Загадка черного озера Глава 11

Глава 11

 

Со следующего дня напряжение между начальником экспедиции и журналистом почувствовали все. В большей степени из-за Милена, который не умел владеть лицом так же превосходно, как Герман, в поведении которого ничего не изменилось. Разве что он еще больше времени начал проводить с ученым. Тот дергался из-за этого, замыкался в себе, настроение его портилось. Рабочие шептались за их спинами, гадая, какая кошка между ними пробежала. Паша с Дашей тоже выглядели удивленными. Лада, так же, как и Чернов, искусно делала вид, что ничего необычного не происходит.

И только Алима знала причину.

Той же ночью, когда Герман вернулся в лагерь после знакомства с мичи, она пробралась к нему в палатку. Не пыталась убить, не кричала и не угрожала. Лишь спросила, что он собирается делать дальше. Чернов честно ответил, что продолжит делать свою работу, а также расследовать дело об исчезновениях на озере. И если мичи в этих преступлениях никак не замешаны, то бояться им нечего, они могут жить спокойно, он никому о них не расскажет. Алима покинула палатку абсолютно удовлетворенная его ответом. Как будто поверила на слово. Как будто Герман не мог обмануть. Наверное, можно было бы сделать вывод, что бояться мичи действительно нечего, но у Германа не было привычки делать поспешные выводы. Перед уходом она глянула на браслет, который ему подарила Бийхем и удивленно вскинула брови:

– Мощный оберег… ты дать что-то взамен?

– Кому? – не понял Чернов.

– Близнецы Бийхем и Каахем. Они отдать свою защиту тебе. Что ты дать взамен?

– Ничего, – осторожно ответил Герман, наблюдая за ее реакцией.

Алима вздохнула:

– Больной люди… не соблюдать баланс.

А утром в предбаннике Чернов зачем-то заказал небольшую статуэтку орла из латуни.

Когда в хижине он лежал на полу и рассматривал потолок, то последнее, что запомнил, прежде чем провалиться в сон, – полосатое орлиное перо. В разных культурах эта птица имела разные значения: но всегда только положительные. Поэтому вряд ли он прогадает, если подарит статуэтку Бийхем.

Чуть позже в лаборатории его нашел Милен и вывалил перед ним на стол обещанные результаты исследований днк мичи. Они подтверждали всё, что рассказывал о них ученый. Герман так же обратил внимание, что исследования проводились в частной академии Екатеринбурга. А из досье Лады он знал: она родилась и выучилась в этом городе. Скорее всего, провести анонимно ряд исследований, которые по закону подлежат обязательной регистрации, ей помогли профессиональные связи. Он не знал, пригодится ли ему эта информация, но на всякий случай взял на заметку.

 

***

 

В последние дни Милен зачастил с разведками. Он грезил добраться до цепи скалистых сопок на севере полуострова. Путь туда преграждали непроходимые дебри и бурные реки. Но ученый не унывал, изобретая всё новые и новые маршруты. Герман не пропустил ни одной разведки. Пару раз к ним присоединялась Алима. В отличии от замкнувшегося Вербицкого, она охотнее общалась с журналистом.

– А почему вы выбрали именно это место для поселения? – спросил он у нее во время очередной вылазки.

Они как раз устроили привал под гигантским дубом. В этих местах деревья были рассредоточены на довольно большом расстоянии друг от друга, поэтому подлесок получал солнечный свет в избытке, отчего разросся в труднопроходимые дебри.

– Удачный место, – ответила Алима, забравшаяся с ногами на валежник. – Медведи рядом нет, люди жить далеко, вокруг болото. Никто не ходить туда, значит не опасно.

Своим обликом она невероятно гармонировала с окружающей средой. На ней была вязаная безрукавка, из-под которой выглядывал балахон, поверх – висели амулеты и бусы из дерева и камня, на ногах – яркие шаровары с восточным принтом и растоптанные ботинки. И конечно же блестящие черные, как смола, волосы до самой поясницы. Только современный термос в руках, испещренных узорами, выглядел чужеродно.

– Должен признаться, у вас чудесные дома, – заметил Герман. – Ничего похожего не встречал. Но как в них зимой живется?

