Дары Данаи

Повесть из сборника «Запрещённая фантастика – 3»

Все имена, названия и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.

 

Два мордоворота, пытавшихся отобрать их с бабушкой тачку, получили по заслугам – и слава Богу, а то Джонни уж было подумал, что плохие дяди и противные межпланетные монстры бывают наказаны только в кино. А так называемого «добра» и вообще не существует!..

Крохотная долька мстительного удовлетворения, которое возникло у Джонни, когда один из амбалов, разбивший монтировкой боковое стекло запертой дверцы их машины, отпер замок и выдернул бабулю из-за руля, точно пушинку, а она успела-таки закинуть ключ зажигания в придорожные кусты, быстро сменился отчаянием и дикой злостью: второй качок, злобно зарычав и грязно выругавшись, так въехал бабушке под дых, что никакой Тайсон не повторил бы! Бабуля, мужественно сдерживая стон, (Джонни понимал – чтоб не испугать его, малыша!) и держась за живот, повалилась на бок, и её вырвало.

Но первый громила оказался тварью ещё почище! Он пнул бабулю в тощий зад, ещё и обозвав старой шлюхой!

И вот шестилетний Джонни, выскочивший из машины, и попробовавший было ударить мерзко ржущего, словно спятивший от марихуаны конь, скота ногой в пах, как это делал на занятиях по каратэ, и чуть-чуть промахнувшийся, (А точнее – реакция у качка оказалась на уровне, и он успел увернуться!) получил и сам. И куда конкретней!

Поэтому и сидел сейчас в пыли, ощущая, как переворачивает кишки от пинка крепким ботинком, и прижимаясь к костлявому боку уже севшей бабули, лицо которой до сих пор шло красными пятнами. При этом Джонни громко рыдал, уже не стесняясь этого, и выкрикивая проклятья и ругательства, хотя ему это и запрещалось. А ещё он тщетно пытался одной трясущейся рукой приладить обратно почти оторванное ухо, ощущая, как ручеёк тёплой алой крови стекает по шее, а другой рукой иногда трогал пылающую и уже опухшую от здоровенной оплеухи так, что заплыл глаз, щёку – «добавка на память», как назвал это качок.

Джонни был уверен: сотни глаз, причём – глаз вполне себе крепких и сильных мужчин в том числе, видели то, что происходило – не могли не видеть! Однако ни один из сволочей, сидящих запершись за рулём или в салонах других автомобилей, громко гудящих, рычащих моторами, и тщетно пытающихся продвинуться вперёд хоть на миллиметр, не вылезла, чтоб утихомирить озверевших придурков, машина которых сломалась, и которые хотели просто отобрать её у бабушки Рэйчел. «По праву сильного». Правда, вот воспользоваться всё равно не смогли.

Однако эта мысль утешала слабо, пока Джонни не увидал, как громилы, вооружившись цепью и монтировкой, собираются попытаться остановить более подходящий, и показавшийся им перспективным, транспорт «на ходу». То есть – быстро двигавшийся по полосе земли за обочиной и громко тарахтящий Харлей-Дэвидсон.

А ещё не думал он, что его пожелание мерзавцам бандитам сдохнуть, как бездомным собакам, в канаве, за которое он схлопотал ещё и пинок по крохотной заднице от второго козла, с комментарием: «вот ведь настырный щенок!», исполнится столь быстро.

Да ещё так, будто те, кто его осуществил, сделали это очень легко. И буквально – походя.

 

Джордан не обольщался: увидев, что на перехват из-за старого Доджа-пикапа вышли два мордоворота с ужимками и рожами громил-охранников второсортных ночных клубов, и вооружённых традиционным оружием Гарлема и его окрестностей, приказал Аманде сразу стрелять. И постарался и сам не отстать.

Прицельно вести огонь с левой получалось похуже, чем с двух, как он привык, да и тряска от кочек мешала, но за те пятнадцать шагов, что их разделяли, в цель (Весьма большую, надо признать – промазать было трудно!) попали и он, и Аманда.

Качки остались материться и вопить, (Ну, это в начале!) а затем и стонать и хрипеть (А это – через уже пару секунд!) в лужах своей же крови. Автомобильная, воняющая бензином и горелым маслом змея, закоптившее августовское небо так, что чёрное марево над дорогой уже не мог развеять никакой ветерок, и вонючая полумгла окутывала пространство вдоль шоссе на многие мили, не сдвинулась ни на миллиметр. А к упавшим раненным, или уже мёртвым, из-за рулей застывших в многокилометровой пробке машин, не вылезла ни одна трусливая тварь. Впрочем, возможно те, кто сидел сейчас в салонах уткнувшихся капотами в бамперы впередистоящих машин, считали, что отморозки получили по заслугам: Джордан мельком увидел и отложил в памяти сидящих в пыли на обочине прижавшихся друг к другу сухонькую благообразную старушку и настороженно глядящего на них с Амандой мальчика, в джинсовой рубашке, залитой кровью.

Но спасать кого бы то ни было кроме самих себя в планы Джордана не входило.

Мотоцикл «рассадить» больше никого не позволяет – не то, что автомобили, в иных из которых, как они видели, набилось по десять-двенадцать человек, взрослых и детей, сейчас тоскливыми взглядами провожающих их мотоцикл.

Так что Джордан не стал даже сбавлять скорость, а только проорал через плечо:

– Патроны остались?

– Только один!

– Понял. Ладно, перезарядишь потом – останавливаться опасно. У меня в Магнуме ещё три. Плюс пять запасных обойм. Как-нибудь прорвёмся.

Аманда не ответила, но он почувствовал, как её дрожащая левая рука плотнее охватила ледяными пальчиками его живот там, под старой кожанкой, а тёплая упругая грудь сильнее прижалась к спине.

А молодец она у него. Не канючила и не задвигала чуши типа: «Нельзя стрелять в живых людей! Они, хоть и скоты, но – тоже люди!..»

И стреляла – он видел! – не вверх или в стороны. А целилась в грудь!

Умная. Решительная. Мужественная.

И, главное – красивая!

Да, от неё он – хотел бы детей!

А, похоже, если Правительство упустит, вот как сейчас, вожжи из рук, и полностью утратит контроль над ситуацией, скоро у них в стране всё снова будет как во времена покорения первопоселенцами Дикого Запада: выживут сильнейшие, и…

Плодящиеся!

 

Это ощущение он запомнил на всю жизнь.

Тягостное и жуткое осознание грядущей потери. И своей полной беспомощности.

Кристально ясное понимание того, что ни он, ни кто-нибудь другой, ничего не может сделать. И остаётся только смотреть.

Смотреть, как мучительно и неотвратимо умирает отец.

Узкая железная койка – казённая. В плохо оборудованной временной палате с плохо выбеленным потолком, и стенами, кое-как наспех покрашенными до середины отвратительной коричневой краской, в которую превратили класс полуразрушенной школы, отобранной Штабом сто двадцать восьмого пехотного полка у префектуры города Миёси под походный госпиталь. И куда сейчас кое-как втиснуты ещё двадцать таких же казённых коек. И на каждой – больной.

Если только больным можно назвать человека, которого убили. Или убивают – медленной, неизлечимой, и отвратительно проявляющейся болезнью.

Как она называется, он узнал только через несколько лет – лучевая.

А тогда, пятилетним мальчишкой, он мог только стоять, вцепившись в худую и чуть подрагивавшую руку матери, и ощущать, как сжавшийся в маленький куцый мешочек желудок терзают мучительные спазмы голода. Но ещё более страшные муки терзают душу: при нём за пять прошедших с того момента, как отца перевели сюда, суток, уже умерло трое больных той же болезнью, что и отец, пациентов.

И тело их тоже покрывали открытые и сочащиеся гноем и лимфой, язвы. И дико и отвратительно выглядящими проплешинами краснели непокрытые бинтами участки тела, откуда кожа просто отвалилась. Потому что воздействие радиационных ожогов оказалось слишком уж сильным. Из-за того, что несчастные находились слишком близко к эпицентру. И туча радиации прошла прямо над ними, выплюнув из своего грозно клубящегося нутра то, что и убило, или убивало вот сейчас, всех пациентов полевого госпиталя в девяноста километрах к северо-востоку от Нагасаки: радиоактивную пыль.

И нет от неё, и дьявольской болезни, которую она вызывает, спасенья: никто ведь тогда не знал, что её нужно как можно быстрее смывать… А дышать заражённым воздухом – только в противогазах.

Потому что никто и не догадывался – да и не мог догадаться. Что самая обычная пыль, и воздух, сквозь который она прошла, могут нести смерть.

Это уже только потом разработали и стали применять во время учений, испытаний, аварий, как на Чернобыле и Фукусиме, разнообразные реагенты, помогающие побыстрее смывать всё, что выпало оттуда – с неба. С неба, куда оно всё попало с огромным грибом испарённой стомиллионной температурой эпицентра землёй. И надёжно работающие и недорогие противогазы.

Хиросима. Нагасаки.

Отец там никогда не был. В командировку его послали в Миёси – заказать для завода, где он тогда работал, нестандартные коробки передач. Чертежи вёз с собой. Отец тогда, как и вся Япония, работал на оборонном предприятии. Собирал грузовики-тягачи для армии. Вот для особо мощного тягача, что должен был тянуть на прицепе гаубицу-стодвадцатку, эта новая коробка и была нужна.

А попал под радиационное облако отец уже вечером девятого августа, после того, как сбросили «Толстяка». За два часа оно дошло до Миёси. Где и выпало равнодушным серым дождём, встретившись там, наверху, с прохладным ночным ветерком с гор Тю.

И то, что сейчас рядом с отцом на стандартных узких койках с жёсткими железными пружинами и тощими матрацами из полусгнившего войлока или сбившейся в колтуны ваты лежат и умирают, или уже умерли, рабочие с этого самого завода, а более шестидесяти тысяч умерло на месте, в самом городе, облегчения маленькому Хидеки Омуро не приносило. Да и не могло принести: осознание того, что что-то делать – играть, учиться, работать, и даже умирать, всем вместе – как-то подсознательно легче, тогда ещё не вошло прочно в его суть, его душу и мозг.

Такое осознание – достояние как раз довоенной и послевоенной Японии. Страны восходящего солнца. Где каждый человек – лишь жалкий червяк, готовый пожертвовать свою жизнь, как настоящий камикадзе – во благо Императора. И Отчизны.

Или – винтик. Как стало позже, гораздо позже.

Винтик, готовый положить все силы, тела и разума, да и самоё жизнь – на благо Хозяина. Давшего эту работу ничтожному винтику. Машине. Механизму с отличной производительностью труда. Приходящему за час до начала работы. И уходящему позже – на два. Чтоб «наработать» побольше. И не выглядеть отлынивающим, ленивым и равнодушным к порученному делу. Отвратительным отщепенцем, презирающим традиции и устои.

Изгоем.

То есть – нелюдем, недостойным уважения в глазах и людей, и корпорации, или фирмы. Давшей среднестатистическому патриотично настроенному и воспитанному в духе заветов предков, рождённому после Второй Мировой, японцу – главное. Работу.

Престижную. Достойную. Или хотя бы – стабильную.

Которая позволяет занимать достойное место в социуме.  И не остаться голодным.

Тебе, винтику. И твоей семье.

Но вот семьи у маленького Хидеки очень быстро не стало.

Потому что не прошло и месяца после того, как они с матерью выслушали вердикт прибежавшего на истошные вопли матери сухонького старичка-доктора, посмотревшего на расширившиеся во всю радужку чёрные зрачки переставшего стонать и дышать отца, и тщетно попытавшегося найти пульс, как матери тоже не стало. Она умерла, как это стали называть позднее – от инфаркта. А у простого люда лежащей в руинах и грязи, с безжалостно и неумолимо растоптанными кованными сапогами армии США гордостью, и оказавшегося ложным самоосознанием того, что они живут великой и сплочённой нацией в замечательной, и лучшей в мире, стране – Японии, это тогда называлось куда проще: от того, что разорвалось в груди сердце!

Именно тогда, когда Хидеки стоял у тела матери, в ногах, сжав крохотные слабые кулачки так, что побелели костяшки пальцев, и глядел, глядел на её худые, измождённые и жилистые руки, и неправдоподобно тонкие, полупрозрачные от недоедания, ступни, чуть просматривавшиеся сквозь ветхую материю савана, а вовсе не тогда, когда, словно застывший чурбан смотрел, как она рыдает без слёз – слёзы уже не текли! – над телом выдохнувшего в последний раз с хрипом и кровью, испачкавшей и без того покрытую засохшими пятнами рвоты и этой самой крови, серую подушку, отца, ему и пришло в голову это.

А затем и засело там крепко-накрепко: он должен отомстить.

И отомстить не каким-то там солдатам-оккупантам. Которых расквартировали по городам и городишкам, и которые слонялись, изнывая от безделья и вседозволенности. И гнусно ржали, когда крушили лавки почтенных и уважаемых людей, плевали в побеждённых, и избивали беззащитных стариков и инвалидов, осмеливавшихся протестовать, когда несколько здоровенных жеребцов деловито и методично насиловали их дочерей, внучек и жён, подходя к делу весьма придирчиво: лишь тех, что «посимпатичней»!..

Нет, он хотел отомстить в первую очередь тем гнусным тварям, что, сидя в безопасности в уютных кондиционированных кабинетах в нетронутых бомбёжками и артобстрелами городах, где полно развлечений, неоновой рекламы и вкусной жратвы, и где не знают, что такое маскировка от ночных налётов армад бомбардировщиков Б-29, летящих в стратосфере и потому недоступных зенитной артиллерии, и никогда не испытывали того щемящего чувства, что возникает, когда вернувшись из бомбоубежища, обнаруживаешь, что твой дом превратился в груду дымящихся обломков, приказали этим жеребцам вторгнуться на священную землю их страны. И опоганить её.

И втоптать железными подковками тяжёлых армейских сапог в сознание побеждённого и поверженного ниц народа, всей японской нации, что они – ничтожества. Люди второго – нет, второго тогда, до Мартина Лютера Кинга, были негры! – третьего сорта! Желтомазые обезьяны. Годные лишь на то, чтобы пресмыкаться в пыли, моля о пощаде, и подставляя шею под тот самый кованный сапог дяди Сэма. Сапог сорок пятого размера.

Именно тогда, глядя на тело матери перед сожжением, почти не ощущая, как крепко, до боли, сжимает его худенькое плечо единственный оставшийся у него родственник, шестидесятитрёхлетний дядя Такедо, пятилетний Омуро и решил.

Что отомстит. Чего бы это ему ни стоило.

Пусть даже этого момента придётся дожидаться всю его предстоящую, и бессмысленно пустую сейчас, жизнь.

А смыслом её и наполнила как раз эта самая жажда отмщения.

Именно она, жажда справедливого, и, как это называют сами америкосы, «адекватного» возмездия, этот неукротимый огонь, этот парез, жгущий и грызущий, словно кислотой, худую впалую грудь изнутри, и поддерживал его все эти долгие годы, пока он готовил час расплаты. Для тех, кто приказал сбросить бомбы тогда, когда в этом уже не было никакой необходимости. И смог с помощью унизительных условий заключённого мира и кошмара оккупации втоптать в грязь, хоть и не сломить окончательно, Дух гордого народа. Для тех, кто превратил своими летающими крепостями десятки городов – в руины, оставив без крова и средств к существованию миллионы женщин, детей и стариков. (Жизнь мужчин, то есть, воинов – принадлежит Императору!) Для тех, кто убил его отца. И послужил причиной смерти матери. Да и дяди с его семьёй. Всё от того же голода и болезней, и спустя каких-то два года после окончания боёв.

И вот этот день настал.

Почему же так дрожат морщинистые, какие-то блёклые, с коричневыми пигментными пятнами, и ставшие словно ватными, чужими, руки, лежащие сейчас перед ним, на пульте? Перед кнопками и рычагами, которые достаточно лишь нажать и повернуть?

Что заставляет его мешкать, не давая выход тому, что так тщательно и долго он скрывал внутри себя, и что истинный японец не должен показывать и выказывать никому и никогда, и даже себе: дикой слепой ярости?!

Возможно, потому, что осознаёт, что позволив эмоциям проявиться, он может не успеть довести начатое годы назад – до конца, и умрёт как мать – от разрыва сердца?!

Не-ет, он должен. Довести дело до конца.

Дело, которое готовил всю жизнь, все последние семьдесят три года, перебравшись в девяносто шестом сюда, в страну, которая растоптала его детскую наивность и веру в лучшее будущее – как «очень перспективный», пусть и немолодой, учёный. Ведущий специалист Университета в Киото, и неоспоримый авторитет и «генератор идей номер один» в своей области.

Фундаментальной теоретической физике.

Дело, которое заставляло его долгими бессонными часами пялиться, лёжа на спине, в белый потолок. Кусая губы и сжимая кулаки. И думать, думать…

Каким именно образом он, маленький ничтожный червяк, винтик, – может сделать так, чтоб все эти люди, владеющие девяноста процентами всех мировых денег, и диктующие и его родине, и всему остальному миру, свои Правила, ПОЧУЯЛИ!!!

Гибель своей страны. Горечь своего унижения. Глубину своего бессилия.

Своего поражения.

В битве, где не выстрелило ни одно орудие – а не так, как было, когда беззащитное побережье на двадцать миль в глубину простреливали двадцатидюймовыми четырестакилограммовыми снарядами линкоры Флота США! (Вот так они и любят действовать, америкосы – не лицом к лицу, в честном бою, а – издали. Оставаясь безнаказанными, и не видя того, что делали с телами людей эти самые снаряды, или, куда позже, напалм – с вьетнамцами… Похоже, начальство-то жующих свою «Ригли» жеребцов понимало, что муки совести за содеянное – не самый лучший стимул для боевого духа Армии США!)

