Р
Старый индеец, предчувствуя скорый конец, спешит передать внуку мудрость многих поколений чероки.
– Добро и зло, свет и тьма, два волка чёрный и белый живут внутри каждого из нас. Чёрный – гордыня, гнев, зависть, жадность, высокомерие, ложь. Белый напротив – смирение, сострадание, щедрость, вера, надежда и истина. Всю жизнь человеческую длится битва между волками.
– А победит тот, которого я буду лучше кормить? – спросил мальчик, задумавшись на мгновение.
– Но черный это еще и упорство, бесстрашие, мужество, воля, – продолжил старик. – Белому волку не выжить без чёрного. Если морить одного из волков голодом, то он загрызёт исподтишка другого. А если кормить их с умом, то они победят оба.
Так выпьем же за правильное питание!
Тост на основе вольного пересказа притчи индейцев чероки. Автор неизвестен.
* * *
– Ты слишком много пьёшь, мой мушкетёр, – Она накрыла мою руку своей.
В тот памятный вечер я стоял, прислонившись к парапету набережной, и наблюдал, как величественная река Амур гонит прочь остатки ледяного покрова. Сдавленный стон и женские крики, доносящиеся откуда-то поблизости, словно пробудили меня от спячки. Стая бездомных собак окружила миловидную, одетую со вкусом женщину. Я поймал её умоляющий взгляд: несчастная прижалась к стене, закрыла уши руками, чтобы не слышать собачий лай.
– А ну пошли отсюда! – Пнув ногой ближайшего пса, я наотмашь ударил сложенным зонтом второго и ткнул, словно пикой, последнего.
Скорее всего, я поступил опрометчиво, но… собаки обратились в бегство! Мы зашли в бар и продолжили наше знакомство, со временем оно переросло в нечто большее и длится по сей день.
Бар ‘На набережной’ – место наших встреч, афишировать которые смерти подобно, ведь поставлено на карту очень многое.
‘Амурские волны’ – мои любимые шотики в этом заведении, и в ожидании я заказал именно их: когда нервы на пределе, нет ничего лучше. Вкус и букет черпает из глубин подсознания и выплёскивает на поверхность что-то забытое, но интуитивно знакомое и близкое. Я не раз пытался под шелест купюр выведать рецепт у бармена, но в ответ получал лишь отказ и загадочную улыбку.
– Милая Констанция, у твоего гасконца очень нервная работа. Это помогает ему прогонять мысли, что мир состоит из трусов и мерзавцев, которым неистово рукоплещет равнодушная толпа.
– Муж стал что-то подозревать. – Она чуть замешкалась, сжала в руке кулон на груди. – Впрочем, неважно. Лучше расскажи ты.
– Все плохо. Филипок вряд ли пропустит статью, но учитывая, что в отказ пошли практически все, надежда лишь на него. Не напечатает, уволюсь к чёртовой матери!
– Палыч! – окликнул меня охранник при входе в редакцию. – Тебя главный у себя ждёт. Весь суровый такой.
Около года назад журнал ‘Метроном’ купил Борис Борисович Каплан, мой бывший однокурсник БоБо. Небесталанный, но журналистика, как источник материального благополучия, его не прельщала. И ведь подфартило же: БоБо приглянулся местному воротиле Мацуеву, и он женил Каплана на своей приёмной дочери. Джемма – дама со странностями и с сыном-оболтусом в нагрузку. Борю это не смутило: деньги интересовали его в первую очередь, но к кормушке тесть его не подпускал.
– А как ты хотел, БоБо?
– Я чувствую себя мебелью, Сеня! Сусликом! – как-то пожаловался он.
Безнаказанность порождает иллюзию вседозволенности: отец Джеммы решил подмять под себя теневой рынок по кустарной переработке дикорастущей конопли. Ноша оказалась неподъёмной, и вот свершилось: в областной газете появилась разоблачительная публикация. Мацуеву вменили наркотическую 228 статью и отправили топтать белогорскую зону, где он уже через месяц сгинул во время пожара в одном из бараков. Легальный бизнес на лесозаготовках и экспорте древесины в сопредельный Китай и прочие страны Мацуев заранее переписал на малолетнего внука. С тех пор им заправляет мацуевский зять Борис Каплан и вроде не бедствует.
Филипп Каплан – мажор, за глаза мы его называем Филипок. В двадцать с небольшим лет, с невесть откуда взявшимся дипломом бакалавра журналистики, он занял кресло главного редактора. Понятное дело – отчим подсуетился.
За время недолгого и не очень дальновидного руководства Каплана-младшего журнал потерял половину подписчиков, что отразилось на размерах наших зарплат и гонораров.
– Это – временное явление, – заверил коллектив наш новый руководитель. – Идет переориентация тематики на другую целевую аудиторию, и это конечно займет некоторое время. Новости ай-ти индустрии, высоких технологий, закулисные подробности из жизни богемы, а главное – скандалы и разоблачения! Вот что будет востребовано! Поймите, ваши ретроградные писюльки ‘за жизнь’ уже давно никому не интересны. В конце концов, я никого не держу, скатертью дорога!
Предложением руководства не преминули воспользоваться в первую очередь самые востребованные сотрудники. А перед выходными я выдвинул ультиматум и написал ‘по собственному’.
– БоБо, твой протеже взял курс на рифы.
– Да пес с ним, Сеня, – раздался в трубке голос Каплана. – Поздравь лучше меня с днюхой!
– Дай догадаюсь: бутылка ежегодного ‘Camus’ уже пуста?
Теперь Боря предупреждён, совесть моя чиста, а как сынок отреагирует, мне уже до лампочки.
– Арсений Палыч, – Филипок строго прищурился. – Что это у тебя глаза красные? Бухал вчера что ли?
– Нет, Филипп Борисович, по работе скучал, плакал.
– А вот скучать-то тебе не придётся, шутник, – скрипнул зубами главный. – Мне тут одна кукуха донесла, что ты заяву на увольнение все-таки накатал. Верно?
– Сорока на хвосте принесла. Так вернее. Заявление подписали?
– Умный, Громов, да? Отбарабанишь две недели как положено. И смотри, не облажайся, а то турну по статье. Новые вводные получишь у Кукушкина. Уж он-то подыщет для тебя, чтобы жизнь не сахаром намазана.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – Я повернулся, чтобы уйти, но Филипок напоследок сумел меня удивить.
