Загадки писем Алексея Шеина

I.

– Васятка, подь сюда. Подай мне вон те чернила, что на верхней полке во флаконе стоят, – попросил отец тринадцатилетнего сына.
Мальчик быстро шмыгнул к полке, висящей на стене небольшой деревянной избушки, достал маленький флакон и подал склонившемуся над бумагами, отцу.
Васятка уже второй год носил гордое прозвище «писарчук». Старшему сыну из пятерых детей крепостного писаря боярина Алексея Семеновича Шеина Якову Строганову с детства была знакома работа писаря. Он привык всегда быть рядом со своим отцом, зажиточным крестьянином, самородком – самоучкой, уже многие годы служившим личным писарем известного полководца и богатейшего московского боярина Алексея Шеина. За верную службу Алексей Семенович даровал семье Яшки Строганова личную свободу, разрешил ему поселиться в своей крестьянской слободе на окраинах Москвы и приказал всегда быть рядом около своего господина. Алексей Семенович был строгим, но справедливым боярином, всю жизнь посвятившим службе молодому царю Петру Алексеевичу. Шеин ценил в своих подчиненных ум, сноровку и преданность службе. Именно поэтому обычный крестьянин Яшка Строганов, невзирая на недовольство знатных приближенных, являлся личным его писарем.
Васятка тоже научился писать, глядя часами на работу отца, который вечерами и ночами переписывал десятки черновиков указов и распоряжений своего хозяина. В семье Строгановых уже все смирились, что Васятка являлся правой рукой отца и целыми днями пропадал с ним в Китай-городе, в хоромах Алексея Семеновича на улице Ильинке. Ему довелось знаться с сыном боярина, ровесником Сергеем, побывать вместе с отцом в одном из боевых походов воеводы. Он боготворил Шеина, любил больше своего отца и трепетал перед одним только его именем. Еще бы, ведь для подростка жизнь своего хозяина была образцом для подражания. Потомок старинного московского боярского рода, правнук выдающегося полководц, Алексей Семенович в детстве присутствовал на казни Разина, в 14 лет стал стольником, в 19 – назначен воеводой, в 20 лет пожалован боярином, а на 21 году жизни назначен Курским воеводой. В нынешнем 1696 году ему исполнилось всего 44 года. Такому взлету по военной и политической карьерной лестнице мог позавидовать каждый, уж не говоря о мальчишках.

Сегодня у Васятки с отцом было особенно много работы. Молодой царь Петр Алексеевич с января готовился к южным военным походам, и боярина Шеина частенько вызывали к самому царю с различными приказами и указаниями. Отец Васятки всегда лично записывал указания царя Алексею Шеину. В писчей избушке почти не было мебели, да она и не вместилась бы в эту комнатушку. Избушка специально была выстроена только для писчих работ в глубине личного подворья боярина.
К вечеру переписанные указы отец Васьки отнес хозяину и вернулся от него расстроенным: ему было велено срочно собираться и следовать за Шеиным в дальний поход к низовью Дона.

Ночь прошла в спешных сборах. По личной милости Алексея Семеновича писарю разрешалось взять с собой и старшего сына, и поэтому Васятка вместе с отцом дружно собирал котомки, прощаясь со своими родными. Страх, волнение и вместе с тем особая гордость переполняла всех домочадцев и особенно Васятку.
Дорога была длинной и тревожной. Через всю Россию армия Шеина с обозами добралась, наконец, до верфей Воронежа. Сюда доставлялись в разобранном виде, построенные в Преображенском галеры и мелкие суда. Под руководством опытных специалистов из Австрии на воронежских верфях суда собирались более двадцатью пятью тысячами крестьян и посадских людей. Такого скопления людей Васятка еще никогда не видел и старался везде следовать за отцом, чтобы не потеряться. Только теперь он начал понимать, что является свидетелем невероятных исторических событий – строительства первого регулярного российского военного флота и начала штурма турецкой крепости Азов в устье реки Дон. Перед его взором открывалась страшная картина рабского труда тысяч крепостных крестьян, сотен плотников и служилых людей, но все это утопало в великих замыслах молодого Петра о выходе в Азовское море.
В начале апреля 1696 года Петр Алексеевич провел расширенное заседание военного штаба и назначил главнокомандующим флотом Франца Яковлевича Лефорта, а всеми сухопутными войсками – Алексея Семеновича Шеина. Его армия состояла из семидесяти пяти тысяч солдат, разделялась на три дивизии под командованием Гордона, Головина и Регемана. Параллельно готовилась и вторая армия для боевых действий в низовьях Днепра под командованием боярина Шереметева.
В конце апреля галерная флотилия в составе двух 36-пушечных кораблей «Апостол Петр» и «Апостол Павел», 23 галер, 4 брандеров и полутора десятков сопровождающих мелких лодок направилась по рекам Воронеж и Дон к Азовской крепости. На первом из двух кораблей находился сам Петр в чине капитана. Шеин, во главе семидесятипятитысячной армии, пешими колоннами и конными обозами поспешил вслед за царем.

