Творческий вечер Вениамина Смехова. Того самого, что играл Атоса в фильме, который сам Вениамин Борисович называет «Три мушкетёра и один Боярский». Зал шумит, грохочет от хохота, не сдерживается и аплодирует на середине предложения. Актёр принимает овации спокойно, с надлежащей его возрасту буддийским спокойствием и благодарностью. Хлопает и Лидия Сергеевна, учительница литературы. Рот, густо смазанный дешёвой помадой, кривится от смеха и превращается в полумесяц. Смеются и её коллеги, учительницы по биологии и физики, кудрявые дамы в золоте и бархатных костюмах. Им весело и от выступления актёра, и от того, что Лидия Сергеевна позвала их на такое культурное мероприятие, да ещё и билеты бесплатно достала.
Вечер подходит к концу. Вениамин Борисович на бис читает два стихотворения Пригова (это он сам автора назвал, хотя обычно не говорил фамилии поэтов) и, наконец, направляется за кулисы под аплодисменты, овации и рукоплескания. Лидия Сергеевна оставляет на щеках подруг по розовому следу и выбегает из филармонии. Снова она опаздывает, хотя и обещала мужу, что успеет прийти ровно в десять.
В салон машины садится запах лавандового мыла, сумочка из искусственной кожи, а потом уже и учительница. Она бросает мужу короткое извинение и закрывает глаза, с упоением вспоминая самые лучшие истории от Вениамина Борисовича. Потом вдруг сердце вздрагивает, словно внезапно проснувшийся мотылёк, и она видит перед собой глаза Смехова, которые на миг задержались на ней. «Может он увидел, как я смотрела выступление» -подумала Лидия Сергеевна. Она даже зачем-то подумала, что только в ней он и мог найти поддержку во всём этом равнодушном к истинному искусству зале, но потом поняла, что уже давно не школьница и считать себя самой лучшей до чрезмерности пошло, хотя и приятно.
Лидия Сергеевна вдруг представила, как было бы хорошо устроить и ей какой-нибудь культурный вечер только для своих гостей и не приглашать родственников Шурика. Она бы включила Шопена, что-нибудь из любимого, подарила каждому маленькие, но приятные подарки, а потом обсуждала со всеми столпов русской поэзии. Эта совсем простая обыденная мечта сбылась через полгода, в середине июня.
-Стой, Шурик, останови,- вдруг говорит учительница, приоткрыв глаза,- Маша идёт, подвезём до метро?
Шурик молча кивает и останавливается возле такой же кудрявой, как и жена, Маше.
-Ой, Лидочка, спасибо что подобрали,- начинает подружка,- Там ведь дождь скоро, намокла бы, а только платье новое купила.
Потом они разговаривают. Разговаривают про школьные годы, про соседей, Лидия Сергеевна рассказывает про вечер Смехова, который был в январе, Маша про недавний спектакль на Таганке. Дамы, как они понимают и сами, обе культурные. Да еще случилась пробка, так что говорить можно долго, но через полтора часа театральные истории заканчиваются и со спокойной совестью можно начать обсуждать знакомых.
-Лида, помнишь Лёшу Нефёдова? У него недавно жена умерла, что с ним стало… Смотреть страшно, ты б видела! Похудел, начал пить и переехал к матери в однушку на окраине, хотя у него трёшка в центре с таким ремонтом, ты б видела, там ванная одна стоит как весь наш дом.
Лида замолчала. Лёшу она помнила хорошо, и его комплименты помнила, и дискотеки, на которых красивее его никого не было, и рассказы про Румынию, куда он попал по партбилету попал. А теперь ни красивых слов не было, ни радости, да и взрослая жизнь, манившая яркостью в семнадцать, за два десятка наскучила и превратилась в ерунду какую-то, один только театр и спасал положение. Ученики не хотели разбираться в литературе, с уроков часто сбегали или шумели так, что сбежать хотелось уже Лидии. А когда был Лёша, всё было не так- она это точно помнила. Может и не любила его, зато знала, что всегда получит лучшие билеты куда угодно, попадёт на день рождение к Моховой, местной ведущей, или достанет запрещенные кассеты. А потом появился Шурик. Лидия покрепче сжала сумочку, чтобы не показывать всю злость, которая копилась пятнадцать лет и на себя, и на Шурика. Она не могла не любить его, но из-за этого ненавидела себя.
Шурик остановился возле магазина, высадил внезапно замолчавшую Машу, что-то случайно понявшую и сам вышел из машины. Вернулся скоро, с двумя пакетами продуктов, чему-то загадочно улыбаясь.
