдателей» допросить самим. Чтоб воспользоваться, как разменной монетой, вытрясенными из него сведениями о боевом потенциале противника!

О! Обалдеть! Наконец вертушки, преследующие меня, перестали соблюдать радиомолчание, и открытым текстом, без всякого шифра, орут соседям, чтоб ни в коем случае не открывали крышку шахты, и не впускали меня!..

А, нет. Оказывается, они орали об этом деле всё это время, просто я автоматически умудрился на своей вертушке включить глушилку, и их радиосигналы просто до соседей не доходили. А сейчас, когда я заглушил движок, вырубилась, естественно, и вся электроника, ну, и эта самая глушилка!

На точно таких же тёмных и узких «антресолях» здесь оказалось с десяток часовых: похоже, насторожились всё же, впуская внутрь «перебежчика» не такие уж наивные местные вояки. И сейчас, само-собой, стреляют все эти часовые в мою верную бронированную машину, пытаясь не дать мне вылезти из неё. Балбесы. Тут есть катапульта!

Взлетев над колодцем, успеваю заметить, что почти на подлёте мои преследователи — чуть ли не видно их озлобленные рожи через лобовые стёкла Апачей! Но тут начинает моё кресло заваливаться вниз, и мне не до отвлекающих моментов: приходится стрелять, надеясь на бронеспинку. И бронесиденье — в него и правда, пару раз попали! Порадовался я мысленно за свой зад: если мне его повредят — кто меня будет предупреждать об опасности?!..

Ветра тут, как уже говорил, нет. Падаю обратно: в шахту. Броня кресла выручила. К тому времени, когда парашют опустил меня на поверхность колодца, шестерых из часовых мне удалось угомонить из своего верного АК, и сейчас перезарядил я его, и, бросившись наземь, перекатился под брюхо своей машины. Стрелять лёжа, ещё и оставаясь в абсолютно непроницаемой под брюхом тени, конечно, сподручней. Но поскольку я теперь — «неподвижная» мишень, получил-таки пулю в правую ягодицу!.. Вот блинн! А я уж было за неё… Ах вы ж гады! Вот так вы со мной?!

На адреналине добил и остальных: двое даже полетели вниз, так и не выпустив оружие из рук. Патриоты …реновы.

Но мне разлёживаться на стальном полу недосуг: над головой уже слышится чёртово «Уйом-уйом-уйом!», и затылком чую я, как разворачиваются вниз готовые к стрельбе пушки! Кидаюсь в диспетчерскую, и успеваю вломиться в неё через дыру, в которую превратился входной люк. По стенам колодца ударяют очереди, и вспышки зажигательных буквально слепят глаза! Хорошо хоть, ракетами пока не бьют… А, нет — бьют!

Пипец моей верной машине… Жаль её.

Так. Гранату — на пульт энергоснабжения. Другую — на пульт межбазовой связи. Снарядов и ракет было, конечно, маловато, и не удалось так удачно «разобраться» с местным оборудованием, как на первой!

Люк в полу на месте, и радуюсь я стандартной планировке всех этих Баз. Но…

Но после взрыва приходится мне вернуться, и подобрать, сняв с одного из успокоившихся навеки на полу бойцов, подсумок с четырьмя гранатами — а то, боюсь, оставшихся трёх мне не хватит на местный антигравитатор.

Дальнейшие мои действия вполне стандартны.

Если можно про них так сказать: съезд вниз по тёмной шахте, ругательства из-за болящей ягодицы, блокировка дверей перед очередной разъярённой толпой… Ещё один съезд по шахте, и вот тут попалось что-то новенькое: перед дверью машинного Зала — часовые! Аж четверо! Стреляют!

Ну, и я, плюхнувшись снова на пузо — в них. Бедняги. Хотя нет: сволочи. Отстрелили мне полуха!.. Ладно, плевать. Главное — кровь не заливает глаза!

Теперь у меня появился и запас гранат, и новые магазины. Одно паршиво.

Из ещё одной дырки в теле, а именно — пробитого навылет предплечья левой руки хлещет, как из водопровода. Но чувствую, что кость не задета. На щеке же — просто царапина. Обожгло буквально чиркнувшей пулей. Ну и ладно. Займусь как-нибудь потом. А сейчас мысленно приказываю своей крови угомониться, и самостоятельно заткнуть дыры в руке, ухе и ягодице какими-нибудь тромбами. Ну, или струпами. А на заднице — так и двойными! Ценю я этот чувствительный барометр! Сам тем временем подбираюсь к двери. Попробуем старый код…

Чёрта с два!

А у местного Босса я код выудить не успел — он уже отправился в местную Валгаллу… А кроме него ни у кого тут нет нужного допуска. Да и ладно. Открою уж как-нибудь. С гранатами у меня теперь напряжёнки нет! А здесь — не банк!

Подсумок сразу с шестью доставшимися мне здесь трофейными боеприпасами прикрепляю на косяк двери, у того места, где находятся язычки замков — отлично помню я, где они, родные. Обегаю за угол — в боковой коридор.

Вот это бабахнуло!.. Звон, наверное, слышно даже на далёкой поверхности… Трясу головой, но слух и не думает возвращаться. Да и ладно: мне тут «прислушиваться» вроде, не к чему. Разве что — к «внутреннему» уху!

Выломать дверь теперь — пара пустяков. Хоть и пришлось пожертвовать ещё одной гранатой. Ну вот и настало время для «упражнений» с местными гудящими цилиндрами…

Поскольку больше нет сил бегать, а дверь теперь ну никак не закроешь, приходится, прислонившись за косяком, терпеть. А чего мне терять — я так и так ни …рена не слышу! О взрыве узнал, впрочем, легко: вон как обломки и осколки полетели через проём!..

Под ногами просело, и полетело, понеслось вниз — ого-го!..

И ощущаю я буквально всем телом, как содрогаются и пол, и стены, и вообще — все могучие конструкции вокруг меня!..

И понимаю, что устарели расчёты древних инженеров. И берёт своё чёртова усталость металла! Что логично: рассчитано было на века, а прошло тысячелетие!

И вот падает, падает, падает вся эта гигантская махина, лишь на краткий миг чуть приостановленная сопротивлением принявших нагрузку соседних антигравитаторов, но…

Но спустя жалкие доли секунды падение продолжается, и с невероятным ускорением! Ощущаю буквально невесомость, взлетая к потолку! Понимаю, что несёмся мы все, с вертушками, местным гарнизоном, и взорванными антигравитаторами — прямо к далёкой пока Земле! И ничегошеньки уже сделать я для своего спасения не успею!

Через кости черепа ощущаю я апокалиптический грохот рушащихся и корёжащихся вокруг меня конструкций, и дикий вой разрезаемого нашей Базой воздуха вокруг!

И понимаю, что цели своей я, конечно, добился…

Но как обычно — ценой своей очередной жизни!

А вернее — жизни очередного клона.

И осталось их, если я правильно помню — всего тридцать один…

 

Удар и чудовищная боль от него долго отдаётся во всём теле.

Едва удалось вдохнуть, снимая с себя чёртовы очки…

Встать даже не пытаюсь, лежу, и разеваю рот, как чёртова выброшенная на берег рыба. Банальное сравнение — но полностью сейчас отвечает ощущениям: отбил-таки, похоже, я лёгкие…

Надо мной останавливается Санёк:

— Слышь, Волк… Ты… в порядке?

Нахожу в себе силы кивнуть, и не придумываю ничего лучше, как протянуть руку. Санёк, уже с заметной озабоченностью во взгляде, помогает мне подняться. А затем — и идти, опираясь на его плечо. В душевую. Но — уже помалкивает.

Мытьё — настоящее спасенье. Снова чувствую, что почти пришёл в себя, и наконец могу сам дышать и ходить…

В раздевалке Влад говорит:

— Волк. Не в службу, а в дружбу. Поделись?

— Ладно. — чувствую, что и правда — надо бы. Мало ли кому какие умные мысли придут в голову, встретившись с такой же ситуацией! — Только идите поближе. Громко говорить не смогу. Отбил я грудь. При падении.

— Каком падении?! — это Рыжий.

— Расскажу. Ф-ф. — вздыхаю, снова дышу, — Если перебивать не будете.

 

После рассказа вижу, что ребята растеряны. И расстроены. Многие — хмурятся. Но дальше всех идёт Андрей. Он без обиняков и хождения вокруг да около спрашивает:

— Извини, Волк. Я тебя, вроде давно знаю… Но… С какого бы это переляку ты — ты! — так распереживался за царящую там «несправедливость»?! Никогда тебя особо эта самая «несправедливость» не колыхала, а тут!.. — он разводит руками.

Закусываю губу. Хмурюсь.

А ведь Андрей — прав!

Никогда раньше меня «социальные» проблемы того Мира, в который попадал, не волновали.(Как, впрочем, и нашего, когда это не касается лично меня!) Ну, во-всяком случае, не так сильно, чтоб попытаться их как-то… Исправить. И уж тем более — лично взорвать всех «плохих». Раньше я даже стархрычей в каком-то ауле перестрелял — глазом не моргнул! Не говоря уж о том, что всех местных джигитов перерезал, и женщин чуть не изнасиловал!.. И — как с гуся вода! Ни малейших «угрызений»!

А вот на прошлом Задании… Да и на этом. Хм-м…

— Знаешь что, Андрей. Не смогу чётко ответить. Сам пока не знаю, что сподвигло. Но…

Но вот показалось мне в том момент, что то, как сейчас обустроен этот Мир — неправильно. Вот именно — несправедливо! И для самих людей — унизительно, и бесперспективно! И поскольку они там застыли в стазисе, ну, то есть — никто ничего предпринимать не собирался, да и не мог, решил я им немного помочь!

Вернуть металл на родину. И остатки урана-радия. Да и солнце открыть. Нормальное. Чтоб быстрее у них зародилась и возникла новая, обычная, то есть — «наповерхностная», Цивилизация, и чтоб побыстрей грохнулись с неба зависшие там в недосягаемости твари-олигархи. Тьфу ты — их гнусные наследнички!

Влад кивает:

— Ну, в-принципе, это логично. Потому что то, что ты рассказал про этот социум — ненормально, конечно. В натуре — по Герберту. Уэллсу.

