Поездка первая.
Был поздний вечер. На дороге было почти пусто. Мне в шею дул ветер из открытого окна.
На пассажирском сидении возле меня сидел пожилой мужчина. Его светло-коричневые брюки и красный свитер были мокрыми. С головы капало. Он глядел в окно, в ту сторону, откуда я его забрал.
— Ванная? — Спросил я.
— Море… — Старик был явно не в настроении.
— А я под дождем, — почти шёпотом произнёс я.
— Что-ж, добро пожаловать в клуб.
Я молча кивнул.
Моя работа состоит из двух задач. Первая – везти клиентов, как все остальные таксисты. Вторая состоит в том, чтобы разговорить клиентов, которых я везу. Иногда это оказывается не так легко.
Я заметил, как глаза старика стрельнули в мою сторону. Впервые за нашу поездку он посмотрел куда-то, кроме окна.
— Чего не смотрится? — спросил я.
— Вы не могли бы открыть окно? Мне тру…
—Трудно дышать, не хватает кислорода. – Перебил его я.
— Откуда вы знаете?
— Сам когда-то с таким сталкивался. Хотите честно вам скажу?
Он развернулся и посмотрел на меня большими, грустными глазами.
— От открытого окна вам лучше не станет. Пусть вы будете окружены сотнями открытых окон — вы всегда будете чувствовать этот недостаток. Со временем привыкните.
— Но у себя-то окно вы держите открытым.
— Не люблю запах салона, а на дороге машин мало, воздух очень чистый. — Я открыл окно. Он высунул голову и глубоко вдохнул. Где-то с полминуты сидел с головой наружу. Я уж подумал, что ему действительно стало легче, но потом он снова повернулся ко мне.
— Не хватает?
Старик покачал головой. Тогда-то я и заметил небольшой, вертикальный шрам в ухе.
— Играли в Ван Гога?
Он явно не понял меня. Тогда я дотронулся до своего уха и повторил вопрос. Он ухмыльнулся и, кажется, даже хихикнул.
— Мафия.
— Я не припоминаю, чтоб в «Мафии» было что-то про уши.
— Для таксиста вы очень любопытны.
Я пожал плечами:
— Такая работа, что поделать.
После недолгого молчания, он тяжело выдохнул.
— Я был главой мафии в Лейквуде. Молодость…
— Скучаете по тем временам?
— Не очень. Просто в молодости я был умён. Соображал быстро.
— И бегали.
— Грустно осознавать, что те времена прошли.
— Нравится ощущение адреналина в крови?
— Оно очень быстро пропадает. Становится обычной рутиной в жизни. Как твоё такси. Просто раньше… раньше, моя жизнь была интересной. Необычной. Чем-то запоминающимся. Я шёл против системы. Вот, что мне нравилось – ломать.
— Кости?
— Не начинай, мужик.
— Вы убивали?
— У меня была другая специальность. Да, раньше, я был более активный в этих делах. Убивал, грабил, всё, как у всех.
— А потом?
— Моя жена умерла. Оставила мне годовалую Аманду. Пришлось успокоиться. Занимался более мелкими делами. Она не хотела, чтоб Аманда видела кровь на моих руках. С ней было много хлопот. Вы когда-нибудь покупали пеленки после полуночи?
— У меня нет детей. Не успел.
— Сколько вам лет?
— Когда целыми днями катаешься на машине, забываешь о времени.
— Вы не ответили на вопрос.
— Я не помню.
— Везёт вам, хотел бы я забыть о том, что мне 70 лет.
— Альцгеймер штука плохая.
Старик ничего не ответил, и какую-то часть дороги мы проехали молча. У меня не играет музыка в машине, так что, когда клиент молчит, становится очень скучно.
— Что вы делали на море? — спросил я.
— Ничего криминального, я давно отошёл от дел.
— И всё же?
— Каждый четверг я иду на море, сижу на песке, купаюсь, читаю. Ровно два часа и двадцать минут, — он замолчал.
— Мне стоит спросить почему?
