Последний раз такой аншлаг в ДК Судоремонтников собирал Сюткин, в дремучем девяносто восьмом. Данное же столпотворение было вызвано юбилейным концертом группы «Мушкетёры с гитарами», отмечающей своё сорокалетие, для которой и этот дворец культуры, и судоремонтный завод, и весь район Заостровки были родным домом. И публика на их концерт стянулась сугубо местная и знающая. Артём наблюдал за выступлением из первого ряда чисто по семейным обстоятельствам – его родная тётя работала во дворце кассиром. Музыку Артём обожал. Ещё в прошлом году Артём с двумя своими товарищами репетировали в арендованном подвале и хотели дорасти до серьёзного коллектива. Но постепенно эти репетиции каким-то мистическим образом скатились до обычных пьянок. А каждый день серьёзно играть на гитаре и каждый день серьёзно выпивать, это две вещи, требующие принципиально разного подхода к жизненным ориентирам, и лишь единицам избранных удаётся это удачно совмещать. Видимо, Артём к таким не принадлежал, и репетиции закончились. Но музыку Артём не разлюбил. И сейчас он сидел, смотрел и слушал, как эти молодящиеся, сивые мушкетёры с седыми усами и бородками, в плащах и шляпах, выдают своими гитарами брутальную романтику, и представлял, насколько хороши и экспрессивны они были на пике своей популярности, когда в них бурлила кровь, и женщины уходили с их концертов в состоянии внезапной беременности. Сегодня группа выступала расширенным составом, и помимо традиционной, классической четвёрки мушкетёров на сцене были ещё двое. Де Тревиль стоял за синтезатором, а кардинал Ришелье бренчал маракасами. В своё время из-за этого Ришелье у группы чуть не случился конфликт с советской властью, поскольку кто-то нашёл в эспаньолке кардинала сходство с хрестоматийный образом Ленина, ну а Ленин в красной кардинальской сутане жизнерадостно отбивающий маракасами – «пора-пора-порадуемся на своём веку…», попахивал уже идеологической диверсией.
Справа от Артёма, в соседнем кресле уютно расположилась готического вида девушка, на коленях которой, как кошка, лежала чёрная торба с изображением Леголаса, вернее Орландо Блума в роли этого эльфа. Она внимательно следила за выступлением и еле заметно раскачивалась в такт мелодиям, льющимся со сцены. Артёму даже начало казаться, что он видел эту девушку в музыкальном училище, когда учился там сам, а она училась на пару курсов младше.
– Хорошо играют! Бодро! – перекрикивая музыку, обратился к девушке Артём. – Особенно вон тот басист жарит!
У Артёма была целая задумка. Дальше он хотел рассказать девушке, что он тоже играет на бас-гитаре, что у него даже есть своя группа, и что они с ней, похоже, закончили одно училище. Но её ответ потряс Артёма до глубины души и весь его хитроумный замысел снёс в утиль.
– Это батя мой!
– Да ну нах! – от неожиданности Артём не нашёл нужных слов.
– Не веришь? – с чёрной подводкой глаза девушки укоризненно смотрели на Артёма.
Но ему требовались доказательства. С таким же успехом Артём мог сказать, что этот дребезжащий маракасами Ришелье его шурин.
– Папа! Папа!
Девушка обращалась к играющему на сцене отцу, но мегаватты, летящие из колонок навстречу, относили слова обратно. Поэтому она скорее привлекала к себе внимание жестами и суетливым поведением. Наконец, родитель посмотрел на свою дочь.
– Папа, ты, – девушка ткнула в отца пальцем, – домой, – сложила ладони домиком, – спать, – поднесла ладони к уху, – придёшь? – средний и указательный пальцы девушки прошлись в воздухе.
Мушкетёр с бас-гитарой замотал головой и обвёл взглядом остальных мушкетёров и примкнувшего к ним кардинала, всем своим видом показывая, что после концерта предстоит могучий банкет, и что сегодня, а возможно и завтра, он дома покажется вряд ли.
– Ну, теперь поверил? – с чёрной подводкой глаза дочери мушкетёра лукаво смотрели на Артёма, а в них читалось: у меня сегодня имеется свободная квартира, и я приглашаю тебя в гости.