Не-ет, после того, как он нажмёт кнопочки и повернёт рычаги, США не смогут больше диктовать указания кому и как жить, с пьедестала своего воображаемого трона!

Он долго думал, как сделать так, чтоб повергнуть в прах глобалистские амбиции этой страны. Этого кровавого тирана, этого жандарма народов. Он хотел придумать, как превратить сволочные США в страну третьего мира. Злобно потрясающей своими атомными бомбами, но боящейся применить их перед угрозой совсем уж тотального истребления всего своего населения! И уже не имеющей реальных возможностей надавить на экономические рычаги! Которые, собственно, и заставляют весь мир крутиться.

Вот это он и избрал своей мишенью. Инструмент давления. И диктата.

Деньги. Поганые доллары.

И не какие-то жалкие бумажки. А то, что наполняет эти зелёные фантики – смыслом. Содержанием.

И ведь придумал!..

 

– Привет, Билли! Что там у тебя сегодня? Опять с сыром и майонезом?

Пожилой старичок, мирно жующий в своей будке домашний, и потому немного нелепо выглядящий, гамбургер, только кивнул с довольным видом, даже не давая себе труда ответить. Знал прекрасно, что начальник ночной смены, Клайв Мерчиссон, только приветствует, когда вахтёр подземной автостоянки их банка жуёт свой ужин не вылезая из будки, и не отвлекаясь ни на миг – чтобы, скажем, пойти в раздевалку за этим самым гамбургером – а принеся его сразу с собой. Не забывая одновременно с процессом жевания ещё и пялиться в мониторы камер видеонаблюдения, да и само огромное и отлично освещённое пространство парковки обводя иногда внимательными глазами.

Так что пройдя мимо, Джордан О,Фаррел, начальник дневной смены внутренней охраны Федерального Резервного (Ха-ха! А фактически – первого, и главного по значению!) банка США, ухмыльнулся в аккуратно выбритый подбородок:

– Ну, счастливо отдежурить!

Старичок (Ну как – старичок. Физических лет Биллу Леви было не более пятидесяти пяти. Другое дело, что он, и только он, смог продержаться на этой своей должности тридцать пять лет. Возможно, как раз потому, что обязанности выполнял образцово, и амбициями неудовлетворённого самолюбия не страдал. То есть, проще говоря, никогда никого не подсиживал, и в начальники не лез!) только кивнул ещё раз. Но в глазах вахтёра Джордан заметил хитринку: вот в чём-чём, а во внимательности «старичку» не откажешь: наверняка засёк и новую рубашку от Кардена, и тщательно начищенные туфли от Прада. Наблюдательность и смекалка – вот что позволило ветерану в числе прочих заслуг и вычислить – три, и даже предотвратить – два готовящихся ограбления. Следовательно, ухмыляющийся в седые усы Билл уже вычислил, что сегодня первый сердцеед их подразделения идёт «охмурять» очередную бывшую миссис О, Фаррел.

Потому что когда Джордан отправлялся просто на встречу с очередной цыпочкой, с которой планировал только весело провести вечер, или даже два, он такими сложными приготовлениями не заморачивался. А шёл в том, что носил и на службу. То есть – в хорошем, но достаточно простом и удобном костюме.

Невольно Джордан подумал, что и правда: одевание брэндовой обуви и одежды для более… как бы это получше сформулировать… Привлекательных в плане – вот именно: возможного создания семьи, дам – является и для него самого показателем.

Показателем того, стоит ли продлевать, или переводить в статус «серьёзных» и долговременных, отношения с очередной милой и реально понравившейся партнёршей.

А таких у Джордана только на памяти Билли-боя, как они все между собой звали ветерана, насчитывалось ну никак не меньше семи. Правда вот, действительно предложений руки и сердца он сделал всего два. (Их приняли. Но радость от этого была – вот именно – преждевременной! И чертовски недолговечной.) Но и с остальными пятью – могло, вполне могло до этого дойти.

Но – не сложилось!

Все пять, словно сговорившись, заявили ему, что всему виной эта его неистребимая тяга. К симпатичным представительницам противоположного пола. И что они (Его невесты!) мириться с положением «запасного» или даже – «главного аэродрома», не согласны!

Они должны быть – единственным! Аэро- и сексодромом.

С двумя «законными», Кэтрин и Сарой – он прожил соответственно полтора и два года. Больше не выдерживал уже он. Хотя, собственно, «грабли», на которые наступал, оказывались каждый раз одними и теми же: стоило милой и улыбчивой девушке заиметь колечко на изящном пальчике, как она превращалась в хронически недовольную сердитую мегеру, устраивающую сцены из-за любого пустяка. (Скажем, забыл про День Рождения тёщи!) И пытающуюся что-то выколотить из него (будь то извинения неизвестно за какую очередную обиду, или новое платье) нехитрым способом: отказывая ему в том, что ему действительно нужно было регулярно: в сексе.

Ну и он не терялся: вот именно – сразу перебазировался на заранее подготовленные «запасные аэродромы». А если и там вдруг начинали «качать права» – так просто жил в квартире отца. Отец, профессиональный геолог, вечно разъезжал по экспедициям: то к каким-нибудь шельфам Норвегии, то – к нефтеносным пескам Канады. Так что простенько обставленная, но уютная двухкомнатная квартирка в престижном районе у Рокфеллер-Плаза почти всегда была в распоряжении Джордана.

Вот как раз туда он и собирался сегодня везти свою очередную потенциально «перспективную» даму. Не к ней же, на пятый этаж старого, пусть солидного, но весьма  потрёпанного многоквартирного дома, с буквально фанерными стенами, ехать?!

То, что он надел сегодня фирменное, его, собственно, уже не пугало. А что: они встречаются уже больше полугода, и в постели Аманда его вполне устраивает: то, чему полагается быть упругим – у неё упруго. То, чему полагается быть крутым и пикантным – круто и пикантно. Ну а то, чему положено быть узким и влажным – узко. И влажно. (Хо-хо!..) Потому что в свои невероятные тридцать четыре его девушка, выглядящая, впрочем,  не больше чем на двадцать семь, ещё ни разу не рожала.

Да и хорошо. Потому что уж чего-чего, а детей Джордан, недавно отметивший в кругу сослуживцев тридцатипятилетие, пока не планировал. И уж если и будет – то только от такой женщины, которая в качестве матери именно его детей, устроит его. И – после не менее чем трёх совместно прожитых, и желательно – мирно и счастливо, лет.

А Аманде он ещё даже не предлагал пожить у него. Дома.

Машину свою он заправил накануне: мало ли. Впереди, то есть, завтра – уикэнд. Вдруг его девушке придёт в голову попросить опять свозить её «на природу». Именно такие мысли приходили ей уже три раза – ну вот любит выглядящая моложе своего истинного возраста (который он потихоньку узнал через интернет) девушка то, чем обычно страдают жизнерадостные школьницы: экскурсии и «красивые места»! Потому что где же ещё демонстрировать летом – купальники, а весной и осенью – наряды, подчёркивающие бесподобную стройность действительно хорошей фигуры, как ни на пляже, или в парке?!

Поэтому сейчас, остановившись перед рестораном «Лонгфелло», где готовили исключительно замечательную пиццу, и даже запечённую с яблоками индюшку можно было получить не только на День Благодарения, а и каждый вечер, он невольно облизнулся. Вкусный ужин – отличное начало для того вида отдыха, что он предвкушал сегодня вечером!

Место на парковке Джордан нашёл легко: в семь вечера тут ещё никого нет. Настоящее веселье и наплыв клиентов начнётся с девяти, когда запустят развлекательную программу: джаз-банд, выдающий «кантри», а затем – и пара солисток и солистов, поющих в стиле «соул» создают здесь вполне стильный и умиротворяющий колорит.

Колорит создавал и интерьер: зайдя и проморгавшись в полумраке длинного низкого помещения после ослепительного сияния уличных реклам и огней, Джордан с удовольствием убедился, что на месте и огромная картина на дальней стене, «из быта индейских племён», и почти чёрные и растрескавшиеся от времени фальшь-балки потолка из настоящей сосны. И обтянутые шкурами маралов и карибу боевые щиты, и томагавки с луками на стенах.

Всё – под старину.

А, вернее, – чтоб соответствовать названию. И ведь соответствовало!

Может, именно поэтому Джордану и нравилось здесь. И приглашал он сюда только тех дам, кто «прошёл кастинг».

То есть – вызвал в нём желание встретиться больше трёх-четырёх раз.

А таких набиралось, несмотря на обширную «практику», ох, немного…

Вот, скажем, Аманда.

А вот и она: сидит с, похоже, давно и тщательно отработанным томно-скучающим видом за его «фирменным» столиком. Который Джордан заказывает всегда один и тот же: напротив стены с картиной. Рассматривать, ведя неторопливый приятный разговор, и поглощая вкусную пищу, как тщательно и скрупулёзно неизвестный художник середины пятидесятых выписал все её детали, всегда ему нравилось.

– Добрый вечер, дорогая. Прости, что задержался – хотел сделать тебе приятное! – он вынул из-за спины руку с веником, (как он его всегда называл для себя) или – с шикарным букетом, как его обычно именовали его дамы и продавцы цветов. (Ещё бы – за такие-то деньги!)

– О-о!.. – ей явно понравились изысканные и словно таинственно мерцающие всеми тонами белого, нарциссы. На чуть нахмурившемся при его появлении лице проскользнуло выражение подлинного удивления и радости. Что не удивило Джордана. Собственно, он, как в картотеке, чётко хранил в памяти полезные и могущие оказаться таковыми, сведения о своих женщинах, которые узнавал от них как бы исподволь, ненароком. То есть – методично и постепенно, как и положено человеку с его должностью: где, что и как… – Милый! Ты прощён!

Улыбка, широкая и искренняя, окончательно заняла «стабильные позиции» на личике его дамы: ну как же! Специально ради неё – ездили аж в Бронкс! Потому что только там есть маркет, продающий уже отцветшие сейчас, и потому – явно парниковые, нарциссы. Но ради того удовольствия, которое ей доставляли эти бесполезные по его мнению органы размножения растений, он был готов пожертвовать и временем и деньгами. Не в них проблема. А в том, что теперь её расположенность к взаимоприятных игрищах, и растущая уверенность в его серьёзных намерениях просматривается легко.

Он оглянулся в сторону стойки, откуда уже спешил с вазой с водой его почти «личный» официант – Луис, всегда обслуживающий северный сектор «Лонгфелло», и реально благоволящий к Джордану. (Ещё бы – два! За такие-то чаевые!..)

После установки вазочки на столик и отступления Луиса за спинку его стула, Джордан перешёл к делу:

– Дорогая. Я очень рад, что тебе понравилось. Но ты… – он показал глазами на меню в кожаной обложке с тиснением, – уже что-нибудь выбрала?

– Нет ещё. Ждала тебя. Может, возьмёшь на себя инициативу? Заказать нам обеим.

Он сел, поддёрнув штанины, чтоб не мять чёртовы пятисотдолларовые брюки, и застелив их салфеткой со спинки стула. Поиграв бровями (Не каждый умеет!) взял тонкую папочку.

– Луис. Будьте добры, даме – если конечно ты не возражаешь, дорогая! – Шанте де груасси, и… – он продиктовал три названия. Блюда – он знал – вкусны и одновременно не слишком сытны. То есть, после ужина «дорогая» не будет сидеть с видом обожравшегося дракона с посоловевшими глазами, не начнёт нежно похлопывать себя по переполненному животику. И не завалится, придя в квартиру, спать, невразумительно пообещав, что «Всё остальное тебе будет, когда я немного посплю. И отдохну!»

Себе Джордан заказал кровавый стейк под итальянским соусом: куда же без него, любимого, перед взаимоприятными, но отнимающими чертовски много сил, «скачками»!..

Внезапно зазвонил его айфон – Джордан не ждал. Возможно, на долю секунды позволил глазам даже чуть больше положенного расшириться: звонок мог быть только с работы: судя по мелодии, звонил второй мобильник, который он не отключал даже во время свиданий. Да и вообще никогда!

Джордан, придав лицу равнодушно-спокойное выражение, взглянул на экран. Но на душе начали скрести – не то что кошки, а саблезубые тигры: звонил «Билли-бой», причём – прямо с рабочего места.

Значит, скорее всего, об ужине, и уж тем более о вожделенном приятном досуге, придётся забыть! Такие вещи его чувствительная ко всякого рода проблемам задница чуяла отлично!

– Да, Билл, я слушаю.

– Мистер Джордан, сэр. Есть проблема. Но она – не для телефонного разговора. Я думаю, вам лучше приехать и взглянуть самому. Потому что пока сами не увидите, просто не по-ве-ри-те.

Джордан искоса глянул на Аманду. Он был уверен, что ей ничего не слышно голоса вахтёра. А ему надо узнать в чём дело. Это – его работа.

– Но хотя бы – в чём суть? В двух словах, Билл.

– Думаю, сэр, наш банк грабят. И грабят изощрённо. Такого раньше даже я никогда не видел!

– Полицию уже вызвал?

– Вызвать-то я вызвал, сэр. И полицию, и ФБР… Но думаю, толку будет мало – грабителей-то… Нет!

– Но… Кто же тогда… э-э… – он снова оглянулся на Аманду. Может, она и догадывается – уж слишком умна! – но точно знать ей не обязательно! – Работает?

– Не знаю, сэр. Хотя я вижу – вижу воочию! Настоящий золотой… Э-э… поток! Золото из подвалов уплывает! Вернее – улетучивается!

А вот как именно – вам бы лучше взглянуть самому!

 

Как именно «улетучивается» золото, Джо увидел через одиннадцать минут сорок две секунды – именно столько по часам на торпедо его престижного, европейской сборки, Сааба Кросс-кантри ушло на то, чтобы презрев оживлённое движение и сирены погнавшихся за ним полицейских патрульных машин, доехать до Хранилища банка.

Зрелище впечатляло.

Вокруг здания Федерального Резервного суетились, настороженно гудя, буквально толпы людей, тыкавших пальцами в небо, крышу и название, написанное на претенциозного вида табличке у входа. Полицейские, машины которых плотным кольцом окружали парадное, деловито огораживали жёлтыми лентами вход в банк, словно это – место убийства! Мигалки над крышами спецмашин освещали всё происходящее бликами сине-красного, придавая происходящему нереальный вид, и заставляя сердце невольно сжиматься в предвкушении чего-то плохого.

За «плохим» далеко ходить не надо было.

Над крышей огромного здания, словно парад светляков, вспыхивали мириады ярких звёздочек-пылинок, расходясь тремя могучими потоками – толщину каждого Джордан оценил бы с доброго бегемота, которого они с какой-то предыдущей кандидаткой на должность дамы сердца (так, впрочем ею и не ставшей) видели весной в зоопарке! Попадали же туда искорки из огромной дыры в крыше – её он обнаружил уже когда вбежал в монументальный вестибюль, буквально растолкав ретивых фэбээровцев и полицейских, с непререкаемо грозным рыком суя каждому под нос своё удостоверение. У входа же толпились и несколько штатных ребят из ночной смены: с ними Джордан поздоровался кивками, так как они были вовсю задействованы. Но, похоже, напор вездесущих ретивых репортёров и телеведущих удавалось пока сдерживать, не впуская никого из них в здание.

Возле будки Билли-боя торчал печальный и пожилой детектив – явно тоже предпенсионного возраста, и задумчиво кивал седой головой, неторопливо что-то корябая в блокноте, пока Билли, покинувший любимый стул с вывязанной женой подушкой, увлечённо и деловито что-то ему рассказывал, иногда тыча пальцем то в пол, то в потолок.

Решив, что уж штатного-то ночного вахтёра он расспросит всегда, Джордан стремглав кинулся к огромным проломам в центре пола и потолка вестибюля – именно там фонтанировал могучий поток золотой пыли, клубясь и иногда словно сходясь-расходясь. Теперь, вблизи, стало заметно, что он мерно гудит и рокочет, словно миниатюрная Ниагара. На Джордана пахнуло странным запахом: озон, что ли?..

У проломов, как ни странно, никого не было – похоже, все уже вдоволь насладились зрелищем, и теперь осматривали другие достопримечательности «места преступления». Джордан решил не отставать, и поспешно направился по лестнице в подвал: благо огромные массивные двери туда были – вопиющее нарушение всех правил и инструкций! – открыты настежь.

На третьем подземном уровне воняло так же странно и непривычно. И имелось полное присутствие контингента: вторая половина охранников ночной смены, её начальник Клайв Мерчиссон, Управляющий банком Рэнсом Флиггс, и трое его непосредственных заместителей-помощников-менеджеров, или как там ещё эти напыщенно-выхоленные холуи с глазами снулых рыб, назывались. Холуи хмурились и старались напустить на себя вид сосредоточенной деловой озабоченности. Коллеги Джордана просто пялились, иногда переговариваясь вполголоса.

Имелось и присутствие восемнадцати мужчин в стандартно-безликих серых костюмах, которых Джордан принял за агентов ФБР, восьми представителей руководства полиции, и ещё человек десять в штатском – но в костюмах, сидящих куда лучше, чем на агентах ФБР: представители неведомо каких, но, похоже, имеющих право находиться здесь, в огромном помещении подвала, спецслужб. Имелось даже отделение из городского подразделения сапёров – эти в своих черных спецодеждах и касках с масками из бронированного пластика как раз удалялись, нос к носу столкнувшись с Джорданом на лестнице. Похоже, сапёры-то… По своему ведомству ничего не нашли.