– Кстати, Палыч, статья твоя в свежем номере. Может, передумаешь?
Новость, так новость: Филипок не побоялся выставить напоказ грязное семейное бельишко! Статья рассказывает о творящемся в области беспределе в наркотической сфере. Приведённые факты, описанные события позволяют сделать однозначный вывод: Мацуев продолжает здравствовать и проворачивать свои делишки, оставаясь в тени.
Вилен Кукушкин – известный стукач и подхалим. За эти качества его всегда ненавидели коллеги, но ценило вышестоящее начальство. Филипок не стал исключением и даже сделал Вилена своим заместителем.
Сияющий как начищенный пятак Кукушкин поделился со мной эксклюзивной информацией из неназванного источника в органах правопорядка: в Благовещенске, в центре города с населением в четверть миллиона среди бела дня обнаружился труп женщины с рваными ранами в области шеи.
– Вспомнил твою статейку про оборотней, Арсений, написанную ещё при царе Горохе. Так что включайся.
С ‘неназванным источником’, телефон которого мне все же удалось выбить из Вилена, я встретился через пару часов на набережной у памятника ‘Дружку’.
– Лейтенант Синицын, можно просто Сергей. Меня уверили, что вы в теме про волков. Надеюсь, понимаете? – Мой собеседник в оранжевой бейсболке почесал бронзового пса за ухом, снабдив действо многозначительным взглядом.
– Не совсем отчётливо. Это собака вообще-то.
– Я всегда считал, что волк, – растерялся лейтенант. – Короче: благодаря показаниям свидетеля нам с вами предоставлена уникальная возможность раскрыть дело по горячим следам. – Синицын протянул мне планшет. – И какое дело! Обещает быть резонансным. Вот, взгляните: здесь сканы протокола и фотоматериалы.
– Только просьба – не стоять над душой!
Свидетель Крапивин шестнадцати лет отроду утверждал, что убийство произошло на его глазах, когда он возвращался домой с тусовки, и красочно живописал все подробности следствию. Будущий Стивен Кинг, не меньше, отметил я про себя, прочитав протокол допроса.
– Темнит Павел, надо бы с парнишкой ещё раз покалякать. Личность жертвы удалось установить?
– Как вы себе это представляете? – нахмурился Синицын. – Отпечатки пальцев сведены, заявлений о пропаже не поступало, а на лице следы когтей волка-оборотня: вы же видели фото!
– Как независимый эксперт уверяю, что тупые когти оборотня не смогут оставить борозды, идентичные этим. – В подобных случаях мне всегда удавалась декламация с минимальной долей иронии.
– Ага! Получается, что вы все-таки в теме! – обрадовался Синицын, не оценив моей шутки. – Будем работать вместе?
– У меня мало информации. Я могу взглянуть на остальные материалы?
– Не положено, – Сергей скорчил серьёзную мину и отобрал у меня планшет. – Идём к Крапивину?
Ну и зря. Все равно я втихаря скачал содержимое всей папки на флэшку, пока заговаривал лейтенанту зубы. У нашей журналистской братии срабатывает чуйка, если их пытаются поиметь, особливо втёмную.
Про оборотней я собственно не написал ни строчки: болван Кукушкин опять все перепутал.
На рубеже веков в соседней квартире проживала семья Рябовых, отец и сын. Матери Глеба я никогда не видел, зато часто слышал женский голос изнутри. Андрей Рябов – пилот транспортной авиации, нередко отлучался и просил соседей присмотреть за сыном. Отцу с матерью это было не в тягость. Если предстоял рейс в какую-то глухомань, отец брал Глеба с собой. После подобных рейсов Рябовы всегда привозили немало дичи: уток, фазанов, рябчиков, и честно делились ей с соседями. Однажды мои родители уговорили Рябова взять их с собой, но самолёт так и не долетел до пункта назначения. Поиски не принесли результатов, пилота и пассажиров записали в пропавшие без вести. В ту пору мне стукнуло девятнадцать.
Когда у жителей деревни Степкино стали пропадать куры, гуси и домашний скот, местные грешили на волков. Хищников за последнее время расплодилось немало, но как им удавалось проникать в запертые загоны, курятники и амбары, оставалось загадкой.
В один из дней стёпкинцев разбудил протяжный волчий вой: стая волков, завидев людей, бросилась наутёк. Селяне похватали ружья и рванули следом, но серые хищники уже растворились в лесной чаще.
Оказалось, что волки позвали людей на помощь, а взору последних предстало жуткое зрелище: чумазый, заросший мальчуган лет пятнадцати, укутанный в овечью шкуру, безуспешно пытался высвободить из капкана окровавленную правую ногу. Он плакал, рычал, выл по-волчьи, скалил зубы и никого не подпускал к себе, пока один из мужчин не оглушил его ударом приклада по макушке.
Опуская подробности: ногу удалось спасти! Наш доморощенный Маугли оказался смышлёным пацаном, со временем не только вспомнил человеческий, то есть русский язык, но и своё имя! События, связанные с катастрофой, выветрилось из памяти, однако он быстро восстановил навыки в чтении и письме, полученные в девятилетнем возрасте, а к двадцати годам Глеб Рябов уже вполне социализировался и адаптировался к современной жизни. Я был в шоке, когда незнакомый молодой человек остановил меня на улице! Однако изнеженная городская жизнь не пришлась по душе ему, выпестованному волками. Рябов окончил вечернюю школу, получил профессию лесника и удалился в лес, в городе же бывал лишь наездами и останавливался у меня. В последнее время его визиты стали все реже, и я догадался, что у Глеба появилась зазноба, о существовании которой он умалчивает.
Несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, мы подружились, и Глеб стал героем моей статьи в областной газете. Львиную долю почикал корректор, про авиакатастрофу вычистила цензура, и от статьи на разворот осталась одна колонка. А про оборотней ни слова.
Я и Синицын нашли мальчишку-свидетеля возле школы в окружении сверстников. Спрятавшись за колонной, мы выслушали еще одну версию событий, согласно которой перекинувшийся в волка монстр обратился в бегство, получив по зубам случайно оказавшейся у героя бейсбольной битой.