– Хорошо очень, – Алима отпила кипятка и закрутила крышку термоса. – Там ветер нет почти, потому что много дерева и… такая сторона у гора. Мы стены закрывать коврами, полы хорошо греть дом.

– А по ночам тепла от печи хватает?

– У них жилища на плитах из порфита стоят, – вклинился Милен. – Этот камень долго держит тепло. Они с вечера набивают дровами печи, спят спокойно всю ночь, тепла хватает до утра. А в сильные морозы дома снаружи залепляют снегом, получается по типу яранги.

– Здорово, – искренне произнес Герман и перевел взгляд на Алиму: – Вы и правда уникальные. Даже жаль, что мир лишен возможности узнать вашу культуру и увидеть ваш быт своими глазами. Но я поддерживаю ваш выбор.

Та улыбнулась. Улыбнулась, потому что не знала, что несколькими днями ранее Чернов едва не сдал местонахождение этих уникальных людей властям. Она не знала, кто он на самом деле. В отличии от Милена, который гневно скрежетал зубами, слыша подобные высказывания Германа. Это забавляло.

Сам Герман тоже всё еще злился на пацана. В голове не укладывалось, как этот человек, вечно витающий в облаках, сумел его так ловко обставить. Позже он, конечно, узнал, что выдала его случайность. В ночь, когда Милен застукал Чернова в лаборатории, он не мог уснуть и решил скоротать время за работой. Приблизившись к шатру, заметил в окне мелькающий свет от фонарика. Это насторожило. Тогда он подкрался и, заглянув в окно, застал журналиста, профессионально шерстящего документы археологов. Всего лишь чертово стечение обстоятельств, а в результате – фиаско.

Герман подмигнул ученому, который в этот момент пытался превратить его в пепел одним только взглядом, и, спрятав улыбку, полез в карман за сигаретами.

Курить он начинал только тогда, когда сталкивался на задании с чем-то по-настоящему сложным. С мичи и раскрывшим его прикрытие Миленом как раз был тот самый случай. Поэтому в один из дней, Чернов поймал Савелия Васильевича, всунул ему крупную купюру и попросил привезти целый блок сигарет.

– Ты ходить на озеро? Следить? – спросила вдруг Алима.

– Конечно, – ответил Герман, прикуривая. Затем спрятал пачку сигарет и зажигалку обратно в карман. – Честно скажу, дело непростое, концов не найти. Но что-то делать всё равно нужно, чтобы предотвратить новые исчезновения. Полиция не чешется. Кто-то же должен.

– Ты не снимать оберег? – спросила Алима, одарив его серьезным, почти строгим взглядом. – Тебе нужен защита.

Герман стряхнул пепел, после чего обнажил запястье, на котором красовался браслет Бийхем. Взгляд собеседницы потеплел.

– А у Милена есть защита? – он кивком указал на Вербицкого. – А то за него я переживаю больше, чем за себя.

Тот едва не поперхнулся водой и, утерев рукавом рот, стрельнув в него взглядом, как из ружья.

– Я всегда говорить, – Алима посмотрела на ученого. – Нельзя тебе на озеро. Нельзя.

 

Постепенно Милен начал оттаивать, и во время разведок уже охотнее вступал в диалог с Германом. Тот знал, как его разговорить. Ученый обожал мичи так же, как и славянских кочевников, и мог вдохновенно вещать о них, пока не охрипнет.

И в целом, настроение его улучшилось: у археологов дела шла куда бодрее, чем у Чернова. На поляне уже числилось столько же рабочих, сколько и в деревне, где реконструкционные работы шли полным ходом. На поляне же активно расчищался фундамент и каменные завалы под предводительством Даши. Милен часто захаживал то на один объект, то на другой. Но предпочтение всё равно отдавал разведкам в компании вездесущего агента под прикрытием.