Стало быть – все проломы-бреши, что в перекрытиях пола, что в крыше – проделаны не взрывами.

А чем?!

Похоже, этот вопрос являлся самым насущным и для начальства Джордана: подойдя ближе к огромной, почти метровой дыре с неровными краями, имеющейся в круглой двери из молибденово-никелевой стальной брони главного сейфа Хранилища, и спинам начальства, он уловил обрывок фразы Флиггса:

– … пусть тогда пришлют других! Самых лучших! Компетентных!

Невысокий худощавый мужчина, с кажущимся равнодушием чуть склонив голову к левому плечу глядящий, как из национального хранилища исчезают буквально на глазах составляющие национальное достояние миллионы и миллиарды, и в котором Джордан только сейчас, зайдя чуть сбоку, узнал главу АНБ, негромко ответил:

– Это они и были. Самые лучшие и компетентные. И если они говорят, что ни малейших следов чего-либо взрывчатого не обнаружено, значит, так и есть. – спокойствие в невыразительном и негромком голосе, Джордан мог бы поспорить, вовсе не было напускным. Глава этого-то ведомства сталкивался, похоже, со случаями, явно могущими бы заставить покусать локти авторов сценария «Секретных материалов» и сейчас вовсе не был потрясён или взволнован. В отличии от Управляющего банком:

– Но как же тогда, черти его задери, – на непосредственном боссе Джордана уже лица не было, а только какая-то белёсо-зелёная маска-оскал человека, чертовски близкого к помешательству, – образовались эти дыры?! Потолок, может вы не обратили внимания, из метрового бетона! Армированного! Дверь сейфа – закалённая броневая сталь! Если бы её резали даже термитом или электрогазовым резаком – это работа часов на пять! А дневная смена закончилась полтора часа назад, и дверь была целёхонька!

– Как сообщает мне сейчас работник, просматривающий записи ваших камер видеонаблюдения, – начальник АНБ поправил тонким длинным пальцем что-то – очевидно, наушник – в ухе, так и не отрывая глаз от истекавшего из дыры в двери сейфа потока, – и дверь хранилища, и перекрытие потолка, – кивок вверх, – действительно не были взорваны. Они были… – мужчина на секунду замер, склонив голову к плечу чуть сильнее, – э-э… Прорезаны. Но не горелкой или резаком. Мой человек говорит, что дверь и потолок прорезал, как бы – проел, сам поток золотых частиц. Они… Хм… Думаю, лучше нам взглянуть самим.

– Но… Но как же – это?! – изо рта управляющего уже летели брызги слюны, – Вы что же – так и оставите это – вот так?! Да ведь золото… Оно так будет потеряно всё! Скажите, как нам остановить наглое воровство!

– Вам что, жить надоело? Один пострадавший у нас уже есть. Или вы можете предложить что-то реально могущее помочь в такой ситуации? – только теперь глава АНБ посмотрел на управляющего. Джордан, молча стоявший в шаге позади своего начальства, почувствовал невольный озноб: не хотел бы он, чтоб этот человек так посмотрел на него! А ведь с виду – ничего особенного: рост – средний, комплекция – обычная, лицо… Такое не выделишь в толпе и не запомнишь с первого… Да и со второго взгляда.

Управляющий схватился ладонями за лицо, словно для того, чтоб проверить, нет ли у него жара. Но ничего не ответил, начав оглядываться. Тут-то он и заметил Джордана:

– Ах, Джордан! Ну наконец-то! – можно было подумать, что Джордан, и правда, обязан тут находиться не в своё рабочее время! – Давайте-ка мы с вами сейчас… Возьмите вон, с Малькольмом… Хотя бы вон тот стол! – начальство указало на рабочий стол дежурного охранника хранилища, – И попробуйте перекрыть им дыру! В двери сейфа.

Малькольм, здоровущий как бывший боксёр-тяжеловес, (каковым он, впрочем, как отлично помнил Джордан, и являлся всего три года назад, до травмы, сделавшей выступления в Пелаторе невозможными) качок, пожал Джордану, который и сам, собственно говоря, выглядел так же, и был лишь на пятьдесят фунтов полегче, руку. После чего они и правда – подняли, словно пушинку, стол из кованной стали, и направились к дыре, стараясь держаться так, чтоб поток, плавно загибавшийся, чтоб уйти в другую дыру – в центре потолка – не задел их. Подойдя к сейфу, действительно попробовали столешницей перекрыть дыру в массивной круглой двери.

То, что произошло затем, часто снилось Джордану в кошмарах.

Не прошло и секунды, как обломки того, что было когда-то стакилограммовым столом, грохнулись к их ногам: столешницу в ничтожное мгновение разъело – словно кислотой! И два обломка с нелепо торчащими ножками, которые они с Малькольмом невольно выпустили из рук, грохнулись на покрытый листовой сталью пол, наполнив помещение гулом, хоть эти, тоже броневые, листы и были прикрыты сверху – для придания солидности и стиля интерьеру! – элегантным линолеумом, и настоящим, и потому страшно дорогим, персидским ковром!

Джордан и Малькольм переглянулись. После чего не сговариваясь отпятились от потока. Выглядящего так невинно и хрупко, но оказавшегося вблизи столь неудержимым. И смертельно опасным. Джордан почувствовал, как лоб покрыли капли ледяного пота. А Мальколм побледнел так, что почти догнал Управляющего по «зелёности» лица.

– Спасибо за демонстрацию, джентльмены. – эти слова бесцветным голосом произнёс глава АНБ, потому что от Управляющего, мистера Флиггса, комментариев не последовало, – Думаю, необходимость идти в операторскую отпала. И теперь мы прекрасно понимаем, как эта штука справилась с бетоном и броневой сталью.

Управляющий и на это замечание промолчал, но рванул словно душившие его галстук, и ворот рубашки от Кардена. Джордан отметил, как пуговица, вылетевшая из-под трясущейся руки, ударилась о стену. Но в равнодушном гудении могучего потока удар оказался не слышен.

– Послушайте… – спустя несколько секунд Управляющий всё же собрался с мыслями и набрался решимости. И снова тронул за локоть главу АНБ, явно считая его здесь главным, – у нас есть… Вернее – была. Камера и в самом сейфе. Может, всё-таки посмотрим?  Не знаю, как вы, но я… Хотел бы знать: как, и почему этот, самый стабильный и солидный, металл превратился в… Это! – резкий жест и трясущиеся пальцы выдали бы страх и негодование мужчины даже если бы их не было в голосе.

– А вот это хорошая идея. – мужчина в сером вроде бы оживился, – Идёмте.

 

В и без того тесной операторской сейчас было ещё тесней: помимо трёх ночных штатных дежурных охранников, с которыми Джордан обменялся просто кивками, поскольку пройти вглубь помещения не представлялось возможным, сейчас набилось ещё по-меньшей мере двадцать человек – от разных «компетентных» служб и ведомств.

Разумеется, главу АНБ и Управляющего подпустили к экранам мониторов почти вплотную, остальные вынуждены были тянуть шеи и подниматься на цыпочки, чтоб увидеть хоть что-то.

Нужный фрагмент записи найти оказалось нетрудно.

Вот аккуратные штабеля двадцатипятикилограммовых слитков, мирно и монументально лежащие на своих дощатых поддонах. Тускло отсвечивают солидными полированными боками в свете дежурного, всегда горящего внутри сейфа, освещения. А вот они…

Словно начинают дымиться.

И буквально за несколько секунд этот дым становится густым и словно насыщенным, а затем…

Что происходит внутри бронированной камеры затем, видно плохо. А точнее – не видно совсем, потому что часть облака пылевых частиц, сверкая и искрясь, как фейерверки на параде, подлетает прямо к камере, и вот уже её изображение становится нечётким и нерезким. Поле зрения покрывается как бы чёрными щербинками, пятнышками. Буквально через секунду сливающимися в единое, абсолютно чёрное и непрозрачное, пятно.

– Так. С этим понятно. Посторонних приборов или устройств в сейфе, согласно вашим словам, не было. Так что – никаких зацепок.

Этот комментарий от главы АНБ прозвучал в полной тишине. И ответить никто так и не собрался. Поэтому помолчав ещё немного, мужчина распорядился:

– Думаю, мы видели достаточно. – и, к Фриггсу, – Идёмте в ваш кабинет. Оперативный штаб пока разместится там.

Начальство Джордана не возразило, (А попробовало бы оно!) и вот уже толпа озадаченно потирающих затылки и качающих головами тихо переговаривающихся мужчин выходит из тесноты операторской в коридор подземного уровня номер один.

– Какие будут указания, сэр? – это к Управляющему обратился начальник ночной смены, Клайв Мерчиссон.

Фриггс уставился на него так, словно видел впервые. Затем всё же поморгал, и глубоко выдохнул: осознал, похоже, что указания подчинённым, штатная там, или нештатная, или уж супернештатная ситуация сложилась – нужны. Банк-то остаётся банком! И золото – не единственное его достояние. Хотя… На ценные бумаги и личные сейфы клиентов никто, вроде, не покушался. Пока. (Тьфу-тьфу!)

– Так. Клайв. Выставьте хотя бы пять ваших людей на центральном входе. Двоих – в вестибюле, у входа на лестницу в подвал. У двери сейфа тоже кого-нибудь поставьте. В здание не пускать никого, кроме представителей ФБР, АНБ и полиции. И – самое главное! – никакой прессы! Чтоб ни одна любопытная борзописная сволочь не просочилась внутрь. И чтоб никто не сделал ни единого снимка! Джордан. Обзвоните и своих людей. Вызовите всех. Нам сейчас нужны все наши люди. Скажите им, что за переработку часов сверх положенных они получат двойную оплату.

Клайв кивнул, Джордан тоже: «Да, сэр». После чего пришлось уйти и заняться работой. Клайв двинулся проверять уже и без указаний начальства выставленные посты, Джордан отправился в свой кабинет.

Для начала он проверил городской телефон на аккуратно прибранном столе: странно, но тот работал. Значит, защищённую подземную линию поток не повредил.

Набрав номер мобильника своего заместителя, Джордан дал Ковену Сагану «ценные» указания: обзвонить всех сотрудников из их, дневной, смены, и передать его приказ немедленно прибыть на место несения службы.

После этого ему, вроде, и заняться стало нечем.

Поэтому он поднялся на крышу, и не без интереса проследил, как словно ускорившийся здесь, и в темноте куда менее заметный, а ещё гораздо слабее на фоне обычного городского шума гудящий, поток, красивым букетом расходится на три более толстых, в его рост, и куда менее агрессивных, да и текущих куда плавней и спокойней, рукава. Похожих на чудовищные бесконечные сосиски. И как две из «сосисок», чуть извиваясь, улетают на северо-восток, а одна – на юго-восток.

А что: очень даже красиво. Волшебно. Словно в сказке. Если абстрагироваться от того, что потеря двух тысяч тонн золотого запаса его страны – страшная катастрофа для экономики и престижа этой самой страны, то фейерверк получился на славу.

И кто бы его ни устроил – сейчас, наверное, наслаждается по-полной.

Потому что – что бы там ни приказывал Управляющий, шила в мешке не утаить: в полукилометре от крыши банка завис вертолёт Си Эн Эн, (Уж его-то логотип на борту он не спутает ни с чьим другим!) и цифровые сверхчувствительные камеры с мощнейшими трансфокаторами там наверняка оснащены ещё и приборами ночного видения. Так что репортаж явно получился, даже без комментариев со стороны «представителей банка и спецслужб» – на загляденье!

 

Главу АНБ звали Роберт Бокус.

Дурацким именем он был обязан матери, фамилией – отцу, а своим теперешним положением – самому себе. И, разумеется, блестящему юридическому образованию, полученному в престижнейших учебных заведениях страны благодаря тому факту, что Бокус-старший – потомственный конгрессмен.

И хотя Роберт знал, что издали выглядит на сорок два – сорок пять, на самом деле ему было пятьдесят один. Но он упорно и методично работал не только над теми делами, что сваливались, вот как это, ему на голову, но и над собственным телом.

И сейчас он вовсе не был так спокойно равнодушен к происходящему, как старался показать окружающим. Быть главой одного из самых могущественных силовых Ведомств в стране намбер уан – это не игрушки. И он отлично понимал, что не должен производить впечатление испуганного и растерянного человека, каковым, собственно, и ощущал себя в данный момент. Поэтому все необходимые указания раздавал внятным голосом, ставя подчинённым чёткие и конкретные задачи.

Правда, толку от работы этих самых подчинённых было немного: вертолёты, отправленные проследить направления движения двух северо-восточных потоков золотой пыли очень быстро нашли место назначения этих потоков: акватория Атлантического океана в ста десяти милях от берега! Юго-восточный так далеко не летал: обрушивался вниз, в чёрную ночную воду, уже в семидесяти милях.

В воду с высоты полукилометра все эти потоки ныряли очень даже впечатляюще: словно Потомак, водопадом изливающийся из труб. Только искрящийся, и не вызывающий кипения воды в месте падения.

Роберт видео с бортов вертолётов просмотрел на мониторе фургона – передвижного центра связи его ведомства. После чего велел дежурному оператору докладывать, если выявится что-то новое, и вышел снова на тротуар ночной, но непривычно оживлённой сейчас Уолл-Стрит. Вновь вошёл в банк: репортёры, убедившись, что кордон не прорвать, и знавшие, что от него ничего не добьются, да и просто не подойдут, вежливо, но неумолимо оттёртые качками в серых аккуратных костюмах, толпились внизу, у ступеней, и выглядели устало и расстроено. Но это были цветочки по сравнению с тем, что чувствовал сам Роберт.

То, что потоки под водой продолжают своё движение в уже неизвестном направлении, главе АНБ было понятно. Как, впрочем, и любому здравомыслящему человеку. Ограбления не совершают с целью затопления похищенного, или распыления его по необъятным пучинам океана. Потому что тогда это – не ограбление, а теракт.

А в теракты с уничтожением чертовски приличной доли мировых запасов золота Роберт не верил – такое показывают только в тупых боевиках с Брюсом Уиллисом.

Значит, кто-то, обладающий чертовски передовыми, и пока неизвестными учёным его страны, технологиями, просто решил произвести…

Передел мировой собственности.

Потому что рано или поздно эти золотые потоки где-то появятся. И проявятся.

Вопрос только один.

Как им отследить и выяснить, кто это на земном шаре такой умный. И куда решил переправить запасы золота США. И – главное! – как ему, то есть, Роберту Бокусу, это золото вернуть на его законное место.

Совещание, которое он сейчас проводил в кабинете управляющего Первым Резервным, попросту выставив самого управляющего из этого самого кабинета, внезапно оказалось прервано звонком его второго мобильника.

Роберт сразу понял, что добра от звонка не будет.

И точно.

– Сэр. Это агент Тэйлор. Вы оставили меня наблюдать за дверью сейфа, и сообщать о новых происшествиях.

– Да. – Роберт не вдавался в уточнения и расспросы. Знал, что дисциплина и выучка сделают так, что агент сам чётко даст всю необходимую оперативную информацию.

– Происшествие только одно. Двадцать секунд назад поток иссяк. Я позволил себе заглянуть внутрь сейфа, сэр. Он абсолютно пуст. Остались только поддоны.

– Понял вас, агент Тэйлор. Оставайтесь пока на месте. Проследите, чтоб никто из посторонних в сейф не проник.

– Ясно, сэр.

В трубке запикал отбой. Роберт спрятал мобильник. Его первый заместитель, Айзек Сквайр, чуть усмехнувшись, буркнул, словно бы себе под нос:

– Ставлю свой Порш против зубочистки, что проклятое золото наконец кончилось. И Хранилище пусто, словно гнездо соловья в декабре.

Роберт посмотрел на зама. И на четырёх остальных людей, сидящих напротив него за помпезным столом управляющего. Ещё один – второй – его зам. И начальники отделов: оперативного, материального обеспечения, и архива.

Никто и не подумал будь то словом, хмыканием, или хотя бы чесанием уха, прокомментировать выпад первого зама.

Роберт подумал, что зама придётся поменять.

Уж больно разговорчивый.

И язвительный.

 

Выход из тупика ему помог найти фантастический рассказ из книги.

Написанный, кстати, автором из тех же Соединённых Штатов – неким Рэймондом Джоунсом. В пятидесятые годы он случайно попался на глаза Хидеки, когда он просматривал литературу на английском в букинистической лавке, в поисках статей по своей специальности. Или хотя бы близких.

Собственно, это была не совсем книга – журнал. Толстый, но изданный на дешёвой газетной бумаге. Словно для экономии. (Это только потом Хидеки узнал, что эти журналы, и правда, стояли в те годы на грани банкротства. Страшно подумать: если б кризис в сфере чтива разразился пораньше, он и не прочёл бы этого рассказа…)

Журнал с подборкой фантастики. Научной. Хорошо, что не того, что позднее назвали словом «фэнтэзи» – дурацких сказок-грёз для комплексующих недоразвитых подростков. На которые, кстати, в девяностые подсели и представители куда более возрастной категории.

Хидеки не помнил, что заставило его тогда, стоя там же, у полки, буквально проглотить, как говорится, этот рассказ от корки до корки за один присест.

