Вороны

Утром Веру разбудили вороньи крики, резко и бесцеремонно вырывая ее из объятий сна. Это не было одиночным карканьем, лениво «переговаривающихся» между собой птиц. Этот жуткий ор множества вороньих глоток раздался внезапно и, мгновенно разросся в сводящую с ума звуковую вакханалию. Крики этих пернатых тварей становились просто нестерпимыми. Казалось, они вопят у самого уха. «Когда же эта пытка кончится?» – простонала про себя Вера, натягивая на голову одеяло. И тут она вспомнила, что форточка в ее спальне открыта. В еще не полностью проснувшемся мозгу женщины пронеслась картина, как в открытую форточку залетают вороны и начинают ее неистово клевать. Это зрелище было настолько ярким и пугающим, что Вера, соскочила с кровати и метнулась к окну, с твердым намереньем закрыть эту чертову форточку.

Рывком отдернув штору и потянувшись было к форточке, Вера замерла на месте… Недалеко от ее окна рос высокий тополь. Еще вчера она любовалась молодыми весенними листочками, робко пробивающимися под майским солнцем. Сейчас же, в предрассветной мгле, он был весь усеян сидевшими на ветвях воронами. Сколько их? Десятки? Сотни? Зрелище было жуткое. Перед глазами Веры было не дерево, а чудовищный монстр, хаотично шевелящийся своей серо-черной массой и безумно вопящий сотнями голосов. Приглядевшись, Вера смогла рассмотреть очертания птиц. Сидя на ветках, они не переставали двигаться, хлопать крыльями и дико орать. Но самое страшное, Вере чудилось, что они все, как один, уставились именно на нее и кричали именно ей, будто выплевывая проклятья. От этой мысли волосы зашевелились у нее на голове.

– Пошли к черту, мразоты! – зло (а скорее испуганно) крикнула Вера воронам, захлопывая форточку и задергивая назад шторы.

Отвернувшись от окна и, пытаясь хоть немного успокоиться, Вера закрыла глаза, пару раз глубоко вздохнула, задерживая воздух в легких. Но голова по-прежнему гудела, сердце колотилось, как бешенное. В общем, утро и, кажется день, были безвозвратно испорчены. Вера взглянула на часы. Начало шестого. Чтоб тебя! Еще спать и спать до семи! Пока она была погружена в свои безрадостные мысли, крики за окном стали тише и, словно по команде, стали удалятся. Вера подошла к окну и, осторожно отодвинув край шторы, взглянула в окно. Ни одной птицы на дереве не было, а где-то вдалеке раздавались одиночные крики удаляющейся стаи.

Облегченно выдохнув, Вера накинула халат и, непрерывно зевая, побрела на кухню. Пройдя на цыпочках мимо комнаты дочери, чтобы не разбудить ее, она зашла на кухню, опустилась на стул и задумалась. Эти вороны появились не сейчас и не вдруг. А когда? Вера начала вспоминать и… Да! Точно! Вороны в их дворе появились с приходом их нового дворника месяц назад. Пахомыч, кажется… При воспоминании о новом дворнике Вера вздрогнула и невольно поежилась. Жуткий тип. Высокий, под два метра ростом, угловатый, с длинными, как у орангутанга руками, оканчивающимися огромными кистями рук, больше напоминающими молоты, нежели ладони обычного человека. Издалека он походил на огромного богомола. Его череп был абсолютно лысым, плотно обтянутым серовато-бледной кожей. Но самым жутким было его лицо, если его можно было так назвать. Оно было массивным и вытянутым, словно кто-то взял два лица и, откидывая ненужные детали, небрежно скомкал их в одно, пытаясь придать ему боле-менее естественную форму. Густые, как у филина, седые брови нависали над маленькими, глубоко посаженными черными глазами. Огромный горбатый нос и прорезь губ, всё время плотно сжатых, завершали жуткий образ данного субъекта. Сколько ему лет на вид? От пятидесяти до бесконечности. Всегда угрюмый и молчаливый. На приветствия жильцов только махает головой и что-то бубнит себе под нос. И всегда в окружении этих долбанных ворон. Интересно, чем он их всех кормит? И Вере кажется… Нет, она просто уверена, что их становится всё больше. Будто этот Пахомыч притягивает всех ворон города. Жил Пахомыч в подвальном помещении, оборудованном под дворницкую. Она всегда была заперта: днем снаружи, ночью изнутри. Никто из жильцов двора ни разу даже не заглядывал туда. Может надобности не было. А может и дворника побаивались. Его тяжелый взгляд мог кого угодно пригвоздить к земле. Но самое интересное было в другом. Весь день по двору сновали вороны. Они были везде: на деревьях, проводах, лавочках, кружили возле детской площадки. Некоторые мамочки, боясь за своих чад, уводили их играть в соседние дворы. Но, как только поздно ночью, Пахомыч заходил в свою коморку, вороны исчезали, словно их и не было. А когда он рано утром выходил из своей подсобки, вороны, как по волшебству, появлялись снова, будя своими криками жильцов.

Эта пернатая свора итак раздражала Веру, доводя ее до бешенства, но сегодняшний случай положил конец ее терпению. И она твердо решила, что сегодня обязательно позвонит в Управляющую компанию и потребует избавиться либо от ворон, либо от дворника, либо от них, вместе взятых. В конце концов, она добросовестно платит квартплату и имеет полное право на комфорт и тишину. Из раздумий ее вырвал звонок мобильного телефона. Звонила мама.

– Алло.

– Верочка, здравствуй, – услышала она приглушенный голос матери.

– Здравствуй, мама, – устало ответила ей Вера.

– Вот решила с ранья тебе позвонить, пока ты еще дома. А то потом до тебя не дозвониться.

– Мам, ну ты же знаешь, что скоро лето. У нас в турагентстве сейчас такая запара, присесть некогда.

– Ну да, ну да… – удрученно вздохнула мама, – Ты хоть скажи, как вы там?

– Всё нормально, мам. Ты как?

– Потихоньку. Заглянула бы ко мне, хоть на минутку. Столько времени тебя не видела. Хоть обнять тебя перед…

– Ой, мам! – прервала ее на полуслове Вера, – Перед чем? Заканчивай себя хоронить. Ты еще всех нас переживешь.

– Ну да, ну да… – торопливо пролепетала мама, – Ладно, дочка, не буду тебя отвлекать. Поцелуй за меня Алисочку.

