Загадка черного озера Глава 4

Глава 4

          Герман, как обычно, проснулся без будильника. Снаружи было тихо. Поленья уже догорели, но едва тлеющие угольки не давали печи полностью остыть. Поскольку эта ночь выдалась промозглой, пару раз приходилось подкидывать дровишек. Тем не менее, Чернов выспался и чувствовал себя хорошо отдохнувшим. Он неспешно расправил спальный мешок, накинул безрукавку, всунул в карман средства гигиены и, перекинув через плечо полотенце, выбрался из палатки.

Перед глазами предстал лагерь, тонущий в тяжелом сероватом тумане. Над головой выглядывавшее между кронами деревьев небо только-только начинало светлеть, расширяя границы видимости. Зрелище было тоскливое. Герман зябко повел плечами и, накинув на голову капюшон, направился к ручейку, на ходу разминаясь, чтобы разогнать кровь и развеять остатки сонливости. Ледяная вода взбодрила не хуже зарядки и даже чашки крепкого кофе. До подъема оставалось еще прилично времени. И в голову не пришло ничего лучше, чем провести его в лаборатории. Тем более, хотелось самостоятельно покопаться в бумажном царстве археологов. Вдруг найдется какая-то секретная папка с информацией, которой ученые не сочли нужным делиться.

Приблизившись к шатру, Чернов вновь окинул взглядом лагерь: шевеления нигде не наблюдалось. Отодвинув магнитную шторку, он проскользнул в лабораторию, да так и замер на пороге, когда заглянул в уголок начальства: за своим рабочим столом мирно спал Милен, уткнувшись лицом в какую-то старую потрепанную книжку с пожелтевшими страницами. Здесь было еще более сыро и промозгло, чем не улице. Спящий ежился от холода, но не просыпался. До ушей доносился тихий гул работающего генератора. Но электрическая печь, стоящая между двумя столами с расчетом обогреть обоих хозяев, была выключена. Герман неодобрительно покачал головой.

Где-то через час, с улицы послышались голоса девушек, ответственных в этот день за завтрак. В лабораторию зашла Лада и застала крайне умилительную картину: начальник, заботливо укрытый пледом, досматривал неизвестно какой по счету сон, а бодрый Герман напротив него, закинув ногу на ногу, деловито просматривал материалы из врученной ему вчера папки. В их закутке было тепло от работающего обогревателя, а из одноразового стаканчика, к которому периодически прикладывался журналист, распространялся соблазнительный аромат кофе.

Заметив ее, Чернов радушно улыбнулся и приложил палец к губам, призывая не сильно шуметь и кивком головы указывая на спящего.

– В полку нянек прибыло, – шепнула Лада, позабавленная увиденным. – Привыкай, это обыденная картина, – она бесшумно прошла к своему столу и забрала косметичку. – Завтрак через двадцать минут, не опаздывайте.

После чего задорно подмигнула и выскользнула наружу.

Милен проснулся раньше. Сначала дернулся, как от пинка, распахивая заспанные глаза, затем со стоном выпрямился, отчего плед медленно сполз с плеч. Проморгавшись, он, наконец, заметил Германа, который терпеливо наблюдал за его пробуждением.

– Доброе утро, – хрипло пробормотал ученый и скосил взгляд на настольные электронные часы. – Просто супер. Прикрыл на секундочку глаза называется.

– Доброе, – Чернов приподнял обложку книги, которая убаюкала Вербицкого, и прочел вслух название: – «Сравнительно-историческая грамматика прототюркского языка». Это тебе еще зачем?

Милен ответил не сразу. Сначала протер глаза, затем размял затекшую спину и сунул нос в стакан с уже давно остывшим кофе.

– Как зачем… – он захлопнул книгу и убрал ее подальше. После чего все-таки сделал глоток ледяного напитка и поморщился. – Я пытаюсь расширить значение некоторых рун кочевников.

– Ты думаешь, они позаимствовали какие-то символы у тюрков?

И вновь на несколько секунд вопрос повис в воздухе без ответа. Видимо, кое-кто по утрам соображал совсем туго.