— Для поддержания диалога — да.
Я улыбнулся.
— Почему вы сидите на море два часа и двадцать минут?
— Там мы познакомились с моей женой. Было это в феврале. Надо было сбросить тело в море, а она купалась. Я вежливо попросил ее выйти из моря и подождать чуть-чуть.
— Романтично, ничего не скажешь.
— Первое наше свидание прошло на том же пляже, оно продлилось два часа и двадцать минут. Там она меня спросила, зачем я тогда ее прогнал.
— И вы рассказали?
— Да, с любимой женщиной нужно быть честным.
— У меня была любимая женщина. Тогда, может, я даже был готов на ребёнка.
— И что случилось?
— Последний раз я видел её, когда она пришла в больницу, куда меня доставили с пулевым ранением в груди.
— А почему тогда дождь?
— Подстрелили под дождём, а туда доставили почти мёртвым.
— Знаете, кто это был?
— Копы.
— Ммм, нас многое объединяет, мой друг!
— Больше, чем следовало.
Он почесал живот на уровне печени.
— Комары?
— Нет, не совсем.
Я понял, что он имеет ввиду.
— Расскажите мне про ваших внуков.
— О, они замечательные детки. Кстати, иногда я их тоже беру на море, рассказываю им о бабушке, о нашей совместной жизни. Маленький Том всегда сидит рядом на песке, остальные бегают, кто где.
— Маленький Том. Звучит, как гангстерское прозвище.
— Они ещё не знают, что это такое. Для них это просто хи-хи, да ха-ха.
— У вашей дочки есть муж?
— Я бы не позволил ей быть матерью одиночкой.
— Повезло вам, моя мама была одиночкой.
— Моя тоже.
— Расскажите о своём первом убийстве.
— Это было в Бруклине. Мне, кажется, было двадцать с чём-то. Мне сказали убить его. Я не всегда был главой мафии, так что поначалу приказы отдавали мне, а не я. Его звали Джимми Леворукий. Он был правша, но косил жестко, стрелял все время мимо, как будто левой рукой пользовался. Кажется, он кинул моего босса на сумму денег, мне сказали выследить его. Помню, я после убийства не выходил из дома около недели. Когда я стоял там, я чувствовал тот самый прилив адреналина, о которым ты говорил. Мне не понравилось: голова кружилась, руки дрожали, сердце билось так, будто убили меня, а оно из последних сил старается поддерживать во мне жизнь. Я оставил тело, ушёл домой, пришёл к боссу только через несколько дней.
— А последнее? — Я ожидал услышать очередной рассказ, но старик замолчал. Теперь он смотрел вперёд на лобовое стекло. На горизонте виднелся лес.
— Когда вы убивали в последний раз? — переспросил я.
— У меня ощущение, что я нахожусь в здании суда.
— Разуйте глаза, сэр, вы находитесь в машине такси.
Он пожал плечами.
— Сегодня.
— Что простите?
— Я сегодня убил человека.
Я посмотрел ему в глаза, он сидел, не обращая на меня внимания, смотря вдаль горизонта. Я немного прибавил газу.
— Сегодня дочка осталась дома, занималась хозяйственными делами. Я пошёл на море, с внуками. Там меня нашли. Пришли поквитаться, скажем так. Черт возьми, мне 70 лет! У него был нож, у меня пистолет. Схватка была недолгой. Я утопил его в море. Дети не видели, я их прогнал. Но…
Я резко затормозил перед самым лесом, не дав ему договорить. Дедушка ударился лбом о бардачок.
— Что-то не так?
— Простите, я не туда вас отвёз.
— О нет, все нормально. Я выйду здесь.
— Но вам в другую сторону…
— Не беспокойтесь. Спасибо за поездку.
Он вышел из машины, и на сидении осталось круглое мокрое пятно.
Поездка вторая
Не знаю, проклятье это или благословение, но я никогда не сплю. Скорее всего проклятье. В день я выполняю только один заказ, и в машине может сидеть только один человек. Конечно, не считая случаев, когда в машину садится беременная женщина, но к счастью, такие случаи для меня редкие.
