В гардеробной у народного артиста за столом трезубцем сидели: руководитель загранпоездки, пар-торг и сам народный. Лица у них были пасмурные.
— Товарищи! У нас ЧП: в программе выявлено воровство! Только что к нам за кулисы приходил хозяин отеля и, несмотря на восхищение нашей программой, жаловался, что в его гостинице постоянно пропадают коврики, которые лежат у входа в ваши номера. А эти коврики с надписью «Welcome» и красивой желтой бабочкой изготовлены специально для его отеля! Горничные говорят, что они чуть ли не каждый день кладут три-четыре коврика, но утром эти коврики снова куда-то исчезают.
— Я, товарищи артисты, от стыда сквозь землю готов был провалиться, — не дав договорить директору, в речь врезался народный. — Докатились! Распоясались окончательно! То кипятильники врубают вечером, от которых пятилитровые кастрюли за пол-минуты закипают, а в отеле свет вырубается. Теперь воровство. Совесть на коврики обменяли! Эту-то дешевку — коврики — их разных море, могли бы и в магазине купить, да нет, лучше украсть. И крадете-то не от своих дверей, а от соседских. Позорники! Щипачи!
Успокоив народного, речь продолжил партийный наставник:
— Я вам как парторг заявляю: если, не дай Бог, мы узнаем, кто это делает, в двадцать четыре часа отправим домой!
«А кто же тогда здесь останется?» — подумал я, и, заерзав на пуфике, нервно стал вспоминать, хорошо ли запрятал три своих коврика.
Вернувшись с гастролей, приехал я как-то в Москву, а дорога возьми, да и приведи меня домой к на-родному. Звоню. Медленно, степенно открывается металлическая дверь. И вдруг вижу: на полу лежит знакомый мне коврик с красивой желтой бабочкой, на крыльях которой разноцветными буквами написано «Welcome»…
— Товарищи! У нас ЧП: в программе выявлено воровство! Только что к нам за кулисы приходил хозяин отеля и, несмотря на восхищение нашей программой, жаловался, что в его гостинице постоянно пропадают коврики, которые лежат у входа в ваши номера. А эти коврики с надписью «Welcome» и красивой желтой бабочкой изготовлены специально для его отеля! Горничные говорят, что они чуть ли не каждый день кладут три-четыре коврика, но утром эти коврики снова куда-то исчезают.
— Я, товарищи артисты, от стыда сквозь землю готов был провалиться, — не дав договорить директору, в речь врезался народный. — Докатились! Распоясались окончательно! То кипятильники врубают вечером, от которых пятилитровые кастрюли за пол-минуты закипают, а в отеле свет вырубается. Теперь воровство. Совесть на коврики обменяли! Эту-то дешевку — коврики — их разных море, могли бы и в магазине купить, да нет, лучше украсть. И крадете-то не от своих дверей, а от соседских. Позорники! Щипачи!
Успокоив народного, речь продолжил партийный наставник:
— Я вам как парторг заявляю: если, не дай Бог, мы узнаем, кто это делает, в двадцать четыре часа отправим домой!
«А кто же тогда здесь останется?» — подумал я, и, заерзав на пуфике, нервно стал вспоминать, хорошо ли запрятал три своих коврика.
Вернувшись с гастролей, приехал я как-то в Москву, а дорога возьми, да и приведи меня домой к на-родному. Звоню. Медленно, степенно открывается металлическая дверь. И вдруг вижу: на полу лежит знакомый мне коврик с красивой желтой бабочкой, на крыльях которой разноцветными буквами написано «Welcome»…