Английским он уже к десяти годам владел в совершенстве. (Врага надо изучить досконально! Влезть в его шкуру. Питаться его пищей. Смотреть его телевидение, слушать его радио. Читать его книги и газеты… И так далее.) Ушло на это десять минут – читал он быстро. Кто-то сказал ему, что быстрей всех читал Российский тиран – легендарный Ленин: три секунды – страница! Но потом он освоил эту методику и сам. Как и агенты спецслужб всего мира. То бишь – шпионы.

Но тогда эти десять минут перевернули всю его жизнь.

В рассказе говорилось о том, как группу ведущих физиков США собрали на сверхсекретное совещание. И показали документальный фильм. Об изобретателе антигравитации. Позвавшего на лётные испытания своего аппарата представителей Армии и разведки.

И испытания состоялись! Аппарат работал. Без трюков и фокусов: ранец за спиной вознёс изобретателя на сотню метров вверх. И вернул на землю. Но вот в конце, во время демонстрации горизонтального полёта, аппарат испортился. И упал вместе со своим создателем с высоты тридцати метров, взорвавшись. Компактный ранец превратился в искорёженную груду обломков. А изобретатель – в труп.

И теперь перед физиками страны ставилась задача – воссоздать и физическое обоснование, то есть – теорию, и сам аппарат: то есть – практику.

И ведь удалось!

Как удалось бы и всё, что только пожелали бы получить авторы странного и подлого по сути эксперимента – психологи. Подсунувшие учёным фальшивку! Тщательно продуманное, поставленное, и отснятое, шоу.

Но именно оно заставило учёных поверить, что задача была решена. И осталось только повторить путь, и воссоздать метод её решения.

Значит, человек только внутри себя, и только – сам, решает.

Выполнимо ли то или иное изобретение.

Поэтому главное, что понял из рассказа Хидеки – это поставить себе задачу.

И свято ВЕРИТЬ, что она выполнима. Потому что она – выполнима.

А уж методы и пути решения найдутся.

И нашлись ведь!..

Пусть не сразу, и пусть после долгих лет кропотливой работы, и мучительного выбора, каким же именно способом лучше сделать это.

Но вот именно то, что нужно сделать, Хидеки решил давно.

Лишить зажравшиеся и избалованные, и разнеженные тем, что на их территории два века не было войны, США – главного козыря. Того, что позволяет им безнаказанно диктовать свою волю. Указывать, что следует делать, и какую политику проводить – партнёрам с экономикой послабее. И приказывать – странам с совсем слаборазвитой. Свергать правительства по собственному желанию, и приводить к власти тех продажных опозиционеров, что будут своим покровителям …опу лизать, и позволять грабить свои народы руке, позволившей им добраться до вожделенной кормушки. (И, разумеется – не забывать грабить свои народы и самим!) Начинать и заканчивать войны. Вводить унизительные удушающие санкции… Словом – править всем миром!

Золотого запаса!

 

Теперь зазвонил первый мобильник.

А вот это серьёзно. Потому что этот телефон знает только высшее руководство страны. Президент. Вице-президент. Глава Пентагона. Министр обороны.

Да, звонок именно от него.

– Здравствуйте, Роберт. Это Хизер Уилсон.

– Здравствуйте, сэр. Я вас внимательно слушаю.

– Боюсь, у нас новые проблемы.

– Я слушаю ещё внимательней.

– Минуту назад мне сообщили, что поток золотой пыли пробил потолки, перекрытия подвала, и крышу Форта Нокс. Вы… В курсе?

– Теперь в курсе, сэр.

– Так. Понятно. Но… Я могу рассчитывать, что ваши люди займутся этим делом тоже?

– Можете, сэр. Немедленно займутся.

Теперь первый зам в ответ на спокойный взгляд своего начальника пробурчал не себе под нос и вполголоса, а спросил громко и отчётливо:

– Мне распорядиться, сэр, чтоб третий резервный отправился к Форт-Ноксу?

– Да, будьте добры, Айзек. Стандартная процедура. – Роберт подумал, что с заменой зама лучше пока повременить, хоть у того и бывают приступы разлива желчи.

Уж слишком умён, скотина. И работать умеет.

 

– Вы понимаете, сэр, что это будет означать, и во что может вылиться в масштабах страны?! – на министре финансов лица не было, но Роберт остался непреклонен:

– Во что бы это ни вылилось «в масштабах всех страны», потеря восьми тысяч тонн золота выльется в нечто ещё более страшное. И прежде всего – в потерю лица. Этой самой страны. Наши партнёры могут решить, что мы настолько слабы и некомпетентны, что уже не в состоянии контролировать даже воровство своих золотых запасов. И, раз нас можно столь спокойно и безнаказанно грабить, то на международном финансовом рынке валюта и авторитет США упадут до нуля.

Эта простая мысль до вас доходит?

– Э-э… – министр открыл рот. Снова закрыл. И опять открыл, – Но вы же понимаете, сэр! Фактически весь Уолл-стрит, и двадцатимиллионный город останутся без света! Это значит – полный коллапс всей финансовой… Да и любой другой деятельности в экономическом центре штата и страны!

– И не только в центре. И не только штата Нью-Йорк, Виржинии и соседних. Мы отключаем даже не один, а – три округа энергоснабжения. Самых густонаселённых. Это – почти пятьдесят миллионов жителей. И города и городишки на площади более трёх миллионов квадратных миль. Однако я не сомневаюсь: если кражу наших золотовалютных резервов удастся таким тупым и варварским методом пресечь – убытки от паники населения, паралича экономики, и всего остального покажутся…

Незначительными.

 

Через три минуты после тотального отключения энергосети округов, в которые входили Форт Нокс и Нью-Йорк, стало ясно, что план провалился.

Золотой поток из утробы Форта Нокс выглядел точно так же: могучая река, изливавшаяся из недр пятидесятиметровой утробы бетонированных и бронированных подвалов, перекрытия которых сейчас оказались прорезаны точно таким же способом, как в городе. Над крышей приземистого каземата делящаяся на три даже более толстых, чем из Федерального Резервного, рукава.

Уходящих в тех же направлениях: два – на северо-восток, один – на юго-восток.

Позволив себе несколько разочарованно вздохнуть, Роберт приказал:

– Включайте подачу обратно. Эффект нулевой.

– Так – что? Это значит, что эта дрянь действует не на электричестве?! – министр теперь, когда, как он считал, глава самого могущественного силового ведомства его страны сел в лужу, позволил себе несколько расслабиться, поправить галстук, прищуриться, и даже добавить желчи в тон.

– Нет. Это может означать другие две вещи. Что эта, как вы выразились, «дрянь» работает с большего расстояния, чем наши расчётные пятьдесят миль. Или что у неё автономный источник питания. Скажем, дизель-генератор. Пауэлл. Займитесь грузовиками, трейлерами, микроавтобусами. И генераторами.

Мужчина, стоявший слева, второй заместитель Роберта, кивнул, и быстро ушёл.

Роберт не сомневался: архивные данные всех сделок по всему названному и даже неназванному, но могущему оказаться в сфере интересов его ведомства, оборудованию, будут досконально проработаны. И не только за последний год.

– Проклятье. Деньги утекают. Но… Может, мы можем хотя бы как-то… Пометить их? Скажем, радиоактивными изотопами?

На это высказывание главы Пентагона, Эдварда Лоуэтта, Роберт ответил просто:

– Мои люди сейчас как раз этим и занимаются. В подвале.

И правда: когда они с бригадой (Точнее – двумя бригадами!) охранников, и восемью техническими экспертами, которых привёз с собой Роберт, спустились на пятый подземный уровень хранилища, трое мужчин в защитных комбинезонах усиленной защиты как раз засовывали в тело потока фиолетовые пробирки, извлекаемые из открытого сейчас кофра со свинцовой оболочкой.

Пробирки испарялись буквально на глазах: секунда – и стеклянной трубочки нет! Плохо было только то, что испарялись при этом и губки длинных клещей, которыми пользовались агенты. Поэтому после каждого «введения» им приходилось брать новые, лежащие тут же, на полу у кофра. Но запас клещей-зажимов позволял «растворить» в потоке пробирки – все. Роберт уж распорядился.

– Ага. Неплохо. Что это – там, в пробирках?

– Йод девяносто три. Для людей практически неопасен. Найти и идентифицировать можно в течении тринадцати лет. Думаю, этого должно хватить.

– Вы – что? Роберт, вы это – серьёзно?! – глава Пентагона вернул отвалившуюся чуть ли не до пола челюсть на место только невероятным усилием воли, – Вы полагаете, что мы узнаем о судьбе этого золота – только через тринадцать лет?!

– Нет, разумеется, – Роберт позволил себе чуть поморщиться. Людские тупость и некомпетентность до сих пор сильно раздражали его, – Мы рассчитываем, что золото проявится гораздо раньше. Скажем, через пять лет.

На этот раз челюсть вернуть на место не удалось. Да оно и к лучшему: потому что поток готовых политься глупостей Роберт прервал одним словом:

– Шутка.

Лицо Эдварда пошло синими пятнами. Рот несколько раз открылся и закрылся. Затем генерал, похоже, осознавший нетривиальность как ситуации, так и шутки, взял себя в руки. Даже усмехнулся, хоть в усмешке и просматривалась солидная доля горечи:

– Ладно, Роберт. Подловил ты меня. А на самом деле? Что думаешь?

– На самом деле думаю, что скорость движения золота в воздухе невелика. Всего шестьдесят семь километров в час. Вероятно, это как-то связано с теми силами, что удерживают его в таком состоянии – при повышении скорости движения, как мне любезно объяснил наш специалист по гидравлике, профессор Девон Аллен, – Роберт позволил себе вежливо повести рукой в сторону прекрасно выглядящего в аккуратном костюме, словно его не сдёрнули с постели в час ночи, пожилого толстячка, любезно кивнувшего, и улыбнувшегося генералу, – что при увеличении скорости истечения любого потока, движущегося не в вакууме, а в среде, оказывающей сопротивление, хотя и даже столь незначительное, как воздух, его плавное движение может превратиться в турбулентное. То есть – в неуправляемое. И тогда целостность трубки может быть нарушена. Проще говоря – поток распадётся на отдельные струйки и вихри.

– Это утешает, конечно… Но что это значит?

– Это значит, что и под водой, куда бы ни направились после погружения в океан эти потоки, их скорость не может превзойти каких-то конечных значений. Вот этим сейчас как раз и занимаются по моей… хм… просьбе, моряки спецподлодки «Исаак Ньютон». Определяют скорость потоков под водой.

– А у вас… То есть – у вашего ведомства, есть и собственная подлодка?!

– Какая ещё подлодка, Эдвард? – Роберт позволил себе похлопать невинно расширенными серыми глазами в раскрасневшееся лицо утиравшего уже посеревшим платком обильный пот, генерала, – Тебе просто послышалось.

Эдвард снова побагровел, и надул губы – словно маленький мальчик, у которого отобрали конфету. Потом фыркнул:

– Твоя правда. Немного юмора в такой ситуации мне не повредит. – тяжкий вздох перешёл в уже куда более спокойный тон, – Ладно. Так что там с этим… Определением скорости?

– Под водой скорость потока падает почти в три раза.

– А направление?

– Вот с этим пока – проблема. Вертикально вниз потоки уходят на глубину не меньше полумили. «Ньютон» же глубже шестисот ярдов опуститься не может. Поэтому куда поворачивают потоки потом – не ясно. Зато ясно, что если они будут двигаться туда, куда мы предполагаем, то доберутся до суши не раньше, чем через пятнадцать-двадцать суток.

– И… Что, черти её задери, это за суша?

– Как мы предполагаем, это для вон тех двух, – Роберт неопределённо махнул рукой на северо-восток, – Старушка Европа. А для вон того – латинская Америка. Возможно, Бразилия.

– Интересно. А почему ты так считаешь?

– Это просто. Кому выгодно лишить США их стратегического запаса золотовалютных резервов? Вот именно. Первое подозрение, разумеется – именно на них. Потенциальные противники. Страны БРИКС. То есть – Россия, Китай, Индия. И Бразилия. Ну и Сингапур. Хе-хе. – Роберт позволил себе усмехнуться.

Генерал ухмыльнулся тоже – ухмылочка вышла кривая.

Поскольку ни глава АНБ, ни, тем более, сам генерал, не верили, что Сингапур – действительно серьёзный противник в текущей четвёртой, технологически-информационной, войне.

 

Разработать методику дистанционного преобразования любого материала в активную плазму оказалось нетрудно.

Куда трудней оказалось этой плазмой управлять. Причём так, чтоб она оставалась именно – плазмой. Стабильной. А не норовила сразу метнуться в ту или иную сторону, круша, взрывая, и прожигая дорогущее лабораторное оборудование. Специфика того, что с атомов сорвана оболочка из электронов, и оставшиеся ядра буквально светятся от избыточного положительного заряда и температуры, не позволяла сделать это имеющимися в распоряжении учёных к девяностым годам, средствами. Тут требовалось либо мощное, точнее – даже сверхмощное, магнитное поле, либо…

Что-то совершенно новое. Вначале – идея.

А затем и некое, пока несуществующее, и желательно – портативное, оборудование для её воплощения.

Но!

Но оборудование, не жрущее непозволительно много энергии. И позволившее бы легко и просто управлять плазменными шнурами на значительном удалении.

Весьма значительном.

Так что на разработку вначале – математического обоснования, а затем – и строительство действующего прототипа и ушла большая часть времени.

Почти двадцать три года.

 

Известие о том, что истечение и из Форта Нокс наконец закончилось, Роберт воспринял спокойно. Собственно, они так и так этого ожидали. Вопрос был только в том, сколько времени займёт превращение восьми тысяч тонн слитков из твёрдого агрегатного состояния – в газообразную плазму. То, что перед ними – именно высокотемпературная, очень агрессивная, и, тем не менее – чрезвычайно стабильная плазма, ему объяснил другой приглашённый эксперт – Никлас Миддлтон из Массачусетского Технологического.

Третий эксперт, Дилан Дракслер из Принстона, «порадовал» предположением о том, что под угрозой и оставшиеся золотовалютные резервы страны. Которые именно сейчас могут быть «атакованы». Поскольку аппарат, превращающий золотые слитки в плазму, судя по очерёдности нападения, один. И профессор даже назвал адреса вероятного нападения, чем несказанно удивил Роберта: предполагалось, что кроме членов специального Правительственного Комитета и высшего руководства страны никто об их существовании и не подозревает!

Однако хоть тут Роберт был спокоен: через пять минут после начала атаки на Форт Нокс он отдал соответствующий приказ. И его люди на спецмашинах и простых грузовиках начали срочное перебазирование золота из остальных трёх хранилищ в новые места.

Для начала – просто на территорию ангаров ближайших баз ВВС. Чему руководство этих самых баз оказалось вовсе не радо: ещё бы! Нужно же сразу выставлять усиленную охрану, обеспечивать мобильность, секретность, и т.д., и т.п. Однако руководство ВВС, куда Роберт обратился и непосредственно, и через людей, нажимающих на главные рычаги, быстро утихомирило возражавших и протестующих начальников семи баз – именно на столько частей Роберт решил поделить оставшиеся в стране «жалкие» две тысячи пятьсот тонн.

Звонков на мобильник не поступило.

Из чего Роберт сделал вывод, что они успели. И неизвестный противник не смог определить места передислокации слитков. Пока не смог.

Потому что Роберт на счёт противника не обольщался.

И запасные места новой, аварийной, передислокации уже тоже были определены. И согласованы. План, так сказать, «Б».

 

Неприятный сюрприз.

Кто-то в Правительстве, или руководстве силовых спецслужб оказался весьма сообразителен. Хотя после хода с тотальным отключением электричества в трёх округах Хидеки и посмеялся в усы, посчитав, что противник зашёл в тупик со своей «стандартной процедурой» и стандартно же мыслящими законсервированными мозгами.

И теперь ему до оставшихся, и до этого находившихся в точно локализованных географических пунктах двух тысяч четырёхсот пятидесяти тонн, наверное, не достать. Значит, придётся их просто…

Распылить. Благо, радиус действия аппарата превышает двести миль – а эвакуировать две с лишним тысячи тонн на большее расстояние даже у очень умных руководителей – просто физически не хватит времени! Не самолётами же они будут его транспортировать! А, вероятнее всего, обычными грузовиками.

Так что пусть золото и не преобразуется в сформировавшиеся управляемые шнуры, но хозяева его точно больше не увидят.

Точнее – не увидят в виде весомых и твёрдых слитков.

А вот в виде пыли – сколько угодно!..

 

– …как? Значит, оседают в виде обычной пыли… Ветром сдувает? Хм-м… А собирать не пробовали? Ну и как? Ожоги второй степени? Плохо. Приказываю: отставить попытки сбора вручную! Да. Да, если сможете – механизируйте. Разумеется, следить. И оцепить по возможности территории, на которых… Вот именно. Да. Да. Действуйте. При необходимости привлекайте все силы – и Армии и ВВС. Да. Их начальство, и министр обороны уже в курсе. И одобрили.

Роберт ткнул клавишу отбоя старинного аналогового, чудом сохранившегося со времён, вероятно, холодной войны, телефона и автоматически похлопал по левому внутреннему карману. В правом – телефон номер один. А в брючном – третий. Для непредвиденных звонков. Для одного из которых сейчас как раз настало самое время. Если б чёртовы мобильники работали.