— Ага. Только вот у него в романе герой ничего особо исправлять там, в будущем, не собирался. А вот Волк у нас — красавчик! Супердиверсант, одно слово!

Криво усмехаюсь:

— Я свои лавры с удовольствием кому-нибудь отдам. Даром. Только чтоб больше в такую …опу не попадать!

— Согласен. — Влад опять кивает, — Странный Мир. Какой-то… Вывернутый наизнанку!

— Вот-вот. Но, с другой стороны, хорошо, что он достался Волку. Вряд ли кто из нас пробился бы так далеко. И сделал так много!

— Точно, Чекист. Ну а сейчас что-то мы опять заболтались. Пора по домам!

— Да, согласен, Влад. — Василий первым подаёт руку, прощаемся.

У выхода из клуба приостанавливаюсь. Оглядываюсь на двери — словно вижу их в первый раз. Гос-споди!

Неужели я — Я! — и правда — обеспокоился судьбой какого-то Социума?!

Да я ли это?!

19. Собаке — собачья… Жизнь!

В метро приходится сидеть на одной ягодице.

Вторая, зар-раза такая, всё ещё болит. Да и то место, где в руке была «дырка», нагло ноет. И ухо, хоть я его снова вижу в отражении в стекле — тоже. Но — терпимо. За щёку не беспокоюсь: краткий взгляд в зеркало говорит, что ничего там не осталось от кровавой гематомы. Так что — хоть сейчас жениться!.. До свадьбы уж оно точно — заживёт.

Не доходя до подъезда, на лавочке перед соседним, вижу снова одного из наших алкашей — друга дяди Фёдора и Лёшика, дядю Саню, и рядом с ним почему-то — нашего участкового: Василия Петровича. Приостанавливаюсь:

— Добрый вечер, Василий Петрович. Здравствуйте, дядя Саня.

— Здравствуйте, Нигматуллин.

— Здравствуй, Ривкатик… — по глазам дяди Сани и по скукоженным плечам вижу, что проблемы у него. Да и тон очень даже задумчивый. Или, скорее, печальный.

Решаю, что на всякий (Мало ли!) случай нужно бы мне послушать «внутренним ухом», в чём там у них дело. Потому что оба после того, как поздоровались, помалкивают. Васильпетрович смотрит на меня, дядя Саня — на свои шлёпки. Явно ждут, когда пройду себе мимо.

Ну, вернее, это Васильпетрович ждёт. Дядя Саня же — мается.

Иду. Подстраиваюсь. Ага. Хм-м… Хм. Вот оно как.

Кто-то убил тётю Марусю из первого подъезда, ограбив квартиру, а убийству попытавшись придать такой вид, будто старушка сама поставила на газ кастрюлю, да и не смогла выключить: упала, ударилась головой, и потеряла сознание.

Но, к счастью, к ней зашла племянница, Лиза, или Лизавета, как звала её тётя Маруся. Пришла в ужас, конечно! Но что делать, быстро сообразила. И выключила конфорку, прежде, чем выкипел борщ, кастрюля расплавилась, и газ к чертям взорвался! И позвонила в скорую, и в полицию. Это вычитал у Васильпетровича.

А прошерстить мозг дяди Сани нетрудно: всё лежит на поверхности. Он изо всех сил пытается скрыть, что видел, (Поскольку тщетно искал, с кем бы — на троих!..) как в половине четвёртого, когда всё это дело, оказывается, и заварилось, из подъезда тёти Маруси выходил его ещё один «старинный» кореш. Витёк.

Сейчас безработный, и вконец опустившийся алкаш, который иногда за бабки подстригал газон, имевшийся в палисаднике перед квартиркой бабы Маруси, и помогавший ей с перестановкой мебели, хождением с магазин, да и вообще — не гнушался подработать мальчиком «подай-принеси».И просто нагло попрошайничать у жильцов.

Лет Витьку примерно пятьдесят пять, но выглядит он на все шестьдесят. И даже пять. И вижу я в мозгу дяди Сани, что и подставлять «кореша» ему не охота — во-первых, страшно — а вдруг ещё пришибёт?! — а во-вторых, нельзя покрывать того перед лицом Закона. Всё-таки, такое дело… Убийство. С другой стороны — вдруг просто — совпадение?

А ну как — на самом деле не Витёк?!

Не оборачиваюсь на участкового и дядю Саню. И так мне всё «видно». Вижу, что собирается Васильпетрович продолжить дознание, которое сейчас ведётся в статусе «доверительной беседы», и в любом случае так или иначе планирует он «расколоть» нашего простачка, поскольку видит его неумные и наивные «виляния», и недомолвки, и понимает, что неспроста они. Ну а дядя Саня тоже понимает. Что долго не продержится.

Иду в конец двора. Где живёт Витёк — знаю. Ну-ка, ну-ка… А, нет. Нету Витька дома. И сейчас, когда я открыл глаза своего разума пошире, да и проехался, как радаром — узконаправленным лучом «сканируя» по всему периметру колодца двора, легко обнаружил искомого сволоча на чердаке дома напротив нашего. Спрятался этот лох там, в оборудованной Михаилом Павловичем подсобке, где тот держит старые запчасти от своей почившей в бозе ещё пятнадцать лет назад восьмёрки. Причём гад так спешил, что даже не догадался напиться, или хоть баклажку захватить с водой. И сейчас разрывается между желанием слезть и напиться, или всё же выждать, пока Васильпетрович отчалит…

«Расследование» моё не затягивается: мне ни допросы, ни «очные ставки», ни «следственные эксперименты» не нужны.

Убил этот гад бедняжку бабу Марусю.

Сердце моё сжимает чья-то невидимая рука, и на глаза наворачиваются слёзы. Ах, детство!..

А ведь однажды, в молодости, когда мне было шесть, баба Маруся заступилась за меня перед местной отвязной шпаной. Хотевшей отобрать у меня деньги на хлеб, за которым меня послала мать. И даже прогнала их с помощью зонтика!.. (Вот в том числе и благодаря таким воспоминаниям я так легко согласился вступить в Братство!..)

Ах ты ж мразь. Тварь. С-сука трусливая. И всё это — из-за пары колечек, цепочки, чуть толще обычной нитки, и пяти тысяч, оставшихся от пенсии после уплаты налогов?!

А-а, вон оно что: он-то рассчитывал, что была ещё заначка в шкафу под чистыми простынями… Но не оказалось. Поэтому и ударил — и не просто так, а — головой старушки о край столешницы. Чтоб там остались реденькие седые волосы. И положил бабу Марусю так, чтоб подумали, что она поскользнулась на пролитом борще, и упала сама…

Ну хорошо. Мне с моей «совестью» договориться достаточно просто. Сделал — отвечай. Ведь я — не Российский суд. Который «Самый гуманный суд в мире!» А я не допущу до подключения пронырливых адвокатишек, которые готовы и Гитлера выставить «патриотом» и «правозащитником»!

Усилий даже особых прикладывать не пришлось. Не выносит сволочь чудовищной боли, которую теперь могу вызывать у него в голове!

И вот выползает этот гад из каморки, держась за этот «тупой» предмет, и воя от боли. Не ослабляю. Мысленно веду его к чердачному окну во двор. И вот он, упираясь, и не понимая, что за странная неодолимая сила его тянет, и стеная, вслух и про себя, вылезает через него на крышу. Вот свешивается над парапетом, оконтуривающим карниз. Вот кричит вниз, обращаясь к Василию Петровичу:

— Вася! Вася! Прости!!! Это — я! Я — тётю Марусю!.. Прости ты меня, идиота глупого, Христа ради! Взял грех на душу! Не в себе я был! Я, я… Не иначе — бес попутал! И не впрок мне эти деньги! Вот они! — швыряет тут его рука кипу купюр, прямо веером разлетающихся по двору, — Не могу так больше! Простите, люди, умоляю, простите! И… Не поминайте лихом!

Тут он ласточкой ныряет прямо вниз, но уж я подсуетился: заставляю его ноги направить тело туда, где у нас чудом сохранились от вырубания, когда двор оборудовали под детскую площадку и автостоянку, развесистые и заматерелые кусты сирени.

Треск, грохот!

И вот уже наш горе-самоубийца, с матюгами и воплями, оглашающими весь двор, прочно в них застревает! Жаль сирень — почти половину куста придавил и сломал!

Вижу, как оживший и повеселевший Петрович на всех парах несётся к кустам, на бегу что-то вещая в рацию, а за ним трусит и дядя Саня. Закрываю себя «щитом невидимости» — то есть, внушаю им мысль, что давно я зашёл в свой подъезд. После чего тихо, и незаметно действительно в него захожу. Ф-фу…

Только теперь замечаю, что у меня трясутся, словно у паралитика какого, руки, и ноги тоже — того. Подгибаются. И, как ни странно, одышка, и сил нет. Можно подумать, что опять провёл спарринг с тренером! Да что же это за… Перенапрягся… мысленно?!

Прислоняюсь на миг к стене, но — только поднявшись на три лестничных пролёта. Потому как вижу, что и дебёлая тётя Катя с первого этажа, и баба Света со второго, срочно снимающая сейчас бигуди, и расчёсывающая крашенные «кудри», сейчас выскочат из своих квартир, собираясь узнать, что там произошло, да и себя заодно показать.

С другой стороны, вижу, что и мать намылилась высунуться в окно, и если сейчас задержусь уж слишком надолго — наверняка начнёт расспрашивать. Как непосредственного свидетеля, раз уж проходил мимо. Э-э, кому я голову морочу. Расспрашивать она начнёт в любом случае.

Заставляю себя собраться, и думать про предстоящую встречу с родительницей, как об очередном задании. То есть — она не должна ничего заподозрить!

Но вставляя ключ в скважину замка, ловлю себя на мысли, что и правда — изменился я. И совсем не туда, куда пристало бы двигаться, совершенствуясь, и набирая «экспириенс», самостоятельному, независимому, и озлобленному на весь свет, крутому Бойцу! Эгоисту и индивидуалисту.