– Ну да… последние сто пятьдесят лет они как раз кочевали близ тюркских поселений. Могли и позаимствовать. Есть ряд символов, которые имеют параллели и со скандинавскими рунами, и с тюркскими, но трактовка кардинально разнится.

– Например?

Вербицкий снова впал в ступор и осоловело уставился на Германа.

– Сейчас так и не вспомню. Я где-то делал записи, – он окинул унылым взглядом бардак на столе и виновато улыбнулся журналисту. – Поделюсь с тобой, как только найду.

– Без проблем, дружище. Что там со временем? На завтрак не опоздаем?

– Да, – рассеянно пробормотал Милен, вновь кинув взгляд на часы. – Пора.

Как выяснилось, Алима ушла спозаранку и, скорее всего, задолго до пробуждения Германа. Тем не менее, было решено не нарушать привнесенную ею традицию и на трапезу все собрались у костра. Поначалу Вербицкий не участвовал в оживленной беседе коллег и вяло ковырял кашу. Расшевелился он только под конец.

На востоке между деревьев уже показался маленький краешек солнца, лес окрасился в теплые тона, а мгла немного рассеялась. Вот-вот должны были прибыть рабочие на смену, но Милен решил их не дожидаться. Пока разведчики переодевались и укомплектовывали рюкзаки всем необходимым, Паша с Дашей собрали для них обед. Так что в путь они отправились во всеоружии.

Некоторое время шли в уютной тишине, любуясь тем, как медленно пробуждается природа. Рельеф пока был ровным, растительности совсем немного, поэтому им ничего не мешало сразу взять хороший бодрый темп. Несколько раз ученый притормаживал, доставал карту и сверялся с компасом. В один из таких моментов он поинтересовался у Чернова:

– Уверен, что тебе туда надо?

– Надо, – ответил тот, не терпящим возражений тоном.

Милен неохотно свернул с легкопроходимого участка в сторону узкой лощины между двух холмов, затянутую плотным утренним туманом. Темп резко поубавился, ведь теперь приходилось продираться по заросшей колючей порослью тропе, заваленной валежником. Где-то едва слышно журчал ручей, но его не было видно под густой растительностью. Вербицкий легко перескакивал с кочки на кочку, ловко уворачиваясь от колючих лап можжевельника, энергично озирался по сторонам и, кажется, получал удовольствие от преодоления препятствий на пути. Герман порадовался, что Милен сам вызвался стать его спутником, а не отправил вместо себя грузного Пашу, в компании которого поход на озеро точно затянулся бы до заката.

Стоял резкий запах хвои и сырости. Казалось, что с каждым шагом воздух становился плотнее, гуще и приходилось прилагать усилия, чтобы протолкнуть его в легкие. Особенно неуютно почувствовал себя Герман, когда они вышли из ущелья: дальше путь лежал в низину, в сгущающиеся дебри, где силуэты деревьев, подобно приведениям, тонули в сумрачной мгле. Милен притормозил, якобы поправить лямку рюкзака, заодно кинул взгляд через плечо на попутчика, видимо до последнего надеясь, что тот передумает тащиться к этому чертовому озеру. Но Чернов виртуозно изобразил энтузиазм и даже, воспользовавшись заминкой проводника, сделал несколько снимков местности. Милен угрюмо улыбнулся и нехотя продолжил путь.

– Знаешь, история этой пропавшей девушки меня тронула, – негромко проговорил Герман, вперившись взглядом в напряженную спину ученого. – Я подумал, что мог бы дополнительно взяться за это расследование, не в ущерб основной работе, конечно.

Вербицкий остановился, дожидаясь, когда Чернов поравняется с ним. Их взгляды пересеклись.

–  Сам знаешь, полиция с такими висяками работает спустя рукава. Надежда только на таких неравнодушных людей, как мы с тобой.

– Полицейские совсем не выглядели равнодушными, когда нас допрашивали, – немного поразмышляв, ответил Милен и продолжил спуск в низину. – Наоборот, они казались крайне вовлеченными и…

– И?