– Да ты гонишь, Паша!
– Не верите? Да нате, смотрите! – Павел горделиво продемонстрировал вещественное доказательство своей доблести, подняв его над головой. – Я из клыка оборотня амулет себе сделал.
– А можно и нам полюбопытствовать? – Синицын шагнул вперёд и перехватил руку парня. – Откуда это у тебя?
Подростки тут же разбежались, оставив нас с ‘героем’ наедине.
– Ведь не было никакого мужчины, перекинувшегося в волка? – Я внимательно осмотрел трофей. – Ты просто подобрал эту вещицу и все выдумал. Я прав?
– Правы, – всхлипнул парень. – Я зашел за угол отлить, а там тетка в луже крови и эта штука рядом.
– Привлечь бы тебя за кражу улики! – прервал наш диалог Синицын. – Но я сегодня добрый. Рысью отсюда!
– Зачем же вы его отпустили? Стоять на месте! – крикнул я, и пацан замер, как вкопанный. – Что в кармане прячешь, покажи!
Павел прикусил губу и протянул нам газовый баллончик.
– Непрофессионально, Сергей. Сдаётся мне, что на этом наше сотрудничество закончено.
– А мне, что оно только начинается! – Синицын зыркнул исподлобья. – Ведь вам уже приходилось видеть амулет? Не отрицайте, я хороший физиономист.
– Что-то не припоминаю.
Дёрнула же меня нелёгкая напроситься к Глебу на недельку в гости! Несмотря на рекомендации Рябова, я решил в одиночку поразмять конечности и отдалился от избушки лесника на приличное расстояние.
Огромный волк выскочил из кустарника на тропинку и медленно затрусил в мою сторону. Я оглянулся, мысленно прикинул расстояние до дома и попятился. Хищник словно предвидел этот манёвр: волк обежал меня по кругу и застыл, отрезав путь к отступлению. Страх, животный страх полностью овладел мной: я попытался позвать друга на помощь, но лишь хриплый стон слетел с моих губ. Бежать? Какое там: через пару шагов у меня подогнулись колени, и я упал, сильно приложившись затылком о корягу. Мне повезло: лесные инстинкты Рябова остались при нем. Он прибежал-таки на мой зов, в невообразимом прыжке оттолкнул волка и отвел от меня смертоносные клыки.
Мой друг вскочил на ноги и вытащил из-за пояса внушительных размеров нож, но блеснувшее лезвие не остановило разъярённого хищника. Глеб предугадал его безрассудный наскок: лязгнули зубы, и волк с воткнутым в бедро по рукоять ножом, скуля, покатился по траве. Зверь закрутился волчком, прикусил зубами рукоятку и выдернул нож из раны. Хлынувшая кровь тут же окрасила шерсть в черно-алый цвет, заструилась тонкими ручейками, унося из тела силы.
Волк и человек? Нет, два волка, чёрный и белый сошлись в смертельной схватке, глаза в глаза, медленно кружа, воспарив над землёй. Так утренний туман под дуновением ветерка бережно и не спеша обтекает каждую травинку.
Расстояние между волками неумолимо сокращалось, и первым оступился слабеющий чёрный. Вспышка молнии рассекла и озарила поле битвы: белый волк повалил противника на спину и челюсти сомкнулись на горле поверженного врага. Громовые раскаты барабанным боем приветствовали победителя.
Майор Сержинский восседал во главе обшитого сукном раритетного дубового стола. Типичный комплекс превосходства: мужчина убеждён, что высокое, массивное кресло позволит ему доминировать над собеседником, в данном случае надо мной, приземлившим пятую точку на низенький хромоногий стул. Антураж кабинета следователя гармонично дополнял портрет Дзержинского на стене.
– Вы готовы подтвердить, что вещица принадлежит Глебу Рябову?
– Давно порывался спросить: это часом не ваш родственник? – Я кивнул майору Сержинскому на портрет Железного Феликса. – Сходство просто удивительное!
– Дальний, – Сержинский удовлетворённо разгладил усы и бородку. – Однако, я вынужден повторить свой вопрос.
– Но откуда вы о нем узнали, ведь я вашему Синицыну ничего не рассказывал.
– Синицыну? – удивился майор. – У нас в отделе нет никакого Синицына.
– Как это? Разве не он ведёт дело?
– Ведёт дело, вот те на! – расхохотался Сержинский. – Висюльку принёс лейтенант Кукушкин, помощник сетевого администратора. Напросился к нам, с недельку поработал, нехило так обделался и вернулся к прежней должности.
– Не Сергей ли Виленович?
– Он самый. Ещё и с понтами: мы тут все отстой, а он типа Ниро Вульф и раскрыл дело!
– Это у них семейное.
– Арсений Павлович, ну взрослый ведь человек, не первый год вас знаю. Неужели думаете, что мы будем заносить в протокол всякое фуфло про оборотней! – Майор схватился за телефонную трубку. – Кукушкин, рысью ко мне! Зачем? Орден, блин, получать!
Кукушкина мы раскололи! Лейтенант тяготился своей работой, мечтал о карьере следователя. Случайно наткнувшись на страничку Павла Крапивина в сети, Сергей понял – судьба дала ему второй шанс!
Россказни Крапивина легли в основу состряпанного Кукушкиным липового протокола допроса. Лейтенат отыскал мою оцифрованную статью с фотографией Глеба с амулетом на груди: Кукушкин-старший подсказал, он же и посоветовал привлечь к расследованию меня. Да, я помог в поисках амулета, но не захотел выдавать друга. Занавес: сложнейший пазл покорился Кукушкину, ведь он так старательно выкладывал его из множества кусочков!
– Серьёзно? Ты поверил в басню про оборотней? – покачал головой Сержинский. – Не выйдет из тебя следак, лейтенант.
– А как же отпечатки зубов на шее жертвы? – не сдавался Кукушкин. – Эксперт Бочкин говорил, что человеку так не куснуть, тут явно без оборотня не обошлось. Рябов вполне в тему вписывается.
– Разберёмся, – отрезал майор. – Подшутил над тобой Бочкин, лейтенант. Сиди себе в серверной, дави на клавиши, сколько влезет, ну не лезь ты не в своё дело! Жалобу гражданки Мордасовой на сексуальные домогательства с твоей стороны я пока попридержал, но могу дать ей законный ход. Улавливаешь?