Всю ночь я колесил по пустым дорогам. Кроме других машин такси здесь никого не было.
В два часа ночи, в машину села женщина. Она выглядела очень опрятной, и, вероятно, была молода, но на лице ее было много морщин, которые ее отнюдь не приукрашивали ее внешность. Едва она села, как мне в нос ударил запах парфюма. Я в этом не разбирался, но мне кажется, он был дорогой. Не понимаю, зачем она им надушилась.
— Здравствуйте.
— Здесь так тихо: дорога пустая, людей нет, музыка у вас не играет, — она осматривалась, не смотря на меня.
— Не играет.
— Меня зовут Бекки, — она села в машину. Ее руки дрожали.
— Меня зовут Таксист.
— Таксист? Это ваше имя?
— Что-то вроде того.
Она немного помолчала.
— Я сяду назад.
— Как угодно.
Пока мы ехали, она смотрела в окно, прямо, как дедушка из мафии. А ещё, периодически она сжимала запястья. Взгляд все время был растерянный.
— Как дела?
— Руки горят, не очень приятные ощущения.
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть… почти сорок. – Она вздохнула, и в этом вздохе я услышал всю тяжесть ее существования.
— Говорят, в сорок жизнь только начинается.
— Тот, кто это сказал, скорее всего застрелился в кабинке туалета в возрасте тридцати девяти лет.
— Вчера я отвозил бывшего семидесятилетнего мафиозника.
— Подонкам всегда везет.
— Значит вам не повезло?
— Давно вы возите людей? — Она проигнорировала мой вопрос.
— Достаточно, для того, чтобы повидать самых разных клиентов.
— И какое место я занимаю в вашем списке странных клиентов?
— Пока не знаю. Обычно мои клиенты со мной разговаривают.
— И о чем вы говорите?
— О жизни.
— Жизнь длинная штука, она включает в себя много тем для разговора.
— С наркоманом я говорю о наркотиках, с мафиозником о криминале и преступлениях. Со старенькой бабушкой я говорю о поколениях, эпохах и эволюции мира.
— Мир не эволюционировал, он по-умному деградировал.
— Вы тоже хотите поговорить об эпохах и поколениях?
— Нет, не хочу, я слишком молода, чтобы быть бабушкой.
— Так о чем вы хотите поговорить?
— Обо мне.
— А что с вами не так? — Глупый вопрос, подумал я.
— Я роскошно жила… раньше…
— Но что-то случилось.
— Я не знаю… я осталась одна. Одна и ни с чем.
— У вас были мужчина?
— Да, несколько.
— Они вас содержали?
— Да.
— Но через какое-то время они ушли, да?
Она не ответила.
— И что вас не устраивает?
— Не знаю, я просто не понимаю, за что мне это.
— Вы были счастливы тогда?
— Безусловно.
— Или вы искали счастья в тех мужчинах?
— Сколько у вас было женщин?
— Не переводите стрелки, этот вопрос был задан вам.
— Я была счастлива. Разве это не самое важное?
— А вы думали, счастливы ли те мужчины, которые у вас были?
— Да, у них была я.
— Это они у вас были. А вы были в Исландии и где-нибудь ещё. Неудивительно, что в итоге вы остались одна.
— Вы говорите неприятные вещи.
— Вы сами хотели поговорить.
— Так что же, во всем это лишь моя вина?
— Вы виноваты только в том, что испортили себе жизнь.
— Вы считаете, деньги не делают людей счастливыми?
— Нет, деньги помогают создавать счастье. Но, изначально, счастье не в деньгах. Поэтому от вас все ушли. Были бы они счастливы с вами, они бы оставили все деньги вам, но не уходили бы, – я обернулся назад посмотреть на неё. Ее лицо было мрачное, я думал, что она вот-вот заплачет.
— Чем вы занимались до такси? – спросила она.
— Я всю жизнь возил людей.
— Работали частным водителем?
— Можно и так сказать.