– Не напуганными, нет, – кажется, он тщательно подбирал слова. – Но нервозность чувствовалась. Мне кажется, расследование идет полным ходом. И по радио об этом говорили. Знаешь, в таких делах никакая помощь не бывает лишней. Так что твой порыв достоин уважения. Если в чем-то понадобится мое содействие, обязательно помогу по мере занятости.

– Вот и отлично, – Герман совершенно точно собирался воспользоваться его щедрым предложением.

Шли долго. Местами пологие склоны сменялись крутыми, скалистыми: где-то удавалось безопасно спрыгнуть, а где-то приходилось идти в обход. Так же движение изрядно затрудняли выпирающие корни хвойных гигантов, которые из-за густого подлеска не бросались в глаза. И Милен несколько раз спотыкался, но от падения его спасали то липкие стволы деревьев, за которые он успевал ухватиться, то позади идущий Герман.

В какой-то момент ученый резко остановился, всматриваясь в даль между деревьями.

– Гляди-ка, там поляна, – хмыкнул он озадаченно. И правда, слева виднелся островок света. – Что-то не припомню ее с прошлой разведки.

Милен ловко извлек из кармана компас и потрепанную карту.

– Ох черт, – вздохнул он, проверив направление. – Мы сильно ушли на запад. Дальше держимся правее.

И вновь они побрели в самую гущу. Туман полностью растаял, но видимость не улучшилась. В лесу было темно, и чем глубже они уходили, тем сильнее сгущалась растительность и тем темнее и насыщеннее становилась зелень. Пахло одуряюще и настолько остро, что Герман почувствовал, как щиплет глаза. Почва была мягкой, с каждым шагом ноги увязали в ней все глубже. Зато рельеф стал ровнее, спуск почти не ощущался.

– Пришли, – Милен замедлил шаг.

Чернов, напротив, ускорился, напролом продираясь к водоему, который едва проглядывал между массивных стволов деревьев, растущих буквально впритык друг к другу. Увиденное на берегу и в половину не нагоняло столько жути, сколько он уловил остальными органами восприятия. Это заставило замереть на месте, как вкопанному. Здесь опасность была буквально осязаема. Она скрывалась в оглушительной неестественной тишине, в зловещей тьме и оседала липкой влагой на коже, пробирая до мурашек.

Герман бросил колючий взгляд на Милена, который неуверенно топтался чуть поодаль и выглядел бледнее обычного.

– Стой там, пока я буду осматриваться.

Ученый не обратил внимание на его прохладный тон, и после затянувшейся паузы невпопад «угугнул», когда Чернов уже и не надеялся на ответную реакцию и принялся изучать окрестности на предмет улик.

Вода была черной и неподвижной, окаймленной полосой жухлых листьев и веток, прибившихся к берегам. Милен, рассеянно уставился туда же, непроизвольно повторяя за Германом. Как вдруг, его взгляд изменился. Чернов посмотрел на него вопросительно, и в этот момент ученый шагнул ближе к озеру, словно позабыв о своей робости перед ним, а затем резко задрал голову. Герман, не мешкая, сделал то же самое: пышные и густые кроны деревьев многоуровневым куполом смыкались над водой, словно оберегая ее от солнечных лучей. Только сейчас Чернов обратил внимание, что деревья, растущие по берегам, клонились к озеру, будто их тянуло туда магнитом вместо того, чтобы рваться ввысь к солнцу.

– Какая тут необычная и многообразная флора, – голос Вербицкого был преисполнен искренним удивлением. – Странно, что я не заметил этого в прошлый раз.

Герман тоже присмотрелся:

– Дуб, ясень.

– Каштан, вяз, – продолжил Милен. Его взгляд плавно перетек от крон к мощным стволам на берегу. – Тис, орех вроде… а это, – он тронул необъятное дерево с толщенной красно-коричневой корой и вновь задрал голову, пытаясь рассмотреть листву в выси, – не знаю, честно говоря. Напоминает секвойю, но такие виды в этих краях точно расти не могут. Возможно, редкая разновидность ели-гиганта.

В этот момент Герман осознал, что пейзаж вокруг озера действительно сильно отличался от того, что они привыкли видеть в этом лесу. На фотографиях криминалистов растительное многообразие почти не попадало в кадры, потому что не несло в себе никакой ценности для расследования. Чернов на всякий случай сделал несколько снимков и под бормотание Милена принялся дальше исследовать местность.

