Автор: Ярослав Антакольский
Название : ЗАПАХ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Жанр: на усмотрение редакции
Объем: 7 авторских листов
Адрес: Россия, г. Москва, ул. Кетчерская, 16
телефон: 8-991 744 87 22
e-mail: Antakols@yandex.ru
ЗАПАХ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
ЗАПАХ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Я помню запахи Советского Союза. Именно так пахло мое детство. Интересно, а другие помнят? Например я помню, как пахло такси: салон 21 Волги, когда мама открывала дверь и называла адрес. Запах казенного кожзаменителя сидений, и запах бензина, нет не выхлопных газов, а именно бензина, причем холодный запах если зима, а летом теплый, тлетворненький . А разве никто не помнит, как пахли автоматы по продаже газировки, или квасные ларьки? Странно, я помню даже запах денег, монетка в 3 копейки пахла сладким сиропом из этого автомата, как пахла свежестью вода, что мыла стаканы в этих автоматах. «Пятнашка», монета достоинством, заметьте достоинством, в 15 копеек пахла стаканчиком кофейного мороженного, а пятачок имел запах прохладной подземки – метро. Боже, овощной магазин источал запахи именно овощей и фруктов, свежей земли, – сейчас магазины вообще ничем не пахнут. Булочная – понятное дело душистыми батонами и булками, теперь весь хлеб надежно упакован в пластик – так правильно, инфекция и микробы – а тогда запахи пекарни. Аптека – о боги Олимпа, фармацевтикой пахла аптека, густые фикусы на массивных деревянных тумбах как в цирке, чистота и стерильность убивали своим запахом любую инфекцию, попавшую в аптеку с улицы. Теперь аптеки вообще без запаха, как во сне, словно обман, обман потребителя. Какой запах имел квас на разлив? Нечто потустороннее, особенно летом, и продавался он только летом, теперь круглогодично, а не хочется. Быдлячество общества заключалось в отношении к человеку, но некоторые побеждали и это. Мама говорила мне, купишь три литра кваса, только попроси дядю, или тетю, чтоб наливала из кранчика прямо в бидон, а не кружкой 0,5, пусть и помытой (все же не очень старательно мыли посуду тогда). Разливщик для удобства мог делать это кружкой, если сомневался в вместимости бидона.
Вокзалы пахли вокзалами, не могу уловить этот запах сейчас, что-то сигаретное с примесью суеты и угольного нагара от поездов дальнего следования, и конечно туалеты – их можно было найти по запаху. Грязные и вонючие, как честное подтверждение человеческого бытия изнутри. Теперь туалеты на вокзалах чистые как в Ашане или офисах, почти не пахнут. И сами вокзалы потеряли запах, в 90е они сильно пахли бомжами – теперь и этого нет. Вообще никаких запахов.
Грязные вагоны-купе, и омерзительные плацкартные вагоны, чудовищные туалеты – имели запах дороги, аромат пути следования. Теперь еду в Питер на фирменном плацкарте – велюр чистота, и биотуалеты, не надо ждать 2 часа санитарной зоны, но только в юности можно созреть философски, ожидая поворота тяжелого ключа проводника в заветную комнату одиночества, созреть как личность, повзрослеть в ожидании проникновения в спасительный отсек, о оценить всю степень покинутого домашнего комфорта, и там сидя над отверстием в летящие шпалы, в попытке удержаться и не слететь с грязного постамента, проходя курс молодого морпеха – понять жизнь и принять вонючий запах, как спасение от позора естественного процесса бытия.
Теперь и тут запаха нет – нигде его нет, только титан, топится углем, еще как-то напоминает о прошлом.
Я помню, как пахло кино, да, кинозал, прохладой и занавесом, жестким кожзамом, жесткий как лакированный, старых кресел, холодок чего-то официального и ритуального- экран как алтарь. Буфет кинотеатра или театра, – отдельный запах колечек с орешками по 20 копеек, эклеров и соков, бутеров с красной рыбой и тоненькой колбаской. Как пах цирк – запомню навсегда. Холодком и светом арены, животными и атмосферой фантастики.