Но нетрудно догадаться, что поскольку золотые контакты, соединяющие сердца маленьких устройств – микропроцессоры! – с остальной, более крупной, управляющей, начинкой, да и другие элементы из золота, там тоже есть, то они работать не будут. Так же как и любые компьютеры. В радиусе этих самых ста шестидесяти миль. Паника и коллапс всех городов, оказавшихся внутри круга с этим радиусом, к счастью, уже не его забота. А Эдварда Лоуэтта. И подчиняющихся непосредственно ему подразделений так называемой гражданской обороны. Эвакуация населения и наведение порядка – в ведении Армии.

Роберт снова снял трубку, слегка влажную от его вспотевшей руки. Звонить надо на домашний. А ну, как и он не действует?! Но гудок пошёл. После второго трубку уже сняли: значит, она ждала. Его звонка. И объяснения ситуации.

– Алло, Дорис. Не удивляйся тому, что я сейчас попрошу тебя сделать. – он досадливо поморщился, услышав слегка истеричный голос на той сторона линии: жена пыталась перебить и вставить что-то своё, – Нет, не перебивай, скажешь потом. А пока дослушай. – он придал голосу обычное на работе звучание: мягкая сталь, – Сними все золотые украшения, и сложи в шкатулку. Ту, кованную. И отнеси в подвал.

– Балда ты упёртая, а я что тебе всё это время говорю?! Испарились, испарились, говорю, давно мои кольца! И серьги! Слава Богу, что пальцы и уши несильно обожгло!

На секунду Роберт прикрыл глаза. Но собрался быстро:

– В таком случае просто помажь ожоги оливковым маслом, и ничего другого не делай. Запри наружные ворота. Спустись в подвал, запри стальную дверь, и включи аварийное освещение. От аккумуляторов. Приеду по возможности. У меня всё. Целую, дорогая.

Он нажал отбой. За жену теперь можно не переживать: запасов в бронированном и полностью оборудованном подвале-убежище ей хватит на две недели. Хотя он не думал, что хаос от отсутствия мобильной связи, и даже – от выхода из строя всех компов, и энергосистем, которыми они управляли, продлится столько. Резервов у его страны и Армии достаточно. Да и специалистов-ремонтников тоже. Хотя, как ему растолковал главный энергетик компании «Дженерал Электрик», только в кино переключение «на ручное управление» производится одним нажатием на рычаг.

Поэтому те первые часы, когда все, словно оголтелые бараны в старом фантастическом фильме «День независимости», ломанутся, наплевав на заверения Правительства, что скоро энергоснабжение и связь будут восстановлены, прочь из городов – ей лучше просто пересидеть в безопасности. В бункере на глубине пяти метров.

Роберт набрал новый городской – пришлось напрячь память, чтоб его вспомнить! – номер:

– Мистера Кортлана, будьте добры. – ждать пришлось не больше пяти секунд. Значит, и тут его явно ждали. В наушнике прорезался чуть дребезжащий, но всё ещё приятный баритон заправского обольстителя (Вот уж чего почти никогда не было!) и обходительнейшего менеджера (а вот этого – действительно с избытком!):

– Я вас слушаю.

– Эрик. Это Роберт.

– Да, дорогой племянник, слушаю. Если честно – я уже давно ожидаю твоего звонка.

– Да? И почему же это? – можно было и не спрашивать. Роберт и сам догадался.

– Да уж смотрю… Телевизор-то. И ещё потому, что как-то уж слишком внезапно посдыхали все компы. И мобильники. А в наших филиалах остались только побрякушки из серебра. Да камушки, что были вставлены в кольца и серьги. А вот всё золото… Испарилось, будь оно неладно! А по тем ответам операторов, что я услышал по девять-один-один, с трудом пробившись со своего городского, я понял, что и везде такая же петрушка.

Может, просветишь, во что там такое мы все вляпались?

– Извини, дядя. Это секретная информация.

– Так что – акции чёртовых рудников в Мапуту – лучше продать?

– Нет. Вот акции рудников – как раз не нужно. – Роберт замолчал. Но дядя понял:

– Понял тебя. Сделаю. Ну, счастливо! Привет Дорис!

– Счастливо, Эрик. Привет Патрисии.

 

То, что пришлось поневоле испарить и побрякушечки обычных, ни в чём не повинных простых людей, обывателей и их жён, и золото с плат компов и мобильников, Хидеки не напрягало. Раз уж эти мещане набрали достаточно средств, чтоб купить не серебряные, а золотые украшения – значит, не последний …рен с солью доедают! А без компов и мобил отлично обходились их не то, что деды – а и отцы! И ничего – никто не умирал.

Да и не такие они, раз уж на то пошло, обычные и невинные. Ведь это именно эти, «средние и обычные», американцы, избрали того гада, который приказал сбросить.

Бомбы.

Сбросить на мирные города – даже без военных заводов и баз!

Акция устрашения. Призванная показать простому народу Японии, что ждёт их всех, если страна не сдастся! Да заодно и весь остальной мир припугнуть: вот, мол, какие мы принципиальные и суровые! Не боимся чужой смерти!

Зато, небось, когда узнали, что у Советов есть адекватный, ядерный же, ответ, и бомбы могут начать рваться на территории самих Штатов, быстренько свои планы типа «Чариотир» и прочих, предусматривавших уничтожение крупнейших городов СССР и заводов оборонной промышленности – пересмотрели! И сделали упор на развитии и совершенствовании ПВО, да разных «Космических Щитов». Страшно стало!

Он откинулся от пульта, и позволил себе глубоко вздохнуть: сделано.

Ну, точнее, первая фаза Плана благополучно завершена. (Ему всегда нравилось это выражение. Словечко «план» ввели в широкий обиход те самые Советы, в двадцатых годах прошлого века, когда придумали свои «пятилетки». И всё выполняли их и выполняли. И перевыполняли. А затем стараниями всего одного слабовольного и безмозглого козла, пропихнутого к рулю теми же америкосами, всё это накрылось …опой. Ну, или другим местом – не суть. Хотя и сами американцы от этого штампа далеко не ушли: во всех боевиках и блокбастерах этот момент тоже есть: «Взвод! Переходим к плану «Б»!)

Теперь можно и перекусить: он достал припасённый термос с кофе, и из холодильничка – пакет с гамбургерами. На пару дней этого пакета ему хватит. Вредно, конечно, но поздновато думать о здоровье в семьдесят с хвостиком. Большим хвостиком.

Перед тем, как начать кушать, он выключил генератор. Не удержался: похлопал по обжигающе горячему боку. Молодчина, агрегат. Справился. И двухсот киловатт, как он и рассчитал, хватило с большим запасом.

Поев, Хидеки перебрался в кабину, и сел за руль. Зажигание включилось только с третьей попытки: старьё чёртово! Но эта рухлядь – реально на ходу. Зато уж сильно «бэушный» трейлер, перепроданный через третьи руки, никто не отследит. А генератор, излучатели и остальное барахлишко он внутрь ставил сам. В гараже. Никто не помогал.

Значит, некому и рассказать.

То, что снаружи уже рассвело, и утренний холодок неприятно отдаётся в скрюченном ревматическими старческими изменениями позвоночнике у таза, не удивило: именно к семи он и планировал закончить. А получилось даже чуть раньше: ну, с учётом «непредвиденных проблем»…

Не страшно. Хотя иногда его терзали опасения: может, начинать всё-таки нужно было с Форта Нокс? А не с городского Резервного.

Хотя чего переживать: уже всё сделано, значит, третий блок просто будет работать вхолостую. А два других уж направят потоки куда ему надо.

До автобана, ведущего из пригородов Фридриксберга, он добрался быстро. Но на обратный путь, до Шарлоттсвилля, уйдёт явно больше.

Ехать по утреннему хайвэю было приятно. В его направлении особого движения ещё нет. Но и километровых пробок на встречной – тоже. Он осознавал, конечно, что его трейлер могут отследить через спутники. Но это – дело весьма и весьма отдалённого будущего. К тому же вскоре начнётся повальное бегство из городов, где уже нет не только электричества, но и воды. Поскольку станции, подающие электричество и воду управляются с компьютеризированных центров и пультов. А значит, отрубится и канализация. И эти самые города очень быстро превратятся в помойку и рассадник ужасных болезней.

Но это – не его проблема.

Главное, что найти его теперь будет куда сложней.

Потому что вначале нужно связать факт исчезновения золота с потрёпанным фургоном-трейлером «Рено», некоторое время торчавшем в эпицентре катаклизма, а затем и отследить, куда тот подевался с «места преступления». А для этого надо, чтоб в Штабе поисков хотя бы имелось электричество – то есть, нужно расконсервировать передвижные КП с питанием от дизель-генераторов. И оттуда наладить приём картинки со спутников. И просмотреть записи. И так далее и тому подобное.

А он уж постарается им задачку своей поимки усложнить.

Свернув на второстепенную дорогу, он выбрал местечко, где имелись деревья с кроной погуще. Завёл трейлер туда. Щёлкнул клавишей-переключателем на приборной панели. Он знал, что маленькие шустрые механизмы с сервомоторчиками за три секунды сменили регистрационные номера, а с крыши трейлера смотали синий матерчатый чехол.

Порядок. Теперь можно вернуться на шоссе и дальше ехать – маршрут отработан, он лично (правда, на Шевроле) уже ездил здесь. По этой дороге до границы штата – восемь миль.

А дальше вступают в действие совсем другие, местные, порядки. Вот и посмотрим, как быстро федералы смогут его вычислить и достать. И смогут ли.

Вперёд.

Дел полно.

Да и до границы Канады путь, ох, неблизок…

 

– Начальник резервного КП в Лос-Анжелесе говорит, что они определили приблизительный центр Зоны, сэр. – техник не вставал, просто повернул к нему голову.

Роберт подошёл, и взглянул на экран. Не «продвинутый» плазменный, а старинный – аналогового телевизора с электронно-лучевой трубкой. Кинескопом.

Не слишком-то определённо. Диаметр Зоны, откуда могло осуществляться воздействие, испарившее почти тринадцать тысяч тонн золота в слитках, украшениях, и электронных приборах, имел радиус порядка пяти миль. Причём – в самом «насыщенном» дорожными развязками и хайвэями районе. Но радует уже то, что они теперь точно знали реальный радиус действия устройства. Или устройств.

Сто шестьдесят с небольшим миль.

Именно на таком расстоянии от гипотетического центра Зоны и оказались испарены все «домашние» украшения. И выведены из строя компьютеры. И мобильные телефоны. Так что теперь он смотрит в экран раритета тридцатилетнего возраста, и разговаривает по радиотелефону восьмидесятых годов. Которые неизвестный, но предусмотрительный умник-бюрократ от интендантства приказал сохранять на складах списанного, но не утилизированного, оборудования.

Разумеется, и Форт Нокс, и банк Федерального Резерва, и все семь «запасных» точек перебазирования, то есть – военных Баз, внутрь этой Зоны входили.

И, разумеется, и их работа абсолютно парализована.

 

Вскрыть приготовленными здоровущими кусачками ржавую цепь на воротах с традиционной грозно предупреждавшей всех законопослушных граждан табличкой о том, что это – частная собственность, было нетрудно. (Потом, после всего, нужно вновь соединить эту цепь приготовленной проволокой – и она снова будет выглядеть «целой»!)

А вот завести трейлер на территорию бывшего рудника было гораздо трудней: дорога за двадцать лет запустения пришла в совершенную негодность. Кусты и даже деревья цепляли за борта, противно скрежеща по стенкам фургона, и скрывая отвратительную, и без того еле видимую, колею. Один раз пришлось даже вылезти – чтоб срыть приготовленной (Какой он умный!) лопатой чёртовы бугры от сусликов. Но вот он и у жерла. Которое он уже осматривал, придя сюда, правда, пешком, и решил, что подготовки не требуется: проехать можно и так.

Теперь нужно сделать всё как надо.

Это оказалось нетрудно. Трейлер действительно отлично вписался в старый тоннель, рельсы из которого «экономные» хозяева предусмотрительно убрали, и фары позволили легко проехать на сто шагов в глубину. А дальше и не обязательно: достаточно будет снять с ручника, и трейлер пойдёт под уклон своим ходом!

Хидеки забрал свой пакет с едой, и сумку с документами и запасными вещами. Вынес наружу, положил подальше от жерла. Он переоденется позже. А сейчас нужно поработать. Он вернулся к машине.

Облить бензином внутренности кузова и генератор с излучателями из трёх приготовленных тут же, в кузове, канистр, оказалось проще, чем он думал. Он вышел, оставив открытой переднюю дверь. Свернул из второго носового платка фитиль, сунул в отверстие бензобака, подвигал вверх-вниз. Убедился, что ткань пропиталась…

Зажигалка. Работает. Всё – нужно снимать с тормоза. И чуть подтолкнуть.

Это тоже прошло удачно. Хотя он до последнего сомневался – хватит ли его столь ничтожных теперь (Впрочем, и никогда не отличался!) хилых сил, чтоб подтолкнуть, и не нужно ли было проехать чуть подальше… Он вновь запрыгнул на подножку. Трейлер, всё ускоряясь, двинулся вниз: к пропасти. Когда передним колёсам до жерла шахты оставалось полметра, Хидеки щёлкнул маленькой пластиковой игрушкой, поднёс. Кончик платка запылал.

Он спрыгнул вовремя.

В бензобак и кузов фургона огонь пробрался уже на полпути трейлера ко дну полукилометровой шахты – внизу здорово бухнуло, заставляя открывать рот, словно выброшенная на сушу рыба, и всё равно морщиться: в тесном пространстве взрыв показался поистине оглушительным! А затем и полыхнуло – да так, что Хидеки пришлось изо всех сил приналечь, чтоб отбежать, и всё равно распластаться ничком на полу подъездного тоннеля – уже после того, как огненный шар выскочил из устья, и растаял под потолком, наполнив жерло отвратительным запахом горелой резины и изоляции! И хоть Хидеки и закрыл голову старой курткой, жаром обдало и затылок, и спину, и ноги.

Но разве сравнится этот жар, это пламя – с тем, что сжёг когда-то его отца?!

И сотни тысяч других, ни в чём не повинных, кроме того, что всем сердцем любили, и хотели защитить свою Родину, людей. Его соотечественников.

Вздохнув, он поднялся, автоматически отряхивая одежду, которую всё равно сейчас переоденет и выбросит, и двинулся к выходу из тоннеля.

Шевроле-Селебрити производства восемьдесят третьего года спрятан в трёх километрах. Придётся топать ножками.

Оба его автомобиля, и личный, и трейлер, имели проверенные годами, старинные, системы зажигания. Никаких «продвинутых» электронных систем для экономии топлива!

Поэтому «капризам» разных «солнечных вспышек» и даже сверхсекретных новомодных боевых излучателей – ха-ха! – не подвержены!

 

До «Шевви», спрятанного в гараже у запущенного и лишённого даже крыши здания управления шахты, добрался за час.

Дошёл бы и быстрей, но по дороге постоянно оглядывался: проверял, не демаскируют ли его какие клубы дыма, или ещё что-то.

К счастью, расчёт оказался верен, и ничего из жерла не вышло. Ну и слава Богу, как говорят русские.

Русские.

Как-то так получилось, что именно их он и выбрал.

Ну как же!.. «Естественные», так сказать, и «наиболее вероятные» враги номер один его «любимчиков» – америкосов. Они, конечно, и сами добывают вполне достаточно золота в Сибири.

Но разве золото – бывает лишним?!

 

– Сэр! Трейлер вот этого человека может оказаться тем самым!

– Я вас внимательно слушаю. – Роберт подошёл к оператору, вглядываясь в автомобиль, выведенный на экран укрупнено. – Обоснуйте.

– Ну, во-первых, он достаточно старый и потрёпанный, чтоб, так сказать, не привлекать к себе особого внимания. Во-вторых, его последний владелец нашёл покупателя через интернет: вот его объявление, возобновлялось три раза. А четвёртого не последовало: похоже, нашёлся-таки клиент. Ну и в третьих – главное!

Здесь, в объявлении, говориться, что пол жилой комнаты, то есть – днище фургона, укреплено понизу дополнительными швеллерами! Потому что предыдущий, точнее – самый первый, владелец, использовал трейлер в основном как прицеп для перевоза трёх своих байков. На места соревнований. Там, в трейлере, он с женой и жил. Буквально неделями, пока шли презентации, выставки, и заезды. В одних из таких заездов он и погиб. А его вдова трейлер быстренько продала. Второму владельцу. А уж тот – третьему – ну вот этому, который продал уже через магазин в Сети.

– Логично. – Роберта радовало, когда его подчинённые работают мозгами, и могут внятно и чётко объяснить, почему пришли к тому или иному решению. И кто же этот… Четвёртый, владелец?

– Выяснить не удалось, сэр. Он не переоформлял трейлер на своё имя.

– Как так?

– Да вот так уж, сэр. Фургон-трейлер за регистрационными номерами такими-то числится по-прежнему на старом владельце. Хотя куплен явно, – оператор ткнул в последнее объявление, – не менее трёх месяцев назад!

– Значит, вероятней всего, сделка была оформлена лично. И оплата была произведена наличными. – Роберт говорил эти сами собой напрашивающиеся выводы как бы себе под нос, но поглядывал при этом на своего последнего, третьего, зама, Гульерме Гвидо – тот с самым сокрушённым видом вздохнул. Но знал. Что от судьбы не уйдёшь:

– Мне отправляться прямо сейчас, сэр?

– Да. Вытряси из этого Лероя Чао, кому, когда, и за какую цену. Последний его адрес тебе даст Гордон, – Роберт кивнул на оператора.

– Слушаюсь, сэр.

А быстро бегает его третий. Но соображает куда хуже первых двух.

