ЯЙЦО ГРИФОНА
Грифон – звероптица зело свирепая,
в неприступных горах обитающая,
яйцо коей ежели храбрец иной опасности
многия презрев, добудет, мудрость
великую обретет…»
Анналы Вальонской Школы.
Книга 3. «О тварях чудных»
Ир-Кат хохотал так, что побагровели неровные росчерки шрамов на скулах. Ударял ладонями по грязной вонючей кошме, на которой сидел, запрокидывал голову, смахивая набежавшие слезы. Звуки его голоса плыли в прокопченном, тяжелом воздухе харчевни, вынуждая замолкнуть навязчивые хомузы отдыхавших неподалёку торговцев сыром. Наконец веселье оставило его и охотник, расправив ногтем мизинца вислые черные усы, проговорил:
— Переведи им. Чтобы увидеть яйца грифона, они должны прийти к логову самца, а не самки. Грифоны рожают живых детёнышей…
Чужаки непонимающе переглядывались, моргая круглыми светлыми глазами на неестественно бледных, по сравнению с бронзовым загаром горцев, лицах. Младший залопотал что-то, обращаясь к Ар-Куму, и полез было за пояс, но подобная медвежьей лапе ладонь второго остановила его руку.
— Ты глупец, Ир-Кат, — с трудом пряча раздражение под маской бесстрастности проговорил толмач. – Нам-то что за дело до яиц или детенышей? Нам платят. Ты понимаешь? Платят…
— Ай-цог! – прищелкнул языком охотник. – Ты не кхампа, Ар-Кум. Ты думаешь только о выгоде.
— Это ты не кхампа, Ир-Кат, — ощерился Ар-Кум. – Меня не изгоняли из рода и я ношу на щеках священные знаки!
Кончиками пальцев он благоговейно коснулся полосок татуировок на скулах. В тех местах, где у его собеседника вдруг забелели грубые рубцы.
Младший низинник снова заговорил, стряхнув недовольным жестом руку старшего. Вытащил из-за пояса кошель и вытряхнул на ячью шкуру, заменявшую стол, пять круглых, мягко переливающихся в багровых отблесках коптящих плошек бараньего жира, камешков.
— Ты знаешь, что это? – отбросив весь гонор, сбиваясь, зачастил Ар-Кум. – Это жемчуг… Жемчуг! Говорят, его добывают со дна моря! Три мне, две – тебе… Это же такое богатство!
— Море – выдумка, — заученно отмахнулся Ир-Кат, но уже без былой убежденности. – Кто из людей его видел?
— А тебе его и не предлагают… А жемчуг – вот. Протяни только руку.
— Нехорошо. Предками не заповедано. Почему ты думаешь, что не злой дух тебя искушает, приняв облик плоскоземца?
— Ай-цог! Предки много чего не заповедали. Разве сам ты не потерпел от глупости старейшин? За каждую жемчужину ты возьмешь пять, да что там пять, семь яков. Ты будешь богачом. Вернешься в род, женишься…
— Я срезал знаки рода, — судорожно выдохнул Ир-Кат, сужая и без того едва заметные щелочки глаз. Пальцы его побелели на рукоятке кхукри.
— Ну не хочешь – не возвращайся, — голос Ар-Кума стал почти умоляющим. – Согласись провести их. Ты же лучшим охотником был. Да и сейчас остался…
Плоскоземцы молчали, настороженно моргая.
«Совсем как совы», — подумал Ир-Кат и кивнул.
* * *
Духи гор гневались. Кто рассердил их? Может быть два низинника, упрямо карабкающихся от перевала к перевалу, к священным вершинам? Думать об этом Ир-Кату не хотелось. Особенно сейчас, под кинжальными ударами ледяного ветра, бросающего в лицо сухой, как песок, снег. Через две сотни шагов, проваливаясь на каждом из них по пояс, охотник понял, что к перевалу сегодня не пробиться – нужно возвращаться на стоянку – и пошел своими следами обратно. Теперь идти стало легче. Ветер подталкивал в спину, заставлял двигаться быстрее.
Используя нож-посох как весло, Ир-Кат вспарывал мгновенно затягивающуюся шкуру снега. На душе скребли кошки. К перевалу не пробиться ни сегодня, ни завтра. И вообще не пробиться, пока не остановится снегопад.