– Пока, мам, – закончила разговор Вера и раздраженно бросила на стол телефон.

Опять эти попытки вызвать к себе жалость! Болеет она! Приезжайте и сидите возле нее. А когда? Вера итак, как белка в колесе. Кто бы ее пожалел. То работа, то курсы, то командировки, то салоны и фитнес. А как же. У нее работа такая. Профессионализм и внешность – наше всё! Через месяц в соседнем микрорайоне открывается новое отделение и, в главном офисе ей намекнули, что при хорошем раскладе, ее могут назначить директором. «При хорошем раскладе», это значит, что нужно поднапрячься. Куда уж больше! Вера удрученно опустилась на стул. Ей всего тридцать четыре года, а личную жизнь наладить некогда. Вот и вчера она познакомилась в ресторане с таким мужчиной! Он оставил ей номер телефона и настоятельно просил позвонить ему. А когда?

***

– Кто звонил?

На кухню, сонно потягиваясь и зевая, ввалилась Лиска. Еще один хомут на шее. Это здоровая четырнадцатилетняя девица, с пирсингом и ярко-розовыми волосами была плодом мимолетной связи Веры с женатым мужчиной, который, узнав о беременности молодой любовницы, свалил в туман. И сейчас, глядя на то, как растрепанная Лиска плюхнулась на стул рядом с ней, Вера в очередной раз задала себе вопрос: «На хрен я ее оставила? Жила бы сейчас без проблем». Поначалу, когда Стас, узнав о ее беременности, заявил ей, что либо Вера делает аборт, либо они расстаются, она твердо решила, что, назло ему, родит и вырастит идеального ребенка, который, через много лет, проходя мимо отца, может плюнуть тому в морду. Вот и родила. Но растить ребенка оказалось не самой простой задачей и, Вера очень быстро сдулась, пустив воспитание дочери на самотек, посчитав, что и так ее поит, кормит и одевает. А остальное сделают гены. Она ведь смогла выбиться в люди. Да и папашка Алисы, хоть и редкостный мерзавец, но мужчиной был умным и пробивным. Но судьба распорядилась иначе. В отличие от своих родителей (Вера была высокой жгучей брюнеткой с модельной фигурой, а Стас красивым, спортивным блондином) Лиска внешними данными похвастаться не могла. Росла она рыжей, здоровой девахой с лицом и фигурой, больше напоминающими гренадера, чем то нежное и прекрасное создание, коим Вера хотела в будущем ткнуть в нос папашке предателю. Вере иногда даже казалось, что в роддоме ей подменили ребенка. Училась Алиса плохо, уроки прогуливала, одевалась как попало, а последние ее увлечения пирсингом и тату, буквально сводили Веру с ума. На все увещевания матери, хоть немного заняться своей внешностью, Алиса лишь огрызалась и хамила. Шлялась где-то до поздней ночи. Пару раз Вера унюхала от дочери запах табака. А месяц назад, когда поздно ночью она зашла в комнату спящей Алисы, то там стоял устойчивый запах перегара. Тогда Вера не стала устраивать скандал и отчитывать дочь. «Хрен с ней, – подумала Вера, – всё равно из нее ничего путного не вырастет». Школьный психолог сказал Вере, что таким поведением Алиса добивается её внимания. И этой нужно внимание! Сговорились что ли?

У Веры были другие планы и задачи. Сейчас основной ее заботой была она сама. Ей так хотелось всего: огромной квартиры в центре с прислугой, богатый гардероб, отдых на море, поездки на шопинг за границу, красавец мужчина в постели. А что? Себя нужно любить. В конце концов, в этом мире единственным человеком, с которым ты будешь с рождения и до самой смерти, являешься ты сам. Ведь она ни у кого ничего не просит, не ворует. Вера честно и много работает. Но сколько же ей сил все это стоит! А эти всё ноют и внимания требуют! А она? Как же она? Кто ее пожалеет и позаботиться о ней? Вере так стало жалко себя! Аж до слез.

– Бабушка твоя звонила, – резко ответила дочери Вера.

– Что говорит? – Опять причитать начала. Я слушать не стала.

– Знаешь, мам, – голос Алисы стал серьезным, – бабушкина соседка, тетя Клава, звонила мне пару дней назад. Она говорит, что бабушке совсем плохо. Скорую по два раза на день вызывают. Может в больницу ее нужно, чтобы проверили?

– Ой, не сочиняй ты. Бабуля твоя, на старости лет, стала как малый ребенок. Напридумывала себе болячек и дергает всех, чтобы бегали к ней и нянчились.

Потом, словно спохватившись, спросила:

– А почему тетя Клава тебе звонила, а не мне?

– Она и тебе звонила. Только ты трубку не берешь.

– Ладно, – взглянув на часы, соскочила со стула Вера, – Я уже опаздываю. Позавтракаешь и в школу. И только попробуй опять прогулять уроки. Я больше в школу позориться не пойду.

Алиса взглянула на пустой стол и с сарказмом сказала:

– Что-то я сытного завтрака не вижу.

– В холодильнике поищи.

На выходе из кухни, Вера повернулась и, с насмешкой глядя на дочь, добавила:

– А вообще, кому-то давно пора забыть о холодильниках и заняться собой. А то скоро в дверь не пролезешь.

Видя, как гневно засверкали глаза дочери, Вера, злорадно улыбнувшись про себя, направилась в ванную.

***

Еще подъезде, Вера опять услышала эти мерзкие крики ворон. А выйдя на улицу, она увидела, что вороны кружили возле детской площадки, где в центре с метлой в руках стоял дворник, а рядом с ним крутился Лёнька.

Ленька был восемнадцатилетним умственно отсталым пареньком. Жил он в Верином подъезде вместе с матерью. Парнем он был спокойным и никому не докучал. Сидел с утра до вечера на дальней лавочке с пакетом еды и хмуро разговаривал сам с собой, методично жуя. Но с появлением Пахомыча, Ленька словно ожил. Стал крутиться возле дворника, что-то ему рассказывал, улыбаясь. Иногда даже громко смеялся. Лёнька был единственным во дворе, кто не сторонился нового дворника, а даже был рад его появлению. Пахомыч же, слушая Ленькин лепет, хмыкал и махал головой.

За Верой угрюмо плелась Лиска.