 

Однажды, им всё-таки удалось найти лазейку к сопкам, минуя труднопроходимые места. Милен был счастлив. На следующий день разведчики специально выдвинулись из лагеря до рассвета, чтобы успеть обойти хотя бы небольшой участок скал и вернуться к ужину. В этот раз Алима не пошла с ними. Путь пролегал рядом с той самой горой, на которой во время экскурсии Майя покинула группу. Герман, конечно же, не мог пройти мимо и повторил маршрут туристов от подножия до вершины и обратно. Ничего подозрительного не бросилось в глаза. Чернов сверился с картой ученого: идти от горы до озера было прилично долго. Криминалисты, изучая следы девушки и траекторию, по которой она продвигалась к озеру, сделали предположение, будто Майя бежала туда целенаправленно. Расстояние было огромным, места – ей незнакомые. Когда Герман впервые прочел отчеты, то это предположение показалось ему странным. Но сейчас, когда уже без толку потрачено столько времени, он ничего не собирался подвергать критике.

Дальше какое-то время путешествовали в молчании. Герман размышлял о деле. Милен тоже погряз в мыслях. По проторенной тропе шли весьма проворно и ловко, в отличии от прошлого раза, когда приходилось буквально прорубать себе дорогу. Но тоже было не просто: под ногами трещал старый валежник, преграждающий путь, ботинки то и дело цеплялись за вьюнки, прячущиеся под сенью крушинника и бузины.

Преодолев половину маршрута, решено было сделать привал. Они как раз спустились в низину, к узкому перешейку реки, которую можно было безопасно перейти вброд. Милен расположился на полусгнившем от времени бревне, Герман чуть поодаль уселся на рюкзак и привалился спиной к толщенному стволу кедра.

– Алима говорила, что у мичи нет письменности, – первым начал диалог Чернов, закуривая. – Но я вчера обратил внимание на записи, которые ты делал в блокноте. Не понял, что за язык, но точно не древнеславянский.

– Это правда, – произнес Милен и, переложив рюкзак на землю, вытянулся во весь рост на бревне. – У них нет письменности. Весь свой богатый эпос они держат в голове. Еще и сами его пополняют постоянно. Ты бы слышал, какую оду они посвятили солнцу, какие притчи из глубин древности донесли до наших дней. А какая богатая у них устная речь, столько уникальных слов и смыслов. Я решил придумать им письменный язык, чтобы можно было запечатлеть богатство их культуры в истории. С последним мичи это всё может кануть в лету. Такого нельзя допустить. Алима мне помогает.

– Придумать с нуля язык? – Герман усмехнулся, глядя на него, как на седьмое чудо света.

– Ну почему же с нуля, – Милен заложил руки за голову и поглядел на небо, едва проглядывающее сквозь низко нависшую сосновую крону. – Мы формируем его на базе языков тех народов, с которыми мичи соседствовали и у которых перенимали различные понятия. Но есть ряд базовых слов, типа «я», «ты», «мужчина», «женщина», «любить», «дать», «бежать», некоторые имена нарицательные, дошедшие из глубокой древности, и так далее, то, с чего начал зарождаться язык мичи, его ядро… так вот, я пока не смог найти ни одной параллели с другими известными языками. Эти слова как будто вообще не тюркского происхождения. К китайско-тибетской ветке их тоже нельзя отнести. Ощущение, что место, где зародилась их цивилизация, было некоторое время изолировано от других народов. А потом они начали кочевать. Самые древние их соседи были китайцы и тибетцы.

– И как ты это понял? – Герман с удовольствием затянулся и медленно выпустил сизую струя дыма, с интересом слушая ученого.

– Благодаря словам-маркерам, которые возникали у народов в определенную эпоху.

– Замахнулся ты, конечно. Придумать письменный язык, исследовать, как сформировался устный. Всё это звучит, как непосильный труд для одного человека, – справедливо заметил Чернов, прикинул масштабы работы, которые пытается охватить ученый.

– Во-первых, филология – мой профиль. Правда, профиль по славянским языкам, но алгоритмы работы те же самые. Во-вторых, я советуюсь с коллегами. У меня есть несколько сокурсников-востоковедов, не раз меня выручали и экономили время.

Герман припомнил из досье, что его основной профиль – «археология и этнография», а потом уже он прошел переподготовку на историко-филологическом факультете на кафедре славянской филологии.

– Я в курсе, что ты родом из Владимира, – он пристально посмотрел на ученого, наблюдая за реакцией, – а на археолога выучился в Новосибирске. Почему там?

Милен резко переменился в настроении и, вновь усевшись на бревно, неуютно поежился под взглядом Чернова.