– Поверить не могу, что я это упустил…

В реальности озеро было не такое большое, как казалось на фото. Оно действительно, как и на карте археологов, начерченной от руки, имело форму запятой. Со стороны, где была самая широкая часть озера, берег находился на одном уровне с водой, далее, по мере сужения водоема, он постепенно поднимался, превращаясь в массивную скалу, которая нависала над заводью и закрывала обзор на небольшой участок озера, ту самую загогулину запятой, которая уходила за скалу. Ни в фото, ни в письменных отчетах полиции не было информации об этой слепой зоне озера и, соответственно, результаты ее осмотра тоже отсутствовали. Герман почувствовал, как внутри поднимается глухое раздражение на коллег и непроизвольно клацнул зубами. С этим он разберется позже. Напротив, деревья точно так же росли у самого края берега, и их мощная корневая система оплетала обрыв и уходила под воду.

Чернов неторопливо направился вдоль озера, намереваясь обойти его по всему периметру.

– Ты пересекался с местными егерями? Мне бы потолковать с ними.

– С егерями? – отстраненно переспросил Вербицкий. – Нет, не пересекался. Еще в прошлом году перед экспедицией меня предупреждали, что возможно нас навестят, но до сих пор никто не явился.

А вот это было странно. Герман сделал мысленную пометку о необходимости раздобыть нужные контакты. Он неспешно продвигался по узкому берегу, изучая почву: старые следы давным-давно исчезли, а свежих не было. Периодически приходилось склонять голову, чтобы нырнуть под низко нависшими ветками, а инстинкты вынуждали то и дело поглядывать по сторонам. Не то, чтобы Герман ждал нападения, но такая оглушительная тишина могла наступить в лесу, если поблизости притаился смертельно-опасный хищник, или лес был мертвым. Ни дуновения ветра, ни шелеста листьев, ни журчания ручейков. Ни мошек, ни птичек, ни лягушек – такое вообще бывает в природе? Герман даже дышать старался бесшумно, словно опасаясь привлечь внимание невидимой угрозы. Но в какой-то момент сам на себя разозлился за излишнюю мнительность.

На неподвижной глади озера можно было рассмотреть едва различимое отражение нависших крон деревьев. А чуть глубже под тонким слоем кристально-чистой воды клубилась непроглядная чернота.

– С кем ты приходил сюда в прошлый раз? – вновь нарушил тишину Герман, ковырнув носком ботинка камень на пути.

Вербицкий, уже некоторое время остававшийся за спиной в не поля зрения, не ответил. Чернов лишь на мгновение замер, прежде чем молниеносно обернуться. В глаза одновременно бросились две вещи. Милен с абсолютно белым лицом стоял возле самой воды и, словно изваяние, не мигая и не шевелясь глядел перед собой. К нему плыла из ниоткуда взявшаяся ветхая лодка, сама по себе, никем не управляемая. Из-за количества налипшего мха и водорослей, Герман даже не сразу понял, что это, сперва спутав ее с огромным озерным чудищем. Но поняв, стремительно сорвался с места и ринулся к Милену, лишь краем сознания выхватывая детали, мечась взглядом между ученым и приближающейся к нему опасности: лодка была какой-то странной формы, слишком высокая, острый нос, как у ледокола, каркас почерневший, увитый то ли толщенными веревками, то ли цепями. Она плыла быстро и бесшумно.

– Милен! – лишь на мгновение Чернов был близок к тому, чтобы потерять самообладание, когда понял, что пацан стоит на том же самом выступе, где обрывались следы исчезнувших. У его ног валялся рюкзак, а сам он начал клониться к воде: – Уходи оттуда! Немедленно! Милен!