– Она сама виновата, между прочим. Не помнит ни шиша.
– Задирать бабулькам подолы не наш метод, Кукушкин! Свободен!
– Стесняюсь спросить: насчёт бабулек – шутка?
– Если бы! Кукушкину поручили ответственное дело о краже панталон в количестве трёх штук с бельевой верёвки на балконе, а он слишком рьяно взялся за поиски и перестарался. Глафире Петровне за восемьдесят, склероз. Сама их с верёвки сняла, да запамятовала. А про жалобу я придумал, чтобы от балласта в лице Кукушкина избавиться. Однако, его бестолковые действия все-таки вывели нас на Рябова. Боюсь, Арсений Павлович, что нам придется задержать вашего друга до выяснения обстоятельств.
– Это лишнее. На фото в газете другой амулет, Рябов изготовил его из клыка кабана. Он и сейчас его носит, а подвеска, которую вы держите в руках, из зуба Canis lupus, обыкновенного серого волка.
Как-то Глеб в очередной раз затащил меня к себе: ему удалось завалить здоровенного секача. К тому времени Рябов приобрёл Suzuki Jimny, а избушка обросла многочисленными пристройками.
– Машина – зверь! – похвастался приятель. – Только она здесь и пройдет, пришлось гараж оборудовать, чтобы зверье шины не кромсало. В кессоне настоящий ледник, продукты храню, чтобы генератор зазря не гонять. Бензин-то нынче кусается!
– Кессон? Да это настоящий бункер!
– А то! Пошли в дом, сейчас фарш наверчу, с лучком, с перчиком, да на решётке пожарим.
– М-м-м, вкуснятина! – Я облизал палец с сырым фаршем. – Сам-то не хочешь попробовать?
– Не хочу и не буду, – Глеб зачерпнул порцию фарша, ловко сформировал люля-кебаб и положил его на разделочную доску. – Когда меня нашли, я отказывался от еды и попытался сбежать в лес. Раздвинув доски, я выбрался из сарая и увидел на дворе курицу. С каким наслаждением я отгрыз ей голову, рвал зубами ещё тёплую плоть, слизывал горячую кровь! И тут я услышал его, этот запах, запах страха: насыщаясь, я не заметил, как меня обступили люди. Сеня, ужас сковал их тела и отражался в глазах!
– Согласен, зрелище не для слабонервных. Тебе помочь?
– Справлюсь. Волк-одиночка или целая стая, ощутив этот запах, источаемый жертвой, почти всегда нападают. Но не всем дано, и меня долго не брали на охоту. Однажды, во время гона появился чужак: учуял запах течки, и ему реально снесло крышу. У молодых волков такое случается, а мне пришлось дать отпор. Громадный волчара, больше любого из моей стаи, повёл себя, как глупый и неуклюжий щенок. В пылу битвы я впервые почувствовал запах страха, но когда измождённый, растративший в битве последние силы волк подставил мне горло, я оставил ему жизнь: волки не убивают забавы ради, а месть им чужда. Готово, пора мангал разжигать.
– Туманно, не усвоил.
– Как бы тебе объяснить? Запах страха… Если ты уловил его аромат, то это наделяет тебя… – Друг замолчал, подыскивая слова, – Чувством превосходства, что ли! Жертва ещё не догадывается, что ее жизнь в твоих руках, а ты уже знаешь, и это удесятеряет силы. Воодушевление, ни с чем не сравнимые эмоции, но тогда в деревне я испытал отвращение и стыд, меня вывернуло наизнанку, не к столу будь сказано. С тех пор, как отрезало.
Дома я внимательно изучил материалы из папки, слитой с планшета Кукушкина, но не вынес ничего нового для себя. Всю ночь я проворочался с боку на бок: мысль, что упускаю нечто важное, не давала заснуть.
После исчезновения родителей я предпринимал попытки отыскать их следы. Покопался в бумагах отца, но когда мне открылась правда, испытал шок: мама и папа разработали уникальную систему полного цикла по выработке экстракта конопли. В разработках использовались комплектующие общего назначения, что не требовало дополнительных затрат на производство, а монтаж, пуск и наладка осуществлялись родителями лично. Вскоре грянул гром: в квартиру вломились сотрудники службы по контролю за оборотом наркотиков и изъяли все, что могло помочь в поисках.
Не успел я позавтракать, как ко мне ввалился Глеб. Он, пахнущий лесом, скинул рюкзак на пол и смерил меня мрачным взглядом.
– У меня были менты, Сеня, какой-то летёха Кукушкин. Я сообразил, что ты соврал про подаренный мной кулон, и не сдал тебя. Однако жду объяснений.
В тот злосчастный день мы виделись с ней в последний раз. Краем глаза я уловил блик зеркала из глубины бара, а память услужливо подсказала, что женщина, сидящая за столиком, юркнула следом за моей избранницей, но я, дурак, не придал этому значения.
– Она шпионит за тобой, мой мушкетёр, и вряд ли в одиночку.
– Попробую увести их за собой, а ты уходи через чёрный ход.
– Не переживай за меня, – Она печально улыбнулась и помахала рукой на прощание. – Твоя Констанция сильная, она справится.
Свернув в ближайший переулок, я прижался к стене и затаился. Звуки шагов преследователей все ближе, все отчётливей, и я оторвался от стены, чтобы преградить им дорогу. Женщина, она оказалась в одиночестве, отшатнулась и от неожиданности нажала на спусковой крючок: выпущенная из арбалета стрела просвистела рядом, оцарапав оперением ухо.
Глеб ничуть не приукрасил: запах страха пьянит, его благоухание кружит голову, обостряет чувства, восприятия. Ясность ума и безумие, ярость и холодный расчёт каплями ртути сливаются воедино. Шлейф этого аромата коснулся меня лишь раз, но запомнился на всю жизнь.
– Я увидел все в твоих глазах, Арсений.
Почувствовав прилив сил и небывалое возбуждение, я выбил арбалет из рук нападавшей, но та не растерялась и распылила мне в лицо струю из газового баллончика.