Занятие сексом прошло в штатном режиме, без чихания, пердежа и прочих экспромтов физиологии. Силы молодого духа Артёму хватило на два полноценных подхода. Сколько раз приехала дочь мушкетёра, осталось тайной, которую не выдала ни она сама, ни покров ночной темноты. Но раза три она очень громко и искренне стонала, и пыталась Артёма укусить. После всего она как-то поразительно быстро заснула, а Артёму не спалось, и он лёжал, строя планы грядущих перспектив, касаемых его и этой любительницы тяжёлого рока, фэнтези и нефильтрованного, которая грела ему бок своей тёплой жопой и мелодично сопела. Планы строились как-то вяло, и всё, до чего додумался Артём, это утренний повтор вечернего акта половой любви, а дальше перспективы меркли и тонули в тумане неопределённости. Разумеется, ему понравилась эта девушка, привлекательная, стройная, дерзкая, в меру циничная, с неожиданным чувством юмора, папа, опять же, гитарист, но, в то же время, держала она себя как-то вызывающе, надменно, а ещё была в ней какая-то мутная загадочность, такая, что неизвестно чего от неё можно было и ожидать, что она с одинаковой долей вероятности утром могла сделать ему без спроса минет, а могла послать его на хер, даже не предложив выпить кофе.
Он уже засыпал, когда его слух потревожил странный звук, донёсшийся их глубины квартиры. Он открыл глаза, будто это могло усилить акустическое восприятие, и напряжённо прислушался. Да, определённо, где-то там, в сумраке ночной квартиры, за закрытой дверью, ведущей в комнату, где на кровати лежал Артём, что-то или кто-то тихо то ли скрипело, то ли тоненько посвистывало, и, судя по тому, что звуки эти усиливались и становились различимее, оно приближалось. Сон отшибло; Артём с тревогой стал вслушиваться в этот надвигающийся – теперь уже бесспорно – скрип, явно механический и неживой. Он повторялся через равные промежутки времени, неумолимо подступая к спальне. Будто кто-то раскачивал миниатюрные качели и при этом двигался вместе с ними. Или незримый ребёнок в гулкой, непроглядной темноте спящего дома, молча и медленно, катил по коридору свою единственную машинку. “Она же сказала, что дома ни кого нет!” Догадки, одна хуже другой, накрыли Артёма зловещим калейдоскопом мрачных образов, и холод сжал ему кишки.
– Вставай! Просыпайся! – он растолкал девушку, которая вовсе не хотела вставать и просыпаться, едва вкусив сладости сна.
– Чего тебе?! – в голосе разбуженной сквозило нескрываемое раздражение, и было видно, как в темноте недовольно забелели белки её больших глаз; и серёжка в носу блестела ледяной искоркой.
– Тише, – Артём поднёс к губам палец, намекая, что надо прислушаться.
– Ты, блин, чё, издеваешься! – негодование фонтаном брызнуло из дочери мушкетёра, как дуэльная ярость из лихого гасконца. – Ты меня разбудил, чтобы сказать мне, чтобы я вела себя тише!?! Ты, лунатик долбанный, сейчас соберешься и домой отсюда на фиг свалишь, псих, ты, недоделанный!
– Да тише ты, слушай, – Артём указал на дверь и робко спросил: – Что это там?
Дочь мушкетёра сердито прислушалась. Подступающий непонятный звук своей унылой монотонностью нарушал тишину квартиры. Жуткие качели скрипели всё ближе и ближе. И ближе… Артём затаил дыхание.
– А, это, – девушка перешла на тревожный шёпот, от которого Артёму стало совсем не по себе. – Это домовой, – она говорила всё тише и тише, а сердце у Артёма колотилось всё быстрее и быстрее. – Ты, главное его не бойся. Он хоть и страшный, но добрый, и если его не испугаешься, он тебе ничего не сделает. Главное – не бойся, он сейчас, похоже, сюда заглянет…
В этот кульминационный момент, когда скрип поравнялся с комнатой, а бешеный пульс у Артёма раздавался и в висках, и в животе, и причинном месте, и ему уже начало казаться, что дверь в спальню приоткрывается, девушка под одеялом ухватила Артёма за яйца и над самым его ухом заорала:
– Ага, попался!
– Блядь, ты, чё, дура!?!
Артём хотел было спрыгнуть с кровати, чтобы ломануться в окно, но зажатая в кулаке твёрдой женской руки мошонка, не позволила ему соскочить. Тут же раздался девичий смех, звонкий и заразительный, который вернул его к реальности, и он неожиданно для себя улыбнулся, поняв, что над ним жестоко подшутили.
– Ха-ха-ха. Поверил? Испугался? – смеялась девушка.
– Я чуть не обосрался, – признался напуганный Артём, но дыбы сохранить лицо и показать, насколько он всё-таки крут и опасен, добавил: – Я тебе чуть с локтя в нос не заехал.