Он почувствовал неладное едва за снежной круговертью проступили неясные очертания палаток и ускорил шаг. Из неестественно тихого лагеря навстречу ему вышел Ар-Кум. Толмач прихрамывал и потирал подбитый глаз.
— Они все ушли, — проговорил он растерянно и вдруг сорвался на крик. – Они все ушли! Ушли!
Ир-Кат понял, что речь идет о носильщиках пемба, нанятых луну назад. Это было плохо.
— Они умрут, — мрачно заметил следопыт. – Пемба — слабое племя.
— Они забрали все топливо…
— Все?
— Кроме двух кувшинов земляного масла.
— Это не против правды. Их больше и они поступили снами честно. Но они умрут в горах. Это плохо.
— А что будем делать мы?
— Ждать. Духи гор не оставят нас.
— Мы тоже умрём! – истерично взвизгнул Ар-Кум.
Ир-Кат ответил не сразу. Он сел у входа в палатку. Наполнил маленькую горелку густым вонючим земляным маслом. Очень осторожно, прикрывая полой шубы от ветра, разжег и приспособил сверху котелок со снегом.
— Помнится, это ты хотел идти искать яйцо грифона?
Ар-Кум с ненавистью глянул в сторону палатки, где укрывались, пытаясь кое-как согреться плоскоземцы. Этим двоим приходилось много хуже, чем удравшим пемба, и уж семи крат тяжелее, чем с детства привычным к морозам и горному воздуху кхампа. Как ни странно, особенно страдал медведеобразный телохранитель. Страшный боец, против которого ни один из великих воинов народа Ир-Ката не выстоял бы и мгновения. Но горы свалили его, превратили в грудного ребенка. Его хозяин, несмотря на молодость и кажущуюся хлипкость держался не в пример лучше. Пытался шутить. Рассказывал Ар-Куму о своей книге, которую напишет дома в великом городе у моря. А пока каждый вечер грел под мышкой медную тушечницу и черкал мельчайшие значки на тонко выделанной телячьей коже.
— Будь проклят тот день, когда я встретил это отродье дэвов,.. – злобно оскалившись, Ар-Кум сплюнул на снег.
— Пей чай, — Ир-Кат бросил в закипевшую воду щепотку чайного порошка. – Умереть всегда успеем.
Следопыт пил медленно, наслаждаясь вкусом и ароматом напитка. Чая оставалось мало, но это была единственная роскошь, которую в их положении можно себе позволить. Если буран продлится дней пять, на завтрак, обед и ужин у них будет только чай. Ар-Кум тоже отхлебнул из котелка.
— Иди отдыхать. Я посторожу.
— От кого? – чуть заметно усмехнулся охотник. – Ты думаешь, пемба вернутся.
— Мало ли,.. – старательно пряча глаза отвечал толмач.
Ир-Кат пожал плечами и забрался в палатку. Прежде, чем провалиться в беспамятство сна, он успел подумать, что действительно очень устал.
* * *
Разбудил Ир-Ката сдавленный крик. Даже не крик, а скорее хрип. Медведь? Барс? Или все-таки грифон? Меховым комком охотник метнулся из-под полога, нащупывая рукоять кхукри, и вскочил на ноги.
Снегопад, хвала духам, прекратился. Стоял серый зимний рассвет. Покрышка палатки низинников трепетала. Но не от ветра. Ир-Кат бросился туда, но тут ему под ноги выкатились сцепившиеся Ар-Кум и молодой плоскоземец. Ученый. Он что-то хрипел на языке, выучить который Ир-Кат так и не успел, и брызгал на снег алой кровью изо рта. Ар-Кум рычал, как голодный дэв.
«С ума он, что ли, сошёл», — подумалось Ир-Кату. Он шагнул вперед и расчетливо стукнул тяжелым навершием кхукри прямо по темени потерявшего шапку сородича. Отбросил в сторону обмякшее тело. Заглянул в палатку плоскоземцев. Телохранитель лежал на спине, запрокинув голову, и улыбался в потолок резаной от уха до уха раной.
«Этому уже не помочь.»
Следопыт наклонился над стонущим и хрипящим ученым. Беглый осмотр показал – его тоже не спасти. Можно лишь облегчить муки ухода за край. Вдруг взгляд Ир-Ката упал на разорванный пояс низинника и мгновенная догадка обожгла его, заставив вздрогнуть от омерзения. Ар-Кум не сошел с ума. Все было сделано расчетливо и продуманно. Вначале убить ослабевшего от горной болезни телохранителя. А потом без помех разделаться с хозяином, слабым и беззащитным. Вот только его жизнелюбия толмач в расчет не принял.
