На девятом псалме Фроя уже кивал головой, он давно бы улёгся на прохладный пол, если б не держался одной рукой за юбку маменьки, чем причинял ей явное недовольство. Когда же запели «Милость Мира» он внезапно приободрился и начал слушать как хор вторит громогласным возгласам священника.
Это была его любимая часть службы, за исключением причастия, когда сладкую, смоченную в вине просфору кладут в рот. Но всё-таки не настолько он любил ходить на воскресные службы, чтобы рано по утрам отрываться от тёплой подушки. За окном было стыло и промозгло, самое время досматривать сладкие сны.
Дома его ждали игрушечные солдатики, которых он выменял у друга Яшки на две украденные дольки сливового пирога и деревянного конька, выдолбленного его дядей из дуба и выкрашенного в красный. Конь был красивый, покрытый блестящим лаком, но для него намного надёжней было иметь солдатиков, так как они составляют армию, так необходимую для обороны. Фроя посчитал, что обмен получился достаточно выгодным и более о коньке не вспоминал.
Он также мечтал выменять у Яшки револьверную пулю на свои трудом и потом накопленные пятьдесят медяков, которые он приобрёл за работу почтальоном за прошедшее лето. Сам Яшка уже пообещал ему пулю, и они договорились принести вещи сегодня во двор сразу же после завтрака. Собственно, об этом он помышлял на долгой литургии, и с нетерпением поглядывал в окно, которое уже серебрилось мягким, но уже таким бледным утренним светом.
Снаружи Фрою зазнобило, он нетерпеливо тянул матушку за подол, чтобы та наконец прекратила разговаривать с этими надоедливыми болтливыми прихожанками и пошла вместе с ним домой. На руках она держала его пятимесячную сестричку, та глядела на него, размахивая своими толстыми ручками, как бы приказывая оставить маменьку в покое.
Тот с завистью смотрел на её тёплую куртку, в которую она так бережно была укутана. Он уже почти жалел, что не согласился одеться теплее, но признать это – значило принизить достоинство воина, поэтому Фроя решил молча покориться судьбе и терпеть всех этих матушкиных подружек, которые явно хотят того, чтобы он погиб от холода.
Внимание его резко переключилось, когда он увидел выходящего из церкви Дилича. У полицейского всегда было печальное лицо, изрытое рано пришедшими морщинами. Но не это интересовало Фрою, на его поясе он заметил кобуру. Он неспеша отошёл от маменьки, и направился к Диличу.
— Вы носите с собой пистолет?
— Да, сынок, мне приходится носить его с собой.
— Я бы тоже хотел себе пистолет.
— Зачем он тебе? – сказал Дилич и спустился перед ним на корточки. – Для меня это вынужденная мера, и я всегда стараюсь делать так, чтобы при выстреле не убить человека, а только ранить его. – Он погладил его по кучерявой головке. – Я бы был рад, если бы мне никогда не приходилось убивать кого-то.
— А вы убивали хоть раз?
Яшка уже ждал его во дворе, он ковырял палочкой земляных жуков и червей, они в суматохе выползали из своих укрытий и разбегались прочь от мучавшего их гиганта. Фроя подошёл поближе и пнул ботинком жука, завалившегося на спину, тот трусливо нырнул в траву и исчез, потом он достал монеты и протянул их Яшке:
— Вот, теперь твой черёд, доставай пулю.
— Не торопись, — ответил Яшка, поднимаясь и стряхивая с колен землю. – Мне есть что тебе показать. Иди за мной.
Фроя недоумённо вскинул брови. Что могло быть лучше настоящей револьверной пули? Разве только револьвер, но он не верил в то, что Яшка мог его найти.
Тот повёл его пролеском, можно было наблюдать, как кусты постепенно превращаются в деревья. Вдали виднелось заброшенное строение – это была старая фабрика. Кровля обшарпалась, краска облупилась и крупные дыры зияли внутри серых стен.
— И что? – нетерпеливо спросил Фроя.
— Здесь живёт Великан Людоед, — невозмутимо ответил Яшка.
— Не живёт здесь никто. Ты выдумал.
— Я сам видел, он высокий и в больших мешках таскает людей прямо в саму фабрику.