— Зарабатывали много?
— Очень. Может даже слишком.
— И вы не были счастливы?
— Я знал, что вы зададите это вопрос.
— И что вы ответите на него?
— Меня делали счастливыми не деньги, а ситуации и люди, с которыми я работал и тот факт, что работа была успешно выполнена. Деньги были приятным бонусом. Я не говорю, что нищета это счастье. Просто нужно уметь правильно расставлять акценты. Может именно поэтому жизнь начинается после сорока.
— Сколько вам лет?
— Меня часто об этом спрашивают, и как бы это ни было странно – я не помню.
— Понимаю.
— Понимаете?
— Да, не знаю, как это объяснить, но понимаю. Может быть, здесь вы не обращаете внимания на возраст.
— Может быть.
— У вас есть сигареты?
— Отобрали, мне нельзя здесь курить. Вы курите?
— Недавно начала. Мне всегда нравились сигареты, я любила их разглядывать. Знаете, у меня даже была коллекция сигарет. Разная длина, толщина, б бумага. Там много деталей. Я любила открывать ящик с ними и смотреть на каждую, поглаживать бумагу, нюхать табак. Но я не курила. Это я потом начала, но коллекцию не трогала, это память, все оставила, как есть.
— Никогда не слышал о том, что можно коллекционировать сигареты.
— Можно коллекционировать абсолютно все, это же не для кого-то. Ты сам себе режиссёр, вот и собирай то, что нравится.
— Вы начали коллекционировать в период, когда у вас появились мужчины.
— Да, я купила первую пачку сигарет в Исландии.
— Интересное место.
— Были там?
— Нет, просто обычно люди называют другие города, когда речь заходит о путешествиях. Что-нибудь в Германии, Англии, может острова какие-то, или Азия.
— Только не осуждайте меня за то, что я поехала в Исландию.
— Не говорите глупости, я просто сказал, что вы отличились в этом плане от остальных, считайте это комплиментом.
— Нам долго ещё ехать?
— Вы куда-то спешите?
Она рассмеялась, впервые за поездку.
— Вы не находите, что рай и ад слишком ограничены для людей? – Спросил я.
— Что вы имеете в виду?
— В ад попадают плохие люди, грешные люди, а в рай хорошие и праведные. А что делать с теми людьми, которые не попадают ни в одну из этих категорий? Вот вы, например, как думаете, куда вы попадёте после смерти?
— Вы считаете меня недостаточно праведной?
— Скажите спасибо, что я не считаю вас достаточно грешной.
— Снова ваши комплименты?
— Они вам не нравятся?
— Мне делали комплименты и получше.
— Вы считаете себя праведной?
— Я считаю себя несчастной.
— Так куда, по-вашему, несчастные должны попасть?
— Не знаю, я не очень верю в эти вещи.
Тут уже рассмеялся я.
— Когда-нибудь поверите, – шёпотом произнёс я.
Она продолжила:
— Я считаю, человек не может быть несчастным все время. Есть отрезки жизни, когда он счастлив. Вот именно по этим отрезкам нужно судить, куда достоин попасть человек.
— Вы считаете, что были праведной в период вашего счастья?
— После общения с вами — нет.
Поездка третья.
Утром следующего дня я сидел в машине в ожидании клиента. Там, на входе, всегда много людей. Как будто на вокзале. Стоят другие машины такси, куча силуэтов. Не люблю я здесь находиться. На пустой дороге атмосфера намного спокойней, чем здесь. А самое ужасное, что здесь никогда не бывает тихо или хотя бы чуть спокойнее. Никогда. Днём или ночью, всегда все одинаково. Мне кажется, раньше, я любил толпу, любил шум и панику, которая кружила вокруг людей. Но не сейчас.
Я никогда не встречаю клиентов снаружи машины – я всегда сижу внутри. У меня по-прежнему открыто окно, а теперь вместо мокрого пятна на сидении, машина пахнет так, словно я вёз одновременно несколько девушек на свидание. Ещё одно проклятье.