«Нет, ты не кхампа, Ар-Кум», — уже привычно подумал Ир-Кат, пытаясь комком снега зажать глубокую рану на горле плоскоземца. Тот со свистом втягивал воздух через разрезанную гортань, но сознания не утратил. Его расширившиеся и без того совиные глаза предупредили Ир-Ката об опасности.
Охотник перекатился на бок, избегнув тем самым смертельного размаха кхукри своего земляка, но выронил оружие из озябших на морозе пальцев. Ар-Кум не преминул этим воспользоваться. Он снова прыгнул вперед, размахивая ножом как рубщик тростника. И опять Ир-Кату удалось увернуться от клинка, располосовавшего рукав шубы.
— Ты всегда был глупцом, Ир-Кат, — тяжёлое лезвие поднялось в третий раз.
«Но не убийцей», — подумал охотник, собираясь в тугой комок.
— Ты сдохнешь вместе с ними…
«Не раньше тебя.»
Ар-Кум прыгнул, вкладывая в удар всю невесть откуда взявшуюся и зревшую на дне его мелкой душонки ненависть. Ноги Ир-Ката распрямились ему навстречу. Удар вышиб из толмача дух и отбросил его саженей на пять ниже по склону на снежный язык.
После бурана снег не успел слежаться и тело человека сорвало его с места, привело в движение вначале ручеёк, потом поток… Ар-Кум пытался выпрыгнуть на более устойчивую часть склона, но лавина захлестнула его арканом, сбила с ног, поволокла, ударяя о выступы скал.
— Помоги…
Эхо какое-то время бросало этот крик от скалы к скале, а потом только рев сходящей лавины нарушал первозданную тишину гор.
Ир-Кат, не подбирая затоптанной в снег шапки, подошел к плоскоземцу. Удивительно, но он еще жил. И даже нашел в себе силы самому прижать снег к ране.
Рассвело. Тучи рассеялись и небо сияло тем сапфирно-синим светом, какой можно видеть только после затяжной бури. Под лучами взошедшего светила снег заиграл мириадами искр так, что боль отозвалась в отвыкших от яркого света глазах.
— Тетрадь,.. – просипел умирающий.
Этим словом он называл пачку измаранных тушью обрезков кож. Ир-Кат сходил в палатку и принес замотанный в полотно сверток. Протянул раненному, но плоскоземец отрицательно покачал головой.
— Нет… тебе…
Слова его тяжело вырывались через растрескавшиеся на морозе губы.
— На что она мне, — пожал плечами охотник.
— Снеси… Вниз… Вальон… Школа…
Озадаченный Ир-Кат по давно забытой привычке захватил зубами правый ус. Половину слов он не понял, но смысл просьбы не показался тайной за семью печатями.
Вдруг глаза раненного снова расширились и следопыт дернулся в сторону в предчувствии новой опасности. Прямо над скальным карнизом, приютившем их палатки, парил грифон. Некрупный, с ободранным левым боком и подведенным от голода брюхом, а от этого вдвойне опасный. Хищник приглядывался, не желая лезть не рожон к слишком живой добыче.
Ир-Кат машинально сунул сверток с дорожными записями ученого за пазуху, носком сапога подтягивая поближе оброненный кхукри. Глаза уже привычно прикидывали расстояние до палатки, где остался нож-посох. Перед броском он глянул на плоскоземца. Помощь ему была уже не нужна. Смерть пришла быстро, не стерев счастливой улыбки с совсем молодого лица.
И охотник вдруг отчетливо понял, что доставит тетрадь туда, куда просил его этот одержимый. В город у моря, в существование которого по-прежнему не верил. И парящий над скалой грифон будет лишь первым и, возможно, самым легким препятствием на этом пути.
Он поднял тяжелый кхукри и, подобно многим поколениям своих предков, рассмеялся в лицо врагу.
— Иди сюда, зверь. Я, Ир-Кат, кхампа, вызываю тебя!!!
И прыгнул в сторону из-под самых когтей бьющей крыльями звероптицы.
Май 2002 г.
Автор публикации