Поэтому пробиться выше по карьерной лестнице ему пока не светит.

 

Джордан добрался до дома Аманды на своём трескучем и жутко коптящем Харлее. Старинный агрегат, наследство от отца, теперь, когда новомодный престижный Вольво-С60 «Кросс-кантри» вышел из строя, уже не казался дурацким анахронизмом, а наполнял сознание радостью, что не продал, хотя много раз и предлагали, какому-нибудь ностальгирующему козлу в коллекцию. Кроме того, объёмистый багажник под сиденьем позволил запастись консервированными продуктами – хотя бы на первые два дня. А уж за два-то дня они к сохранившейся там, за пределами двухсотмильного могильника, в который грозили превратиться Нью-Йорк и окрестности, «цивилизации», доберутся.

У дома «девушки» наблюдалось типичное преступление, сопровождавшееся воплями и ругательствами: трое чёрных, словно головешки, подростков пытались вытащить из-за руля белого старика: «счастливого» обладателя древнего Шевроле-Корсика.

Джордан, чувствуя раздражение и даже злость, не стал церемониться: прибавил газу, и, проезжая мимо, заложил на полной скорости вираж! Двое оглянувшихся на рёв мотора, но не успевших отскочить дятлов отлетели на десяток шагов от дверцы! Джордан усмехнулся про себя: не «страйк», конечно, но всё-таки – неплохо!

Возиться с третьим Джордан не стал: просто выстрелил первым, увидав, что пацан выхватил из-за спины ствол.

Тренировки не пропали даром: пуля вошла прямо в центр не защищённой, как у него, жилетом, тощей груди – рёбра буквально торчали из-под кожи. Похоже, типичный наркоша. Это именно они бывают обычно столь костлявы. И «немотивированно» злы.

Отброшенный ударом пули на заднюю дверцу машины, парень как-то быстро спал с лица. (Похоже, считал себя – самым крутым и стремительным ковбоем. И так до конца и не верил, что у кого-то реакция может оказаться быстрее!) После чего завалился на спину: рука с так и не выстрелившей пушкой некоторое время нелепо торчала, воздевшись к небу.

Но это быстро закончилось. Рука бессильно упала на асфальт, глаза парня закрылись. Челюсть отвалилась, и из раскрывшегося рта потекла чёрная кровь.

Пушку из расслабившейся кисти Джордан вынул, и взвесил на ладони. Сорок пятый специальный. Хороший револьвер. Он откинул барабан – полон! Отлично.

Джордан сунул добытое «по праву сильного» оружие в карман брюк – потом нужно будет передать Аманде. Стрелять она умеет. И не боится.

А стрелять, похоже, придётся.

Из Шевроле тем временем выбрался на тротуар, убедившись, что им не интересуется нежданный спаситель, весьма бодрый, хоть и слегка (А точнее – весьма основательно!) помятый старичок: одна ноздря у него кровила, и глаз заплыл. Трясущимися руками он пытался вернуть на нос очки с сильно погнутой оправой – одно стекло даже выпало. Однако голос звучал весьма жизнерадостно:

– Благодарю, молодой человек. Вы помогли мне, разумеется. Но я и сам контролировал ситуацию.

Джордан чуть склонил голову, подойдя ближе. Старичок смотрел на него тоже чуть склонив голову. Похоже, они понимают друг друга. Старичок рассмеялся – весело, открыто и просто. Протянул руку:

– Сирил.

Джордан, чувствуя, как по лицу невольно расплывается ответная широкая улыбка,  пожал протянутую кисть, оказавшуюся и тёплой и крепкой:

– Джордан.

– Спасибо вам, Джордан. Молодёжь в последнее время совсем распоясалась – никакого уважения к старикам и их автотранспорту. Но… Могу ли я предложить вам свою помощь? Похоже, на весь этот квартал только у меня работает мотор.

– Спасибо, Сирил. Но у меня другой план. Да и как мне кажется, он куда рационалистичней. – Джордан похлопал по бензобаку престарелого моторизованного коня, – На этом ветеране – понадёжней будет. Думаю, на выезде из города непролазные пробки. Потому что многие машины застало прямо в пути. И те, чьи, скажем так, безэлектронные, тачки-ветераны ещё могут двигаться, сейчас – мишень. Навроде вас и вашего раритета. Для сотен тысяч паникующих. И застрявших.

– Хм… Что-то есть в ваших словах, уважаемый Джордан. Некое рационалистическое, как вы выразились, зерно. Но я всё же попробую. Пусть и не в Филадельфию, и дальше – в Канаду, но хотя бы – на Юг. В родной Техас!

– Счастливого пути! – Джордан ещё раз пожал крепенькую ладонь, и подумал, что – да. На жителя Техаса Сирил похож. Да и кому ещё, как не техасцу придёт в голову назвать сына – Сирилом?!

Мужчина между тем действительно залез в машину, и завёл мотор. Улица здесь, в квартале для весьма состоятельных обитателей, могущих позволить себе подземную парковку, оказалась почти пуста: Шевроле доехал до поворота, за которым скрылся, без проблем. Они – то бишь – проблемы – чуяла многострадальная задница Джордана! – начнутся у оптимистичного мужичка ближе к кольцевой. А уж за ней!..

Начал стонать, ругаться и шевелиться один из сбитых мотоциклом подонков.

Джордан подошёл. А-а, вот ты как!..

Попытки подняться и достать его здоровенным пружинным ножом Джордан пресёк точным ударом в челюсть, а на руку, так и не выпустившую нож, просто с размаху опустил каблук с кованными набойками. Уж сапоги-то для езды на байке переодеть не забыл. Истошные вопли скоро сменились жалобным подвыванием, и парень, где ползком, а где и на карачках, очень быстро упятился в переулок. Второй налётчик так и не подал признаков жизни. Нож Джордан сложил и сунул в карман куртки. Может, конечно и не поможет. Но уж точно – не помешает.

После этого проблем у Джордана не осталось.

Голос у него зычный. Но звать Аманду пришлось три раза: всё-таки – пятый этаж.

Когда её взлохмаченная головка высунулась в окно, Джордан почуял облегчение: слава Богу! Никуда сама не надумала!..

Женщина сбежала к нему даже не переодевшись: просто накинула на сексапильнейшую ночную рубашку банный халат! Джордан, поймав себя на том, что мысли и кровь уходят на возбуждение чего-то явно не того, и подумав, что сейчас не лучшее время для кобеляжа, приказал как можно быстрее собрать все ценные вещи, документы, и – главное! – удобную дорожную одежду. Отдал девушке приготовленный пустой рюкзак. Рюкзак придётся надеть ей: иначе она не сможет прижиматься к его широкой спине и стрелять.

Аманда, оглядываясь с явным страхом на труп в луже крови и второе лежащее тело, ни высказываться по этому поводу, ни протестовать и не подумала, а сразу убежала назад в подъезд: она у него явно не дура! Понимает, что оставаться – значит рано или поздно попасть в лапы бандитов, мародёров, и прочих наглых и «храбрых» оставшихся сволочей, что наверняка «с пристрастием» «прошерстят» брошенный город! А от полиции помощи ждать нечего: вся она сейчас на хайвэях. Пытается навести порядок, и прекратить перестрелки, которые, как он слышал, уже вовсю идут в многомильных заторах и пробках.

Когда женщина убежала, Джордан снова подошёл к застреленному бандиту. Методично и спокойно обшарил карманы его дешёвеньких, сильно засаленных и заношенных, курточки и джинсов. За что был вознаграждён примерно двумя десятками патронов. Криво усмехнувшись, Джордан сунул их все в карманы: наверняка пригодятся. Пакетики со «шмалью» остались лежать у трупа: Джордан считал, что наркоманы должны вымереть. Сами. Чтоб не мешать устраиваться в новых реалиях жизни нормальным людям.

А если не вымрут – нужно им помочь.

Потому что роскоши «лечить и перевоспитывать» сейчас никто себе позволить не может.

Он остался на всякий случай на улице, заехав только в переулок: не хватало ещё, чтоб какие-нибудь другие борзые дебилы угнали его мотоцикл – его последнюю надежду, которую он с содроганием сердца пытался всё утро завести! И завёл ведь.

Стресс его «девушки» оказался настолько велик, что собралась она буквально за девять – он засёк! – минут.

Туго набитый, с торчащими наружу вещами и одеялом, рюкзак застегнуть удалось. Разумеется, пришлось предварительно повозиться, вывалив прямо на асфальт тротуара всё собранное, чтоб уложить уже порациональней. Но заняло это не более трёх минут.

После чего они отчалили из города-который-никогда-не-спит со всей возможной скоростью!

 

Ехать обратно по хайвэю, уже после того, как паника явно овладела горожанами, было не столь приятно, как утром. Хотя опять-таки – в его направлении, то есть – к городу, движение было незначительным.

Зато навстречу уже растянулась многокилометровая, состоящая сплошь из автомобильных ветеранов и откровенной ретро-рухляди, которую владельцы откопали в древних гаражах и неизвестно какими усилиями реанимировали, двигавшаяся словно судорожными рывками, коптящая выхлопным угаром, и истово сигналящая клаксонами, пробка. Отсюда, из-за бетонного надолба, делящего хайвэй надвое, она казалась живущей своей жизнью, злобной, и коварно притаившейся, перед тем, как сделать смертоносный бросок, змеёй. А ведь город, из которого эта змея убегает – даже не Нью-Йорк, а всего-навсего – Шарлоттсвилл. С другой стороны, похоже, паника ещё не развернулась в полную силу: иначе какой-нибудь умник давно догадался бы сдвинуть в сторону какой-нибудь из разделительных надолбов, и сейчас и эта сторона дороги была бы запружена мчащимися прочь из Зоны машинами!

Хидеки, высунув левый локоть в открытое окно, и небрежно придерживая руль правой рукой, делал вид, что вполне доволен жизнью, хоть и удивлён происходящим, подставляя лицо встречному ветру – это для полицейских регулировщиков, что сновали вдоль пробки, и пытались хоть как-то навести порядок, и тех водителей, что стояли и иногда продвигались вперёд черепашьим темпом по другую сторону бетонного разделителя. Ну а для тех, кто двигался вместе с ним, он был словно невидим – он никого не обгонял, и просто старался от едущей впереди машины, древнего фургона какой-то продуктовой лавки, не отставать. Так что вызвать подозрения он ни у кого не мог. Вроде бы.

До своего пригорода в элитном «спальном» районе добрался вовремя: к обеду. К счастью, те, кто хотел отсюда уехать, похоже, уже уехали. Вокруг непривычно пусто. И тихо. (Собственно, у них здесь и в обычные дни почти так же!) Ну а мародёрство начнётся (Если не пресекут армейские и гражданская оборона!) не раньше ночи. Ему на это, собственно говоря, плевать. Плоды, так сказать, демократии. Любой желающий может купить оружие. И «храбро» грабить опустевшие дома. А здесь, в престижных и дорогих домах отнюдь не бедных владельцев, точно найдётся, чего…

Машину он завёл в гараж, дверь запер. Теперь нужно сделать вид, что он – всё ещё здесь. Ну, или где-то поблизости.

Быстро пройдя по комнатам коттеджа, он включил радио на кухне и телевизор в зале на первом этаже. Ага, работают они – два раза! Но лишний раз убедиться, что всё рассчитал точно – приятно.

Он прошёл наверх. В спальне вытащил из шкафа костюм, аккуратно разложил на постели – словно приготовил, чтоб одеть… Если мародёры не доберутся сюда раньше ФБР или АНБ, приборы и спецэкспертиза этих силовых ведомств покажут, что всё это сделано недавно. Он снова спустился вниз.

Холодильник в его холостяцкой «берлоге» частично заполнен продуктами: рыба, салат, молоко… Но он знал, что эти продукты трогать нельзя. Иначе сразу станет понятно, что это – именно он. И к бегству и отключению электричества он подготовился заранее.

Поэтому просто вскрыл пакет с сосисками, оставив там, на верхней полке, три штуки: как бы приготовленными «на ход». И поставил на кухонный стол кастрюлю. Словно он – человек старой закалки, и устоявшихся привычек, то есть – консерватор! – собрался именно – варить их. А не разогревать, как принято в цивилизованном обществе – в микроволновке. От которой сейчас пользы, как рыбкам от зонтика.

После этой «театрализованной постановки» он просто перенёс свой пакет с гамбургерами через двор, отпер небольшую калитку в стене. И оказался на участке соседа.

Отпереть гараж которого тоже, разумеется, не представляло проблемы: ключ и от калиточки и от гаража Хидеки озаботился изготовить заранее.

Пакет с едой он переложил в багажник стоявшего в гараже форда. Настоящего Мустанга – шестьдесят восьмого года выпуска. Старинного. Принадлежавшего отцу соседа. Выглядящего ничуть не хуже, но и не лучше, чем те раритеты, что стояли сейчас в пробках повсеместно. То есть – подержанного. И окрашенного в приятный глазу чёрный цвет. Ничем не выделяющаяся, когда-то престижная, а сейчас могущая вызвать только ностальгическую усмешку, старая, но ещё бегающая, машина. Человека, принадлежащего к классу чуть выше среднего. В плане материального достатка. И без тупых амбиций «чтоб соответствовать» дурацкой моде – то есть, менять тачку каждые два-три года. Чтоб перед друзьями и соседями не было стыдно. Мещанство, возведённое в Культ!..

Да, машина принадлежала соседу. Но её аккумулятор Хидеки аккуратно подзаряжал каждую неделю. И бензином озаботился заправить. И поскольку сосед – в Италии, где занимается раскопками гробниц этрусков, и явно претензий за эксплуатацию его собственности предъявить не сможет ещё пару-другую месяцев, грех не воспользоваться.

Ничего: угрызения совести по поводу «угона» Хидеки уж как-нибудь переживёт.

Ключ от выездных ворот участка соседа у него тоже имелся.

 

Маленький Джонни был, конечно, расстроен, что любимый мультсериал про человека-паука прервался прямо на самом интересном месте! Однако не сильно: нужно ведь просто попросить у бабули, у которой он сейчас гостит, лаптоп, и запустить сериал там: флэшку с пятью сезонами человека-паука, Бэтмена, и ещё двенадцатью подобными «героическими» мультсериалами мама бабуле передала. С соответствующими напутствиями.

Мама.

Если бы не её «сверхважная и сверхспешная» работа в адвокатской конторе, сейчас бы они поехали куда-нибудь на каникулы. И уж точно – не пришлось бы сидеть у бабули. В однокомнатной квартире в здоровущем небоскрёбе, на восемнадцатом этаже.

Лаптоп бабуля дала ему сразу – даже не попытавшись возразить, что «нельзя пять с половиной часов подряд смотреть всякую чушь!» Джонни воспринял это с одной стороны – с облегчением. А с другой – напрягся. Потому что телефонные звонки, которые по городскому делала бабуля, пестрели такими словами, как «обрушение», «паника», «все бегут!», «полный коллапс!», «спасаться от мародёров!», и другими. Ничего хорошего не сулившими.

И ведь точно: он не зря инстинктивно вслушивался.

Не прошло и десяти минут после последнего разговора, как бабуля Рэйчел собрала две огромные сумки с вещами и продуктами. И потащила его, заперев стальную дверь квартирки на три мощных замка, по длиннющим и казавшимися бесконечными, лестницам, в подземный гараж – где пылился её старенький и давно нуждавшийся в покраске, но вполне резво бегавший, Додж-пикап.

 

Через три мили после инцидента с качками-отморозками стала ясна и причина пробки: два многоосных тягача-полуприцепа столкнулись, полностью перегородив правую половину шоссе. Тяжёлой техники, чтоб оттащить их, у оставшегося единственного полицейского очевидно, не было. И вызвать возможности нет. Так что проводив взглядом не то пять, не то – шесть трупов в полицейской форме, лежащих рядком на обочине, Джордан с Амандой проигнорировали попытки регулировщика направить и их куда всех – в объезд через дыру в центральном разделительном бордюре, и двинулись дальше.

До Сан-Франциско, где у Джордана имелись кое-какие завязки и друзья, могущие приютить их хотя бы на первые пару дней, путь, ох, неблизкий.

В Большое Яблоко Джордан решил пока не возвращаться.

Во-всяком случае, в ближайшие пару месяцев.

Потому что не верил, что всё вернётся в привычное русло раньше.

Да и вообще – в то, что оно вернётся, верилось с трудом.

 

Поездка к границе ничем интересным не запомнилась. Кроме того, что пришлось ещё постоять часа три в хвосте мучительно медленно рассасывающейся пробки. После чего дорога стала почти свободной. По обочине примерно через каждые двести-триста шагов стояли автораритеты, вероятно вышедшие из строя, да в паре-тройке мест лежали возле таких застывших без движения автомобилей накрытые кое-как простынями или одеялами, тела. Обычно с сидящим рядом сопровождающим, или несколькими – эти уже не рыдали, но лица…

Хидеки не позволял себе расстраиваться – от стресса ли, или из-за перестрелок за обладание транспортом «на ходу», или из-за «разрыва сердца» умерли эти люди – его это не должно волновать. В Японии людей погибло куда больше. Невинных.

А миловидных девушек до сих пор насилуют жеребцы в кованных ботинках. Выходя в увольнительные с американской военной базы в Окинаве. И оставаясь безнаказанными. «Дипломатическая неприкосновенность!»

Собственно, он уже ездил несколько раз этим маршрутом, и ни пейзаж, ни достопримечательности архитектуры удивить ничем новым не могли. Дешёвые мотели, придорожные закусочные. Сейчас туго забитые временными постояльцами, вынужденными, вероятней всего, сделать это опять-таки из-за поломки транспорта.