Герман понимал, что напрасно надрывает глотку. Его не слышали. Оставшееся расстояние он не пробежал, а пролетел. И оказался за спиной Вербицкого ровно в тот момент, когда нос лодки с глухим стуком ударился о каменный выступ. Милен начал заносить ногу, но подоспевший Герман перехватил его поперек груди и оттащил от озера. В этот момент ученый отключился, и его голова безвольно упала на плечо Чернова. Тот, будучи на адреналине, даже не чувствовал его веса, пока тащил на безопасное расстояние. Сердце колотилось где-то в горле. Даже разъяренного медведя он бы встретил с большим хладнокровием нежели это – нечто неведомое и необъяснимое. Он аккуратно уложил Милена на спину, придерживая затылок, и поспешно осмотрел его. Бледность была мертвенная, дыхание и пульс слабоватыми. Обморок. Жить точно будет.

Взгляд метнулся обратно к озеру. Лодка исчезла. Герман выругался и даже протер глаза, но это ничего не изменило. Подкравшись к выступу, он обвел озеро опасливым взглядом. Вода была зеркально гладкой, не тронутой рябью от недавнего по ней скольжения лодки. Будто это был морок, насланный злыми силами, в которые Герман никогда не верил. Взгляд невольно остановился на заводи. Тот самый скрытый от глаз закуток. Не могла она туда заплыть? Позади раздался слабый стон. Кажется, Милен начал приходить в себя. Чернов быстро навел объектив фотоаппарата на это таинственное местечко, не дающее покоя, и максимально увеличил фокус. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что никакой слепой зоны там не было, а была глухая скалистая стена. Герман с шумом выдохнул и убрал камеру. Всмотрелся туда еще раз, постаравшись максимально напрячь зрение: и оптическая иллюзия, которая сумела поначалу обмануть его глаза, раскрылась.

Еще раз окинув взглядом гладь озера и противоположный берег, он схватил оставленный на выступе рюкзак, и поспешил к Милену. Тот шевельнулся и с шумом втянул воздух.

– Эй! Прием, – Чернов присел рядом на корточки и похлопал его по щеке.

Милен в ответ слабо застонал и поморщился, после чего разлепил глаза, пытаясь сфокусироваться на лице склонившегося над ним Германа:

– Что произошло?

– Тебе стало дурно, – невозмутимо ответил Чернов, рассматривая расширенные зрачки очнувшегося.

Вербицкий зажмурился и снова распахнул глаза, между бровей залегла складка:

– Что? Дурно? Я в обморок что ли грохнулся? – кажется, этот факт его изрядно расстроил. Он потер лицо ладонью.

– Что это была за лодка? – нетерпеливо спросил Герман. – В прошлый раз ты ее тоже видел?

– Какая лодка? Ты бредишь, что ли? – с недоумением спросил Милен, поднимаясь на локтях и сопровождая это натужным кряхтением. Взгляд немного прояснился, но он совершенно точно еще не до конца оправился.

Чернов несколько секунд молча смотрел на него. Милен смотрел в ответ совершенно больным взглядом. Еще рывок и он, наконец, сел, с трудом сгибая ноги в коленях и упираясь в них локтями.

– Герман… – в его интонациях проскользнуло беспокойство, – какая лодка? Что тут вообще случилось? У тебя глаза… бешенные.

Герман и сам не понял, в какой момент напускная невозмутимость слетела с него, как шелуха, явив Вербицкому истинные эмоции. И, пожалуй, именно бешенство сейчас превалировало над всеми остальными. Он опустил взгляд, делая вид, что отряхивает брюки от несуществующей пыли, на самом деле давая себе время перевести дух и вернуть на лицо привычную для Милена маску. После чего мягко усмехнулся:

– Давай-ка, дружище, мы немного отложим допрос и выведем тебя на солнышко погреться? Тем более, я успел здесь осмотреть всё, что нужно. Сможешь идти?

– Само собой, – выпалил тот, немного смутившись. – Я в полном порядке.

Герман бодро поднялся и протянул ладонь, чтобы рывком привести ученого в вертикальное положение. Пока Вербицкий отряхивался, он наклонился, чтобы поднять его рюкзак и одновременно глянул в сторону озера. Лодки не было.

– Пойдем на поляну, ту самую, – выпрямившись, предложил Чернов. – Вовремя она тебе на глаза попалась.

Милен не стал возражать и вяло побрел в нужную сторону. Герман последовал рядом, периодически придерживая его за локоть.