Этак я размякну, и буду мягкотелый, сентиментальный, и морализирующий слизняк! Задумывающийся о смысле жизни, совести, своём призвании, и рефлексирующий о том, что жил неправильно. Обижал слабых. Презирал «инородцев» и слабаков. Игнорировал происходящие вокруг несправедливости… Вот ведь хрень какая!

Мать выходит навстречу. Спрашивает:

— Ривкат! Ты был сейчас там, внизу? Кто это так орал, будто слон в брачный период? И что за грохот и треск?! И кто сейчас там ругается?

Думаю, думаю. Решаю ничего не выдумывать. Говорю же: мать у меня — почти телепат! Чует! Вся в меня, хе-хе…

— Тебе повезло. Все самые свежие и правдивые новости — из первых рук.

Прохожу это я мимо скамейки, поздоровался с дядей Саней, и Васильпетровичем. Сразу понял, что что-то у нас во дворе произошло. А то бы он давно дома прохлаждался. И тут, — представляешь?! — выскакивает из чердачного окна на крышу во-он того дома — дядя Витя. Ну, который — Витёк. Ну, который чуть не про…рал свою однушку год назад, когда на него написали соседи, что у него там — притон.

Он и орал. Дикция у него, правда, хромает… Видать — из-за выбитых ещё тогда, зимой, зубов. Но основной смысл я понял. Он кого-то убил, и деньги украл. А потом его, типа, совесть замучила. Вот он деньги-то — веером, с крыши, типа, не впрок ему они!..

А затем — и сам туда же. С крыши.

Вижу, как у матери глаза расширились в испуге, и спешу исправиться:

— Не-не, всё в порядке. Нырнул этот идиот прямиком — в сирень! Это он и ругается. Больно потому что. Ну, оно и понятно — всё-таки пять этажей! А кого это он -?..

— Бабушку Марусю. Её часа в четыре нашла племянница. Лизавета. Нашла мёртвую, с пробитой головой. И суп стоял на плите, на полном газе — представляешь, этот сволочь хотел устроить всё так, как будто это несчастный случай! И заодно — небольшой пожар от взрыва газа! Чтоб скрыть все улики и следы. Но ничего у него не вышло. Потому что идиот!

Так говоришь — сам? С крыши?

Делаю ангельский взгляд. Смотрю матери прямо в настороженные глаза. Моргаю. Говорю:

— Ну, не знаю, может, конечно, не сам. Но кроме него на крыше я никого не заметил! А что? Думаешь — его подставили? Сообщник столкнул?

Мать явно удивлена такой версией, и сразу её возникшие в мой адрес подозрения отходят на второй план. Но я всё ещё их в её мозге вижу. И стараюсь обращаться с ним максимально осторожно — мать же! Нельзя! Это…

Не по совести!

Однако к тому моменту, когда снял кроссовки, и помыл руки, она более-менее успокоилась на мой счёт. Видать, логично рассудив, что это всё-таки не я спихнул Витька с крыши — не было у меня чисто физически такой возможности!

С одной стороны — напрягает. Что родная мать меня подозревала в таком!

И пусть она знает, что я тётю Марусю уважал, и хорошо относился, понимает она и то, что ну никак не мог я знать, что это — именно Витёк — её!..

А вот с другой стороны приятно. Что мать до сих пор считает меня «борцом за справедливость». И понимаю я, что, оказывается, не так уж она была далека от истины.

И сейчас я — идиот-идиотом, правдоборец …ренов.

Жуть.

Могу только сам над собой поприкалываться и поиронизировать. Ну и заодно стараюсь успокоиться. Так, чтоб мать и правда — ни о чём не догадалась.

Но пока ужинаю, атмосфера и правда — более-менее успокаивается. Хотя первые пять минут мать от открытого окна оторвать было нельзя. И только когда скорая помощь увезла со двора успокоенного лошадиной дозой снотворного, и, наконец, заткнувшегося Витька, закрыла створки, и села ко мне за стол.

Спрашиваю, чтоб отвлечь её от мрачных мыслей и печали по бабе Марусе:

— Ну, как там твой-то? Собираетесь?

— Ну… Да. — вижу, что мысли её заработали наконец в нужном мне направлении, и ассоциации с предстоящим отдыхом она связывает самые радужные. И поскольку давно никуда, кроме как к «любимой» бабушке не ездила, собираться ей — в удовольствие.

Тут и куча приятных хозяйственных мелочей: какие полотенца, щётки, ночнушки, трусики, платья, и прочее такое брать, а без каких — можно обойтись. Какие крема для лица и какую косметику. (!) Какие продукты ещё закупить для меня (Приятно!). Сколько денег оставить на хозяйство, а сколько — с собой.И так далее…

Хотя и кое-что всё ещё остаётся у неё под сомнением. Особенно — насчёт «нормальных» интимных отношений с мужиком, которому за пятьдесят. И как бы их «обставить» так, чтоб этот бедолага считал, что это — он её соблазнил и уговорил.

Но это — ерунда.

Мать у меня — женщина с фантазией.

Что-нибудь придумает.

Так что можно расслабиться, и идти мыться.

 

Ночью, уже после очередного «символического» мытья, лежу на спине и думаю.

Дум у меня много. Но главная — всё же та, которую мне, сам, возможно, не осознавая её «философского» и «основополагающего» значения для меня, подбросил Андрей.

Какого …уя мне теперь — всё надо?!

За каким дьяволом я стал соваться со своими непрошенными стараниями куда просят, и куда не просят?! Да ещё не просто так, чтоб посмотреть, и, как обычно — обезопасить тылы, а — чтоб «исправить несправедливость»?!

С какого бы боку мне, например, проблемы крошечных червеобразных козявок? Пусть и подвергающихся геноциду? А — отлучённых от Солнца мутантов-аборигенов?!

А с чёртовым Витьком — чего я полез?! Гнусная и подлая реальность столицы — это ведь не Миры, где, всё-таки, всё достаточно просто, и условно. Это — жизнь!!! Или…

Или уже стёрлась для меня эта тонкая грань — между подлинной реальностью, и тем состоянием, что испытываю, попадая в действительность, создаваемую Машиной?!..

Да и тётя Маруся, если уж совсем честно — в последние пять лет никаких чувств, кроме жалости у меня не вызывала, поскольку дряхлела и ссутуливалась на глазах, а общались мы в последний раз — вот именно, не меньше чем лет пять назад.

Ну и чего меня так разобрало?! Ведь — даже не задумывался! «Потянулся» Витька чёртова искать! И вытряхнул из него всё, что он никогда никому бы, даже под пыткой!..

Может, неспроста дала мне Машина (Или уж не знаю — кто из Хозяев?!) тот самый Мир с пауками-телепатами? Может, так и было задумано? Чтоб я — или погиб, сломавшись и поддавшись… Или, вот именно — преодолел, и научился?! Освоил их методику?!

И вот теперь я, получается, всё «пропускаю через себя»! Влезаю в чужие шкуры, вижу и мысли, и страсти, и стремления, и разочарования в жизни, и отчаяние…

И получается презабавная штука: когда кого-то лучше узнаёшь… Вроде, и ненавидеть и презирать не получается! (Ну, кроме Витька, понятное дело!)

Может, потому я и стал как-то…

Добрее?!

Но вот вопрос: а «добрее» ли я стал? Ведь, например, то, что в будущем для планеты с антигравитаторами и коконом-куполом, может, и будет хорошо, сейчас, после падения пары секций — гарантированная смерть для всех разбившихся обитателей этих упавших секций. А, возможно, и для жильцов тех, к которым теперь-то, по разломанной ферме-каркасу, легко доберутся все монстры и супернасекомые, только этого и ждавшие там, внизу, на поверхности?..

Ведь погибнет вся та субкультура, и социум, сложившийся наверху после того, как они уничтожили всех дармоедов-олигархов. А кто придёт им на смену? «Морлоки» снизу? А может, они ещё агрессивней и злее тех, кто жил наверху? И если создадут свою цивилизацию, то перестреляют и перебьют все расы и культуры, которые встретят в космосе?..

Да и сейчас — кто дал мне право что-то решать, пусть и за подонка и сволоча, опустившегося до состояния безмозглого скота? Пусть скот — но ведь и он имеет право на свободу и самостоятельные решения?! Поскольку — человек.

А я, вот так, сходу — раз — и в тюрягу его!..

Но ведь если совсем уж честно — разве кровь несчастной тёти Маруси не взывала к отмщению?! И ведь наверняка Васильпетрович рано или поздно дознался бы — он мужик ушлый и дотошный… Да и его коллеги из «убойного» отдела — не лыком шиты.

Просто всё это заняло бы кучу времени. А так, получается, я просто «ускорил» воцарение справедливости.

Ну вот, опять! Далась мне эта «справедливость»!

Или это у меня комплексы начались от того, что вижу я теперь всё и всех — без прикрас и недомолвок?! И действую — не разумом, как нас учит тренер, а — инстинктивно?

То есть, так, как приказывает моё подсознание?

И — что? Моё подсознание, получается, и судья и палач? В «одном флаконе»? А кто и моему подсознанию дал право судить за других людей, и даже — решать за целые социумы и Цивилизации?!

Вот блин… Вернулся я к тому, с чего начал.

Может, ну его на фиг, все эти сложности и моралистическую хренотень, и — спать?!

20. По методике Гейдриха

Удивительно, но спал — как бревно. И даже снов не видел. Никаких. Устал?..

Утром — всё как всегда. То есть — с будильника и завтрака.

Школа и работа ничем особенно оригинальным не запомнились. Даже шефовская «озабоченная» дама поутихомирила амбиции, и сегодня обо мне практически не вспоминала — уж не без помощи с моей стороны.

А вот в Братстве нас всех ожидает нечто новенькое.

И не скажу, что приятное.

Пришёл к нам «в гости» очередной серый костюм.

Вот и Задание. Ребят оставляют для ознакомления с ним — в классе, меня же, как ни странно, просят пройти в отдельный кабинет. А-а, нет. Просят пройти туда же и Влада и Цезаря.

В маленькой комнате, где кроме белёных стен, стола со стулом, и трёх табуреток ничего нет, ждёт нас, оказывается, очередной серый костюм. При нашем прибытии встаёт, и здоровается за руку с каждым:

— Здравствуйте, бойцы. Я — Николай Евгеньевич.

