Я открываю дверь и…

Смерти я боюсь, смерти я не хочу, смерти я ужасаюсь.

В.Розанов

Я открываю дверь и вижу белую машину возле школы. За ней скопилось очень много людей с испуганными лицами, и они, как стервятники, что-то окружили.

Я подхожу ближе и вижу: в самом центре без сознания лежит мальчик. Его глаза были закрыты, и тело было недвижно. А суеты, суеты-то!

Не понимая, что происходит, я оборачиваюсь по сторонам. Вроде ничего примечательного, но если внимательно присмотреться, то под колесом белого джипа виднеется руль от велосипеда. Заглянув под машину, вижу, что оставшаяся часть велосипеда скрючена, вся деформирована в НЕЧТО. Колёса В-образной буквой выворочены; сидушка чуть не стала лепешкой. Вообще весь велосипед был как-то и раздавлен, и сжат в комок.

Подбегаю к самой ближайшей девушке и спрашиваю, боясь подтверждения наихудшей мысли: «Что случилось?» «Авария, – прозвучал ответ. – Школьника сбили…»

Сердце начинает сильно стучать. С каждой секундой я слышу и чувствую удар в грудь. За это время я успел рассмотреть мальчика очень хорошо. Темно-русые волосы растрепанно лежали на голове. Лицо приятное, правда слишком молодое. На вид я бы дал ему десять лет. Футболка с изображением города была изорвана. Дыхание было тяжелым.

Кто-то из толпы сказал: «Жалко, футболка прикольная была». На это высказывание пару людей начали орать на сказавшего, будто это что-то изменит.

Тут мальчик еле-еле открыл глаза. В его взгляде чувствовалось непонимание происходящего. Зрачки его глядели то на одного человека, то на другого, то на третьего, то на девушку с маленьким рюкзаком, которая стояла рядом со мной. И тут он уставился на меня. Он смотрел, а мне становилось жутко. А что, если он сейчас умрет? Какие сейчас у него мысли? А что, если он осознаёт, что смерть его близка, и мое лицо последнее, что он увидит?

Тут до кого-то дошло что нужно звонить. Но не скорой (ведь скорую уже вызвали), а кому-то из родных.

У мальца в кармане нашли какой-то старый кнопочный телефон.

– З…з…з…- начал бормотать что-то пострадавший.

– Что, что ты говоришь? – спросил мужчина, лет сорока, пытаясь перекричать крики спорящих людей.

– З…зачем в-вы взяли…(здесь он сделал долгую паузу, чтобы вздохнуть)…мой телефон? – прозвучало на устах мальчишки.

– Чтобы маме твоей…

– Нет! – воскликнул мальчик. – Не надо ей звонить. Она меня убьёт, закопает и плакать сильно потом будет. Не надо…

– Ну, так она должна знать, что с тобой стряслось.

– Нет…она будет плакать… – только проговорил мальчишка и вновь закрыл глаза.

Медлить никто не стал, и потому мужчина сразу позвонил маме мальчика. После звонка все умолкли, чего-то ожидая.

Через шесть или семь минут прибежала запыхавшаяся женщина, растолкала всю толпу и вскрикнула от ужаса. «Кто…кто сбил моего сына!!?»- проговорила она со злобой.

– Я, – ответил спокойно сорокалетний мужчина.

Зря он, конечно, сказал это. Женщина накинулась на него и начала колотить, говоря: «Ублюдок! сволочь! чтоб ты в аду горел вечно!»

Пока женщина проклинала водителя, подъехала скорая. Из неё вышли два мужичка и, взяв на носилках мальчика, отнесли его. Мама мальчика запрыгнула в газель, и машина поехала.

* * *

Темнота в глазах. Ничего нет. Нет ни снов, ни каких-то ощущений и чувств. Просто мертвая темнота и глубочайшая, невообразимая тишина. Ничто не возникает, а осталась лишь пустота, которую не заполнить ничем. Но тут появляются какие-то красочные точки, появляются посторонние звуки. Сознание начало потихоньку появляться.

Мальчишка проснулся уже в палате. Рядом с ним сидела мама и смотрела прямо на него. Он сразу же попытался встать, но голова, к сожалению, начала очень сильно кружиться. Мама уложила обратно своего сына и велела пока не вставать. Тот не стал противиться ей.

Когда же он попробовал встать ещё раз, то голова уже не так сильно кружилась.

– Почему меня контузит? – спросил он.

– Из-за наркоза, сынок, из-за наркоза.

На мамин ответ мальчик промолчал и отвернулся в сторону окна. В палату же зашёл врач и подошёл к кровати мальчонка.

– Ну-с, как самочувствие?

Мальчик серьезно посмотрелось на него и кивнул головой.

– Что ж, хорошие новости. Операция прошла успешно. Правда, у тебя теперь сотрясение мозга и шрам остался на голове. Но все хорошо, это не так серьезно…Мдэ…Но отдых тебе все-таки не помешает. Так что, мамаша, нам нужно удалиться. Прощайтесь и пойдёмте, нам нужно об многом с вами поговорить.

– Пока, Ваня, – сказала мама сквозь слёзы, обнимая своего ребёночка и целуя его лоб. – Господи, как же хорошо…- и ушла.

Ваня остался один. В палате вместе с ним также сидели старушка, парень постарше него и мальчик с сестрой. Бабушка читала какую-то книгу, парень сидел в телефоне, а мальчик с сестрой сидели и ели чипсы. Один Ваня сидел и наблюдал за всеми, завидуя даже бабушке, т.к. она может себя чем-то занять, в отличии от него, который только и может, что наблюдать и наблюдать.

Через час принесли огромную кастрюлю пшённой каши. За окном тем временем солнце уже заходило за горизонт. Поковыряв немного в тарелке и съев пару ложек, Ваня отвернулся от ужина и лёг спать. Повернётся на один бок – не спится, на другой – точно также. Так и лежал, пока медсестра не зашла и не сказала:

– Тааак, быстро всем спать, – и выключила свет.

Опять темнота. Только на этот раз слышится шорох одеял, да в окне всё-таки виден уличный фонарь. Наконец, когда все успокоилось, в голову Ване полезли тут же странные мысли насчёт прошедшего, мешавшие ему спать.

«Как же здесь плохо! Какая-то пшёнка да и заняться нечем. А мама там, наверное, курицу ест, жаренную, сочную. Эхх. Как она там? Плачет ли? Наверное, плачет. Явно плачет. Что за сын-то я такой! Видел же, что машина едет, почему же не остановился? Потому что думал, что она остановится, что пропустит меня. Вот и поехал…И теперь из-за меня она плачет, сердце рвётся, разрушается у неё. Какой же я плохой человек, бессовестный… Благо, что хоть жив остался. Наверное, это маму только и утешит.

А ведь, если подумать, то я уже знаю, какого это умереть. Ведь и наркоз, и смерть по ощущениям почти одно и тоже. Ведь пока я был под наркозом, я ничего не видел, не чувствовал. Даже снов не было. А что, если после смерти точно также будет? Что, если я так усну, ничего не чувствуя, не понимая, не помня, и всё, и не проснусь больше? Умру точно так же, как и родился – неожиданно и никем, и ничем. Умру, и никто, кроме родни, и не вспомнит обо мне. Страшная вещь, эта смерть! Как же плохоооо…»