Идя к своей машине Вера услышала позади себя голос дочери:

– Мам, может быть съездим к бабушке…

И тут Веру прорвало. Не зная почему, она резко развернулась к Лизе и зло зашипела той в самое лицо:

– Сколько?

– Что сколько? – опешила Лиза.

– Сколько вы с моей матерью еще будете играть на моих нервах?! Я! Бабашка! Снова я! Снова бабушка! Этой внимание удели, о той позаботься! А я?! Обо мне кто-нибудь думает вообще?! Обо мне кто-то собирается позаботиться?!

Последние слова Веры звонким эхом пронеслись в утренней пустоте двора. Даже не глядя на изумленное лицо дочери, Вера развернулась на каблуках и зло зашагала к машине.

И тут, уже подходя к автомобилю, Вера заметила, что дворник, словно что-то почувствовал, замер и, медленно повернув голову в ее сторону, посмотрел в упор на нее. В тот же миг вороны, перестав кричать и сновать туда-сюда, замерли и, словно по команде, развернулись к ней. Вера готова была поклясться, что глаза дворника сверкнули красным! Не помня себя от ужаса, она рванула на себя дверцу автомобиля, прыгнула на сидение и дрожащей рукой завела двигатель.

Выезжая со двора, Вера наткнулась взглядом на темно-синий «Мерседес». Этот дорогущее авто принадлежала Нимержицкому Филиппу Филипповичу Нимержицкому, известному адвокату, проживающему в их дворе. Высокий, худощавый, с копной седых волос, в элегантном костюме и с неизменной тростью в руке, господин Нимержицкий занимал все квартиры на площадке на последнем этаже дома, объединив их в одну. В детстве у него была какая-то травма ноги. С тех пор он немного прихрамывал. Встречаясь с Верой, Нимержицкий всегда вежливо здоровался и делал ей легкие, ненавязчивые комплименты, чем поднимал Вере настроение на целый день. Но дней десять назад случилась неприятная история.

Когда утром Филипп Филиппыч уже садился в свой автомобиль, к нему, словно из неоткуда, подлетела молодая женщина в траурной одежде и с заплаканным лицом. В руках у ней был портрет маленькой девочки в черной раме.

– Подонок!!! – кричала она, тыча портретом ребенка в лицо адвоката и хватая того за рукав, – Взгляни! Взгляни на нее! Ее больше нет! С твоей подачи это чудовище на свободе! А моей малышки больше нет!

Адвокат, как мог, пытался высвободиться от рук разъяренной женщины, увещевая ее, что это не его вина и, так постановил суд.

– Суд?!!! Суд говоришь?!!! – не сдавалась убитая горем мать, – Когда это пьяное и обнюханное животное сбило мою девочку, все доказательства были на лицо! Всё было: и медицинское освидетельствование этого гада, и очевидцы так называемой аварии, а по сути убийства ребенка! Куда всё исчезло? Испарилось на твоем суде? А все дело в том, что тот подонок богат, как черт. А ты за деньги готов душу продать! Ты ее и продал! – она буквально выплевывала обвинения в лицо опешившего Филипп Филиппыча, – Это ведь ты постарался, подкупая всех и вся, чтобы скрыть улики и развалить дело! Тебя же заботит только своя шкура! Ты ведь заботишься только о себе!

Отбиваясь от несчастной женщины и втискиваясь в салон автомобиля адвокат наконец выпалил:

– Знаете что, дорогуша! Забота о себе не менее важная вещь, чем забота о других. И Вам я настоятельно рекомендую подумать о своем здоровье и обратиться к психиатру.

– Будь ты проклят… – простонала в ответ раздавленная горем женщина.

Кое-как ему удалось освободиться от разъяренной фурии, сесть в машину и захлопнуть дверь. Но вслед ему неслось: «Будь ты проклят!».

Вера вдруг четко вспомнила, что в тот раз, дворник, спокойно подметающий двор, также остановился и пристально посмотрел на отъезжающую машину адвоката. И вороны тогда тоже умолкли… От чего проклятья, звучащие в полной тишине, казались до дрожи жуткими.

И вот уже неделю Вера не видела господина Нимержицкого. А его автомобиль сиротливо стоял во дворе.

День у Веры выдался очень тяжелым: запарка на работе, непрекращающиеся звонки материной соседки, на которые Вере просто некогда было отвечать. Или она для себя так решила, что некогда… В конце концов, мать там не одна, есть соседи, раз названивают. Плюс ко всему под вечер позвонили из школы. Лиска, гадина такая, подралась с каким-то мальчишкой. Дожили…

Уже заворачивая во двор, Вера увидела жуткую картину. Все вороны, пригретые дворником, кружили словно улей по пустому двору. Они кричали так, что, казалось, никакие сирены не смогли бы их заглушить. Их крики сверлом врезались в мозг. Но самое странное было то, что никого из соседей не было видно. Неужели никто не вышел и не возмутился данным безобразием? Ну раз все настолько трусливы, чтобы сделать хотя бы одно замечание этому Пахомычу, то Вера не из пугливых.

Припарковавшись, он вышла из машины и стала искать глазами дворника. Но его нигде не было видно. И тут Вера заметила, что дверь в дворницкую была приоткрыта. Не секунды не сомневаясь, она решительно направилась туда. Но чем ближе она подходила к каморке, тем сильнее стучало ее сердце. Что это? Простой страх? Предостережение? Предчувствие опасности на уровне первобытных инстинктов? Вера остановилась возле самой двери, перевела дыхание и прислушалась. Да что тут услышишь в таком шуме! Она резко выдохнула и рванула дверь на себя.

Внутри было темно.

– Есть кто?! – крикнула Вера в темноту.

Тишина.

– Эй, Пахомыч! Простите, не знаю Вашего имени, Вы здесь?

Тишина. Выудив из сумочки телефон и включив на нем фонарик, Вера обвела светом коморку. Ничего особенного. Комнатушка небольших размеров была завалена метлами и граблями. Здесь же, на вбитых в стену гвоздях, висели пару «желтух» и телогрейка. В углу стоял небольшой столик с табуретом. «Не похоже, чтобы здесь кто-нибудь жил…» – подумала про себя Вера и осторожно сделала первый шаг. Как только она вошла внутрь, дверь резко захлопнулась, пол под ногами исчез и, Вера полетела в темноту.