— Враки.
— Однажды у нас в гостях был один господин, у него были большие руки, и густые усы. Клянусь, что видел, как Великан вытряхивал его из мешка, я подглядывал за ним, мне хорошо знакомы эти тропинки. После этого я больше не видел того здоровяка.
Фроя поджал нижнюю губу и повертел головой.
— Да ты трусишь, я смотрю.
Фроя надулся, он не был трусом, просто не верил во всякие россказни, таким увлекаются девчонки, не он.
— Вы назвали меня трусом, господин, — угрюмо сказал Фроя. – Пусть мечи рассудят нас.
Они вооружились палками. Первым нападал тот, кто вызвал противника на бой. Яшка был хорошим мечником, но Фроя никогда прежде не выступал против него. Они бились до пота, но бой остановится только тогда, когда прольётся первая кровь или противник упадёт замертво от усталости.
Палка скользила в руках Фрои, он едва мог хорошо управлять ей, тогда Яшка больно ударил его по пальцам.
— Ты ранен! Я победил, — сказал он.
— Нет, это всего лишь ушиб, кровь не течёт.
На самом деле, пот щипал место удара, и это явно указывало на порез. Кровь потечёт рано или поздно, поэтому надо было скорее добить Яшку. Фроя ловко ударил его в живот, а затем, воспользовавшись его замешательством, сбил с ног. Он встал над ним, и усмешка расползлась по его лицу.
Сейчас Фрои больше не было, вместо него над поверженным Яшкой стоял Великан.
— Сейчас Людоед убьёт тебя, — он не сильно начал вонзать меч в его мягкую плоть. Яшка быстро умер, распростёршись на траве.
Яшка был живёхонький, когда Фроя с родителями и сестрёнкой пришли к ним на чай. Пока взрослые предавались нудным разговорам, мальчики пошли в комнату, где сели играть в железную дорогу. У Фрои не было такой, он вообще не бывал никогда у Духелей раньше, но знал о том, что у Яшки есть такие игрушки и давно хотел их увидеть.
К крашеному в синий цвет паровозику крепились деревянные тележки, на них перевозились солдатики Фрои, а также чёрные бусины, которые были пушечными ядрами, ещё там были маленькие блестящие чёрные пушечки, в которые эти бусины не входили, но солдатики всё равно понарошку их заряжали и стреляли по маленьким кораблям, что плавали по синему платку госпожи Духель.
На стороне противника сражались обычные фигурки, выделанные из дерева, в них попадали снаряды, нещадно крушащие тонущий флот. Но несмотря на жестокие потери, один из кораблей всё ещё был на плаву.
— Я знаю, как покончить с ними, — возбуждённо сказал Фроя. – Зарядим в одну из пушек пулю. – И он достал ту пулю, что дал ему Яшка за медяки. Тот также решил, что это хорошая идея. И вот когда враг был разгромлен, Фроя спросил:
— Так откуда у тебя эта пуля?
Яшка сперва молча глядел на него, как бы раздумывая, а затем, улыбнувшись, проговорил:
— Ладно, я покажу тебе кое-что, но ты должен обещать, что никому не расскажешь.
Фроя дал обещание, тогда Яшка поднялся, и он последовал за ним. Тихо, чтобы не услышали взрослые, они прокрались в кабинет господина Духеля. Фроя помнил кабинет папы, там тоже было много книг, но они не стояли в таких высоких стеллажах из тёмного дерева. Картины с изображениями охоты украшали стены, а посередине стоял большой стол.
Яшка повёл Фрою прямо к этому письменному столу и сел прямо на стоявшее рядом кресло. Обивка его была сделана из кожи, Фроя прикоснулся к ней, и она мягко затрещала под вспотевшей рукой.
Яшка немного покривлялся сидя за столом, строя из себя важного взрослого с кучей неотложных дел, а затем сделал то, ради чего пригласил сюда своего друга – он отодвинул одну из полок в столе. Там был револьвер. Настоящий блестящий чёрный револьвер.
— Можешь подержать, только аккуратно, я не знаю заряжен он или нет.