 

Поначалу темп был неспешным. Вербицкий еле волочил ноги и словно засыпал на ходу. Но, как ни странно, именно движение привело его в чувство. Несколько минут спустя он немного ожил, шаг ускорился и стал тверже. На поляну он вышел уже не такой пугающе белый.

Герман сразу заприметил небольшое скопление валунов, там они и устроили привал. Милен молча извлек из рюкзака воду, отхлебнул жадно и откинулся спиной на камень, заложив руки за голову. Перед его глазами распростёрлось небо, оно было абсолютно чистым, нежно-голубого цвета. Солнце, еще прятавшееся за деревьями, не слепило, но лучи уже настойчиво пробивались сквозь пышные ветви и красиво озаряли кругом разнотравье. Потребовалось некоторое время, чтобы лицо ученого, наконец, расслабилось. Герман тоже выдохнул и повел плечами, сбрасывая напряжение. Сначала он услышал нестройное пение птиц, затем обратил внимание на шелест трав, а немного погодя, позади послышался не то хруст, не то скрип. Постепенно голова наполнялась естественными звуками природы. И Чернов осознал, что до этого момента в ушах продолжала стоять та жуткая гробовая тишина.

– Расскажешь, что случилось? – первым прервал молчание Вербицкий.

– На самом деле, рассказывать нечего, – лениво отозвался Герман и звучно прихлопнул ладонью какую-то мошку на щеке. – Я осматривал территорию и что-то спросил у тебя, но ты не ответил. Тогда я и увидел, что ты стоишь на самом краю берега и как-то странно покачиваешься, будто-то вот-вот упадешь в озеро. Но я вовремя подскочил. Ты потерял сознание, когда я уже оттаскивал тебя от воды.

Милен сел на камне и уставился прямо в глаза:

– А с лодкой что?

Герман вздохнул, выдерживая паузу, будто раздумывал над ответом, хотя подготовил его еще по пути сюда.

– Да черт его знает. Пока приводил тебя в чувства, показалось какое-то движение на озере. Там же темень, хоть глаз выколи, в этой черноте воображение что угодно нарисовать могло. Спасибо, что нарисовало лодку, а не какое-то лохнесское чудовище. Не то оба валялись бы в обмороке.

По глазам собеседника Чернов понял, что ему поверили. Милен снова замолчал и отвел взгляд.

– А ты что скажешь? В какой момент ты почувствовал себя плохо?

– Мне не было плохо, в том-то и дело, – в голосе ученого, наконец, появились эмоции. – Я не помню… я просто смотрел на озеро. Никакой слабости, или головокружения. Последнее, что видел и что помню – черная вода перед глазами. Всё. Плохо было потом. Я очнулся от того, что дышать трудно и голова трещит по швам. Дальше ты сам в курсе.

– Просто смотрел на озеро?

– Ну… да, – с сомнением протянул Милен. – Согласен, это странно.

– Постарайся максимально восстановить в памяти, как это было. Вот ты смотришь на озеро и что дальше? Какие запахи ты ощущал, что слышал, какие мысли в голове крутились?

Вербицкий крепко задумался, а Герман терпеливо ждал.

– Я помню, когда мы пришли, там стоял сильный травяной запах, терпкий такой, мшистый. Но не могу вспомнить, когда принюхался и перестал его ощущать. Звуков вообще никаких не припомню. Последняя мысль была про егерей вроде… а потом уже ни о чем не думалось.

– Получается, ты не ощущал запахов, не слышал звуков, а в голове не было ни единой мысли?

– Получается, что так, – ученый и сам был удивлен этому факту.

– Похоже на гипноз, – задумчиво произнес Чернов, скорее себе, нежели Милену.

Тот нахмурился сначала, а затем вскинул на собеседника огорошенный взгляд:

– Слушай, а правда похоже!

Герман не был уверен, что стоит развивать эту тему дальше. Во всяком случае, пока он сам всё обстоятельно не обдумает. Поэтому решил увести разговор в другое русло. Тем более, нужную информацию он уже получил.

– А это не могут твои медитации боком выходить? Ты бы завязывал. В этих делах нужен грамотный наставник, иначе можно себе навредить.