***

Очнулась Вера, лежа на боку в кромешной темноте. Всё тело затекло и, она застонала, пытаясь пошевелиться. Под ней зашуршало то ли сено, то ли солома. Вокруг стоял запах затхлости и чего-то еще… Вера не могла определить.

– Очнулись, Верочка? – услышала она справа до боли знакомый мужской голос.

– Кто здесь?!

Забыв на мгновение о боли в суставах, Вера резко попыталась подняться. Но затекшие ноги отказались слушаться и, она буквально рухнула назад, больно ударившись о бетонный пол, скудно присыпанный соломой.

– Не торопитесь, Верочка. Не нужно резких движений, – вновь раздалось откуда-то справа, – Вы пролежали без сознания очень долго. Он Вас еще вчера притащил. Вашим мышцам нужно время.

– Кто Вы?! Кто меня сюда притащил?! И где я, черт возьми?! – уже не на шутку перепугалась Вера.

– Ну меня-то Вы точно помнить должны, – в голосе говорившего Вере послышался горький смешок, – Нимержицкий Филипп Филиппович, к Вашим услугам.

– Филипп Филиппович! Вас столько времени не было. А Вы вот где…

– Сколько меня не было, Верочка? Я потерял счет времени. Здесь время теряет свой смысл.

– Вас не было неделю.

– Неделю? Странно… Это немного… Правда? А мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как ОН притащил меня сюда и начал мучить.

– Кто ОН?!

– Не знаю… Я не знаю, кто он или ЧТО он такое, но точно не человек.

– Филипп Филипович, Вы меня пугаете! – уже не помня себя от ужаса простонала Вера.

– Поздно пугаться, Верочка. Раз уж Вы здесь. Нужно просто быть готовым. И я Вас не пугаю, а предупреждаю о возможных последствиях попадания сюда. Предупрежден, значит вооружён, – он опять горько усмехнулся, – Надо же… Даже здесь и сейчас говорю, как юрист. Да уж… Как говорят: «Профессионализм не пропьешь».

И опять удрученно хмыкнул.

– Так, – пытаясь собраться с мыслями и успокоиться, сказала Вера, – Где мы?

– Понятия не имею. Но у нас с Вами смежные клетки.

– Что?!

– Да, моя дорогая, он держит людей в клетках в полной темноте. Свет появляется, только когда приходит он, в окружении своей вороньей свиты.

– В клетках?

– Подползите немного вправо и Вы убедитесь в этом.

Не помня себя от страха, Вера стала боком продвигаться вправо, пока не наткнулась на толстые железные прутья. И тут же ее схватила чья-то рука. От ужаса Вера закричала.

– Не нужно так пугаться. – послышался торопливый голос господина Нимержицкого, – Это всего лишь я.

Вера выдохнула, пытаясь успокоить, готовое выпрыгнуть из груди, сердце и, вырывая руку назад. Вдруг ее осенило.

– Вороны?! Это дворник? Пахомыч?

– Его так зовут? Не знал… Мне как-то была неинтересна сия информация. Но да, моя милая, это он.

И тут же добавил:

– Знаете, Верочка, некое время назад я возвращался домой в не самом лучшем расположении духа. А тут этот, так называемый, дворник со своей оголтелой стаей. Да еще парочка его ворон нагадили мне на капот. Я тогда жутко разозлился и твердо решил, что этот… Как его? Пахомыч? Ага. Так вот, я решил, что с этого дня он в нашем дворе больше не появится. Вы же знаете мои связи. Мне ничего не стоит уволить любого. Не то что какого-то дворника. Но потом я замотался. Дела, знаете ли, дела… И забыл о нем. А зря…

– Вы сказали, что он мучал Вас? Как? Что он делает? – тихим шепотом спросила Вера.

– Показывает.

– Показывает? Что показывает?

– Он показывает ужасные вещи…

– Какие вещи он показывает? Ну говорите уже.

– Знаете, Верочка, – будто бы не расслышав волнения в голосе Веры, спокойно продолжил адвокат, – мне кажется он выбирает людей по-особенному, известному только ему, признаку, и тащит сюда. А уж здесь он показывает… Я думаю… Нет, я просто уверен, что мы с Вами у него не первые и не последние жертвы. Уж слишком у него всё слажено. И это место… Сколько ему лет? Чувствуете запах затхлости и старины. Это место было построено не год назад и, даже не в этом веке. Я прощупал стены. Они сделаны из камней, которые и отдаленно не напоминают кирпич.

Вера вздрогнула и поёжилась, представив себе «дворника», веками затаскивающих сюда людей и, вместе со своей вороньей стаей, пожирающего их. Вот чем он кормит свою ораву! Стоп, стоп, стоп… Не нужно раньше времени себя кошмарить и впадать в панику.

И словно бы, услышав ход ее тревожных мыслей, господин Нимержицкий заговорил снова:

– Вы спрашиваете, что он показывает? Мне кажется, что здесь всё индивидуально. Я не знаю, что видят другие. Но когда он появляется, то смотрит на меня своими красными глазами. Красный свет растет, растет…, и я вижу события всех дел, которые когда-то вел. Все они идут чередой, одно за другим. Но я вижу себя не адвокатом в суде, а непосредственно участником этих событий. Знаете, Верочка, скольких людей я защищал? Сотни. А сколько из них было порядочных? По пальцам сосчитать… В основном я защищал отъявленных подонков. Но они платили мне, и много платили. Что в наше время значит хороший, уважаемый адвокат? Это адвокат с такими связями, которые могут открывать любые двери, решать любые проблемы, даже самые, казалось бы неразрешимые. А для этого нужно как следует изваляться в грязи, закрыв глаза на такие, набившие оскомину, понятия, как «совесть» и «мораль». Как говориться, деньги не пахнут. А деньги – это и есть основной источник счастья. Вы видели моё авто?

– Да уж, – не скрывая очевидной зависти, выдохнула Вера.

– Вот! А Вы еще не видели мои апартаменты! Извините, так я называю свое скромное жилище.

– Скромное? – усмехнулась Вера, вспомнив, что господин Нимержицкий занимает весь этаж.

– О, моя дорогая, – мечтательно протянул Филипп Филипович, – Вам бы посетить мой особняк в Майами и лицезреть содержимое его гаража. А всё это я заработал сам! Да, я люблю хорошо жить! И не просто хорошо, а на широкую ногу, не в чем, как говориться, себе не отказывая. А запросы у меня иногда ого-го! Почему Вы думаете, что в таком почтенном возрасте у меня нет ни жен (даже бывших) ни детей? А мне этого и не нужно. У меня есть я. Мне этого достаточно. Я забочусь о себе. Понимаете? О себе. Кроме меня этого никто не сделает.