– А не фиг меня будить, когда я сплю, – заметила мушкетёрская дочь, будто будить её можно было, только когда она не спит.
– Так я просто хотел узнать, кто это там, – оправдался молодой человек.
– Так встал бы да посмотрел. На фига меня то бутить? Зассал?
Артём промолчал. Парировать ему было не чем. Скрип тем временем продолжил двигаться дальше по коридору, мимо спальни.
– А ты, вообще, как думаешь, кто это там скрипит?
Укоризненный вопрос поставил Артёма в тупик. То, что он там себе успел нафантазировать, отдавало таким клиническим мракобесием, что озвучить свои догадки он не решился бы даже под угрозой пытки электротоком.
– Не знаю, – хмуро бросил он, и, решив отшутиться, предположил: – Может дедушка твой?
– Ага, покойный. Явился посмотреть: с кем это таким нервным я тут тормошилась, – только сейчас девушка разжала руку и отпустила Артёму причиндалы. – Какие ещё будут варианты?
– Ну, может, тогда батя твой незаметно вернулся.
– Точно! И ходит, скрипит потёртым седлом, – вставила строчку из главного мушкетёрского хита девушка и мило усмехнулась. – Ещё чё придумаешь?
– Хомячок?
– И чем это интересно он так скрипит? Зубами? Или пихунцом по полу? – куражилась дочь мушкетёра, осознавая своё ментальное превосходство. – Ладно. Всё равно не догадаешься. Это Мотя!
– Кто?
– Мотя, Матильда, черепаха моя.
– И чем это интересно она так скрипит? – повторил саркастичный вопрос девушки Артём только уже без иронии.
– Колёсиками. Представляешь, ей лет пятнадцать назад собака наша, Чарли…
– У тебя тут ещё и собака есть?
– Да нет тут ни какой собаки. Сдох он уже давным-давно, не перебивай, – попросила не перебивать её девушка. – Короче, собака эта Моте задние ноги отгрызла…
– Да ну нах!
– Да! Отгрызла ноги задние…
– А передние?
– А передние – не отгрызла! Не успела. Блин, я тебе сказала – не перебивай, – дочь мушкетёра пихнула Артёма локтем в рёбра. – И вот… Надо же ей после этого как-то было ползать. Неудобно без задних то ног! И папа мой приделал ей к панцирю сзади колёсики от игрушечной машинки. Вот эти колёсики теперь и скрипят, когда она ползёт. Ты, кстати, уже не первый, кто этого скрипа пугается и среди ночи меня будит.
Девушка замолчала. Молчал и Артём. Ему вдруг стало интересно: сколько ещё народу напугал этот скрип, и вообще, как часто в этой спальне разворачиваются сцены подобные сегодняшней, но он, неожиданно для самого себя, с грустью произнёс:
– А знаешь, у меня тоже была черепаха. Красноухая. Водоплавающая. Давно, я ещё в школе учился. А жила она в аквариуме. Я ей туда воды налил, кусок пенопласта положил, ну, чтобы ей было, где отдыхать, и лампу туда здоровую установил, чтобы ей и тепло и светло было.
Артём замолчал. Молчала и девушка. Ей вдруг стало интересно: что это ещё за сопли – в два ручья?
– Я ей там всё оборудовать хотел. Корягу какую-нибудь установить, водоросли… – продолжил свой невесёлый рассказ Артём, всё тем же тоскливым тоном. – И как-то в школу ушёл, а лампу не выключил. Прихожу, а черепаха на пенопласте сидит… и не двигается, – он вздохнул. – Лампа эта там всё так нагрела, что черепаха, можно сказать, зажарилась, аж к пенопласту присохла. Я её кое-как от этого куска пенопласта отодрал.
– Да уж, жесть, как она есть, – только и сказала девушка, без капли сочувствия.
– Так это ещё не всё. Я думал: назавтра её типа похоронить, во дворе закопать. Взял её в пакет положил, а пакет в шкаф зачем-то убрал. И забыл. И только дней через десять вспомнил, и то только когда в шкафу завоняло. И короче, я этот пакет взял и его вместе с черепахой в мусоропровод выбросил.
– Какой ужас! Ты победил. Твоей черепахе не повезло больше. Только не рассказывай это больше никому.
Дочь мушкетёра зевнула, отвернулась к стенке и опять быстро заснула. А Артём поворочался-поворочался, но так и не решился ночью сходить и посмотреть на диковинного домового с колёсиками вместо задних ног.
Автор публикации