-Чего лыбишься? – шутливо спросила Лидия, хотя и сама понимала- получилось злобно. Но Шурик вроде как и не заметил.
-Я конфеты купил твои любимые, вечером чай попьём. И ещё продуктов набрал, чтоб завтра не ездить.
Лида кисло улыбнулась и отвернулась к окну. Дурак! Мог бы и в ресторан сводить, а не конфетками хвастаться, в сорок-то лет. У неё день рождение только завтра, а она уже знает, что будет- весь день проторчит на кухне, наготовит кучу жирных салатов, а потом они вместе будут мыть тарелки с огрызками и отпечатками пребывания в их квартире противных родственников Шурика.
-Я с утра хочу к Маше сходить,- вдруг и невзначай сказала Лидия.
С утра она намазалась новой помадой из каталога, надела лучший костюм и достала из шифоньера туфли на особенный случай, которые хранились в ожидании такого дня несколько лет. Ехать на автобусе в них оказалось неудобно, хотя Лидия и старалась отвлечься на чтение Чехова, которого всегда брала с собой куда бы не отправлялась.
Лёша снова жил в той квартире, куда они с Лидой приходили первокурсниками и слушали кассеты криденсов, а потом и дыхание друг друга. В дверях стояла наполовину лысая, на четверть седая и немного бордовая старуха в некрасивом застиранном халате. Она почавкала губами, облизнула их жёлтым языком и уставилась на гостью.
-Здравствуйте, Анна Павловна, я к Лёше в гости. Вы меня не помните, я с ним вместе училась.
-Не помню.
-Я вот вам конфеты принесла. Скажите, а Лёша дома вообще? А то я заявилась к вам ни свет ни заря, да ещё и без предупреждения.
Ответить старуха не успела, хотя, в общем-то, и не собиралась. Сзади неё прошло нечто опухшее, с лицом такого же цвета, что и волосы Анны Павловны, что-то прохрипело и скрылось в туалете.
-Это Лёша?!- не дождавшись ответа, Лидия продолжила,- Он что, так и пьёт? Уже ведь полгода прошло. Давайте я с ним поговорю, ему не достаёт общения, я смогу помочь.
-Тебе чо надо? Прилипла, пришла только глаза раскрыла и ещё требует чета. Иди давай.
Лидия сморщилась, проглотила колючий комок в горле и спустилась вниз. Ещё чего не хватало- отвечать этой старухе, опуститься до её нравственного уровня! Нонсенс.
Домой возвращалась на метро. Чехова читать не хотелось. Лидия Сергеевна с отвращением осматривала других пассажиров, в каждом из них подмечая что-то от Лёшиной старухи- вот у той пенсионерки такие же морщины вдоль впалых щёк, а вон тот крохотный мальчик, как и она, сжимает губы, когда чем-то становится недоволен. Все они вдруг стали один старушечьим организмом, набитым запахом перегара и отвратительной жестокостью, свойственной только человеку. Лидии начало казаться, что даже тот ребёнок опух, превратился в пьяное существо и только старается скрыть это, но она его раскусила и всё поняла. Каждый из них был как эта Анна Павловна, бессердечным, циничным, грубым. Стараясь найти хоть чью-нибудь поддержку, она на секунду задержалась взглядом на какой-то женщине. Глаза её были пустыми, лицо оказалось напряженным и злым. Лидия вдруг поняла, что смотрит на отражение в чёрном стекле вагона и с непониманием отвернулась. Как? И она тоже?
Дома уже ждал Шурик, накрывший стол к вечеру. Он чмокнул жену в щёку, вручил букет белых лилий и налил ей чая, чтобы она попила его с остатками конфет. Лидия молча приняла поздравление, не говоря ни слова позавтракала и стала смотреть по телевизору репортаж про местную филармонию. Показывали тот самый, январский вечер Смехова, и на мгновенье в кадре оказалась она сама, похожая на гиену, смеющуюся, безобразно показывающую неровные зубы. Учительница поджала губы и сидела так, пока не начали приходить гости.