– У Вас вообще нет никакой семьи?

– Семья? Я не знаю, что это. Есть у меня сестра и брат. Живут в каком-то Мухосранске. Я с ними давно не общаюсь. И не имею для этого никакого желания. Зачем мне чужая жизнь и чужие проблемы.

– Чужие?

– Ой, да не стройте из себя невинность, Вера, – взвился Нимержицкий, – Не такие мы с Вами и разные. Вы, я вижу, тоже хотите жить хорошо и для себя. Вот и пропадаете вечно на работе.

– Но у меня есть дочь… – заикнулась было Вера.

– Дочь? – усмехнулся Нимержицкий, – Это Вы про ту хм… хм…, так сказать, девочку, непонятно как выглядящую, с сигаретой в зубах и использующую матерную лексику почище любого пьяного мужика? Сразу видно, что дорогая матушка изо всех сил заботится о ней, давая лучшее воспитание и образование. Не смешите меня.

– Знаете что! – разозлилась было Вера. Но решив, что сейчас не то время и не то место, добавила, – Так что он Вам показывал?

– Многое, – на удивление спокойным голосом отозвался адвокат, – Ну вот Вам из последнего. Когда-то я вел дело сына одного из местных чиновников. Он со своими дружками, такими же отморозками, под наркотой, смеха ради, отловили какую-то бомжиху, избили до полусмерти и сожгли. Мало того, выложили свои похождения в интернет.

Веру от услышанного передернуло.

– Да, да, – словно почувствовав ее состояние, вздохнул адвокат, – мне тоже всё это было неприятно. Меня даже воротило от этих гаденьких мажоров, когда они на следующее утро, размазывая сопли и трясясь от страха, мямлили, что просто хотели пошутить. Пошутить? Пошутить?! Ну ладно, эмоции в сторону. Так вот, мне стоило больших трудов тогда прикрыть это дело. Удалить видео из интернета. Хорошо, что в то время он не был настолько популярен, как сейчас, и молодежь не сидела там сутками, делая бесконечные репосты. Вину я перевел на сожителя этой бомжихи, такого же опустившегося элемента. Что с ним стало потом, я не знал, в смысле меня это никак не интересовало. До этого времени…

Он вдруг замолчал, как будто собираясь с силами. А после тихо продолжил:

– Так вот, он вернул меня в то время, в те гаражи, куда малолетние ублюдки затащили эту женщину. Только я и был ею. Понимаете, Вера, я был той самой жертвой, над которой глумились эти подонки. Я слышал их издевательские голоса и мерзкий смех, чувствовал каждый удар и слышал ее мысли. Знаете, о чем она в тот момент думала?

Вера не ответила.

– «За что?»!

Вера услышала, как адвокат соскочил и быстро заходил в клетке:

– Я чувствовал, как на меня льют бензин, как чиркают зажигалкой. Боль, всепоглощающая боль… А я всё думаю: «За что?».

Он опять замолчал, тяжело дыша, и уже осипшим голосом продолжил:

– И тут я оказался на тюремной койке. Я закашливался, выплевывая с кровью свои легкие и думал: «За что?». Потом я умер. Следуя логике, это был сожитель той несчастной женщины, который умер в колонии от туберкулеза. И таких эпизодов у меня за это время было предостаточно. Но я держусь. Пока держусь.

Наступила тишина. Вера пыталась осмыслить все сказанное. Нет, это сон, дурной сон. Она зажмурилась. Открыла глаза. Темнота. Ущипнула себя. Больно. И она все там же в клетке, в темноте. А рядом сидит человек, рассказывающий то, что слушать просто нет сил. Да и человек ли это? Если Нимержицкий ждал сочувствия, то у Веры его не было. Она вдруг вспомнила ту несчастную женщину, выкрикивающую проклятия в сторону адвоката. Сейчас она была с ней солидарна. Но в данный момент ей нужна была информация, любая информация, чтобы выбраться отсюда.

– И что потом? – спросила Вера.

– А что потом? – вздохнул адвокат, усаживаясь на пол, – Я очнулся, а ОН стоял надо мной и смотрел на меня своим красным взглядом. Он каждый раз смотрит на меня, словно чего-то ждет. Будто я должен что-то понять. А что, ума не приложу. Каждый раз он качает головой и уходит, в окружении ворон. А потом снова возвращается… И так по кругу… Мне кажется, я начинаю сходить с ума. Я не знаю, что я должен понять. Я всего лишь хороший адвокат. Я всего лишь исполнял свою работу. Я…

Он не успел договорить, как вдалеке послышалось карканье.

– ОН идет! – испуганно взвизгнул адвокат и тяжело задышал.

Вера заметила, что вместе с голосами ворон слева от нее стал разрастаться красный свет. По мере его приближения, она смогла рассмотреть прутья своей клетки. Развернувшись в сторону адвоката, Вера наконец увидела его. Нимержицкий сидел на корточках, забившись в угол. Он был грязным, заросшим и сильно исхудавшим. Уткнувшись вниз головой, адвокат что-то испуганно бормотал. Вдоль клеток по коридору, со страшным криком, пронеслась стая ворон. Свет всё разрастался и, Вера зажмурилась. Вдруг всё затихло.

Дрожа всем телом, Вера медленно открыла глаза и, ее взгляд уткнулся в чьи-то ноги. Она медленно подняла взгляд и увидела ЕГО. Сейчас он выглядел иначе. Облаченный в черный костюм и в высоком цилиндре на голове он выглядел величественно и мрачно. Но это был он, Пахомыч. На его плечах и цилиндре примостились вороны. Они сидели тихо, не двигаясь, словно замороженные. Глаза «дворника» еле-еле поблескивали красным. «Пахомыч» смотрел на Веру пристально сверху вниз, будто изучая ее. Не выдержав, Вера закричала:

– Что Вам от меня нужно?! Чего Вы добиваетесь?!

От этого крика в соседней клетке взвизгнул и еще громче забормотал адвокат. Но «дворник» оставался непоколебимым.

– Чего Вам нужно?! – не унималась Вера, – Денег? У меня есть. Если будет мало, я найду. Сколько скажите, столько и отдам.