В одной из повозок среди мешков с поклажей тихо сидел Васятка со своим отцом. За несколько дней полки Алексея Шеина достигли устья Дона, где уже разворачивались настоящие морские баталии. Чтобы не допустить в крепость турецкое подкрепление, Петр приказал в самом устье Дона построить главный форт. Напротив его, на другом берегу, соорудил другой форт. За строительством фортов молодой царь наблюдал лично и постоянно находился то на одном из двух главных кораблей, то в главном, а то и в меньшем фортах, строго наблюдая и за турками, и за началом осады Азова. В эти дни ни Шеин, ни Васёк с отцом еще не знали, что русский флот с личным участием молодого царя перекрыл Дон и загородил дорогу туркам в устье реки. Во второй половине мая казаки на галерах в устье Дона напали на караван турецких судов. В результате недельного морского сражения две турецкие галеры и девять малых судов были потоплены русской флотилией, которая теперь окончательно отрезала крепость от источников снабжения по морю. Подошедшая турецкая военная флотилия не решилась вступить в бой с храбрыми русскими моряками. К началу лета турецкая крепость полностью лишилась выхода и к морю, и к Дону. Теперь время пришло искусству и мужеству сухопутной армии.

II.

Штаб главнокомандующего осадой Азова воеводы А. С. Шеина расположился в двух верстах от крепости. Вокруг небольшого холма солдаты вырыли небольшой редут со рвом, поставили два шатра и три палатки. В одной из палаток, вместе с ординарцем главнокомандующего, поселился писарь со своим сыном. Васятка отвечал за состояние чернил, он научился ловко их разбавлять и разливать по маленьким флакончикам. Перья для письма доставлял ординарец воеводы. Работы было много. Петр Алексеевич находился в начале лета в новых азовских фортах, а затем и вовсе отплыл на судах в воронежские верфи. Именно поэтому десятки личных донесений от командующих полками, в том числе и от главнокомандующего, почти ежедневно отправлялись конной или морской почтой к самому царю. Васятка только вечерами выходил на пару часиков из писчей палатки, взбирался на холм, с которого днем зорко следил за военными действиями сам Алексей Шеин.
Ему было страшно обидно, что, находясь всего в двух верстах от стен турецкой крепости, увидеть основные военные действия своими глазами ему так и не довелось. Зато он был в курсе всех событий, когда отец ночами переписывал черновики так называемых «отписок» своего боярина самому Петру Алексеевичу. Отец доверял сыну как самому себе, поэтому частенько произносил текст черновика вслух, перед тем как написать его на чистовик. Ранним утром следующего дня конный посыльный уже скакал с донесением к потайному парому, на котором через Дон или один из его рукавов доставлялась на личную царскую галеру «Принципиум» вся срочная почта Петру Алексеевичу. Обладая прекрасной памятью и запоминая по несколько страниц прослушанного ночью текста, а иногда являясь свидетелем донесений главнокомандующему, Васятка знал почти все об осаде и нескольких штурмах крепости. Ему было ведомо, что шестидесятитысячная турецко-татарская армия под начальством крымского султана Нуреддина и Муртазы-паши в десяти верстах от Азова за рекой Кагальником шесть раз нападала на русское войско. Он помнил, что, по мнению командующих пешими ротами и полками, наиболее кровопролитны были битвы 10 и 24 июня, в которых особой отвагой отличились казаки.

В конце июня Ванятка подслушал, что его кумиру Алексею Семеновичу Шеину царь Петр Алексеевич присвоил чин генералиссимуса, соответствовавшего в русской системе военных званий чину «воеводы большого полка». Уж это событие не могло удержать его в писчей палатке. Вечерами парнишка убегал почти к самой линии передовых укреплений и своими глазами видел в дыму за стенами крепости купола мусульманских мечетей; насыпанные русскими солдатами вровень с крепостными стенами валы, с которых палили пушки; сам слышал от солдат и офицеров, что 16 июля завершались основные подготовительные осадные работы.