Мы тоже представляемся. Но, понятное дело, не с отчеством:

— Боей Ривкат.

— Боец Владимир.

— Боец Александр.

— Прошу садиться, бойцы.

Садимся. Молчим, ждём.

Суюсь по привычке к нему в мозг.

Так. Подполковник АНБ, Парфёнов Виктор Афанасьевич. Нас он, мягко говоря, боится. И недолюбливает. И вообще: всё наше заведение считает афёрой века, и профанацией. А ещё — выколачиванием денег из бюджета страны на крайне сомнительные «инициативы», и «уродование психики подростков», как он себе это дело формулирует.

И не верит он в то, что мы сумеем выполнить так, как нужно, то, что он нам троим сейчас поручит. Зато готовится плотоядно ухмыляться, потирать руки, и говорить: «А я вам с самого начала говорил о своих сомнениях!», если мы задание сорвём.

Собственно, плевать мне на его неверие, злорадство, и подозрения. То, что нам предстоит сделать, в-принципе, просто. И не требует никаких «моральных» терзаний. А только навыков.

Не то, что у остальных ребят, которым снова досталось задание с… Подвохом.

И, предполагаю, неспроста нас вот так разделили: на боевую операцию, с ликвидацией, причём — физической, аж сорока восьми человек — направляют тех членов Братства, кто никогда никаких сомнений и особых «моральных» терзаний не испытывал.

А тех, кто начал некстати задумываться, и сомневаться — на выполнение рутинной работы. Которую и салага-призывник легко бы выполнил. Потому что сейчас даже школьники проходят курс отработки навыков по обращению, и приёмам боевого применения стрелкового оружия. Стрелять все умеют с десяти лет! Но — не суть.

Потому что подполковник наш и сам — не в курсе. То есть — не знает, почему наше Братство именно так разделили для сегодняшней «работы». Да и я — не знаю. А только предполагаю. Поскольку в мозгу тренера не почитаешь, а второй серый костюм тоже просто воспроизводит перед ребятами то, что написано у него в Приказе.

А мысли этого второго концентрируются в-основном на том, что задание, собственно, базируется на вековой давности наработках сволоча Гейдриха. Подлого и весьма хитрого фашиста, приближенного Гитлером к себе. И не зря, как показала практика.

Поскольку это именно он придумал, организовал и провернул в тридцать девятом провокацию с немецкой радиостанцией, на которую якобы напали польские боевики.

Что, собственно, и привело к объявлению Германией войны злополучной Польше.

И с чего Вторая Мировая и началась.

Ладно. Послушаем, как «наш» серый костюм сможет воплотить всё, что имеет в отношении нашего задания в голове — в слова.

 

А нормально он воплотил.

Именно так, как и положено добросовестному служаке. То есть — конкретно и чётко. Разжевал всё, что нам предстоит сделать, в лучшем виде, и на все вопросы (Это у Влада и Цезаря возникли — ну а я прочитал и так, всё, что нужно. То есть — из «первоисточника» непосредственно!) ответил. Чётко и спокойно.

Ну вот и приступаем.

Сегодня наша экипировка и оснащение происходит отдельно от остальных, правда, в соседней комнате. Вижу я возбуждённые мозги остальных восемнадцати наших ребят, облачающихся в мундиры польской национальной гвардии, и разбирающих оружие.

Мы же одеваемся неприметно: в зелёные комбезы банальных рабочих водоканала. И всё наше «оборудование» — в оранжевых, я бы сказал, вызывающе крикливых, здоровенных кейсах с надписью «Собственность МЧС». Плюс пояс с многочисленными карманами-отделениями, из которых торчат и газовые ключи, и труборезы, и плоскогубцы… Про оранжевые каски с надписью «Водоканал» наши организаторы тоже не забыли.

Как и про отличные пластимаски.

Естественно, по местам «работы» нас развозят на спецтранспорте с надписью «Аварийная» крупными буквами, и, понятное дело, телефоном означенной службы.

Меня подвезли к огромной высотке на улице неважно-кого-поскольку-вам-знать-этого-не-обязательно. Прохожу проулком, заворачиваю. Через двери указанного мне подъезда вошёл свободно. Открыта она оказалась, вероятно, потому, что кто-то предусмотрительный спёр язычок из кодового замка. Вахтёр, судя по всему, тут и не положен — статусом домишко не вышел, стало быть. Да я и не ждал — это у Влада должен быть с вахтёром. Но уж для него все нужные наряды-накладные-ведомости подготовили.

Поднимаюсь на лифте на двенадцатый этаж. Вот: квартира тысяча двести шесть.

Открываю своим ключом, вхожу. Двигаюсь на своих резиновых подошвах абсолютно бесшумно. Не сомневаюсь, что никто меня не видел: квартир напротив — нет, а из тех, что за углом, лифт не виден. Дверь за собой запираю на замок и щеколду: мне неожиданности не нужны. Квартиру обыскиваю. Порядок: никого.

Вхожу снова в зал. Всё как надо. Два составленных рядом стола создают отличное «ложе». Как раз — если лягу, всё будет на нужной высоте и удобно. И до окна далеко — никто меня в тени от приспущенных штор не заметит. Как и вспышки из глушителя.

Подхожу к окну, и осторожно, чтоб не греметь ставнями, открываю его. Возвращаюсь к столам, отпираю свой огромный кейс. Так. Ствол — сюда, глушитель — сюда. Приклад. Огромный патрон со спецпулей-снарядом — его в патронник снайперской досылаю простым рычажным ручным затвором. А «Баррет» — вообще простая винтовка. Хоть и под патрон пятидесятого калибра. Зато славится тем, что выстрел «из холодного ствола» гарантировано ложится в место прицеливания.

Теперь только ждать.

Без пяти четыре забираюсь на столы. Ёрзаю, устраиваясь поудобней. Выставляю верньеры и рукоятки под «метеоусловия». Температура, ветер — ветер, кстати, устойчивый, и дует справа. Несильный, метра два-три в секунду — поэтому всего одно деление поправки.

Теперь расстояние. Мне его сообщили. Километр сто. Собственно, «Баррет» бьёт прицельно на два, но в данном случае это непринципиально. Меня могли бы, конечно, разместить и поближе, но и так неплохо. Да и не вызывает в плане «опасной» позиции подозрений моя многоэтажка — она стоит как бы за другими. Хотя видимость отличная.

Вздыхаю. Невольно кидаю взгляд на висящие на стене слева большие электронные часы. Три минуты до четырёх. Самое время проверить видимость, и убедиться, что всё у меня в порядке.

Отличная оптика показывает всё — словно с двадцати шагов. Вот он.

Проклятый флаг ЛГБТ, который сволочные твари из посольства США опять подняли над своей резиденцией в честь какого-то там их «фирменного» праздника, пользуясь «дипломатической неприкосновенностью территории посольства». Хотя им уже не первый год указывают на то, что в России запрещена пропаганда чёртова «сообщества».

Не вняли.

Ну так получите.

Общие установки точки прицеливания мне наметили. И куда стрелять, я уже прикинул. Шест-флагшток, на который поднят немаленький (Метров пять в длину!) и тяжёлый «радужный» флаг, сделан из отличной стальной трубы. Собственно, точно такие же на посольствах Германии и Великобритании, которые сейчас являются объектами Влада и Цезаря. Минимум трёх дюймов в диаметре. И толщина стенки у него немаленькая — семь миллиметров, как сообщил нам серый костюм. Но пуля у меня, да и у остальных двоих снайперов — особая. С начинкой из супермощной взрывчатки: СИ — восемьдесят восемь. Кстати, тоже, как и винтовка — американской. Так что целюсь в то место, где на кронштейне сходятся четыре распорки из мощного стального канатика, удерживающие флагшток примерно на середине его высоты. Вначале я хотел стрелять прямо в шкив, на котором крепится стальной трос для подъёма флага, но потом передумал: шкив легко приварить новый. А вот поменять перебитый посередине флагшток — это задачка похитрее.

Кидаю взгляд на часы. Одна минута пятого. В-принципе, можно: я должен сделать всё от четырёх ровно до пяти минут пятого.

В последний момент решаю чуть подстраховаться, и беру на прицел точку на флагштоке на ладонь выше, чем место крепления расчалок. Выдохнуть. Расслабиться. Остановить сердце. Отключиться от всего!.. Слиться с оружием в единое целое! Плавно нажать… Выстрел!

Отдача, конечно, чудовищная — всё-таки пятидесятый калибр! Но винтовку прижал и зафиксировал чётко, поэтому и попал отлично. Прямо по центру трубы. Взрывчатка тоже не подвела: вижу, как заваливается, грохнувшись на крышу посольства, чёртова дрына, наверняка с жутким грохотом, и отлетают, словно их за концы дёрнули, тросы-распорки. А ведь до места взрыва было не меньше десяти сэмэ!..

Неторопливо слезаю со столов. Разбираю винтовку. Прячу в кейс.

Выходить из здания мне нужно так же, как и входил. Поскольку её видеокамеры в это время не работали. Ну, вернее, они работали, теоретически, но видел я в мозгах сомневающегося подполковника, что воспроизводят они то, что в это время снимали эти камеры неделю назад — всё предусмотрено.

Иду по улице с деловым и хмурым видом: ни дать, ни взять — действительно аварийщик. Заворачиваю за два угла, сажусь в нашу «фирменную» спецмашину. Хлопаю ладонью три раза в переднюю стенку закрытого кузова. (Хотя не понимаю, для чего это надо: те, кто сидят в кабине, и так отлично меня видят через камеру, установленную в левом переднем углу кузова!) Спустя пару минут машина трогается, и мы, как ни в чём не бывало, вливаемся в поток машин… Вот теперь можно и выданную мне чертовски реалистичную пластимаску снять. Вытереть пот с морды, и спокойно продышаться.

К сожалению, машины наши связь ни с Базой ни с другими машинами не поддерживают. «Соображения секретности!» Так что узнать, что там, и как — у остальных ребят, не получается: так далеко «мысленным оком» я доставать ещё не научился.

Ну ничего страшного. Подожду.

