Над Чёрной речкой темнело быстро. Наскоро утоптанный снег стал серым, блёклым, как небо – без единой искры. Мороз схватился крепко и всерьёз. Высокие кусты, голые и чёрные, скрывали поляну от извозчиков, оставленных на дороге, но не от ветра, задувавшего даже под тяжёлую медвежью шубу. Руки дрожали. Впрочем, холод был ни при чём.
“111” – тонкими цифрами горел циферблат в его ладони. Три единицы – как три стрелы прямиком в сердце, как три пощечины от той, что когда-то любила его больше жизни. Оскорбительнее анонимных пасквилей и больнее пули – последнее он надеялся проверить безотлагательно.
Секунданты сбросили шинели в десяти шагах друг от друга, отмеряя невидимый барьер. Лицейский друг вложил пистолет в его руку, медля, словно ещё надеясь оттянуть неизбежное. Он усмехнулся:
– Ты, Данзас, математик не лучше, чем я. Но сосчитай сам: надолго ли хватит трёх единиц, если шесть лет назад там были три девятки?
Давний приятель смотрел на него с полным непониманием. Он вздохнул и сам ответил своим мыслям:
– Если её сердце полюбило другого – время сотрёт случайную страсть, и сотрёт скоро. Но если дело не в сопернике, если чувство её остывает само по себе – стоит ли наблюдать эту трагедию до самого финала?
Прозвучал сигнал к началу. Не говоря более ни слова, он обжёг соперника резким взглядом и зашагал к барьеру. Секунда, другая, третья… Над Комендантской дачей прокатилось эхо выстрела. Золотистый циферблат упал в снег.
***
– Любовь моя, что за вздор! – Наталья Николаевна была возмущена и, казалось, совершенно искренне. – Ты ведь знаешь: мои чувства к тебе сегодня нисколько не меньше, чем в день нашей свадьбы!
– Я могу только верить в это, жёнушка. А способ разузнать всё наверняка у меня лишь один.
Круглый диск, который он держал в руках, можно было принять за карманные часы. Только вот их создатель, monsieur Teffler, изобрел их совсем для другой цели. Когда один человек брал в руки цепочку, а другой держал в руках циферблат, на нём отображалось число – dans le périmètre от трёх нулей до трёх девяток. И означало оно не что иное, как уровень любви одного человека к другому – по крайней мере, так утверждал создатель. В высшем свете такое развлечение вошло в моду аккурат зимой 1831 года. Один из таких “Циферблатов Тефлера” молодая чета и получила в подарок ко дню венчания.
В тот день, лучший день их жизни, оба увидели на нём числа столь потрясающие, что рассказ о них сочли бы байкой или хвастовством опьянённого счастьем влюблённого гимназиста, а не действительным результатом. Теперь же этот механизм был заново извлечен из шкатулки на белый свет – всего лишь во второй раз за годы их брака.
– Ангел мой, – голос дрогнул едва заметно, – я не верю ни единому казарменному каламбуру, которыми пытаются запятнать тебя злые языки. Высший свет всегда ядовит, и он захлебнётся своим ядом. Но прежде – мне нужно знать, любишь ли ты меня так, как раньше.
– Мы ведь условились никогда больше…
Под взглядом мужа она умолкла, не договорив. Боль, надежда, страх, тень затаённого гнева и нежность – в нём смешалось столько всего, что слова были бессильны.
Она отложила вышивание и протянула руку. Сжала тонкую цепочку так сильно, что побелели костяшки прелестных тонких пальчиков. Против обыкновения, её супруг не проронил ни слова: только глаза буравили циферблат, на котором с щелчками проявлялись три тонких цифры…
Побледнев, он захлопнул крышку и вышел из кабинета. В тот же вечер посыльный доставил барону Геккерну письмо, содержание которого оказалось крайне оскорбительным для его приемного сына – Жоржа Дантеса. Дуэль стала неизбежна.
***
Когда глаза перестали опухать от слёз, а поток соболезнующих иссяк, она нашла в себе силы разобрать его вещи. Бумаги, черновики и письма, возвращенные из третьего отделения, бессмысленные теперь расписки и векселя – император лично погасил все долги покойного.
Только шкатулку на письменном столе она так и не решалась открыть – та словно жгла её руки. Избавиться от проклятого циферблата! Это лучшее, что можно сделать с механизмом, который дал людям сам Дьявол.
Натали откинула крышку, порывисто достала золотистый диск и с горечью сжала в руке чистый круг с тремя нулями…
– Maman, qu’est-ce que c’est? – вдруг с интересом спросила невесть откуда взявшаяся Машенька, дёргая цепочку. За ней в кабинет вбежали братья, а следом – испуганная нянечка с маленькой Ташей на руках.
“Машка, Сашка, Гришка, Наташка”, – прозвучало в голове голосом погибшего мужа, и Натали закусила губу, чтобы не заплакать. Механизм в ладошках детей торопливо защёлкал. Они с любопытством рассматривали циферки на диске, пока мама крепко сжимала золотую цепочку: даже Ташенька, которой не было ещё и года, тыкала в блестящий металл крохотными пальчиками, и она кивнула няне: “Пускай…”
Цифры на золотистом круге сложились в три чёрных восьмёрки. До максимальных трёх девяток, которые светились здесь в день её венчания, на шкале не хватало всего нескольких цифр. Тех цифр, которые были вырваны из её сердца одним злым и холодным выстрелом. Ровно трёх тонких единиц.
Автор публикации