Но после проезда развилки с шоссе, уводящими на запад и северо-запад, беженцы практически закончились: как ни странно, но в суровые приполярные широты, и к достопримечательностям Ниагары никто почему-то ехать не желал.

После этого Хидеки смог куда спокойней чувствовать себя и даже заходить и заезжать и в мотели и в придорожные кафе. Но – только на вторые сутки, после ночи, проведённой в запертой машине. И – только когда закончились гамбургеры с сыром. Те, что с мясом он съел в первый же день – чтоб не испортились.

К концу третьего дня, задумчиво стоя у тщательно заправленной постели перед окном уныло-жёлтой комнаты во втором мотеле, и любуясь «живописным» видом почти пустой автостоянки, Хидеки как-то вяло подумал, что, похоже, переоценил способности и интеллект своих преследователей. Как и возможности современных технологий. Что же, у них посбивали все спутники? Или видеокамеры на всех, даже находящихся вне Зоны, дорогах, вырубились? Или сработало то, что он прицеплял накладную бороду и надевал парик?

Вряд ли.

Куда более вероятно, что тот хаос и бедлам, что царят сейчас на биржах и в экономике, да и просто – в стране, сделали его поимку – не первоочередной задачей. Или сильно её затруднили. На что, собственно, ему наплевать. И хотя теперь, вовсе не ощущая удовлетворения от свершившейся мести, и охваченный, скорее, какой-то мозговой апатией, он и равнодушен к своей дальнейшей судьбе, он будет продолжать демонстрацию «запланированного бегства».

Потому что это предусмотрено его планом.

 

В коттедже профессора в пригороде Шарлоттсвилля Роберт побывал лично.

Имелась у него потаённая, и не совсем рациональная, мысль о том, что побывав на месте, он лучше «прочувствует» этого японца. (Хотя восточный менталитет – штука тонкая, и труднопредсказуемая.) Но Роберт думал, что человек, кем бы он ни был, и как бы тщательно ни прятал свою подлинную суть, оборудует постоянное жилище, сознательно, или бессознательно – под себя. И этот осмотр поможет ему, Роберту, склонности, убеждения, намерения и особенности характера главного врага «вычислить» получше, чем сделал их штатный психоаналитик. Которого, если уж совсем честно, Роберт недолюбливал. За чрезмерный апломб и дурацкую привычку расхаживать везде с таким видом, словно он смотрит на всех остальных – тупых плебеев! – сквозь ноздри, и его слово – истина в последней инстанции. Да ещё при этом широко раздвигая ноги в области паха – словно ходить как все смертные ему мешают непомерно разросшиеся …!

Насчёт разросшихся «этих самых», правда, он выяснил быстро: у дока Престона имелась хроническая паховая грыжа, которую он оперировал уже два раза. И, похоже, с нулевым результатом. Или просто боялся вставлять, как это сейчас принято, лёгкую пластиковую сеточку – для предотвращения рецидивов. Можно бы, вроде, посочувствовать бедняге. Но имелась у дока и другая нервирующая привычка: постоянно повторять свои сентенции по два раза: словно перед ними невнимательные, всё время отвлекающиеся, и плохо всё запоминающие ученики. Которым информацию нужно вдалбливать.

Однако через полчаса, облазав двухэтажный коттедж от чердака до подвала, (Где, кстати, обнаружилась отлично оборудованная мастерская, сделать в которой можно было фактически всё: от мобильного телефона до спутника, и от будильника до холодильника! И где, как ни странно, имелось полное отсутствие каких-либо следов того, что, несомненно, было здесь изготовлено. И в дом на колёсах установлено!) Роберт вынужден был всё же согласиться с мнением дока Престона: аккуратность, граничащая с педантизмом, нерушимая приверженность одной, навязчивой, идее, и скрупулёзная предусмотрительность и методичность в мелочах и деталях.

Словом, то, что называется «вязкость мышления». И «стабильность психики».

Человека с таким складом характера и достаточной материальной и интеллектуальной базой иметь в противниках не просто плохо. А очень плохо.

Потому что он предвидит каждый их шаг, предусмотренный «стандартной процедурой», и будет всегда предупреждён и готов. Что называется – чуть-чуть впереди.

Значит, нужно во что бы то ни стало поймать его как-то… Нестандартно. Ударить там, где коварный экстремист-интеллектуал не ждёт. А где он не ждёт?

Он не ждёт здесь, в стране. Потому что наверняка попытается сделать вид, что бежал и бежит к границе. (Разумеется, не на поездах, самолётах, или автобусах – столь тривиальное решение их ведомство давно бы раскололо! А на заранее подготовленном и, скорее всего, не на него зарегистрированном, автотранспорте выпуска не менее чем двадцатилетней давности.)  А сам, немного не доезжая до границы, скажем, с Канадой, оставит им очередной брошенный автомобиль, и двинется назад. Куда-нибудь в самые густонаселённые районы центральной части страны, где кишмя кишат беженцы, и где, размещая их во временных лагерях, вовсю отрабатывая свой гигантский бюджет в семьсот ежегодных миллиардов, трудится Армия США. Средний юго-восток, к примеру.

Словом – вернётся туда, где они его будут меньше всего ждать. И разместится в одном из временных лагерей, среди тех, у кого нет родственников, знакомых, друзей в незатронутых катастрофой штатах. Или, банально – денег. То есть, искать придётся по трём тысячам двумстам пятидесяти трём школам, спортзалы и классы которых переоборудованы в казармы, муниципалитетам, и церквям.

А что – очень даже нетривиальное решение.

С точки зрения «запудрить» им мозги.

 

Фотографию профессора, почётного члена чего-то там, лауреата ещё большего числа чего-то там, и ведущего специалиста в области изучения низкотемпературной плазмы для реакторов холодного синтеза Роберт изучал долго.

Но сколько ни вглядывался в с виду милое и невинное, буквально лучащееся морщинистой улыбкой лицо, ничего особенного не находил.

Что ни о чём, кроме того, что по части умения скрывать свои подлинные чувства и эмоции, семидесятивосьмилетний старичок может дать сто очков вперёд даже ему.

Поскольку то, что Роберт узнал, проглядев файлы с биографией эмигранта от рождения и до настоящего времени, не позволяло усомниться в том, что поводов для улыбок, особенно, приветливых и милых, у гениального физика с потрясающим трудолюбием, как его характеризовали буквально все коллеги, было, мягко говоря, немного.

А ещё Роберт понимал, что ни о каком раскаянии, или «добровольном сотрудничестве» речи тоже нет.

Так что его людям, которые будут брать профессора, когда он, наконец, будет найден, придётся быть крайне осторожными.

И ни в коем случае не допустить того, чтоб профессор «ушёл» от них. Скажем, приняв яд. Потому что в этом случае с надеждами узнать, как им вернуть золото обратно в подземелья, пусть и в виде пыли, придётся расстаться. Навсегда.

 

 

Мустанг соседа с очередными фальшивыми номерами Хидеки оставил в пятидесяти милях от границы, на стоянке какого-то очередного, ничем не примечательного, мотеля за Майноттом. Заплатил за проживание за три дня вперёд.

Три дня ему должно хватить. С избытком.

Рюкзак он прикупил на наличные, на какой-то гаражной распродаже, ещё четыре года назад. И не сомневался, что в потрёпанных лыжных брюках, со столь же потрёпанным рюкзаком за спиной, и в добротных альпинистских ботинках его примут, кто бы ни увидел, за самого банального скандинавского ходока. Пешего туриста с лыжными палками, на старости лет не желающего терять спортивной формы. Или осмотреть замечательные во всех отношениях девственные леса. Или что-то доказать самому себе – хотя бы то, что может, и не боится ходить по дремучим чащобам без сопровождающего. И ружья.

Район он изучал уже только по карте: не хотел, чтоб хоть кто-то его здесь видел. Мобильник, который мог бы позволить все его перемещения за последние годы отследить, Хидеки оставил на столе кухни, у давешней кастрюли: словно отлучился именно – на минутку. А другой оргтехники у него с собой никогда и не было.

Пусть-ка помучаются!

Первую ночь пришлось провести в кустах. В самой середине особо густых зарослей, тоннель в которые он буквально прорубил своим мачете. Надувной матрац позволял избежать контакта и с сырой землёй, покрытой прелой хвоей сосен и елей, и частично – сброшенными листьями клёнов и дубов. Впрочем, Хидеки никогда особо ботаникой не интересовался: может, это были осины и платаны. Узнавать он научился только берёзы – по их стволам, и орешины – по листьям, круглякам орехов, и неприятному запаху.

В спальном мешке оказалось даже теплей, чем он думал: ещё бы! Мех – только натуральный. Марала, или какого-то изюбря – Хидеки не запомнил. Да и не заморачивался хранением в памяти лишней информации: какая ему разница – чья шерсть. Лишь бы грела. А спальник купил год назад, и тоже – на гаражной распродаже. Не отследят.

Мясного у него с собой ничего не было – только хлеб в виде сухарей. Чтоб не привлекать излишнего внимания водящихся здесь, по идее, медведей.

Впрочем, медведей Хидеки уже не боялся.

Как и смерти.

Ведь человек, исполнивший миссию, которой посвятил всю свою жизнь, может позволить себе такую роскошь.

Никого и ничего не бояться.

 

– … нет, никаких следов, сэр! Отпечатки? Да, отпечатков-то пальчиков полно. И волосы на водительском сиденье. Наши эксперты уже колдуют вовсю. То, что это был именно он, сомнений никаких. Но вот куда пошёл, или поехал, и на чём – абсолютно неясно. Да, уже всех сменных диспетчеров опросили, как и водителей автобусов. Никакие «пожилые благообразные» японцы их рейсами никуда не ездили – никакого сомнения, что такой типаж тут просто бросался бы в глаза. Да, осмотрели, разумеется – в первую очередь осмотрели. Ночевал одну ночь, но за номер оплатил вперёд на три. Расплатился наличными. Поэтому хозяину и запомнился: купюры были как новенькие – словно только-только из-под станка. Хозяин даже проверил их потом, когда японец ушёл к себе – нет, всё нормально, просто видать, специально откладывал. Копил. Есть, сэр. Сделаю.

Нажав отбой, Роберт довольно долго смотрел в посеревший экранчик снова заработавшего, сверкавшего новизной металлизированного корпуса мобильника. Собственно, вся энергосеть и водопровод были восстановлены довольно быстро, но вот торопиться возвращаться в покинутые города восточного побережья беженцы почему-то не спешили. А чего спешить-то, если Государство платит суточные, а кое-где ещё и кормит?!

Но именно возврат мобильников больше всего радовал Роберта. Особенно хороша эта новая опция – видеозвонок. Позволяет отслеживать эмоции подчинённых куда надёжней. И как бы бодр и оптимистичен не был голос очередного агента, расстроенное лицо показывает, что человек устал. И разочарован. Тем, что противник опять их обставил.

Оказался на шаг впереди.

Или – на два?..

 

Идти по компасу оказалось сложней, чем он думал.

Потому что постоянно приходилось что-то обходить: заросли колючих кустов с какими-то, то синими, то красными, ягодами, поваленное дерево, или неизвестно откуда взявшийся ручей. Так что он только старался выдерживать общее направление, отлично зная, что уж мимо шоссе двадцать три – девятнадцать не пройдёт. Чтоб пройти мимо прямой и длинной трассы, нужно идти совсем уж в сторону – на восток, или на запад. А не туда, куда он упорно прёт, зная, что ни крупных рек, ни других естественных препятствий в этом направлении нет: на север.

Вторая ночь оказалась почти бессонной: рядом постоянно кто-то возился, скрёбся, шуршал подлеском и хвойной подстилкой. Хидеки поёживался в своём спальнике: а ну  как – волки? Или лисы? Хорошо хоть – точно не медведи: шум вокруг него однозначно производили лапки каких-то небольших животных. Но оказаться съеденным даже небольшими зверьками всё-таки не хотелось… Это должно быть неприятно.

Утром выяснилось, к счастью, что шуршали и возмущённо топали вокруг его импровизированного лагеря барсуки. По незнанию он в полумраке сумерек вторгся на их территорию, ещё и расположившись на ночлег всего в двадцати шагах от логова – норы в корнях поваленной старой сосны.

Но животные ему ничего не сделали, и Хидеки счёл нужным даже извиниться, уходя. Два крупных зверя с лоснящейся бурой шерстью, очевидно, семейная пара, восприняли его уход с явным удовольствием. Черные бусины-глаза словно лучились счастьем – впрочем, антропоморфизмом Хидеки никогда не страдал, и не приписывал животным эмоций, присущих только человеку. Но то, что барсуки и правда испытывают облегчение от его ухода, он понимал.

Облегчение чувствовал и сам Хидеки: ему желательно бы оставаться живым как можно дольше. Потому что его задача – вынудить противника думать, что он неспроста столь тщательно от них прячется. Что он сейчас собирается куда-то перебазироваться, чтоб привести в действие новую фазу коварного плана: перераспределить «угнанное» золото по каким-то получателям.

Ему нужно чтоб его искали.

Нет, не так. Ему нужно, чтоб искали – его.

А не его агрегаты.

 

Заброшенную шахту со штольней нашли, к сожалению, слишком поздно. Всё успело давно остыть.

Дрова, которые предусмотрительный япошка, как его непочтительно обозвал первый зам, заранее накидал на дно шахты, довершили то, что начал бензин. То есть – превратили начинку фургона трейлера в хорошо сплавившийся, монолитный, и похрустывающий при попытках разъять его на отдельные части, блок. Головешку. Уголь.

– Единственное, что мы выяснили абсолютно точно, так это то, что генератор произведён фирмой «Симменс». – за такое «открытие» подчинённых Айзека Сквайра Роберт не дал бы и цента, поскольку девяносто процентов портативных генераторов производилось заводами «Симменс». И его зам отлично это знал. (Нет, он точно дождётся, что его разжалуют во вторые!)

– Так. С этим понятно. Думаю, эксперты убьют на чёртовы угольки пару недель, после чего объявят нам, что восстановить даже общую схему конструкции излучателя не представляется возможным. Разве что сообщат, сколько километров медного провода, и какого сортамента, использовал «производитель». Лично же я считаю, что наиболее ответственные электронные части и микросхемы этот гад уничтожил как-то отдельно. Например, молотком.

Роберт и сам думал примерно так же. «Вязкость мышления». Педантизм. Скрупулёзность. Не-ет, до схемы устройства, превращающего золото в потоки едучей, словно кислота, плазмы, им точно не докопаться. Тупик.

– А что там с пролонгаторами?

Так они условно называли агрегаты, продолжавшие (ну, теоретически!) направлять потоки плазмы, текущие, похоже, почти у дна океана, к их неведомым пока целям.

– Никаких новых данных.

А умеет его второй подбирать интересные определения и синонимы к выражению «Ни …рена не нашли. И, похоже, …рен найдём!»

– Что с проверкой предположения профессора Бродского?

– Ни спутники, ни авакс ничего не обнаружили. На территориях черноморского побережья никаких подозрительных сооружений. Увеличение потребления электроэнергии ни в одном из районов не отмечено. Агентурная разведка тоже ничего не выявила. Окрестности Санкт-Петербурга ещё обследуются. Единую речную систему водного транспорта проконтролировать пока не удаётся.

– Понятно. – Роберт позволил себе чуть ослабить узел галстука: в последние пятнадцать минут совещания он как-то слишком уж сильно давил на шею. Вздох разочарования он умело скрыл. Обведя ничего не выражавшим взглядом подчинённых, отдал приказ:

– Продолжать работу.

– Есть, сэр.

Когда все вышли, вошёл секретарь, Чарльз Доммер. Капитан. Роберт приказал:

– Пригласите профессора.

Секретарь исчез, профессор появился. Этот заносчивый козёл, как и штатный психоаналитик, тоже не слишком нравился Роберту. (Точнее – его буквально корёжило от самовлюблённости и гонора чёртова научного «авторитета». Но с экспертным мнением профессора приходилось считаться. Светило с большой буквы в своей области! К тому же отлично знакомое с последними разработками чёртова Хидеки!)

– Добрый день, доктор. – Роберт предпочитал не называть Джорджа Форрестера по имени. Пусть его называют так те, кто будут вручать ему Нобелевскую премию, о чём уже второй год ходят упорные слухи, – Прошу. Присаживайтесь.

– Благодарю.

После того, как светило явно отработанным жестом поддёрнуло брючины на коленях, и опустило весьма пухлый зад на казённый стул у рабочего стола Роберта, некоторое время царило молчание. Затем Роберт, видя, что ни портрет Гувера на стене за его спиной, ни даже портреты Сталина, Дзержинского, Черчилля, Эйзенхауэра и Макартура на остальных стенах не производят должного впечатления, и не заставляют посетителя начать оглядываться, и даже не вынуждают шевелиться разные мысли и вопросы в голове безмятежно моргающего ему в лицо доктора, сказал:

– Предположение вашего коллеги профессора Бродского о том, что аппараты, управляющие перемещением потоков плазмы и отвечающие за поддержание их стабильности, находятся где-то на территории непосредственного назначения, или прилегающие к ним, пока не подтвердилось.

– Хм-хм. – светило позволило себе огладить холёной ручкой козлиную бородку, которая, собственно, и вызвала в Роберте соответствующие ассоциации, явно про себя позлопыхало над тем, что «коллега» облажался, и весьма пренебрежительным тоном, словно бы свысока, спросило, – И какие же это территории вы посчитали… Наиболее вероятным местом назначения?