Наступало утро 17 июля 1696 года. В это утро, наконец, Васятке повезло. Вернее сказать, не повезло его отцу – он подвернул ногу, и четырнадцатилетнему подростку доверено было быть подле самого генералиссимуса на случай срочного донесения или письменного указа. Ранним утром, после массированной артиллерийской бомбардировки с суши и моря, запорожские казаки под командованием гетмана Ивана Мазепы и донские казаки со своим атаманом Фролом Минаевым начали приступ. В результате подкопа и взрыва стены полторы тысячи донских и украинских казаков самовольно ворвались в крепость и засели в двух её бастионах. В результате ожесточенного шестичасового сражения казакам удалось захватить наружный крепостной вал. Всему этому был свидетель не только сам Алексей Шеин, но и Васятка. К вечеру, поняв свое поражение, турки решили сдать русским войскам крепость Азов. К ночи все главнокомандующие, предвидя полную победу русского войска, отбыли в свои расположения. Всю эту ночь Васятка не мог заснуть. Его тревожила мысль, что царь не сможет присутствовать при торжественном окончании осады.

Ранним субботним утром 18 июля воевода, в окружении личной охраны и командующих полками, пожаловал к валам крепости. Завидев его, турки с крепостных стен замахали папахами и препустили свои знамена на всех башнях Азова. Наступило часовое перемирие. Из крепостных ворот появились двое парламентеров с группой военных, представителей Муртаза – паши, командующего турецкими войсками в Азове. Они перешли на российский вал и встретились с генералом Автаномом Головиным, который и повел их к боярину. Следом за ними несколько солдат вели троих связанных людей. По мере приближения процессии, Васёк, находившийся поодаль от Шеина, разглядел в плененных двух турецких главнокомандующих и бывшего русского офицера, немца по происхождению, Якоба Янсена, сбежавшего в прошлом году к туркам и руководившего инженерными работами в крепости. Началось великое ликование русских солдат. Под залпы десятков орудий и солдатские крики Шеин гордо принял челобитную турок из рук Кегана Стофагача, которые просили его в обмен на добровольную сдачу крепости оставить в живых и отпустить с миром большую часть азовского гарнизона, женщин и детей.
– Ступай ко мне, отрок, – подозвал к себе Васятку воевода. – Ты будешь Якова Строганову сын?
– Так точно, государь! – по-военному отрапортовал парнишка.
– Письму обучен? – вновь спросил Шеин.
– Так точно, государь! – повторил испуганный мальчишка.
– Хватит зубоскалить! Перо с бумагой бери скорее да пиши, что тебе велено будет.
Парень мигом достал перо с флаконом чернил, присел на землю и стал записывать наспех сочиненный Шеиным проект договора о капитуляции: «Турецкому гарнизону идти с женами и детьми на бударах до морского устья, пожитков столько взять с собою, сколько кто подымет, а все прочее вместе с военной казной оставить в крепости…». Юный писарчук еле успевал выводить свои каракули за быстрыми указаниями генералиссимуса. По завершению проекта, Васятка вскочил на лошадь и галопом поскакал к писчей палатке, где его уже поджидал отец-писарь.
И вторую историческую ночь Васятка провел в полудреме. Ему так хотелось заглянуть через плечо отца, сидевшего под двумя лучинами всю ночь и выводившего вязь старославянского текста нескольких отписок Шеина царю и указов по капитуляции Азова. Только к пяти часам утра все было готово. Отец передал ординарцу Алексея Семеновича скрученные рулоны, велел сыну убрать со стола оставшиеся бумаги и чернила, а сам прилег на топчан и моментально заснул. Васятка тихонько подошел к столу, переставил на полочку один флакон с чернилами, достал зачем-то флакон с раствором для чернил, развернулся, хотел взять другой рукой листы бумаги и нечаянно пролил раствор на стопку бумаги.