В дверь сзади постучали. Я не оборачиваясь кивнул головой, давая понять, что она открыта. Послышался скрип двери, и я подумал, что надо бы её смазать. В машину, на заднее сиденье сел человек.
— Здравствуйте.
— Привет, Таксист.
Если бы в тот момент я что-то жевал, я сто процентов подавился бы. Этот голос, его нельзя было спутать ни с чьим другим.
Я посмотрел в зеркало заднего вида. В машине сидел старик в домашних шортах и майке алкашке. Длинные седые волосы были растрёпанны. Он смотрел на меня с ухмылкой, а его взгляд был всё тем же, каким я его видел много раз. Это был взгляд человека, не жалеющего ни о чем. Взгляд человека, который идёт только вперёд. Взгляд безусловно умного и опасного человека.
— Я не ожидал тебя здесь увидеть.
— Черт возьми, я тебя тоже!
— Ты даже сел на то место, где всегда сидел.
— Это судьба, друг мой! — Он несколько раз подпрыгнул на сидении.
— Тебя выпустили?
— Да, я своё отсидел.
— Давно?
— Два года.
И ты не знал обо мне?
— Нет. Мне запретили как-то связываться с тобой и Марком. И под словом связываться я имею ввиду не только искать контакт с вами, но и искать какую-либо информацию о вас.
— Вот тебе и поиск контактов… и ты не знаешь, что с Марком?
— Я знаю лишь то, что его не посадили.
— Отмазали сукина сына.
— Ты ведь тоже не сел. – Он улыбнулся.
— Очень смешно.
— У меня хорошее настроение, старик.
— Старик? Ты на себя в зеркало смотрел?
— Стараюсь не смотреть.
— По волосам видно.
— А мой прикид тебя устраивает? Я спал, вообще-то.
— Да я просто прикалываюсь, не бери в голову.
— Ты тоже немолод, мы с тобой рядом стоим.
— Помнишь, ты тогда мне тоже самое сказал?
— В банке?
— Нет, перед нашим последним ограблением. Мы спорили, стоит ли это дело свеч. Я был против, сказал тогда, что ты уже не такой ловкий, как раньше.
— Да, помню. Мне тогда очень хотелось тебе сломать руки.
— Но ты только сказал: «ты тоже не молод, мы с тобой рядом стоим».
— Сказал. Потому что ты меня оскорбил. А вот попробовал бы выйти из машины и сделать то, что делал я…
— Если бы я вышел из машины, кто бы её вёл?
Он улыбнулся.
— Если бы из машины никто не выходил, её не надо было никуда везти.
— А ведь в итоге я прав оказался. Мы даже толком выехать не успели.
— Если бы ты носил бронежилет, может и успели бы.
— Марк везучий сукин сын. – Произнёс я шёпотом.
— Что ты сказал?
— Марка вспомнил.
— Добрым словом?
— Только таким. – Мне стало смешно, потому что он прекрасно понимал, каким словом я вспомнил Марка.
— Может, встретитесь когда-нибудь. Мир тесен, а у тебя в машине ещё теснее. И воняет к тому же.
— Тут вчера сидела женщина, надушилась очень.
— Хорошо, что меня вчера не было, я бы блеванул здесь.
— Поэтому я держу окно открытым.
— Ты его всегда открытым держишь. Ты даже не хотел его закрывать, когда мы уезжали из банка.
— Тебя Марк в тюрьме навещал?
— Шутишь что ли? Его бы там сразу связали!
— Так его же отмазали.
— Там долгая история. Меня твоя навещала.
— Чем ты занимался после освобождения? – Мне не хотелось говорить о ней, поэтому я не стал отвечать на его фразу.
— Работал в библиотеке при церкви.
— Не смешно.
— В церковь я тоже ходил.
— Ты же атеист? Или ты так, от балды?
— Нет, чувак, тюрьма здорово меняет людей. Видишь это? — Он вытащил цепочку с крестиком из-под майки.
— Как хорошо, что я этого не застал.
