Великая Фаина

Так хочется поделиться  кусочками текстов, написанных Фаиной Георгиевной и опубликованных в книге “Судьба-шлюха”. Помещать это всё в литературный дневник – просто хоронить.

Как бесконечно трудно одинокому старому немощному человеку, особенно, если большая часть жизни была яркой, многолюдной, в свете рампы, в окружении талантливейших людей, каждый из которых был маленькой вселенной:

“Тоска, тоска, я в отчаянии, такое одиночество. Где, в чём искать спасения?
Тоска, тоска, – “час тоски невыразимой, всё во мне, и я во всём”. Это сказал Тютчев – мой поэт. А как хорошо было около Ахматовой. Как легко было…”

И – о носителе таланта, который в сущности никому не нужен после его использования:

“Кто бы знал, как я была несчастна в этой проклятой жизни со всеми моими талантами. Недавно прочитала в газете: “Великая актриса Раневская”. Стало смешно. Великие живут, как люди, а я живу бездомной собакой, хотя есть жилище! есть приблудная собака, она живёт моей заботой, – собакой одинокой живу я, и не долго слава Богу, осталось.
Мне 85 лет. 1981 г.”

Она умрёт 19 июля 1984 года.

——–

…Разве это не поэтическое(?!):
“Увидела на балконе воробья – клевал печенье. Стало нравится жить на свете. Глупо это…”
А что именно глупо – жить на свете или , что “стало нравиться” из-за воробья? Это её тайна… Может, в этом ответ кроется, в высказывании Цицерона, которое приведено Раневской в книге. Цицерон говорит: ” Что может быть глупее – требовать на путевые расходы больше, чем меньше остаётся пути”.

И как резюме к своему возрасту:”Старость – это свинство.”

———-
Юмор, смех, сарказм. Порой грубовато, но Фаине Раневской это так идёт, оно, слетающее с её уст, совсем не кажется пошлостью:
” Страшный радикулит. Старожилы не помнят, чтобы у человека так болела жопа”.
———–

Любовь..

” В природе больше всего люблю собак и деревья. На цветы смотреть тяжело теперь.Больница, 77г., осень.
Лес осенью чудо! Смотрю в окно, как деревья умирают стоя. (!- Г.З.)
Кричит ворон с отчаяньем, жаль его, наверное, голодный.

И опять о древьях:

“Деревья всегда прекрасные – зелёные и без единого листа. Я их люблю, как могу полюбить хорошего человека. В цветах нет, не бывает печали и потому к цветам равнодушна.”

И опять цветах:

“Удивительно. Читаю и удивляюсь: мои ощущения, мои мысли, но сказал это Бунин:
“Я всю жизнь отстранялся от любви к цветам. Чувствовал, что если поддамся – буду мучеником!. Ведь просто взглянуть на них – уже страдание: что мне делать с их нежной, прекрасной красотой? Что сказать о них? Ничего ведь всё  равно не выразить. И чуя это, душа сама отстраняется”.

О ПИСАТЕЛЯХ

О Теффи:
“Жалость…есть, наконец, самый горячий и самый подвижнический лик любви – любовь к возлюбленному материнская”. Это Теффи, великолепная, трагическая и очень несчастная в эмиграции, мой любимый прозаик, самая талантливая. Мне повезло сейчас прочитать почти всю её, а после неё взяла записную книжку Ильфа и не улыбнулась”.

О Бабеле:
“Перечитываю Бабеля в сотый раз и всё больше и больше изумляюсь этому чуду убиенному”.

О Лескове:
“Читаю, читаю, перечитываю. Взяла Лескова перечитать. “Юдоль” – страшно и великолепно. Писатель он ни на кого не похожий, он не может не удивлять. Только Россия дать и Толстого и Пушкина,и Достоевского, и Гоголя  и аристократа ( от лавочника!)Чехова, и мальчика Лермонтова, и Щедрина, и Герцена, и Лескова неуёмного – писателя трагически одинокого; и в его время, и теперб его не знают. Теперь нет интеллигентных, чтобы знать их вообще, писателей русских ( Вот так примочка нам!- Г.З.) У Лескова нашла: “Природа- свинья” Я тоже так думаю! Но люблю её неистово ( а “свинья” – это о похоти)”.

Это ещё не всё…