Подросток испугался, вздрогнул и остолбенел. Неожиданно через лужицу раствора на белом листе бумаги при свете двух лучин стали проявляться неразборчивые буквы. Они постепенно выстраивались в слова и через мгновение Васятка уже смог прочитать обрывки текста: «Великому государю царю, великому князю Петру Алексеевичу, всея Великой России самодержцу, холоп твой Алешка Шеин челом бьет…». У Васятки перехватило дыхание: то, о чем он мечтал всю ночь, стало на его глазах проявляться на белом листе бумаги! Он не мог понять, то ли произошла реакция от раствора с бумагой, и по продавленным отпечаткам от пера на лежащем под рукописью чистом листе бумаги стали проявляться буквы, то ли ему просто мерещилось, но текст постепенно приобретал законченный вид. Небольшая лужица пролитого раствора не позволяла прочитать текст полностью, и парнишка осторожно побрызгал весь лист бумаги. «В нынешнем 204-м году июля в 19 числе писал к тебе, великому государю, я, холоп твой, о промысле и о взятии города Азова, писать стану впредь…, – продолжал читать Васятка, – И сего, государь, июля месяца в 17-м числе милостью превеликого бога нашего…, – далее текст обрывался под кругами разлитого раствора, – …в радостное облегчение восприняли мы промыслом и радением моим, холопа твоего». Текст был неразборчив, часто прерывался, но мальчик по ходу чтения догадывался о сути послания: «…около города Азова земляной вал к неприятельскому рву отовсюду равномерно привалили и из-за того валу, ров заметав и заровняв, тем ж валом через тот ров до неприятельского валу дошли и валы сообщили столь близко, что возможно было с неприятелем едиными руками терзаться, уж и земля за их вал метанием в город сыпалась… И сего же июля 17-го числа… малороссийские войска по жребию своему… при которых неотступно был муж добродетели и в воинских трудах искусен наказной гетман Яков Лизогуб, предварили неприятельскую крепость подкопать. И твои, великого государя, ратные люди на турецкий вал Азова города многие взошли… и с неприятелем бились довольно, и многих из них побили, и тем раскатом овладели, и с того ж раскату четыре пушки взяли…. А июля, государь, в 18-м числе в субботу о полудни неприятели, азовские сидельцы, видя… свою конечную погибель, замахали шапками и знамена приклонили и выслали из города для договору двух человек знатных людей. И били челом тебе, великому государю, чтоб ты, великий государь, пожаловал их, велел город Азов и невольников, которые взяты великороссийскими и малороссийскими народами, принять, а им даровать животы и отпустить с женами, детьми и с пожитками в их бусурманские края…».
Далее текст был совсем неразборчив. Сколько бы Васёк ни брызгал остатки раствора из флакона, ничего больше прочесть не удавалось. Флакон был пуст, текст постепенно стал таять и через пять минут полностью исчез. От произошедшего только что чуда Васятка никак не мог отойти и взять себя в руки.
– Вот она, настоящая отписка Алексея Семеновича великому государю в день взятия турецкого Азова, – шептал он, глядя на уже белый обычный лист бумаги. – Ах, как жаль, что раствора мало оставалось. Надо завтра еще приготовить и попробовать.
Наконец, овладев своими эмоциями, мальчик быстро собрал все со стола и тихонько прилег на топчан в углу палатки.

На следующее утро Васятка встал совсем рано. С особым усердием сразу же принялся готовить раствор для чернил. Затем, дождавшись, когда отец покинул палатку, он быстро положил спрятанный ночью листок, взял флакончик раствора и осторожно побрызгал жидкостью на лист. Лужица растеклась по листу и промочила его насквозь. Сколько бы Васятка не всматривался в мокрую бумагу, ничего не проявлялось. Видно ночью действительно произошло чудо. Парнишка еще несколько минут стоял над столом, а затем понял, что второго случая уже не представится.
Последующие несколько дней пролетели для писарчука быстро и незаметно. Множество событий, большой поток работы у отца не давали сосредоточиться на произошедшем в ночь на 18 июля 1696 года загадочном событии. Теперь его не интересовало даже то, что на следующий день Алексей Шеин принял от турок ключи от крепости и велел их срочно передать Петру Алексеевичу, что за три дня из крепости, во главе с пашой, ушли к Кагальнику около четырех тысяч янычар и около шести тысяч мирных жителей. Васятка видел и дележ князем Михаилом Никитичем Львовым собранного в Азове турецкого богатства между русскими солдатами и казаками во главе с атаманом Фролом Минаевым. Был он участником и последних боевых походов российских войск по степям Украины, Днепра и Крыма в конце победного лета 1696 года, и начала строительства разрушенного, теперь уже российского города Азова.

В конце августа Алексей Шеин покинул город Азов и отправился со своими основными полками в Москву, оставив в городе военный гарнизон. Как и прежде, в одной из повозок сидели незаметные двое мужчин – писарь и его сын-писарчук. Награды, слава и память в веках ждала их господ, но сейчас писарей это вовсе не интересовало. Отец думал о своей семье, оставленной больше чем на полгода в Москве. О дальнейшей судьбе своих детей и своей горькой участи. А Васятку мучили одни и те же неразрешенные вопросы: «Что же было написано в других отписках воеводы царю? В чем загадка и волшебство этих писем? Какова будет их дальнейшая судьба? В чем тайна всемогущей силы первого российского генералиссимуса?».
Колеса телеги, жалобно поскрипывая, выводили свою особую неповторимую трель в общем шуме удаляющегося все дальше и дальше от Азова военного обоза. Впереди сотен людей ждала Москва.

***