Роберт несколько растерялся. Потому что предположение о том, что золото вероятней всего предназначается их наиболее вероятным противникам, в частности, то, что идёт сейчас вероятней всего на другую сторону Атлантического – России и Китаю, казалось единственно разумным. Но…

– Мы посчитали наиболее вероятными адресатами Россию и Китай. Здесь, на континенте Евразия. – Роберт указал рукой на огромную карту на стене без окон, – И – Бразилию – там. В латинской Америке.

– Интересная, конечно, версия. Свидетельствующая, как сказал бы мой персональный психоаналитик, о глубочайшей узости кругозора, вязкости мышления, и паранойе. Позвольте вас спросить, уважаемый, – если Роберт профессора по имени не называл, то тот отвечал ему полной взаимностью. Но, как подозревал глава АНБ, вовсе не потому, что считал это ответным ходом. А просто не дал себе труда запомнить имя и фамилию какого-то очередного, пусть и высоконачальственного, плебея, ничего не смыслящего в физике тонких внутриядерных процессов, – Почему вы рассматривали технологическую по сути проблему с позиций глобалистской политики, а не с позиций здравого смысла и логики?

– Что вы имеете в виду, профессор? – Роберт напрягся, почуяв, что лицо пошло красными пятнами. Но профессор, похоже, даже не обратил внимания. Или проигнорировал:

– Я имею в виду тот факт, что никто не заставляет нашего предполагаемого изобретателя направлять золото именно им. И – именно – под водой. Под воду он плазменные шнуры загнал наверняка лишь для того, чтоб, как это изящно говорится, «запудрить всем мозги»! И после того, как я всего пару часов подумал об этом, решение было найдено. И решение достаточно простое. Элементарное для любого человека с мозгами.

Наверняка где-то ближе к середине океана, спустя несколько суток после атаки, когда мы утратим, так сказать, бдительность, и уверимся в том, что шаги врага вычислили и знаем наперёд, эти шнуры будут (точнее – были!) выведены на поверхность, и затем направлены в стратосферу. На высоту нескольких, вероятно десятков, километров, где воздух сильно разрежен. И уже оттуда, двигаясь со скоростью на порядки больше, чем сквозь воздуху и воду, без проблем с сопротивлением среды, достигнут мест назначений. Вот позвольте вас спросить: ваши спутники могут контролировать, или хотя бы обнаружить такие разреженные, состоящие из пылеобразных частиц, потоки?

Роберт опустил голову вниз. Взор вперил в полированную столешницу. Приступ ярости удалось подавить. И он уже почти непринуждённо спросил:

– Почему вы раньше не высказали этого предположения?

– Что значит – не высказал раньше? Я пытался пробиться к вам на приём, но это пугало, – профессор позволил себе пренебрежительный кивок в сторону двери, – отвечало, что вы или сильно заняты, или в служебной командировке. А поскольку я человек занятой, и у меня нет времени рассиживаться в приёмных всяких чиновников, пусть и из силовых ведомств, я всё это изложил письменно. Исчерпывающим образом. В докладной записке. И передал вашему церберу ещё два дня назад. А что, – выражение праведного негодования в тоне сменилось напускным участием. – Вы разве этот доклад не получали?

Роберт подумал, что доклад-то он точно – получал. И, разумеется, не посчитал нужным ознакомиться, поскольку не считал в тот момент приоритетной ту информацию, что может в ней содержаться. Но вот про то, что гордый и презирающий чиновников профессор снизошёл даже до того, что сам приходил к нему на приём, капитан не доложил ему напрасно. Придётся заменить помощничка на более молодого, ретивого и сообразительного. Но сейчас нужно по возможности вежливо отправить профессора…

Куда подальше.

Раз всё, что он сообщил, «исчерпывающе» изложено в проклятущей записке.

 

Генераторы, установленные на заброшенной буровой платформе у побережья Мэдиссон-Кап, Канада, разведочные вертолёты обнаружили через три часа.

Точнее, конечно, не сами генераторы. А то, что от них осталось.

Здесь проклятущему хитро…опому япошке не удалось разжиться дровами. Зато он позаботился разжиться термитными зарядами. Ну и, разумеется, старым добрым динамитом. Поскольку кувалду, как до этого в трейлере, в ход пустить не удалось.

Промежуточные излучатели оказались испорчены даже куда основательней, чем первый: из осколков, сплавившихся в стекловидно-фарфоровую массу проводов, изоляции, и того, что когда-то составляло сердце агрегата – электронную начинку, не то что вытащить – выпилить что-либо представлялось затруднительным.

Роберт походил вокруг тщательно собранных его людьми в кучу кусков лавы и шлака, в которые превратилось то, что переправило золотой запас его страны в стратосферу, попинал носком туфли буро-серый кусок с искорками и прожилками красной меди. И залез обратно в вертолёт:

– Домой.

 

О детстве Хидеки предпочитал не вспоминать. Когда бодрствовал.

Потому что оно само возвращалось, вторгаясь в сознание властно и неумолимо, в снах. Наполняя душу неизбывной тоской и отчаянием: миссия столь грандиозна, а он такой маленький, такой слабый… Вот и пришлось учиться и зубрить так, как не учил и не зубрил ни один из тех несчастных, детей-сирот, заботу о которых после смерти родных, взяло на себя обескровленное Государство. Страна, где когда-то восходило солнце.

Япония.

Сейчас, неторопливо и аккуратно, чтоб не дай Бог не поскользнуться, и ничего не сломать, вышагивая мимо замшелых сосен и елей, и дебрей кустов и поваленных стволов, он уже мог себе позволить впустить эти картины и в дневное сознание.

Но всё равно – и инстинктивно, и сознательно старался делать это пореже – каждая такая картина отдавалась острой иглой-занозой глубоко в сердце.

А он пока не должен умереть!

Миссия закончена. Но не завершена!

 

Собственно границу он не заметил.

Ни на одном дереве не было табличек с надписью: «Дорогой турист! Добро пожаловать в Канаду!» (Шутка!) Но то, что он пересёк воображаемую разделяющую страны линию, у него сомнений не было: об этом говорили и карта и ручей Ричмонд-крик.

Ручей оказался ничего себе, и чтобы перейти его, пришлось двигаться вдоль весьма широкого русла по заболоченным берегам, пока не добрался до бобровой плотины. Грандиозность этого почти стометрового сооружения поразила Хидеки. Оказывается, не только люди способны для процветания будущих поколений трудиться коллективно, и слаженно – строя весьма сложные и изощрённые по конструкции сооружения.

Но сравнительно легко перейти на другую сторону вполне приличного озера плотина помогла.

Канада. Давно мечтал слетать. Отдохнуть, как это описывают в стандартно-бодрых и красочных туристических проспектах, «на лоне девственной и не загаженной промышленными отходами и выбросами», природы. Единственное, что сдерживало – холодно тут очень. Так что именно поэтому он и выбрал время для своей «акции» – летом.

Тоже шутка.

Время для своей атаки Хидеки не выбирал. Просто именно к августу всё, что нужно было сделать, оказалось сделано. И всё, что требовалось подготовить – было подготовлено. Он нанёс удар не потому, что пришло для этого подходящее время.

А потому, что боялся просто – не дожить. Ему – семьдесят восемь. И последние семь лет к сердцу довольно часто что-то подступало. Кололо, сдавливало, наполняло грудь какой-то подозрительной теплотой… Он знал: это – что-то нехорошее. Фатальное.

Поэтому стал ходить к лучшим кардиологам. Прокалывал курсы укрепляющих и специализированных дороженных лекарств. И свято соблюдал назначенный режим. И ел прописанные таблетки.

И вот – свершилось.

Собственно, оно свершилось в тот момент, когда он нажал на своём портативном пульте все кнопки, и повернул все рычаги.

И никто лучше него не понимал, что обратного пути нет.

Процессы необратимы.

И, если уж быть честным с самим собой, последовавшее за включением агрегатов шоу – с бегством и запутыванием следов! – было нужно не только и не столько для того, чтоб понервировать и погонять за собой спецслужбы страны намбер уан.

А и для того, чтоб «поразвлечь» и «поразмять» и самого Хидеки. А то что-то засиделся он за чертежами, паяльником, и токарным станком… нужно бы и отпуск себе устроить.

Перед смертью.

С походом в горы, да с едой на свежем воздухе. Кострами на ночь. (А вот этого – никак нельзя! Беспилотники сразу засекут очаг теплового излучения!) Комарами. Неповторимым запахом, исходящим от хвои крон, и замшелых стволов. Чудесным ощущением, когда нога в крепком ботинке погружается словно в пуховую перину – в прелую мягкость опавших и полуистлевших бурых листьев и хвоинок…

Как многого он был лишён. Вернее, как многого его лишили те, кто вынудил его посвятить свою жизнь одной цели.

Отомстить.

А ведь ему тоже – хотелось всего этого.

Отдыха. Пустого и бездумного любования природой во время пеших прогулок. Ощущения, что не нужно больше думать о вечной гонке со временем, и паять, наматывать, устанавливать и сооружать, и что все проблемы можно бы на время и отложить…

Без ущерба для основной миссии.

Особенно остро этого хотелось в первые где-то сорок лет жизни.

А ещё хотелось найти женщину, которая вызовет в душе тёплые чувства. Создать семью. Радоваться успехам детишек – в школе, а потом и в высшем… Ощутить тепло, даримое вознёй с пухленькими и наивно-любопытными внуками-внучками… Чувствовать, как их маленькие нежные ладошки гладят шершавую стариковскую кожу лица.

Сейчас, когда он был свободен перед своей совестью и выполнил то, что обещал праху матери и отца, он всё чаще предавался воспоминаниям. И мыслям о прошлом.

Как поглядывала на него во время учёбы в Университете некая Мико Катаяма… Он специально потом выяснил её имя – пусть и знал, что никогда им не… Но – подсознанию-то – не прикажешь!..

Прошло всё. И не вернуть ничего. Как не обратить вспять время, что бы там не талдычили фантасты. Никогда ни одного события или фразы там, в прошлом, никому не изменить. Не загнать назад, в бутыль внутриядерных процессов, то, что выпустили оттуда гении Эйнштейна, Ферми, Оппенгеймера. Всех тех, кого подлое Правительство Штатов смогло убедить в том, что если не они – то уж Гитлер!.. И тогда!.. Сами понимаете.

Нет на свете никого наивней учёных. Политики или военные легко могут привести тысячи доводов. Логичных и неопровержимых. А учёные как раз этим и страдают. Легко верят разным логичным и неопровержимым доводам. Потому что логичны.

Хидеки понимал, что все последние дни занимается самоедством, в тысячный раз задавая себе одни и те же вопросы: имел ли он право так поступить? Ведь из-за паники могут – да что там могут! – наверняка будут – изломаны и перекорёжены судьбы сотен тысяч и миллионов. И не только – в США! Кризис, возникший из-за «перераспределения» золотовалютных резервов наверняка больше ударит по – как раз – союзникам и партнёрам Штатов. И по карманам их жителей – налогоплательщиков.

Однако он рассчитал, что самого страшного – войны! – не случится. С восьмидесятишестипроцентной вероятностью. Никто из Больших Шишек не станет рисковать, пусть ухудшившейся, но всё же – жизнью своих граждан, да и своей – из-за паршивого золотишка. Которое можно просто купить. Или добыть. Или просто – отобрать.

Как фактически отбирают Моргановские, Рокфеллеровские, Карнеги, и других акул, концерны и разные картели ресурсы недр тех стран, где стоят у власти марионетки, выдвинутые на свои посты кованным сапогом дяди Сэма.

Поэтому тот факт, что ни огненных грибов, ни ударных волн, ни толп беженцев в «девственные леса» не наблюдается, сказал Хидеки, что и здесь он оказался прав.

Ну а то, что сами-то «простые» люди прекрасно могут обходиться в своей жизни вовсе без золота как такового, сомнения не вызывает.

Обходились же первые тридцать тысяч лет, пока венец творения – кроманьонец! – не создал первое Государство?!

 

– … да, сэр! Прямо над самим срединооокеанским хребтом! И распался и второй – там же. Нет, третий распался ещё раньше, и на три тысячи пятьсот километров южнее. Да, спутники тоже зафиксировали – запись же ведётся круглосуточно! То, что на поверхности не обнаружено следов – ничего не значит в нашем случае, как нам объяснил доктор Рафаил Мизрахи, наш океанограф. Потому что как бы мелки ни были частицы, рано или поздно их поверхность будет… э-э… смочена, и они пойдут ко дну.

– Что – батисфера? – Роберт задавал вопрос, уже зная ответ. Так что это произошло автоматически.

– Батисфера, сэр, обнаружила то же, что и пробники с «Челленджера». То есть – повышенную концентрацию золота до глубин в двести пятьдесят метров. Однако концентрация эта крайне мала. Как объяснил профессор Борли, она только в три раза превышает естественное содержание золота в морской воде.

Роберт отлично знал, что это означает.

Что подводные течения в глубине, и ветра на поверхности очень быстро рассеют пыль из золота по миллионам кубических миль водного пространства.

И что добыть золото обратно из акватории в миллион квадратных миль, над которой оно было распылено и сброшено, промышленным способом не удастся. Не выгодно.

Значит, это – не воровство. А вот именно – теракт.

И ни в одной другой стране мира это золото не всплывёт, нарушая баланс расклада финансовых козырей в глобальной мировой экономике.

Правда, в настоящее время его стране от этого не легче.

 

Шоссе пять-восемнадцать, на которое Хидеки выбрался к вечеру шестого дня «пешего туристического маршрута», казалось заброшенным.

За все два часа, до наступления темноты, по нему проехало только три машины. От них Хидеки благополучно успевал спрятаться – ещё бы! Звук мотора в тишине, к которой за эти дни отлично адаптировался его слух, слышно было за километры!

 

Вертолёты явно сели далеко: уж чего-чего, а звук от винтов Хидеки различил бы в ночной тишине легко. Ну, или у них имелись особые глушилки. Но то, что группу захвата высадили именно с вертушек, сомневаться не приходилось: из дорог здесь имелась лишь узкая каменистая тропа. На которой сейчас как раз и стояла его палатка.

Напрасно он вчера позволил увидеть себя какому-то не то – туристу, не то – обходчику. Впрочем, может это был и браконьер – неважно. А важно то, что гад явно кому не надо настучал. А то, что все телефонные линии и интернет прослушиваются и отслеживаются, Хидеки не сомневался: электроснабжение основной Конторы АНБ восстановлено в первую очередь. И произошло это давно.

Хидеки не стал ждать, когда его потащат «пред светлы очи» высокого начальства: риск слишком велик.

Риск того, что его обыщут. И обследуют принудительно в том числе и рот. И даже анус. Методы работы групп захвата он изучил.

Поэтому капсулку, заблаговременно (А если уж быть совсем точным – ещё до того, как нажал все нужные кнопки и повернул все нужные рычаги на пульте в фургоне!) засунутую в рот, и хранимую в дырке, оставшейся от выпавшей очень кстати  от пломбы, Хидеки разгрыз с чувством глубочайшего удовлетворения.

Но ещё смутно успел увидеть, как полог его палатки откидывает рука в чёрной перчатке, и лицо в чёрном же капюшоне с прорезями-бельмами глаз и рта возникает у входа.

Потом всё как-то поплыло, в ушах зазвенело… Но это быстро пропало. И тьма и спокойствие снизошли на исполнившего свой долг последнего подлинного камикадзе.

 

Глядеть на умершего Роберту вовсе не было приятно.

Сухонький, невысокий – в чём только, как говорится, душа держалась! Лицо перекошено предсмертной судорогой, которая сейчас, спустя полчаса, почти разгладилась. Но его синюшный цвет сохранился. Старый добрый цианид.

Реанимация невозможна.

Старик-японец старался. Делал уж – так делал. Капитально. Изобретательно. И он вовсе не собирался оставаться в живых, чтоб дать им шанс. Роберт подумал, что такого стоило бы уважать. Но не мог заставить себя сделать это.

Кроме чувства разочарования и злости ничего в сердце не обнаруживалось. Вредный мстительный япошка. Старался, конечно.

Но – всё равно не смог сделать то, что до него не удалось ни Гитлеру, ни Сталину.

Поставить его страну на колени.

Зато гаду отлично удалось избежать наказания. И вопросов.

Где могут находиться остатки золота из третьего потока.

 

– Добрый день, Владимир Владимирович.

– Добрый день, Александр Васильевич. Я вас внимательно слушаю.

– Думаю, Владимир Владимирович, вам лучше приехать сюда, ко мне. И взглянуть самому.

– Не телефонный разговор?

– Да, Владимир Владимирович. Не телефонный.

– Хорошо, Александр Васильевич. Через сорок минут я подъеду.

– Ждем вас.

 

Наблюдать, как срочно эвакуируют третий подземный уровень огромного здания ФСБ, было интересно. Деловитая и целеустремлённая работа всегда импонировала тому, кто и сам не столь давно управлял главным силовым Ведомством страны.

Но ещё интересней было смотреть на то, что теперь заполняло без малого четверть гектара опустевших помещений.

Льющийся с потолка поток не прекращался, как ему объяснили, уже третий час.

Золотой дождь.

Дары Данаи.

По предварительным прикидкам их будет около восьми тысяч тонн. Колоссальный рычаг. Стабилизации рубля. И воздействия на мировую экономику.

Но всё равно – они должны пока отлежаться здесь, в тишине и темноте.

Не менее тринадцати лет.