Он был холодным на ощупь и довольно тяжёлым. Фроя вознёс его, как бы прицеливаясь, и в его чёрной стали увидел отражение своих глаз. Это всё ещё были глаза маленького мальчика, но во взгляде уже проглядывало что-то жестокое, доступное только взрослому, Фроя испугался этого взгляда.
На следующий день Фроя не нашёл Яшку на их привычном месте во дворе. Позже матушка сказала ему, что госпожа Духель сообщила ей, дескать, Яшке не разрешено выходить из дома в течение некоторого времени.
Фроя затосковал. Он начал развлекать себя тем, что изготавливал игрушечный пистолет из добытых им веток, которые после скреплял прутиками. Он направлял «заряженное» оружие на голубей, но после выстрела они не умирали, и приходилось разгонять их самостоятельно.
Когда голуби ему наскучили, он стал направлять его на прохожих, выглядывая из-за проросших из-под земли сухих трухлявых кустов. Каждый погибал от его метких выстрелов, пули достигали даже самых отдалённых концов улицы.
Это продолжалось длительное время. В основном он развлекался тем, что играл с другими мальчишками, также приходившихся ему соседями. Однажды он прошёл мимо окон Яшки, и совершенно неожиданно увидел там его улыбающееся лицо. Фроя окрикнул его, и Яшка высунул голову из окна наружу. Они не долго беседовали тем холодным вечером, но из краткого диалога Фроя понял, что семья Духель обеспокоена чем-то важным, и ему не скоро будет разрешено покинуть стены дома.
Самого Яшку не посвящали в дела семьи, но строго-настрого наказали никуда не выходить. Фроя и сам заметил, что во дворе у них было слишком спокойно, лишь собаки высовывали мохнатые морды из конуры, подозрительно ворча на подходивших слишком близко. Яшка поспешно попрощался со своим другом, ссылаясь на то, что разговаривать с кем бы то ни было снаружи ему также запрещено.
Фроя был очень расстроен, он не мог видеть друга, а возня с соседскими мальчишками казалась ему скучной и унылой, так что большую часть дня он проводил в одиночестве.
Небеса затягивались свинцовой пеленой из нагрубающих туч, глаза Фрои тоже застилала пелена, это больше был не он, вместо мальчика по мощёным улицам ходил Великан. Он был вооружён – в руках у него был пистолет, так было проще убивать своих жертв, коими являлись другие люди, не замечавшие притаившейся угрозы. Местом укрытия его преступлений была фабрика.
Тихой и смиренной была эта фабрика, безмолвно она принимала в себя их искорёженные трупы. Полы исходили гниющей пузырящейся кровью, и на обшарпанных стенах висели предупреждающие надписи, предостерегающие каждого постороннего о том, что ему лучше бежать подальше.
Великан часто заходил на фабрику, Фроя же не делал этого никогда. Он всё ещё считал историю Яшки выдумкой, но его всё равно охватывал пронзающий трепет, когда он смотрел на эти жёлтые стены и покрытые рыжей ржавчиной дверные засовы.
Ночами он тоже грезил о том, как гигантом топтал высокие дома, как поднимая стопы, видел под ними тела раздавленных в кровавую лепёшку людей. В одном из снов он видел мёртвое тело своего друга, и он знал, что был причиной его гибели. Той ночью он проснулся от крика, но не знал, кричал ли это он, либо вопль доносился со стороны незакрытого окна.
Тем же днём Фроя ещё раз подошёл к окнам Яшки. Он простоял там с четверть часа, но оттуда никто не выглянул, и он побрёл к фабрике. Там было сыро, роса уже выпала и пристала к траве. Он долго колебался, но всё-таки подошёл к проёму двери. Сама дверь была выбита и лежала на земле неподалёку. Петли свободно висели, скрипя даже от лёгких порывов ветра. Фроя заглянул внутрь. Если бы Яшка был рядом, то он бы безбоязненно зашёл с ним, но сейчас он боялся.
Но Великан не трусил, он вошёл внутрь, и Фроя последовал за ним. Потолок был высоким, и с него капала мутная жидкость. Стены внутри были ещё более жёлтыми, кругом стоял запах сырости, а также Фрою обдавал жуткий сквозняк. На полу валялись пустые коробки и пыльные инструменты, назначения которых он не знал.
