Город с утра был мрачен и тускл. Уличные фонари еще цеплялись за утренний мартовский рассвет, их блеклый и едва незаметный свет едва касался мокрого асфальта, отражая филигранную игру теней. Было такое ощущение будто бы сам воздух застыл от неразделённых чувств влюблённых, несказанных слов и недопитых чашек кофе. Март лениво раскачивался за окнами — то поднимал ветер, то случайно ронял дождь на прохожих, то бросал на улицы слепящий луч солнца, который исчезал быстрее, чем успевал согреть.
Анна бесцельно шла по узкому тротуару, чувствуя, как март словно дразнит и флиртует с ней со своей неугомонной и необузданной стихией. Однако, суровое и по-настоящему утреннее ненастье не давало повода для скрытой грусти — напротив, Анна особенно любила любоваться капризами и изысками такой погоды, высоко задирая голову в поисках проблесков солнечного света в мрачных тучах. В её глазах было что-то от ребёнка, впервые попавшего на детский спектакль: она не просто наблюдала, она проживала каждый эпизод — мельчайшие детали, мимики людей, играющие тени на лицах прохожих, шорох чужих шагов, обрывки фраз, сказанные вскользь. Она умела слушать даже тогда, когда говорило молчание — как будто это было не произнесённое вслух слово, обрывок забытой фразы из книги, шелест страниц старых томов, случайно найденных в бабушкиной кладовке.
Особенно ей нравилось подслушивать случайные разговоры незнакомцев — не из праздного любопытства, а словно в этих разговорах она искала свою историю, свои радости и печали. В каждой услышанной фразе ей чудилось что-то знакомое, будто кто-то невидимо раскрывал перед ней страницы её собственной жизни, только прочитанные другими голосами. И всякий раз, уловляя эти истории на своей удочке воспоминаний, она незаметно возвращалась к давным-давно забытым событиям, которые пробуждали в ее сердце старый свет ликования — от того простого, неизбежного чувства, что всё в этом мире повторяется неотвратимо и безвозвратно.
Меж тем едва качающийся мартовский ветер призрачно и тихо перелистывал пыльные страницы ее прошлого. Вдруг ей показалось, что весь город превратился для неё в одну огромную историю, где она была не просто прохожей, а живой строчкой, вписанной между строками улиц и окон. Каждый дом, каждый фонарь, каждая скамейка казались теперь частью незримого рассказ, в котором её шаги завершали начатые кем-то фразы, а дыхание ветра дописывалось в конец абзацев. И, идя вперёд, Анна чувствовала: стоит лишь замереть на мгновение — и город сам начнёт рассказывать ей то, что однажды она уже знала, но почему-то забыла. В такие моменты она вновь ощущала ту самую сакраментальную радость — тихую, но непобедимую, всегда способную превзойти хаос и развеять тьму. Даже шершавый ветер, шорох шагов и тусклый утренний свет казались теперь частью большого, тёплого узора жизни, в котором у каждого дня была своя мелодия, своя история, свой смысл и своя благодать.
Однако, мечтательно-экзальтированный преферанс Анны о прошлом был прерван самым вероломным образом — неподвижным и застывшем взглядом незнакомца. Таинственный мужчина остановил свой испепеляющий взгляд и долго всматривался в нее, точно разыскивал в ее загадочном сегодняшнем поведении искорку согласия и улыбку. Его желто-зеленые глаза искрились мерцающим огнем, в котором выражалось латентное желание что-либо сказать — желание, сотканное из детской непринуждённости и тонкой, трепетной робости. Казалось, ещё мгновение, еще одна секунда — и слова вот-вот слетят с его губ, наивные, неловкие, но полные неподдельной искренности. Но слова тут были излишни — они бы растушевали чистоту этого мгновения, разрушив хрупкую свежесть первых волнительных впечатлений и убили бы целомудрие красоты. Он сжал пальцы в замок, будто пытаясь удержать внутри то, что давно просилось наружу и обретения бессмертия, и сделал нерешительный шаг вперёд. В густом воздухе повисла мертвенная тишина, зыбкая дрожащая пауза. Дыхание было неровным, порывистом, точно каждый выдох вызывал у него соркутищительнюу боль в груди. Его рассеянный взгляд пламенно и мучительно скользил по сторонам — он украдкой бросал на неё короткие взгляды и тут же отводил глаза, словно боялся оставить на этом ускользающем мгновении явные улики первых, ещё неосознанных чувств. Но всякий раз, когда его взгляд вновь падал на неё, время будто замедлялось: он замирал, погружённый в созерцание тончайших деталей, которые ускользали от внимания окружающих.
Он видел, как едва заметно дрожит прядь её волос под легким дуновением ветра, как нежно играют свет и тень на её лице, как в уголках губ прячется исчезающая улыбка, не предназначенная никому. Чем дольше он смотрел, тем яснее осознавал: в этом случайном, почти невесомом присутствии таилось нечто такое, что уже начинало менять его изнутри. И каждый раз, когда он снова искал её глазами, оставляя на ней горячий, пытливый взгляд, сердце начинало говорить с ним на своём языке, словно пробуждённые чувства вспыхивали в его душе, оживая с новой силой. Казалось, само время замерло, а все звуки природы затихли, затаив дыхание, словно все были тайные свидетели их неотвратимой встречи, незримо наблюдающие за их историей. Анна же, учуяв свирепый и настойчивый взгляд со стороны неизвестного, повернула голову и стукнулась с ним глазами. Их взгляды встретились — настороженные, полные недосказанности и странного предчувствия. В этом молчании звучало больше, чем могли бы сказать любые сказанные слова. Что-то важное зрело в их сердцах, готовое прорваться наружу в следующую вечность. Анна вновь поймала изучающий его взгляд: мягко освещённом светом, промелькнула лёгкая, едва призрачная улыбка. Она не спряталась, не отвела глаз — напротив, её взгляд словно стал твердым и ясным, наполнившись тихим интересом и неожиданным теплом.
Автор публикации
Восхитительный слог. Теона, спасибо за интересный рассказ.
Ирина, спасибо Вам большое за комментарий, очень приятно!