При этих словах «Пахомыч» поморщился, как от зубной боли.

– Умоляю… – простонала Вера, – У меня дома дочь…

И тут «Пахомыч» вздрогнул:

– Дочь…? – пророкотал он и стал медленно наклоняться к Вере.

По мере приближения, красный огонек в его глазах стал разгораться всё ярче, пока полностью не окутал веру. И она провалилась в красную мглу…

***

Приходила в себя Вера медленно. Голова гудела как чугунная. И еще эта зудящая боль в теле. Не открывая глаз, она сосредоточилась на своих ощущениях. Так. Она лежит на спине. Под головой ощущается что-то мягкое. Подушка. Но вот спина. Жутко болит и чешется спина и зад.

Вера застонала и открыла глаза. Она лежала на кровати в своей комнате. Но что это? Комната выглядела старой и запущенной. Кругом разбросанные грязные вещи, на стенах потемневшие от времени, засаленные обои. Сквозь пыльные, непонятного цвета шторы, которые были плотно задернуты, проникали опускающиеся сумерки. И запах. Что это за жуткая вонь? Моча? Или что похуже? Это пахло от нее! Снизу явно чувствовалась сырость. А жуткая боль внизу спины, это пролежни! О, Боже! Вера попыталась соскочить с кровати, но не могла пошевелить даже пальцем. Она попыталась закричать, но выходило лишь невнятное мычание.

Кто с ней это сделал? Почему с ней так обращаются? И где, в конце концов, Лиска? Потоку мыслей, рождающих в голове всё более жуткие картины, не было конца. Паника накрыла Веру с головой. И тут она услышала звук открывающейся входной двери. «Ну наконец-то! – вспыхнула надежда, – Кто-то пришел. Ей сейчас помогут!».

В коридоре послышался шум и грохот бутылок. Затем раздался хриплый, женский голос, отборным матом выражающий свое крайнее недовольство упавшей стеклотарой. Судя по звукам, женщина подобрала бутылки и двинулась на кухню. Зазвенела посуда. Снова мат. И на время воцарилась тишина. Вера вся сжалась от испуга. Кто эта женщина? Что она делает в доме Веры?

В коридоре раздались тяжелые шаги и, дверь в комнату Веры с грохотом распахнулась. Зажегся яркий свет и, Вера на секунду зажмурилась. Когда она открыла глаза, то в проеме двери увидела высокую полную женщину с сигаретой в руке. На вид ей было лет сорок. Но точно сказать было сложно. Так как на лицо была алкогольная деградация этой особы. Короткие рыжие волосы, уже подернутые сединой, были грязными и всклокоченными. Женщина пьяно пошатнулась, икнула и уставилась практически невидящим взглядом на Веру.

– О, маман! – ухмыльнулась женщина, – Не спишь? Правильно. Поговори с дочерью.

С дочерью?! Лиска?! Не может быть! Это пьяное и грязное существо не может быть ее дочерью! Только не это! Вера застонала.

– Что говоришь, мамуля? – пьяно усмехнулась женщина.

Потом, покачнувшись, направилась к стулу в конце комнаты. Скинув со стула какие-то вещи, она грузно плюхнулась на него, едва не завалившись на бок. Но удержалась. Найдя мутным взглядом Веру, Алиса затянулась сигаретой и выдохнув дым, хрипло засмеялась:

– Ах, да… Ты же не можешь говорить. Инсульт дело такое…А кто в этом виноват? Я? Бабушка? Мы же тебе вечно мешали жить. Нет, мамуля, во всех твоих бедах виновата только ты сама. Перенапряглась в погоне за хорошей жизнью? Или молодой любовник так загонял, в отеле с которым тебя и нашли еле живую? Он важнее нас был? Или нет. Он тоже был для тебя лишь интерьером. Очередной дорогой игрушкой, которую нужно оплачивать. Я и забыла. На первом месте у тебя ты со своими хотелками. Остальные так… Расходный материал…

Алиса опустила голову вниз и, Вере показалось, что она уснула. Но Алиса заговорила снова:

– Скажи мне, мамочка, где ты была, когда бабушка умирала? Где? Тебе соседи все провода оборвали. Но тебе же некогда. Ты такая занятая. А на похоронах бабушки на твоем лице была не скорбь. Нет. Там было такое облегчение, словно ты сбросила с себя непосильную ношу. Что ты сделала на следующий день? А? ты побежала к риелтору, чтобы скорее продать бабушкину квартиру.

В голосе Алисы послышалась неприкрытая горечь и обида. Она снова подняла на Веру голову и, теперь ее взгляд был более осмысленным. Она сощурила глаза и продолжила:

– И я тебе нужна была только для того, чтобы ткнуть мной в рожу папаше, который наигрался тобой и выкинул, как безродную шалаву. Ну что вы! Какой удар по самолюбию! И тут у тебя созрел план, родить ребеночка небесной красоты, говорящего на всех языках мира и имеющего, как минимум, три высших образования. И потом крутить им перед носом бывшего любовника. Вот смотри, дескать, что ты потерял. Но вышла осечка, – Алиса горько усмехнулась, – Дочка-то с браком родилась. Далеко не красавица и не умница.

Она кинула окурок на пол, затушив его ногой.

– Но я была твоей дочерью! Я всего лишь хотела, чтобы ты меня любила и заботилась обо мне, а не отмахивалась, как от назойливой мухи.

Вере было нестерпимо больно слышать эти слова. Что от нее хотела Алиса? Ведь она не голодала, не побиралась? У нее всё было, как у нормального ребенка. В чем она ее обвиняет?

Алиса закинула ногу на ногу и язвительно скривила губы.

– И что мы имеем сейчас? А мамуль? Ты лежишь здесь парализованная, не способная ни к чему. Теперь ты, мамочка, стала обузой для меня.

Алиса тяжело поднялась со стула и двинулась в направлении матери.

– А может мне не мучиться с тобой?

Она подошла вплотную к Вере, наклонилась к самому лицу, дыша многодневным перегаром, и вкрадчиво зашептала ей на самое ухо:

– Может подушку на лицо? Попридержать чуть-чуть, и все дела… Ты же сама меня учила: сам о себе не позаботишься – никто не позаботиться. Вот я и позабочусь о себе. Сниму груз с плеч. А? Как ты считаешь, мамочка? Там даже никто разбираться не будет. А я эту квартирку продам, куплю себе однушку и заживу на оставшиеся денежки, как человек.