Поскольку подозрения мои о том, что могут нас всех убрать, как излишне «подкованных» и ненадёжных свидетелей и исполнителей, не имеют под собой особой почвы. Так, по-крайней мере, я прочёл в мозгах обеих серых костюмов. Да и тех, кто сейчас сидит в кабине моей «Водоканальной» машины. Те, если честно, вообще обо мне, и остальных «исполнителях» имеют только самое смутное представление. Да и хорошо.

 

Перед прибытием «домой», в клуб, маску всё равно пришлось натянуть. Хоть от задней стороны фургона до входной двери оставили мне всего два шага. А зайти удалось легко, потому что второй раз за все эти годы вижу я, что нет на своём законном месте тёти Любы. Вау! Неужели старушка — не в курсе?! А нужно будет как-нибудь посмотреть ей в мозг — жаль, раньше не догадался…

21. Соломинка и спина верблюда

Теоретических занятий сегодня нет.

Поэтому прохожу в раздевалку, переодеваюсь. Сижу и жду, пока вернутся Цезарь и Влад, ну, и остальные.

Влад появляется через десять минут. Киваю, усмехаясь:

— Ну, как прошло шоу? — можно бы и не спрашивать: и так я всё отлично вижу в его голове, да и на лице расплывается ироничная ухмылка.

— Было весело.Крыша у англичан оказалась дохленькая, из обычного кровельного. Крашенного. И теперь им нужна новая. Потому как пробил чёртов флагшток огромную дыру, и ещё пару листов просто выбило оттуда. Ну, я смотреть, как они там будут разбираться, не стал. Собрал барахлишко, да отчалил.

— Поздравляю. Ну, и у меня всё нормально.

— Кто бы сомневался.

Жмём друг другу руки, киваем. Я говорю:

— Ну, что? Пока ребят нет — может, побегаем?

Мы действительно наматываем с десяток кругов по залу, прежде чем появляется Цезарь. Он уже тоже переоделся, и пристраивается в спину мне — я бегу за Владом.

Через ещё десяток кругов останавливаемся, идём к шведской. Влад спрашивает:

— Как?

— Отлично. — собственно, по вполне умиротворённой морде Цезаря это понятно и без вопроса, и без изучения памяти.

— Ну и слава Богу. Поздравляю.

— Присоединяюсь.

— Спасибо. Вы-то сами — как?

— Тоже — нормально. Ну что? По пятьдесят?

— Ага.

— Погнали.

После пятидесяти уголков снова бегаем. Но тут заходит тренер, и зовёт на «разбор полётов». Я о его приходе, как, естественно, и о прибытии ребят, знал, но помалкиваю. Всё ещё надеюсь, что ребята о моих новых способностях не догадываются. Хотя…

Ну, Влад-то с Цезарем поумней остальных. И вижу, что подозревают как раз что-то такое: потому что уж больно много я узнал о Мире с осами-червячками вот просто так, а там ведь и спросить по-человечески было не у кого: инопланетяне же. А ещё больше «вычислил» (Это — по моей «официальной» версии!) — про Мир с крышей над планетой. А такое маловероятно, если не иметь источников информации. А я там ни с кем и не общался.

Но пока они помалкивают. И я тоже, хотя вижу, что и остальных наших, вернувшихся с задания, можно поздравить.

Заходим в класс. Все, кроме нас, уже на местах. Переодетые в своё, штатское. Садимся по местам. Тренер говорит:

— Внимание, бойцы. По соображениям стратегической безопасности не положено допускать обмена информацией между отдельными бойцами, и группами, получившими разные задания. Но у нас не тот случай. Вы все должны узнать о том, как прошло выполнение у наших снайперов, и наших… Дезинфекторов. Потому что иначе, как дезинфекцией я назвать очистку от заразы этого рассадника напряжённости и вечного источника провокаций и инсинуаций в адрес нашей Родины, не могу. Начнём со снайперов.

Боец Владимир. Прошу.

Влад встаёт, проходит к доске, поворачивается к нам и обеим серым костюмам, сидящим сейчас у задней стены, позади всех нас.

— При выполнении полученного мной задания никаких сложностей, или нештатных ситуаций не было. Всё прошло строго согласно плана. Спецмашина выгрузила меня там, где… — Влад не торопится, рассказывает всё обстоятельно. С деталями и подробностями, которые наверняка интересны и нам, и — как ни странно! — обеим серым костюмам.

Я, конечно, ничего нового не узнал, но с интересом слушал — Влад хороший рассказчик. Например, он очень красочно описал, как флагшток разрушил кровлю купола британского посольства, и радужно-полосатый флаг «сообщества» при падении разорвался на две «тряпочки», жалко повисших с карниза.

Все моменты отхода наш лидер тоже описал подробно.

Вопросов или комментариев ни у кого не нашлось. Тренер говорит:

— Хорошо. Никаких нареканий. Задание выполнено грамотно и чётко. Садитесь, боец Владимир. — Влад так и делает, — Теперь боец Ривкат.

Выхожу к доске, поворачиваюсь к ребятам.

А напряжённые у них лица. Вижу в мозгах кое-кого, что отнюдь они не в восторге от того, что сделали сегодня. И не подсластила пилюлю речь тренера о том, что раздавили мы гнездо гадов и сволочей. Сволочи там, или не сволочи — а всё-таки — живые люди!

Но мне на их мысли и эмоции сейчас отвлекаться нельзя. А нужно чётко и грамотно доложить.

— У меня тоже не возникло сложностей и внештатных ситуаций. В точку высадки прибыл согласно графика прохождения, до указанной квартиры добрался вообще без…

Рассказываю равнодушным тоном, словно вызубренный и уже не раз оттарабаненный урок. Но ребят не проняло: многие слушают вполуха, хотя дело, повторяю, не во мне, а в том, что они только что сделали. И пережили.

— Хорошо, боец Ривкат. Без нареканий. Садитесь. Боец Александр.

Доклад Цезаря занял, как и мой, не более двух минут. Конкретно, чётко. Тоже — «без нареканий». Теперь вызывают Григория, как временно исполнявшего обязанности командира группы. По Грише видно, что он… Сердится. И расстроен.

Потому что одно дело — лупить китаёз, взрывать и поджигать их барахлишко, сжигать чужие дачи, похищать заложников… А совсем другое — конкретно убивать. Пусть и закоренелых и несомненных врагов!

— При выполнении задания нам встретились и проблемы, и внештатные ситуации. К счастью, наша информация о планировке особняка оказалась точной и достоверной, поэтому мы смогли выполнить поставленную нам задачу. По полному уничтожению контингента посольства Незалежной.

До точки высадки мы добрались тоже в соответствии с графиком. На входе никаких проблем не возникло, поскольку спецавтомобиль, доставивший нас, отлично справился с выламыванием решётки ворот. Троих часовых, охранявших КПП, в упор расстреляли высаженные заранее, и прятавшиеся за углом, и сразу вбежавшие на территорию посольства, боец Эльдар и боец Василий. После чего наш фургон в соответствии с планом развернулся, и въехал в ворота так, чтоб часть бронированного фургона и бронекабина с тонированными стёклами оказалась снаружи, а кузов — меж двух кирпичных столбов ворот. Чтоб блокировать возможность проникновения туда как людей, так и транспорта. — вижу я всю эту картину, как бы прокручивающуюся снова перед глазами Гриши, сидевшего до своей высадки как раз в кабине, с водителем и его напарником, и сопереживаю: ребятам пришлось солоно.

И хоть их польские короткоствольные автоматы и пистолеты были и с глушителями, от случайных прохожих такая авантюра, естественно, не укрылась! И многие любители инстаграмма и прочих соцсетей сразу попытались и заснять происходящее на мобилы, и позвонить в 911, и даже в милицию, но…

Но мощные глушилки, установленные в фургоне с дипломатическими номерами польского посольства, все эти поползновения пресекли на корню.

В помещениях посольства наши, как вижу из воспоминаний Гриши, а не из его рассказа, тоже действовали вполне грамотно и слажено. Расстреливая в упор персонал и охрану посольства. И никто не рефлектировал и не колебался. Надо — значит, надо!

Единственная проблема возникла, когда добрались до кухни: там окопался комендант здания и начальник охраны. Но и их утихомирили парой осколочных гранат. Естественно, шума при этом избежать не удалось, как предписывалось заданием. Другая проблема возникла, когда добрались до апартаментов самого посла и его семьи. Поскольку там оказался (Ребята знали!) бронированный бункер. В котором глава посольства с семьёй успел запереться.

Но и здесь технически всё было просто: просверлили, а, вернее, проплавили в бронедвери дыру с помощью плазменной горелки, да и бросили туда пару газовых гранат. А от них гарантированно умирает всё дышащее и «млекопитающее» в радиусе двадцати метров за пятнадцать-двадцать секунд даже на открытом воздухе, не говоря уж — о помещениях. А выйти оттуда было невозможно никому из-за толстенных решёток на окнах. А для получения смертельной дозы достаточно единственного вдоха. И разработали всю эту прелесть наши (А вернее — хохлов и поляков!) друзья из ЦРУ.

Вот тут у бойцов, тех, кто работал с бронедверью, и возникли основные проблемы. А вернее — терзания. Моральные:

— Мы ясно слышали из-за двери крики и плач маленьких детей. Согласно вводной, у посла двое: девочка семи, и мальчик пяти лет. Затем крики боли перекрыл вой и ругательства на украинском и русском. Ругалась женщина, как мы поняли, их мать. Пыталась она, кажется, кому-то дозвониться, и через окно кричала, когда посол распахнул окно с бронестеклом. Затем всё стихло. — вижу, что Григорию тяжело всё это описывать, но тренер не спешит приходить ему на помощь. Ждёт, когда он закончит доклад. Гриша понимает это по нарочито спокойному взгляду тренера и молчанию. Вот и продолжает:

— В это время остальные члены группы закончили зачистку обеих уровней подвала, и произвели его минирование согласно полученной схеме. И поскольку все бойцы чётко соблюдали график, мы произвели отход команды из здания согласно графика. Погрузились в фургон. Закрыли за собой дверцы, подали условленный сигнал. Взрывы было слышно даже сквозь бронекузов.