Ослеплённый и потерявший ориентацию я догадался схватить незнакомку за одежду и повалить на землю. Она оказалась сверху, и удары посыпались градом. Закрыться руками – не помогло, мои неуклюжие тычки в никуда лишь распалили убийцу. Я попытался оттолкнуть ее, придушить – тщетно. И вдруг… Пальцы услышали биение сердца, а ускользающее сознание подсказало – или ты, или она. Обхватив затылок женщины, я прижал её к себе и впился зубами в шею.
– Урок, тебе на будущее, Арсений. Загнанная в угол крыса может укусить страшнее волка. Что думаешь делать?
На этот раз майор Сержинский удостоил меня стульчиком повыше. Внимательно выслушав мои признательные показания, он помыслил с минуту и вдруг хлопнул себя по лбу.
– Кукушкин, рысью ко мне! – распорядился следователь по телефону. – И вещдоки с собой прихвати.
– Кукушкин меня в сизо повезёт? – Мои плечи безвольно поникли.
– Ну кому я ещё первоочередные дела смогу поручить? Только Кукушкину, – пошутил майор, но взглянув на жалкое зрелище в моем лице, оттаял. – Да успокойтесь вы, Арсений Павлович, в этом нет необходимости. Я вам верю, ваши действия чистая самооборона, надо было просто рассказать об этом раньше. Кто-то узнал, что вы кормите нас информацией, чаще всего непроверенной, и решил вас убрать.
– Логику иногда включайте: зачем меня убирать, если информация липовая? – возмутился я. – А вот поиском крота вам не помешало бы озаботиться.
– Я вас попросил бы…
– Все-все, проехали. Что за вещдоки?
– От гражданки Мордасовой Г.П. поступило заявление о порче принадлежащего ей имущества, – Сержинский порылся в бумагах на столе. – Вот она, Кукушкина писанина! А именно: панталоны женские, цвет синий, размер четыре икса. Ущерб нанесён путём проникновения в ткань стрелы неизвестного происхождения, вследствие чего в панталонах образовались два отверстия неправильной формы, на одном из которых обнаружены предположительно следы крови.
– Ухо до сих пор саднит. Старательный парень.
– Ещё какой! Даже приложил фото стрелы и входного-выходного отверстий в бабкиных труселях.
Восхитительный аромат просочился даже через закрытую дверь квартиры. За время моего отсутствия Глеб успел пожарить картошку и запечь в духовке целую утку.
– Есть будешь? – спросил мой друг, отделив от тушки крылышко.
– Буду. А потом задам тебе парочку вопросов. – Аппетитный запах всколыхнул во мне ворох воспоминаний.
– Каких? – Глеб попробовал стряпню на вкус. – М-м-м, обалдеть!
– Арбалет, из которого в меня стреляли, был заряжен стрелой с пятилопастным наконечником, а это редкость. Все бы ничего, но дичь, которую вы привозили с отцом, была с такими же отметинами.
В папке Кукушкина я нашёл любопытное фото. Лейтенант сообразил программно отретушировать с помощью нейросети фотографию погибшей, её я и предъявил Рябову.
– Ты её знаешь?
– Я её помню. Инесса, это она…
Я не ожидал такой реакции о Глеба. Он поперхнулся, закашлялся, побледнел, затем оперся рукой о стену и тяжело задышал.
Когда приехала скорая, Глеб наотрез отказался от госпитализации. Перед уходом врач вколол ему что-то успокоительное и порекомендовал постельный режим на ближайшую неделю.
Никакой авиакатастрофы не было! Инесса всегда сопровождала груз, который доставлял Рябов-старший. После разгрузки они вместе отправлялись на охоту, заперев Глеба в отведённом им домике. Оставшийся в одиночестве парень услышал голоса за окном и тут же приложил ухо к оконному стеклу.
– Зачем ты убила пилота, дура?
– Инесса слишком привязалась к нему. Как бы чего не вышло.
– Врёшь: я заметил, как ты пожирала глазами этого Рябова еще в прошлый раз, а он не клюнул, да? Теперь я не смогу доверять Инессе. Кто мне ее заменит?
– Твоя рабыня, хозяин. Она предана тебе, она справится и всегда справлялась в отсутствии Инессы.
– Даже так! Ну хорошо, решай вопрос с ней и пацаном, а там посмотрим.
Мальчишку охватил ужас: он побежал в лес, продирался сквозь заросли, болотную трясину, бурелом до тех пор, пока силы не оставили его. Усталого и продрогшего Глеба сморил сон, а очнулся он под бочком у двух волчиц, которые всю ночь согревали его теплом своих тел.
Рассказ Рябова косвенно подтвердил то, что мне удалось выудить когда-то у следователя наркоконтроля. Где-то в лесной глуши налажено производство по переработке конопли в промышленных масштабах. На сезонные работы свозят трудяг со всей области, но это билет в один конец. Перед наступлением холодов оборудование консервируют, зимовать остаётся только охрана, она же и устраняет ненужных свидетелей. У моих родителей не было шансов, но одной женщине все-таки удалось сбежать. Она и показала, что супруги Громовы получили крупный заказ от Мацуева, а после выполнения всех работ, разделили судьбу остальных.
Пока врачи колдовали над моим другом, я позвонил лейтенанту.
– Кукушкин! Ты баллончик к делу приобщил? – крикнул я в трубку.
– А смысл, Арсений Павлович? У бабы все равно нет отпечатков, – парировал лейтенант.
– Но могут найтись другие! А фото с ретушью?
– Откуда вы… – удивился лейтенант. – Тоже нет. Майор тут же спросит, как оно ко мне попало.
– Ну ты и…- Я еле сдержался, чтобы не выругаться. – Кукушкин, у тебя чутье волкодава, но талант ты так и норовишь зарыть в матушку-землю. Неси вещдоки к Сержинскому, должен зачесть тебе явку с повинной.
Пришёл мой черед: теперь уже я простирался над столом следователя, упёршись руками в суконную обивку, а от предложенного мне стула демонстративно отказался.
– Как это недостаточно данных? Вы в своем уме? А-а! Я понял: ждёте, когда Мацуев перекупит конкурентов или избавится от них, а уж опосля за него и возьметесь!