Сначала пришла мама Шурика, на которую сын походил и внешностью, и характером- такой же тихий, с вытянутым лицом и толстой шеей. Она вручила Лидочке конверт и уселась в глубокое кресло. Следом пришли Вороновы, в количестве трёх штук: пышная громкая Марина, широкоплечий Андрей с вечной улыбкой и их сын-подросток Максим, худой, с плаксивым лицом, грубый и невоспитанный. Откуда взялись Вороновы Лидия Сергеевна не помнила, появились на каком-то из праздников и с тех пор приходили каждый раз. Шурик их, как и его жена, не звал, но они всё равно всегда знали во сколько нужно прийти. Они поставили на стол чайный сервиз, который, как и полагается, никто даже не откроет и принялись рассказывать про свой отпуск на Алтае. После них пришли брат и сестра Шурика, сестра Лидии, племянница и подружки Лидии, с которыми она всюду ходила на спектакли и концерты. Шурик вынес горячее и вместе со всеми стал праздновать, а когда наелся, встал из-за стола и поднял бокал с вином.
-Дорогая, моя любимая Лидочка,- раскрасневшись, начал он,- Хочу пожелать тебе много здоровья и хороших отношений с мужем, ха-ха. Ещё, конечно, благополучия и успехов в работе, да. Пусть всё у тебя всегда хорошо получается.
Лидия Сергеевна звонко коснулась намазанными губами шершавой щеки мужа, поблагодарила и зачем-то сказала:
-Если нужны хорошие отношения с мужем, он может и постараться!
Гости неуверенно рассмеялись. Лидия заметила, что мама Шурика опустила взгляд вниз и нахмурилась.
-Лидочка, да ты посмотри какой стол твой муж накрыл, куда ж ещё больше стараться! – захохотала громкая Марина.
-А если б он ещё и не на мои деньги его накрыл, то цены бы ему не было.
Мама Шурика покраснела, лоб нахмурился окончательно. Её сын смущенно перебирал край скатерти и старался улыбнуться, но получалось криво и неестественно.
-Ну всё, Лидочка, хватит,- обратился он к ней,- Давайте праздновать.
Но Лидочка вдруг вся сжалась от злости, опустила уголки губ вниз и произнесла:
-Надоело мне это, Шурик. Может хоть семейка твоя заставит работу найти, уже год у меня на шее сидишь, надоел, честное слово! Ты мужик или кто?
-Лида, хватит, тут же гости. Потом обсудим,- тихо ответил Шурик.
-Ну сейчас, все нажрутся за мой счёт, тогда и обсудим, да.
-А когда ты не работала, так ничего было? Нормально было, да? Когда мы эти бульонные кубики каждый день жрали, потому что ты больше ничего готовить не умеешь. А когда я после работы приходил и ещё дома убирался и посуду после тебя мыл, тоже хорошо было, да? А как только пришлось жопу с дивана поднять и начать что-то делать, так сразу ныть начала. В своём глазу бревна не замечать тоже хорошо, понимаю!
Лидия закашлялась, без сил упала в кресло и тяжело вздохнула.
-Давай прогуляемся, -коротко ответила она и обратилась к гостям,- Мы на пару минут.
Шурик молча вышел в подъезд, придерживая дверь для Лидии. Заговорили они только тогда, когда оказались в парке неподалёку.
-Темно уже как, солнца нет и холодно,- поёжилась учительница.
-А мы когда под Ростовом служили, любили такую прохладу вечером. Хорошо же, за день нажаришься, а к вечеру и отдохнуть можно. Спать так вообще одна радость. У нас казах один был, Азаматом звали, он говорил, что ночью душа выходит из тела и смотрит сны. Интересно это, да, Лидочка? Тебе сегодня что снилось? Ты всю ночь ворочалась и бормотала что-то…
-Саша, прости меня за этот концерт дома. Не знаю, что на меня нашло, надоело всё, вот и начала беситься.
В конце парка кто-то закричал. Голос был женским, пронзительным, умоляющим и напуганным одновременно.
-Давай уйдём, -Лидия сжала руку Саши и потянула в сторону дома.
Он сбросил руку жены и направился на крик, прошептав, что ей лучше остаться здесь или уйти к гостям. Лидия видела, что он боится, но ничего не сказала.
Вместе с гостями она ждала Сашу до полуночи. Не пришёл он и в час ночи. Мужчины искали его в парке, но не нашли. Не было его и в окрестностях. К утру позвонили из полиции.
Лидия Сергеевна вдруг представила, как было бы хорошо, если бы никаких похорон сейчас не было. Родственники Саши не пришли. Маму схватил инсульт, и она лежала в больнице, брат с сестрой поехали к ней. Пришли вечные Вороновы, но уехали через час. Лидия осталась с подругами. Они почитали Есенина, включили радио, играл Шопен. Про Сашу почему-то не говорили.
Автор публикации
