– Не может быть! Гаррий Бонифатьевич! Дорогой вы наш и драгоценный! Нет, не верю глазам своим! Это не мои глаза! Они меня обманывают, эти глаза! Они меня никогда не обманывали, а сейчас… Гаррий Бонфатьевич! Здоровья вам здоровья и ещё раз здоровья!
– Оху… охренеть… Особенно насчёт здоровья… Вы кто, товарищ?
– Я?
– Нет. Я.
-Хе-хе… Чудо что за юмор! Искромётный деликатный, высшей про…
– Повторяю вопрос: вы кто?
– Я – Шалыжкин Кузя.
– Понятно. Шалыжкин, да ещё и Кузя. Ужас… И чего тебе надо, Шалыжкин Кузя7
– Ничего. Совершенно. Только жить под одним небом с вами, Гаррий вы наш Бонифатьевич. Только хотя бы изредка дышать одним с вами воздухом. Только лицезреть хотя бы изредка вашу…
– Я тебя сейчас умертвлю, Шалыжкин Кузя. Задушу в объятиях. Итак, в третий (он же – последний) раз задаю всё тот же вопрос: ты кто?
– Я – поэт.
– Я это сразу понял. По лихорадочному блеску твоих неповторимых глаз. Судимостей много?
– Гаррий Бонифатьевич…
– Сколько?
– Две.
– И обе, конечно же, по недоразумению?
– Естественно. Я ни в чём не виноват. Жертва гнусных оговоров. Я же мухи не обижу. Нежнейший характер.
– И по каким статьям у нас сегодня судят за такой характер?
– Оба раза – сто шестьдесят первая, пункт два
– Групповой грабёж. До семи лет. А ты, Шалыжкин Кузя, действительно нежный. Мухи могут спасть спокойно. Какие проблемы?
– Я хотел бы, как поэт, встать на довольствие… А то не жрал уже три дня…
– Дела… И профессии, значит, никакой у тебя нет?
– Откуда? Всю жизнь то по тюрьмам, то по ссылкам…
– Хм… Колбасу уважаешь?
– Безмерно.
– А водку?
– Ещё бы.
– Тогда пойдём в пивную. Покалякаем о делах наших скорбных…