– А что ты еще обо мне знаешь? – спросил он с вызовом.

Герман расплылся в кривой улыбке, зажав сигарету в уголке губ:

– Уже и не припомню. У тебя отвратительно скучная биография. Только благодаря двойному эспрессо не уснул за чтением.

– С твоей-то не сравнится, наверное. – Судя по интонации, ученый был этому несказанно рад.

Чернов ухмыльнулся и неоднозначно повел бровью.

– Так что там с Новосибирском?

– Я поступил туда ради Льва Павловича, – признался, наконец, Вербицкий, решив не ступать на скользкий лед. – Мой научный руководитель. Он всю профессиональную жизнь посвятил изучению славянских кочевников. Их феномен просто сводил его с ума. Самые исчерпывающие рукописи о кочевниках принадлежат именно его перу. Лев Павлович всего пару лет не дожил до открытия их последней стоянки.

– Очень жаль, – протянул Герман. – А ты, стало быть, решил закончить начатое им?

– Скорее, продолжить. Закончить – это вряд ли. Есть загадки, которые так и остаются не разгаданными из-за недостатка информации. У вас это вроде висяками называют.

– Получается, мы коллеги, – заметил Чернов. – Оба ведем расследование. Каждый – в своей сфере.

– Упаси Господи, – выдохнул Вербицкий и полез в рюкзак за термосом. – Моя работа хотя бы не угрожает моей безопасности.

– Не угрожала бы, – поправил Герман. – Если б ты сидел в своем научно-исследовательском институте, закопавшись в книжки. А здесь может произойти всё что угодно.

Милен не ответил. Взгляд его потяжелел. Сделав последнюю затяжку, Чернов затушил окурок, спрятал его в бумажный пакет и убрал в рюкзак. Затем, последовав примеру ученого, тоже достал термос. Кофе пили в молчании.

Восстановив силы, они продолжили путешествие. Перешли речку. А дальше путь лежал ввысь. Поначалу, подъем был пологим и не сильно ощущался. Какое-то время спустя, рельеф стал меняться. На смену густому лесу и мягкой, как перина, почве пришли скалистые склоны и низкорослые колючие кустарники.

Восхождение на сопку решили начать с отрогов на юго-востоке. Снизу такой путь казался проще, нежели пытаться лезть наверх по крутому косогору. Место, которое нашел Герман, будто специально было создано для легкого покорения этой скалы человеком. На подступе к отрогу их встретила каменная россыпь, подобно первой ступени лестницы, сотворенной самой природой. Судя по камням, обвал случился недавно.

– Осторожнее, – бросил Чернов в спину ученому, на радостях запрыгнувшему на камни и карабкающемуся к небольшому выступу, который мог послужить следующей ступенью на пути к вершине. – Здесь породы неустойчивые. – И затем тише добавил: – Хотя буду рад, если ты всё-таки свернешь себе шею.

Милен услышал, и бросил через плечо рассерженный взгляд. Преодолев выступ, он выпрямился во весь рост и продолжил восхождение. Но, внезапно, булыжник под ботинком сместился и сорвался вниз с обрыва, а нога провалилась между камнями. Ученый упал, но успел выставить перед собой ладони, спасая нос от перелома.

– Ах ты ж черт, – зашипел он, и вскинул взгляд на подоспевшего Германа: – Ты ведьма, что ли?

– Сам ты ведьма, идиот, – не остался в долгу Чернов, избавляя его от тяжеловесного рюкзака, а затем помогая выбраться из ловушки. – Сказал же, осторожнее.

Милен поспешно оправился, отряхнулся и растер пострадавшую ногу, болезненно морщась и одновременно сверля взглядом дыру в скале.

– Ты как?

– Спасибо, порядок, – на автомате ответил Вербицкий. – Там пустота. Нога провалилась в пустоту.

Он метнулся к своей ноше и достал фонарик. После чего привалился к земле, чтобы осветить расселину.

– Большая пещера, но не высокая, – произнес он, немного погодя, – дно ровное, будто покрыто засохшим слоем грязи.

Герман стоял рядом, сложив руки на груди, и внимательно за ним наблюдал. Тот продолжал осмотр, чуть ли не полностью засунув в дыру голову.