— Не ной — это противно. Ты все время ноешь.
— Так ты теперь верующий?
— Ты не поверишь, меня звали проповедовать в тюрьму, откуда я вышел. Лицо моих сокамерных друзей — это что-то. Если бы не профессионализм, я бы заржал.
— Так ты батюшка?
— Нет, конечно! Просто среди заключённых той тюрьмы, я был один такой.
— Ты уникальный, за это тебя и любят.
— И ненавидят.
— Были проблемы в тюрьме?
Он показал синий след овальной формы на своей шее.
— Душили?
— Обожгли.
— А ты?
Он подправил волосы на голове.
— У одного нет пальцев на левой ноге, второй узнал, что значит шепелявить.
— А насилие разве разрешено в Библии?
— Это до этого случилось. Я за это я раскаялся.
— Не хочешь в ад?
— Не заслужил.
— Да что ты говоришь! А молодость вспомнить не хочешь?
— Мы с тобой только и делаем, что ворошим прошлое. У тебя тоже грехов достаточно.
— Хочешь мне отпустить грехи прямо в машине?
— Я хочу есть.
— Ты первый пассажир, который жалуется на голод.
— Я уникальный, не забывай.
— Это точно.
Мы ехали ещё минут пять. Я ехал медленно, не спеша, иногда проглядывая на своего друга. Он единственный, кто не смотрел в окно. Он что-то рассказывал про дни в тюрьме, про банки, которые мы втроём грабили, про церковь и работе в библиотеке. Он даже рассказал мне о своей женщине.
Я вёл машину, и слушал его голос. Голос, который когда-то говорил: «Через три минуты мы отсюда выйдем с сумкой, твоя задача довести нас до дома, желательно живыми». Сейчас этот голос покрикивал на меня, смеялся, учил. Я заметил, что запах духов больше не мучает мои ноздри. его, наверное, тоже, но мне, кажется, что он перестал чувствовать запах ещё вначале поездки.
Когда я его привёз, он вышел из машины, подошёл к моему окну:
— Передай привет Марку, когда встретишь, — он снял цепочку с шеи и засунул мне ее в руку.
— Мне надо ее поцеловать? – насмешливо спросил я.
— Пошел ты! – он громко рассмеялся. Как же я скучал по его смеху.
— Не ругайся, Он все слышит.
Мы обнялись, я провёл его взглядом до дома и уехал в закат.
«Уникальный» – подумал я.
Поездка четвёртая
На следующий день, вечером, я сидел в машине в ожидании клиента. Духами не воняло, мокрых пятен не было, мое окно было открыто. Я вспоминал вчерашнюю поездку с другом.
Вдруг, я услышал шорох возле двери. Я обернулся, и увидел маленького мальчика. На нем была зелёная футболка и чуть темнее штаны того же цвета. Он был в носках. Когда я увидел, как этот мальчик пытается открыть дверь моей машины, мои руки, лежавшие на руле задрожали. Казалось, если я не уберу руки, то оторву руль нахрен. Я попытался вылезти из машины, чтобы помочь посадить мальчугана, но у меня закружилась голова, и я чуть не упал, выйдя из машины.
Ко мне редко садятся дети, и каждый раз мне становится не по себе, когда вижу ребёнка возле моей машины.
Он стоял возле двери, не обращая на меня внимания. Его маленькие руки тянулись к ручке, и каждый раз он привставал на носочки, чтоб достать до неё.
Я аккуратно встал сбоку от него. Думаю, он меня заметил, хотя бы из-за упавшей на него тени, но не подал виду, продолжая попытки открыть дверь. Я присел на корточки,
— Привет, хочешь в машину?
— Он посмотрел на меня, широко улыбнулся и закивал головой.
— Давай я тебе помогу.
Я открыл дверь. Он прыжком забрался в машину, хватаясь руками за сиденья, чтоб зацепиться. Когда он уселся, то посмотрел на меня таким довольным и победоносным взглядом, словно он только что покорил Эверест.
На его лице, между лбом и правым глазом была серая точка. Такую я уже видел.