У Веры перехватило дыхание. «Нет! Нет! – кричало всё внутри, – Я же твоя мать! Не делай этого!». Слезы брызнули у нее из глаз.

– Плачешь? – с усмешкой спросила Алиса, – Кого жалеешь? Дай угадаю… Себя. Опять себя!!!

– Ладно, не боись… – вдруг спокойным голосом продолжила Алиса, – Поживешь еще. Да и пенсия твоя мне лишней не будет. Кстати о пенсии. Ее же завтра принесут? Ага. Так что я спать, чтобы завтра как огурчик.

Алиса разогнулась и направилась к двери. В проеме она остановилась, развернулась к Вере и с издевкой бросила:

– Ну и вонища тут у тебя. Ты бы помылась что ли. Ах, да. ты же не можешь. Инсульт дело такое. Ну бывай, мамуля.

Свет погас и дверь захлопнулась.

***

Душимая слезами горечи и обиды, Вера зажмурилась. А когда открыла глаза, то обнаружила себя, лежащей на боку в клетке, заполненной красным светом. Над ней возвышался «дворник». Подняв на него глаза, Вера заметила, что он пристально смотрит на нее, словно чего-то пытается найти в ее взгляде.

– Ну что ты так на меня уставился? – не на шутку разозлилась Вера, – Что тебе от меня нужно? Решил мне показать, какая дочурка у меня выросла? Какое чудовище я породила?

«Пахомыч» молчал, всё также пристально глядя на нее.

– Причем здесь я? Плохие гены, дурная кровь и, чего там еще? Я не виновата, что моя дочь выросла такой скотиной. Я, как мать делала всё для нее: кормила, поила, советы давала.

При этих словах «Пахомыч» хмыкнул.

– И не надо ухмыляться! – не унималась Вера, – Как смогла так и воспитала. Хотя нужно было всё же сделать аборт.

«Пахомыч» укоризненно покачал головой и, уже через секунду, оказался за пределами клетки. Он развернулся и, окруженный воронами, пошел прочь по коридору.

– Эй! Не оставляй меня здесь! Меня будут искать! Эй!

Но «дворник» скрылся за поворотом, гомон ворон затих и, Вера оказалась одна в темноте.

– Филипп Филиппыч, – тихо позвала она.

В ответ была тишина.

– Господин Нимержицкий, Вы здесь?

Снова тишина.

Наверное, убил уже его. От этой мысли Вере стало плохо. Но, от всего пережитого, на Веру навалилась страшная усталость и, она провалилась в глубокое забытье.

Когда она очнулась, клетка вновь была заполнена красным светом. Вера даже не сомневалась, что ОН здесь, стоит прямо перед ней. Она повернула голову вправо. Соседняя клетка была пуста. Когда Вера подняла глаза на «Пахомыча», он уже наклонился над ней, окутывая красным светом. «Что на этот раз будешь показывать?» – промелькнуло у нее в голове и, Вера погрузилась в темноту.

***

Открыв глаза она увидела маму сидящую напротив. Мама была молодая и очень красивая. Она совсем забыла, какая красивая была мама… Ее глаза светились любовью и нежностью. Мама протягивала ко рту Веры ложку с вкусно пахнущей кашей, приговаривая: «За маму. За папу».

В кухню зашел отец. Папа… она и забыла, как он выглядел. Сейчас же он стоял прямо перед ней, высокий, большой и сильный. Он весело подмигнул Вере.

– Хомячишь, бельчонок? – улыбнулся он, погладив Веру по голове.

– Хомячит, – засмеялась мама, – Аппетит у нас ого-го!

И тут на лицо Веры стали падать капли воды. Она подняла голову вверх и увидела черные тучи. Посмотрев вперед, Вера обнаружила себя на кладбище, окруженная людьми, возле свежей могилы, куда уже опускали гроб. На плечо легла чья-то рука. Вера посмотрела в сторону. Это была мама. Ее лицо было осунувшееся и заплаканное. Она прижимала Веру к себе и повторяла:

– Ничего, Верочка. Мы справимся. Ведь у меня есть ты. Мне есть ради чего жить.

Вера вспомнила. Это похороны папы. Сколько же ей было лет, когда умер отец? Семь? Восемь?

Вере так захотелось поддержать сейчас маму, сказать что-то доброе, хорошее. Она попыталась отстраниться от мамы. Вдруг услышала мамин смех и подняла голову:

– Да не крутись ты так, егоза. Дай подол подошью.

Они с мамой стояли по среди комнаты в родительской квартире. Вера кружится в чудесном розовом платье и смеется. Мама, пытающаяся схватить ее за подол, тоже весело смеется. У Веры завтра выпускной. И платье нужно закончить. Мама. Она сама сшила это платье для Веры.

Вера вдруг остановилась и посмотрела на маму. Мама постарела, осунулась. Ее волосы поседели, а лицо покрылось морщинками. Вера вспомнила, что после смерти папы, мама работала на двух работах, чтобы прокормить себя и дочь. Но не разу Вера не услышала даже малейшего упрека, в том, как маме трудно и тяжело. Мама всегда была рядом, помогала и поддерживала. Она была не просто другом. Тогда для Веры мама была целой вселенной. Вот и сейчас, глядя на дочь, мама счастливо улыбалась. Как же Вера могла это всё забыть?! В какой-же момент сработал тот выключатель, который погасил всё самое доброе и лучшее в ней, оставив только место для всепоглощающего эгоизма.

Вдруг Вера заметила, что мам перестала улыбаться и стала оседать на пол.

– Мамочка! – бросилась к ней Вера, – Что с тобой?!

– Ничего, ничего, Верочка, – стала успокаивать ее мама, в то же время тяжело дыша, – Голова что-то закружилась. Принеси мне воды, дочка.

– Сейчас! – крикнула Вера и пулей помчалась на кухню.

Вбежав на кухню Вера увидела… маму… Совсем старенькую, седую и сгорбленную. Она сидела за кухонным столом с печальным лицом и что-то перелистывала. Вера подошла поближе и заглянула маме через плечо. Это был семейный альбом с Вериными фотографиями. Взглянув на лицо мамы, Вера увидела, что та грустно улыбается, с нежностью поглаживая морщинистой рукой фото дочери.

– Мамочка… – прошептала Вера, пытаясь положить руку на плечо мамы. Но не могла. Между ними словно стоял барьер. И тут мама покачнулась, схватилась за сердце и стала заваливаться на бок.