– Нет, – категорично ответил Милен. – Это тут точно не при чем.

– Что ж, как скажешь, – с легкостью согласился Герман, затем добавил, постаравшись максимально убрать из голоса поучительные интонации. – Я не врач, конечно, но рекомендовал бы тебе наладить режим питания и сна.

– Сложноватая задачка, – ученый вяло отмахнулся в ответ.

Повисла пауза. Чернов понял, что Милен отвлекся от разговора, когда тот с любопытством заозирался по сторонам. На его лице вдруг возникло то знакомое выражение искателя, который нашел, что искал. В очередной раз пришлось напомнить себе, что он тоже разведчик, просто иной области.

– Слишком ровный периметр, – ученый соскользнул с валуна и сделал медленный оборот вокруг себя, очерчивая пальцем в воздухе прямоугольник. – Видишь?

И не дождавшись ответа, отправился исследовать поляну.  Герман флегматично осмотрелся, вдумчиво и неторопливо, не спеша покидать насиженное место.

– Очевидно, тут вырубка была, – крикнул он Милену, успевшему уйти на достаточно далекое расстояние.

– Скорее намеренное изменение ландшафта. После вырубки леса ради стройматериалов местность выглядит иначе.

Чернов ловко спрыгнул с камня и приблизился к ученому, который увлеченно копошился в траве.

– Похоже, деревья здесь выкорчевывали основательно, вместе с подлеском. Обычно так территорию освобождают под сельскохозяйственные поля, или пастбища. Но для этого площадь слишком маленькая. Как будто бы больше подходит для стройки, но в таком удаленном от поселений месте, это странно.

– А вдруг тут планируют что-то грандиозное?

– Только если под грифом секретно, – усмехнулся Милен. – Я этот полуостров дотошно изучил по документам вдоль и поперек. Никаких проектов в этом краю не планируется. Во всяком случае масштабных.

Герман сразу же зацепился за эту мысль. Ему подумалось, что в таком непростом деле можно было бы максимально расширить круг объектов для проверки, и включать в него не только людей, но и территории близлежащие к озеру, а также значительно удаленные от него. Сразу же вспомнился слушок от Паши о советских лабораториях, которые, возможно, ушли под воду, а может и не ушли. В голове уже формировались логические связи между биохимическими экспериментами и недавними галлюцинациями на озере. Как бы то ни было, Чернову требовался доступ к засекреченным архивам, а значит у Стрижа появилась работенка. Впрочем, на результаты исследований Милена он бы тоже взглянул. Благо тот охотно делился любой информацией, которой располагал, особенно если это касалось его профессиональной деятельности.

Герман остался доволен своими идеями и вернулся к диалогу:

– Похоже, теперь тебе тоже есть о чем потолковать с егерями.

– Это точно, – подтвердил Вербицкий, воодушевленно рыская по поляне. – Я обязательно поспрашиваю у местных, как на них выйти.

– Может нужна помощь?

– Да, пожалуй, – ученый деловито направился обратно к валунам, где оставил свой рюкзак. – Для начала нам нужно нанести этот объект на карту. Хорошо бы хоть примерно измерить его площадь, – затем спохватился: – Или ты имел ввиду помощь в поиске егерей?

Чернов не сдержал доброго смешка.

– Говори, что нужно делать.

 

Видимо, после пережитого на озере, судьба решила вознаградить Вербицкого и подарила ему еще одну удивительную находку, когда они с Германом обходили периметр.

Прямо на опушке леса они наткнулись на остатки сгоревшей хижины. Этим остаткам по предварительной оценке Милена было не меньше пятидесяти лет, судя по тому, что пепелище уже полностью заросло травой и осталась только груда досок: обугленных вперемешку с уцелевшими от огня, но практически сгнившими от времени. Они почти наполовину были утоплены в почве и поедены грибком да лишайниками. Где-то в центре обнаружилось скопление обугленных камней, в котором Милен распознал очаг. К слову, он так радовался находке, что Чернов серьезно забеспокоился, как бы тот повторно не хлопнулся в обморок. Хотя его восторг можно было понять.