Пока мы ехали, мальчик смотрел в окно, но не так, как смотрел дедушка мафиози или женщина коллекционер. Он с любопытством разглядывал пейзаж за окном.
— Сколько тебе лет? — Я все время старался держать его в зеркале заднего вида.
Он показал три пальца.
— Три?
— Не, — он решительно покачал головой, словно этот вопрос его обидел до глубины души. — четыре.
— Четыре будет так, — я показал ему четыре пальца. Он попытался повторить, но все равно показал три. Я улыбнулся, но на душе было пусто.
— Как тебя зовут?
— Бенджи или Бенджамин. – Он отвлёкся от окна и смотрел на меня.
— А как тебе больше нравится?
— Бенджи, — он весело улыбнулся. Это была самая красивая улыбка, которую я видел. — А тебя?
— Меня зовут Таксист, но ты можешь звать меня Майк.
— Мама говорит, что при знакомстве нужно пожать руки.
Я снова улыбнулся. Мне кажется, я никогда так часто не улыбался, как с этим мальчиком. Я остановил машину и протянул ему руку. Он тоже улыбнулся.
— Привет, Таксист Майк.
— Привет, Бенджи, — мы пожали руки.
Его это обрадовало.
Вдруг он принялся тщательно чесать точку на лице.
— Чешется?
Он кивнул, и это был первый раз, когда я увидел его грустные глаза.
— У меня тоже такая есть. — Я расстегнул пуговицы на рубашке и показал серую точку на груди.
— Она тоже чешется?
— Нет, но раньше чесалась.
— Сильно?
Я кивнул, и услышал тяжелый вздох сзади. В тот момент я почувствовал, что моя точка тоже зачесалась.
— Как прошёл твой день?
— Я сегодня был в садике. Мы играли в спектакле. Я играл зайца. Не люблю морковь, но волка забрал Тим.
— Тим это твой друг?
— Да, мы же играем в одном спектакле.
— Твоя мама пришла на выступление?
— Нет, она была дома. Её папа бил.
У меня из груди вырвался стон, но я продолжил ехать. Бенджи сидел грустный.
— Бенджи.
— А? — Он слегка оживился.
— Эту точку… ее тоже сделал твой папа?
Он кивнул.
Мне стало плохо, руки дрожали, голова кружилась. На какое-то мгновенье мои глаза закрыла пелена. Я кое-как подъехал к обочине, вылез из машины и меня стошнило. Я чувствовал каменный ком, застрявший где-то во мне, словно пуля, и я изо всех сил пытался его вытащить. Бенджи сидел на заднем ряду, играя с пальцами.
Я долго не мог прийти в себя. Сначала я сел на землю, у машины, потом я несколько раз походил туда-сюда. Я хотел вернуться за руль, но вместо этого сел на задний ряд к Бенджи. Он мельком взглянул на меня, своими большими глазами. Очень скоро он продолжил играть с пальцами, почесывая точку на лбу. Я погладил его по голове.
— Как папа поставил тебе эту точку?
— Я пришёл домой, после садика. Меня должна была забрать мама, но она не пришла. Со мной пошла воспитательница. Я зашёл домой, когда она ушла. Мама была на кухне, я слышал, как она плачет.
Я глубоко вдохнул и отвернул голову.
— Я зашёл на кухню, я знал, что так делать нельзя, когда они там, но я хотел пить. Мама сидела возле стены, а папа бил её по лицу. Когда я зашёл, мама сказала мне, чтоб я уходил. А я стал плакать. Папа начал на меня кричать, потом он подошёл ко мне, хотел выгнать, но я его ударил. Потом…
— Не надо дальше. Я понял.
Я видел, как Бенджи вытер глаза рукой, и чувствовал, как ком в горле растёт и разрывает шею. Мне хотелось кричать, хотелось задавить этого монстра своей машиной. Мне хотелось сделать все, что угодно, лишь бы не видеть слез Бенджи.