– Мама!!! – в ужасе закричала Вера, ринулась к матери и провалилась в темноту.

***

– Мама!!! Мамочка!!! – кричала Вера, заливаясь слезами.

Она всё также была в клетке, а над ней всё также стоял «Пахомыч», сверля ее внимательным взглядом.

Вера резко вскочила на наги и закричала, что есть сил:

– Мама! Там моя мама умирает!

В ответ лишь молчание.

– Выпусти меня отсюда! Мне нужно к маме! Ей нужна моя помощь!

Тишина. Лишь взгляд «дворника» стал более серьезней.

– Послушай ты, урод, если ты меня не выпустишь отсюда и, моя мама умрет, то клянусь, я перегрызу зубами эту клетку! Потом найду тебя, где бы ты ни был, и буду рвать на части, пока не сдохнешь! – полная решимости, кричала Вера, кидаясь на «дворника» и хватая его за лацканы пиджака.

Даже в своем безумии она заметила легкую улыбку на лице «Пахомыча». Он впился в нее взглядом и красный огонь стал разгораться в них.

– Пошел ты со своими глюками, урод! Там моя мама! – закричала Вера и провалилась в темноту.

Вера подскочила, как ужаленная. Она в своей комнате, на своей кровати.

– Мама, я иду! – закричала Вера, срываясь с кровати и несясь к входной двери.

– Что за шум? – выбежала из своей комнаты перепуганная Алиса.

– Бабушке плохо! – второпях сообщила Вера, наскоро обуваясь и хватая сумку.

– Я с тобой! – засуетилась Алиса, забегая назад в комнату, чтобы одеться.

– Жду в машине! – крикнула Вера, выбегая за дверь.

 

ДВА МЕСЯЦА СПУСТЯ…

– Да что ж, вы со мной, как с хрустальной вазой-то… – смущенно бормотала мама, когда Вера и Алиса помогали ей выходить из машины.

– Помнишь, что сказал доктор? – улыбнулась Вера, глядя на маму, – Никаких нагрузок и волнений. Даже малейших. Мы итак тебя чуть не потеряли. Если нужно, на руках тебя понесем. Правда, Алиса?

– Конечно! – заулыбалась дочь, подмигнув матери.

За то время, что Вера и Алиса ухаживали в больнице за бабушкой, дежуря по очереди, Вера очень сблизилась с дочерью и с ужасом осознала, сколько же времени она потеряла, гоняясь за мнимым счастьем.

– Верочка, а может быть я всё-таки к себе поеду? – робко спросила мама, – Ну что вам со мной возиться?

– Даже не думай.

Вера обняла маму.

– Теперь моя очередь заботиться о вас, – улыбаясь произнесла она, второй рукой обнимая подошедшую дочь, – А работать я теперь буду удаленно из дома. Если начальству не нравится, то идет оно лесом. Ничего, девчонки, всё у нас с вами будет хорошо.

Но что-то не давало Вере покоя. Что это? Тишина. Не было слышно ворон. Вера обвела взглядом двор. Ни одной вороны не было видно. Вера стала искать глазами дворника и увидела его. Но это был не Пахомыч. Невысокий седоватый мужчина средних лет неторопливо мел дорожку к дальнему подъезду. Вера посмотрела вглубь двора. Там, на скамейке сидел Лёнька и, всё также самозабвенно жуя, что-то бормотал себе под нос.

– Так, девочки, – развернулась она к маме и Алисе, – Вы идите к лифту и поднимайтесь в квартиру. А я подойду попозже.

И видя, как мама с дочерью неспеша направились к подъезду, Вера развернулась и пошла к скамейке, где сидел Лёнька.

– Привет, – поздоровалась она, присаживаясь рядом с пареньком, который будто бы и не заметил ее появления.

– Скажи, Лёня, а ты не знаешь, куда подевался Пахомыч?

Лёнька, глядя себе под ноги перестал бормотать, помолчал и тихо сказал:

– Молчун? Молчун ушел. Ему нужно к другим.

– Молчун? Ты его так называешь?

– Его все так называют, – промямлил Лёнька не поднимая глаз и доставая из пакета очередную булку.

И тут к ним подлетела долговязая ворона. Присев на край скамейки, пару раз каркнув, она, прихрамывая, двинулась в сторону жующего паренька, с намереньем поживиться сдобой.

Ленька вздрогнул, посмотрел на ворону и убрал руку с булкой в сторону.

– Э, нет, Филипп Филиппыч. Это моё. А тебя Молчун накормит. Потерялся что ли? Так он пошёл вон туда. Лёнька махнул рукой куда-то в сторону. Хромая ворона секунды две потопталась на месте, громко каркнула и полетела туда, куда указывал Лёнька. – Это Филипп Филиппыч? – не веря своим глазам, изумленно произнесла Вера.

– Ага, – спокойно сказал Лёнька, глядя вслед улетающей вороне, – Не понял он… Не захотел понять… Ну ничего, Молчун о нем позаботиться. Он о всех них заботиться. По-своему, конечно.

И неожиданно продолжил:

– У Молчуна есть старший брат, Проводник. Он хороший. Показывает людям путь. И есть младшая сестра, Возмездие.

Вдруг Лёнька повернул голову в сторону Веры. Его взгляд стал осмысленным и серьезным.

– А вот с ней никогда не нужно встречаться. Никому. Никогда, – зловеще прошептал он.

Затем его взгляд изменился, стал рассеянным. Лёнька опустил голову и опять что-то забормотал.

Вера поднялась с места и задумчиво пошла к подъезду.

***

Сидя на скамейке, Лёнька смотрел вдаль. Вдруг где-то громыхнуло. И небо стало затягивать черными тучами. Он посмотрел на небо и передернул плечами.

– Плохо… Очень плохо… – забормотал Лёнька.

Подхватывая пакет с едой, Лёнька засеменил к дому.

Во дворе уже во всю грохотал гром и сверкали молнии.

Уже подходя к своему подъезду, Лёнька вздрогнул и медленно развернулся. В конце двора он увидел темную женскую фигуру, освещаемую вспышками молний.

– А этой что здесь нужно? – задумчиво произнес Лёнька, поежился и открыл дверь подъезда.

Поднимаясь по лестнице, Ленька не переставал бормотать:

– Плохо… Совсем плохо…