– Я попросил бы вас без оскорблений, – Майор Сержинский вжался в кресло и нервно теребил бородёнку. – Не валите с больной головы на здоровую. Никакой стрелки в указанной вами точке не было, да и сделка сорвалась. По своим каналам узнал, что между сторонами произошёл конфликт со стрельбой, и знаете где? В диаметрально противоположной точке, и такое уже в третий раз! Сдаётся мне, что в последнее время именно вы, Громов, намеренно вводите следствие в заблуждение и тем самым предоставляете Каплану возможность устранять конкурентов!
– Майор, вы ставите под сомнение достоверность сведений и моё искреннее желание помочь? Из последнего: сухогруз задержали? – Я начал загибать пальцы. – Раз! Информация соответствует действительности? Два!
– Экспортный лес-кругляк присутствует, обнаружены закладки с крупной партией экстракта каннабиса, но вот загвоздка: к фирме Каплана он отношения не имеет, – прервал мой монолог Сержинский. – Но главный ваш прокол: ложная информация о подземной нарколаборатории вблизи отстойника сточных вод. После того, как рота спецназа в полном составе натурально извалялась в дерьме, их командир посылает меня куда подальше. Нет вам уже веры, Громов. Нету! И вашему информатору тоже.
– Но сейчас-то у вас на руках есть доказательства!
– Доказательства чего? – Майор подался вперёд. – Да, Инесса Пак в прошлом телохранитель и правая рука Мацуева. Но даже если труп принадлежит ей согласно запоздавшим показаниям Рябова, что нам это дает?
– А отпечатки Мацуева на баллончике и бутылках Каплана?
– Каплан водит нас за нос, а на баллончике смазанный и возможно старый отпечаток.
– Баллончику год от силы! Такие люди, как Мацуев, не могут вот так просто взять и сгореть, а дерьмо ещё и не тонет. Сегодня крупнейшая сделка за последние годы, Мацуев наверняка там засветится. Возьмете с поличным его и груз.
– Единственное в чем вы оказались правы: Мацуеву удалось совершить побег, но позже почти целёхонький труп вынесло на берег Томи с дыркой во лбу. Сомы успели только отгрызть гениталии и большой палец на руке.
– Но почему я узнаю об этом только сейчас? – В приступе отчаяния и ярости я шарахнул кулаком по антикварному столу.
– Не трогайте мебель. Это – закрытая информация, а родственникам решили не сообщать, чтобы избежать огласки, – насупился Сержинский и протянул нам с Глебом пропуска. – До свидания, и пожалуйста, никаких лишних телодвижений.
– Пойдём отсюда, Сеня, – наконец-то подал голос стоящий у двери Рябов. – Что-то здесь воняет.
– И то верно, – согласился я. – Прав Кукушкин, вы только портки казённые протирать мастера.
– Я попросил бы… – Конец фразы остался за закрытой дверью.
– Эх, хорошо бы стопочку под утку с картошечкой! – потёр руки Глеб, когда мы вернулись домой.
– С удовольствием, – Я ухватил блюдо с дичью, – Остыла, но в микроволновку не влезет.
– Зачем целиком разогревать? Кусками порезать Заратустра не велит? – усмехнулся друг.
– Боюсь, нож корочку не возьмёт, – Я взял в руки разделочный топорик и осёкся. – Вот ты этим и займись, а я пока за пузырём сбегаю.
– Тебе одного не хватит? Мне-то нельзя: хавчиком затарюсь и сразу домой.
– Для подстраховки. – Оторванный от утки кусочек поджаристой кожи приятно захрустел во рту. – Нервы ни к черту.
Все встало на свои места. Каким же я был доверчивым идиотом, но еще есть время все исправить.
Я всегда с интересом слушал воспоминания друга про жизнь в волчьей стае. Мне иногда казалось, что он скучает по своим лесным братьям и сёстрам, ведь таким азартом загорались его глаза, когда речь шла об охоте.
– У оленя быстрые ноги, волк его не настигнет. Но у стаи существует определённая тактика: малая часть молодых и неопытных волков гонит рогатого туда, где беглеца уже поджидают, и он становится добычей. Пестуны строго-настрого наказывают молодняку, чтобы отбивали от стада не самых больших и сильных, а значит и мудрых. Такие нередко поворачивают назад и грудью пробивают себе дорогу к спасению.
– И часто такое случалось?
– На моей памяти всего лишь раз.
Вместо магазина я направился в бар ‘На набережной’, а по пути позвонил Филипку и Кукушкину.
– Сергей, карту области захватил? – спросил я Кукушкина, когда мы расселись за столом.
– И не только. Статистику собрал, – Лейтенант извлёк из заплечной сумки карту, линейку и маркер. – Даже табельное прихватил на всякий случай.
Разложив на столе карту, мы принялись за дело. Совпадающие по времени точки, ложные и реальные, соединили отрезками, которые с некоторым приближением пересеклись в общей точке.
– И что вы тут высчитали? – Филипок удивлённо воззрился на нас.
– Мой друг Рябов заодно с преступниками. Имеешь дело со зверем – используй и звериную логику, а она весьма прямолинейна. Это значит, что груз находится в точке, противоположной той, что мы имеем. – Я приложил линейку к карте и маркером провёл линию, проходящую через импровизированный центр, – Там же и состоится сделка. Домик лесника идеально подпадает под эту характеристику.
– А время?
– Едва ли изменилось: спецназ не может оказаться одновременно в двух местах. – Я нарисовал маркером кружок на карте, сложил её вчетверо и протянул лейтенанту. – Серёга, рысью к Сержинскому, объяснишь этому бздиловатому коньку весь расклад.
– Как вы майора назвали?
– Коньком бздиловатым! Можешь ему это передать!
– Есть передать! – с восторгом отозвался Кукушкин, приложив руку к козырьку бейсболки.
На начальном этапе необходимую информацию предоставлял Каплан: именно Борис добыл для меня компромат на Мацуева.
– Зачем тебе это, БоБо?
– Неужели непонятно, Сеня: сам хочу царствовать и всем владеть! Или я не Борис?
Когда Мацуева посадили, Каплан перестал выходить на связь. Вакантное место занял Филипок: отчим не подпускал его к унаследованному бизнесу. Сын пронюхал про мою причастность к публикациям разоблачительных статей и втихаря просматривал переписку папаши. Моя Констанция появилась ближе к финалу, её данные нередко расходились с данными Филипка, часто не в пользу последнего.