Я чувствовал, как моя рука дрожит у него в волосах. Я видел, как Бенджи играет с пальцами, но постоянно вытирает глаза рукой. И я не выдержал. Я чувствовал, как мои глаза стали мокрыми, я чувствовал солёный вкус слез на языке. Мое сердце проткнули ножом и сожгли. Я не заметил, как сломал подголовник моего сиденья, так же как не заметил того, что мне пришло сообщение на пейджер для заказов.
Я не хотел оставлять Бенджи одного, на заднем сидении. Хотя нет — я не хотел, чтобы Бенджи оставлял меня один в водительском кресле.
— Я сейчас вернусь, ровно минута. — Мой голос дрожал. Мне казалось, вместо слов я невнятно бормочу.
В пейджере я прочёл: «Требование отменить поездку! Верните душу назад. Мальчик жив!».
Я думаю прошло больше минуты, когда я сел к Бенджи. Он перестал играть с пальцами, теперь он смотрел на пейджер, хоть и не видел, что там написано.
— Послушай… скорее всего, меня после такого уволят с такси, но тебя просят вернуть назад. Врачи тебя спасли. Ты понимаешь, что я говорю?
Он перевёл взгляд на меня.
Но я не буду этого делать. Я не хочу отвозить тебя в ад, — я снова почувствовал соленый вкус на языке, — я отвезу тебя туда, где тебе будет хорошо. Там мой друг, ты будешь с ним играть, хорошо? Я не хочу тебя возвращать маме и папе, я… я не хочу чтоб в тебя стреляли… Ты должен улыбаться, понял? Я хочу, чтобы ты улыбался. Я….
Я рыдал. Я рыдал громко, уткнувшись головой в живот Бенджи, я рыдал так, как никогда не рыдал. Я чувствовал, что задыхаюсь, я чувствовал, как ком засел в груди, перекрывая кислород. Но лучше бы я сдох рядом с Бенджи, здесь, на обочине, чем отвёз бы его домой.
— Таксист Майк?
— Я посмотрел на Бенджи. Он держал салфетку.
— На, возьми.
Я улыбнулся мокрыми глазами. Но я был счастлив, по-настоящему.
Я выбросил пейджер в окно, сел за руль, завёл машину. Ком из горла таял. Я уже собрался тронуться, но вместо этого, я обернулся к Бенджи:
— Эй, Бендж, хочешь порулить?
— А можно? — Его глаза вновь засияли, как тогда, когда он пытался открыть машину.
— Конечно, Бенджи, кончено можно.
Я посадил его к себе на колени, он постоянно осматривал панель управления. Я видел, что ему нравится кожаный руль.
— А нас не остановят полицейские?
— Не остановят, — я потрепал его по волосам, словно это был мой сын. — тут нет полицейских.
— Класс!
Мы начали ехать, я нажимал на газ, он старался рулить. Вдруг он сказал:
— Почему у тебя нет музыки здесь?
— Ты считаешь, она здесь должна быть?
Он кивнул головой.
— Я люблю музыку. С ней всегда весело.
— Даже с грустной?
Он задумался, но не ответил на вопрос.
Я впервые за все мои поездки включил радио. Мы долго выбирали музыку, потому что ему не нравились песни.
— Может эту?
— Нет, мне не нравится, — он резко помахал головой.
— Тогда давай эту.
— Тоже нет.
— Какой ты вредный, — буркнул я, улыбаясь. Я снова покрутил ручку радио. Заиграл Фил Коллинз.
— О! — Он коснулся своей маленькой рукой радио.
— Нравится?
— Да, она красивая.
Мы медленно поехали.
Я хотел закрыть окно, чтоб ему не дуло, но он уговорил меня оставить его открытым.
— А куда мы едем?
— В рай, — я погладил его по плечам, — мы отвезём тебя в рай.
Бенджи довольный кивнул головой. Я нажал на газ. Поток ветра ударил нам в лица. Маленький Бенджи старательно крутил руль, а я смотрел на него и улыбался.
В машине играла «Another Day In Paradise».
Автор публикации