А библиотеки пахли книгами и теплом стеллажей, и желтым светом. Теперь едва, но можно уловить в библиотеке книжный запах старых страниц, но в целом он куда-то улетучился. Даже книжные магазины почему-то пахнут не книгами, скорее пластиком упаковок, новыми обложками с пластиковым покрытием, но как-то не книгами. Книжный магазин в Советском Союзе имел запах плотных книжных листов, свежесть и скрип переплета, ни с чем не сравнимый запах глянцевых страниц плакатов и календарей, манящий запах раскрасок, а главное – запах информации, плотно впечатанной в страницы.
Газеты – о Боже, ничего подобного в природе нет, свежесть утренних газет, печатные слова и фотографии пахли чистотой и новостью дня, аппараты в переходах у метро гордо продавали прессу, а газетные киоски еще и глянцевыми журналами. Теперь взяв из окна машины газету МЕТРО – я вдыхаю цветной густой запах, он есть, но отстранив лицо от газеты, его словно и не было, и мучительно пытаешься его вспомнить. Пол секунды и все, как во сне.
Почта. Это оазис чего-то инопланетного – сургуч. Запах неповторимый и особенно самобытный, независимый, твердо плавкий и проникающий в мозг, запах путешествия и посылок. Сургуч горячий плавили только на почтах. Теперь и почта стерильна как операционная, сургуч выкинули и заменили скотчем, трусливо скрипучим и тонким, дистрофически тонким и желтым, как болезнь Боткина.
Поликлиники пахли лекарствами и бинтами, теперь и они утратили запахи, как картинка – и никакого запаха.
Мебельный магазин – отдельная сказка. В нем хотелось спрятаться перед закрытием и переночевать ночь на всех диванах, сосредоточие такого количества шкафов и кроватей туманило разум – мебель пахла свежестью чисто изготовленного материала.
Умершие ныне ателье – они пахли свеже- разрезанной плотью всех видов тканей и ниток, и легкие аромат швейных машинок и едва уловимый тонюсенький аромат сухого обмылка закройщицы, что чертит на ткани линию разреза.
А канувший в лету магазин «Свет»? Забыли, я готов подтвердить на Библии, я – знаю, как пахнет электричество, я знаю аромат который имеет – свет. Именно в том магазине воспламенялся запах освещения и всего электрического, казалось пахнет стекло плафонов и форма абажуров, ножки торшеров, металлические щеки утюгов и бомбы пылесосов.
Винный отдел. Кто помнит, вино и водка продавались в отдельном помещении, с отдельным входом – почему теперь не так? В Америке – это именно так! Я помню угрюмые, припухлые и просто дурацкие лица мутантов, стоящих в очереди за вином, там пахло стеклом, чем-то отработанным и винным, возможно остатками надежд и мечтаний, и дыханием покупателей – пахнущим уже сгоревшим вином вчерашней заливки. Часто антураж подкрепляла лужица кокнутой бутылки вина, как разбившиеся надежды, окаймленная зеленым архипелагом осколков, похожая на кровь, разбавленную спиртом. И тогда в тесном винном отделе пахло осуждением и состраданием покупателей.
Наверное, уже позабыли, как пахли пивнушки, пивняки, гадюшники? От них веяло разбавленным пивом, подкислым, несвежим, и конечно окружал эти очаги культуры ореол стойкого запаха мочи, все свободные стены магазинов и домов в непосредственной близости разлива пахли прочным отработанным мочевым отливом.
Я даже помню запах окошка, где видны только руки и центр тела в грязном синем халате, пальцы проворно проверяют горлышки бутылок на наличие сколов. Пункт приема стеклотары. В недрах холодного мрака пахло пыльным, грязным стеклом и серой старой древесиной косых ящиков.