– Слушай… мне кажется я вижу что-то, – пробормотал Вербицкий и высунулся, чтобы посмотреть на Чернова. – Что-то напоминающее каменную кладку. Взглянешь?

Они поменялись местами. Герман сразу понял, о чем говорил ученый. Он тоже заметил нечто похожее. Но свет от фонарика сильно рассеивался и подтвердить его слова со стопроцентной уверенностью не мог.

– Надо расширить ход, – глаза Вербицкого загорелись знакомым огоньком.

Необходимых инструментов с собой не было, но его это не остановило. Он засунул руку в расселину и, с внутренней стороны определив на ощупь место, где пласт породы наиболее тонкий, начал методично стучать по нему сверху камнем. Чернов не выдержал, подвинул его и сам взялся за дело. Расширить ход удалось совсем немного. Через него просочиться мог только тонкий Милен и то нужно было очень постараться. А у плечистого Германа шанса не оставалось вообще.

– Не думаю, что это хорошая идея – лезть туда одному, – с сомнением протянул журналист, глядя как Вербицкий разворачивает бурную деятельность. – Если тебя завалит камнями, я не смогу помочь. Еще там могут быть пещерные змеи. Смертельно-ядовитые.

– Разберусь, – бесстрастно ответил Милен, скидывая куртку. – Ты, главное, поменьше каркай.

Герман усмехнулся, вспомнив недавние слова о том, что работа ученого не угрожает его безопасности. Сейчас наглядно демонстрировалось обратное. Вербицкий, тем временем, протиснулся в расширенный ход и спрыгнул. Журналист, оставшийся снаружи, мог только наблюдать за ним сверху через расселину, подсвечивая себе фонарем. Тот стремительно рванул в сторону, где предположительно рассмотрел фрагменты каменной кладки.

– Не торопись. Оцени обстановку сначала.

– Нашел! – крикнул из глубины пещеры Милен. – Боже..

– Что там? – Герман из-за всех сил всматривался в темноту.

Свет от фонаря не помогал, силуэт ученого едва угадывался. Тот долго не отвечал, и Чернов начал терять терпение.

– Ты живой вообще? Что ты видишь?

– Здесь глиняный сосуд… а на стене какие-то символы.

И снова замолчал. Через щель Герман смог рассмотреть только часть спины Вербицкого, производящего какие-то манипуляции, но какие – увидеть не удалось. В конце концов, Вербицкий вернулся к расселине:

– Это склеп, – произнес он не своим голосом и, задрав голову, попросил взволнованно: – Скинь сюда мой рюкзак и еще один фонарь. Мне нужен дополнительный источник света для съемки.

Герман физически ощутил, как вытягивается его лицо. Обнаружить склеп в таких местах, где, казалось бы, никогда ранее не ступала нога человека, было немыслимо. Он выполнил просьбу ученого. Вопросов больше не задавал. И пока тот возился, выкурил две сигареты.

Немного погодя, Милен окликнул его. Сначала, он передал снизу драгоценный глиняный сосуд:

– Аккуратнее, умоляю. Там прах.

Затем передал рюкзак. После чего выкарабкался сам, не без помощи Германа, конечно. Тот хотел было поздравить его с грандиозной находкой, но опешил, увидев белое, как полотно, лицо ученого.

– Что с тобой? – он уселся рядом с ним на землю.

– Ничего. – Милен отвел взгляд. – Жуткая там темень, еще и пахнет отвратительно. Лучше взгляни.

Он извлек из кармана телефон и показал фотографии, сделанные в пещере. Своды и стены не были укреплены. Вход в склеп, сделанный в форме арки, оказался полностью засыпан снаружи камнями. Видимо, обвалы здесь происходили часто. На одной из стен была выдолблена ниша, на которой стоял сосуд с прахом, а над ним выцарапаны плохо различимые символы.

–  Что там написано?

– Развейте мой прах над Ладогой. Звяга, – мгновенно ответил Вербицкий, и посмотрел на Германа.

– Звяга… Звяга…, – протянул тот задумчиво, всматриваясь в символы на фото, – знакомое имя, я точно его уже слышал от тебя.

– Помнишь, я рассказывал про родовое древо кочевн..?