К полудню с осмотром поляны было покончено. Память фотоаппарата пополнилась дюжиной снимков сгоревшей хижины, так же с места пожара были взяты некоторые фрагменты для анализа, а на самодельной карте появилась новая локация с детально прорисованными ориентирами.

Перед тем как продолжить поход, разведчики хорошенько подкрепились. От графика они отставали более чем на два часа, но Милен сказал, что сегодня им не обязательно до конца проходить весь намеченный маршрут. Оставшиеся территории можно будет спокойно обойти в другой день.

Настроение было солнечным, как и погода. И ничего не напоминало о недавнем происшествии на озере. Милен полностью оправился, выглядел посвежевшим и бодрым. А Герман неожиданно для себя понял, что археологическая разведка тоже может быть весьма увлекательной.

– И что дальше с этой хижиной? – спросил он, когда они продрались через чащобу и вернулись на путь, по которому шли до того, как свернули на озеро.

– Фрагменты с места пожара поедут на экспертизу, – с готовностью ответил Вербицкий. – Нужно ведь выяснить точный возраст находки. Фото, планы-схемы, отчет со всеми нашими с тобой замерами тоже отправятся в институт. Это все возможно поможет нам и нашим коллегам разобраться в причинах пожара.

– Как думаешь, эта хижина могла принадлежать кочевникам?

– Сложно сказать, – задумчиво протянул Милен. – Повреждения слишком сильные, чтобы на этом этапе можно было найти какие-то аналогии с их жилищами.

– А если по тем данным, что мы собрали не получится установить причину пожара?

– В любом случае, мы еще вернемся туда. Я собираюсь отправить в органы запрос на заложение шурфов вокруг объекта. Когда придет разрешение, то мы отправимся туда на более глубинную разведку. И с помощниками.

– Что за шурфы?

– Такой метод проверки наличия культурного слоя. Грубо говоря, выкапываем яму и в вертикальном срезе изучаем слои почвы. Они отличаются по цвету, структуре, ну и куче других признаков. Мы проверяем, есть ли культурный слой. Если есть, смотрим насколько он богатый. И только потом уже решаем, будем ли формировать полноценный раскоп, или нет.

– Любопытно. И что, для каждой ямы нужно разрешение спрашивать?

– А ты как думаешь, – фыркнул Вербицкий. – Бюрократия никого не обходит стороной. Спасибо, что есть Лада, которая разбирается в этих вопросах.

Несмотря на хороший темп, который они взяли, график так и не получилось нагнать. До Ангары не дошли каких-то пару-тройку километров, наткнувшись на заболоченный участок. А перестраивать маршрут уже не было времени. Пришлось разворачиваться. В лагерь они вернулись с пополнившейся любопытными ориентирами картой. И как раз к ужину.

Вообще, Герман предполагал, что Вербицкий захочет скрыть от коллег казус на озере. В конце концов, обмороки мужчин не красят. Но Милен, похоже, не считал нужным умалчивать о своих слабостях, и в легкой, даже шутливой форме рассказал, как едва не открыл купальный сезон. Паша с Дашей поохали, но всё же в большей степени их повеселила эта история. Лада лишь вздохнула, неодобрительно покачав головой. А вот Алима разразилась бранью, причем досталось, в основном, Чернову:

– Зачем вести его туда? Ходи один, если надо! – ее забота об ученом была трогательной. Герман почти проникся. – Злое место, человек там пропасть! Ходи без никого туда, ты душа слепая и глухая… тебе ничего не будет.

Милен, не ожидавший от нее такого всплеска эмоций, даже стушевался, и бросил на журналиста виноватый взгляд.

– Ты чего накинулась на него? Он, наоборот, меня спас. Ты чем слушала?

– Сначала отвел туда, потом спас… герой, – не унималась Алима и строго посмотрела на Милена. – Ты не можешь в злые места ходить, глаза твои открыты, уши без затычки… слышишь, видишь, но защиты нет. Зачем ходить в злые места без защиты? – и снова зыркнула на Германа. – Не веди туда никого! Один ходи!

– Понял, – Чернов изобразил покаяние, не забывая уплетать ужин за обе щеки. – Теперь только один.