И, боже ж ты мой – мастерская по ремонту обуви. Тепло, и приятный запах красного клея, не описать, особый, суверенный запах клея для обуви, новенькими подошвами, резиной, чисто срезанной под каблучки, набойками и станками для обработки готовой продукции. Сгинуло в вечность.
Уже мало кто помнит, а новые люди и вовсе не узнают, как пахли закрепители и проявители в свете красной лампы в процессе проявления фотопленки и печатания фотографий – это было волшебство. Химия источала запах алхимического превращения невидимого в видимый отпечаток события, людей и всего остального. Кодаки в начале 90х поставили свои платки во всех универмагах и убили остатки любительской фотографии, а их в свою очередь убила цифра. Долго еще держались фотостудии с деревянными аппаратами на колесах, и там пахло как в мавзолее. Теперь крошечные отделы быстрого фото и копий – нчем не пахнут вовсе.
А еще пахли диафильмы, пленка с картинками нагревалась в диапроекторе – источала аромат искусства, так же пахли и свежие пластинки в культтоварах, они пахли пластинками. Кинопроектор, папа заряжал смотреть «Ну, погоди» или семейную хронику с Красной Поляны или Ялты – и пленка отдавала вечностью, так пахнет только нагретая в световой оптике аппарата «Русь» кинопленка, что высвечивает и переносит на белый экран – твое прошлое, тебя маленького, даже белый клеенчатый экран имел свой запах чистоты и мягкого пластика, что сохранял свой запах долго, ибо хранился свернутым и в чехле.
А магазин игрушек, это были особые магазины, Детский Мир – мечта всего живого – запах новизны и покупки, куклы и танки в коробках что пахли реализованной мечтой, автоматы и пистолеты пахли шагом в будущее, а пистоны, запах стреляющего револьвера с пистонами – предел мечты любого мальчишки, запах взорвавшейся серы, его кажется нет даже в современных спичках. Медведь, пахнущий искусственной шерстью – мечта любой девчонки. Игрушки пахли умиротворяющей пластмассой. Я и сейчас помню запах советского мячика с двумя полосками. Резина, откровенная новая резина. И ничто теперь не имеет такого запаха.
Коробки для обуви пахли экологически чистым картоном и бичевкой, и неповторимо пахла новая обувь – кожа и резкий запах новизны изделия. Упаковка из прочной желтой бумаги имела отчетливый запах чистого и нового.
Кто –то вспомнит запах «дымовушки», это пинг-понговый шарик поломан и особым способом умят в обрывок газетки и подожжён, а дым валит и пахнет – хулиганством и экстримом.
А еще Дом пионеров пах живым уголком. Живой Уголок- там были клетки с хомяками, канарейками и черепахами – запах живности в неволе. Кружок керамики пах глиной, художественный – красками, масляными красками – я достаю иногда старые тюбики и бережно открыв – вдыхаю аромат детства, беспечного детства самой громадной страны 1983 года.
Школа, пахла особо! Новенькими тетрадками 1 сентября, новенькими ранцами и портфелями, пеналами и карандашами, цветами, которые пахнут, и гладиолусами, которые вовсе не пахнут, но всем своим видом заявляют о наличии победного аромата. А вы помните, что шариковые ручки тоже имели свой самобытный запах, чернила их имели запах, аромат долго витал в классе над тетрадями. Уроки пахли, урок труда пах свежими досками и железками метал пахнет при обработке напильником, при сверлении, жаль тех, кто не вкушал сиих запахов детского труда. У девочек уроки труда пахли свежими отрезами тканей и поварёшками, юными пробными приготовлениями пищи. Мы впервые чувствовали половую разделенку и особую принадлежность каждый своему полу. Помните, как пахла переменка? Свежестью улицы, солнечного света в рекреациях от нагретого линолеума, свежесть помытых полов каменной плитки на первом этаже, а столовая супом и картошкой пюре. А учительская пахла взрослым миром больших людей, а кабинет директора школы – имел редкий запах святого и запретного, в котором и дышать было можно только по разрешению, от того запах почти не проникал в ноздри пионера- нарушителя порядка.