– Ах да, точно. Основатель их рода, – вспомнил Чернов, затем перевел на ученого озадаченный взгляд. – Что-то я не врубаюсь. Как его прах здесь оказался? Получается, его потомки вместо того, чтобы отвезти предка на родину, как у них было принято, соорудили для него склеп черт знает где от деревни. Еще и написали от его лица послание с просьбой развеять его прах над Ладогой. У тебя как, пазл складывается?

Вербицкий с таким же недоумением посмотрел в ответ.

– Пока не особо, – признался он, и внимательно посмотрел на находку. – Только если это какой-то другой Звяга… но других в родовом древе не было. И оно не объясняет, почему этот сосуд с прахом оказался именно здесь, а не с остальными сосудами в погребе в деревне.

Это была высокая глиняная ваза, самая обычная, очень старая, запыленная. С одного края слегка деформированная, или просто изначально кривая. Без всяческих украшений или надписей. Неказистая, но столь загадочная. Милен, не мигая, смотрел на нее в упор, но, казалось, видел другое. Он по-прежнему был бледен, а из глаз исчез огонек. Дыхание его вдруг сделалось прерывистым, выдавая внутреннее волнение.

– Ты чего, Вербицкий? – Герман легонько толкнул его в плечо.

– Да ничего… я так…, – ученый тряхнул головой, словно пытаясь прогнать напугавшее его видение, – классика вспомнил отчего-то.

– Какого еще классика?

– Рубай Омар Хайяма, – и процитировал: – «Мы из глины», – сказали мне губы кувшина. – «Но в нас билась кровь цветом ярче рубина. Твой черед впереди. Участь смертных едина. Всё, что живо сейчас – завтра пепел и глина».

– Обнадеживающе, – скрывая недовольство, произнес Чернов и попытался поймать взгляд собеседника. – Ты что там увидел в пещере, а?

– Всё, что я увидел – сфотографировал и показал тебе, – неохотно ответил Милен голосом, лишенным всяких эмоций. – Нам пора выдвигаться обратно.

– Для человека, обнаружившего такую находку, ты выглядишь не слишком довольным.

– Напротив, – возразил он, блекло улыбнувшись. – Эта находка настолько крутая, что я просто не в себе от восторга. Исследование этой пещеры может очень сильно помочь в разгадке тайны кочевников. Но… серьезно, Герман. Я чертовски устал, еще нога побаливает. А нам обратно тащиться полдня. Пойдем уже.

Чернов решил пока не наседать с вопросами. Но тему он не закрыл. Поскольку знал, как ученый выглядит, когда пребывает в не себе от восторга – в деревне кочевников, например, или среди мичи. Сейчас же в его глазах Герман видел что-то очень похожее на сильное волнение, или даже страх. А вот что именно напугало, следовало выяснить, как можно скорее.

По дороге в лагерь Вербицкий был еще более немногословный, чем обычно. Во время редких привалов нервничал, торопил, ничего не ел и не пил. Герман смотрел на него и гадал, как лучше поступить: прямо сейчас же схватить за шкирку, встряхнуть хорошенько и силой выбить правду, или пойти другим путем, не насильственным. В итоге, решил выбрать второй вариант. К первому – он всегда успеет вернуться.

В лагерь они пришли в пятом часу вечера. Милен послал дежурного в деревню за Ладой. Когда она пришла, то ее быстро ввели в курс дела, передали блокнот с описью и предварительными замерами склепа, которые ученый наклепал еще в пещере. Дали задание составить отчет и подготовить в органы запрос на исследование пещеры.

Сам же Милен, пожаловался на дичайшую головную боль и собрался отлежаться до ужина в палатке. Лада просканировала его взглядом, молча вытащила обезболивающее из аптечки, налила в стакан воды и передала ученому. Тот послушно выпил, поблагодарил и лишь после того, как получил от Лады одобрительный кивок, покинул лабораторию.

Герман, наблюдавший за ними со стороны, не мог не припомнить, когда в прошлый раз Милен пожаловался на головную боль и также скрылся в палатке, чтобы отлежаться, то тем же вечером он пробрался к Чернову и обнаружил удостоверение ФСБ. И головная боль началась уже у Германа. Не получится ли такая же ситуация и в этот раз?