– А за всем стоит мой дед, Мацуев?
– Глупенький Каплан! Неужели не дошло, почему наследником Мацуев сделал тебя? Он – твой отец и давно мёртв. Джемма была его наложницей, Мацуев её удочерил не потому, что доверял: так сподручней контролировать и завещание не оспорить.
– Значит, те указания, что получал Каплан…
– Исходили от Джеммы. Бинго, Филипп Борисович! Джемме очень понравилось рулить самостоятельно. Она пудрила мозги мне и кошмарила Борю.
– Жрать охота! – Филипок полистал меню. – Когда на нервяке, ем все подряд. Шотики – супер, но кроме сэндвичей и десертов ничего не вижу.
– Так это же бар, а не ресторан. Но сэндвичи достойные, я отвечаю.
Филипок влёгкую умял пару сэндвичей, а под конец трапезы к нашему столику подрулила Джемма в сопровождении двух крепких парней с квадратными челюстями.
– Я так и знала, что найду вас здесь. – Джемма поправила тёмные очки. – Идете с нами. Оба. И не делайте глупостей.
– А если твой мушкетёр и его спутник будут сопротивляться?
– Получат пулю, – жёстко отрезала женщина.
– И ты позволишь убить собственного сына, мамочка? – дерзко усмехнулся Филипп, отчего лицо Джеммы исказилось от злобы.
– Которого ненавижу и проклинаю так же, как и его отца!
– Сколько раз слышал эту фразу, – обратился ко мне Филипок, – но всегда думал, что это она про Каплана.
В переулке, где на меня напала Инесса, нам с Филипком заклеили скотчем рты, зафиксировали руки и ноги стяжками и погрузили в просторный, продуваемый всеми ветрами багажник внедорожника. Когда мы остановились, я к ужасу своему различил знакомый тембр голоса БоБо.
– Зачем меня сюда привезли?
– Ты мне больше не нужен, мой суслик. У твоей самочки прорезались зубки, и теперь она будет грызть морковочку сама. Федор, Василий! Ожидайте гостей у шлагбаума, стволы держите наготове.
– Этих доставать? – послышался голос Глеба.
– Конечно. Твоя волчица заприметила удобную для светской беседы полянку невдалеке. Ждите меня здесь, я отведу своего суслика в норку и сразу вернусь.
Багажник наконец-то открылся, и Рябов тут же отвёл взгляд.
– Предупреждаю: бежать некуда, а кричать бесполезно, все равно никто не услышит. – Глеб помог мне и Филипку выбраться из багажника, освободиться от скотча и перекусил бокорезами стяжки на ногах.
– Здорово она тебя охмурила, Глебка! Вы слишком хорошо кормили своих черных волков. Помнишь эту притчу?
– Моя волчица умеет быть убедительной. – Глеб убрал инструмент в карман куртки и застегнул молнию.
– Я вас давно раскусил. Ведь наше знакомство с Джеммой не было случайным: кобели унюхали запах течки и облаяли её. Ты придумал?
– Кто же ещё! – хмыкнул Рябов. – А ты привираешь, дружище. Сейчас уже дошёл, задним умом. Нам долго удавалось впаривать лажу тебе и ментам.
– А не сдал ты меня, чтобы продолжать это делать дальше? Гениально придумано: крупняк повяжут менты, с мелочёвкой разберётесь сами.
– Тоже верно. Но ума не приложу, где же мы прокололись?
– Отметина от наконечника стрелы осталась на запёкшейся утиной коже. Перед уходом я её схавал, уничтожил улику.
– Чёртов арбалет! – выругался Глеб. – Джемма с ним сама не своя.
– Она и без него чокнутая, – поддержал разговор Каплан-младший.
– Заткни пасть, сосунок, когда старшие разговаривают, – Появившаяся из-за наших спин Джемма ткнула Филипка прикладом арбалета в зубы, – может, проживёшь минут на десять дольше.
Джемма приложилась от души: весь наш недолгий путь Филипок проделал, пошатываясь и спотыкаясь. Он строил мне рожи, вращая глазами, вытягивал окровавленные губы трубочкой.
– Я почти сроднилась с моей Дианой, – Джемма ласково погладила арбалет. – Чо-Ко-Ну, многозарядный, сделан по спецзаказу, Инесса привезла из Китая. Я положила глаз на него ещё тогда в лесу, а эта сучка ухитрилась сбежать.
– После того, как ты убила Глебкиного отца? – Я украдкой взглянул на непроницаемое лицо Глеба.
– Этот изверг ему не отец, да и не был Андрей святым, – ответила Джемма. – Ведь ты знал, что именно Рябов уломал твоих родителей работать на Мацуева. Никакой ты не правдоборец, мой мушкетёр, банальная месть всему причиной.
– Разве не месть движет тобой, моя недалёкая Констанция? Ты помогла Мацуеву сбежать из колонии, для чего? Отвечу: чтобы отрезать ему яйца и пристрелить.
Извилистая лесная тропинка привела нас на живописную, почти идеально круглую поляну, заросшую по периметру кустарником.
– Кто ты такой, чтобы меня судить? Разве ты провёл годы и годы в аду? Нет! – Глаза Джеммы зажглись недобрым огнём. – Я попыталась сбежать, но твои родители меня продали! Им это не помогло: Мацуев никогда не жаловал стукачей. Инесса застрелила обоих из этого арбалета, а меня отдали на воспитание охранникам, бывшим зекам. Я прошла все круги ада, стиснув зубы. Затаилась, лебезя и пресмыкаясь, угождая и ублажая всех подряд, включая самого Мацуева. А что придавало мне силы, мой никудышный мушкетёр? Знание того, что рано или поздно наступит час расплаты.
– А что плохого тебе сделал Боря?
– Твой закадычный друг Бобо задумал прикрыть лавочку. Пришлось слегка поумерить его пыл: я каждый год дарю ему на день рождения бутылку коньяка от Мацуева с фальшивым отпечатком. Похоже, он начал что-то подозревать и в последнее время отбился от рук.
– Сначала мы действовали через тебя, – подхватил Глеб. – Но теперь правильней и эффективней будет взять все в свои руки.