Санаторий на море. Евпатория, запах моря весной, чистый и пронзительный – от свежести и чистоты моря казалось что умереть невозможно вообще, и молодость будет вечной. Сакская лечебная грязь – и по сей день я помню ее жирный ни с чем несравнимый запах. Казенный запах свежего белья в палатах, запах зубной пасты «Чебурашка», душок хлорки в туалете, и масляный запах свежекрашенных дверей в классах и кабинетах.
Актовый зал вообще отдельный запах, чего-то монументального, древесно-выдержанного тканево тяжелого, может из-за бордового занавеса и грубой красной материи обивочной на креслах.
А еще были будки таксофонов – в них висели, подумать только – телефоны, монетка в 2 копейки или 1+1 две по одной мелкой копеечке – давали право советскому человеку позвонить по городу куда угодно, так вот будки тоже имели свой неповторимый запах, зимой холодный запах алюминия и резины пола, цинка самого аппарата, ну а летом, от солнечного нагрева – массивная трубка черного пластита или какого-то иного техносплава источала именно телефонный аромат, он знаком всем , кто имел сердце и затаив дыхание звонил любимой, у кого-то это запах тревоги, кто-то звонил бесплатно в милицию 02 или скорую – 03. Алюминиевый шкаф будки таксофона держал нагретой атмосферу в своем стеклянном чреве, там можно было переждать дождь и … целоваться с девушкой, ругаться по телефону, и просто стоять глядя на проливной дождь мечтать, о будущем, что когда-то можно будет снять тяжелую трубку – и позвонить в любой город, да что там, в Америку, а внизу под железным диском с цифрами – окошко в которое можно увидеть абонента на другом конце страны. Фантастические грезы обрывал появившийся автобус, и советский мечтатель бежал на остановку окунуться в иной запах салона автобуса, где пахло свежими билетами, что вручную выкручивали сами пассажиры.
А кто помнит запах яблок рассыпанных в летнем доме на полу по осени? Запах террасы в дождливый день? Теперь дачи стали другими, они напоминают квартиры, только отдельно стоящие , в них нет запаха чердачной рухляди, старых польТ, пожухлых газет, и отработанных предметов мебели.
Скоро Новый Год, он каждый год – новый. Я помню запах Нового Года в детстве, конечно живая ёлка, аромат леса и сказки в квартире на окраине Москвы, огоньки, напоминающие приглушенный, но глубокий свет лампад в храме, даже снег имел запах, точнее не имел запаха рвотного реагента, только снег и холод. Конечно запах мандаринов, финского сервелата, шпрот, красной икры, оливье и Советского шампанского, и торта Прага и Наполеон.
А еще запах ожидания всего этого, магазин Культтовары – запах новеньких колечек серпантинов, пакетиков конфетти, и масок, кар навальные маски пахли изнутри плотно прессованной экологически чистой желтой бумагой – теперь хлипкий ломкий пластик ничем не пахнет и держится на лице плохо. А помните запах дождика, золото и серебро, что вешали на ёлку и в проёмах дверей, запах хлопушек, примитивных, но все-таки родных. Теперь есть салюты и фейерверки едва не дотягивающие до военного арсенала – и запах дешевых китайских петард, что доступны плебсу в розницу – и дворы погружаются в запахи, напоминающие войну нищебродов.
И запал Нового Года, чистых рубашек и новых галстуков, новеньких платьев, запах гостей и запах подарков под ёлкой. А утром открытие холодильника Минск дарило ароматы подсохшей красной икры, подвяленной колбасы, подсохших сырных треугольников, и Бизе и шоколада на срезах торта, селедкой под шубой и остатками двух шпротин. Запах детства и Нового Года, новой жизни.
Были такие запахи в стране которой теперь нет. Исчезла страна и вместе с ней улетучились запахи. И кто знает, может так и было задуманно.
Рассказ, больше похожий на журналистское эссе, зато проникнут светлой любовью к Родине. Кто еще такое напишет?
Спасибо за комментарий. Тронут