Как происходил выезд и проезд до клуба спецмашины, знать не могу, но судя по тому, что остановки были только на перекрёстках, проблем не возникло.

А ещё б они возникли! Прошерстил я обеих серых костюмов. У второго, не нашего, нашёл и любопытные детали операции, которыми с ребятами, естественно, работнички АНБ не поделились. Так вот: едва фургон завернул за первый же угол, в неприметный узкий проезд, и притормозил, как опала с него, словно кожура с банана, первая оболочка. На которой имелись атрибуты и причиндалы польского посольства. И подобрали эти баннеры сразу несколько шустрых молодчиков в неприметных робах коммунальных работников. После чего спустили их, и сами слезли в открытый канализационный люк. И уж можете быть спокойны — ни одна видеокамера в округе не работала!

А когда фургон завернул за второй угол в новый переулочек — так и второй слой опал. И появился на свет самый обычный стандартный голубой спецфургон службы Мосгаза. А уж про то, что номера сменились, прожужжав барабанным механизмом, как на машине Джеймса Бонда, на самые обычные столичные — можно и не говорить…

А ещё головы моего подопечного полковника я аккуратно извлёк то, что ребятам никто, ясное дело, не сообщил. То, что произошло до проведения ими операции. Предысторию, так сказать, инцидента. Из-за которой всё выглядело как… Банальная месть!

Сегодня же, в десять часов утра, перед посольством Польши в Москве собралась весьма агрессивно настроенная толпа из чернорубашечников, вооружённая хохляцкими флагами, и транспарантами с надписями: «Степан Бандера — наш национальный герой!», «Бей поляков, приспешников Сталина!», «Руки прочь от нашей истории и страны!», «Позор полякам — …ополизам Путина!», и других в таком же духе.

Как ни странно, но на звонки из посольства а московскую полицию и обещания той немедленно разогнать несанкционированный провокационный митинг, хоть и отвечали, но никто из представителей официальных силовых структур на месте провокации так и не появился. А в вышедшего на крыльцо и попытавшегося вразумить разгорячённых молодчиков посла полетели тухлые яйца, помидоры, камни, оскорбления, и дымовые гранаты.

Когда мужчина скрылся за двери, гранаты со слезоточивым газом полетели и в здание. Но поскольку его стёкла оказались бронированными, нужного эффекта это не возымело. Однако у нападавших оказались и ручные гранатомёты с бронебойными снарядами — за полминуты оказались выбитыми девять окон. И гранаты со слезоточивым газом теперь залетали уже внутрь здания! А в его стены полетели бутылки с коктейлем Молотова… О том, что мобилы оказавшихся поблизости случайных свидетелей тоже не работали, как и стационарные уличные видеокамеры, и камеры посольства, можно и не упоминать.

Но едва вдали завыли сирены пожарных машин, толпа «протестующих» рассосалась, как по мановению волшебной палочки. (Тех ребят вывозили сразу на трёх машинах!)

И только когда все очаги возгорания оказались потушены, на месте «инцидента» появилась московская полиция.

Поскольку второй серый костюм имел непосредственное отношение к планированию и организации этого «инцидента», заодно, этак походя, узнал я, что имеется, оказывается, в столице помимо нашего Братства и другое, или даже — другие группировочки бойцов. Подготовленных, мотивированных, и ненавидящих тех, против кого их науськивают.

Что не радует.

Поскольку наверняка, значит, такие же «Братства» есть и в Питере, и в других крупных городах…

— Без нареканий, боец Григорий. Задание выполнено. Применение гранат считаю оправданным в данном случае. Приемлемо. Однако, — тренер считает нужным всё же как-то угомонить совесть особо чувствительных наших, которых явно смутила смерть невинных детей, — считаю необходимым сообщить вам, что мы информацию о некоторых аспектах вашего задания намеренно… исказили.

В частности, о том, что в газовых гранатах — боевой отравляющий газ. На самом деле там — просто очень сильное снотворное. Поэтому ни детям посла, ни ему самому, как и его жене, ничто не угрожает. Наше специализированное подразделение, замаскированное под работников морга, изымет их тела из морга, куда они, после констатации бригадами скорой помощи их смерти, будут доставлены. И наши врачи их реанимируют. С тем, чтоб в дальнейшем использовать их… так, как будет необходимо.

То есть — ваша совесть может на этот счёт быть абсолютно спокойна. В смерти невинных детей вас никто не обвинит. Насчёт же остальных — не принимайте их смерть близко к сердцу. Почти все они — сотрудники украинских силовых структур, спецслужб, или бойцы чёрных батальонов. То есть — профессиональные убийцы. Что же до того, почему мы вам этого не сообщили сразу…

Так было сделано в интересах операции. И для проверки, как вы будете действовать в реальных боевых условиях. Где всякие душевные «терзания», и сомнения в правильности и «порядочности» отданных вам приказов — недопустимы.

Вопросы?

Вопросов ни у кого не возникает, поскольку всех словно «отпустило». Вижу я, что никто из наших теперь практически не переживает и угрызениями совести больше не мучается. Успокоились и переглядываются — довольные и предвкушающие очередную «премию».

А зря успокоились и выбросили «проблему» из головы.

Потому что вижу я в мозгах второго серого костюма, что никакой в гранатах на самом деле не «усыпляющий газ». А самый что ни на есть — боевой. Смертельный. Но…

Но ведь не скажешь же бойцам, что тренер нагло «развёл» их, прогнав туфту!!!

И что мне теперь с этим делать?!

Как после такого оставаться в чёртовом Братстве?!

Тренер заканчивает:

— Раз вопросов нет, на сегодня наши занятия окончены. Тренировки не будет. Завтра — всё как обычно. Премиальные получите прямо сейчас, в обычном порядке.

 

Пока еду домой, чёртовы «премиальные» буквально жгут мне карман. Так бы и выкинул их тренеру в наглую брехливую рожу! Получается, это — плата за кровь!..

Невинных детей.

Но нельзя мне в действительности так вызывающе себя вести. Потому что тогда остальные поймут, что не так всё просто. Со мной. И с тренером!

Так что пришлось с улыбкой взять конверт, и даже буркнуть: «Спасибо!»

Дома мать удивлена:

— Ривкат?! Ты чего это сегодня так рано?

Ну, что врать, придумал давно:

— Сегодня у нашего тренера День Рождения. Поэтому он и отпустил всех пораньше.

— А-а, понятно. Ну ты как? Странный какой-то у тебя взгляд. Температура, что ли? — она кладёт мне на лоб свою прохладную руку. А лоб у меня, как мне кажется, и правда — пылает! Но мать говорит:

— Вроде, нет. Ладно. Есть будешь?

— Буду. — как ни странно, но отличный гуляш, которым сегодня нас накормила Раиса Халиловна, (майор АНБ, незамужем, сорока девяти лет, как выяснил я только сегодня) куда-то рассосался из моего желудка. Хотя, вроде, особо напрягаться не пришлось.

— Ну тогда мой руки, переодевайся. — вижу, что мать не ждала меня так рано, и сейчас смущена, что ей, похоже, придётся укладывать нижнее бельё в сумку при мне.

Говорю:

— Я поужинаю, помоюсь, и пойду к себе. Раз уж так получилось, хоть лягу пораньше. Может, отдохну. Устал я как-то за последнее время…

— Да, оно и видно. А сегодня ты какой-то вообще… Будто на тебе лица нет! Да и мешки под глазами… Ну ладно, отдохнуть и правда, наверное, надо. — вижу её беспокойство за меня, а с другой стороны — облегчение, — Я тебе там продуктов подкупила: пельмешек, котлет, салатов… Ну и всего такого. Как-нибудь потом посмотришь, может, ещё чего захочешь, а я подкуплю. Время до моего отъезда ещё есть.

— Ага. Не парься. Если что — я и сам подкуплю. Уж голодный сидеть не буду!

Мать только дёргает плечом:

— Да, вроде, и так — не должен!

 

Ужин проходит спокойно.

Мать рассказывает мне сплетни про наши вчерашние «бурные» события, в-смысле, про то, что она о вечернем происшествии с Витьком выяснила как раз у тёти Кати и бабы Светы, обсуждавшей «жуткое несчастье» внизу, у входа в наш подъезд.

Кое-что, конечно, соответствует. Но многое — нет. Но не мне её поправлять — поскольку я-то целый день дома не был, уж точно — знать ничего не должен!

Поэтому с умно-сосредоточенным видом жую, и иногда киваю, а иногда цокаю языком:

— Да ты что?! Неужели — хотел представить как несчастный случай?! Вот гад!

Помывшись, захожу к себе в комнату. Оглядываю её таким взглядом, будто впервые вижу. А ведь теперь, похоже, мне придётся много времени тут проводить.

Потому что не чувствую я себя способным снова смотреть в подлые глаза тренера после того, как он нашим — так нагло!.. Про смерть детей. Да и не только об этом.

Что же — мимо сознания ребят прошло, абсолютно ничего там не отложив, и то, что пять секретарш, и две поварихи были — из местных, москвички, ни малейшего отношения к «чернорубашечным батальонам» не имевшим?! Или они…

Просто воспользовались случаем скинуть эту заботу с плеч долой, и не задумываться?! Радуясь, какие они «крутые» и «профессиональные» бойцы?! Отыгравшиеся наконец за все провокации со стороны наглых хохлов по отношению к нашей стране…

Значит, уж по-крайней мере для меня — прощай, Братство?..

Ложусь на кровать, даже не раздевшись и не сняв покрывало. Закидываю руки за голову. На себя — злюсь. Мне и стыдно, и мерзко. Вот так, с помощью пряника в виде «премиальных», и наглой лжи о том, что «дети не погибли!», и воспитываются из самых обычных «обделённых» школьников и подростков — наглые и тупые боевики! Которым плевать на чужие жизни и совесть!

И как это мне удалось хоть чуть-чуть подняться над этим уровнем, чтоб по-иному взглянуть на всё это, и заново оценить то, что делаем?..

Не-ет, из Братства-то я точно — !..

Жаль только Цезаря и Влада. Они-то уже наверняка начали понимать, и осознавать, что к чему. И кого из нас хотят сделать.

И жутко этого боятся.