– Причудливые хитросплетения судьбы меня не раз удивляли, – Джемма вскинула арбалет. – Твоя месть почти состоялась, мой мушкетёр. Инесса подумала, что мы заодно, и пала от твоей руки. Мацуев и Андрей Рябов мертвы, признайся, ты ведь и Глеба планировал убить?
Я промолчал и оглянулся на Филипка: его взгляд не стал более осмысленным, но сфокусировался в точке за спинами наших гонителей.
– Молчишь, Сеня, – с укором произнёс Глеб, – А значит Джемма права. Пора с ними кончать, моя волчица.
– Раз, два, три , четыре, пять… – Джемма навела арбалет на Каплана, потом на меня. – Диана хочет поиграть…
Я отвернулся, зажмурился, но увидел, как мой товарищ по несчастью открыл рот и набрал в лёгкие побольше воздуха.
– Кукуфкин! Ствеляй! – разорвал тишину истошный вопль Филипка.
И Кукушкин выстрелил! Толчок от пули сбил прицел: стрела возилась мне в правое бедро. Я покачнулся, но устоял на ногах, невыносимая боль пронзила тело.
– Всем поднять руки! Работает спецназ! – Из-за деревьев вынырнул Серёга в своей оранжевой бейсболке и с пистолетом в руке.
Но мозг и организм Джеммы ещё не приняли своего краха. Женщина взвела механизм и с разворота выстрелила в Кукушкина, только тогда у неё подкосились ноги. Глеб подхватил Джемму на руки и бережно уложил на землю.
Со стороны избушки лесника послышались выстрелы, Филипок, улучшив момент, ломанулся в кусты.
Морщась от боли, я кое-как доковылял до неподвижно лежащего Кукушкина.
– Мой волк… Волчица будет ждать тебя… Я и Диана, мы еще поохотимся с тобой… – донеслись до меня обрывки фраз умирающей Джеммы, когда я проходил мимо склонившегося над ее телом Глеба.
В открытых глазах Кукушкина застыли боевой задор и удивление. Лейтенанту досталась лёгкая смерть, стрела попала точно в сердце. Он умер мгновенно, так и не успев осознать происшедшее. Эх, Серёга, Серёга.
– Он желала твоей смерти, Арсений, так тому и быть. – Глеб закрыл глаза Джемме и угрюмо посмотрел на меня, поднимаясь с колен.
– Твоя волчица? – Ярость и гнев, бушевавшие где-то внизу живота, вырвались на свободу, – Волкам не знакомо чувство мести, они убивают добычу ради пропитания. Но она – не волчица, да и ты не волк, Глебка. Ты снова лишь маленький мальчик, заблудившийся в лесу. И я знаю – тебе страшно, очень страшно. Нет! Я это чувствую!
Словно цунами ‘Амурские волны’ накрыли меня с головой: течение закружило в водовороте и увлекло за собой в пучину, чтобы обновлённым и несокрушимым вынести на берег. Здесь, среди песчаных дюн лишь я и мой враг. Он жаждет крови, но не ведает, что его кончина уже предрешена, ибо иному случиться не дано.
Я без труда разорвал стяжки на руках, выдернул стрелу из ноги: набежавшая волна, смешавшись с кровью, унесла стрелу в океан.
Чёрный волк, петляя между холмами, мчится навстречу истекающему кровью белому волку. Ненависть и злоба гонят его, не дают остановиться и передохнуть. Но чем ближе враг, тем более горячим и липким становится песок, лапы тонут и увязают в нем, и вот уже почти невозможно не только бежать, но и дышать. Это значит, надо успеть, надо вложить все силы в последний прыжок, и все будет кончено.
Белый волк зализывал раны, когда из-за песчаного гребня появился враг. Чёрный волк взвился на дыбы, но встречным порывом ветра его опрокинуло набок, тело забилось в предсмертных конвульсиях, лапы вздрогнули в последний раз. Его противник, припадая на заднюю лапу, подошёл к окаменевшему чёрному собрату, заглянул в подёрнутые дымкой глаза. Волк вытянулся рядом на песке, а когда взошла луна, поднял голову к небу и завыл: белому волку не прожить без чёрного.
– Только тебе могу доверить, Арсений Палыч, – Филипок грустно оглядел кабинет главного редактора. – Привык я к коллективу, ты уж их сильно не дави на спуск. Вилена замом оставишь?
– Я же не изверг, Филипп Борисович. Мы его сыну жизнью обязаны. Как дела у БоБо, поправляется? Когда его из погреба достали, весь сиреневый был.
– Сдвиги есть: рыскать по углам в поисках морковки перестал, но иногда кутается в одеяло и забивается под кровать.
– Клиника хорошая?
– Самая лучшая психушка в области, vip-палата. – Филипок взглянул на часы. – Прости, Палыч, сосенки ждут, чтобы к ним пришёл дядя с топором. И ещё: заходи без церемоний – Кукушкина помянем.
Не успел я по-хозяйски развалиться в кресле и водрузить ноги на угол стола, как в дверь постучался майор Сержинский.
– Как на новом месте, Арсений Павлович?
– Привыкаю. Ну не томите, есть новости?
– Когда всех повязали и упаковали, сразу рванули в особняк Каплана. Вскрыли сейфы, один, другой, третий. А там и отчёты, и карты, в общем – полный фарш! Накрыли всю сеть, даже один бандитский ЧОП. Мелкие производства разбросаны по области, бригада следователей начнёт работу в ближайшее время.
– А как там… – Я замялся, но майор сообразил.
– Рябов? Обширный инфаркт, скорая вовремя приехала, откачали. Жить будет, но в ближайшее время за решёткой.
– Серёгу жалко.
– Жалко. А ведь не передай мне Кукушкин ваши слова, всего этого могло не быть. Хороший был парень, а я… – Сержинский умолк и украдкой смахнул набежавшую слезу.
Оставшись в одиночестве, я включил компьютер и подпёр руками подбородок. Когда мозг, ощетинившись сотней стальных молоточков, непрерывно обстукивает черепную коробку в поисках бреши для выплеска накопившейся энергии, надо помочь своей головушке и направить энергию в нужное русло.
Я пододвинул клавиатуру поближе и напечатал на чистом листе заголовок: Запах страха.