Никто не расскажет вам, что здесь случилось.
Откуда на теле взялись эти шрамы?
Как долго хромал на Невском мужчина?
Где сандаль? Почему рукав рваный?
На эти вопросы найдутся ответы.
Но явно не каждый готов их услышать.
Ведь есть в Петербурге такие сегменты,
В, который и крысы не смогут выжить.
На Ваське лежит чей-то левый сандаль,
И на Восстании рваный рукав.
И вот вам ответ, что случилось и как,
Почему мужчина чуть не умер дважды.
Всё началось ещё часов в двадцать,
Когда солнце уже село за крыши,
И начали пьяные в подворотнях ругаться,
А в подвалах запищали мыши.
Тот самый мужчина шёл по Большому проспекту,
Смотрел на прохожих, спешащих в квартиры,
И улыбался, вспоминая проекты,
Которые отдал начальнику смены.
До метро оставалось шагов двести-триста,
Но к величайшему его сожалению
Из кафе вылетает молодой бариста,
И встаёт перед ним на колени.
“Прошу, помогите, моё кафе грабят.
Я по глазам вижу, вы хороший мужчина.
Ментов вызывать официанты боятся,
А изменить что-то мы точно не в силах!”
Мужчина подумал: “Я реально хороший,
Помочь бармену смогу безвозмездно,
А ещё в газетах напишут, возможно:
“Герой всех спас и канул в бездну”.”.
Мужчина сорвал с ноги левой сандаль,
Не зная позора, что ждёт впереди,
И забежал с ним в кафе-ресторан,
Громко крича: “Мрази, на пол легли!”
И в туже секунду два человека
Высокого роста, телосложения крепкого
На него нацелили два пистолета,
И уже не до понтов прохожему с проспекта.
Что сандаль может сделать летящей пуле?
Что инженер может сделать шкафу-грабителю?
И чуть не заплакал отчаянный дурень
Когда убегал и кричал: “Спасите!”
Сандаль он выкинул, как символ позора,
И только нёсся к метро со всей прытью.
Скорее домой, ведь уже очень поздно.
А асфальт бил по левой ноге словно плетью.
В метро его сторонились люди,
Шептались, хихикали, громко ржали.
Совсем невыносимыми стали ублюдки,
Когда мужчина выходил на Восстании.
Перейдя дорогу, он стал ждать автобус,
Но мимо проезжали одни иномарки.
Вот ещё одна, похожа на глобус,
Ничего не скажешь, сделано в Германии.
И вот автобус не тот подъезжает.
Но только в окне он увидел Надежду.
В недолгих раздумьях он запрыгнуть решает
Но дверь, закрываясь, цепляет одежду.
За левый рукав потянулся мужчина,
Надежда не видит, сидит в телефоне,
Автобус едет со скоростью тридцать,
А мужчина снаружи бежит, между прочим.
И как бы читателю не было весело
Босая нога истекает кровью,
Рукав куртки рвётся на пятидесяти,
Мужчина на скорости ударяется головою.
Картина маслом, день не удачный.
Однако мужчина не долго валяется,
Хромает домой угрюмый, печальный.
С ним не всё хорошо, но он притворяется.
Прохожим плевать, что случилось с мужчиной,
Почему он хромает ногой окровавленной.
До дома осталось шагов сто с половиной,
А дома остался проект недоделанный.
Он заходит в квартиру. Не разувается.
И уже не мужчина, а самоубийца
Покончить с собственной жизнью решается,
Ведь Бог любит троицу. Кажется, так говорится.
Мой любимый Петербург
Автор публикации
Это не причины – счёты с жизнью сводить.
Забинтуй свою ногу, Мужчина!
И сандаль можно новый купить.
Вы не те строки читали. Обратите внимание не на человека, а на людей.
Считать, что виноваты люди – проще.
“Не поняли МЕНЯ! Не помогли.
Зачем мне жить среди таких позорищ?!”
А все они такие же как ты!