А поскольку не имеют тех возможностей и способностей, что теперь «прорезались» у меня, жутко во всём сомневаются. Может…

Встретиться с ними?

Да и рассказать?

Хм-м…

А можно, вроде. Раз я в Братство больше — ни ногой, самый подходящий момент. Да и время есть. Ведь ещё рано: восьми нет. И идти до нашей будки недалеко. Позвоню.

Едва встал с кровати, вдруг чувствую жуткое сотрясение и колебание дома, буквально от крыши до фундамента! Землетрясение?!

Но додумать мысль о том, что здесь, на равнине, оно невозможно, не успеваю.

Потому что вдруг обрушивается с диким грохотом на меня сверху перекрытие потолка, вбивая меня в мой половичок, а затем чудовищная масса кровли, потолка, стен и перекрытий, проламывая полы, несётся куда-то в подвал, в чудовищном гуле и клубах пыли. Больно — очень, очень больно! Но даже нет сил открыть рот, чтоб завопить: придавило, смяло, размазало!..

И успеваю я подумать только о том, что вероятней всего это — мощный воздушный ядерный взрыв.

Или, скорее, водородный.

И, следовательно, не помогла наша чёртова хвалёная ПВО!..

В голове ревёт Ниагарой жуткий грохот, и перед глазами всё темнеет.

И я, а, вернее, крохотный угасающий осколок моего сознания, проваливается в бездонную багрово-чёрную гудящую бездну…

 

Сознание возвращается рывком.

Вот, только что не было меня — и нате: я возник!..

Не открывая ещё глаз, думаю, что всё, вроде, так же, как на Миссиях. Лежу потому что я, голый, на чём-то жёстком, а вокруг тепло.

Помня по многочисленным прецедентам, что особо разлёживаться — себе дороже, распахиваю глаза, и вскакиваю на ноги, в полной боеготовности, и приняв стойку.

Но то, что вижу, заставляет опустить руки со сжатыми кулаками, и пройти вперёд. К табурету, стоящему перед простым белым столом. За которым сидит он.

Тренер.

Он говорит:

— Присаживайся, Ривкат. Боец Ривкат. — и тон у него, как ни странно, вполне дружелюбный. Что напрягает — такого за тренером отродясь не водилось!

Смысла ломать из себя гордеца, или принципиального, не вижу. Все козыри наверняка в руках моего визави. Поэтому молча сажусь. Тренер говорит:

— Ты в последнее время быстро развиваешься.И наверняка уже многое, если не всё, понял. И про наше так называемое «Братство», и про его спонсоров, и про его настоящих Хозяев. И ты уверен, что я — не человек.

Не вижу смысла отрицать очевидные факты. Говорю:

— Да. Я действительно понял это, когда увидел экран, блокирующий вашу мозговую деятельность.

— Всё верно. Теперь, — он выделяет тоном это слово, — тывидишь и понимаешь и это, и многое другое. Поэтому и я не вижу смысла тянуть.

Пора нам и познакомиться нормально. Сейчас перед тобой, естественно, только мой аватар — я предпочитаю называть его понятным тебе словом, хотя это слишком узкое понятие для обозначения всех возможностей этого тела. Моё настоящее имя — Ну-ск. Именно так: Ну-ск. Запоминай, и старайся выговаривать это, и другие имена наших представителей здесь — правильно. Потому что коверкание звукосочетания, обозначающего личность, считается среди Дзоров оскорблением.

Попробуй выговорить.

Пробую:

— Нуск.

— Нет. Именно, как я произношу: Ну-ск. Словно слово разделено на два слога.

— Ну-ск.

— Лучше. Почти правильно. Продолжим. Как ты уже, наверное, догадался, там, на планете, сейчас закончился обмен ядерными ударами между супердержавами: Россией, США и Китаем. Естественно, в первую очередь были уничтожены стратегические военные объекты и города с самой большой численностью населения. То есть — столицы.

Военные действия, вероятно, ещё некоторое время будут вестись, поскольку сохранились кое-какие секретные и временно уцелевшие военные базы, подводные лодки, и центры управления спутниками с оружием на борту. Однако общий итог противостояния однозначен: те люди, кто не будет непосредственно уничтожен в первые несколько дней или недель, всё равно погибнут в течении ближайших лет, или даже десятков лет, с учётом даже тех запасов, которыми оснащены правительственные и частные бункеры.

И ваша нынешняя цивилизация исчезнет. Как и большая часть наземной фауны и флоры.

Излишне напоминать тебе, что в том числе и вашими, то есть — Братства! — усилиями и действиями это достаточно длительное вооружённое противостояние сверхдержав перешло наконец в активную фазу. То есть — открытый обмен ядерными ударами. В данном случае именно ваша последняя акция явилась, образно говоря, соломинкой, переломившей позвоночник верблюда.

Поскольку и сам отлично понимаю это, просто спрашиваю, заставляя себя хотя бы внешне соблюдать спокойствие (Удаётся плохо!):

— А какое право вы имели провоцировать и вызывать глобальную войну на нашей планете?

— Вашей она является в той же степени, как и лаборатория, где содержат и тестируют крыс — собственность этих лабораторных крыс. Так что вопрос не по существу.

Мограю. Но понимаю, что ему-то — виднее. Спрашиваю по-другому:

— Тогда — зачем? То есть — зачем вам это было надо?

— Мы получили все результаты, которые намеревались получить. И даже больше. Но данный Этап чересчур долго не переходил в свой логический финал. Которым традиционно заканчиваются стадии максимального развития техники и технологий.

И нам пришлось немного вас подтолкнуть.

— В-смысле — «логический финал»?! И — какой «Этап»?

— Ну, правильней, конечно, назвать его для тебя — Цикл. Очередной Цикл развития и становления так называемой «гуманоидной» Цивилизации.

Естественно — не первый. А просто — один из!..

— И сколько таких… Этапов было всего?.. — чувствую, что кулаки невольно сами собой сжимаются, и я уже прикидываю, как бы мне трахнуть моего «любимого» тренера табуретом по голове! Но табурет оказывается привинчен, или приварен к полу.

— Я понимаю, что тебя это не может не нервировать. А именно — узнать тот факт, что вы — никакой не продукт «естественной и длительной эволюции», и наследники позвоночных, выбравшихся из моря — на сушу. И якобы «хозяева» своей планеты. А просто искусственно созданные, пусть и с применением генного материала аборигенов, выведенные в наших специализированных лабораториях искусственно, существа.

Предназначенные лишь для одной цели — а именно, продемонстрировать возможные пути, и варианты развития социума, вооружённого так называемой «наукой». Или — религией. Или — тем или иным способом правления, производства продуктов, или главенства того или иного пола. Различных «вводных» мы закладывали много.

И, отвечая на твой вопрос: при нас было четырнадцать Этапов. Или — Циклов.

— Так эти… Этапы — были и до вас?!

— Да. До Дзоров вашей планетой владела, если это слово подходит, раса Т,Хар.

— И вы их — !..

— Верно. Мы их уничтожили. И вообще: должен тебе сообщить неприятнейшую для тебя новость: в космосе, или Вселенной, если тебе так угодно, не существует никакого «мирного сотрудничества», или даже «взаимопонимания» между господствующими расами. Только — вооружённый нейтралитет, и чёткое соблюдение установленных в глубокой древности границ! Даже Т,Хар мы уничтожили только после переговоров, с согласия всех остальных девяти главенствующих Рас. Они тоже единодушно признали Т,Хар — преступниками и агрессорами. Опасными для остальных Рас.

Что же до появления на межгалактической арене новых высокоразвитых Рас — это нонсенс. Мы тщательно контролируем развитие молодых цивилизаций в своих Секторах. Чтоб прервать его в опасный момент. Проще говоря — мы не допускаем выхода в космос, и становления никаких новых конкурентов. Ресурсов Вселенной едва хватает и на нас! Поскольку даже с учётом ещё неоткрытых Миров и освоения ресурсов их планет, всё жёстко просчитано и спланировано. Мы должны и наращивать промышленный потенциал, и кормить растущее население.

— Значит, у человечества…

— Совершенно верно. Стать полноправным членом Сообщества вам в любом случае не светило. Тем более — что вы — ис-раса.

— Как?

— Искусственная раса. Продукт изощрённой генной инженерии, если говорить в понятных тебе терминах. Вы же не включаете в Правительство клонов того или иного человека? И лабораторные крысы у вас не занимают должностей Директоров научно-исследовательских институтов. Мысль понятна?

— Да.

— Отлично. Теперь о насущных проблемах.

Как ты уже понял, у каждого из вас, членов «Братства», есть клоны. И мы неспроста создали их.

Ваши клоны в комплекте с вашим «подправленным» сознанием, — он указывает пальцем мне на лоб, — представляют для нас определённую ценность. Как и клоны многих из живущих — извини: живших! — на поверхности вашей планеты. Именно поэтому мы и сохраняем здесь, на Станции, таких, могущих: во-первых, быть полезными, как материал для восстановления минимальной численности человечества. С тем, чтоб мы снова могли заселить вами восстановившуюся и обеззаразившуюся поверхность Земли.

А во-вторых — для Миссий. То есть — для тех работ, которыми нам самим заниматься, в силу тех, или иных, причин, невозможно. Или запрещено. Законами Содружества.

— То есть мы все сейчас… Будем работать наёмниками? Бойцами? Карателями?

— В том числе, возможно, и ими. Задания распределяются с учётом индивидуальных способностей и возможностей каждого конкретного… Бойца.

— А если я, скажем, надумаю отказаться?

— Имеешь полное право. Но!

В таком случае содержание клонов твоей матери и её нового… Партнёра станет для нас бессмысленным. И они, как и ты, и все твои запасные клоны, будут уничтожены.

Вот это новость!!!

А я-то уже как-то… Смирился с мыслью о том, что мать, да и вообще — все, погибли! А они, значит, и — её, и Сергея Николаевича…

Предусмотрительно. И очень… Умно. (Похоже, методика контроля «наёмников» давно и тщательно отработана! И практика подтвердила её действенность. Да оно и понятно.)

Имея на руках такие козыри, можно из меня верёвки вить!

— Как вам удалось… Сохранить мою мать?