Пространство состояло из одного большого помещения в самом центре здания, и нескольких малых по его бокам. Всюду лежали бесформенные обломки, некоторые из них были до того большими, что их приходилось обходить.
Изнутри окна были залеплены чёрной пылью, так что они едва пропускали свет и снаружи казались тёмными. При одном взгляде на них создавалось впечатление совершенно замкнутого пространства, даже несмотря на то, что входная дверь была открыта, и из неё лился мягкий белёсый свет.
Заглядевшись, Фроя оступился и чуть было не упал, но в последний момент удержался на ногах. Из-под земли торчала заржавелая коряга, как ему сперва подумалось. И Фроя обошёл бы её стороной, если бы ему не показалось, что за ней что-то было.
Он склонился, и его кудри свесились с бледного лба, в нос бил зловонный запах. Фроя невольно отстранился, свет, бьющий из окна, стал ярче, и коряга оказалась дверной ручкой. Счистив её от мусора, он увидел, что она открывает дверь куда-то вниз. Ему совсем не хотелось открывать её, но какое-то подсознательное желание подсказывало ему обратное.
Фроя взялся руками за ручку и с силой потянул её вверх, та со скрипом повиновалась. Ещё больший, чем прежде, запах ударил ему в голову, на время он даже зажмурился, и не смел смотреть вниз. Зажав нос рукавом куртки, он уронил взгляд, и тут же упал сам.
Липкая жидкость стекала с крышки, крупные вязкие капли падали на пол, разбрызгивая смердящую жижу. Окаймляя проём, снаружи из отверстия выглядывали залепленные этими каплями рваные тряпицы. И между всем этим, снизу вверх на него смотрело конопатое лицо Яшки.
Его глаза потускнели, рот был приоткрыт, весь его вид выражал крайнее удивление. Фроя уже хотел было заговорить, но тут же понял, что Яшка ему не ответит – с подбородка его свисали те же самые омерзительные капли, что были повсюду, самой шеи не было.
Кроме него, там были и другие лица, но они все были Фрое не знакомы. Но как он ни старался не глядеть на их мёртвые глаза, никак не мог оторваться, и в конце концов, рвотный позыв заставил его выйти наружу и опорожнить свой желудок.
Свежий воздух мгновенно очистил его разум, и мысли резко нахлынули на него. Он вспомнил свой сон. С минуту Фроя стоял недвижно, тупо глядя на то, что только что вышло из него. А затем тихо и медленно побрёл домой.
Дольше и нежнее всех он смотрел на матушку. Белые руки её держали сестричку, сам он не смел даже приблизиться к ней. Лишь к ночи он выпустил свою боль, слёзы стремительно побежали из его глаз. Теперь он убийца. Что ему теперь делать, он не знал.
Темнота скрывала его слёзы, таким образом, она была его соучастником, и когда утро зарделось за окном, новая боль кольнула его грудь. Он спрятал свою грусть и взглянул в окно. Промозглое серое утро, совсем скоро наступит зима, выпадет мертвенно-бледный снег, такой же белый, как кожа Яшки в той смердящей канаве.
Он был один в своей комнате, в доме ещё было тихо. Папенька должен пойти на работу с рассветом, сестрёнка и маменька ещё будут спать.
Всё это время до самого рассвета он не сомкнул глаз. Облака вскоре разомкнулись, Фроя услышал отцовские шаги. В любое другое время он бы вскочил с постели и побежал навстречу к отцу, чтобы просто провести время с ним, но сейчас он хотел быть один, и сами звуки чужого присутствия были для него пыткой.
Уши его в тот момент были чувствительными к утренним приготовлениям отца, он слышал, как тот шаркал своими большими ногами, как наливал себе кофе и неспеша пил его, как он затем одевался в костюм. Наслаждением для него был звук закрывающейся двери.
Фроя встал с постели, по спине его струйками бежал познабливающий пот. Он умылся и оделся, неприятным казалось ему своё лицо в зеркале, слишком взрослым оно стало за одну ночь. Не было в нём больше ничего детского, а всё из-за того, что Фроя решил для себя в ту ночь.