— Стандартно. Ей, как и всем остальным родным и близким членов вашего Братства, как и самим членам, естественно, были вживлены импланты. Кстати, ваши с Владимиром и Александром догадки о их подлинном назначении оказались верными лишь частично. Да, мы, разумеется, можем прослушивать, или убить, любого, в ком сидит такой имплант. Но!

Основное его назначение всё же — считывать онлайн, и по постоянно поддерживаемому каналу переправлять в Хранилище информацию о текущем состоянии вашего сознания. Чтоб при вот таком, например, случае, или — для очередной Миссии, мы могли мгновенно «вселить» матрицу такого сознания — в очередной дежурный клон тела.

Заставляю себя убрать руку от затылка. Вот оно, значит, как. Просто и логично.

Все наши жалкие и наивные попытки соблюсти конспирацию потерпели полное фиаско. И наверняка заставили чёртовых Дзоров от души посмеяться… И те Миры, которые нам давали — вероятно, были не только проверкой, но и — реальными заданиями?..

— Верно. — не очень-то я и удивился, поняв, что этот Ну-ск запросто читает мои мысли. Это было вполне ожидаемо, — В частности, за те Миссии, что ты провёл на Нандире (Ну, это планетоид с осами!), и на Юж-кан, (Это Мир с наружным щитом-экраном.) тебе на счёт в Центральном Банке перечислены деньги. В стандартных галактических денежных единицах. И хватит их, к примеру, на безбедное и комфортное существование тебя, твоей матери, и её «друга» минимум на пять-шесть лет. Кстати: не хочешь ли с ней поговорить? Прежде, чем принять окончательное решение?

Вот гад. Без ножа режет. И знает ведь, что некуда мне теперь деваться! И видит, сволочь, меня насквозь!!! Не соврёшь и не сфинтишь…

Заставляю себя расслабиться. И успокоиться. Душащая меня злость и адреналин — плохие советчики. А здесь грубой силой явно ничего не сделаешь!..

— Да, хочу.

— Развернись. Соединяем.

Разворачиваюсь к белой стене, находящейся у меня за спиной, из неё как раз вылезает экран — чертовски похожий на самый банальный плоский телевизор. Или его таким сделали, чтоб мне было комфортней, и привычней?..

Экран вспыхивает, на нём — большая белая комната.

В углу — большая двуспальная кровать, на ней сидит мать, а по комнате, нервно пожимая плечами, и явно ругаясь, ходит мужчина. Сергей Николаевич.

Как ни странно — оба одеты. Мать — в то, что было на ней, когда…

Едва, как понял, возник и у них из стены экран, мать вскакивает и подбегает: увидела меня. Я пытаюсь прикрыть наготу рукой. Тут же в углу телевизора возникает, как при связи через скайп, картинка с изображением меня — порядок, до пояса! Мать кричит:

— Ривкат! Это ты?!

Тороплюсь уверить её, что всё в порядке, и это действительно я. В горле стоит омерзительный комок, но заставляю себя говорить почти беззаботно. И — так, как всегда.

— Что произошло?! Как мы с Сергеем… Сергеем Николаевичем попали сюда?!

Не вижу смысла ходить вокруг да около. Мать — поймёт. Реалистка же!

— Ма. Случилось самое страшное. Наша Москва уничтожена. США взорвали над ней бомбу. И сбросили на всю нашу страну очень много бомб. Ну, и наши в долгу не остались. Разбомбили чёртову Америку. Да ты, наверное, догадалась и сама. Ведь чувствовала, как дом рушится от ударной волны?

— Ну… — она заламывает руки, в глазах слёзы, — Да… Но я… Боялась поверить. Да и как в такое — поверить?! — сзади в это время подходит Сергей Николаевич, и подслеповато морщась — похоже, очки он потерял! — становится чуть позади матери. Смотрит на меня.

— Твоя правда, ма, — невольно криво усмехаюсь, — Поверить трудно. Но — надо. Потому что у всех нас, спасённых, теперь особая миссия.

— А как же это нас — спасли? И — кто?!

Указываю рукой себе за спину, где в углу экрана за моей спиной так и маячит фигура тренера:

— Они. Они, цивилизация инопланетных наблюдателей.Спасли тех, кого смогли. Кого успели. Перенеся сюда, на свою космическую Станцию. Выживших спасённых не так много, но для того, что нам придётся сделать — достаточно. Нам повезло. Но и ответственность на нас лежит — чудовищная. Потому что именно нам, горстке спасшихся, предстоит снова возродить погибшее там, на поверхности, человечество!

— Погоди, Ривкат… Что ты такое говоришь, я ничего не поняла… Какое — человечество? На какой ещё — Станции?!..

По глазам Сергея Николаевича вижу, что он уже всё понял. Посуровел, подобрался. Ну правильно — мужик же! Но для матери пришлось всё повторить. Уже «разжёвывая».

После неизбежных слёз и заламывания рук, когда мать развернулась лицом к тому, кто сейчас в непосредственной близости, кинулась на грудь, и улила бедному «партнёру» всю рубаху слезами, обращаюсь непосредственно к Сергею Николаевичу:

— Сергей Николаевич. Я знаю, что на вас можно положиться. Просьба. Поддержите её, как сможете. И не бросайте!

— Да, Ривкат. Я… Постараюсь. А насчёт бросить… Нет. Я… Не брошу её ни за что! Но… Мы и не можем из этой комнаты выйти: тут нет дверей! Только — в туалет и ванную!

— Ну, я уверен, это временно. — соображаю, что бы сказать правдоподобного, быстро, — Пока вам не сделают, ну, там, все необходимые прививки. И не пройдёт карантин, и всё такое, — поворачиваюсь к тренеру, так до сих пор ни слова и не сказавшему, он спокойно кивает. — А потом вам дадут возможность общаться с остальными спасёнными! Вы уж потерпите!

— А-а, понятно. Хорошо. Хорошо.

— Ну и отлично. Скоро вас накормят, и с развлечениями что-нибудь придумают… А пока — отдыхайте. Спите, лежите. Ну а я позвоню ещё, как освобожусь. Хорошо?

— Хорошо, Ривкат.

Теперь и мать оборачивается, оторвавшись от груди «надежды и опоры». Говорит, сквозь слёзы:

— Ривкат! Береги себя!

— Ага. Постараюсь. Вы тоже! Ну, счастливо! — машу рукой, экран тут же гаснет, телевизор бесследно исчезает в стене, словно его и не было! Одновременно исчезает и моя улыбка, которую никогда ещё не было так сложно удерживать…

Тренер говорит:

— Не могу не подивиться твоей выдержке. И рационализму. Разумеется, карантин необходим. Как и прививки. И встретиться с остальными спасшимися они смогут через примерно неделю. Мы предоставим вам всем возможность встречаться в большом ангаре — там достаточно места для всех. Естественно, ночевать твои будут приходить в свою каюту.

И вот ещё что. К сожалению, репродуктивная функция у этого… Сергея Николаевича, утрачена. Ты хотел бы, чтобы наши врачи её восстановили?

Чёрт. Хотел бы я?! Хм-м… Впрочем, поскольку я уже так и так свыкся с мыслью, что будут они заниматься любовью на своём чёртовом курорте, почему бы и не…

Но всё равно: представлять, как этот старый …рен будет — мою мать?! Блинн…

— Не такой уж он старый. Мы проведём курс гормональной коррекции организма Сергея Николаевича, и, разумеется, и твоей матери. Все утраченные или ослабленные функции будут восстановлены. Эти двое будут выглядеть, и чувствовать себя, как особи приблизительно тридцати — тридцати двух лет. Устроит это тебя?

— Да. Да. Устроит. Вы вычтете за это из… Моего жалования?

— Нет. Из твоего жалования мы будем высчитывать только на твоё и их питание. Все действия по адаптации, вакцинации, и так далее, обеспечивающие нормальную репродукцию вашего вида — за наш счёт. То есть, говоря твоими словами — финансирование этого проекта — за счёт работодателей.

Впечатлил он меня.

С одной стороны — унизительно узнать, что мы — лишь продукт, произведённый для глобального планетарного социологического эксперимента.

А с другой — приятно, что о нас реально… Заботятся!

Пусть это выглядит и цинично, и прагматично, но…

Смириться, в-принципе, можно.

Предыдущие же четырнадцать генераций — смирялись же!..

22. Покупка

Короче: купил он меня.

И сам сейчас это видит. И чувствует.

Ну и ладно. Жаль только всех наших остальных… Сограждан.

Сволочи Америкосы!!!

Впрочем, разве я сам — не поучаствовал в разжигании их злости, и…

Но всё-таки я рад — что хотя бы никто из ребят, и их родных-близких, не погиб. Может, когда и свидимся…

— Увидеться с любым человеком из членов Братства ты можешь в любой момент. Достаточно сказать об этом вслух, и твой Оператор соединит тебя!

— Спасибо. Понял. Но… Лучше, всё-таки, попозже. А сейчас…

— А сейчас, боец Ривкат, вам лучше сделать то, что вы и намеревались сделать, когда взрыв убил ваше «оригинальное» тело. То есть — лечь спать. Выспаться и отдохнуть вам сегодня точно — не помешает! Да и, как говорят русские — утро вечера мудренее!

— Точно. Точно.

— Что ж. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи!

Тренер медленно тает в воздухе, и понимаю я, что это была лишь голограмма — подстраховались, гады… Но и правильно: не у всех наших такие крепкие нервы, как у меня! Кто-то мог бы и захотеть прислать. Табуреткой. Или уж — ногой!

Но…

Чувствую, что хоть и, вроде, мылся, но «расслабление», на уровне рефлексов возникающее после «водных процедур», не помешает… Говорю, обращаясь к потолку:

— Оператор! Мне бы хотелось принять душ. И лечь спать.

И сразу, как по мановению волшебной палочки, в стене возникает дверь. Открываю. Ванная! Да какая шикарная! Целый бассейн! Плавать можно! А здесь — туалет! А в дальней стене — ещё дверь. Спальня. С огромной — хоть девочек води! — кроватью!

Ох-хо-хонюшки…

Надо мыться. И выспаться.

А потом — и приниматься за работу!