Он пошёл на кухню, взял буханку хлеба, моток сыра, напялил куртку и вышел прочь. Дорогу ему освещал тусклый свет бледного неба, слишком яркий, однако же, для того, чтобы стать полностью незаметным. Полинявшие кусты шелестели, прогоняя его всё дальше.
Когда просыпающиеся дома скрылись, он обошёл пролесок, сторонясь злополучную фабрику. Углубляясь в лес, он чувствовал, как усиливается его горечь, и всё соблазнительней было желание повернуть назад.
Деревья словно вырастали прямо на глазах, их грубая кожа кишела червями, а снаружи росли бледные грибы и бурый мох. Становилось холоднее, хотя Фрое казалось, что днём в лесу морозь не так будет одолевать его, но широким густым ветвям, пусть даже лишённым зелени, им было всё равно на копошащихся внизу, они затмевали собой свет, так что тот не смел проникнуть сквозь их мёртвые руки.
Когда уже руки его окоченели так, что он мог едва пошевелить пальцами, и в животе у него заныло, а карманы и вяз с хлебом и сыром опустели, он повернул назад. Спустя пол дня бессмысленных блужданий, он уже перестал плакать, у него не оставалось сил даже для того, чтобы излить свою тоску.
Уже ночью он бессильно рухнул на опавшую листву. Он дремал какое-то время, сквозь приоткрытые глаза он видел мерцающие огоньки. В своих мечтаниях он уже видел милых маменьку и папеньку, спешащих к нему с яркими фонарями. Увы, это были глаза волков.
Дилич уныло уставился на раскрасневшуюся рожу Исхака, сидевшего в участке. Исхак – браконьер, но попал он в это место по другой причине. Он разделывал тело сорокалетнего мужчины, одного из работников Духелей. Этого ублюдка посадили бы без суда и следствия, если бы Дилич не имел привычки вслушиваться в истеричные вопли задержанных.
С пеной у рта тот лепетал что-то про чету Духелей. Это богатая семья, и было слишком очевидна зависть и ненависть в их сторону, но в этих тупых глазах, не способных лгать, он увидел кое-что ещё. Уже в участке он заставил всех выслушать Исхака, а последнего, в свою очередь, рассказать всё, что в приступе ярости тот бормотал на фабрике.
Связь с Духелями оказалась более тесной, чем это мнилось на первый взгляд. Исхак действительно промышлял браконьерством, он владел навыками охотника и вора, а если принимать во внимание то, что в его черепной коробке мыслей о морали было мало, то логично предположить, что охота занимала большую её часть.
Однако, в отличие от какого-то обычного браконьера, Исхак был также наёмником, и никого бы то ни было, а именно четы Духелей. Зная о его способностях, они велели ему обкрадывать соседские пастбища, и мистер Духель самолично участвовал в охоте. Но в момент, когда нужда в охотнике у них отпала, и сам Исхак из-за своего пылкого характера стал навлекать на себя слишком много внимания со стороны полиции, Духели, которые не скрепляли свои сношения с Исхаком никаким договором, просто решили выгнать его как бродягу.
Это действие с их стороны для браконьера вело за собой его полную беззащитность и даже нищету, поэтому Исхак решил сначала лестью, а затем и шантажом, бранью и угрозами, заставить Духелей взять его обратно под их крышу.
Когда же все использованные методы оказались бесполезны, он прибегнул к тому, что оставил напоследок. Исхак стал похищать людей Духелей одного за другим. Он имел замечательные навыки следопыта и прекрасно мог свежевать дичь. «Дичь» Исхак прятал внутри старой заброшенной фабрики, частично он потрошил их, но по большей части сложность изгибов человеческого тела препятствовала ему «разобрать» их полностью, поэтому большая часть была просто расчленена и сброшена в канаву.
Тела большинства были опознаны как работники четы Духелей, среди них был и их единственный сын Яшка, остальные тела были настолько изрезаны, что никоим образом не могли быть узнаны. Теперь, когда преступник был пойман, и когда полиция была направлена в усадьбу Духелей, чтобы арестовать членов семьи, когда он сейчас смотрел в лицо Исхака его мучил только один вопрос. Куда же делся Фроя, пропавший месяц назад?
Автор публикации
